Глава сорок девятая. Молчание козлят

— Это становится традицией, - накладывая себе на тарелку третий кусок торта, сказал Кроха. – После каждой такой заварухи мы пируем и успешно потихонечку толстеем.

— А ты разве не для этого сюда приехал? – деловито поинтересовался Костя.

— Для этого, - кивнул Кроха, отдуваясь и счищая на край тарелки лишний крем. – Но не думал, что эта сказка будет такой ужасной.

— Наслаждайся. Скоро эта сказка закончится.

— Пятьдесят девять дней, - икнул Кроха. – Эта закончится, следующая начнётся. Боюсь, ещё более страшная...

— Ну, для кого как, - сытно вздохнул Костя, допивая крепкий горький каторжанский чай. – Кстати, пацаны, об этом я и хотел с вами поговорить, пока Пахи нет.

— Угу, - грустно согласился с ним Славик. – Я тоже. Моё положение аховое, а с ним я вообще не представляю, что будет.

Кроха тоже стал серьёзным.

— Пока расклад такой, - начал он задумчиво, - У Пульхерии новая игрушка, этот её шаман... Она, судя по всему, с ним пойдёт на экзамен. Уж больно хорошо всё у неё сложилось, хотя и неожиданно.

— Думаешь случайно? – спросил Славик.

— Может и не случайно, хрен её знает, - пожал плечами Кроха. – Они тут запросто планируют на три-четыре хода вперёд всякие такие «случайности» - он показал пальцами кавычки. – Нам это, пока, недоступно. Но факт: Паха теперь остаётся не у дел.

— Может ещё обойдётся? Может, она его с собой всё же заберёт? – робко предположил Славик.

— Угу, как же. Размечтался... - мрачно ответил Костя. – Зачем ей на воле обычный парень? Она некромантка, ей ближе зомбак, к тому же собственноручно созданный. Для всяких тёмных делишек... Пахе там делать нефига. Да и не хотел бы я такой судьбы для друга.

Все молча согласились с этой мыслью.

— Хуже другое, - продолжил Кроха. – Как только Пуля окончательно определится с выбором, Паху обратно к себе заберёт милфа. Она уже посматривает на него, пуская слюну. Горькую такую, жгучую слюну. Которая тарелку фарфоровую прожигает...

— А от милфы уже не сбежишь... - кивнул Славик. – И с ней не договоришься.

— Есть один вариант, - зевнул Костя.

Ужин подходил к концу, пора было заканчивать жрать в три горла и идти убирать посуду.

— Что за вариант? – спросил для проформы Кроха, хотя сам уже догадался, что хочет предложить его друг.

— Вы же помните, пацаны, как уходили якобы на волю те фуцманы?

— Ещё бы! – ухмыльнулся Славик. – Это пипец какой позор был! У нас тогда ещё первая порка, кажется, выпадала на этот день. А они аж сияли от счастья!

— Да, - солидно подтвердил Кроха и усмехнулся своим воспоминаниям. – Ох и врезали нам тогда!..

— Вот мы имеем шанс получить и в день освобождения такую же трёпку, - хитро прищурившись, сказал Костя.

— М...ммм... - утвердительно кивнул Кроха.

— Если я тебя правильно понял... - тоже покивал головой Славик.

— Правильно ты всё понял, - подтвердил Костя. – Их же не сразу за ворота вытолкали. Им же зачитали приказ об освобождении. И поздравили, и проводили с почестями. Вот мы и скажем в последний момент, что без своего друга Пахи, никуда не пойдём. Мы, мол, вчетвером сюда приехали, вчетвером отсюда и откинемся, а иначе – никак.

Опять все помолчали, в красках и ощущениях представляя себе эту картину и её последствия.

— Ну а что такого, - флегматично сказал Кроха. – Подумаешь, распинают нам ебальники в мясо, может ещё выпорют на прощание, в общем, скомкаем им праздник, как всегда. Зэки побоев не боятся. Зэки боятся сами знаете чего. А это с нами каждый день делают, так что... Нам не привыкать, а друга может и отстоим.

