ЖЕСТОКИЕ ВЕДЬМЫ МАРКИСТАНА

КНИГА ВТОРАЯ

ЦВЕТ НАСТРОЕНИЯ ТЕМНЫЙ

Глава первая. «Свиньи они, а не верноподданные»

Говорят, что люди – самые неблагодарные существа на свете. Даже великий Достоевский в «Записках из подполья» определил человека, как существо двуногое и неблагодарное... – думала мадам Екатерина, сидя на своём троне и наблюдая за парнями, переодетыми сейчас в барышень, и вот уже третий час без перерыва убиравшими последний мартовский снег. От парней в девичьих платьях уже валил пар, и горячий пот стекал по их раскрасневшимся лицам. Мадам это очень нравилось, и она явно не спешила разрешать им перерыв. Наблюдать, как вкалывают другие, как известно, одно из трёх основных удовольствий, доступных людям обличённым властью, и всяким прочим людям тоже.

И чем они недовольны? - думала мадам Екатерина. – Их, подлецов, вытащили из тюрьмы, где они давно бы уже (с такими-то милыми мордашками!) были в петушатнике, и всякие волосатые гориллы совали бы свои стволы им в ротики. А здесь они в чистеньких роскошных (особенно этот Кроха – всегда моднявая кокетливая штучка!) платьях, обслуживают милых и добрых девушек, общаются с ними круглосуточно, социализируются, получают всякие полезные навыки и бесценный опыт взаимодействия с противоположным полом. А самое главное – свободно и добровольно готовятся окончательно познать свою половую идентичность и выбрать, кем они хотят стать – тупыми тестостероновыми мужланами, или исправить что-то в себе и обрести внутреннюю гармонию в обществе молодых волшебниц, в качестве их добровольных служанок и компаньонок...

Такие высоконравственные рассуждения всегда очень способствовали душевному комфорту мадам директрисы. Особенно когда она сталкивалась с черной неблагодарностью не только со стороны младших воспитанников (что с них, неразумных, взять-то?), но и со стороны некоторых незрелых барышень, по недомыслию называвших себя светлыми ведьмами!

Вот хотя бы взять последний и наиболее вопиющий пример – праздник проводов Зимы – Масленицу. К Екатерине явилась накануне целая делегация этих самых светлых... Во главе со своей предводительницей. Попросили, как порядочные, разрешения провести соответствующий обряд. Ну всякие там весёлые колдовские штучки, песни, пляски, костёр. Да кто ж против! Пожалуйста, веселитесь, барышни! Ваш, светлый, праздник. Тем более что попросили разрешения взять для сооружения чучела кое-что из одежды прошлой директрисы и она, Екатерина, разумеется, с радостью пошла им навстречу в этом вопросе.

Так они, змеюки, что удумали. Они специально, руководствуясь самыми чёрными намерениями, выбрали из всего оставшегося гардероба Азалии тот самый весенний комбинезон, который ей подарила она, Екатерина, практически со своего плеча! Который, она сама носила! И вот этот комбинезон они набили соломой так, чтобы особо подчеркнуть непомерно толстые бока и арбузоподобные груди этого чучела, хотя по канонам Масленицы оно никогда не имело таких уродливых форм!

На что они так прозрачно намекали в тот момент? Кого хотели изобразить в столь гротескных очертаниях? Кого, они, неблагодарные, сжигали в тот вечер, кружась в лихом танце вокруг этого, практически инквизиторского костра, этого аутодафе, и радостно ловя в свои ладони обжигающие искорки?

Понятно же кого... Её, свою покровительницу и главную воспитательницу. Свою родную директрису. Которую за глаза называют всё-таки (несмотря ни на что) Великой...

А вот поддались же злобному наущению и сожгли! Не пожалели... И кто теперь получается самое неблагодарное существо на планете? Люди или ведьмы?

Им, видите ли, её власть не нравится. Авторитарный стиль управления пансионом их не устраивает. Привыкли при Азалии к бесшабашной вольнице и всеобщему бардаку. И до чего довёл их этот бардак? Сами же страдали больше всех, когда какой-то ничтожный раб вызвал демона и устроил настоящий, неконтролируемый Хаос, едва не уничтожив в междоусобице всё населения школы.

Да, пришлось применить суровые меры, а что оставалось делать? Пришлось кого-то наказать, остальных вразумить, колеблющихся уберечь. Для их же блага! Да что там ходить вокруг да около, - для ВСЕОБЩЕГО блага!

И вот теперь воцарился порядок. Все ходят строем, все сыты и довольны. Никакого хаоса и разгильдяйства.

А проводы Зимы, так называемая Масленица... Ну да, вынудили её, Екатерину, тоже немного поколдовать в заснеженных просторах Маркистана и вот теперь на весь март весна отменяется. Получите-распишитесь, как говорится! Будете впредь знать, чьи чучела сжигать и с какими намёками справлять свои праздники!

Зато теперь вашим же невольникам есть чем заняться. С утра уборка снега, выпавшего за ночь, после обеда уборка снега, который успел насыпать днём, а вечером ровнять бордюры и превращать уродливые сугробы в красивые снежные пирамиды – это лично её, директрисы, изобретение. Снежные сугробы правильных геометрических форм! Красота и загляденье!

Да и молодым, здоровым, растущим организмам физический труд на свежем воздухе только на пользу. Меньше будут вспоминать своё преступно-уголовное прошлое, чаще задумываться о необходимости послушания и перевоспитания, почтительнее станут себя вести и побольше покорности появится в их глазах, а то, чего греха таить, некоторые в последнее время были замечены в предерзостных состояниях духа и невосторженном образе мыслей!

Ничего, она из них всю эту крамолу выбьет. Тяжкий труд и строгая дисциплина творят чудеса. Вон как шустро скребут лопатами!

Впрочем, уже не так шустро... Можно, пожалуй, разрешить им немного передохнуть, а то что-то совсем уж запыхались... Её-то Пашка, личный персональный раб личико своё смазливое снегом утирает, а на самом деле втайне этот самый снег жрёт, скотина этакая! А ведь она ему запрещала жрать снег! Не слушается... Ну как тут достичь всеобщей гармонии и благоденствия, когда собственный раб тебя не слушается?

Ясно, как. Только строгостью и последовательным ужесточением режима.

Екатерина поднялась и вышла на веранду. Измочаленные парни тут же рухнули перед ней на колени, втайне радуясь столь долгожданной передышке. Она подошла к ним поближе, и парни склонились к самым её ногам, готовясь, согласно этикету, целовать её высокие шнурованные ботинки.

