Глава пятьдесят восьмая. «Хоть тушкой, хоть чучелком!»

Но старой директрисы нигде не было видно, а новую пока что не назначили. И потому взоры всех собравшихся на площадке у вахты обратились на балкон второго этажа административного здания, где появилось всё приехавшее на новогодний праздник начальство. Там были Ибн Даджал со своей верной спутницей Лилит, её слуги Двалин и Дайн – маленькие коренастые человеки, одетые почему-то в мундиры гусарского полка, и скромно укутанная в песцовую шубку Елизавета Александровна – дама столь же загадочная, сколь и неопределённая по статусу.

Именно она и подала знак начала скачек – подняв вверх руку с зажатой в ней ведьминской тростью, с которой сорвалась ввысь белоснежная короткая молния, разразившаяся ослепительной вспышкой и громовым раскатом. И тут же первая тройка саней рванулась в непроглядную метельную круговерть по часовой стрелке вокруг всех построек пансиона. Демонстративно притормозила своего скакуна только Стеша. Она, радостно улыбаясь, ещё раз оглянулась на не спеша усаживающуюся в сани Екатерину и что-то неразборчиво прокричала ей на енохианском. На что милфа утвердительно кивнула и тут же пустила вскачь своего пони-боя – командора Захара Иваныча. Стало понятно, что эта парочка будет сегодня соревноваться исключительно между собой, и остальные участницы заезда их совсем не интересуют. Как не интересует и формальная победа. И вообще эти скачки мало походили на прошлогодние, в которых шла реальная борьба за звание Ведьмы Года. Сейчас это был скорее какой-то тёмный и непонятный ритуал, в котором участницы играли свои таинственные роли и лишь претворялись азартными наездницами. Все это понимали, но упорно делали вид, что ничего странного не происходит.

А происходили, между тем, весьма удивительные вещи. Никем заранее не заявленные, абсолютно самозваные участники и участницы скачек – Костя со своей хозяйкой Эллой и Кроха с Илоной-Святошей выкатили свои сани на старт. Позади них встал и Славик, только в его санях никого не было, он так и не нашёл себе наездницу. И теперь растерянно оглядывал стоящих вокруг раскрасневшихся от мороза и веселья барышень, словно предлагая всем желающим прокатиться на нём. Возникло некоторое замешательство, дамы переглядывались и перешёптывались, искоса посматривая на балкон, словно бы ожидая запрета или одобрения такой несанкционированной самостоятельности. Но ни запрета, ни одобрения не последовало. И потому первой решилась, - кто бы мог подумать! – новенькая ученица Фатима. Она смело запрыгнула в сани к Славику, сбросив свою тяжёлую зимнюю мантию на руки подруге – Ивдельской шаманке Тарье. Москвич увидел, как вмиг зарделись её щёчки не то от морозца, не то от волнения. Как она грациозным движением вытащила из-за пояса инкрустированную изумрудными и малахитовыми змейками трость, и как по-хозяйски властно намотала на изящную тонкую ручку вожжи. Взмахнув которыми послала «волну» в спину своего скакуна Славика. Эта пара стартовала вслед за Костей и Крохой, которые уже отъехали метров на пятьдесят.

И тут Москвич услышал у себя за ухом томный голос Людмилы – верной спутницы и близкой подруги Эллы.

— А ты не боишься покататься со мной в новогоднюю ночь по непролазному болоту? Не боишься нарушить все запреты?

Это был момент истины. Милфа была уже далеко – едва ли не четверть круга они уже проскакали со Стешей. Да и никаких особых распоряжений Екатерина ему не оставляла садясь в сани. Так что формально он ничьего приказа не нарушал. А неформально тут уже все нарушили любые правила и этикеты, так что если и будет какой-то спрос, то уж с него, Москвича, в последнюю очередь. Да и что ему терять-то? УДО он и так получит, это дело решённое, а в остальном ему, как говорится, век воли не видать. Почему бы и не стартануть на прощанье? Не размять колени, на которых потом всю жизнь придётся ползать...

В общем, он согласился легко и практически без колебаний. Уж больно соблазнительным было горячее дыхание молодой тёмной ведьмочки, щекотавшее его левое ухо. К тому же последние сани так призывно позвякивали на ветру тихими переливами крохотных колокольчиков, аккурат под балконом начальства. Москвич, впрягаясь в них, ещё помнится, бросил беглый взгляд вверх, на сам балкон, туда, где стояла Она – его покровительница и ночная собеседница, но в её глазах ни запрета, ни осуждения своим действиям не увидел. Не было, правда, в них и никакого поощрения. Елизавета Александровна смотрела на него как всегда немного насмешливо, сквозь прищур слегка припорошённых инеем ресниц. Значит – можно. Стало быть – вперёд. Это его время, и будь что будет.