— Но не захотят же они скандала перед начальством? – неуверенно предположил Славик.

— Перед начальством? – удивился Кроха. – А разве было какое-то начальство в прошлый раз?

— Так в прошлый раз и выпускниц не было, - уточнил Костя. – А теперь будут, и не одна, а целых четыре... кажется, - не очень уверенно закончил он свою мысль.

— Ну да, логично, - согласился Кроха. – Возможно, поздравлять приедут эти... Рогатые...

Он приложил ко лбу любимую Стешину «козу».

— При них милфа не станет свои права качать. Она, всё-таки тоже не в фаворе нынче. Мятежница, хоть и прощённая директрисой. Шанс есть, призрачный, но всё же шанс...

— А если нас оставят на второй год? - глухо высказал засевшую у всех в мозгах мысль-занозу Славик.

— Кроха, ты готов остаться на второй год здесь? – насмешливо поглядел на друга Костя. – Ещё за год ты отожрёшься на тортах как свинья.

— Ну конечно! – буркнул Кроха мрачно. – Второй год будем, как вот эти ходить...

Он кивнул на бодро приближающегося шамана, который шёл собирать грязную посуду со столов. Разносить готовые блюда ему пока что не доверяли, а вот с посудой он уже кое-как справлялся. Но ходил с совершенно потухшим взглядом, полуоткрытым ртом, из которого временами сочилась слюна, видимо, когда был голодным, и никого не узнавал, кроме своей хозяйки. И не разговаривал. Впрочем, как и все его товарищи по отряду.

— Я его боюсь... - тихо сказал Костя. – Вот пока он живой был – не боялся. А теперь спиной к нему никогда не поворачиваюсь. – Да ещё и молчит... сука.

— Чего они молчат-то? – спросил у Крохи Славик. – Ладно, этот, он покойник, у него мозг умер, а остальные?

— Мозг умер не полностью, - уточнил всезнающий Кроха. – А на семьдесят два процента. Пульхерия говорила, что его ещё можно вернуть в общество. Пока что он для неё идеальный слуга. Всё понимает, но молчит. А молчат они все из-за заклятия, которое на них наложили светлые в День всех святых. Им теперь запрещено вообще разговаривать.

— Жестоко, - прокомментировал Славик.

— Светлые, они и есть светлые, – согласился с ним Костя. – Им палец в рот не клади... Руку откусят.

— Голову... - кивнул Кроха.

— Что за заклятье такое?

— Не знаю. Что-то с Седьмой печатью связано. Дескать, наступит безмолвие на небе и на земле, как бы на полчаса.

— Ни хрена себе – полчаса! Тут час как год тянется!

— Да уж... Молчание ягнят.

— Козлят.

— Козлят, – согласился Кроха. – Всё равно жалко. Представляешь, они даже поговорить не могут между собой. Обсудить что-то, поддержать друг друга, предупредить или предостеречь... Бессловесное стадо...

— Не рви душу, Кроха, - совсем загрустил Константин. – И так тошно. По крайней мере, мы ещё можем им что-то рассказать, поделиться опытом. Может, хотя бы теперь они нас послушают...

... А Москвич не присутствовал на этом оперативном совещании по вполне прозаической причине. Его рано утром уже накормила своим фруктовым завтраком из личных запасов, (она сидела в последнее время на диете, называя это постом) Пульхерия, и отправила в баню, стирать накопившееся за время чрезвычайных событий, бельё.

Москвич не спеша принял прохладный душ, и расположился было в предбаннике, приготовившись к постирушкам. Как вдруг внезапно распахнулась дверь, и в баню ввалилась главная экзекуторша всея пансиона госпожа Екатерина Бэнечко. Одна, и даже без плётки.

— О, кого я тут неожиданно поймала! – сказала она весело и подмигнула Москвичу.

Павел, как и положено по этикету, поклонился ей в ноги и промокнул вспотевший лоб о горячие доски пола. Коротко и подчёркнуто формально чмокнул обе её стопы.

