Глава четырнадцатая. Докторша Менгеле

В санчасти, где теперь постоянно жила и работала Екатерина, кабинеты для экзекуций и врачевания находились рядом, но были разделены тонкой перегородкой. А соединялись внутренней дверью. Чтобы отхвативший сполна свою порцию плетей или розог в экзекуторской, приходил в себя и получал бы надлежащее лечение в операционной. И, валяясь на кушетке, мог бы слышать, как за стеной орёт от боли и визжит от страха его собрат по несчастью. Здесь же была и вторая кушетка, так что выздоравливающие могли после порки обмениваться впечатлениями и философскими выводами о природе вещей и неизбежности кармических страданий.

Сюда, в операционную, и привела милфа своего невольника Павла. Здесь она его и зафиксировала, положив на спину и пристегнув за руки к ножкам больничной кушетки. Хотя в этом не было особой необходимости – парень уже привык терпеть и не дёргаться, как бы больно ему не было, понимая, что это не просто бесполезно, но и вредно для здоровья.

Сама Екатерина уселась ему на грудь так, чтобы все её прелести между ног были бы хорошо видны Павлу – трусиков на ней в данный момент не было.

— Видишь эти три колечка? – показала Екатерина мизинец на левой руке, на котором красовались три одинаковых золотых кольца. – Поделим их по справедливости: одно - мне, два - тебе. Вот сюда, в сосочки...

Она игриво ущипнула его за оба соска, отчего по телу Москвича пробежала мимолётная нервная судорога. Но соски неожиданно эрегировали.

— Вот-вот, они уже приготовились! – удовлетворённо сказала милфа, заметив это невольное возбуждение. – Сейчас мы их проколем...

И неожиданно достав откуда-то огромную серебряную булавку с каким-то королевским вензелем, ловким движением пальцев оттянула правый сосок Павла и быстро проткнула его острым булавочным жалом. Он слегка дёрнулся под тяжёлой женской попой, которая тут же придвинулась ещё немного к его подбородку.

— Кстати! – как будто неожиданно о чём-то вспомнив, потрепала его по щеке Екатерина. – Я хотела посоветоваться с тобой насчёт одного очень важного дела!

В этот момент за стеной-перегородкой послышались девичьи голоса и какая-то суетливая возня. Потом Павел различил чьё-то кряхтенье и сдавленный не то вскрик, не то громкий стон – кажется, это был голос Стремяги. Екатерина тоже прислушалась, сделав губки писей – что было верным знаком её особо пакостных предвкушений.

— Да, - сказала она, - кажется, твою подружку Констанцию привели для лёгкой взбучки. Думаю, немного массажа крапивой слегка разогреют её застоявшуюся кровь, ты не против?

Она лукаво ему подмигнула, как будто его мнение здесь хоть кого-то интересовало. За стеной послышались звуки порки – шлепки по телу и лёгкое подвывание. Очевидно, пороли Стремягу. И, по всей видимости, в две руки, потому что отчетливо был слышен смех Эллы и радостное повизгивание Святоши.

— Вот-вот, об этом я и хотела с тобой посоветоваться, - указала взглядом на дверь в экзекуторскую милфа. При этом она зачем-то подёргала проткнутый булавкой сосок Павла. Кровь из ранки брызнула на её пухлые пальцы. Екатерина слизала эти капли, явно смакуя их вкус и словно бы прислушиваясь к своим ощущениям.

«Она что, вампирша ко всему прочему?» - спросил сам себя Москвич, и сонный внутренний голос его тайной собеседницы тут же отозвался – Ага, а ты не догадывался?».

Она отчетливо зевнула. Там, внутри его сознания.

«Так скоро и попукивать начнёт» - невольно подумал он.

«Но-но! – отозвалась попутчица. – Я же леди! Лучше слушай внимательно, сейчас будет важное сообщение!».

— Как думаешь, - на полном серьёзе спросила его милфа. – Кого из девушек мне лучше взять себе в помощницы? Илону, или твою несостоявшуюся подружку Эллу?

И снова зачем-то подёргала булавку в его ране, отчего боль усилилась, а кровь упругими каплями заскользила по полированному серебру. Нужно было отвечать, а времени на подумать, как всегда не было, ни секундочки.

— Илону, - сказал он, не задумываясь, инстинктивно понимая, что милфа всё равно сделает всё наоборот, и это будет хорошо. Лучше Элла, чем Святоша. Святоша безжалостна, а у Эллы где-то там, глубоко внутри, всё же сидит похотливая самка, которая жаждет плотских наслаждений больше, чем чистого садизма.

— Я вот тоже так думаю, - вздохнув, неожиданно скоро согласилась с ним милфа, и Москвич тут же пожалел о данном совете. – А ты думала, я возьму Эллочку? – засмеялась она и игриво схватила его своими пухлыми когтистыми пальчиками за лицо. – Ух ты моя сладкая, мелкая, грязная интриганка! Хитрая при том!

У Екатерины сегодня явно было хорошее настроение. И Москвич решил этим воспользоваться, чтобы расспросить её насчет предстоящих каникул. Вдруг удастся что-то узнать.

— А зачем вам, Великая, какая-то помощница? Неужели я не справляюсь со своими обязанностями?

