***

А проснулся Москвич оттого, что голая женская нога гладила его лицо. Сразу вспомнил Стремягу, который обрадовался до усрачки, когда ощутил Катин сапог на своей физиономии. Да, подумал он. Теперь всегда вот так будешь просыпаться. И это самый лучший вариант! А ещё там где-то его ждут толстые пятки Акулины, с которых надо будет воду пить. Такова теперь его вечная планида – валяться в ногах у женщин. Пока не превратишься в мумию.

— Не притворяйся, что спишь, - услышал он томный голос Азалии. – Целуй, холоп!

А у неё игривое настроение, подумал он. Это хорошо. Надо будет как-то попробовать поговорить с ней насчет Стремяги. У Кости, похоже, намечаются серьёзные проблемы.

Но у начальницы сейчас были явно другие планы. Пока Москвич, со вкусом и причмокивая, целовал её мягкую тёплую ступню, она другой ногой ощупала его стоящий горячим колом член.

— Ого! – восхищенно изумилась она. – Ну-ка, давай, трахай!

И началась их привычная дикая скачка. Теперь, когда они так близко познакомились и явно сошлись на почве общих странных сексуальных предпочтений, мадам Азалия ничего уже не стеснялась. Она прыгала на нём, как на самом настоящем жеребце, кусала и царапала его как рысь, а когда приближался оргазм, яростно шипела ему в лицо какие-то ругательства на непонятном, но красивом языке, и лупила по щекам изо всех сил. Временами Москвичу казалось, что однажды она его просто забьёт насмерть, или в лучшем случает, покалечит. Но пока Бог миловал. И лишь насытившись, отвалившись как пиявка, напившаяся крови, она закурила, усевшись ему на грудь своей скользкой вспотевшей попой.

— А ты ничего так держишься! Молодцом! – похвалила она его, стряхивая пепел ему в рот. Провела, играючи, горящей сигареткой по его груди и усмехнулась, заметив, как напряглись его соски.

Ща будет прижигать, мысленно приготовился Москвич к острой боли. Но директриса мучить его (во всяком случае, физически) пока не стала. Видимо оргазма ей хватало на какое-то время.

— Что думаешь насчет твоего дружка Кости? Мне кажется, он встрял в неприятную историю. Хотя, может для кого-то она окажется весьма и весьма приятной, как считаешь?

Как удачно, подумал Москвич. Сама завела нужный мне разговор. И главное – в какой приятный момент! Он попытался было пошевелиться под ней, (всё-таки держать на груди взрослую упитанную дамочку для него было пока что непривычно), но ничего из этого не получилось.

— Не-не, - ласково улыбнулась ему Азалия. – Не рыпаться!

И легко пересела ему практически на лицо, оставив лишь малейшую возможность дышать одной ноздрёй. – Вот так вот. Отвечай!

— Да, он встрял, по полной, - только и смог прогундосить из-под её мокрой бритой киски Москвич. – За его тузом идёт большая охота.

— А ты, я смотрю, держишь нос по ветру! – и она мелодично рассмеялась двусмысленности этого замечания, глядя на краснеющее под её плотными телесами лицо парня. – Да, я знаю, что Элеонора хочет его сделать своей наложницей. Её очень возбуждает анальная фиксация Стремяги на своей девственности. Она хочет его трахнуть в задницу. И не просто трахнуть, а трахать каждый день. Вот как я тебя трахаю!

Настроение у начальницы было явно выше среднего. Она чуть-чуть подвинулась, давая ему возможность ответить.

— Костя с этим никогда не смирится. Он потому и Стремяга, что еще совсем недавно стремился к воровской жизни и строго придерживался понятий. У него это в голове просто не уместится. Что его может изнасиловать, да еще и в задницу, какая-то девица. Это будет для него крах всей жизненной концепции.

— Но ведь он-то трахал девушек исключительно анально, - мадам Азалия опять придвинулась так, чтобы лицо парня плотно погрузилось в её горячую вульву. Ей явно нравилась эта игра – давать ему чуть-чуть вздохнуть и коротко ответить, а самой долго рассуждать, сидя на его лице и покрыв его полностью.

— Вот она подсознательно и хочет его переделать, хочет сломать его анальную фиксацию. Хочет сделать из мальчика девочку на все сто процентов. Уверена, она даже кончать его заставит у неё на страпоне.