Да, вот она – власть, вот он – порядок, вот оно – послушание и раболепие. Всё, как она любит, и к чему она так долго стремилась. Азалия, конечно, была самой близкой подругой, но трон, чёрт его побери, очень тесен! И на нём не усидишь вдвоём! Так что пришлось жертвовать многолетней дружбой, но что оставалось делать? Всегда ради высоких целей приходится жертвовать самым дорогим. А дороже дружбы с Азой у неё ничего и не было. Они ведь обе детдомовские...

Да и здесь, в этом пансионе, почти семьдесят лет тому назад, в конце сентября пятьдесят четвёртого года, они появились вместе. Ещё и Дорка к ним присоединилась, и Анюта.

Правда, тогда это был не пансион, а спецшкола для «трудных» подростков, точнее неисправимых. Сюда советская власть отправляла тех, кого сажать было ещё рано, а исправлять уже поздно. А они здесь появились совершенно случайно – сюда их привела через весь Маркистан лично Азалия, после легендарной операции «Зарница», когда их – банду взбунтовавшихся деток врагов народа, чуть не постреляла опергруппа КГБ. Это было далеко отсюда, в предгорьях Северного Урала, в Ивделе, на Плотине... Впереди было бескрайнее болото, позади – стрелки полковника Саркисова, а у них один-единственный обрез и десяток патронов. И что оставалось делать? Вот и ушли мальчики и девочки в непроглядную топь, не дожидаясь рассвета. Ушли те, кто плена побоялся больше, чем смерти. Чекисты за ними не сунулись, лишь постреляли вслед ракетницами, да подождали на берегу трое суток на всякий случай. И списали, как погибших при побеге.

А они выжили. Они шли и шли. Сперва неделями, потом месяцами. Всё лето шли, и почти весь сентябрь. Питались грибами и болотными ягодами. Грабили редкие охотничьи домики местных аборигенов. Больше половины навсегда остались там, на болоте. Так Маркистан отбирал себе будущих ведьм и колдунов. И превращал обычных деток в зверьков – хищных, злых и нечеловечески выносливых. А отобрав, наделял разными способностями, казавшимися кому-то сверхъестественными.

Потом пришли сюда, в спецшколу. И в первую же ночь одиннадцать сопливых девочек, и четверо мальчиков из разряда оторви и выбрось, схватились, в этих коридорах и палатах с местными, вырубив свет, чтобы никто из воспитателей даже и не подумал к ним сунуться. Схватились не на жизнь, а насмерть. Местные-то решили, что девочки будут лёгкими и сладкими жертвами. Но зубы, когти, отчаяние и численное превосходство меняют даже самые безнадёжные диспозиции.

Да, они слегка переборщили в ту ночь, зато наутро тут установился стихийный матриархат и местные мальчики, (двое временно лежали в санчасти, им промывали глазки и зашивали разорванные рты), торжественно принесли присягу на верность дамским традициям сестринства и согласились мыть полы за всех. А стирать девичьи носочки и трусики их заставили уже позже, и в обмен на торжественное обещание не писать на мальчиков по ночам.

Так родилось первое табу - на золотой дождь. Ну как табу... Золотой дождик просто стал высшей мерой наказания. После него несчастный считался навсегда «опущенным», и с ним за стол уже никто не садился. Но применялся «дождик» крайне редко, достаточно было просто угрозы его применения.

А для всех остальных придумали «отречение от воровских понятий под красным знаменем». Девочкам тогда выдавали длинные бордовые юбки, под которые мальчиков и загоняли. Нужно было, встав на колени, и засунув голову под такую юбку, читать унизительную клятву и отрекаться от прошлой воровской жизни. Под всеобщий хохот и издевательские комментарии таких же воровок и малолетних проституток. Отказавшихся от «добровольного отречения» подлавливали по ночам в туалете, гасили свет, и что там происходило никто никому не рассказывал. Просто на следующий день вчерашний отказавшийся сам просился под юбку, внезапно осознав всю пагубность своего прошлого поведения.

Эх, хорошие были времена! - с удовольствием подумала Екатерина, разглядывая затылки склонённых перед ней мальчиков. Кроха, как всегда, носил парик, а у её Москвича уже вовсю росли слегка вьющиеся каштановые волосы. Надо будет обязательно простимулировать ещё разок этот процесс. Уж очень ей запала в душу мечта сделать из Павла полноценную красотку, сероглазую и стройную. Надо будет обязательно разработать её прическу, а также проследить, чтобы талия у него была как можно тоньше, а попка приобрела необходимую округлость и упругость. Тут, к сожалению, без прямого магического вмешательства никак не обойтись. Даже внешние параметры мужского организма просто так коррекции не поддаются. Надо проводить длительную гормональную терапию и долго возиться с внутренним состоянием парня. Но это ничего, это весьма приятные хлопоты.

Такие метаморфозы Екатерина очень любила проводить и превращать гордых и стройных пацанов в послушных и грациозных девушек. Чтобы потом держать их подле себя в столь пикантном виде. А на Павла она теперь имела совершенно определённые планы, особенно после того, как эта выскочка Стеша бросила ей столь беспардонный вызов. Мальчик будет её личным призом в столь необычном поединке.

Грациозным движением ноги она приподняла его голову и, кивнув, велела подняться.

— Фу, какая ты вонючка! – кокетливо улыбаясь, слегка хлопнула парня по щеке. – Мокрая и всклокоченная! Фу! Поехали в баню, я тебя попарю и приведу в божеский вид!

Павел закрыл глаза, собираясь с силами. Сейчас ведь предстоит тащить на себе эту корову через весь внутренний двор, аж до дровяных складов, за которыми располагалась новая сауна!

— А вы, курочки! – обратилась Екатерина к оставшейся троице, - марш умываться и готовиться к ужину! Официантки должны благоухать как розы и улыбаться, как чеширские коты! Приду – проверю!

...Через четверть часа он уже валялся на горячих досках в сауне для барышень, куда их, черную кость, никогда раньше не пускали, а сама Екатерина сидела на нём голая, придавив его подбородок своими мощными бёдрами и щекоча его лоб мокрыми прядями волос.

— Ну что ты всё кочевряжишься, а? Полиночка! Думаешь, я не вижу, как ты заглядываешься на любую молоденькую задницу, а в мою сторону старательно избегаешь смотреть! Думаешь, не замечаю, как ты вьёшься вокруг этой пигалицы из Торжка?

— Что вы, госпожа директриса, да разве я посмела бы! – тяжко выговаривал Павел, делая испуганные и преданные глаза. Получалось не очень убедительно.

— Однако смеешь же! – не то презрительно, не то похотливо поморщилась она. – Я запрещаю тебе впредь разговаривать с этой замухрыжкой, поняла?