— Ты хочешь пороть мальчиков? – спросила она, вполне серьёзно посмотрев ему в глаза. – На Острове появятся новые рабы, их придётся много воспитывать розгами, ты готова мне помогать в этом?

Москвич тут же закрыл глаза и поморщился, сделав вид, что ему вдруг стало очень больно от булавки.

— Шлюха, - спокойно скала милфа. – Ты неуверенная в себе, закомплексованная шлюха. Как я могу доверить тебе розгу? Ты начнёшь их жалеть, потому что не умеешь получать удовольствие от порки. Так что, какая из тебя экзекуторша? Испортишь только мне весь отпуск. А я хочу валяться по ночам на остывающем после дневного зноя песке, играть с Луной, слушать шелест звезд и ласковое плескание океанских волн, щекочущих мне пяточки... А твоя задача будет в такие моменты лежать у меня между ног, и посасывать мой клитор...

Она еще ближе присела к его лицу, и Москвич отчетливо увидел, как раздвинулись ей половые губы и этот самый клитор призывно вздрагивая, полез наружу, явно нацеливаясь ему прямо в губы.

В этот момент порка за стеной прекратилась, и послышались явные мольбы Стремяги и отчетливый девичий смех в ответ. В дверь постучали.

— Входите! – велела милфа, даже не шевельнувшись и вообще не меняя позы.

Дверь приоткрылась, и на пороге появились сияющие и возбуждённые Элла и Илона.

— Кажется, кролик полностью разогрет! – торжественно доложила Илона.

— И готов к вашим услугам! – в тон ей поддакнула Элла.

Они втолкнули в операционную абсолютно голого Стремягу, и Москвич с ужасом увидел, что тело его друга практически полностью покрыто ярко алыми пятнами и медленно вздувающимися волдырями от крапивы. Парня бил крупный озноб, он трясся и то открывал, то закрывал рот, силясь что-то сказать. При этом глаза его были совершенно безумны.

— М-да, - сказала милфа, рассматривая ужасающие результаты их стараний. – Немного переборщили. Со вторым будьте поаккуратнее, не то ухайдакаете насмерть. Это же крапива, ей нельзя пороть как обычными розгами!

Она укоризненно покачала, доставая при этом свою серебряную булавку из раны Павла. Илона и Элла внимательно следили за её действиями, словно кошки за разделкой сырого мяса. Москвичу вдруг показалось, что если милфа хоть на мгновение отвернётся, то молодые ведьмочки тут же на него накинуться и отгрызут ему и второй сосок, а из свежей раны станут жадно сосать кровь...

— Ладно, укладывайте его на вторую койку, - велела им Екатерина. – Дальше я сама...

Она ловко соскочила с груди Павла и дождавшись, пока Стремягу уложат на белоснежные простыни, перетянула ему левую руку резиновым жгутом и проворно воткнула в вену толстую заборную иглу. Тёмная венозная кровь резво побежала по трубочкам. Екатерина забрала у Стремяги четыреста граммов крови – максимально разрешённое за один раз количество, и непроизвольно облизывая губы, хрипло скомандовала:

— Ну чего стоите? Марш готовить следующего!

Москвич закрыл глаза и повернул голову к стенке

Наивный. Ну, кто б ему позволил в такой волнующий момент отвернуться?! Милфа тут же парой вполне «любовных» пощечин вернула его к реальности, и присела над его физиономией, водя уже горячим, и пышущим сексуальным возбуждением клитором по его носу.

— А ну-ка, не отворачиваться! – приказала она. – Ну-ка, целуй! Целуй!

И плюхнулась всей своей невообразимой задницей Павлу на голову. Он привычно потонул в мокрых похотливых недрах её влагалища, успев инстинктивно втянуть в себя побольше воздуха. Когда ещё она захочет с него слезть...

Но Екатерина в этот раз вполне себя контролировала. Голову явно не теряла. Просто совмещала приятное с полезным – минуту спустя она пересела ему на грудь и, прислушавшись, указала пальцем на дверь.

— Слышишь? – спросила она Москвича. – А вот это уже работает Пульхерия! Обрати внимание, как размеренно она кладёт удары, какой чёткий ритм!

Павел прислушался. Через равные промежутки времени и правда слышалось протяжное «вжжжи-их, вжжжи-их, вжжжи-их...». Он знал, КАК на самом деле умеет «работать» эта адская фурия и невольно вздрогнул, представив себе, что там сейчас испытывает кто-то из его друзей, может Славик, а может и Кроха, под её ударами. Как вместе с жалящей болью накатывает ледяное предчувствие близящегося конца, а ты в бессилие своём никак не можешь ни на секундочку продлить свою жизнь. И ты молишь о продлении пытки! Лишь бы не наступала всепоглощающая вязкая Мгла, которая растворит тебя всего, без остатка...

Павел это испытывал, и очень хорошо знал эти ощущения. И вот теперь кто-то из его приятелей на пороге этой Мглы, а милфа, от которой сейчас зависит его жизнь, сладострастно прислушивается к звукам порки за стеной, и, сидя на нём, истекает похотливыми соками ему на лицо!

Уж лучше пусть будут обе – и Элла, и Святоша у неё в подручных, чем одна эта некромантка, которая мечтает лишь о том, чтобы кого-нибудь с утра запороть насмерть!