Москвич стал немного задыхаться в ожидании возможности ответить.

— Он этого не вынесет! – тяжело дыша, пробормотал он, когда попка госпожи начальницы, наконец, дала ему тридцать секунд для выступления. – Может наделать глупостей.

— А куда он денется? – не дав особо отдышаться, снова перекрыла ему белый свет и явно начав пульсировать от повторного возбуждения, кунка Азалии. – Бежать ему некуда, он это, кажется, понял. Думаешь, попытается с собой покончить?

Москвич замычал что-то утвердительное. Азалия улыбнулась, явно не желая так быстро открывать ему доступ к свежему воздуху.

— Ну это если просто взять, и грубо изнасиловать, - продолжила она рассуждать, чувствую всем своим нутром, как начинает паниковать в её мокром плену парнишка. – А вот если продолжить жёсткую ночную осаду, как она сейчас делает, если каждую ночь погружать Костю в мир сексуально-анального ужаса, но при этом днем с ним весьма мило общаться, может он и не решится на крайние меры. Кто станет самоубиваться из-за ночных кошмаров? Проще договориться со специалисткой, которая от них может избавить...

— Пххх! – прохрипел Москвич, едва получил возможность вздохнуть. – Пожалуйста, госпожа директриса, хоть минутку на ответ мне давайте! А то я начинаю думать, что дневные кошмары могут показаться более кошмарными, чем ночные!

— Это просто ты никогда не умирал во сне от удушья! – сладострастно ухмыльнулась ему Азалия. – Там хуже, чем наяву, уж поверь! Там ты будешь умирать всю ночь, болтаясь в петле на Гревской площади, и так и не умрёшь, в конце концов. А теперь помножь этот экспириенс на триста шестьдесят пять ночей в год!

И мадам Азалия демонстративно уселась ему на лицо своими мягкими ненасытными булками с таким расчетом, чтобы нос парня оказался точно в её анусе.

— Вот так! - сказала она, блаженно потягиваясь, закинула руки за голову. – Это называется сонный паралич!

И Москвич правда ощутил, как его тело перестало совсем ему повиноваться. Он по-прежнему всё слышал, ощущал даже тяжесть здорового женского тела у себя на голове, его нос трепетал и судорожно пытался втянуть воздух, будучи плотно окольцован её влажным и жарким анусом, но даже пальцем он не смог бы сейчас пошевелить, хотя бы и ради спасения собственной жизни.

Это было ужасно. Ничего подобного он никогда не испытывал, хотя и читал, что иногда люди от сонного паралича даже умирали.

Господи, за что, с горечью подумал он. Но я же всё делаю, как она приказывает. Даже помогаю ей перевоспитывать собственных друзей! Ну меня-то за что???

Да ни за что! – прозвучал где-то совсем в дальнем углу его подсознания чей-то холодный голос. – Ни-за-что! Ей просто приятно, когда ты страдаешь. Ей это нравится, ты же видишь? Ты ощущаешь, как напрягается и мокнет её пизда, пока ты под ней трепыхаешься и стонешь? Вот она и будет тебя плющить, пока в очередной раз не кончит. Но подохнуть тебе здесь никто не даст. Вы нужны живыми и страдающими. В этом весь кайф!

Странно, но этот холодный, замогильный голос Азалия в нём не расслышала! Хотя он и был уверен в абсолютном её контроле над его мыслями. Когда же в его голове кровь стала пульсировать тяжелыми толчками и он перестал сопротивляться даже мысленно, директриса в очередной раз задрожала всей задницей, заливая его рот, нос и вообще всё лицо обильной порцией своего сквирта.

Вот это оргазм! В первый миг Москвич даже подумал, что она его обоссала! Но тут же закашлялся, инстинктивно выплёвывая всю её секрецию и утираясь простынёй.

— Да ты негодный мальчишка! – с восторгом рассмеялась Азалия. – Как ты смеешь тут плеваться?! В моей кровати?!

— Пр-простите, - прохрипел он, сползая на пол и утягивая за собой испачканное им постельное бельё.

— Никаким прощением тут ты не отделаешься, надеюсь, ты и сам это понимаешь, - блаженно улыбаясь, сказала мадам. – Но похоже у нас с тобой появилась ещё одна сексуально-волнительная игра.

«Да не дай Бог» - отчетливо проурчал глубоко внутри холодный замогильный голос.