— Стираешь? – спросила она, усаживаясь на скамейку рядом с ворохом белья, которое свалил в кучу Павел. – Мои шмотки тоже постирай по-быстрому, пока я в душе ополоснусь.

Она беззастенчиво разделась, и кокетливо бросила свои трусики и бюстгальтер Павлу на голову. И ушла купаться. Москвич успел как можно более тщательно простирать и прополоскать её бёльё, пока она там нежилась и плескалась, и собрался уже было приступать к стирке вещей своей непосредственной хозяйки, когда из-за двери послышался игриво-настойчивый зов:

— Полиночка, радость моя, зайди-ка ко мне! На секундочку!

«На секундочку!» - взорвался мысленно от злости Павел. – «Всё понятно! И ведь никуда не денешься! Пиздец же полный!».

Больше всего на свете он бы хотел, чтобы сюда неожиданно ворвалась бы Пульхерия и обматерила бы его последними слова за медлительность! Но, увы... Он знал, что некромантка занята теперь большую часть времени дрессировкой своего полу-покойника, а о нём, живом слуге, если и вспомнит, то только ближе к обеду. Так что время милфа рассчитала верно – их романтическому свиданию в женской бане никто не помешает.

Пришлось идти. Точнее вползать на четвереньках в сауну. Милфа восседала на нижней полке, абсолютно голая, и демонстративно выставив напоказ все свои прелести. Москвича поманила пальчиком и сразу же утопила его голову в своей промежности, больно намотав на кулак его уже длинные, до плеч, волосы. Роптать, и тем более сопротивляться, не имело никакого смысла, и Москвич молча и старательно исполнил кунилинг в любимой ею форме – с посасыванием моментально распухшего клитора и чередуя его с глубоким вылизыванием её горячего влагалища.

Он знал, что будет дальше. Знал, что на этом она не остановится, и когда Екатерина велела подать лежавший недалеко маленький розовый страпон, молча подчинился и даже сам помог ей застегнуть на её необъятной попе кожаные ремешки. Лёг на полку и попытался расслабиться. И ждал, когда на него сверху навалится это мощное, похотливое женское тело, жадное до плотских удовольствий и извращений.

— Я хочу, чтобы ты кончила. Как девочка, На моём страпоне, - пыхтела она, трахая его не спеша и со вкусом.

— Но на мне замок верности... - промычал Москвич, мучительно вспоминая, куда девала ключик от своего собственного замочка Пульхерия. Она так ни разу за всё последнее время, и не выпустила его дружка на свободу.

— Кончи, я сказала! – грозно велела милфа. - Никуда не отпущу, пока не приплывешь здесь как последняя сучка! Ясно тебе?

«Куда уж яснее!» - подумал Москвич, пытаясь вызвать в своём воображении какую-нибудь нейтральную эротическую фантазию, которую бы не считала Екатерина. Почему-то вспомнилась Пульхерия, разметавшаяся во сне по кровати, и как он, позавчера поздно ночью, после возвращения с болота, лизал её ноги... И тут же горячая струя в несколько приёмов забрызгала изнутри металлическую клетку его пленного зверька. Было стыдно, но блаженно до неприличия.

«Чёрт бы меня побрал, - думал он, замирая и давая возможность милфе насладиться её триумфом. – Я что, окончательно стал фанатом какого-нибудь «Рассвета мертвецов»? Или что они там смотрят в качестве порнухи?

Милфа поднялась с него усталая, но заметно удовлетворённая. Видимо страпон неплохо так стимулировал ей определённые эрогенные зоны, раз она так пристрастилась к нему в последний год. А может и всегда любила эту особо пикантную забаву – трахать молоденьких сладеньких мальчиков. И по-женски, и по-«мужски» - прибором.

Но ему встать не позволила. Сама уселась на вторую полку, а его оставила у себя под ногами, поставив одну ступню ему на спину, а вторую – на затылок.

