Глава семнадцатая. Самый весёлый этап

— Всякое бывало, - травил байки Стремяга перед завтраком в день отъезда, когда ребята, уже накрыв столы, ожидали, пока барышни соизволят прийти кушать. – На Трактовую нас вообще везли на барже! Причем к реке доставляли на воронках, и мы с Крохой ехали в разных машинах. Полдня ехали, умотались все вконец, и вдруг видим через конвойное окошко, что воронки разворачиваются задом к воде! И медленно так подкатывают к самой кромке дебаркадера. А высота там небольшая, метра полтора-два и всё – дальше водная гладь! Ну, думаем, пиздец, щас топить будут. Пойдём на корм тюльке и ракам.

— А потом плыли до самого вечера в трюме, - поддержал разговор Кроха. - И там дырочка была на уровне ватерлинии, и всякий раз, как волна о борт стучала, вода в эту дырочку такой уверенной струйкой брызгала. Я смотрю - на полу по щиколотку уже набежало. Сижу на кортах, на лавке, и слова песни вспоминаю, про Ванинский порт...

— Зато сейчас поедем с комфортом, - сказал Москвич. – Автобус, самолёт, яхта. Как белые люди.

— Как белые рабы, - не удержался от привычных подначек Костя. – В ошейниках и с золотыми кольцами в носу – многозначительно подмигнул он Москвичу.

— Не в носу, а в сосках, - поправил тот.

— Не жмут? Кольца-то?

— Не жмут, - улыбнулся Павел. – Правда, вибрируют, суки. У милфы третье кольцо из этого набора. Когда она его крутит у себя на пальце, мои начинают тормошиться, как вибраторы, возбуждение такое, что аж хрен встаёт!

— Вот мне б такую игрушку, бляха-муха! – коротко хохотнул Стремяга. - Потеребил колечко и шляпа на полдвенадцатого! Красота!

— Походатайствовать?

— Не, благодарю. Я всё-таки ещё надеюсь отсюда свалить, - не очень удачно пошутил Костя, и разговор на этом как-то сам собой прервался.

Зато появилась Стеша и вручила Крохе, Павлу и Косте по большому явно самодельному леденцу, на палочке.

— Это чтобы в дороге не мутило.

— А мне? – недоуменно спросил Славик.

— О тебе твоя новая хозяйка позаботится, - сухо ответила Стеша, не глядя на него. – Пульхерия тебя выпросила на все каникулы. Кстати, она тебя сейчас ищет, так что я бы на твоём месте её не расстраивала.

— Волшебный леденец у неё пососёшь, - зло съязвил Костя, за что тут же получил от Стеши подзатыльник. Увесистый такой подзатыльник. Не игрушечный.

И поделом. Леденец-то и впрямь оказался волшебным. Парни и не заметили, как пролетело время муторной тряски в автобусе, бесконечно долго петлявшем по замысловатой дороге, ведущей по Маркистану из ниоткуда в никуда, как потом дремали они тринадцать часов в самолёте, и окончательно пришли в себя лишь на борту белоснежной яхты «Луна Эклипсис». Да и то, когда вдали уже показались скалистые вершины Острова.

— А у этого острова есть название? – спросил у Стеши любознательный Кроха.

— Есть, - улыбнулась ему Стеша, видя, что парень окончательно оклемался. – В целях конспирации, он так и называется – Остров. Здесь живут те, кто окончательно исчез из внешнего мира, и по каким-то причинам не может, или не хочет туда вернуться. Беглецы от реальности, пропавшие без вести, жертвы всевозможных бесчеловечных экспериментов, похищенные демонами или инопланетянами...

— Только в России пропадает по сто тысяч человек в год, - сказал Кроха, подозревая, что Стеша его морочит. – Они все здесь обретаются?

— Не все, но многие. На планете еще достаточно таких мест, куда не заплывают обычные людские корабли, и над которыми не летают самолёты. Самый мощный спутниковый телефон Иридиум тут почти не ловит – показывает один спутник на дисплее, что недостаточно для устойчивой связи. Нас почти не видно, даже из космоса.

Кроха понимающе кивнул.

— Кроме того на Острове нет электричества.

— Совсем?

— Абсолютно. Оно здесь просто никому не нужно. Тут античные времена, не замутнённые пороками цивилизации. Тебе, Крошка, тут понравится! – щёлкнула его по носу Стеша.