— А со своим дружком всё же поговори, - велела Азалия. – Настоятельно рекомендую. Растолкуй ему, что один раз отдаться по любви всё же лучше, чем каждую ночь быть многократно изнасилованным по злобной похоти. Элеонора у нас мастерица по ночным баталиям, она возьмёт измором любого.

— А почему вы ей не запретите такие фокусы? Она ведь может свести с ума и таким образом испортить ценный экземпляр...

— Как я могу запретить ведьме – колдовать? К тому же она перевоспитывает опасного сексуального преступника... Так что тут всё вполне законно. Вечером жду отчёта о проделанной работе. И не обмани моих ожиданий. А то у меня такое хорошее настроение сегодня...

Она широко улыбнулась со всей возможной своей ядовитостью...

...Стремягу Москвич застал в ужасном состоянии духа. Тот сидел за столом, пил в одно лицо змейский чифир, и мрачно глядел в белое от инея окно.

— Хреново выглядишь, - обрадовал друга Москвич.

— Я четвертую ночь сегодня не спал. В подвале было легче, тем заснешь – сразу к крыскам свалишься. А здесь вырубает даже с открытыми глазами. Ты как? Ублажил хозяюшку? Мозоли на языке не натёр ещё?

— Да пошёл ты... - беззлобно огрызнулся Москвич. – Это не выход сидеть тут сычом и спички в глаза вставлять. Она тебя всё равно подловит на чем-нибудь, и ты отрубишься. Не сегодня так завтра.

— Что предлагаешь? В ножки ей кланяться. Так если бы в ножки... А то она ведь, сука, ставит перед выбором: либо я ей должен шоколадное её очко каждую ночь в реале отлизывать. Да ещё прямо в палате, при всех. За занавеской... Или она меня во сне всю ночь шпилит во все дыры. А это, знаешь ли, больно. Пиздец, как больно, между прочим.

— Проверял?

— Догадываюсь.

— Тогда я научу тебя, что делать. Ты пойми главное – твой сон – это твоя территория. Постарайся не быть там жертвой. Ты там равен ей по силам. Но она тебя трахает, потому что ты не готов ей противиться. Ты играешь по её правилам. А там твои, и только твои правила, пойми это. Осознай себя во сне, и тогда ты там король. И знаешь что... Ложись прямо сейчас. Мы с пацанами тебя как-нибудь прикроем. Я буду смотреть за Элкой, не дам ей тоже спать лечь, хотя бы до обеда.

И надо признать, что первая половина плана Москвича сработала. Он сам напросился наряжать новогоднюю ёлку, которую решено было поставить в центре общего зала столовой. Барышни в основном руководили и создавали из разноцветной бумаги, фольги, шёлковых лент и прочей мишуры дивной красоты игрушки. Огромные переливчатые волшебные шары, как будто сами собой взмывали под потолок. Гирлянды разноцветных светлячков (явно живых, даже что-то там щебечущих), тончайшими змейками сами по себе расползались по всем веткам и загорались в такт едва слышимой старинной музыки. В общем, барышни активно колдовали, уже никого не стесняясь. А парням досталась самая простая и ответственная работа – водружать на вершину ёлки тяжелые большие рубиновые и изумрудные звезды. Они магии, по всей видимости, не очень поддавались, и потому их ребята поднимали на самую верхотуру вручную. Балансируя на раскачивающейся стремянке.

Было весело и немножко страшновато. Субординация особо не соблюдалась, хотя в удовольствие дать подвернувшемуся под руку пацану лишний тычок или затрещину никто из барышень себе, конечно же, не отказывал. Приятная же штука – полнейшая безнаказанность. К ней так быстро привыкаешь...

Так что до обеда время пацанам время протянуть удалось. Отсутствие Стремяги вроде бы никто не заметил. Или все заметили, но сделали вид, что ничего не случилось. Хрен тут разберёшь, что тут правда, а что только видимость.

А в обед явилось начальство в лице режимницы Анны Дарвулии. Давно её видно не было, и вот теперь она сделала сразу два важных объявления. Во-первых, в связи с тем, что на выходные выпадает Новый год, то в воскресенье никаких экзекуций точно не будет. И потому всех провинившихся будут наказывать на месте – как только провинился, так и получи. А во вторых...