— Будешь теперь приходить ко мне по вызову, когда прикажу, поняла, шлюха? – сказала она, удовлетворённо вздыхая, и поглаживая ногой его голову. - А то, я смотрю, распоясалась совсем. Ходит такая наглая, ни на кого не обращает внимания, лишний раз поклониться ей лень...

Москвич замер, прислушиваясь к тембру её голоса. В нём слышались нотки уязвлённого самолюбия и ревности, но особой злобы не чувствовалось.

— Фу, опять вспотела, пока с тобой возилась, - сказала она, укладываясь на спину на второй полке и закидывая руки за голову.

— Ну-ка, давай, целуй мне подмышки! – приказала милфа, и Павел тут же полез выполнять приказ, мысленно моля Эроса и Танатоса, чтобы кто-нибудь из них поскорее забрал бы отсюда эту ненасытную нимфоманку. Он понимал, что целый ворох белья некромантки сам себя не перестирает, а когда натешится с ним эта извращенка, ещё неизвестно. Вот и целование потных подмышек – это теперь её особая фишка. Не лизать, а именно целовать! Не так тошнотворно, зато в два раза унизительнее! Во всяком случае, так ему теперь казалось.

Эх, а ведь когда-то он ненавидел Пульхерию, и считал её самым опасным зверем в пансионе! Как всё быстро меняется в этом призрачном мире! Сейчас бы с каким удовольствием он прислуживал ей в будуаре, слушал всякие бредни про перспективы излечения шамана от слабоумия, или пользу девятидневного полного воздержания во время ритуалов Свободной Луны... кстати, что означает сам термин «Свободная Луна» он так и не удосужился выяснить... Хотя...

«Боже мой, подумал он о себе с лютой жалостью, какие только идиотские мысли не лезут в голову, когда ты вынужден ублажать самым недостойным образом полоумную, свихнувшуюся на сексе, милфу, да ещё имеющую на тебя самые пакостные планы, о которых даже думать не хочется...»

— Всё, ты меня опять возбудила, стерва ты этакая, - прошипела ему в ухо Екатерина, ловко зажимая его голову у себя промеж арбузного габарита грудей, и заваливая опять на горячие и влажные доски сауны. – Давай, по-быстрому оттопырю тебя, да и пойду, пора мне по делам...

«Оттопырить по-быстрому» на её языке означало трахнуть Москвича промеж булок, но уже не страпоном, а её собственным скользким и горячим, как паяльник на разогреве, клитором. В этом случае она сильно прижималась к его заднице своими мощными бёдрами, и елозила по его упругим половинкам и между ними, пульсирующим секелем, но кончала от этого значительно быстрее. Сейчас, правда, процесс немного подзатянулся, с учётом того, что она только что удовлетворилась на нём каким-то загадочным образом – посредством страпона.

— Какая-то ты сегодня холодная, - нервно сказала милфа, во второй раз слезая с него и ополаскиваясь под вялыми струйками душа. – Отвыкла от меня и моих ласк?

— Что вы, великая! – засуетился, почувствовав скорое окончание этого неожиданного и не очень желанного любовного свидания, Москвич. – Просто ещё никак не могу поверить своему счастью, снова быть у ваших ног...

Она засмеялась, но как-то вяло и ничего не сказала в ответ. Быстро оделась, и покину сауну.

А Москвич принялся нежно, и с величайшим тщанием, стирать разноцветные стринги некромантки. Одновременно рассуждая о превратностях своей судьбы. И интересный у него получился разговор с невидимой собеседницей.

«Ну как, тебе понравилось?» - спросила ЕА.

— Отвратительно, - прошептал вслух Павел, зависая над тазиком с мыльной водой.

«Но кончил ты знатно!».

— Хуже всего послевкусие на губах от её подмышек. И смыть никак не удаётся...

«И не удастся», - «улыбнулась» внутренняя собеседница.

Он уже давно научился распознавать её эмоции и даже воображаемую мимику.

«Милфа нарочно пометила тебя так, чтобы ты никакими косметическими мерами не смог бы избавиться от её метки. Это она не для тебя сделала...».

