***

Говорят, что как встретишь Новый год, так его и проведёшь. Если это правда, то предстоящий год Москвичу было суждено провести... в шкафу. Потому что именно здесь, в душном, затхлом, пыльном платяном шкафу он и встретил, по сути, этот год. Как он отрубился там, на веранде, он не помнил. Видимо просто уснул от нечеловеческой (лошадиной!) усталости. А проснулся среди ночи, когда по всему пансиону гремело явно хмельное веселье, здесь, в шкафу. Голым, и к тому же жёстко пристегнутым наручниками к верхней перекладине, на которой обычно располагаются вешалки с одеждой.

Ясно, подумал он. Обещанное наказание долго ждать не пришлось. Что ж, старая тюремная мудрость, что чем раньше сядешь, тем раньше выйдешь, здесь также работала безотказно. Но в этом Москвич как раз ошибался. Просто он еще не знал, как тут причудливо порой течёт время. И не всегда линейно, из прошлого в будущее.

Кстати, заключение в шкафу само по себе было той ещё пыткой. Встать в полный рост там было невозможно – высота шкафа как будто нарочно была рассчитана то ли на пигмеев, то ли на то, чтобы специально мучить грешников. Сесть на пол он не мог – мешали наручники, пропущенные поверх перекладины. Повиснуть на руках, чтобы хоть немного подремать, тоже не получалось – боль в перетянутых запястьях невозможно было терпеть. Приходилось все время стоять, сгорбившись, уперевшись лбом то в одну, то в другую стенку и всё время искать положение, в котором бы спина не так сильно болела.

Это была пытка. Точно рассчитанная и хорошо спланированная изощрённая пытка. Сколько он сможет её выдержать? Судя по звукам, доносившимся то ли с улицы, то ли с первого этажа, там всё ещё гуляли. Но пальба прекратилась, значит прошло часа два. Пока разгулявшиеся ведьмочки не напляшутся, и не наиграются в свои бесовские игры, о нем никто не вспомнит. Хотя нет, одна из них, его Эллочка, сейчас явно думает о нём и сладострастно проигрывает у себя в мозгу всевозможные ритуалы мести. Наверняка заливает горечь поражения шампанским, и в мельчайших подробностях планирует, как будет сдирать с него кожу и мочиться горячей солёной струёй на свежие раны...

— Тьфу, наваждение какое-то! – в голос выругался сам на себя Москвич. – Вот нахрена такое программировать себе на голову?

Он невольно прислушался. В комнате, кроме него, похоже, никого не было. Во всяком случае, на столь странные реплики, прозвучавшие их шкафа, никто не откликнулся.

Мучительно хотелось пить. После безумных скачек всадниц Апокалипсиса, он так легкомысленно отказался пойти со Стремягой поискать какого-нибудь забродившего кумыса, или чем они там разговлялись в последний в прошлом году предпраздничный ужин? Вот совсем некстати вспомнился и ужин. А он ведь так и не поел толком перед весёлыми стартами... А от Эллы так вкусно пахло оливье, когда она с гиканьем и гаканьем на него запрыгнула! Они там сейчас жрут оливье, им уже не лезет и они заливают отрыжку холодным белым вином, потому что шампанское уже выдохлось...

Эх, сейчас бы выдохшегося шампанского! Хотя бы полведёрка! И горсточку кубиков льда! Засыпать их в рот и долго наслаждаться процессом таянья льдов в собственном горле! Люди! Если вы еще остались на этой проклятой планете! Положите прямо сейчас себе в рот кубик льда и поверьте – это самое блаженное ощущение, которое вам потом будет сниться в горячечном бреду, когда вы будете висеть на наручниках в пыльном, затхлом шкафу, посреди заснеженного нескончаемого болота, под названием Маркистан, которого нет ни на одной карте мира!

Видимо он провалился в очередное забытьё, потому что очухался внезапно, когда кто-то резко распахнул дверцу шкафа. Перед ним стояла Элла. Она была одета в праздничное сари, на голове сверкала стразами причудливая диадема. В руке был простой солдатский ремень.

— Поворачивайся, - строго приказала она. – С нового года вышел личный приказ начальницы пансиона. Отныне наказывать своих собственных рабов мы должны строго по регламенту!

— Я уже твой раб? – нагло поинтересовался Москвич, отлично понимая, что никакое самоуничижение его уже не спасёт, так что можно хамить вволю.

— Угу. Рабыня. Отдали в качестве утешительного приза. Так что вешайся. Этот год тебе веком покажется!

Он послушно повернулся к ней голым задом и Элла безо всяких эмоций отходила его ремнем исключительно по пятой точке и не обращая никакого внимания на его крики во всю глотку.

Да, потеряв к самому себе всякое уважение, Москвич вдруг понял, что больше не может терпеть даже простую порку, обыкновенным кожаным ремнем без того, чтобы не разораться как маленький ребенок. Насладившись его криками (а он был уверен, что она там, за его спиной, откровенно наслаждается его позором и болью), Элла так же молча захлопнула дверцу шкафа, и ушла продолжать празднование Нового года...

А Москвич за время её отсутствия, научился спать стоя. Не специально, но в какой-то момент его мозг просто отключил активное дневное сознание и стал демонстрировать ему горячечные, бредовые, но всё же хоть такие-то сновидения. А, следовательно, он спал.

Правда, иногда всё же просыпался от боли в руках – видимо пытался сесть на пол шкафа, а это было, увы, невозможно.

Был уже день, когда Элла снова явилась, на этот раз чтобы его напоить. В руке она держала высокий хрустальный бокал, наполненный почти до краёв яблочным соком.

Москвич аж задрожал, увидев такое сказочное угощение. К тому моменту он уже практически высох изнутри и сейчас за этот бокал сока был готов продать свою душу, причем на полном серьёзе. Он потянулся к этому бокалу, как голодный ребенок тянется к материнской груди, но злая ведьма тут же отвела руку, дразня его.