— Почти уверен в этом, - задумчиво согласился Кроха, глядя на прорисовавшуюся сквозь утренний туман полоску берега, которая в первом приближении представляла собой сплошные пляжи, тропические пальмовые рощи с разбросанными среди них маленькими лачугами и скромными бунгало под тростниковыми крышами.

— Какой кайф! – сонным голосом провозгласил Москвич, глядя как барышни, собиравшиеся спускаться на берег, переобувались в легкие сандалии и шлёпанцы, убирая в саквояжи модельные ботиночки, в которых путешествовали последние сутки. – Конец Эры Белых Носочков! Я в восторге! Сколько я их перестирал, за последний месяц! Я помню вкус каждой пары!

— Да вы, батенька, фетишист! – сонно тряся головой, отозвался Стремяга. – Вам ли жаловаться? Спрятались от общественных работ под властной женской пятой, всего делов-то...

— Добро пожаловать в рай, пацаны, - с самым мрачным видом констатировал Павел. – Надеюсь, здесь нас не заставят ходить в юбочках и блузках?

— Нет, конечно, - ласково сказала Стеша. – На отдыхе для всех предусмотрен весьма вольготный режим. Никаких подъёмов, отбоев, формы и всего прочего. Носить будете лишь набедренные повязки из листьев коки...

— Чего?! – подскочил Стремяга, а Кроха сделал совершенно круглые глаза.

Стеша расхохоталась.

— Шучу. Из пальмовых листьев. А то я смотрю, вас совсем разморило тропическим зноем. Ну-ка, марш таскать дамские саквояжи и дорожные чемоданчики. Рабство на Острове никто не отменял! Завтра начнёте строить паланкин, лично для меня! Сами, между прочим, напросились, помните?

Костя шумно вздохнул:

— Узнаю Светлейшую из светлейших, повелительницу Солнца и Луны, каждый шаг которой на грешной земле расцветает розами и орхидеями!

Он указал пальцем на Славика, который в компании Пульхерии и её подружек-тёмных тоже вовсю суетился, перетаскивая вещи своих хозяек из кают на палубу.

— А его наверняка сделают рикшей. Будет катать в пролётке сразу трёх барышень. Накачает себе икроножные мышцы, и будет настоящим конкурентом для тебя, Кроха, на будущих новогодних скачках.

— До Нового года ещё дожить надо... - тихо отозвался Кроха. – Сто пятьдесят три дня.

— Никаких шансов, - подтвердил Москвич. – Практически вечность.

— Согласен, - кивнул Костя. - И сложить её надо из четырёх букв: Ж О П А

Глава восемнадцатая. Драку заказывали?

А вечером того же дня состоялся первый торжественный ужин по случаю начала каникул. Барышни и начальство поселились на вилле под странным названием «Фарбаутр» в главном доме, располагавшемся на невысоком холме, в гранатовой роще. Сам дом представлял собой двухэтажный добротный особняк, сложенный из белого камня и заботливо укрытый со всех сторон кипарисами, туями, магнолиями и прочими субтропическими деревьями и кустарниками, создающими тень, и защищающими окна от прямых лучей беспощадно палящего солнца.

Молодые барышни уже успели порезвиться, как следует, в океанских волнах, принять душ, чтобы смыть с себя после этого океанскую соль, переодеться в разноцветные легкие туники, хитоны, полупрозрачные восточные шаровары и топики. Ужин решено было сделать в римском стиле – леди возлежали вокруг низенького стола, а в обязанности парней входило их обслуживание. Ребят, кстати, тоже по случаю каникул переодели в простые короткие туники малинового цвета, напомнив об обязательном ношении на Острове рабских ошейников. Разумеется, каждая госпожа была вольна наряжать своего раба, как ей вздумается, просто официальную школьную форму на Острове не использовали.

Ужин получился роскошным. Всевозможные экзотические фрукты, овощи, салаты, морепродукты, жареное мясо, обилие разнообразной выпечки – казалось, что с ближайшего рынка сюда свезли всё, что там было, и на столе едва ли поместилась одна четверть привезённого.