— Я знаю, - с досадой вздохнул Москвич. – А как на это среагирует Пульхерия? И вообще, мне надо ей всё рассказать? Она ведь и так всё увидит?

«Как хочешь. Она и так всё увидит, и она достаточно умная девочка, чтобы понять, что ты тут совершенно ни при чём».

— А ей важно будет видеть мою преданность и честность?

«Нет. Ты ей совершенно безразличен. Она просто владеет тобой, как собственностью, но мнение её стельки ей абсолютно безразлично».

— Фу, как грубо вы сегодня выражаетесь! – посетовал Павел.

«Зато верно и чётко. Ты раб, ты её собственность, ты её стелька – разве не так?».

— Так.

«И так будет всегда, пока ты не научишься сам рулить своей судьбой».

— Но у меня нет для этого никаких возможностей! – он сам не заметил, как стал говорить уже не шёпотом, а вполголоса.

«На самом деле есть. Включай свои мозги! Это единственное, что у тебя осталось твоего. Внутри твоей черепной коробки ты свободен. А больше нигде. И потому глупо искать помощи снаружи, помочь себе можешь только ты сам».

— Но как?

«Твои друзья уже задумались над этим вопросом. Пока ты тут прохлаждаешься. А они, между прочим, уже готовят бунт в твою поддержку!».

— Ого! Круто! – улыбнулся Павел, и тут же устыдился этой своей гордости.

«Да, можешь ими гордиться! Они готовы пострадать за твою свободу! А ты, свинья, ни разу о них не вспомнил, пока вы там, у болота, покойников со дна Маркистана доставали с некроманткой».

— Я между прочим, пиздюлей получал с ними на равных, - обиделся Павел.

«А потом стал думать только о себе. Вот и сейчас, стираешь её трусы, а сам мечтаешь, чтобы она тебя с собой взяла, в Моравию вывезла, в свой родовой замок... Ведь мечтаешь же? Признавайся!».

— Мечтал... - снова грустно вздохнул Москвич. – Сейчас уже нет...

«Просто ты не знаешь, что некромантка никуда отсюда уезжать и не собирается. Она хочет здесь остаться преподавать некромантию. И у неё есть для этого практически все шансы!».

— Для этого ей надо выиграть «Золотого Единорога»?

«Не обязательно. Но желательно. Некромантка – девочка очень талантливая, амбициозная и честолюбивая. Она всерьёз соперничает со Стешей за звание лучшей ученицы года. И кто получит главный приз – пока неясно».

— Даже вам неясно?

ЕА усмехнулась.

«Решаю не я одна. Там ещё будут и кураторы с Каменоломни, и коллектив преподавательниц пансиона, и директриса... Причём московским демонам выгодно пролоббировать кандидатуру Стеши – она провинциалка, корней здесь не имеет, а ученица действительно лучшая. Она весьма расчётливо засветила свою диссертацию через милфу, и темой заинтересовались там, в Москве, в Каменоломнях. Такой ценный кадр они упускать не хотят. С другой стороны некромантку будут всячески продвигать здешние, Маркистанские гусыни. Некромантия – редкая по нынешним временам специализация. А Пулечка – яркий талант в этой отрасли. Такая преподавательница здесь нужнее, на болотах. Так что расклад пока фифти-фифти.

— Стало быть, победа Пульхерии мне никаких шансов не добавляет?! – почти в полный голос с досадой воскликнул Москвич.

— Моё мнение – нет! – услышал он за спиной насмешливый голос Святоши, и обернулся в ужасе. – С кем это ты тут так громко разговариваешь?

— Сам с собой, госпожа Илона! – в ужасе спохватился Москвич и распластался на полу у ног Святоши, тыкаясь носом в её осенние ботиночки.

— Интересно! – с глумливой улыбочкой оглядывая помещение и разложенное на скамейке уже постиранное бельё, продолжила ласковый допрос Святоша. – А твоя хозяйка знает, что ты теперь сам с собой, в уединении, рассуждаешь о всяких политических моментах жизни пансиона?