Павел вырулил на проложенную первопроходцами снежную колею и изо всех сил рванул в ночную мглу, сжимая руками деревянные оглобли и совсем не чувствуя тяжести саней. Или это так управилась с ним своей ведьминской силой его наездница Людмила? Впрочем, какое это теперь имеет значение? Бежать было легко и весело, не то, что в прошлогоднюю скачку, когда на его плечах восседала Элла. Сейчас всё было иначе – тревожнее и завораживающе. Как будто он во сне несся в звёздно-снежную бездонную пропасть, а вокруг скрипел снег под чьими-то ногами и шипели полозья саней. А в остальном их окутывала колючая зимняя болотная стужа – её он ощутил лишь здесь, далеко за вахтой, вдали от праздничных огней и дружелюбного колдовского веселья хмельных молоденьких ведьмочек.

Да, здесь, на просторах Маркистана было по-настоящему темно и страшно. Здесь царила Мгла. Здесь светили лишь звёзды, да и те, как утверждают астрономы, умерли миллионы лет назад. А Мгла жила. Она дышала им всем в спину, и обволакивала своим запредельно холодным и вязким смрадом. Оступись, сойди с колеи хоть на пару шагов и всё – ты уже поглощен этой Мглой и тебе уже не вырваться на общую дорогу. Засосёт, и сгинешь без следа. На один шелест полозьев станет тише на просторах Маркистана. На один вздох короче твой путь. И вряд ли это кто-то заметит. Тут каждый за себя.

Немного освоившись и уже, кажется, поймав второе дыхание, Москвич огляделся. Он без труда догнал никуда особо и не спешивших Кроху и Славика, экономично пыхтевших и расчетливо догонявших основную четвёрку лидеров гонки. Впереди маячили сани Эллы и Кости. А они практически висели на хвосте у Стеши и Екатерины, которые довольно резво стартовали с самого начала и, кажется, вознамерились всерьёз обогнать всех, как будто участвовали в гонке не ради собственного удовольствия, а за призовые места! Это слегка удивило Москвича. Зачем это им? С какой целью лучшая выпускница года и старая ведьма-экзекуторша рвут жилы своим «лошадкам»? Что пытаются друг дружке доказать? Какие тут на самом деле решаются споры, и что стоит на кону? Только ли Золотой Единорог и его, Москвича, потрёпанная шкурка? Или нечто большее?

Он немного сбавил темп, вовсе не желая догонять сани Стеши или милфы. Вот ещё не хватало ему попасть в поле зрения своей хозяйки! Кто её знает, какое у неё сейчас настроение! И тут же получил весьма чувствительный укол между лопаток от Людмилы – она-то никак не хотела проигрывать эту гонку. «Вот чёрт, - подумал Москвич. – Кажется, я попал. Игра, похоже, и вправду идёт по-крупному». Следующий «укол» он получил тут же, и уже не в спину, а чуть пониже. И создалось впечатление, что укол этот был нанесён раскалённой кочергой! Павел взвился, зашипев от боли, и понёсся вскачь, уже не разбирая, кто там впереди и какие препятствия его ждут. Тихая спокойная милота предновогоднего вечера осталась там, на ярко освещённой площадке праздника, где они стартовали все вместе. А здесь, на исходе первой половины круга, в тёмной синеве ночного зимнего болота, царствовали привычные законы ведьминского матриархального бытия, в котором он был одним из бесправных женских рабов, изображавшим из себя молодого горячего скакуна. И подчиняться он должен был, как и все его собратья по несчастью, азартной воле наездницы, на которую он, кстати, несколько минут назад вполне добровольно согласился. Так что пришлось бежать. И бежать резво и без оглядки. А ещё он знал, что честная гонка закончится, как только они скроются из вида наблюдателей с балкона и весёлой публики, состоящей из хмельных барышень. И начнётся настоящая борьба за лидерство, в которой соревноваться уже будут не скаковые характеристики пони-боев, а тёмное искусство наездниц и их неуёмное самолюбие.