Москвичу повезло больше других. Екатерина строго приказала ему сидеть у её ног и прислуживать только ей лично, а для верности прицепила к его толстой серебряной цепи, которая здесь, на Острове, заменяла ему ошейник, тонкую мельхиоровую цепочку, изображавшую поводок, другой конец которой она не выпускала из рук. Обозначив, таким образом, право исключительной собственности. Мол, даже и не думайте, это моё и точка!

И очень быстро Павел понял, что это и, правда, его сказочное везение.

Дело в том, что главным напитком на праздничном столе было вино. И барышни, вырвавшиеся из строгих дисциплинарных пут пансиона, решили гульнуть в первый день свободы по полной программе.

Уже ко второй перемене блюд, когда подали седло барана и котлетки де-воляй, захмелевшим барышням захотелось музыки.

— А кто у нас тут умеет играть на банджо? – спросила Элла, игриво поглядывая на Стремягу. Чувствуя за своей спиной явную поддержку новенькой некромантки, она незаметно возобновила свои поползновения в отношении Константина.

— Уно-уно-уно моменто, хочу! – игриво подхватила идею Людмила, ближайшая клевретка Эллы.

Как всякий уважающий себя бродяга, Костя неплохо умел играть на гитаре. В основном, конечно, весь блатной репертуар, включая мало кому ныне известные «С Одесского кичмана...» Утёсова, и «Переломаны буреломами» Шуфутинского. Но это гитара, а банджо... Впрочем, куда деваться-то? Прикажут – сыграешь и на крошечной мандолине. Тем более что дамы уже завелись, и, передавая Косте музыкальный инструмент, все требовали от него петь и играть одновременно. И чтоб прям сразу, и как в кино!

Взглядом он попросил Кроху помочь ему и вдвоём, под хохот, приколы и шутливые аплодисменты они исполнили. Исполнили нечто совершенно невообразимое, но весёлое и зажигательное. Просто в какой-то момент Стремяга почувствовал, как со стороны Стеши в его сторону открылся поток свободной и спокойной энергии, а в его голове отчётливо зазвучали шуточные слова этой песенки, и ему оставалось просто их повторять. А руки играли как бы сами собой, он откуда-то знал, КАК это всё нужно играть.

Потом ему велели играть Неаполитанскую тарантеллу, и дальше уже всё подряд, вплоть до «Эммануэли» – неформального гимна школы мадам Азалии. «Эммануэль» девицы пели уже все поголовно, хором, причем на немецком, кружась в диком ведьмовском танце и сбрасывая с себя последние остатки и без того лёгких, по причине жаркого вечера, нарядов.

Ну и понятно, что всё это закончилось оргией. А чем ещё могло закончиться столь бурное веселье двух с лишним десятков молодых девушек, целый год изнурявших себя строгой колдовской дисциплиной, воздержанием, смирением и целомудрием? Только оргией.

Причем начальство, в лице Азалии Нероновны, Доротеи Шентес и Анны Дарвулии предпочло в эту совсем уж неприличную мистерию никак не вмешиваться, и даже не контролировать её, а просто удалилось в полном составе в свои, начальственные покои.

На «хозяйстве» из старших ведьм осталась лишь Катерина – она считалась как бы всё ещё в опале, и потому место своё знала – особо не высовывалась, но приличия соблюдала и за порядком в минимальном объёме присматривала.

Посмеиваясь и попивая холодное винцо, она возлежала на своей кушетке, лопала виноград и наблюдала как барышни, уже никого не стесняясь, заставили Кроху, Стремягу и Славика под истеричный хохот и ритмичные хлопки в ладоши раздеваться догола. Девушкам захотелось мужского стриптиза, и потому туники пацанов тоже полетели во все стороны. Что было дальше – Москвич не видел. Милфа нарочно пригнула его голову пониже к полу, и, скрестив свои ножки, положила их ему на загривок.

Он мог лишь слышать, как повалили парней на пол, как смеясь, растянули их руки и ноги в стороны и как все желающие, по очереди делали с ними что-то совершенно непотребное.

Крики, визги, стоны, вопли, смех, восторженный вой и ещё какие-то, совсем уж запредельно-нечеловеческие звуки непрерывно оргазмирующих в глубоком, почти мистическом экстазе молодых ведьмочек, рисовали в его воспалённом мозгу картины лучших произведений де Сада и Мазоха. И он был искренне благодарен милфе за то, что она ни на секунду не выпустила из своих рук мельхиоровую цепочку.