«Значит, она слышала не только последнюю фразу!» - с досады Москвич несколько раз лизнул её ботинок, отлично понимая, что пресмыкаться тут уже бесполезно.

— Разве я смогу скрыть свои мысли от такой проницательной волшебницы, как госпожа Пульхерия? – Павел изобразил статую Смирения – на коленях, в полупоклоне, у ног Илоны.

— А ты не подумал, что тебя могут подслушать другие? – спросила она всё так же издевательски. – Враги твоей госпожи, к примеру. Или эти несносные бунтовщики? Или ещё кто... Демоны? А?

— Но вы же меня не выдадите? – решил сыграть в несчастную сиротку Павел.

— Я, может и не выдам... А может и выдам! Это как настроение будет. Но всё равно приятно, что я теперь знаю твою грязную тайну и ты теперь мне должен.

Они присела перед ним на корточки и, всё также гадливо ухмыляясь, проговорила:

— Этот долг я могу потребовать с тебя в любую минуту. И ты сделаешь всё, что я захочу.

— Да, госпожа Илона... - трагическим шёпотом произнёс Павел.

— А ещё я могу поставить твой долг на счётчик, и с каждым днём моё молчание будет стоить для тебя всё дороже и дороже... Последний вариант мне почему-то особенно нравится. А тебе?

Глава пятидесятая. Пипец и маленькая тележка

А следующим утром, во время завтрака, весь пансион сделал вид, что ничего особенного не происходит. Хотя все – от добропорядочных барышень, до официантов в рабских ошейниках, переглядывались между собой и делали круглые глаза. За учительским столом теперь сидела... Пульхерия Львова! И не в качестве приглашённой гостьи, а как полноправная преподавательница, хотя официально она продолжала числиться простой ученицей, правда уже допущенной до выпускного экзамена. И во время этого завтрака, директрисой было официально объявлено, что Пульхерия набирает в группу факультативного обучения искусству некромантии всех желающих. А официальный курс по этой дисциплине будет читаться уже после Новогодних праздников.

Все расценили это как недвусмысленную демонстрацию предпочтения со стороны начальства некромантке в её негласном соперничестве со Стешей из Торжка, за звание лучшей ученицы выпуска. Светлые напряглись, и после короткого совещания, сделали умный тактический ход. Они всей своей немногочисленной фракцией одними из первых записались на факультатив Пульхерии по замогильным наукам и практикам. Видимо для того, чтобы проверить глубину и прочность её знаний по заявленной теме. Записалась туда и Стеша.

Пока ученицы лакомились десертом, и можно было чуть передохнуть перед сбором посуды, Павел собрал друзей на привычном месте – за печкой. В «тараканьем углу» - как называл это потайное место Костя. И пересказал им полученную информацию от Елизаветы Александровны о сложных интригах и раскладах на предстоящих экзаменах. Разумеется, умолчав при этом о тягостном инциденте с Илоной, спалившей его в бане, за разговорами с невидимой собеседницей. Об этом он предпочёл не вспоминать даже наедине с самим собой, дабы своим сумрачным видом не навести на подозрения Пульхерию. С её-то внимательностью и ментальной чуткостью попасться на тягостных раздумьях, было пару пустяков. А дальше – прямой приказ раскрыться, «исповедальное заклятье», и вот у него ещё одна неприятность в дополнение к уже существующим!

— Ну, по крайней мере, одна ложная надежда на твою, Паха, хозяйку, у нас благополучно развеялась. Она тебя с собой уж точно не возьмёт, - сказал, грустно вздыхая, Кроха. – Оно и к лучшему. Ты же не хочешь стать её личным фамильяром, как шаман? Этаким живым пособием на уроках некромантии. Она будет тебя всякий раз убивать, как таракана, тапком, и оживлять электрическим током под рукоплескания повизгивающих от восторга первокурсниц.

Павел молча покачал головой, но шутку про таракана оценил скромной улыбкой.