Хотел бы он оказаться в упряжке победительницы? Однозначно нет! Готов ли был проиграть с разгромным счётом? Тоже вряд ли. Ведь в любом случае разборок с милфой по факту участия в скачках не избежать. Весь вопрос в том, победит ли она, Екатерина, привыкшая к титулу «Великая», и будет ли милостива к нему, в качестве победительницы. Уж лучше бы победила...

Так думал Москвич, пробежав три четверти круга, и уже начав серьёзно задыхаться. Впереди снова виднелась вахта, горели светильники, вертелись огненные шутихи и били фонтанами разноцветных искр бенгальские огни. Впереди был финиш, и все наездницы разом вжарили по спинам своих «лошадок», надеясь вырвать на последней сотне метров вожделённую победу у своих соперниц.

И тут Москвич увидел боковым зрением справа от себя лихо вздымавшие снежную пыль сани Эллы, с запряжённым в них Костей. «Ну что ж, брат, подумал Павел, я тебе не конкурент. Уж точно не в этих гонках!». И попытался немного сбавить темп, слегка передохнуть. Но не тут-то было! Его наездница моментально распознала эту хитрость и дополнительно хлестнула ему по ногам чем-то жгучим и весьма болезненным – вероятнее всего своей тростью. Павел знал, что такую своеобразную боль вызывает именно она – ведьминская «волшебная палочка» - инкрустированная тонкими нитями золота и серебра бамбуковая трость, гибкая и упругая, как стек для дрессировки коней.

«Ясно, у этой не забалуешь! – понял Москвич, и, вздохнув поглубже, ускорился что было сил. А сил оставалось совсем немного, едва-едва дотянуть до заветной ленточки. Слева от себя он поймал глазом тоже чью-то знакомую фигуру – Кроха! Илона-Святоша неистовствовала в его санях, встав во весь рост и размахивая у него над головой длинным кнутом, конец которой непрерывно щёлкал, взрывался короткими залпами и испускал во все стороны сине-красные искры-молнии. Несомненно, где-то рядом был и Славик, тащивший в своих санях новенькую ведьмочку Фатиму.

Вот теперь, кажется, Москвич до конца разгадал последнюю задумку этой весёлой компашки разномастных волшебниц, весь прошедший год не дававших покоя всему пансиону. Они решили участвовать в заезде не просто так. Им уже не за что было сражаться, они и так получили все свои заслуженные и не заслуженные награды, титулы и регалии. Они решили нарушить привычную традицию, и доказать всем, что уходят дважды победительницами, и абсолютными чемпионками в гонках без правил. Сломав даже последнее правило – неучастие посторонних, коими они теперь являлись.

Что ж, красиво, - подумал он и увидел как слева, обходя всех как всегда по самой длинной дуге, вперёд вырвалась и Стеша, на своём новоиспечённом скакуне Змее. Теперь она возглавляла гонку, а следом за ней в чёткое каре выстроились и её верные подруги – тёмные и светлые. И никому больше не давая никаких шансов прорваться к финишу раньше них.

«Вот мне и пиздец, подумал Москвич. Сейчас милфа проиграет, увидит, что это я украл у неё победу, и вряд ли даже даст мне попрощаться с пацанами перед их отъездом. Если только...»

Он категорически запретил себе даже думать о том, что это может быть не просто гонка. А как раз тот самый хитрый план Стефании, которого так боялась милфа. Который она предвидела и ради которого сама на старости лет влезла в эти скачки, стараясь следить за Стешей любой ценой, хотя бы и рискуя опозориться перед всем ведьминским сообществом Маркистана.

«Нет. Нет, нет и нет! – успокаивал он себя. Это слишком тупой план. Стеша умница-разумница, она никогда на это не пойдёт. Она обязательно придумала бы что-то похитрее, чем просто так взять и угнать своей обезбашенной ватагой в пять саней всех рабов, которых она внезапно решила освободить. Хотя угонять в этой ситуации надо было лишь одного – Змея, остальные вроде бы уже свободны...

Вроде бы. Но это не точно.

Увы, он почти угадал. Когда до финиша оставалось не более пятидесяти метров, в кромешной мешанине снежных потоков, ветра и сквозь звон в ушах измученных беспредельной скачкой пони-боев, ночную мглу разрезал отчаянный крик светлой волшебницы Стефании Новоторовой:

— Проснулись, мальчики! В полёт!!!