Он закрыл глаза, несколько раз быстро-быстро кивнув головой.

Екатерина тут же тяжело навалилась на него всем телом, положив пудовые груди ему на лицо и добираясь рукой до его всё ещё дремлющего мужского хозяйства.

— Не... - разочарованно протянула она. – Меня такой жалкий петушок не устраивает. Я знаю, как тебя разогреть, милая моя! Только, боюсь, тебе такая прелюдия не понравится! Помнишь, наше первое близкое знакомство?

Еще бы он не помнил! Это была первая настоящая воскресная порка, когда ему полтораста жгучих выписали за его красивые глаза, и лично Акулина исполнила его первое наказание. И как он возбудился от под её ремнем, и как потом кончил, облизывая женские ноги...

Всё он прекрасно помнил. А Екатерина, тогда еще просто главная экзекуторша, тем более всё это помнила. Она ведь наблюдала за той поркой, нежась на оттоманке и приглядываясь к новеньким воспитанникам. Вот и к нему тоже приглядывалась.

И пригляделась... Теперь он её личная собственность. И судя по тому, что он услышал во время «коронации» новой начальницы, перспективы у него и туманны, и печальны одновременно. И это его в последнее время очень беспокоило. Какие уж тут забавы в баньке. На них больше не было ни сил, ни желаний...

Но Екатерина думала иначе. Она наметила трахнуть его сегодня до ужина, и она сделает это. Чего бы это ему ни стоило. «Слово моё крепко, дело моё верно, – мысленно проговорила она ведьминскую формулу, - ключ, замок, аминь-аминь-аминь!».

И, встав с груди голого парня, перевернула его задом кверху. Сняла с ноги тугой резиновый шлёпанец, помахала им в воздухе. Так себе ударный девайс, если честно. Но ничего другого под рукой не оказалось, так что придется работать этим. Компенсируя умением пороть и желанием встряхнуть этого паршивца, сделать ему горячо и больно, чтобы не лежал под ней бесчувственным бревном, а помнил, кто тут его Хозяйка! Кто его ебёт и кормит, как говорится! Чтобы старался, из кожи вон лез, угождая и предугадывая все её прихоти и желания.

Вот так... Вот так... Вот так...

И Екатерина с похотливым злобным кайфом всыпала резиновым тапком по раскрасневшимся от горячего пара ягодицам Павла. Била не останавливаясь, что называется «с припёком», добавляя в каждый удар немного своей колдовской силы и заклятия боли, отчего парень тут же заорал, задёргался, попытался вилять задницей, стараясь увернуться от жалящих ударов.

Но куда там! Разве от неё увернёшься? Разве тут, наедине с самой могущественной ведьмой пансиона, в жарко натопленной сауне, есть хоть малейший шанс для его спасения?

Да нет же! Нет! И потому вертись - не вертись, а получишь всё сполна и сверх того ещё столько, сколько ОНА пожелает! И потому будешь страдать, пыхтеть, визжать, плакать, грызть горячие доски, поливать их своим липким потом, пока, наконец, не проснётся в тебе твой внутренний, глубоко запрятанный раб ЖЕНЩИНЫ, готовый служить ей и угождать вопреки всему, в том числе и вопреки этой злой боли.

И будешь угождать. Вот прям тут, на этих же полоках, на которых тебя только что выпороли как сидорову козу! Потому что – посмотри на себя!

Павел взглянул и с ужасом увидел, как его член увеличившись чуть ли не в два раза (ну хорошо – в полтора!) встал и устремился вверх, как обелиск-ракета у ВДНХ в Москве!

«Ёбушки-воробушки! – с ужасом понял он. – Да я же законченный мазохист! Мне же это нравится до чёртиков!».

Но было уже поздно заниматься психоанализом. Раззадоренная поркой и похотью ведьма ловко защёлкнула на его мошонке какое-то металлическое колечко, и снова перевернув его, как куклу, теперь уже боевым жезлом вверх, уселась на его меньшого брата мокрой и скользкой шахной, как будто спеша спрятать его от постороннего глаза-сглаза...

И пошла потеха. Павел, стараясь заглушить боль, закрыл глаза. Ему казалось, что его жопу только что сняли со сковородки, и забыли на неё подуть, чтобы она хотя бы перестала дымиться и подгорать. Боль должна пройти, - отчаянно думал он. – Мы же вроде как трахаемся, должны же выделяться какие-то там эндорфины, чёрт бы их побрал...

Хотелось плакать от унижения и чувства собственного абсолютного бессилия.

«Вот так и чувствуют себя изнасилованные девушки! – как всегда вовремя, прозвучал в его воспалённом мозгу ехидный дамский голосок. – Никакого удовольствия, никаких тебе эндорфинов! Лишь боль, слёзы, страх и острое желание умереть! А потом ещё ваш брат суёт свои вялые после оргазма пиписьки в рот, и заставляет их облизывать...

Но тебе сегодня сказочно повезёт. Она заставит тебя вылизать её всю – от ушей до пальчиков на ногах! Велит долго целовать её подмышки. При этом будет паскудно так хихикать и блаженствовать. Сунет тебе в рот свои мокрые соски, прикажет писать языком слово «спасибо» бесконечное количество раз на её скользком от пота животе. Дальше – сам знаешь, куда тебе предстоит окунуться–не-вернуться и там тоже всё насухо вылизать...

А знаешь, зачем она всё это с тобой проделает?

«Зачем?» - горько вздохнул Москвич.

«Чтобы как можно сильнее накормить тебя своими женскими гормонами. Чтобы у тебя скорее росли волосы, и округлялась жопа!» – грубо и пошло подытожил голосок и даже не стал хихикать, как обычно делал при разговорах на пикантные темы.

Глава вторая. Шарики, да не те...

— Пойдешь так! – посмеиваясь, приказала Екатерина, рассматривая измождённую фигуру Павла со стоячим членом наперевес. Юбку можешь надеть и блузку, но никаких трусов или стрингов! Пусть кому надо полюбуются, какой у меня боевой жеребец имеется в наличии!

— А как же... - он указал руками на свой стояк. – У меня там всё ломит и болит...

— Ничего, до вечера потерпишь, а после отбоя я тебя освобожу. Хотя... Знаешь, с сегодняшнего дня привыкай ходить под замком верности. Хватит вам баловаться вашими пиписьками, хватит кормить демонов бесхозным семенем. Скажу девчонкам, чтобы своих также заковали... Но это потом. А пока ты должен передать вот эту папочку твоей любимой Стеше. Но так передать, чтобы никто тебя не видел. Сможешь?