— Я буду поить тебя как птенчика. Из своего рта.

И она действительно стала набирать в рот по большому глотку сока, согревала его там, а затем сплёвывала этот сок вперемежку со своей слюной парню в рот.

Первые несколько глотков он всасывал с жадностью зверя – организм уже вовсю паниковал от обезвоживания. А под конец столь унизительной процедуры стало неприятно. И он не смог скрыть лёгкой гримасы отвращения.

— Не нравится? – с притворным удивлением спросила Элла. – Слишком брезгливы мы теперь стали? Ничего. Теперь ты научишься пить из моей туфельки, раз тебе противно из моего рта. Кстати, отличная идея! Надо её не забыть. А вот ты мне её и напомнишь! – она ткнула своим острым когтём ему в губы, как бы случайно распоров верхнюю до крови. – Тебе ясно, шлюха?

Он кивнул, инстинктивно закрывая пораненную губу языком и с жадностью слизывая свою кровь.

— Что тебе ясно? – продолжала издеваться ведьма.

— Напомнить вам, видимо, когда выйду из этого шкафа, что теперь меня надо поить исключительно из вашей туфельки, госпожа!

— Молодчина! – сказала она вполне дружелюбно. – Вот такую тебя я люблю. К сожалению, из этого шкафа ты уже не выйдешь. Ни-ког-да!

Она ласково улыбнулась, с удовольствием наблюдая за эффектом, производимым её словами.

— Шучу. К сожалению, на ночь тебя придётся отпускать к твоей начальнице. Она никак не может пока обходится без такой удобной и горячей грелки. Надо будет как-то с ней решить этот вопрос, как ты считаешь?

Москвич лишь горестно вздохнул.

— Не можешь никого посоветовать вместо себя? – с сожалением, впрочем, откровенно притворным, спросила Элла. – Ну, тогда поворачивайся задом! Будем стимулировать твою сообразительность!

И она снова взяла в руки ремень...

На этот раз Москвич метался в этом душном, провонявшем его потом шкафу, как загнанная туда крыса. После прошлой, ночной порки задница воспалилась, и теперь любое прикосновение отзывалось такой болью, что впору было перегрызть зубами деревянную перекладину и бежать, куда глаза глядят! Но он прекрасно понимал, что не сможет убежать даже из этой комнаты, а оказаться голым, в наручниках, на бескрайних просторах Маркистана... Стремяга пробовал, получилось не очень.

Оставалось молить о пощаде.

И он молил. Унижался, выл белухой, плакал как младенец, ревел, сучил ножками, даже обоссался под конец.

— Шкаф испортила, сучка, - спокойно сказала Элла и прекратила избиение.

Он повернул к ней своё заплаканное лицо и поразился, с каким блаженством и умиротворением она смотрела теперь на него. Дыхание глубокое и ровное, как после хорошего, полноценного оргазма. Лицо немного покраснело от прилива крови, губы влажные и чувственные. Да, она явно только что кончила, и теперь продолжать пытки ей совсем не хотелось.

— Я всё вытру, - сказал он, понимая, что получил очередную передышку. – Этот шкаф давно никто не использует. Это место для наказания...

Она на полчаса отстегнула наручники, дав ему возможность тщательно замыть пол в его стоячем гробу, а потом снова застегнула их в прежнем положении.

— Я спать, - сказала она устало. – Разбудишь меня, когда снова захочешь порки!

Москвич к тому моменту набрал почти полный рот собственной крови, сочившейся из губы, и проглотил, с тоской понимая, что она права – он действительно в скором времени сам станет её будить, лишь бы вырваться хоть на несколько минут из этой затхлой душегубки. За очередной бокал сока будет готов на порку. За то, чтобы она сняла с него наручники. За возможность просто поспать на полу...

Что она там говорила про начальницу? О, это его спасение! Надо просто дождаться вечера, надо как-то дожить до отбоя. А там уж он сумеет вымолить у Азалии любую работу, лишь бы его больше не сажали в этот невыносимый шкаф. Какие там подвалы Лубянки, какая Инквизиция с её чадом и смрадом печей, в которых раскаляются добела крючья и щипцы! Вот он – простой платяной шкаф в девичьей комнате общежития для молодых ведьм! Вот оно – универсальное средство сломать человека не имея никаких пыточных приспособлений. Достаточно запереть его в полусогнутом положении, с руками, поднятыми вверх, и продержать так денёк-другой и он будет готов на всё!

Москвич решил для себя, что отныне он станет образцовым домашним рабом для Эллы уже к вечеру первого января. Он понял, что иначе она станет его запирать здесь постоянно и всё равно сломает, так что тупить смысла не имело. К тому же надо обязательно поговорить с ребятами, и обсудить дальнейшую стратегию выживания.

Судя по всему, круче всех досталось ему и Стремяге. Бедолагу сейчас, наверняка, полосует розгами Святоша. Или ставит на горох и заставляет учить молитвы. Москвич вспомнил, что такое СТОЯТЬ НА ГОРОХЕ и сегодняшнее томление в шкафу показалось ему не таким уж и зверством.

За Славика можно особо не беспокоиться. Акулина хоть и стерва порядочная, но всё же Светлая, так что, скорее всего Славика будет ждать дисциплина, дисциплина и ещё раз дисциплина, а в промежутках обучение ремеслу педикюрши – у Акулины на этом пунктик. Уж больно она любит, чтобы ей пяточки массировали, желательно губами и языком. Впрочем, рука у неё ох какая тяжелая, так что Славика надо будет предупредить, чтобы не куролесил, и не говорил мадам обидные слова...

Москвич улыбнулся, вспомнив, откуда это выражение.