И ощутил, как ноги его сделались ватными, внутри оборвался ком, который сдавливал его последнее дыхание, утоптанный и политый потом снег под его ногами куда-то провалился, а вокруг вспыхнули яркие предновогодние звёзды. И снег больше не скрипел под полозьями саней, а сыпался мягкими снежинками сверху, со всех сторон, и кружился вихревыми потоками даже под ногами...

«Проснулись, мальчики... - он понял, что практически всю гонку проспал, и лишь сейчас осознал себя во сне, а следовательно – вывалился в волшебную стадию осознанного сновидения. Теперь он бенанданте, и может управлять всем миром вокруг него! – Что ж, в полёт, так в полёт! – в диком восторге подумал Павел. – Полетаем!

Они плавно по единой команде взмыли вверх и заложили ещё один, прощальный круг над пансионом. Над этой страшной, словно выточенной из слоновой кости волшебной крепостью, сохранённой в мшистых гиблых болотах силой многих поколений ведьм. Фантастичность этого полёта, его невероятная красота и завораживающий восторг, стёрли из сознания Павла все его былые страхи и сомнения. Он вдруг отчётливо понял, что всё будет хорошо. И даже отлично. И просто замечательно. Сейчас они попрощаются со всеми и просто улетят нахрен их этого ада на волю. А что будет там – его просто не беспокоило.

Но, увы. Кроха говорил, и Стеша это подтверждала, что в фазе колдовского сна бенанданте нужно строго контролировать своё сознание и считать секунды. И через двадцать секунд тебя просто вышвырнет обратно. В скучный мир привычных образов и земного тяготения.

Так и случилось. Завершив прощальный круг все пять саней со всей дури врезались в огромную снежную гору, обозначавшую в этот раз финишную ленточку. И тут же, как и положено было, тишину над болотами разорвал новогодний салют, извещавший наступление две тысячи двадцать четвёртого года. Года их освобождения.

Москвич попытался выбраться из-под глыб утрамбованного снега, но получилось плохо. Он сумел лишь высунуть наружу голову. Отфыркиваясь и отплёвываясь, Он отчётливо представлял себе всю невесёлую диспозицию. Все пять победительниц гонки уже стояли на площадке перед вахтой, возбуждённые и раскрасневшиеся. Принимали поздравления подруг и купались в благосклонных взорах начальства. Пили поднесённое игристое вино и о чём-то совсем уж секретном перешёптывались на ушко. Диджитал, Лилит и её свита из маленьких коренастых человеков стояли в центре толпы воспитанниц пансиона, снисходительно переговаривались с Елизаветой Александровной, а перед ними, вся сияющая и счастливая, стояла его милфа. Екатерина. По всей видимости, принимала поздравления с назначением директрисой пансиона, или готовилась их принять. На Павла она даже не взглянула ни разу.

Это хорошо, подумал он. Значит, будет время ещё немного потусить с друзьями. А то и, глядишь, даже успею проводить их до... А, кстати, на чём они поедут домой? Эта простая мысль, как ни странно, раньше ни разу не посещала его бедовую головушку. А действительно, как отсюда уезжают? Неужто, улетают огненными рыжими шарами, как и прилетают сюда? И как же они заберут с собой своих невольников? Или теперь их следует называть иначе – домашними питомцами?

Внезапно Павел перестал чувствовать своё тело, застрявшее в снежной толще. И странно, но это его совсем не испугало. Напротив, он вдруг ощутил доселе незнакомое ему чувство абсолютного умиротворения и какой-то внеземной благодати. Ему стало внутри себя так хорошо, тепло и благостно, что он широко улыбнулся всем присутствовавшим и, сам не понимая, зачем он это делает, пожелал им всем мира и добра. Ему вдруг захотелось снова взлететь к звездам, чтобы поймать их руками и поиграть с ними в догонялки. Он почувствовал, что сейчас это чрезвычайно важно для него. А всё, что происходит на площадке перед вахтой, теперь уже не имеет к его судьбе ровным счётом никакого отношения.

И только тишина, внезапно охватившая весь пансион, на секунду, не более, ещё привлекла его внимание. Но за эту секунду он успел увидеть многое.