— Ну что ты такое говоришь! - Ткнул локтём своего друга Костя, впрочем, без особого энтузиазма. – Тех прошлогодних фуцманов тоже никто никуда не брал. Их просто освободили, и всё...

И тут же осёкся, сообразив, как двусмысленно сейчас прозвучали его слова, с учётом всем известной дальнейшей судьбы Пирожка и Сопатого.

— И всё... - согласился с ним Москвич. – Посижу и я на вахте, лет сто с небольшим. Пока в труху не превращусь...

— Тебя когда-нибудь твоя эта внутренняя покровительница хоть в чём-нибудь обманывала? – спросил Славик, которого на самом деле больше интересовал вопрос, донесла ли его госпожа Святоша до начальства сведения о готовящемся «восстании освобождённых», которые он ей сообщил накануне. И если донесла, то почему никто никаких действий не предпринимает?

— Нет, - задумчиво покачал головой Павел. – Ни разу.

— Так и нечего нюни разводить! – Времени у нас ещё пипец сколько. Вагон и маленькая тележка!

— Пипец и маленькая тележка, - согласился с ним Павел. На самом деле не согласился, нет, просто спорить было в лом.

— Да и план у нас есть, - глухо сказал Славик, по привычке оглядываясь по сторонам.

— Знаю я ваш план, - почти сразу ответил Павел, как будто ожидал этих слов. – ЕА рассказала. Значит, и начальство тоже в курсе. Так что не советую. Мнэээ... - не советую, молодой человек, ээээ... съедят.

Кроха, моментально узнав цитату, невесело хмыкнул.

Но надо было идти собирать посуду, затем ещё куда-то, ещё и ещё, и день завертелся привычной кутерьмой, в которой грустить уже было некогда. Грусть откладывалась на потом. На вечер, а ещё лучше – на ночь.

А ночью Москвич неожиданно провалился туда, куда меньше всего хотел попасть – в Исповедальню к Святоше! Он снова был зеркалом, как тогда, когда Элла в первый раз (в первый ли на самом деле?) сломала Костю, которого все тогда ещё знали по его зоновской погремухе – Стремягой. Тогда Элла знала, что он в зеркале, что не может отвернуться и не видеть всего того безобразия, которое они, на пару с Илоной, вытворяли с его другом. Она специально его затащила в это зеркало, чтобы скомпрометировать Костю в его глазах. Чтобы рассорить, разрушить их дружбу.

Дружба тогда устояла. А теперь? А теперь Костя с Эллой. А он, Москвич, теперь получается ни с кем? Получается, что так. Он теперь один. Он теперь в зеркале. А может он и останется навечно в нём? В этом колдовском зеркале, в пыточной Исповедальне, в ведьминской общаге, на проклятом болоте Маркистан, которого нет на картах, и не видно из космоса?

Только сейчас изменилось всё. Сейчас ни Элла, ни Святоша его не видят. Он здесь как бы инкогнито. Но сам всё видит и слышит. Горят свечи. Стены и дверь прикрыты защитными заклинаниями, он видит их как разноцветные рыбацкие сети, опутывающие все стены и углы помещения. Словно гигантский паук-тарантул сплёл их для поимки таких вот непрошенных гостей, как он. Но его сюда заманили не для того, чтобы поймать. А для чего-то другого. Для чего? Чтобы смотрел и слушал?

Илона восторженным шёпотом заканчивает рассказывать своей закадычной подруге про его, Москвича косяк. Когда он, потеряв контроль над собой, разговорился с воображаемой волшебницей.

— Я тебе говорю – это точно она! – возбуждённо потирая виски, говорила Илона.

— Ты слышала имя? – скептически уточняла Элла.

— Нет, конечно! Но это глупо! Кто постоянно называет имя собеседника во время разговора? Вот мы сейчас друг дружку по имени зовём?

Элла отрицательно помотала головой.

— Вот-вот! А он разговаривал с ней почтительно, всё время обращался на «вы» и чуть ли не кланялся ей!