Хотя, чего греха таить, втайне он всё же немного завидовал своим друзьям. Ну не то чтобы завидовал, а хотел бы одним глазком взглянуть на их приключения. Но даже скосить глаза, чтобы хоть мельком разглядеть какую-нибудь особо грязную подробность не решался. Слегка вспотевшие от возбуждения ножки милфы, беспокойно поглаживавшие его затылок, ухо и шею строго его контролировали.

Таким образом, ему опять повезло.

В самый разгар веселья, в его кульминационный момент, когда случаются всякие неприятности, он сидел на коленях, у ног своей повелительницы, согбенный и незаметный. И когда с грохотом и звоном разбитого стела в доме стали падать на пол одно за другим большие окна в сад, и в помещение ворвались какие-то люди и стали что-то истерично орать, Москвич инстинктивно поднял руку и нашарил лежавший на столе нож...

Тем временем шестеро крепких, накаченных парней, в камуфляжных безрукавках, стилизованных под армейские разгрузки, таких же камуфляжных шортах и берцах на босу ногу, ворвались в обеденный зал. Для пущего эффекта опрокинули пару светильников, ещё что-то уронили с грохотом и звоном, согнали в центр всех ведьмочек, и встали по кругу горланя в шесть глоток:

— Всем сидеть-бояться!

— Руки за голову!

— Морды в пол!

— Работает отряд Витязь!

— Чертовкам молиться и каяться!

Весь этот шумный и бестолковый балаган мало произвёл впечатления на веселившихся барышень. Они моментально собрались, вполне трезво (несмотря на изрядно выпитое вино) оценили обстановку и ощетинились, выставив вперёд руки, с зажатыми в кулачках боевыми амулетами. Они приготовились драться.

— Спокойно, девочки! – сказал сделавший пару шагов вперед, самый старший из нападавших, по виду вожак группы. – У нас претензии не к вам лично, а к вашим наставницам-ведьмам. – Вам лучше сесть на пол, и прикрыть свою срамоту!

Ответом ему был дружный женский хохот. И этим хохотом, барышни как-то сразу убили весь пафос появления отряда. Глупо было орать на тех, кто тебя совсем не боится, а нагло хохочет тебе в лицо.

— Это всё? – спокойно спросила Катерина, даже не привставшая со своего места и практически не изменившая расслабленной позы отдыхающей матроны.

— Меня зовут Захар Иваныч, это мой позывной, - продолжил командир отряда. – Мы пришли получить с вас должок за прошлый год. Был обещан лимон баксов за игру на выживание. Мы выжили на этом чёртовом острове. Так что с вас двенадцать лямов.

— Почему двенадцать? – спокойно спросила милфа.

— Мы здесь уже год, со скуки мы включили счётчик.

— По какому праву? – усмехнулась она.

— По праву сильного! – неожиданно вспылил Захар Иваныч. – Что-то не устраивает?

Милфа проигнорировала его риторический вопрос, сосредоточенно надевая на все пальцы обеих рук массивные перстни из почерневшего от времени мельхиора, с разноцветными, грубо огранёнными камнями. От неё исходила настолько упругая и яростная энергия, что у Москвича, по-прежнему сидевшего рядом с ней на полу, заломило уши и слегка потемнело в глазах.

«Ща вжарит», - подумал.

«Рот открой» - подсказала ему тайная собеседница.

«Зачем?» - мысленно удивился Павел.

«Чтоб барабанные перепонки не полопались».

Чувствовалось, как подобралась и засучила ножками от предвкушения его внутренняя колдовская Сущность, приведя в боевую готовность весь его организм и выбрасывая в кровь чудовищные дозы адреналина.

— А чтоб вам лучше думалось, - продолжал тем временем хамить Захар Иваныч, - мы заберём пока парочку ваших шлюх!

С этими словами он извлёк откуда-то из карманов своей жилетки-разгрузки толстую капроновую сеть, и ловко накинул её на ближайших к нему девушек. Это были Рахель и Людмила – светлая и темная, стоявшие рядом, плечом к плечу, против общего врага. Другой конец сети ловко подхватил подручный командира, высокий худощавый парень, с огромным Змеем Горынычем, наколотым у него на груди. Вдвоём они потянула сеть к полу, стараясь свалить девочек с ног и заставить таким образом сдаться. Чисто физически их сил, разумеется, хватило бы, и план похищения, возможно бы и удался, если бы...