Ну а Кроха, похоже, поцеловал нужную жабу в нужное место! Теперь Кроха в шоколаде! Если верить Стремяге, его даже в новогоднюю ночь сажали за стол к светлым ведьмочкам и наверняка кормили пирожными. Сейчас он как раз разбух от съеденных пирожных, и, сытно икая, дрыхнет у Стеши под юбкой.

Услужливое воображение тут же нарисовало в его воспалённом мозгу яркую картинку: безмятежно посапывающий Кроха пускает слюни на подол Стешиной юбки, пока та пирует с подругами!

Это хорошо. У Крохи отменный слух и скромность серой мышки. Втёршись в доверие к той же Стеше из Торжка (хрена се, есть такой город? Он всегда думал, что это сказочный город, в реальности не существующий. Оказалось, что так оно и есть! Город сказочный, и там рождаются ведьмы), Кроха сможет видеть и слышать то, что другим недоступно.

Да и сама Стеша вроде бы ничего так девушка. В особо инфернальных поползновениях не замеченная. А как она шикарно выиграла эту гонку! Как красиво скакала на дохляке Крохе, подняв руки и шутя отбиваясь от всех демонических атак той же Элки! Да, похоже, сурьёзная ведьмочка растет в свите у Акулины. Вот к ней бы в рабство попасть... Но куда там!

Ему, как всегда, суждена самая тяжкая юдоль. Ненасытная Элла, так долго и изощрённо охотившаяся за Стремягой, так мечтавшая его дважды изнасиловать – сначала в жопу страпоном, а потом (или одновременно?) своей задницей в лицо, теперь переключит свои явно нездоровые фантазии на него. И придется чем-то жертвовать. Вот только чем? Задницей, или ртом?

Москвича аж передёрнуло, когда он представил, ЧТО она собиралась делать со Стремягой и что ждёт теперь его... Всё то же проклятое воображение добавило ему тактильных и вкусовых ощущений предстоящий мытарств и унижений.

Нет, всё-таки некоторые вещи он пока не готов себе позволить.

Пока не готов. И воображение надо бы приструнить, а то что-то разыгралось в тоске, темноте и удушливой сухости его прижизненного гроба.

Где-то совсем рядом заскрипела кровать и чьё-то сладко спящее тело заворочалось, переходя из медленной фазы сна, в быструю. Это Элла. Москвич замер, затаив дыхание. Сейчас она проснётся и захочет повторить недавний оргазм. Так всегда бывает после глубокого сна, когда отдохнувший организм пребывает в неге и вспоминает ближайшее приятное ощущение. И хочет его повторить.

А ближайшим её приятным ощущением было справедливое наказание вонючего, жалко скулящего и извивающегося червяка в темном пенале. Интересно, подумал Москвич, а она контролирует меня, будучи во сне?

— Контролирую... - услышал он сонный голос Эллы. – Давай, умоляй меня, чтобы я поскорее проснулась и выпорола тебя как следует. Потому что после этого я тебя отпущу в душ и на ужин.

Москвич включил на полную всё своё натренированное в тюрьме красноречие. Он юродствовал и унижался, слёзно взывал к широте и доброте её души, и одновременно обещал стать самым последовательным адептом любых, милых её сердцу тёмных искусств. Он юлил, лебезил и каялся во всех вчерашних и завтрашних перед ней прегрешениях. И даже готов был признаться в неземных к ней чувствах, но Элла вдруг перебила его поток сознания:

— Вот здесь стоп. Это в другой раз.

И он заткнулся.

Она выпустила его из шкафа, уже держа в руке всё тот же, до боли знакомый ремень. И стала пороть изо всех сил, доводя парня до столь необходимой ей истерики. И только когда Москвич рухнул на пол и стал, судорожно икая, целовать её ноги, она остановила экзекуцию.

— Мне этого мало, - сказала она и, повернувшись к нему спиной, распахнула сари. Трусиков на ней не было. Она раздвинула половинки своей роскошной попы (в других условиях Москвич бы взгляда не смог оторвать от такой красоты и совершенства!) и приказала просто:

— Вылизывай!

Это и есть тот самый «шоколадный зайчик», из-за которого разгорелся весь сыр-бор между ней и Стремягой, - как-то совсем отрешённо подумал Москвич и бестрепетно погрузился в её вспотевшую от возбуждения промежность.

Вкусовые ощущения его больше не тревожили. За возможность просто ползать по полу и дышать воздухом, а не заплесневелой пылью, за передышку от боли, он готов был теперь вылизывать женские попы каждый день по несколько раз!

И он был благодарен ей за это!

Это было самое паршивое, что открыл он в себе в этом новом году. Вот эту вот подлую «благодарность»!

***

Однако дружеского ужина в тесной пацанской компании не случилось. Элла поймала Москвича на выходе из душевой и сразу повела к своему косметическому столику. Сама села в изящное полукресло перед зеркалом, а всё ещё голому парню указала на пол перед собой. Тот послушно опустился на колени. Элла развернула его так, чтобы он мог видеть в зеркале и себя вполоборота, и её. Достала из косметички все необходимые тени, туши, лаки, помады и прочие аксессуары.

— Да, моя милая, - сказала она, ласково улыбаясь. – Это именно то, о чем ты думаешь. Новый год, новые правила, новые отношения. И совершенно новый имидж. Теперь мало носить женское платье, необходим и соответствующий макияж. Первое время я буду заботиться о том, чтобы ты выглядела как красивая, но скромная служанка. А потом это будет твоя обязанность.

Москвич молча закрыл глаза. Он не смотрел в зеркало всё время соответствующих процедур, и мельком взглянул лишь в конце, когда всё было закончено. На него глядела размалёванная шлюха с воспалёнными от рёва глазами и подбитой губой.

Нет, внешне, конечно же, всё было вполне прилично. Но... Слишком яркие оттенки, чересчур броские тона, гротескно оттенённый взгляд, как будто бесстыдно призывавший «возьми меня»! Это было издевательство. Ничем не прикрытое, хотя и весьма утончённое.