— Я так и думала! – торжествующе объявила милфа. – Наши с тобой мнения совпадают, как и всегда! Пусть будет Пульхерия!

Павел зажмурился, не скрывая своего отчаяния. Да и какой смысл что-то теперь скрывать? Она ведь была здесь, рядом, к тому же такой активный и мощный телесный контакт... Тут уж ничего не скроешь. А то, что она сделает свой выбор явно ему на зло – разве у кого-то могли быть какие-то сомнения?

— Через минуту-две будет поздно... - прошептал он одними губами, будучи уверенным, что милфа всё прекрасно услышит и так.

— Да, знаю... - с досадой поморщилась она, неохотно слезая с его груди и подходя к двери. – Девочка моя! – постучала она трижды. – Мне он нужен живым, не забывай!

Противное «вжих» не сразу, но затихло. И через минуту в операционную ввели дрожащего Славика. Он был красным, как рак, и с его трясущихся губ капала пена...

А Екатерина уже доставала из стеклянного медицинского шкафчика все необходимые инструменты для забора крови. Из Славика она выкачала также четыреста граммов, внимательно следя за тем, чтобы он не отрубился во время процедуры. Хищно улыбаясь, рассматривала на свет заполненные пробирки. «Интересно, что она там пытается разглядеть?» - подумал Москвич, следя за ней сквозь прищуренные веки.

А за стеной тем временем привели Кроху, и весёлые подружки-хохотушки, как бы играючи, заламывали ему руки и бесцеремонно срывали с него Стешино платье. Нарочно глумясь над парнем и стараясь где только можно посильнее порвать по швам его одежду.

От грустных мыслей его отвлекла милфа. Госпожа и повелительница снова оседлала его мокрую, от её прошлых выделений грудь, и вытащив из проколотого соска булавку, ловко вставила в рану золотое колечко. После всего только что увиденного, Павел даже не почувствовал никакой боли от этой операции. Видимо его мозг посчитал постыдным обращать внимание на столь незначительные воздействия на фоне того, что проделывали с его друзьями. И отключил болевые рецепторы.

Екатерина немного поёрзала на нём, затем пересела на живот и, наконец, вообще легла на Павла, как на матрас – её любимая поза в те моменты, когда она хотела немного передохнуть, и замедлить наступление оргазма. Москвич заметил, что она сильно возбуждена – дыхание учащённое, мясистое лицо раскраснелось, шея и грудь вспотели, а зрачки расширились, как у наркоманки.

«Да, теперь ты видел всё – тут же подсказал ему внутренний ехидный голосок. – Ваша боль, а теперь ещё и кровь для неё действительно наркотик. Живи теперь с этим. И сейчас ты снова, в который уже раз! – будешь её ублажать, а иначе... Иначе Кроху там замучают до смерти. Просто не успеют, как следует, «подготовить» его для донорства. Она заиграется с тобой и всё – пропустит время. Так что постарайся! Делать всё, чтобы эта тварь как можно быстрее получила свой оргазм!».

— Что-то ты побледнела, Полечка! – с придыханием сказала милфа, в упор рассматривая его лицо. – Нервишки шалят? Опять ваша глупая человеческая рефлексия одолела? Ничего, там, на островах, я тебя от этой напасти вылечу. Там у тебя прорежутся крылья! – мечтательно заявила она.

И навалилась ему на физиономию своими жаркими и мокрыми грудями. Он знал, что нужно делать. И лизал как в последний раз, стараясь изо всех сил, не обращая внимание на то, как быстро одеревенел язык и пересохла глотка. Он лизал как одержимый, потому что знал, что от его искусства делать кунилингус противной жирной бабе сейчас зависит жизнь Крохи. А ещё он знал, что случись что – Стеша ему этого не простит...

...Кроху притащили практически в состоянии обморока. И милфе пришлось его оживлять, уложив на соседнюю койку какими-то специальными манипуляциями и заклинаниями. Через минуту он открыл глаза и встретился взглядом с Павлом.

«Что-то ты долго в этот раз, - мысленно сказал Кроха. – Теряешь квалификацию?».

«Ты здесь уже третий» - мысленно соврал Москвич, как будто он все три раза удовлетворял милфу во время предыдущих порок. Но надо же было хоть как-то оправдаться перед другом.

«Спасибо» - отчетливо прозвучало в его пустой голове.

«Обращайся» - подумал он, закрывая глаза.

...Когда милфа проткнула своей волшебной булавкой его левый сосок, он вообще не почувствовал никакой боли. Просто скрипнула прокалываемая кожа, и что-то горячее потекло по груди. И тут он услышал совершенно неправдоподобную для милфы фразу:

— А вот тебя я сегодня пороть не буду! Твоя кровь и так достаточно разжижена! Ты сегодня идеальный донор!

— Вы её пьёте, Великая? – спросил он, когда Екатерина вытащила из его вены толстую иглу и, приложив ватку, перегнула его локоть как заправская докторша.

— Дурочка ты, Полинка. – Ответила Екатерина, улыбнувшись устало, но удовлетворённо. – Это для вашей же пользы. Вы мне потом ещё ноги целовать замучаетесь в знак благодарности.

«Не сомневаюсь» - подумал он.

«И правильно делаешь» - отозвалась попутчица.