Павел низко склонился перед директрисой, всем своим видом выражая готовность умереть, но исполнить её приказание.

— Смотри, не вздумай хоть словечко кому-нибудь ляпнуть, или показать папочку... Язык отрежу! Хотя, постой...

Она, оглядевшись вокруг, взяла резиновый шлёпанец, которым только что порола своего невольника, и ловко привязала его к физиономии Павла своим же чулком. Скороговоркой прошептала заклятие Молчания, и парень привычно ощутил, как его язык пришкваривается к солёной резиновой подошве аккурат в том месте, где находилась пятка её величества.

— Вот так надёжнее будет! – удовлетворённо осмотрев его нелепый до идиотизма вид, шлёпнула его на прощание по заднице Екатерина. – Всё, вали быстро к Стефании, а то передумаю...

Со стоячим под юбкой членом, с женским тапком на морде и солидной кожаной папкой под мышкой, Москвич пробирался вдоль стен главного корпуса к родному флигелю, молясь всем богам и демонам Маркистана, чтобы его никто не увидел. К его счастью, барышни были на ужине, и он сумел проскочить шустрой мышью в темный подъезд. Взбежал на второй этаж и тут замер в тягостном раздумье. Войти в пустую палату светлых он бы ни за что не решился. Но и оставаться в коридоре было чревато. А что если первыми вернутся Элла и её тёмная компашка? А он тут трётся в столь пикантном виде... Что они подумают? И главное – папка в его руках! Как и куда её можно спрятать?

Не придумав ничего лучше, он засунул папку сзади под блузку, прижав резинкой юбки. Даже если его кто-то и увидит, то сразу обыскивать вряд ли станут.

Но куда теперь прятаться самому? Он попытался прижаться к стене между окнами, надеясь на сгущающуюся в коридоре темноту. Но это было глупо. Ведьмы – существа зоркие и внимательные. Слившегося в темноте со стеной человека они может быть в первый момент и не увидят, но почувствуют обязательно. А там могут сработать рефлексы и его убьют раньше, чем он сможет объяснить своё здесь пребывание.

Нет, стена, и маскировка под ветошь, не канает. Остаётся лишь одно место, куда можно зашкериться – туалет. Женский. Вряд ли сразу после ужина хоть одна барышня пойдёт в туалет. Значит, у него будет парочка минут чтобы дождаться Стешу и прошмыгнуть вслед за ней в её палату...

И он с замиранием печени шагнул в темноту дамской уборной.

В принципе он рассчитал всё верно. Первыми явились Элла, Святоша и их шумные подруги. И, кстати, его опасения относительно необычайной чувствительности ведьм оказались не напрасными. Кто-то из барышень, не то сама Темнейшая, видимо учуяв посторонний запах в коридоре, быстрым лучом фонарика осветила всю рекреацию и коридор до самой дальней стенки. Так что он гарантированно был бы пойман и, несомненно, подвергнут всяким глумливым истязаниям и допросам.

А так уберёгся, хоть и дрожал крупной дрожью в благоуханном холоде дамского ватерклозета.

Стешу он узнал по звуку шагов. Выскочил сразу, как только она прошла мимо дверей туалета, и тихо три раза хлопнул в ладоши, тут же подняв руки, демонстрируя пустые ладони. Она оценила и его карикатурный облик, и

грамотную, в общем-то, маскировку. А увидев извлечённую из-за спины папку, сразу всё поняла и молча втолкнула его в палату. Тут же провела в свой шатёр – иметь собственную отдельную спальню было привилегией ведьмы года.

— Тук-тук-тук, - услышал Москвич голос какой-то из подруг Стеши, подошедшей к пологу шатра. Кажется, это была Рахель.

— Извини, но у нас базар, - ответила Стеша и подругу не впустила. – И вообще, прикройте нас, девочки, от светлого взгляда, от тёмного сглаза, от яркой Луны и утренней звезды, - чуть повысив голос, велела она своим подругам по ту сторону шатра.

И вскоре Павел почувствовал, как вокруг сгустилась необычно вязкая мгла, как погасли в ней все звуки и шорохи, как стало вдруг спокойно и тепло в этом почти сказочном маленьком шатре, стоило лишь преклонить колени перед его фантастически приветливой и доброй хозяйкой...

— Но-но-но! Не спи, и не расслабляйся! – хлопнула его по щеке Стеша, перелистывая какие-то странички жёлтого пергамента в отданной ей папке. – Я смотрю, твоя мадам лишила тебя голоса?

Павел кивнул, скорбно разведя руки в стороны.

— Ничего, я научу тебя азам ментального общения, - сказала Стеша, доставая из какой-то крохотной шкатулки парочку маленьких стеклянных шариков. – Это называется запутанная пара.

Она ловко крутанула пальцами сразу оба шарика и выбросила их, словно играя в кости, на столик перед собой. Шарики закрутились один вокруг другого, и вертелись так довольно долго, словно крошечные волчки.

— А теперь возьми один себе, и повернись ко мне спиной, - велела ему Стеша.

Москвич осторожно взял шарик, отвернулся, догадался так же точно запустить его вращение.

— Слышишь мой голос? – вроде бы спросила его светлая.

Он кивнул.

— А я ведь ничего не говорю...

Павел быстро повернул голову и увидел, что Стеша молча крутила свой шарик, плотно сжав губы.

«Так можно говорить с кем угодно, или только с ведьмами?» - спросил он мысленно.

Стеша улыбнулась.

«С кем угодно, - ответила она, не произнеся ни слова. – Конечно, если научишься настраиваться на собеседника. Это наука, но это довольно простая наука».

«А почему так странно называется эта пара – запутанная. Я где-то уже слышал это выражение» - с трудно сдерживаемым восторгом спросил он.

«Запутанные пары элементарных частиц недавно открыли обычные человеческие учёные. Они заметили, что частицы, каким-то образом запутанные между собой, вращаются в противофазе будучи даже разведёнными на десятки тысяч километров. А если принудительно изменить направление вращения одной из них, то другая моментально начинает вращаться в противоположную сторону. Ведьмы знали об этом эффекте очень давно и умели таким образом разговаривать между собой на любом расстоянии. Такой примитивный квантовый суперкомпьютер».

«Значит, я смогу теперь всегда воззвать к вам, Светлейшая?! – с ещё большим восторгом мысленно произнёс Павел.

«Сможешь, если твоя хозяйка не спалит этот канал связи», - глядя на него, как на ребёнка, наслаждающегося новой игрушкой, ответила Стеша. – Учти, что чем больше возможностей, тем больше ответственность!».