Лучше бы сразу член мне на лбу нарисовала, подумал Москвич, склоняясь к её ногам для благодарственного поцелуя. Теперь он делал это по привычке, спасавшей от многих неприятностей.

— Хорошо, что напомнила! – будто бы спохватилась его хозяйка. – У меня для тебя ещё есть новогодние подарки! Я же забыла со всей этой кутерьмой... - тут она игриво подмигнув ему, указала в сторону шкафа, - забыла тебе их вручить!

Элла достала из верхнего ящика прикроватного столика свою туфельку – ту самую, виртуальную копию которой Москвич носил на своей физиономии в качестве Печати Забвения, и его же строгий ошейник, который с него сняли перед праздничным ужином, когда переодевали в паранджу.

— Смотри, какая гравировочка красивая получилась! – похвасталась Элла, показывая ему запорную планку ошейника, на которой теперь красовалась серебристая надпись по воронёному металлу «раб Элеоноры Храпской, Темнейшей из темнейших волшебниц Маркистана».

Москвич скептически покривил губы.

— Но ты же не выиграла скачки...

— Ну и что с того? Да, звание Ведьмы Года досталось этой рыжей выскочке, но титул Темнейшей всегда остаётся за мной! Его никто никогда не оспаривал! Может, ты осмелишься, насекомое?

Москвич демонстративно распластался перед ней крестом, и для верности троекратно стукнулся лбом об пол.

— Хватит юродствовать! – прикрикнула на него девушка. – Твой скверный язык будет сегодня наказан отдельно. Я запрещаю тебе с кем-либо сегодня разговаривать, а для верности, вот тебе снова Печать, и на этот раз реальная!

И Элла с мстительной ухмылкой нацепила ему снова свою туфельку на лицо. Так, чтобы и нос, и губы упирались в стельку, и не было никакой возможности сказать хоть слово.

— Всё, печать скреплена моим именем и никто, кроме меня, её с тебя не сможет снять. А я, так уж и быть, сниму её с тебя лишь у дверей спальни директрисы! Страдай, шлюха! – Элла озорно рассмеялась. – Это чтобы ты лишнего сегодня не болтала!

Москвич представил себе, как вытянутся лица парней, когда он предстанет на ужине перед всеми в таком позорном виде, и глубоко вдохнул пряную смесь ароматов натуральной кожи, тончайших духов и властной женской пяточки...

Да, определённый фурор он произвёл своим появлением в столовой, которая всё ещё по случаю праздников, продолжала оставаться банкетным залом.

Элла вывела его на поводке, как личную собачку, и, разумеется, со своей туфелькой на морде. Барышни многозначительно переглянулись, некоторые, из числа подруг Эллы, даже одобрительно подняли вверх большие пальчики.

Парни замерли, раскрыв рты.

Хоть бы ради приличия сделали вид, что ничего особенно не происходит, с горечью подумал Москвич. Он единственный оказался в столь унизительном виде.

Стремягу его новая госпожа переодела в грубую власяницу, а на голову ему водрузила венок из самой настоящей проржавевшей колючей проволоки!

Славик намеренно был оставлен в костюме пони-лошадки, в котором он столь безнадёжно просрал гонку. А в качестве дополнительного наказания Акулина заставила его носить женские туфли огромного размера на высоченном каблуке. В них он шёл как самая настоящая лошадь, идущая по паркету на задних ногах!

И лишь Кроха был одет как всегда в длинное шёлковое дамское платье, явно старинного покроя. На голове роскошный парик. Минимум макияжа. И очаровательный, полустёртый, но расчетливо наполовину оставленный след от губной помады на шее...

Кому надо – те всё прекрасно поняли. Серьёзность выражения лица Крохи лишь подчёркивали интригу.

В таких карнавально-шутовских нарядах парни прислуживали своим новым хозяйкам, заодно и исполняя обязанности официанток. Перекусить они могли теперь лишь на кухне, и то в короткие перерывы, когда их не вызывали к столам капризные барышни. А в остальное время вечная беготня официантки – подай то, принеси это, забери лишнюю посуду, стой, куда пошла, брысь отсюда и так далее.

А поговорить так и не удалось.

Стремяга впервые за всё время пребывания в пансионе смотрел на Москвича с нескрываемым ужасом. Видимо он только сейчас осознал, как ему несказанно повезло. Ведь на месте друга должен был быть он, причем независимо от результатов гонки! В одном случае размалёванная рожа и туфля на носу вкупе со строгим ошейником была бы призом, а в другом – заслуженным наказанием. И всего этого он избежал буквально чудом! Исключительно благодаря магии! Только потому, что одна ведьма оказалась искуснее и проворнее в боевых практиках, чем другая!

Причем ничем особо не выделявшаяся светлая замухрыжка, победила в честном (ну ладно, не совсем честном) бою прославляемую как темнейшая из подлейших и коварнейшая из бессовестнейших ведьму! Как такое вообще могло случиться? Кто мог предвидеть что-то подобное? Никто и никогда.

Но вот на тебе, случилось!

И разом перевернулся весь уклад жизни пансиона. Вчерашние воспитанники были вполне официально проданы в рабство своим новым хозяйкам. Все прошлые иерархические связи полетели ко всем чертям. Закручивались новые интриги и заключались тайные союзы.

Официально объявленная Ведьма Года имела значительные привилегии, полный список которых хранился в тайне. Вокруг неё уже складывался новый ковен. Теперь уже не Акулина была неформальной лидершей светлых, а она – Стеша из Торжка, имевшая столь странное, средневековое прозвище.

Ясно, что и Темнейшая Элла своих позиций без боя сдавать не собирается. Но каков теперь окажется расклад сил? На чьей стороне будут симпатии начальства? К кому примкнут вечно колеблющиеся и не определившиеся?