Если бы внезапно весь воздух в помещении обеденного зала не превратился в вязкую, абсолютно непроницаемую Мглу. В этой какой-то Космической Мгле невозможно было не то что раскрыть глаза, но и дышать ею было настолько затруднительно, что уже через минуту все присутствовавшие почувствовали сильное головокружение и тошноту, как перед обмороком.

Все, кто стояли на ногах, рухнули на пол. И только Захар Иваныч решил из последних сил ещё хоть немного посопротивляться. Он сжал пальцы, стараясь не упускать выскальзывавшую из руки сеть, но куда там...

И в тот же миг Мгла перед его лицом сама собой соткалась в огромную рогатую морду, вместо глаз которой сверкали тусклые, антрацитовые воронки, засасывавшиеся в себя малейший лучик любого света. Да и не только света. Любой звук, вздох, тепло человеческого тела моментально утягивалось этими воронками, словно черными дырами, и тонули в их бездонной, спиралеобразной Пустоте.

— По праву сильного? – спросил демон невыносимо дребезжащим голосом, от которого Москвич практически оглох на левое ухо. – По праву сильного, я выжгу тебе второй глаз, если не сдашься немедленно!

— Почему второй? – удивился командир и тут же заорал так, как будто его разрывали на части.

Потом выяснилось, что высокий парень с позывным Змей (тот самый, с татуировкой Горыныча), в момент сгущения и оформления Мглы в голову демона, схватил ближайший, ещё не погасший светильник, и запустил им в эту самую демоническую голову. Светильник пролетел её насквозь, и попал Иванычу в лицо...

При этом демон как бы вывернулся наизнанку, оборотив теперь свою мерзкую рожу в сторону Змея и расхохотался, продребезжав в том же невыносимом тоне:

— Благодарю! У нас нет рук, кроме ваших!

Почему демон упомянул второй глаз, все поняли сразу, как только Мгла рассеялась. Захар Иваныч катался по полу, зажимая ладонями лицо, и бился в тошнотворной, даже для зрителей истерике. Когда он почти потерял сознание и Змей сумел разжать его ладони, все увидели, что вместо правого глаза у Захара на лице пульсировала кровью страшная дыра.

Тут же появились Нероновна, Доротея и Анна. Все три старшие ведьмы держали перед собой наизготовку боевые бамбуковые трости, украшенные выжженными на них рунами и инкрустированные металлическими кольцами. У Дорки в левой руке к тому же была плеть – толстая и, по всей видимости, живая. Она сама собой извивалась, словно змея, покачивая из стороны в сторону жалом, как будто прицеливаясь в стоящих напротив парней. Парни в ужасе не отрывали взгляд от этой чудо-плётки, словно загипнотизированные ею.

— Мы вылечим вашего командира, - спокойно сказала директриса. – А вы пока подумайте над своим поведением. Я уверена, что вы примите правильное решение, и единственно возможное – сдаться на милость победительницам. Нашу милость.

Затем она спокойно сунула свою трость под мышку и хлопнула в ладоши. Хлопок получился не очень громким, зато дюже зрелищным. Из середины зала, где стояла Азалия, во все стороны ударила воздушная волна, как от разрыва миномётного снаряда, только без осколков. Барышень, сидящих на полу, она практически не задела, зато всех нападавших просто выкинула в окна и за двери.

Но что самое удивительное, Москвич почувствовал, что и его волна подхватила и, кувыркнув пару раз в воздухе, вынесла в блаженную листву тропического сада. В полёте он успел сообразить, что цепочка, за которую его держала подле себя милфа, была её предусмотрительно отстёгнута!

Павел распластался на тёплой, рыхлой земле, перевёл дух и вдруг понял, что решение им уже принято, что и думать тут особо не о чем. Вот она – свобода! Теперь только вперёд, чего бы это ему ни стоило! Никаких сомнений больше не было.

Он огляделся и заметил, как отряд, ведомый теперь заместителем Иваныча Змеем, быстро покидает сад. Молодцы ребята, - подумал он. – Быстро сориентировались и восстановились после столь жуткого зрелища. Подготовка у парней серьёзная. Такие, пожалуй, смогут противостоять и ведьмам.