«Я понял», - блаженно помотал головой Москвич, словно стараясь стряхнуть со своей физиономии осточертевший ему противный дамский шлёпанец. – Спасибо вам, Светлейшая!» - он поклонился до самого пола, кажется, впервые за три последних месяца не подчиняясь этикету, а от чистого сердца.

«Но-но-но! – опять строго остановила его эйфорию Стеша. – Не так быстро, и не столь восторженно! Ты пока что раб своей хозяйки, и будь добр соответствовать своему статусу. Сейчас иди домой и постарайся не попасться на глаза никому из тёмных. Екатерина скажешь, что мне показались полезными её правки в рукописи, и всё. И случись что – взывать ты должен, прежде всего к ней, своей госпоже и повелительнице, а уж потом, в самом крайнем случае, ко мне, ясно?

Павел постарался вложить в свой взгляд как можно больше нежнейшей благодарности и ещё раз стукнулся лбом о паркет.

«Всё, вали отсюда, пока я сама не надрала тебе задницу!».

Москвич выпорхнул из светлой палаты также тихо, как и впорхнул в неё, и даже по коридору в абсолютной уже темноте прокрался с ловкостью нашкодившего кота – ни одна половица не скрипнула. Спустился по лестнице, шмыгнул через мрачный, почерневший от времени подъезд, и уже на улице, под мартовским звёздным небом, напоролся на них – в темноте ночи горели три огонька дамских сигарет.

— А я-то думаю, что за шушарка здесь скребётся по ночам! – услышал он знакомый голос Эллы.

Кто-то тут же схватил его за стоячий орган.

— Ого! – это была Илона-Святоша. – Прикиньте, девочки, какое тут орудие пыталось мимо нас проскользнуть!

Она осветила фонариком его начинавший уже дымиться от перевозбуждения прибор.

— Это что такое? – изумилась подруга Эллы Людмила. – Милфа что ли так его вздрючила?

— Похоже на то. Чего молчишь-то?

Фонарик ослепил глаза Павлу, девочки с восторгом осматривали всю его фигуру.

— Да уж, милфа постаралась! Со всех сторон прикрыла своего кролика. Намордничек, чтобы молчал, колечко – чтобы стоял... Интересно, а под хвостик она ему морковку случайно не вставила?

Ведьмочки весело и бесцеремонно заржали, развернув парня к себе задом и задрав ему юбку. Осмотрели и ощупали там всё, что показалось им интересным. Даже шлёпнули пару раз, весьма болезненно. Отпустили.

Павел тут же, как того требовал этикет пансиона, грохнулся перед ними на колени.

— Жаль допросить его нельзя, - разочарованно сказала Людмила. – А то вдруг он одержим демоном, и по ночам замышляет какое-нибудь непотребство!

— Ну, можно и просто так выпороть! – живо отозвалась Илона. – Опять же, ментальный допрос никто не отменял... Давай, Людка, я буду пороть, а ты спрашивать.

Святоша больно дёрнула его за волосы, заставляя подняться с колен.

— Чем пороть будем? – деловито осведомилась Элла. – Я свой ремешок в палате оставила.

— А ива зачем под окнами растёт? – со знание дела ответила Илона, уже возясь с неподдающимися на излом гибкими прутьями. Только-только просыпающимися после зимней спячки и наливающимися свежими земными соками. – Вот... парочки хватит. Как измочалим эти, так и отпустим. Всё-таки чужой раб, начальственный! Шкурку портить нельзя.

Павла согнули в поясном поклоне, снова задрали юбку, и первый обжигающий десяток ударов он принял на старые, что называется, дрожжи – задница болела после банных развлечений всё ещё весьма существенно. Орать он не мог – странным образом мешал Екатеринин банный тапок, и потому застонал и заныл – совсем по-детски.

Людмиле вдруг стало его жалко. Она поймала его страдальческий взгляд, заметила в нём затухающую искорку недавнего восторженно-радостного настроения от общения со Стешей, и похотливое желание кого-нибудь на ночь высечь как-то само собой улетучилось.

— Кролик готов расплакаться! – криво улыбаясь, сказала она. – Кролика жалко.

Илона прекратила порку, зашла спереди и тоже заглянула Павлу в глаза.

— Не, всё-таки есть там какая-то чертовщинка! – с важным видом строгой и непреклонной инквизиторши, сообщила она. – Завтра урок демонологии решено совместить с воскресным наказанием, вот там и допросим, как следует.

— Отпускаем? – спросила тоже немного разочарованная Элла.

— Отпускаем... - пожала плечами Святоша. – Спокойной ночи, кролик!

И она ласково улыбнулась Павлу, ущипнув его за сосок с такой нежной яростью, что парень дёрнулся как от удара током...

...Домой – так он теперь мысленно называл кабинет-спальню Екатерины, - он добрался без приключений. Если не считать противного голоса в его голове, неожиданно вдруг приказавшего: сдай волшебные шарики мильфе!

«С ума сошла?» - поинтересовался он, намеренно не сглаживая углы, настолько подлым показалось ему предложение.

«Я когда-нибудь тебя обманывала?» - голос ничуть не обиделся.

«Нет. Но может ты демон, и хочешь меня поработить, как и всех тут. Зачем мне сдавать единственное неподконтрольное средство общения с моими друзьями? Какой в этом резон?».

«Доверие милфы. Узнав, что ты добровольно сдал ей единственное, что могло связывать тебя со Стешей, она проникнется к тебе бессознательным доверием. Она не очень умная ведьма вообще-то...».

«Допустим. Но предать Стешу... Это как-то не по-пацански».

«Так никто ж не узнает!» - улыбнулся голосок. Павел был готов поклясться, что УВИДЕЛ, как этот противный голосок ему улыбается!

«А внутренние пацаны, как писал Пелевин, - их-то ведь не обманешь!».

«А ты погляди на своего «внутреннего пацана» - откровенно насмехался над ним голосок. – Он стоит и вздрагивает от предвкушения того, что собирается сделать с тобой милфа! Он стоит с тех самых пор, как она тебя порола и трахала! И его-то как раз не обманешь!».

«Пошла нафиг», - уязвлено отмахнулся Москвич, входя в гулкий коридор начальственного флигеля. «Внутренний пацан» и правда стоял по стойке смирно, и временами действительно бодро вздрагивал, словно боясь заснуть на своём посту от переутомления.

Екатерина встретила его полулёжа на своём диване, практически голая, разомлевшая и, по всей видимости, в прекрасном расположении духа и плоти. Даже улыбнулась ему.

— Ну как там Стеша? – спросила она, отвязывая намордник и снимая, видимо, заклятье Молчания.

— Восхищена вашими правками её текста! – раболепно рассыпался он прахом у её ног.

— Не предлагала у неё остаться на ночь?