Вопросы, вопросы, множество вопросов, и никаких, пока, ответов...

— Так всегда теперь будешь ходить? – задал и свой вопрос Стремяга.

Москвич, не имея возможности произнести ни слова, пожал плечами.

— За что она тебя так? – робко поинтересовался Кроха, тоже пришедший на кухню ополаскивать десертные тарелки.

— Ну что пристал? Не видишь что ли, что человек разговаривать не может! – шикнул на него Стремяга. – Значит, такое наказание. За то, что проиграл скачки.

Москвич отрицательно покачал головой.

— Вообще-то он должен был их выиграть! – уверенно сказал Кроха. – Я слышал, что Эл... Темнейшая специально выбрала Москвича, чтобы спутать всем карты и выиграть гонку. А потом, на правах победительницы, забрать к себе в рабство вас обоих.

— Ну и зачем ей такие сложные пасьянсы?

— Чтобы вас обоих шантажировать.

— Чем?

— Откуда я знаю... - отвел глаза Кроха. - Что она там с тобой делала по ночам, во сне, отчего ты как бешенный по утрам орал? Вот этим и шантажировать. Что сможет такое сделать и наяву.

Ох, молодец, Кроха, - подумал Москвич. – Просто и бесхитростно разложил всё по полочкам. А нам теперь, со Стремягой, думать. И каждому о своём, о девичьем...

В общем, обстоятельного разговора в тот вечер не вышло. Москвич брёл по ночному коридору второго этажа во флигель, где располагались покои начальницы, с тяжелым сердцем. Туфельку с него Элла сняла, как и обещала. А вот строгий ошейник отчего-то давил горло. Впивался своими шипами в кадык при каждом неловком движении. Да и зад, честно говоря, пылал от малейшего неосторожного прикосновения. Отчего-то новая его повелительница не спешила залечивать следы от побоев, которые сама же и нанесла.

...У самой двери, в полутёмной нише, он попался в самую простую, практически детскую и оттого столь досадную ловушку. Дверь была полуприкрыта, тончайший лучик света проникал из покоев королевы, и там кто-то бубнил, монотонно повторяя одни и те же слова. Москвич инстинктивно прислушался. Но как ни старался, слов разобрать не смог. Тогда он приник к самой двери и попытался заглянуть в тонюсенькую щель...

Это и было его ошибкой. В тот же миг какая-то мощная и неуловимая сила навалилась на него сзади, сдавила его горло, парализовала ноги, а руки вывернула назад и прижала ладонями к лопаткам. Боль в вывернутых плечах белой молнией пронзила мозг. Ни вздохнуть, ни пискнуть он уже не мог. А о сопротивлении даже и не помышлял.

— Подслушиваешь, мышь? – прошипел ему в правое ухо низкий бархатный голос, абсолютно нечеловеческий, но до боли знакомый.

И тут же чьи-то сильные и ловкие руки задрали подол его позорной юбки, сорвали с него треснувшие по швам стринги, которые со своей, барской, попы подарила ему Элла, и он услышал незабываемое скрипение толстых резиновых перчаток.

Сколько я продержусь без воздуха? – с тревогой подумал он. – Одну минуту? Две? Это максимум. Дальше начнётся агония, и я попросту умру...

Но оказалось, что две минуты – почти вагон времени. За этот короткий промежуток в сто двадцать секунд та же всесокрушающая сила втолкнула его в помещение, швырнула на кровать, согнула его пополам и сдавила грудную клетку, почти нащупав еле трепещущееся сердце. Абсолютная темнота вокруг, а перед глазами пляшут разноцветные звёздочки, как в замедленной съёмке салюта. Зато с обострённой чувствительностью он ощутил, как скользкие руки в резиновых перчатках пробежались по всем его особо «горячим» точкам. Сдавили до боли соски, сунулись ему в рот, словно проверяя, не спрятал ли он там чего-нибудь запретного, захватили и потянули вверх мошонку и в последнюю очередь сдавили мощной хваткой, начинавший уже напрягаться, член.

И, наконец, добрались до самого сокровенного. Одна рука пару раз больно шлёпнула его по ягодицам, заставляя их расслабить, а вторая тут же проникла внутрь, засунув сначала один, потом второй, затем и третий пальцы глубоко в самое его сокровенное «лоно».

И только тут Москвич окончательно расслабился.

Как только мадам Азалия окончательно овладела им, тёмная мощная сила, парализующая и перекрывающая дыхание, куда-то испарилась, а вместо неё на парня навалилось полное сексуальной энергии и нечеловеческого драйва, сильное и плотное женское тело.

— Попалась, мышь? – спросила его мадам уже вполне человеческим голосом. – Подглядывать за мной вздумала?

Сдавленное сердечко его пару раз ёкнуло, и предпочло больше не трепыхаться. Вздохнуть он по-прежнему не мог, и уже началась паника клаустрофоба – страх задохнуться. А вот её пальцы в резиновых перчатках делали своё дело безупречно: его член напрягся за несколько секунд и готов был выплеснуть все накопившееся соки хоть сейчас, прямо на королевское покрывало!

Он и в самом страшном сне не мог подумать, что анальный секс, а точнее стимуляция предстательной железы может его так сильно возбуждать! Ещё секунда и он, правда, наделает лужу на её кровати!

Но в планы мадам начальницы такое безобразие явно не входило. Она резко перевернула его на спину, ловко уселась на подрагивающий в последних муках горячий и уже скользкий орган, и только тут пошевелила пальчиками в его заднем проходе.

Оргазм был похож на финиш вчерашних скачек. Такой же долгий и мучительный, и столь же желанный. Он рассыпался белыми вспышками в тускнеющем от удушья могу Москвича, и лишь к моменту, когда угасли последние искорки, Азалия разрешила ему дышать – парень практически потерял сознание от асфиксии.