Он увидел, как первой к нему рванулась Стеша, расталкивая своих подруг и на ходу выхватывая из-за голенища сапога свою колдовскую трость. Увидел, как ей наперерез бросается Екатерина, раскидывая руки и останавливая светлую своим телом. Как в немом недоумении застыли лица не только его друзей, но и вообще всех присутствовавших на празднестве барышень и взрослых ведьм. Заметил, как даже сама Лилит с удивлением подняла брови, и, кажется, впервые взглянула на него в упор. Даже кривую усмешку могущественного демона Ибн Даджаля Москвич тоже успел разглядеть и оценить.

И только тут он понял, что навсегда улетает из этого мира. Блаженство, которое он ощутил в этот миг, было несравнимо ни с чем, пережитым им ранее. Никакого страха, никакой боли, только горячая и чистая любовь ко всем, кого он видел. Он хотел бы сейчас расцеловать их всех, даже своих врагов, даже противную милфу, но особую нежность он сейчас испытывал к Ней – его прекрасной и несравненной ЕА – Елизавете Александровне! Его доброй фее, поддерживавшей и направлявшей его весь этот год. Он был уверен, что освободившись от своего тела, он сумеет навсегда остаться с Ней наедине, и теперь уж ничто не помешает ему рассказать ей о своих чувствах!

Единственно, кого уж он точно не ожидал сейчас увидеть рядом с собой – это тёмную некромантку Пульхерию Львову. Но именно она как раз и оказалась самой прыткой и стремительной, опередив всех, даже его хозяйку и Стешу. И, именно она в последний миг его жизни прильнула своими губами к его губам, принимая в себя его предсмертный выдох.

И она же вернула этот выдох ему обратно.

Словно петарда тут же взорвалась в голове Москвича. Возвращение к жизни было столь мучительным, что из глаз непроизвольно брызнули слёзы, а в горле застрял горестный вопль отчаяния и боли. Он не хотел возвращаться в этот мир. Он мечтал улететь туда, к звёздам, в блаженную черноту ночи. А пришлось опять отхаркивать застрявший в горле мокрый снег вперемежку с чем-то солёно-кислым.

Он закрыл глаза. Он хотел развидеть этот морок, в котором прожил последний год, и в который пришлось возвращаться, похоже, навсегда.

Но развидеть ничего не получилось. Рядом стояли Стеша, Екатерина, Пульхерия и быстро подошедшая к ним ЕА. Стеша достала из кармана своей лиловой парадной мантии, отороченной горностаем, фигурку Золотого Единорога, видимо только что вручённую ей, как Лучшей выпускнице года. И при всех торжественно опустилась на одно колено перед некроманткой, красиво склонив голову и протягивая ей приз. Все ахнули, и спустя секунду над площадкой грянули всеобщие аплодисменты, такие горячие, что от них вспыхнули оставшиеся незажжёнными ракетницы и фонтаны сверкающего огня.

— Справедливо! – похвалил демон своим дребезжаще-скрипучим голосом Стешу.

Лилит благосклонно кивнула ей и улыбнулась лунной улыбкой.

Тут же всеобщее ликования и праздник возобновились, и плавно переместились к накрытым у самой вахты столам. А к Павлу бросились его друзья, тормоша и выкапывая его окоченевшее тело из снежного плена.

— Ну, ты чего, брателло, охренел совсем! – горячо орал ему в ухо Костя. А Кроха внимательно всматривался Павлу в зрачки, пытаясь нащупать его пульс. Славик, присев рядом на корточки, уже протягивал дымящуюся кружку с чифиром. – Ты это прекращай! – продолжал увещевать Костя. – Подыхать в день освобождения вообще не по понятиям! Даже ведьмовским!

Павел криво улыбнулся, благодарно оглядывая приятелей. Вот он минуту назад о них даже и не вспомнил, улетая отсюда, а они вон как о нём заботятся...

Он хапанул подряд четыре обжигающих глотка, и тут же отвернувшись, выблевал всё содержимое желудка в снег позади себя. Вытер рот и снова прильнул к кружке. Друзья понимающе и одобрительно улыбнулись.

— Закуси! – протянул ему кусок торта заботливый Кроха. – И не спеши. Они теперь долго о нас не вспомнят, есть время согреться, и собраться с мыслями...

Согреваться и собираться с мыслями братва решила в самом неожиданно месте – в помещении самой вахты. Заходить в зарешеченный шлюз с закопчёнными окнами, где, по словам Кости, ещё с прошлого года покоились мумии прежних сидельцев пансиона, никто, конечно же, не решился. Уселись на веранде со стороны жилой территории. Здесь сейчас было тихо, барышни и начальство продолжало праздновать на освещённой факелами и фейерверками площадке, где света и тепла теперь добавила вспыхнувшая всеми цветами радуги пышная рождественская ёлка. Там вовсю водили хороводы и пели зажигательные ведьмовские гимны уже порядком захмелевшие ученицы. А сама территория пансиона лежала во мгле, лишь у дверей во все корпуса горели тусклые одинокие светильники.