Глава пятнадцатая. Проигранная дуэль

— Крапива? – только и спросила Стеша, увидев троих призраков на пороге своего шатра. Призраки молча опустились на колени и Кроха за всех утвердительно кивнул, на что ушли последние остатки его сил.

Стеша молча вздохнула и достала из-под своей низенькой кровати маленькую жаровницу на металлической треноге. Зажгла в ней сухое горючее, осветившее шатёр неровным голубым свечением, а над трепещущим огнём подвесила большую, похожую на зэковскую кружку, только не алюминиевую, а керамическую. В кружку набросала несколько жменей каких-то снадобий, а когда те задымились, напоив воздух ароматами болота и свежевыкопанной могилы, залила всё это какой-то жидкостью из кувшина, стоявшего на её прикроватном столике. Варево мгновенно вспенилось, зашипело, забулькало и полезло наружу, тут же загасив голубой огонёк жаровницы.

Стеша поводила носом над кружкой, и осталось довольна. Она перелила содержимое этого колдовского чифирбака в отдельную пиалу и подала пацанам.

— За нас, не чокаясь, - хрипло сказал тост Стремяга и бестрепетно, как и полагается верному рабу, принявшему кубок из рук своей властительницы, сделал привычные два глотка. Передал пиалу Славику. Тот, пригубив, расплылся в такой блаженной улыбке, словно только что попал в Рай, и все положенные ему как мученику гурии подхватили его на руки и понесли куда то в райские кущи.

— Впервые в жизни пробую зелье... - только и смог проговорить Славик, и потерялся окончательно, закрыв глаза и помахивая кому-то рукой.

— . ..Которое не горькое и не противное... - закончил за него Кроха, последним принявший пиалу, и сделавший только один глоток, на зато «колымский» - это когда набираешь в рот столько, сколько сможешь проглотить лишь за три глотка.

И тоже вырубился, свернувшись комочком на ковре. Стремяга к тому времени уже вовсю храпел.

Ужин в этот вечер разносил один Павел. Его друзей до самого отбоя так никто нигде и не видел.

А во время ужина случилось нечто. На десерт подавали свежую черешню – спелую, мягкую, и неестественно крупную, размером с грецкий орех. Стеша, сидевшая весь ужин мрачнее тучи и ни с кем не разговаривавшая, съела несколько ягод, собирая в кулак косточки. А когда единственный официант Павел стал разносить зелёный чай, она демонстративно сложила пальцы «козой» - знаком Отрицания Беды и мощным щелчком запустила в сторону стола, за которым сидели Элла, Святоша и Пульхерия сразу пару косточек. Все увидели как косточки, приобретя в полёте силу и скорость пули, устроили на столе тёмных небольшой разгром, разбив пару стаканов и выплеснув на чистенькие блузки молоденьких ведьмочек горячий, свежесваренный чай.

Элла и Святоша непроизвольно взвизгнули, и лишь Пульхерия, отстранившись от стола, но сохраняя самообладание, громко спросила на весь зал:

— Ты не охуела ли, Светлая?

Стеша не удостоила её никаким ответом. Вместо этого она вложила ещё одну косточку между пальцев и прицелилась «козой» аккурат в переносицу Эллы.

— Кто из вас обидел моего кролика, порвав его платье? – спросила она, и Элла поспешно сложила перед собой ладони буквой Л, прикрывая ими лицо.

— Ну, я, - спокойно проговорила Пульхерия презрительно прищурившись, словно представляя себе Стешу, лежащую в гробу.

— Придётся ответить, - сказала Стеша и запустила косточку в потолок с таким расчётом, чтобы она срикошетила снова по столу тёмных.

— Без проблем, - холодно произнесла Львова. – После отбоя, за вахтой, без свидетелей.

Дуэль без свидетелей была вопиющим нарушением Ведьминского Кодекса Чести, и Стешины подруги тут же указали на это зарвавшейся тёмной, но сама Стеша охладила их пыл, безоговорочно приняв все условия Пульхерии. Дуэль была назначена на половину двенадцатого ночи, сразу за вахтой, у поваленного столетнего кедра. По условиям дуэли заочные секундантки должны были забрать своих дуэлянток ровно в полночь. Победительницей признавалась ведьма, сумевшая остаться на ногах после схватки. Никаких запрещённых приёмов и схватка в полной темноте – на этом настояла Стеша. Смертельный исход исключён – это было условием Пульхерии.

На том и порешили.

Что там произошло на самом деле, так и осталось для всех тайной. Когда секундантки, как и было оговорено, сразу после полуночи явились на место дуэли, они увидели Пульхерию, сидевшую на поваленном кедровом стволе, обхватив свою голову руками, и практически лишившуюся чувств. Стеша лежала у её ног, и в её раскрытых глазах отражалась восходящая Луна.

После долгих схоластических споров между светлыми и тёмными секундантками было решено, что формально победила Пульхерия Львова, и Стеша признала её победу, посчитав себя удовлетворённой результатами дуэли.

...- И что это было? – спросил на следующее утро Стремяга, когда они сидели как всегда на кухне, после завтрака, прижавшись спинами к задней стенке большой кухонной печи. – Стеша из-за тебя вчера дралась на дуэли?

Кроха лишь молча пожимал плечами и потирал виски, будто стараясь прогнать головную боль.