Зато теперь он почувствовал себя в раю. Все дневные страдания в шкафу, боль от трех подряд порок, унижения, пережитые на ужине – весь негатив этого дня улетучился в одну секунду!

— На место! – смеясь, приказала ему директриса, и он с блаженной улыбкой идиота пополз в изножье её кровати.

***

Проснулся он опять оттого, что ласковые дамские ступни гладили его коротко стриженную макушку. Он с благодарностью поцеловал их, и нежные пальчики моментально откликнулись на его ласку – шутливо прищемили его нос и тут же играючи забрались в рот, пытаясь там поймать язык. Но язык оказался скользким, словить его не удалось, и тогда пальчики продвинулись внутрь, располагаясь у него во рту, как в своей удобной, домашней туфельке...

— Пососи мою ножку... - сонно приказала директриса. – Я люблю, когда послушные мальчики сосут мои ножки по утрам...

«Мальчики» - отметил он про себя. – Всё-таки она меня пока еще воспринимает как мальчика, хотя и изнасиловала вчера как «девочку». Но это как ещё посмотреть, - его внутренний голос высказал робкое несогласие с ним самим! Кончила она на тебе как на мальчике! Вернее, это ты кончил под ней, как мальчик. А вот как кончила она, и кончила ли вообще – тот ещё вопрос.

Она сонно засмеялась, продолжая шевелить ногой у него во рту.

— Смешные вы, парни. Нет, чтобы просто наслаждаться моментом, так вам подавай психоанализ. – Соси, я сказала!

И Москвич стал усердно сосать её слегка солоноватые ноги, облизав сначала правую, потом левую, после чего снова принялся за правую...

Мадам окончательно проснулась, и сразу начался интенсивный допрос с пристрастием.

— Что там думают твои друзья о своём новом положении?

— Мы толком и не успели вчера поговорить, - голос Москвича отчего-то просел, и ему самому показалось, что он мямлит как-то уж очень неуверенно, словно старается что-то скрыть.

— Тебе мешала Печать, или ты заметил, что парни перестали тебе доверять?

— Печать, конечно! А так нет, никакого недоверия я не заметил. Кроха и Костя вполне сочувствовали мне, Костя особенно.

— Почему?

— Я ведь фактически занял его место. Это он должен был попасть в рабство к Элле. Точнее мы с ним оба... И тогда она бы сломала его окончательно. Двойным шантажом.

— А кто, по-твоему, смешал все карты в этой гонке?

— Конечно Стеша! Все видели, как она на последней четверти дистанции неожиданно вырвалась вперёд. Обошла всех, хотя шла по самому длинному кругу, да к тому же на самой дохлой лошади – на Крохе. Никто не рассчитывал, что он вообще доберётся живым до финиша.

Москвич с увлечением облизывал и слегка покусывал её мизинчики и сам не заметил, как возбудил Азалию. Она нежно оттолкнула его ножкой в нос и велела переместиться повыше – пососать ей клитор.

— А как думаешь, Элла своего, в конце концов, добьётся? – спросила она, блаженно потягиваясь.

— Угу, - Москвич не решился выпустить её клитор изо рта, стараясь сделать начальнице как можно более приятно, и потому решил отвечать односложно.

— А ты хотел бы, чтобы Элла отвязалась от тебя и переключила своё внимание только на Стремягу? Ты готов подставить друга вместо себя?

— Не-а... - снова промычал Москвич.

— Но ведь признайся, втайне ты вчера позавидовал Крохе? Ты желал бы занять его место? Тебе понравилась Стеша из Торжка?

— Угу...

— Чего ты всё время «угукаешь», как филин?! – она больно воткнула острый твёрдый ноготь ему в ухо. – Отвечай, как положено!

«Не ноготь, а коготь, самый настоящий. – Подумал Москвич. – У всех ведьм рысьи когти»...

— Мне понравилось, как Стеша выиграла гонку, - ответил он честно. – Как красиво она скакала на этом задроте Крохе. В тот момент они были очень гармоничной парой и да, я ему позавидовал вчера. И не один раз...

Москвича самого резануло слово «задрот», которое вырвалось у него помимо воли. Он ведь на самом деле так не думал о Крохе. Кроха был ему мил как друг, и как товарищ по несчастью. Они делят общую судьбу и так говорить о своих, просто некрасиво.

— Зависть нехорошее чувство, - задумчиво сказала Азалия. – Но полезное.

Москвич обратил внимание, что его усилия по облизыванию и посасыванию её клитора не пропадают даром. Мадам стала глубоко дышать и тихонько слегка постанывать от возбуждения. Но что странно – допрос продолжала! Не то тема, не то сам процесс допроса невольника в постели, её дополнительно возбуждал!

— А чем ты готов пожертвовать, чтобы вырваться из-под власти Эллы и перейти под крылышко, допустим, той же Стеши? Ты ведь знаешь, что у неё есть такая привилегия – взять себе второго раба?

— Не знал, спасибо, госпожа Азалия, теперь знаю, - быстро ответил Москвич. Он старался отвечать быстро, чтобы надолго не выпускать изо рта её клитор. Чем скорее она кончит, тем лучше.

— Да, - блаженно мурлыкала его хозяйка. – Ты мог бы оказаться у неё под каблучком, но для этого нужно, чтобы Элла сама тебя ей продала. Вы теперь рабы – товар. Вас можно продавать, обменивать, проигрывать в карты.

— Здесь кто-то играет в карты? – моментально среагировал Москвич.

Он давно уже понял, что начальница теперь тоже в уязвимом положении, и, кайфуя, она может и проговориться о чем-то совсем не важном. Случайно...

— Да, здесь играют в карты. Но это другие карты, необычные. Колдовские. Называются карты Таро. И тебя могут проиграть в такие карты. Ты хотел бы этого?

Москвич сосредоточил всю свою волю, чтобы постараться подавить в себе малюсенькую искорку надежды. Кажется, это ему удалось.