— Нет, что вы! Была суха, строга и сдержанна, как чертополох в ночь Всех Святых!

Стеклянные шарики в нагрудном кармане блузки тихонько цокнули.

— Больше ничего? – с подозрением спросила директриса.

— Больше ничего, - ответил он, поспешно доставая шарики из кармана. – Лишь вот это...

Екатерина плотоядно улыбнулась, перекатывая круглые стекляшки у себя на жирной ладони, одобрительно и слегка надменно поглядела на Павла.

— Молодец! – сказала она, продолжая самодовольно улыбаться. – Я думала, ты не признаешься!

Голосок в его голове как всегда противно захихикал.

«Я же говорила – милфа, конечно, ведьма хитрая и по-своему даже великая, но долгосрочная стратегия явно не её конёк»...

Глава третья. Воскресная порка и шоколадный зайчик в виде контура

В последнее воскресенье марта, в праздник весеннего равноденствия, была возобновлена традиция общей порки, а заодно было решено провести долгожданный и постоянно откладывающийся урок демонологии. Урок проводила Доротея Шентес, не очень публичная фигура в пансионе, но дама, безусловно, компетентная в вопросах взаимодействия с тёмными сущностями.

Обеденный зал был быстренько подготовлен для торжественных мероприятий, появились ширмы и удобные полукресла для барышень, столы были сдвинуты по периметру и на них были расставлены чайные приборы и легкое угощение. Формат мероприятия был заявлен как воскресное чаепитие и обсуждение насущных проблем. Пороть провинившихся было решено во второй части заседания.

— Мы пойдём на десерт, - мрачно пошутил по этому поводу Стремяга, выволакивая вместе с Москвичом на середину зала большую дубовую перекладину в виде буквы «П».

— У тебя сколько? – деловито поинтересовался Павел количеством «палок», назначенных другу.

— Хрен его знает, - зевнул Костя. – После трёх сотен перестал считать. А какой смысл?

— У меня двести сорок.

— Ну, это совсем немного! – флегматично заметил Славик, расставлявший ширмы и широкую гладильную доску, предназначенную для порки лёжа. – Похоже, бережёт тебя твоя милфа Адольфовна!

— Боится шкурку попортить! – съязвил Костя.

Ребята тихо рассмеялись, а Павел внутренне напрягся. И тут же устыдился своей трусости. Раньше он бы и не подумал опасаться, что кто-нибудь услышит их разговоры. А теперь вот вздрагивает...

— Эта виселица, надо полагать, будет дыбой? – спросил принёсший веревки и кадку с розгами Кроха, указывая на перекладину, возвышавшуюся посреди зала как большая виселица.

— Она самая, - подтвердил Костя. – И висеть ты будешь, Кроха, на дыбе той, как кот учёный!

Все нервно улыбнулись. Каждый понимал, что шутки шутками, а вот эти самые розги сегодня обломаются об их зады и спины, и никакой возможности избежать экзекуции, у них просто нет.

На церемонию заявилась и Анна Дарвулия, режимница и недавняя соратница прошлой директрисы. Сегодня она была в строгом деловом костюме и высоких черных кожаных ботфортах, видимо только что с дороги. С восседавшей на своём нелепом троне Екатериной они обменялись приветствиями и даже любезно о чём-то посмеялись, как будто ничего и не изменилось с момента исчезновения Азалии и переворота, устроенного милфой.

— Вот так устанавливается новая власть, - грустно заметил Павел, исподволь наблюдая эту сценку.

Барышни, тем временем, заполняли собой зал, в обязательном порядке подходя «к ручке» Екатерины и приседая перед ней в слишком уж подобострастном реверансе.

— Твоя тоже ей руки целует? – легонько подтолкнул Кроху локтём Стремяга.

— Ни-за-что! – сквозь зубы ответил Кроха. – Официально мы не признаём новую власть. Просто подчиняемся грубой силе.

Когда все расселись за столами и налили себе по первой чашечке кофе, слово взяла Доротея.

— Дамы! – начала она просто и торжественно. – По многочисленным просьбам мы возобновляем семинар по демонологии, прерванный так некстати известными вам событиями.

Короткими, но жаркими рукоплесканиями, собравшиеся приветствовали Доротею.

— И начну я, пожалуй, с самого парадоксального вопроса, который вы все себе, уверена, задаёте в последние дни и недели. А так ли уж страшен демон, как мы его малюем?

И тут Стремяга не удержался! Он единственный захлопал в этот момент в ладоши! Его хлопки прозвучали в тишине зала, как короткие сухие выстрелы из маленького пистолетика.

Все в изумлении обернулись на него, а Москвич закрыл глаза рукой жестом фейспалм.

«Нам пизда!» - громко подумал он, и внутренний голосок не нашёлся, что ему ответить. Видимо, тоже так считал. Доротея между тем, нимало не смутившись, жестом велела Стремяге проследовать к перекладине.

— Вот вам пример так называемой явной одержимости демоном, - сказала она, вставая из-за стола, и подходя, к замершему под импровизированной виселицей, Косте. – Демонстративно наглое поведение. Желание привлечь к себе внимание любой ценой, даже с риском серьёзно пострадать за такую манифестацию. Эгоцентризм и нарциссизм. И как результат – стремительная патологическая деградация личности. Что мы и наблюдаем в случае с данным персонажем.

Увидев, что Стремяга продолжает стоять перед ней, хотя должен был быть уже полминуты на коленях, Доротея шагнула к нему и треснула со всей силы своей неизменной линейкой парня по голове. Удар пришёлся на левое ухо, щёку, и вроде даже зацепил височные доли. Костя мгновенно рухнул перед ней ничком, схватившись за голову, и взвыл от боли так громко, что собравшиеся барышни замерли в ужасе и восторге одновременно.

— Вот вам, пожалуйста, деструктивный элемент, с помощью которого демон пытается нарушить порядок в нашем пансионе, - продолжала лекцию Доротея, спокойно прохаживаясь перед корчившимся на полу Стремягой. – Однако достигает ли он своей цели? Нет. Мы все помним тот хаос и беспорядок, который удалось устроить демону в первые дни своего появления. И мы хорошо знаем, благодаря кому нам удалось этот хаос обуздать!

Тут лекторша повернулась в сторону восседавшей на троне Екатерины, и изящным полупоклоном поприветствовала её. Шквал аплодисментов подтвердил правильность её выводов.

Ловко, подумал Павел. А вот если бы Костя вовремя-невовремя не встрял бы, интересно, как бы она выкручивалась? Пришлось бы признавать, что демон вовсе и не такой уж плохой парень, что с ним можно вести конструктивный диалог, он практически наш деловой партнёр и всякое такое...