Парни повытаскивали из всех карманов всевозможное угощение сворованное со столов барышень, и теперь гоняли чаи вприкуску, как того требовал старинный зэковский обычай проводов на волю. Так они привыкли провожать своих товарищей. Так они справляли и собственное освобождение.

После всего пережитого за эту ночь говорить никому ничего не хотелось. Молчали как всегда каждый о своём. И слушали, как утихает постепенно карнавал за воротами пансиона. Лишь как всегда особо любознательный Кроха тихо поинтересовался у Москвича:

— Что там было?

— Блаженство, - ответил Павел. И добавил, грустно вздохнув: - Возвращение очень мучительное и горькое. Имей ввиду...

Потом наблюдали за тем, как расходятся по общежитиям стайками утомлённые весельем барышни. Смотрели, как на востоке светлеет небо, как заволакиваются предрассветным болотным туманом бледнеющие звёзды. Отчего-то грустили.

А когда погасла последняя звезда, и догорел последний костёр, на площадке под ёлкой начались совсем уж невероятные, даже по меркам этой сумасшедшей ночи, события.

Там стояли, запахнувшись в дорожные шубы, Лилит и Ибн Даджал. Рядом с ними скромная и загадочная ЕА. Они как-то торжественно, но и не скрывая некоторой доли скепсиса, что-то говорили Екатерине. Раскрасневшаяся и изрядно хмельная милфа кивала им головой, что-то односложно отвечала, и всем своим видом демонстрировала радушие хозяйки, провожавшей дорогих гостей, и всё никак не решавшейся с ними распрощаться.

Робко приблизившись, Москвич первым услышал слова ЕА:

— К моему великому сожалению, вам придётся отпустить вашего невольника...

Тут она перевела взгляд на Павла и ментальным приказом подозвала к себе. Москвич с ёкнувшей селезёнкой робко приблизился. Друзья стояли за его спиной, также молча и неслышно.

— Это исключено, Елизавета Александровна, - просто и с достоинством, ответила Екатерина. – Он моя собственность, мой раб, на нём моё клеймо.

Павел заметил, как при этих её словах скабрезно поморщился старший демон.

— Нет, - просто сказала ЕА, он не ваша собственность. И на нём не ваше клеймо.

— А чьё же? – сухо поинтересовалась милфа, пригвоздив Москвича суровым взглядом.

— Моё, - также спокойно ответила волшебница. И кивком головы велела Павлу опуститься на колени.

Он тут же принял позу послушания и обнажил спину. Все отчётливо увидели готическим шрифтом исполненную татуировку: МЕСТО МУЖЧИНЫ У НОГ ЖЕНЩИНЫ, и маленькие, аккуратные, женские следы.

Екатерина молча указала взглядом на татушку, а ЕА с сожалением покачав головой легко сняла с левой ноги сапожок и аккуратно поставила ступню прямо на очерченный след. Они совпали миллиметр в миллиметр. Елизавета Александровна как-то даже виновато взглянула экзекуторше в глаза, и снова обулась. Хорошо, что Москвич в этот момент не мог видеть выражения лица милфы. Но всего лишь миг, и старая ведьма оправилась от столь мощного удара по самолюбию. Лишь присела перед Павлом на корточки и, приподняв его лицо двумя пальцами, тихо прошипела:

— Предатель. Теперь ты узнаешь, что такое месть обманутой женщины, которая тебя любила...

Поднялась и как ни в чем не бывало, загадочно улыбнулась Елизавете Александровне.

— Теперь я его точно никому не отдам. Вы же понимаете...

ЕА лишь недоумённо пожала плечами.

— Кстати, - неловко кашлянув, вмешался в разговор Ибн Даджал. – Извините, что перебиваю, но, по-моему, самое время представить вам новую директрису пансиона.