— Ты же понимаешь, Мишель, что теперь не только ты её раб до конца жизни, но и все твои потомки будут у неё в рабстве до седьмого колена! – издевался над ним Костя.

— Пацаны! – блаженно покачивал головой Славик. – А я вчера провалился в такой кайфовый сон, вы не представляете! Будто бы я попал в какую-то женскую зону для малолеток, и всю ночь бегал там от них и шкерился по всяким кладовкам, а они меня всё время находили и такое со мной вытворяли!..

— Да ты каждый день в женской зоне для малолеток, Слава! – радостно похлопал друга по плечу Стремяга. – И всё что нужно они вытворяют с тобой прямо здесь, наяву!

— Не, братан! Ты не прав. Это всё не то. Там они со мной делали совсем-совсем другое! Это был просто волшебный сон!

— Тогда добро пожаловать в реальность, - охладил его щенячьи восторги Павел. – Кстати, Кроха, а ты не спросил, почему она проиграла эту дуэль?

— Спросил, конечно, - тихо ответил Кроха.

— И почему же? – заинтересовался Костя.

— Она сказала, что это было очень трудно.

— Трудно, в смысле выиграть?

— Трудно в смысле проиграть...

— Это как? – хором переспросили изумлённые Костя и Павел.

— Я и сам не понял, - как всегда меланхолично завершил разговор Кроха.

И задумчиво вздохнул.

Глава шестнадцатая. Далеко идущие последствия

Ночная дуэль имела далеко идущие последствия, но поняли это отнюдь не все, и много позже. А пока уже на следующий день, ранним солнечным утром все три Стешины невольницы, в нарядных новых блузочках, разбили перед столовой большую прямоугольную клумбу и принялись высаживать на ней кустики красно-бело-розовых цветов.

— Смотрите, девочки, какая пошлая и грубая лесть, - сказала Пульхерия, сидевшая на подоконнике палаты тёмных, и наблюдавшая за вознёй новоявленных садовниц. – Мало того, что сажают рододендроны, так ещё и в форме каких-то букв. И первые три буквы это АЗА – кто мне назовёт остальные три?

— Не удивлюсь, если там будут и лилии, - отозвалась Илона, тоже подходя к окну.

— Лилии? Почему лилии? – переспросила Пульхерия.

— Ну родственница рыжей сама Лилит, как теперь оказалось. А она об этом молчала все шесть лет, пока здесь с нами училась. Ни гу-гу, ротик на замок, кто слово скажет – тому щелчок!

— Родственница? – недоверчиво посмотрела на подругу Львова.

— Не родственница, а крёстная, - уточнила Элла из глубины комнаты. Ей было лень вставать, и она томно вялилась на своей кровати.

— А Лилит в курсе, что её крестница светлая?

— В курсе, конечно же, - кивнула Илона. – Они так трогательно обнимались в Вальпургиеву ночь, ну ты же сама всё вроде это видела!

Пульхерия покачала головой.

— Нет, не видела. Мы прилетели отдельно, и мне вообще не до того было, тяжелый перелёт, мутило очень...

— Лилит ей и амулеты свои подарила, целых шесть штук! – снова проявила осведомлённость Элла.

— Ну не ври, не шесть, а всего один! – поправила подругу Святоша. - И то его потом никто не видел. Наверняка прячет его где-нибудь под стелькой, - съязвила она. Не могла не съязвить. Такова уж была её природа.

— Амулет самой Лилит – под стелькой? – Пульхерия изобразила недоумённо-насмешливую гримасу.

— Если точнее – то пять, - загибая пальцы, сказала Элла. – По две красные нитки у неё на каждой руке все видели? А это как раз амулеты Лилит! Так что пять... Пять штук ровно!

— Красная нить – это изначально был охранный знак против Лилит. – Задумчиво сказала Пульхерия. - Это символ того, как ей связали руки ангелы Сеной и Самангелоф, и на руках у неё навеки остались следы от их пут. Но с помощью таких вот ниточек и правда можно вызвать Матерь Демонов. Если знаешь, как вызывать...

Элла и Илона многозначительно переглянулись.

— Мне вот что интересно, девочки. А почему это вся троица в распоряжении одной-единственной светлой? Они же вроде как общие рабы?

— Они общие рабы всего пансиона, - отозвалась со своей койки Элла. – Но Стеша потребовала, чтобы мы формально подарили ей все права на них.

— И вы подарили?

— Угу, - грустно кивнула Илона.

— Значит формально, - Пульхерия особо выделила это слово, - формально вы ей больше ничего не должны?

— Ну, как-то так... - подтвердила Элла.

— Отлично, - улыбнулась Львова. – Первое правило ведьмы – следи за своим языком. Если договор был устным, и касался формальных сторон, то по сути рабы были, есть и остаются общим имуществом пансиона. А, следовательно...

Она перегнулась черед подоконник, смело зависнув на высоте второго этажа, и крикнула в сторону парней, высаживавших цветы:

— Эй, ты, мелкий! Ну-ка бегом сюда!

Кроха исподлобья взглянул в глаза Косте и Славику и, отряхивая землю с ладоней, шепнул:

— Братва, я с вами, и хуй бы с ними...

И лёгкой трусцой, подхватив подол своего роскошного платья, засеменил в сторону главного корпуса. Солнце уже окончательно разогнало утренние болотные туманы, и жарило теперь землю с яростным летним задором.