— Однако демон, как видите, повержен... - Дорка демонстративно сделала пару шагов и поставила ногу на затылок вроде бы затихшего Стремяги. – Но, как вы думаете, сдался ли он, стал ли от этого послушным и покладистым?

Барышни с негодованием отвергли такое предположение.

— Нет, конечно! – подтвердила Дорка их справедливое возмущение. – Он затаился и приспособился к новым реалиям. Я попрошу хозяйку этого... Этого персонажа, выйти сюда и примерно наказать наглеца, заодно продемонстрировав КАК надо поступать с такими выродками!

Элла выпорхнула из-за стола так шустро, будто только и ждала этого приглашения. Почувствовав себя на сцене, ощутив актрисой, на которую смотрят и действия которой все оценивают с разной степенью пристрастия, она вдохновилась и тут же устроила жестокий развлекательный перформанс, на потеху публики и в качестве комплимента любимому начальству.

Она вздёрнула Стремягу вверх, схватив за ошейник, заломила его руки назад и ловко подцепила их верёвочной петлёй, другой конец которой перекинула через перекладину. Подвесить его полностью на вывернутых руках ей бы одной не хватило сил, но Элла и не ставила себе такой задачи. Она просто вздрючила парня, заставив стоять на цыпочках, и под всеобщее одобрение стащила с него всю верхнюю одежду.

— Ему назначено более четырех сотен розог, - сказала она спокойно, и даже как-то буднично, хотя голос её явно выдавал приятное волнение и предвкушение. – Когда я устану, каждая из вас может подойти и продолжить наказание. В любом случае, он свой лимит на сегодня не исчерпает!

Неизвестно, кто в этот раз срезал розги для этой экзекуции, но они четко делились на длинные и тонкие, и короткие, жёсткие, в палец толщиной. Этакие природные шпицрутены. Элла долго перебирала прутья, осматривала их, помахивала ими и прислушивалась, с каким звуком они рассекают воздух и всё ей не нравилось, всё было не совсем то, что она желала. Наконец выбрала штук пять самых гибких, и приступила к порке...

— Эстафетная порка, - тихо сказал стоявший рядом с Павлом Кроха. – Когда ей захочется отдохнуть, кто угодно, скорее всего, эта змеюка Илона, продолжит. А Косте придётся страдать, без шансов даже просто перевести дух.

— Для них это обычное развлечение, - кивнул Москвич. – У тебя, кстати, сколько назначено?

— Сотня всего. Но меня будет сечь Стеша, так что я особо не беспокоюсь.

— Тебе хрен ли беспокоиться! Стеша тебя вообще обожает, не удивлюсь, если она тебя сегодня отшлёпает игрушечной многохвосткой из секс-шопа!

Павел постарался скрыть явно неуместную улыбку.

— Да не скажи... Что такое горох помнишь?

— Жуткая крупа, если честно, - подёрнул плечами Павел, вспомнив свой первый опыт стояния на коленях на этом продукте питания, подаренный ему той же самой добрячкой Стешей.

— Вот-вот, - кивнул Кроха. – Каждый вечер стою. По четверть часа как минимум.

— За что ж так сурово?

— Для профилактики. Чтобы никто не мог придраться к моему поведению. Чтобы вот так не висеть потом на дыбе...

Кроха горестно кивнул на орущего в голос Стремягу.

— Круто, - сказал подошедший Славик. – Выходит, ей нужно было заставить Костю публично реветь? И ради этого она устроила такую жуть?

Ребята молча переглянулись.

— Если что – я следующий, пацаны! - нервно потирая виски, добавил Славик. Ему явно хотелось с кем-то поговорить, но обстановка совсем не располагала к беседам по душам. Дарвулия объявила короткий перерыв, и велела «официанткам» принести всем желающим барышням ещё по чашечке кому чая, кому кофе.

Стремягу так и оставили висеть на перекладине, теперь точно похожей исключительно на виселицу, и ни на что иное...

Элла поймала парней на кухне, когда они расставили на подносах чашки, кофейник и чайник, и собирались нести это всё к столам отдыхающих ведьмочек. Павел обратил внимание, насколько Темнейшая выглядела взволнованной и пышущей сексуальной энергией, как будто она только что три раза подряд кончила и собиралась залезть ещё на кого-нибудь, кто подвернётся под руку...

— Кто из вас кольщик? – спросила она, пристально вглядываясь в глаза каждому по очереди. – Кто умеет делать татушки?

Ребята переглянулись, и, поймав взгляд Крохи, Павел вдруг отчетливо услышал в голове его голос:

«Молчи»!

— Вообще-то я... - робко высунулся Славик, надеясь таким образом избежать надвигающейся беды. Подходила его очередь ложиться на лавку.

— За мной! – коротко приказала Элла.

А Москвич, перехватив его поднос, мысленно спросил Кроху:

«Тебя Стеша тоже учит ментальной магии»?

«Давно» - ухмыльнулся Кроха.

«Ну ты тихушник!».

«А чего я, по-твоему, на горохе-то стою? Постигаю азы...».

«Жестокая у тебя хозяйка»!

«Зато душевная» - рассмеялся Кроха, и его смех среди молчаливого диалога, прозвучал совсем уж подозрительно. Хорошо их никто не спалил.

«Плохо дело, - продолжил Москвич общаться с другом, когда они несли подносы с чашками и кофейниками на столы барышень. – Похоже, Элла собралась делать партачку Стремяге».

«Он только что сам на это согласился» - грустно отозвался Кроха.

Москвич буквально «услышал» его интонацию, хотя они были на разных концах длинного стола, собранного из нескольких обычных, к тому же стояли, повернувшись спиной, друг к другу. Похоже, Кроха преуспел в телепатии гораздо больше, чем он. Что, в общем-то, не удивительно с такой-то учительницей!

Между тем, тёмная компашка за столом Эллы о чем-то совещалась, а Славик стоял перед ними на коленях и ему показывали какие-то листочки бумаги. Он согласно кивал на всё, о чем его спрашивали. Павлу даже стало неудобно за него. Всё равно ведь выторговать себе прощение Славику вряд ли удастся. Темные ведьмы его, скорее всего, жестоко обманут, но как предупредить об этом друга? Никак не предупредишь. Москвич попытался, конечно, установить и с ним ментальный контакт, но ничего не получилось. То ли парень слишком уж увлёкся общением с барышнями, то ли самому Москвичу надо было еще много и серьёзно прорабатывать свои навыки в этом деле. Оказалось не так это просто – передавать свои мысли на расстояние. Даже близким друзьям.