Все присутствовавшие обернулись к нему затаив дыхание. Лилит тоже неслышно приблизилась к своему патрону и молчаливой тенью встала за его спиной. Коренастые человечки Двалин и Дайн деловито порылись в портфеле и вытащили свернутый в трубочку жёлто-коричневый пергамент. Передали его демону. Ещё раз кашлянув, как будто чего-то стесняясь, Ибн Даджаль проглядел текст наискосок и сухо произнёс:

— Елизавета Александровна, поздравляю вас. С этого момента вы здесь полновластная хозяйка. Вы назначены директрисой этого замечательного заведения. Мы в вас верим. – И добавил на енохианском: – Во славу Великого Архитектора Вселенной!

—. ..Именем Его! – хором подхватили все стоявшие рядом ведьмы.

После чего коротко со всеми попрощавшись, парочка самых тёмных сущностей на планете в сопровождении гномов зашагала по заснеженной дороге в темноту ночи, чтобы через несколько секунд с эффектом взорвавшихся шаровых молний исчезнуть в снежно-туманном мареве.

Какое-то время все молчали, переваривая и осмысливая произошедшее. Екатерина стояла, словно в трансе, машинально сжимая пальцами (точнее когтями!) ухо Павла, который так и остался сидеть на снегу. Подошли Элла, Стеша, Илона и Пульхерия, которая вела за собой на поводке шамана. Девушки все были переодеты в дорожные мантии, в руках имели по маленькому скромному дорожному саквояжу. Ничего лишнего с собой забирать выпускницам не полагалось. Только самое необходимое.

— Ну что загрустили, девчонки! – ласково улыбнулась им ЕА. – Вызывайте Случайное Такси! Такой оравой вам иначе отсюда не уехать!

Всё, что произошло дальше, Москвич плохо запомнил. Видимо потому, что его мозг упорно отказывался понимать складывающуюся вокруг реальность. Он лишь помнил, как из глубины Маркистана выплыли огни какого-то громадного автомобиля и на площадке, вокруг новогодней ёлки, едва развернулся сигналя и сверкая габаритными рубинами бледно-розового оттенка Хаммер-лимузин. На крыше его действительно горели буквы TAXI, но было ли это TAXI случайным, Москвич так и не понял.

Потом он видел, как все со всеми прощались и целовались. Девушки украдкой смахивали что-то с ресниц, вероятнее всего назойливые снежинки, ведь не слёзки же? Ещё он запомнил огорчённые взгляды его друзей – Крохи, Славика и Кости, когда они хотели подойти к нему, и обнять его на прощание, но милфа их остановила недвусмысленным жестом, направив в их сторону свою боевую ведьминскую трость.

А потом все долго усаживались в сигналящий автомобиль, больше похожий на броневик. И последним неуклюже забирался туда шаман, верный раб Пульхерии. Тёмной некромантки, несколько часов назад спасшей его самого от неминуемой смерти.

— Пора, - негромко произнесла Елизавета Александровна, и помахала девушкам, которые тоже ей махали ладошками и слали через окошки лимузина воздушные поцелуи.

— Пора-не-пора, я иду со двора... - в тоске прошептал, едва шевеля губами Павел, в последней, отчаянной надежде, что это заклинание сработает точно так же, как оно сработало тогда, в канун Вальпургиевой ночи. Но, увы, никакого чуда он на этот раз не почувствовал. А лишь в глухой тоске горькой завистью позавидовал дурачку шаману, на миг оглянувшемуся уже на высоком пороге громоздкой американской машины. Встретился с ним взглядом и со злостью подумал: ну почему он, а не я?!

Закрыл глаза и вырубился.

И зазвучала песня, давно забытая весёлая песенка Гарика Сукачёва «Знаю я есть края...» И вот что странно: пел её совсем не Гарик, а... Костя! Его друг Костя-Стремяга, с которым он сидел на малолетке, а потом провёл целый год в волшебном мире страшных и таких обаятельных ведьм, в которых он и его друзья так некстати и совсем неожиданно влюбились. И в этой песне как раз и прозвучали слова о «каком-то случайном такси»...

Знаю я, есть края — походи, поищи-ка, попробуй.

Там такая земля, там такая трава,

А лесов как в местах тех нигде, брат, в помине и нет.

Там в озёрах вода, будто божья роса,

Там искрятся алмазами звезды и падают в горы.

Я б уехал туда, только где мне достать бы билет?

А билету цена — медный грош да простая копейка,

Hо его не найти, но его не купить,

Билетершу в окошке об этом проси, не проси.

Мне один пассажир говорил, будто ехал туда,

Hо была кем-то сломана стрелка,

А другой рассказал о каком-то случайном такси...