Кроха, как и было положено по этикету, опустился перед Пульхерией на колени и низко склонил голову, чтобы не встречаться с ней взглядом.

Пульхерии его расторопность понравилась. Она спустила одну ножку с подоконника и погладила своей ступнёй склонённую перед ней голову парня.

— Чем ты занимаешься? – спросила его Львова.

— Госпожа Стеша велела нам засадить клумбу цветами, коротко ответил Кроха.

— Отлично. А теперь иди и постирай мои трусики, и сделай это немедленно, если не хочешь, чтобы я надела их тебе на голову и ты с моими трусами на лице продолжил бы работать на своей клумбе! – вполне дружелюбно и даже ласково, приказала она. – Живо!

И на опущенную Крохину гриву действительно упали розовые шёлковые трусики красавицы Пульхерии. Кроха ловко подхватил их и поспешил умчаться выполнять приказание.

— Все желающие могут последовать моему примеру, - спокойно сказала Пульхерия, снова поудобнее устраиваясь на широком подоконнике и подставляя под жаркие лучи солнца недостаточно по её мнению загорелые бока и внутренние стороны её нежных рук.

Темные ведьмочки оценили её демарш. И когда Кроха, постаравшийся как можно скорее постирать трусики Пульхерии, вернулся в их палату, его уже ждала изрядная кучка в беспорядке накиданного дамского белья, которое ему также предстояло немедленно выстирать.

И улыбки. Коварные и глумливые улыбки молоденьких кокеток, никогда не упускающих возможности продемонстрировать свою власть над сильным полом.

Стеша, увидев из окон своей спальни весь этот беспредел, разумеется, немедленно явилась в палату тёмных.

— Извини, - как ни в чём не бывало, улыбнулась ей Пульхерия своей обычной, обворожительной улыбкой. – Я не знала, что этот мелкий – твой любимчик. Мы с барышнями просто решили немного погонять кого-нибудь из них. У нас тут все с ног сбились, заняты приготовлением к отъезду на острова, вот постирушки и затеяли. Ты не против?

Стеша скептически оглядела «сбившихся с ног», и потому разлёгшихся на кроватях Илону и Эллу, и пожала плечами.

— Я не против, - ответила она. – Но могли бы взять кого-нибудь попроворнее, раз уж у вас так много грязного белья накопилось за зиму – ввернула она колкую шпильку в свой ответ.

— Без проблем, светлая! – одаривая Стешу ещё более лучезарной улыбкой, развела руки Пульхерия. – Пришли нам любого из своих мальчиков-девочек и мы с удовольствием покатаемся на нём, вместо этого мелкого. Я же всё понимаю...

И она состроила ТАКУЮ скабрезную гримасу, что Стеша лишь молча покачала головой и вышла из палаты темных, положив на ближайшую тумбочку брикет хозяйственного мыла с надписью «Дегтярное».

— В подарок, не стоит благодарности! – крикнула она, уже спускаясь с лестницы.

— Славик, - сказала она, вернувшись к парням на клумбу, - поступаешь в полное распоряжение к темной ведьме Пульхерии.

Ребята с ужасом переглянулись, а Славик лишь молча закрыл лицо руками.

— Что? – спросила Стеша немного раздражённо. – Ты вообще в курсе, что в Средние века ведьм обвиняли ещё и в том, что они специально разводят мышей с помощью грязного белья? Подбрасывали, якобы, свои вонючие рейтузы и липкие портянки в амбары к несчастным крестьянам, чтобы у них там мыши разводились и весь урожай пожирали, ты не знал?

Славик мелко покачал головой и постарался робко улыбнуться в благодарность за подслащённую Стешей пилюлю.

— Так знай! Это было правдой. Такие, как Пульхерия, способны своим грязным бельём не то что мышей разводить, но и торговать им... Впрочем, это совсем другая история.

— Твоя задача на сегодня – выжить, - подбодрил приятеля Стремяга. – Просто выжить, и всё.

Стеша ушла, а Кроха, глядя ей вслед, тихо сказал:

— Будь предельно осторожен. Это жу-жу неспроста. Целый месяц тёмные сидели тихо, как мышь под веником... Тьфу ты, эти мыши привязались... А теперь вот перед самым отъездом пошли в атаку. Дуэль явно спровоцировали, теперь вот кого-то из нас к себе забрать хотят...

— Думаешь, дуэль тоже они спровоцировали? – спросил Костя.

— А кто ещё? Они же прекрасно знают взрывной характер Стеши, знают её слабые стороны. Она кидается за любого обиженного в драку, отключив мозг, просто на инстинктах. С такой слабой выдержкой ей не сдать экзамены и не получить аттестат.

— Останешься с ней на второй год? – серьёзно спросил Стремяга.

— Ну а куда я денусь?

Помолчали. Славик тихо поднялся и побрёл в сторону ведьминского корпуса. Кроха перекрестил его спину двумя пальцами.

...А Пульхерия встретила Славика довольно приветливо, неожиданно возникнув прямо перед ним на скрипучей, древней, деревянной лестнице, ведущей на второй этаж дамского общежития. Славик в ужасе отшатнулся и тут же распластался перед ней, раболепно приветствуя и лобзая её ноги.