— Я хотел бы быть исключительно вашим рабом, - ответил он вполне искренно.

Азалия усмехнулась, но никак его слова не прокомментировала.

— Хотела бы я тебе помочь, но увы... - она снова сменила тактику. И вместо «доброй» экзекуторши, старающейся, якобы, «помочь» пленнику, решила загнать его снова в черный негатив. – Тебе никогда не удастся вырваться из-под власти Эллы. Эта хищница своего не упустит. И Стремяге ничего не светит. Она пойдёт на любые хитрости, чтобы завладеть и им, хотя это незаконно. Но и тебя она не отпустит. Ни за что!

Мадам Азалия теперь совсем не скрывала, что все эти садистские разговоры сами по себе возбуждают её не меньше, чем старания Москвича. Она дышала глубоко и часто, и вот-вот готова была кончить, но...

Но почему-то вдруг решила остановить этот необычный допрос с таким странным обоюдным пристрастием.

— Всё, хватит, - строго сказала она. Иди и выполняй свои обязанности. Вечером продолжим. И постарайся уберечь своего друга от излишне вспыльчивого характера Святоши. Мне кажется, что сегодня Элла постарается спровоцировать её на ещё более жестокую порку, чем та, которую пережил вчера ты. Стремяга сегодня в большой опасности...

***

Второго января никто в пансионе, конечно же, и не думал заканчивать празднование Нового года. Веселье только разгоралось. С утра, после завтрака, поднялся сильный ветер и барышни задумали посоревноваться в древнем колдовском искусстве – запускании воздушных змеев. Оказалось, что наиболее удачливы в этом деле тёмные – покорение стихии Ветра традиционно считалось их вотчиной. Поэтому пока все пошли одеваться соответствующим образом (а по сравнению со вчерашним днем было значительно прохладнее) Элла велела Москвичу срочно отправиться в кладовку принести её прошлогоднего змея – черно-золотистую Сову с радужными лентами. Москвич с трудом, но всё же отыскал требуемую игрушку, хотя половина лент на ней отсутствовала.

— Это что такое? – Элла несколько раз больно ткнула ему в лицо сложенным в виде веера змеем. - Почему ленты оторваны?

— Простите-извините, сиятельная госпожа! – Москвич, ползая на коленях, старался защитить глаза от столь опасных поползновений. Дура-девка могла играючи сделать его инвалидом на всю жизнь.

— Марш за лентами, убожество в юбке! – затопала на него ножками Элла. – Пять минут тебе на поиски. Каждая минута опоздания – сотня палок поперёк жопы и полсотни – внутрь! – расхохоталась она собственной шутке.

Москвич обежал все доступные для него комнаты на втором, женском этаже пансиона, но так ничего не нашел. Если не считать Стремяги, который тоже метался в поисках какого-то загадочного леера.

— Знать бы, что это такое, бляха-муха... - ругался самыми изысканными выражениями Ярославского пересыльного централа Стремяга. А то ведь не сказала, сучка...

— Ты поаккуратнее того... с выражениями. Тут и стены имеют уши, и каждое слово на вес золота.

— Да знаю я... Теперь уже похую. Все равно страдать по полной. Моя об меня розги ломает второй вечер подряд. Просто так. А тут такой косяк с моей стороны. Для неё это просто подарок.

Вот оно что, - подумал Москвич, вспомнив утреннее напутствие Азалии. – Сегодня у Святоши появится повод для особого наказания Кости, и надо как-то постараться её успокоить что ли... Но как?

— Давай поищем Кроху, он тут в швейке ошивался, я видел... Может, он знает, что такое леер!

Отыскали, хоть и не без труда, Кроху. Он тоже возился с разными змеями, но проблема была в том, что за ширмой в двух шагах от парней, о чем-то шептались Стеша и Мара. Боясь их потревожить, Москвич на цыпочках прокрался среди столов со швейными машинками и каких-то шкафов с платьями и манекенами, и самым тихим шёпотом, на ухо, спросил Кроху про леер.

Тот понимающе кивнул и молча достал из ящика своего стола моток тонкого шпагата.

Москвич одной мимикой переспросил: это и есть леер?

Кроха снова утвердительно кивнул. Оказалось что леер – это такая длинная нить, на которой поднимается в воздух змей. Нить должна быть незаметной и очень прочной.

Как карикатурные персонажи какого-то мультфильма Москвич и Стремяга крались к дверям, чтобы не нашуметь при отступлении, и это им почти что удалось, как вдруг дверь неожиданно распахнулась им навстречу и перед ними появились их хозяйки – Святоша и Элла. Продолжая разговор, они чему-то весело смеялись.

— Опаньки! А это что за пантомима? – искренне удивилась Илона, увидев две замершие перед ней статуи. – Девочки, а вы в курсе, что здесь у вас парочка беглых рабов шкерится? А мы их там ждём!

Элла ничего не сказала, но по её сияющему виду было понятно, что она в уме уже подсчитывает количество палок вдоль и поперёк, поперёк и внутрь.

Мара выглянула из-за ширмы, оценила диспозицию.

— Не, подруги, мы не в курсе. Это не наши. Забирайте. Нам только Крошечку оставьте.

Строить виноватые физиономии было бесполезно. Каждый примерно знал, сколько он заработал на этом косяке. Каждая с удовольствием удваивала в уме эту цифру.

— Поедем на них верхом, - выйдя на крыльцо, сказала Элла. – Знаешь, я своего буду приучать, чтобы даже в столовую на нём теперь кататься. К следующему турниру пора начинать готовиться!

— Точно! – радостно подтвердила Илона. – Всего-то триста шестьдесят четыре дня осталось!

Парней торжественно согнули пополам, как бы «под седло», и, усевшись поудобнее к ним на спины, с довольным видом поехали к столовой, где уже завершались все приготовления к большой Змеиной охоте.