Песня была прекрасна, и главное – как вовремя сейчас она зазвучала! И как это Костя сумел угадать с настроением, местом и временем! Молодец, старый друг! Москвич удивился и ещё одному странному обстоятельству. Машина, в которой они все вместе ехали, катила по болоту плавно и ровно, хотя он прекрасно помнил, как они ехали сюда год назад в воронке. Тогда казалось, что они путешествуют по стиральной доске, и поворотов он тогда насчитал не мене тридцати, пока не устал считать... Видать барышни путешествуют какими-то иными дорогами, нежели они, простые смертные.

А хрипато-приблатнённый голос Кости продолжал задорную песенку:

Я давно разузнал много малых и средних, и дальних маршрутов,

Только все не туда, хоть купе и СВ,

И всегда есть билеты на рейсы в различных портах.

Только в этих портах и на станциях тех

У меня никого почему-то,

Может быть потому, что все мои в тех прекрасных местах.

Только в этих портах и на станциях тех

У меня никого почему-то,

Может быть потому, что все мои в тех далёких местах.

И теперь для меня нет ни сна, ни покоя, ни места —

Как доехать туда, как туда долететь,

И кто сможет теперь мне помочь или все рассказать

О местах что нет в карте

От Владивостока до Бреста,

Все об этих краях, куда мне очень надо попасть.

О местах что нет в карте

От Владивостока до Бреста,

Все об этих краях, куда мне очень надо попасть.

В автомобиле было тепло, пахло дорогой обшивкой салона, мягкий ход и приглушённое шуршание покрышек по заснеженной равнине, так убаюкивали и успокаивали его взнервлённую за последние сутки психику, что Москвичу совсем не хотелось открывать глаза и узнавать, а как он вообще сюда попал? Он ведь отлично помнил, как безжалостные когти Екатерины практически насквозь проткнули его ухо. Он прекрасно понимал, что никакая сила не могла его вырвать из её цепких «объятий». В мозгу всё ещё сидела заноза её последних слов «предатель, теперь ты узнаешь, что такое месть обманутой женщины...». И он ни секунды не сомневался, что узнает, что такое её месть. Непременно узнает, хотя, может быть, и не сейчас. Но всё-таки, как он сюда попал?..

И зазвучал последний куплет:

Но знаю я, есть края — походи, поищи-ка, попробуй.

Там такая земля, там такая трава,

А лесов как в местах тех нигде, брат, в помине и нет.

Там в озёрах вода, будто божья роса,

Там искрятся алмазами звезды и падают в горы.

Я уеду туда, только где мне достать бы билет?

Я уеду туда, только где мне достать бы билет?

Я уеду туда, только где мне достать бы билет?

Москвич, замирая от ужаса, попробовал пошевелиться и открыть глаза. Второе получилось, а вот первое не совсем. Он обнаружил себя лежащим между кресел в том самом Хаммере, в котором все его друзья и их хозяйки уезжали из пансиона. Только вот и Кроха, и Костя, и даже Славик сидели как полноправные пассажиры в обнимку со своими барышнями (Славик один скучал у окна), а он, Павел, валялся в ногах у великой и ужасной некромантки Пульхерии Львовой!

Как и что вообще случилось? Каким образом он здесь оказался? И почему именно Пульхерия? Какое она вообще имеет к нему отношение? Он же отчётливо помнил эту безумно-растерянную шаманью морду, когда тот садился в машину вслед за ней! И, кстати, где сейчас этот чёртов шаман?

Павел в немом ужасе оглядел салон автомобиля, но никакого шамана не увидел.

Зато увидел как Пульхерия, обратив внимание на его шевеления и беспокойство, поставила привычным жестом свою ножку ему на грудь, и, наклонившись, прижала палец к губам.

— Тссс! – прошептала она тихо.

А после достала из своего саквояжа обычное дамское колдовское зеркальце, в роговой оправе в виде ромба. И приблизила это зеркальце к лицу Павла, показывая ему его отражение.

Внутри у Москвича всё оборвалось. Из зеркальца на него смотрела, пуская слюни, расплюснутая физиономия шамана! Смотрела с удивлением, и тупо лыбилась!

— Да ладно вам грустить, пацаны! – громко сказал Костя. – Вот попомните мои слова, мы ещё будем вспоминать этот год, как самое счастливое время в нашей жизни!

ЕЩЁ НЕ КОНЕЦ