— Да перестань ты, церемонии тут будешь ещё разводить! – весело сказала она, поднимая парня за ухо. – Нас всё равно никто не видит. За нарушение этикета тебя никто не накажет. И вообще, теперь наказывать тебя буду только я. Ты теперь моя собственность. – Она особо выделила это слово. – Стеша мне тебя подарила, понял?

Пока Славик соображал, что означают эти слова, и как поаккуратнее узнать, соответствуют ли они действительности, Пульхерия уже тащила его по коридору в сторону туалетов и душевой комнаты. Здесь, на лавке, и правда валялось какое-то количество женского нижнего белья, но не так много, как представлял себе Славик. Он понял, что в душевую его заманили явно не за этим.

«Твоя задача выжить» - повторял он мысленно слова Кости, успокаивая себя ими как заклинанием. – Просто выжить. И ничего более. Но в голову как назло лезли подробности рассказа Москвича, как того собственноручно порола Пульхерия, и как он валялся на полу в предсмертном обмороке. И никак от этих подробностей было не избавиться.

— Да что ты такой квелый! – удивлённо спросила Пульхерия, срывая с него форменную блузку и стаскивая юбочку. – Не бойся, я тебя не съем! Во всяком случае, не сегодня! Ну, или сегодня, но не сейчас!

Раздев его, тёмная тут же легко скинула с себя повседневную летнюю тунику, и тоже осталась совершенно голой. Она схватила Славика за руки, завела их ему за спину, и прижалась к нему всем своим здоровым, налитым, пышущим молодостью и откровенной похотью, телом.

Славик ожидал чего угодно, только не этого. Он понял, ЧТО сейчас должно произойти, и перестал дышать. Его член сам собой упёрся в лобок молодой и отчаянно красивой барышни, а сам он зажмурился, не в силах преодолеть остатки страха перед её колдовскими чарами.

Но так уж устроена человеческая природа. Когда тебе идёт всего лишь девятнадцатый год, какое-то время ты находишься в условиях жёсткого воздержания, а потом внезапно тебя валит на деревянную горячую лавку сладострастная распутная ведьма, садится на тебя верхом и всё что нужно делает сама, ты, конечно же стреляешь без промаха, но стреляешь, увы и ах – слишком быстро!

— Простите, госпожа... - только и смог прошептать Славик, весь пунцовый от стыда и смущения.

Пульхерия расхохоталась, даже не думая с него слезать.

— Ты думаешь, это всё? – спросила она, возбуждённо дыша. – Даже не мечтай так быстро от меня отделаться.

Она легла на него всем телом, впилась губами в его губы, больно укусила, прорываясь языком к нему в рот, и в этот миг широко распахнула свои бездонные, абсолютно черные глазищи не просто ведьмы, а ведьмы-некромантки, способной легко переходить за грань жизни и смерти, и возвращаться оттуда по своему желанию.

Сознание Славика отключилось. Видимо он провалился в какой-то особенный, эротический сон. Потому что внезапно осознал себя в пустом купе несущегося куда-то с бешеной скоростью поезда. Поезд нёсся явно в преисподнюю, потому что он грохотал как сумасшедший, постоянно сворачивал то вправо, то влево и на каждом повороте кренился и скрипел с такой яростью, словно стремился оторваться от ненавистных ему рельсов и полететь куда-нибудь в бездонную пустоту. Не то под откос, не то в каменистое ущелье, с извилистой речкой на дне...

И в этом поезде была всего одна-единственная проводница. Она же и его машинистка. Раскочегарив локомотив до полной, предельной скорости, она явилась в пустое купе вся раскрасневшаяся, совершенно голая, с горящими угольками в глубине зрачков, и, запрыгнув к нему на верхнюю койку, принялась трахать его в позе наездницы, больно сжимая его член внутренними мышцами своего горячего, словно паровозная топка, влагалища.

И что самое ужасное – чем яростнее и быстрее она его трахала, чем больше разгонялся поезд, тем жалобнее выли и скрипели на поворотах сцепки вагонов, и уже слышалось, как лопаются толстые пружины и с хрустом рассыпаются перегретые буксы.

Поезд летел прямиком в Ад, а его чокнутая кондукторша выжимала из единственного пассажира последние жизненные соки...

Он очнулся в душевой кабинке и сверху на него лился прохладный летний дождик. Не открывая глаз, Славик высунул язык, пробуя дождик на вкус. Странно, но это был не золотой дождик. Обычный. Тогда он решился посмотреть, жив ли он, или уже в раю.

Оказалось жив! Он лежал на полу в душевой кабинке, и все его тело блаженствовало и наполнялось спокойным и радостным сексуальным удовлетворением. Славик тут же вспомнил грохочущее купе, неистовую кондукторшу-проводницу-вагоновожатую, черт её знает, кем она там была, и тут же ощутил, как его балдометр снова воспрянул духом, и явно ищет новых сказочных приключений!

— Но-но! - засмеялась, глядя на его неуклюжие попытки скрыть эрекцию, вошедшая в кабинку Пульхерия. – Не так быстро! Передохни, мальчик мой!

Ведьма была также совершенно голой и тоже пришла охладиться под душем. Она погладила ножкой Славкину грудь, похлопала его ступнёй по щеке, но в этом жесте не было ни надменной спеси попирающей раба самодовольной госпожи, ни даже привычного желания унизить его. Это была просто игривая реакция на его чрезмерный сексуальный пыл.