Во-вторых было объявлено еще одно весьма пикантное нововведение. Для улучшения дисциплины парням теперь предписано не просто опускаться на колени перед каждой юбкой, но и целовать ножки каждой барышне. Правило было простое: хочешь обратиться – целуй туфлю. Если к тебе барышня, или воспитательница обращается, то тоже целуй туфлю! В общем, целуй туфли всем направо и налево, кто только пожелает.

— И будет вам щастье, - тихо прокомментировал новый особый этикет Кроха.

А собравшиеся в зале девицы встретили эти оба известия дружными продолжительными аплодисментами.

— К ноге! – тут же громогласно объявила Святоша Илона своему Славику и демонстративно подняв руку с выставленными тремя пальцами, стала не спеша загибать их по очереди. Парень едва успел припасть к её ногам, пока ошейник не выдавил его выпученные глаза.

— Хрена себе... - почти шёпотом выругался Москвич и тут же ойкнул оттого что кто-то весьма болезненно схватил его сзади за мошонку, ловко приподняв его юбку.

Он даже не успел обернуться, как Элла прижалась к нему всем телом, не забывая выкручивать его слегка отвислые причиндалы, и зашептала горячим матом ему в ухо:

— Думаешь, что ты самая умная сучка в вашем зверинце, так?

— Не понимаю, о чем вы говорите, Темнейшая из Темнейших госпожа Элла! – скривился он от боли в яйцах.

– Не понимаешь? А так?

Она поддёрнула вверх его хозяйство, одновременно вставляя большой палец с длинным, остро отточенным когтём (у ведьм не ногти, у них самые настоящие ведьмины когти, Москвич это давно усвоил), ему в напрягшийся в последний миг, анус.

— А ну-ка расслабь! – приказала она.

И что тут делать? Ослушаться приказа, подставиться под сотню-другую горячих прямо здесь? И выторговать тем самым еще пару часов сна для Кости? Или, и правда, поиграть с ней в ЕЁ игры? У Москвича в прямом смысле зачесался анус. Он беззвучно рассмеялся этой через чур наглядной аллегории. Что ж, делай что должно, и будь что будет. Сдавай карты, Темнейшая Элла. Мы в игре.

— Обожаю таких наглецов, - сказала молодая ведьма совершенно серьёзно, и свет вокруг внезапно погас.

Нет, вероятнее всего физически ничего особенного не случилось. Скорее всего, окружающие вообще ничего не заметили. Как потом анализировал своё состояние Москвич, он наверняка просто вырубился. Банально заснул. Ну, бывает. Особенно, если по утрам тратишь столько сил... И провалился ненадолго, минут на десять, (больше в осознанном сновидении просто невозможно продержаться), в сон Стремяги.

Это и была та самая ловушка, которую он же своему другу и предсказал. Просто соревноваться с хитрейшей и изворотливейшей ведьмой – это надо, во-первых, уметь, а во-вторых – иметь большой опыт.

А он был самонадеянным мальчишкой. Вот и попал. Как кур в ощип. Или как курва в щи – не важно.

В общем дальше всё было скучно и противно, как в самой настоящей порнухе. Это, по сути, она и была – они снимали порнофильм. За камерой стояла Элла, одетая соответственно – в скрипучий и сверкающий латекс, под которым её тело нещадно потело. Он был в главной роли, роли жертвы, которую подвесили вверх ногами, соответственно в жаркой кожаной смирительной рубашке. Он-то думал, что вдвоём с Костей они уж как-нибудь с ней справятся, но Костя тут спал. Тоже вполне понятное обстоятельство – он же САМ сказал другу ложиться спать.

Так ловушка и захлопнулась.

А Элла включила камеру и взяла в руки ту самую сверхпрочную бамбуковую трость, которую вряд ли сломаешь о человеческую задницу. Била она, кстати, не сильно. Зачем напрягаться во сне? Тем более, если ты в нём – полновластная хозяйка. Захочешь – добавишь заклятья боли, и твоя жертва будет срывать голос от невыносимых страданий.

Единственное, что до последнего никак не мог понять Москвич – зачем здесь вообще камера? Чтобы потом шантажировать этой записью-сном? Но кого? Его самого, Стремягу или...

Потом, когда он уже оглох от собственного дикого визга, когда брызги крови из рассечённой задницы – ЕГО СОБСТВЕННОЙ задницы уже летели даже вперёд, чтобы он сам мог их видеть, он, кажется, всё понял. Понял, когда увидел лицо своего друга, перекошенное в лютой муке. Камера демонстрировала всё происходящее в его – Стремяги, - сон. И он видел, как вместо него, Элла пытала Москвича. Всё видел, и ничего не мог с этим поделать.