В этот день парни много узнали для себя полезного о том, как запускать воздушных змеев, как управлять стихией Ветра (оказалось, что никак), каким образом можно вести воздушные бои с помощью змеев, и даже сжигать в воздухе вражеских рептилий! Практически это был полноценный урок боевой магии. Всем было весело, и по всеобщему мнению, день провели замечательно.

В конце праздника Змеиной охоты несколько особо красочных и причудливых змеев были подняты на недосягаемую даже для орлиного ведьминского взгляда высоту и не то сорвались с лееров сами, не то были кем-то специально отпущены.

А вечером случилось ЧП. Вернее случилось-то оно раньше, днём, но вскрылось только вечером, после ужина. Директриса в срочном порядке вызвала к себе всех новоиспечённых рабовладелиц и их невольников. Парни стояли на коленях, опустив головы, в кабинете мадам Азалии, а за их спинами стояли смущенные и явно взволнованные их хозяйки – Стеша, Акулина, Илона и Элла. Перед ними на полу лежал потрёпанный и местами даже порванный воздушный змей. Видимо один из тех, что отправился в самовольный полёт. Змей был бело-сине-белой расцветки, и на его внутренней стороне красовался отпечаток человеческой руки. Отпечаток был исполнен кровью.

— Как вы думаете, что это? – строго спросила Азалия, обводя всех по очереди тяжелым взглядом.

Все, разумеется, молчали.

— Никак не думаете, ясно. Тогда я вам скажу что это, и откуда прилетела эта «птичка». Она свалилась полчаса назад ко мне на балкон. А запустил её кто-то из вас. Сегодня днем. И это не что иное, как послание. Такой своеобразный сигнал SOS. Только на тюремном языке. Отпечаток окровавленной руки оставляют заключенные, которых избивают в кабинетах начальников. Оставляют в незаметных местах. Например, на внутренней стороне табуретки. Или снизу на столешнице. Свалился со стула, утёр кровь из разбитого носа и, вставая, поднимая за собой табуретку, незаметно ставишь такую вот меточку. А потом пишется жалоба и указывается на эту кровь, как на вещественное доказательство начальственного беспредела.

Барышни переглянулись. Для них это известие было абсолютным шоком. Никто даже не слышал ни о чём подобном.

— Ещё бы, откуда вам такое знать! – вздохнула мадам директриса. – Это чисто тюремное изобретение.

И она пристально взглянула на коленопреклонённых парней.

— Я не предлагаю вам каяться. – Говорила она, медленно прохаживаясь перед ними, чтобы парни успевали склоняться к её ногам и целовать их как того требовал этикет. – Понимаю, что это бесполезно. Пусть ваши барышни сами проведут необходимое расследование. И пусть найдут виновного. Мы не станем из-за такой ерунды прерывать новогодние праздники, ведь остальные воспитанницы ни в чем не виноваты и заслужили полноценные зимние каникулы. Потому все необходимые следственные мероприятия будут проводиться после отбоя. Желаю всем доброй ночи и сладких снов.

При этих словах Москвич попытался сглотнуть, но не получилось. Горло пересохло до самого желудка.

Когда они все вышли в тёмный, гулкий, ночной коридор, Элла спросила у Илоны только одно:

— У тебя, или у меня?

— У меня, - твёрдо ответила Илона. – Заодно посмотришь, как я оборудовала новогоднюю Инквизиторскую...

...Инквизиторская и правда впечатляла. Помимо старинного деревянного трона здесь теперь появилась небольшая уютная оттоманка, тоже исполненная в антикварном стиле. На полу толстый ворсистый ковёр, с вытканными в виде рисунков рунами. Всюду стояли вазы с цветами, а алтарь, служивший одновременно и пыточным станком для фиксации грешника, теперь был украшен дополнительными канделябрами с настоящими, восковыми свечами. А уж сколько появилось всяких древних ржавых инструментов, ужасающего вида, Элла при всем желании не смогла бы сосчитать.

Но главное – здесь царила атмосфера настоящего загробного мира. Надпись на латыни над входной дверью Desine sperare qui hic intras (Оставь надежду, всяк сюда входящий) была также продублирована на арамейском и инохианском языках, и служила, видимо, запирающим заклятьем.

— Прикинь! – похвалилась Илона, - теперь никто отсюда просто так не выйдет, пока не прочитает заклятье наизусть на всех трёх языках! А кроме нас эти языки никто не учит уже пару тысяч лет!

— Да, у тебя тут так уютно! – в восхищении подтвердила Элла. – Завораживает. Всегда мечтала потрахаться на пыточном алтаре...

— В чем проблема? – тут же сделала стойку Святоша. – Алтарь всегда готов. А мадам сказала, что допросы должны происходить ночью и только ночью...

Последние слова она произнесла вполне серьёзно, как бы невзначай расстёгивая вторую пуговичку на блузе Эллы. Первая уже давно была расстёгнута...

— Тогда я зажигаю свечи? – тихо спросила Элла.

— А я готовлю грешников к невыносимым страданиям?

— Но сначала порка... Для разогрева...

— Твоего или моего?

— Обоих сразу...

— Розги?

— Только ремень...

— Розги!!!

— Ремень!

— Розги, розги, розги!!!

— Тогда ты розгами, а я ремнем. Чей быстрее сломается, та и сверху!

— Готовься быть нижней всю ночь!

— А ты приготовь своего, чтобы попку мне отлизывал, когда я тебя трахать буду! Люблю я это дело...

Экзекуцию готовили впопыхах. Стремягу привязали на алтаре, а Москвичу Элла велела стоять в её любимой позе – с поднятыми за голову руками. В голом виде. У стены. Так, чтобы можно было стегать ремнем по заду, не вставая с оттоманки.

Ночь обещала быть жаркой. Полной ужаса и наслаждений.