Славик не знал, как теперь себя вести с ней. На всякий случай он встал на колени, прямо здесь, в душе, и стал целовать её живот, бёдра, лобок, одновременно робко поглядывая вверх, проверяя её реакцию. Пульхерия улыбалась, никак не препятствуя его осторожным заигрываниям, но и не особо поощряя их. Было ясно, что продолжения поездки на Поезде Счастья, как он мысленно назвал для себя этот чудесный сон, больше не будет. Во всяком случае, пока.

— А что, - спросила она, - разве Стеша не играет с вами в такие игры? Ты как будто в первый раз получил полноценную сексуальную разрядку, всё здесь забрызгал... Пришлось вот даже тащить тебя в душ...

— Простите, повелительница! – невольно пригнулся к её ногам Славик, привычно целуя её мокрые ступни. – Я всё-всё уберу!

— Да ладно тебе! – снова ласково улыбнулась ведьмочка. - Всё уже убрано. Ты молодец. Хороший мальчик. Тебе ведь нравится быть мальчиком? Или девочкой?

Она выключила воду, вышла из кабинки и запахнулась в огромное жёлтое махровое полотенце.

— Мальчиком, - выходя следом, ответил Славик. – К сожалению, мы уже путаемся в своих гендерных ролях. Мы и сами теперь не знаем, кто мы...

Он поискал глазами свою одежду и поспешил натянуть на себя хотя бы юбку, чтобы скрыть столь откровенно неприличный стояк.

Пульхерия наблюдала за ним с сочувственной улыбкой. Ни тени заносчивости или господской спеси – обыкновенная, простая барышня. Добрая и веселая. Славик даже и не заметил, как быстро и, похоже, окончательно улетучились все его страхи и сомнения относительно неё. Что там говорил Москвич? Злобная некромантка? Мечтает запороть кого-нибудь до смерти? Заставляла стоять в глубоком поклоне до обморока? Да быть такого не может! Может она с другими просто корчит из себя безжалостную гарпию? Скорее всего, это такая роль, которую она вынуждена играть здесь, среди ведьм и демонов, чтобы скрыть свою настоящую, человеческую сущность...

Во всяком случае, теперь Славику очень хотелось в это верить. Уж слишком невероятно-прекрасным показалось ему сегодняшнее путешествие в страну вечных оргазмов и ласкового прохладного дождика.

А ещё ему очень захотелось здесь остаться.

— Странно, - сказала молодая ведьма, - Стеша ведь светлая, почему она не заботится о ваших сексуальных потребностях?

— Мне кажется, вы более светлая, чем она, - ляпнул, и тут же пожалел об этом Славик.

— Не говори так о своей хозяйке, - поправила его Пульхерия. – Стеша – лидерша среди светлых, она и правда очень добрая и замечательная колдунья. Может быть самая перспективная. Вот увидишь, мы все ещё услышим о ней, как о великой волшебнице. Просто она сейчас очень занята подготовкой к экзаменам. А от этих экзаменов зависит многое. Ты же в курсе, какое задание она получила?

Вопрос был задан как бы невзначай, но Славик почему-то внутренне напрягся.

— Откуда ж мне знать... - он чуть не сказал «великая», но вовремя запнулся.

Барышня улыбнулась, легко прочитав его невысказанное тайное желание.

— Это верно, никто не знает этих заданий. Но можно догадаться.

— Как? – спросил Славик.

— Остальные ученицы, те, кто не являются выпускницами в этом году, записывают в конце года, какое было задание. Они узнают о нём уже после экзаменов. Это традиция пансиона, так продолжается уже очень давно, лет сто, наверное. И анализируя прошлые задания, можно с некоторой долей уверенности предположить... Ну, в общем, ты понял, да?

Славик кивнул. Он ни хрена не понял, но теперь ему ещё больше захотелось сюда вернуться и хотя бы быть чем-нибудь полезным такой по-настоящему доброй и искренней ведьме, как Пульхерия. Его даже слегка покоробило это словечко – ведьма, которое он мысленно по привычке произнёс. Ну, какая же она ведьма? Ведьмами были Элла и Святоша. Екатерина. Да и сама мадам Азалия тоже ведьма, безусловно. А Пульхерия разве ведьма? Она, как и Стеша – волшебница. Просто вынуждена носить маску. По каким-то своим, внутренним причинам, кто знает...

— Ну ладно, мы с тобой тут заболтались, а тебя наверняка твоя повелительница уже заждалась. Неудобно как-то. Выпросила тебя на полтора часа, а продержала больше трёх, уже обед на носу. – Сказала Пульхерия. – Ты тут по-быстрому прополоскай оставшееся бельишько, и беги, ладно?

Благодарный Славик снова рухнул перед ней на колени, и молитвенно сложил руки. Молча.

— Что? – спросила она умилённо. – Хочешь остаться?

Парень покорно кивнул.

— Хорошо, я попробую договориться, чтобы забирать тебя днем. Скажу Азалии, что нам тоже нужен помощник собирать вещи для отъезда. А там, на островах, что-нибудь придумаем, ладушки?

...В столовую Славик летел как на крыльях, звеня опустошёнными яйцами словно колокольчиками.

(продолжение следует)