Еще одна ловушка, теперь уже лично для Кости.

Он знал, чего она хочет. Он видел, как напряженно болтается, даже чуть подрагивая от предвкушения, лоснящийся розовый страпон на её поясе. А она всё секла и секла, не уставая и только смеясь. Она ждала, когда ОН САМ попросит его выебать. Выебать в жопу. Розовым девичьим страпоном. Чтобы прекратилась это невозможное в реале страдание. А тут, в ОСОЗНАННОМ сновидении, вполне себе реальное.

Она всё точно рассчитала и вполне могла предвкушать длительное удовольствие, удерживая сразу двух персонажей в своей, сотканной из её собственных садистских предпочтений, псевдо-реальности. Она ведь не знала, через что прошёл Москвич там, у них в душе, когда впервые близко познакомился с мадам Азалией. Она не видела, как директриса натягивала толстые резиновые перчатки, прежде чем вонзить свои пальчики ЕМУ в зад.

Она не знала, что он давно уже потерял свою девственность. Или мужественность, как это правильно именуется? И для него сейчас главным было не показать ей это потаённое воспоминание. Чтобы не обломать весь кайф!

И да, он визжал, унижался, скулил и плакал. Умолял, как она того желала, чтобы она оттрахала его в жопу, в анус, под хвостик – куда угодно, лишь бы кончилась эта нестерпимая пытка!

Она еще немного дала ему пострадать, а потом смилостивилась. И, раздвинув его ноги, вставила ему этот противно лоснящийся прибор куда следует. А камера всю эту мизансцену взяла крупным планом. Чтобы и Стремяге всё хорошо было видно...

Потому что за други своя нужно уметь положить не только жизнь, но и... душу.

***

На ужин ни Москвич, ни Стремяга не пошли. Просто не в состоянии были идти после ТАКОГО сна. Оба сидели на кроватях и медленно приходили в себя, отпаиваясь холодным горьким чифиром. Который им ещё днем заварил сердобольный Кроха.

Говорить было больно, а Москвичу вдобавок еще и сидеть на попе ровно тоже было очень и очень больно. Несмотря на то, что физических разрушений кровавая порка Эллы ему не причинила, но фантомная-то боль осталась!

Но хуже всего было то чрезвычайно стрёмное обстоятельство, о котором сам Москвич даже товарищу по пытке не смог бы сейчас признаться. Дело в том, что он испытал позорнейший и постыднейший оргазм как раз в тот момент, когда Элла прекратила его пороть, и воткнула ему в анус скользко-мерзкий страпон. Он до сих пор ощущал его в себе, как будто там, в районе предстательной железы поселился Чужой. И вот теперь он там подрагивает, напоминая о самом последнем унижении, которое может испытать молодой гетеросексуальный парень.

Паршиво было и то, что такое надругательство над ним совершила не госпожа директриса, не какая-нибудь садюга-надзирательница, вроде Кати или Дорки, а самая глумливая из всех барышень. Демонстративно унижавшая его друга, и вот теперь растоптавшая остатки и его человеческого достоинства.

А еще ему было стыдно за своё самонадеянное поведение еще сегодня утром, когда он посмел давать советы приятелю в той области, о которой сам имел весьма смутные подозрения. Что ж, корил он сам себя, поделом! Будешь и дальше корчить из себя всезнайку и гуру околовсяческих колдовских наук, тебя будут пороть и трахать. Да что там прятаться за эвфемизмы, тебя будут пороть и ебать! Ебать и пороть!

Как ни странно, но этот внутренний мазохизм помогал! Помогал, как минимум, восстанавливать внутренние силы!

— Прости меня... - после долгого и горького молчания хрипло вымолвил Стремяга.

— За что? – удивился Москвич.

Ему самому сейчас хотелось извиниться перед другом, но он, честно говоря, стеснялся даже заводить разговор на эти темы.

— Это же она тебя из-за меня... Это я, мудак, раздраконил её таким образом, что теперь она всем нам будет мстить, Кроха был прав...

— Не, братан, - приходя понемногу в своё обычное уравновешенное состояние, отозвался Москвич. – Это ты зря. Уныние – тяжкий грех. Нельзя так просто сдаваться врагу. Нас что – мало били?