— Выходит, Пульхерия была права, когда подозревала Москвича в связях с этой экзаменаторшей?

— Точно! – указывая пальцем куда-то в сторону двери, ответила Святоша. – Эта хитрющая проныра сразу обо всём догадалась! Это какие надо мозги иметь, чтобы распознать великую ведьму в самом зачуханном недотёпе во всём пансионе?! А она сразу догадалась! И потому пытала его раза три или четыре, и даже своего этого мальчика-раба из новеньких ради этого грохнула, пытаясь вытащить из Москвича признание.

— Только он ни в чём не признался, - с досадой произнесла Элла.

— Ещё бы он признался! Когда такая светская львица в нём сидит! Да он её имя и во сне-то произносить боится! Его порвёт как хомячка, едва он попытается её выдать! И он это знает! Потому и молчит, зараза...

Москвичу стало смешно, и он всерьёз подумал, что было бы здорово вот прям сейчас заржать тут на всю комнату, оставаясь при этом зеркалом. Вот бы они струхнули, это ведьмочки-заговорщицы. Хотя... Чёрт их знает, со страху могли и разбить зеркало-то своими проклятиями.

Но сдержался. Потому как дальше стало ещё интереснее.

— И ты думаешь давно она здесь, наблюдает за нами глазами Москвича? – спросила Элла.

— Ну, как минимум, с момента вручения письма с заданием на экзамен, - солидно, со знанием дела ответила Илона. – А иначе как они ещё могут нас контролировать? За каждой выпускницей ведь не приставишь парочку соглядатаев. Мы-то сначала думали, что это Пулечка к нам заслана из этой чёртовой Моравии шпионить. А потом, когда она сама высказала желание выпускаться в этом году... Ну ты сама помнишь, что было...

— Да уж, - вздохнула не то с восхищением, не то с завистью Элла. – Эта куколка Барби навела здесь шороху! Казнит и милует по своему выбору! И с демонёнком не побоялась схлестнуться один на один, как он ей крылья-то не оторвал!

— Скальп чуть с неё не снял! – хохотнула, вспомнив события той ночи, Святоша. – Я ей сама ухо зашивала. Там, за ухом, у неё огромный шрам остался! Ща бы ходила лысая, шо моя жопа!

Подруги весело рассмеялись.

— Ну, теперь-то она должна успокоиться, - отсмеявшись, сказала Илона. – Теперь она госпожа-преподавательница! Фу-ты, ну-ты, хуи гнуты! Теперь перед ней книксеном не отделаешься, в реверанс растопыриваться надобно!

И девчонки снова прыснули, никого не стесняясь, и будучи уверены, что надёжные чары и древние ставы, которыми были помечены потолки, полы и стены Исповедальни, надёжно защищают их от любого тайного глаза и сглаза.

Москвич тоже улыбнулся им, оставаясь невидимым.

— А я уже хотела сегодня донести директрисе про намечающийся очередной кипиш, - как будто только вспомнив про это, сказала Илона.

— Ни в коем случае! – замахала руками Элла. – Кипиш если и случится, то только в день вручения дипломов и Золотого Рогоносца! А это ещё не скоро, это два месяца минимум! Они ж без начальства кипешовать не станут, не дураки же они совсем. Смысла нет!

— Да, - согласилась Илона. – Чуть что – в бараний рог скрутим и в чемодан посадим. В чемоданах и вынесем за вахту!

Элла усмехнулась:

— Мой и так будет под юбкой сидеть, никаких кипешей не разрешу.

— Тебе-то хорошо, с грустинкой в голосе отозвалась Илона. А у нас со Славиком пока всё сложно...

— Тебе надо его немного приподнять! – уверенно сказала Элла. – Пусть парень немного поднимется в своих собственных глазах.

— Это как? – удивилась Святоша. – Перестанет лизать мне пятки, а начнёт целовать пипиську? Так вроде давно уже...

Подруги весело обнялись, и Элла стала что-то нашёптывать Илоне на ушко, но что именно, Москвич уже не расслышал.

(продолжение следует)