Но и Доротея Шентес не собиралась так быстро заканчивать весёлое воскресное развлечение. Оказалось, что вчерашнее обещание Илоны написать на него, Павла, персональный донос за ночные хождения с непонятными целями, было не просто обещанием. Молодая инквизиторша своё слово сдержала. И вот теперь Доротея указала своей волшебной линейкой на Москвича и настолько ласково ему улыбнулась, что он поверил на секунду, будто бы она собиралась вручить ему сей же час справку об освобождении.

— Мы должны помнить, - сообщила она собравшимся ведьмам, - что демон никогда не обитает в одном-единственном теле. Он выбирает себе сразу несколько грешников, устанавливает с ними контакт и нашёптывает всякие крамольные мысли. А потом гуляет из одного измученного сознания в другое. Стравливает между собой разных людей, запутывает их, обещает, обманывает, пугает, сеет сомнения и рознь. И вот перед вами еще одна возможная кандидатка на одержимость. Если она невиновна, то пусть расскажет, зачем шлялась после отбоя под окнами дамских комнат?

Все смотрели на Павла, а он стоял, опустив голову, и ему нечего было ответить. Он ждал, что вмешается его хозяйка Екатерина, но она как назло куда-то исчезла!

Москвич не поверил своим глазам: трон был пуст!

— Долго нам ждать ответа? – уже вполне серьёзно повторила Дорка. – Сто пятьдесят розог причитается Полине за её недостойное поведение на прошедшей неделе, и ещё столько же за ночные таинственные шатания, в которых она, к тому же, не признаётся!

Аплодисменты жаждущих расправы барышень не оставляли сомнения, что сейчас он, как старик Пью, получит всё, что ему причитается.

Триста! Триста это очень много. И главное – а кто будет его пороть? Элка явно насытилась сегодня, щёчки аж горели похотливым румянцем, кто остаётся? Неужели снова Илона? Вчера она явно с сожалением его отпустила, безусловно рассчитывая на сегодняшний реванш, но как же Екатерина? Отдаст своего раба на всеобщее поругание? Или это проверка на вшивость? Испугается ли он, взмолится, падёт ли в ноги к той же Илоне, станет ли молить о снисхождении?

«Взывать ты должен, прежде всего к ней, своей госпоже и повелительнице, а уж потом, в самом крайнем случае, ко мне, ясно?» - отчётливо вспомнил он слова Стеши. А Стеша зря не скажет!

Он закрыл глаза и что есть мочи воззвал к Екатерине, называя её мысленно великой ведьмой, царицей, богиней и всякими прочими льстивыми званиями.

— Тихо-тихо! – услышал он позади себя знакомый голос и горячие пальцы с острыми когтями, схватили его ухо. – Чего так орать-то?

Он обернулся и тут же пал к ногам директрисы, прижимаясь щекой к её жирным коленям.

— Полиночку я накажу сама, надеюсь, высокое собрание не откажет мне в этой малости, - сказала она, кокетливо улыбаясь, и все барышни любезно захлопали ей и льстиво закивали гривами, словно забыв, что минуту назад требовали его крови.

Екатерина отвела его к своему трону. Усаживаясь на него, опустила парня перед собой сначала на колени, а потом и прижала к своим ногам.

— Не бойся, никто тебя пороть не будет. Кроме меня! – хохотнула она коротко и неожиданно. - А пока просто полижи мне руки, пока Стешка будет наказывать своего Кроху. Чтобы все видели, как ты меня горячо благодаришь, поняла?

Куда уж понятнее! Милфа, она и есть – милфа. Ей обязательно нужно утереть нос молоденьким ведьмочкам, продемонстрировав, что и её раб души в ней не чает.

А куда деваться? Он и лизал. Лизал её горячие, соленые, когтистые пальцы, которыми она держала за горло не только его, и его друзей, но, похоже и весь пансион. Если не весь Маркистан – самое загадочное болото, рождающее и ведьм, и демонов, и легко обучающее всех желающих премудростям колдовского ремесла.

Как его вот, Москвича, сходу обучившего устанавливать заветный ментальный контакт с другом и светлой ведьмой. А может, и ещё с кем, кто его знает...

Стеша тем временем вывела Кроху к перекладине, расстегнула на его спине длинную молнию, и пышное Крохино платье легко свалилось на пол, обнажив его вполне стройное тело и скромную, почти девичью задницу.

«Две пачки махорки» - Москвич вспомнил, как однажды пошутил про его зад циничный Стремяга, и как вспыхнул в ответ сам Кроха, чуть не бросившийся на друга с кулаками. Эх, и крутые же мы были пацаны, подумал Павел. А сейчас вот платья, парики, женские имена и публичная порка...

Все подспудно ожидали, что Стеша станет жалеть своего невольника. Но она порола жёстко, в четыре серии по двадцать пять ударов каждая, и все отчетливо слышали, как впивалась её бамбуковая трость в мягкую, податливую человеческую плоть. Все слышали, как всхлипывал, а потом и начал стонать Кроха, и как под конец экзекуции он испустил долгий и горестный полу-крик, полу-вой, и, не выдержав, рухнул на колени.

Стеша спокойно подождала, когда он поднимется, и вжарила последние несколько ударов по уже тёмно-сиреневому сплошному кровоподтёку, в который превратился зад парня.

Тишина в зале в тот момент стояла умопомрачительная. Все присутствующие барышни наблюдали эту экзекуцию с замиранием сердца. Было в этом действии что-то запредельно мрачное, слишком уж жестокое. Все прекрасно понимали, насколько сложные отношения связывают этих двоих – светлую ведьму Стефанию, и её верного раба Кроху. И все догадывались, насколько им трудно разыгрывать подобные спектакли на открытой сцене, для всеобщего обозрения. И невольно восхищались их выдержкой и спокойствием. С которыми эти двое отыгрывали свои роли до последнего...

И потому, когда Кроха, после завершающего удара розги, снова опустился на колени и закрыл лицо, уткнувшись в свои руки, зал разразился самыми искренними аплодисментами, когда-либо здесь звучавшими. Даже тёмные ведьмочки из Элкиного окружения похлопали.

А Москвич должен был наблюдать этот кошмар, валясь в ногах у главной садистки этого жуткого пансиона, и в обязательном порядке лизать ей руки, потому что она так приказала. И он старался. Роль здесь у каждого своя, и в данном случае он всего лишь массовка на этом спектакле. А массовка должна отыгрывать не хуже, а лучше, чем главные действующие лица на сцене. Потому что за массовкой с особым пристрастием следит главный режиссёр этих готических мистерий – Великая ведьма Екатерина. Это ради её удовольствия всё здесь делается.

(продолжение следует)