— Да при чем тут били... Я же... я всё видел, понимаешь это? Вот если бы меня на твоих глазах из-за тебя того... Как бы тебе такое показалось?

Москвич горько махнул рукой. Ну как сказать близкому другу, что он сам, фактически, напросился на это приключение. Да ещё и кончил, как распоследняя шлюха во время изнасилования, как в таком признаться?

А может и не стоит ни в чем признаваться? Может, просто... проехали?

— Об этом знаем мы двое, и больше никто никогда об этом не узнает, договорились? Тему убили?

Стремяга облегченно вздохнув, пожал ему руку.

— Просто ты на всякий случай имей ввиду, что она мне потом сказала, что я лично могу теперь быть свободен. Что она с меня, может быть, даже ошейник снимет. Ну... в том смысле... ты понимаешь, что она имела ввиду? Что теперь она может на тебя переключиться. Ну, типа, понравился ты ей...

Ну вот, подумал Москвич, приехали. Час от часу не легче. Раньше это был просто шантаж, а теперь плетётся какая-то очередная интрига. Что она хочет? Окончательно растоптать меня лично? Или достать таким образом свою противницу (и мою госпожу-воспитательницу) Акулину? Госпожи дерутся, а у холопов жопы трещат?

— Грустная это история, Костя, - сказал он. – Надеюсь, что это не так. Но в любом случае я смогу это проверить. И сегодняшней ночью, и в каждую последующую ночь. Мне, как ты знаешь, сказочно повезло. Я сплю теперь на диване самой крутой здешней ведьмы. Я, типа, главный кот института благородных ведьм!

— Хотел бы я на это посмотреть! – улыбнулся Стремяга.

— Нет, брат, поверь – ты не хочешь это видеть! – тоже вроде бы смеясь, но на самом деле вполне серьёзно, парировал Москвич. – Не хочешь!

Они снова молча пожали друг другу руки.

— Так что я, некоторым образом, под защитой и высочайшим покровительством. А ели она на меня попытается напасть во сне, мадам Азалия всяко это заметит. Когда на человека оказывается такое мощное магически-психологическое воздействие, что его аж плющит и колбасит, это по любому будет заметно снаружи. Я думаю, что если такое случится, Элке столько хуёв прилетит в ответку, что мало ей не покажется. Она будет похожа на новогоднюю ёлку в секс-шопе. Так что вряд ли. Она не дура, чтобы лезть на рожон и так подставляться.

И тут появились ребята – Кроха и Славик. Были они слегка возбуждённые и чем-то расстроенные.

— Что опять случилось? – скептически спросил их Стремяга. – Нас продают в рабство в женскую колонию для малолеток?

Парни шутку не оценили. Славик, пряча глаза, бросил Москвичу на кровать очередного шоколадного зайчика, в красочной обёртке из фольги.

— И ты ничего не перепутал при этом? – серьезно глядя на него, спросил Стремяга.

Славик отрицательно покачал головой. Кроха подтвердил, коротким кивком.

— Велено передать именно ему.

— Да похеру, - отозвался Москвич, заваливаясь на свою кровать и закидывая руки за голову. – У меня вообще-то по ночам дежурство. В спальне её величества. На коврике, у кровати! Так что пусть является. В образе киски, ага...

И он процитировал по памяти детскую песенку:

— Где ты была сегодня, киска?

— У королевы у английской,

— Что ты видала при дворе?

— Видала мышку на ковре! – вот пусть попробует эту мышку съесть!

— А она ко мне придёт, - флегматично отозвался на размышления Москвича, Стремяга. – Только камеру развернёт в другую сторону...

— Ситуация отзеркалилась? – вдумчиво спросил Кроха. – А про какую камеру вы сейчас?

— Да забей! – закрыв глаза, поспешил успокоить его Москвич. – Это мы о своём, о девичьем...

Странно, но этот вечер был тихим, задумчивым и ко всем благожелательным. Парни валялись на своих шконках, смотрели, как синие зимние сумерки быстро сменяются свинцово-серой хмарью приближающегося снегопада. Свет зажигать не стали, лениво переговаривались в темноте:

— Кого-нибудь еще сегодня пороли?

— Вроде нет.

— Что на ужин было?

— Расстегаи с зайчатиной и зелёный чай с малиновым вареньем.

— Пипец... Расстегаи... зайчатина... малиновое варенье... Что ж я маленький не здох.

— Ну хотя бы унижали? В тарелку никому не наплевали?

— Обещали тебе завтра...

— А послезавтра Новый год...

— На балу мы кем будем?

— Какими-нибудь лакеями...

— Всю жизнь мечтал носить ливрею...

— Считай, сбылось...

— За сбычу мечт!

— Шампанского нальют?

— Ага. И ты уже догадался куда...

— Оттуда отпивать будет сложно...

— В туфлю, мудило!

— Тьфу... Никому ещё тут ноги не целовал. Какие они на вкус?

— Как зайчатина с малиновым вареньем...

— Беа...

Но всё хорошее когда-нибудь заканчивается. Закончился и этот тихий, и ко всем доброжелательный вечер. Прозвенел звонок отбоя, и Москвичу нужно было спешить через гулкие мёртвые коридоры в спасительную спальню Азалии. А спешить никак не хотелось. И было совершенно непонятно, какую ещё пакость устроит Элка. А главное – кому?

...В жарко натопленном будуаре Москвич немного расслабился. Мадам встретила его скептически. Велела показать во сне выпоротую попу, долго водила по ней своим стеком, чертила какие-то таинственные руны. Фантомная боль утихла, зато появилось ощущение, как будто у него в мозгу кто-то основательно покопался и наследил.

— Не волнуйся, не буду я тебя пасти, - успокоила его Азалия. – Если Элка положила на тебя глаз, значит, от твоего дружка она отстанет. А меня ваши детские игры не волнуют.

Москвич благодарно улыбнулся ей в ответ, делая массаж ног.

— Ладно, давай отлизывай и – спать! – Велела она, гася свет и раздвигая ноги под одеялом.

Выполнив приказ, Москвич совсем разомлел и так глубоко заснул, что осознал себя лишь когда увидел сверху, с высоты птичьего полёта, весь комплекс зданий пансиона. Растущая луна заливала все пространство вокруг серебристо-белым, переливчатым светом. А сам Москвич стоял на «коньке» - самой верхней точке боковой стенки главного корпуса. Было жутковато, и одновременно вид заснеженных крыш, двора и бескрайнего пространства за забором, завораживал.

И как я отсюда буду спускаться? – подумал он.

— Не волнуйся, - услышал он голос Эллы у себя за спиной. Она сидела на нём верхом, и, странное дело – он совершенно не чувствовал на плечах её вес.

— Это потому, что ведьмы умеют летать! – засмеялась она. – Хочешь, полетаем вместе?

— Нет уж, я не готов еще к такому путешествию! – я же все-таки не Хома Брут!

— Ты глупый мальчик, - мечтательно ответила она. – Ты даже не представляешь, какие перспективы открываются перед тобой! Возможно, это приключение станет для тебя путевкой в совершенно новую жизнь. Ты ещё благодарить меня будешь!

— Ты это сейчас о чем? – осторожно спросил Москвич, всё ещё опасливо поглядывая вниз.

— Я хочу открыть тебе одну тайну, касательно вашего будущего. Ты готов её узнать?

Москвич кивнул. Он уже усвоил, что в непонятной ситуации, когда не знаешь, что говорить, лучше промолчать. Слово – улика против тебя. А кивок всегда можно объяснить тем, что во сне ты был лошадью.

Элла рассмеялась в ответ на эти его осторожные мыслишки, но ничего не сказала.

— В новом году ваша судьба круто изменится. Будет введено еще одно, самое важное и последнее изменение вашего статуса. Каждый из вас станет чьим-нибудь личным рабом. Одной из барышень, хотя может кто-то попадет и к воспитательнице.

— Мы и так ваши рабы, - пожал плечами Москвич, отметив для себя, как легко он смог этим движением чуть приподнять свою наездницу.

— Нет, теперь вы должны будете отдаться своей новой хозяйке навсегда, на всю жизнь. И стать её полноценным рабом. Внутренне ей покориться. По собственной воле.

— Что значит должны? А если мы не сделаем этого? И как, например, Стремяга сможет тебе внутренне отдаться? Он же ненавидит тебя и боится.

— Это не проблема вовсе, - усмехнулась Элла. – Страх тоже может стать отличным афродизиаком. Но это не твое дело, что да как. Вопрос решенный. И решение будет объявлено. Кто кому будет принадлежать – это мы разберёмся между собой. В честной, конкурентной борьбе. На таком, своеобразном конкурсе ведьм. Но у меня к тебе эксклюзивное предложение. Ты уже догадался, что я тебе предлагаю?

— Конечно. Я ж тупой, но не совсем идиот.

— Я не тороплю тебя с окончательным ответом. Можешь подумать пока... До окончания праздников, то есть всю святочную неделю. Но! Я не зря тебя тут выгуливаю под луной. Это, между прочим, романтическое свидание! И за него ты мне кое-что теперь должен!

— Что именно? Душу?

Элла совсем не романтично хмыкнула.

— Не шути так больше. У тебя неделя на подумать. А пока ты для меня вот что сделаешь. В новогоднюю ночь будут всякие веселые конкурсы, песни и пляски святого Витта на костях грешников. В общем, всё, как мы любим. И в том числе будет конкурс на звание лучшего пони. Предлагаю нам с тобой его выиграть.

— Ты будешь моей наездницей?

— Ну не Акулина же! – рассмеялась Элла. – Если она на тебе прокатится, мне тебя потом лечить неизвестно сколько придётся. Нет уж, пусть под ней окажется Кроха...

— Только не Кроха! – горячо запротестовал Москвич. – Пожалей бедолагу, и я – твой!

— Видишь, как просто тебя поймать! – веселым колокольчиком расхохоталась за его спиной Элка. – Ладно. Пусть это будет Стремяга. Хочу лишний раз полюбоваться на его мучения!

— Жестокая ты девушка, - сказал Москвич грустно.

— Да. Но я работаю с этим. Хожу к психологу...

И снова заливисто рассмеялась. Её хохот стряхнул тончайшее кружево морозных предутренних узоров с заиндевелых карнизов и резных наличников окон, за которыми в своих кроватках мирно посапывали ведьмы-барышни. Но никто не проснулся раньше времени.

Москвич еще много чего хотел у неё спросить, но длительные дискуссии явно не входили в планы юной интриганки.

— Я открыла тебе тайну, и потому вынуждена наложить на твои уста Печать Молчания, уж извини!

И тут Москвич увидел краем глаза, как она легко снимает со своей правой ноги туфельку и ловко надевает ему на физиономию! Получается что-то вроде дамско-матриархального намордника! Причем его нос и губы упираются прямо в её тёплую, ещё хранящую аромат её ноги, кожаную стельку. Плотно так упираются, губами практически не пошевелить, и уж тем более ни слова не сказать!

Ну всё, пиздец! – в отчаянии подумал парень. – Теперь это все увидят, и я пропал!

— Не волнуйся! – успокоила его ведьмочка. – Это не навсегда. Всего лишь на всю святочную неделю. Потом сам сможешь снять. Если захочешь... - добавила она игриво.

— А теперь покажи, как ты умеешь бросаться в пропасть! – приказала Элла и пришпорила своего пони весьма чувствительным пинком в бока.

Москвич от неожиданности в ужасе закачался на краю крыши, и рухнул вниз, вспоминая из детских снов, что для того, чтобы полететь, нужно просто раскинуть руки в стороны...

...Он вывалился из-под одеяла на пол. Тяжело отдуваясь и тараща в ужасе глаза во все стороны. Мадам Азалия давно проснулась и сидела теперь перед своим антикварным трюмо, наводя утренний марафет.

— Откуда это мы такие охреневшие взялись? – с удивлением спросила она, рассматривая измочаленную фигуру Москвича. – А-аа! Вижу! Эллочка, как всегда бесподобна в искусстве бенанданте. Что ж, пожалуй, она заслуживает звания Темнейшей ведьмы года. Буду рекомендовать её кандидатуру.

И директриса снова отвернулась к зеркалу.

Москвич тем временем в изумлении ощупывал своё лицо. Руками ничего не ощущалось, но носом и губами он явно чувствовал на лице туфельку Эллы! Даже её запах никуда не девался! Опять какие-то фантомные сущности? Или так работает Печать Молчания?

— Но я могу говорить? – полушёпотом спросил он.

— К сожалению, не всегда осмысленные вещи, - холодно заметила директриса. Марш к своим! Всем готовиться к празднику! Завтра Новый год.

На её трюмо, в старинных узорах резного тёмного дерева, магическим образом горели, вспыхивали и переливались разноцветными холодными огоньками причудливые готические цифры 2023...