Он, особо не скрываясь, побежал за ними. Единственное, что его смущало – это уж очень вовремя отстегнутая цепочка...

Глава девятнадцатая. Мага, Змей, Пацан Вчерашний и другие обитатели джунглей

В партизанском лагере Москвича ждало первое серьёзное разочарование. Ему здесь явно никто не обрадовался.

— Ты вообще кто такой? – жёстко начал допрос Змей, который, как и предполагал Павел, в отсутствие Иваныча командовал теперь отрядом.

— Беглый раб, - спокойно ответил Павел, показав короткую серебряную цепь у себя на шее. – Три моих друга остались там, у ведьм в плену, а точнее в позорном рабстве. Я хочу им помочь, и потому бежал вслед за вами.

— А почему они даже не предприняли попытки свалить вслед за тобой? – презрительно глядя ему в глаза, спросил Змей.

— Видимо опасаются, - пожал плечами Павел.

Кто-то из парней подошёл к Москвичу сбоку и стал бесцеремонно разглядывать и ощупывать цепочку. Обнаружил что звенья цепи вообще без зазоров, то есть она даже и не кованная, а скорее всего литая! Что-то сказал по этому поводу Змею, наклонившись к его уху.

— Твои друзья такие пугливые? – продолжал допрашивать Змей. – И чего они боятся?

— Вас в первую очередь.

— А чего нас бояться-то? – Змей слегка нахмурился, продолжая пристально вглядываться Павлу в глаза.

— Ну, вы же сами кричали «стоять, бояться, работает ОМОН...» - попробовал отшутиться Москвич. – Вот мы и испугались.

Увы, его шутку никто не оценил.

— Во-первых, не ОМОН, а отряд «Витязь». А во-вторых, вы сами-то кто будете? Салаги? Срочники?

— Мы зэки, - предпочёл не вдаваться в подробности Павел. – Нас прямо из зоны забрали. Как будто на этап, а привезли в какую-то шарашку на болотах. Мы там уже восьмой месяц сидим, всякого насмотрелись...

— Ясно, - кивнул Змей. – Шпана, значит. Малолетние бандиты... И что ведьмы вам обещали? Деньги? Лимон баксов, как и нам?

— Нет. Только свободу. Если продержимся у них там, в качестве слуг целый год.

— Слуг? – впервые за всё время допроса усмехнулся Змей, впрочем, довольно горько. – Пиздолизы стало быть?

Парни, стоявшие вокруг него, грубо заржали.

Москвич опустил глаза. Бесперспективность и откровенная глупость его нынешнего положения была более чем очевидна как для него самого, так и для бойцов отряда. Похоже, что шансов выпутаться из этой скверной истории у него становилось всё меньше с каждым новым вопросом.

— Не, ну а кто вы ещё? – злобно сплюнув себе под ноги, переспросил Змей. – Для чего ещё вас там держат эти мокрощелки и их престарелые мамочки? Вышиванию крестиком вас, что ли обучают? Ясно же для чего... Мохнатки вы им полируете, как пить дать! А ещё зэки, по понятиям живёте...

Змей вздохнув, покачал головой. И тут же продолжил, круто меняя тему допроса:

— Ладно. Давай рассказывай всё, что знаешь про их силы и слабости. Что там может угрожать нашему Иванычу?

— Иваныча они сломают, - просто ответил Павел.

Все вокруг снова засмеялись. Почти все. Змей не смеялся. Он внимательно наблюдал за реакциями Москвича.

— Почему так думаешь? – серьёзно просил он.

И Павел вкратце обрисовал методы воздействия на человека, практикуемые ведьмами, и их колдовские возможности. Змей надолго задумался, не сводя с него глаз.

— А твои пацаны поддержат нас в случае нового кипиша? – снова сменил он тему.

Павел вспомнил Кроху, его трогательную заботу о Стеше, и неуверенно пожал плечами.

— За двоих я точно ручаюсь.

— А третий? – быстро спросил Змей, ухватившись за эту его заминку.

— А третьему, похоже, окончательно промыли мозги. У него оказался слишком мягкий характер.

Змей кивнул, словно бы получив подтверждение каким-то своим мыслям.

— Третий всегда лишний...

На этом допрос и закончился. Москвичу было велено ни при каких обстоятельствах не покидать расположение лагеря, и быть всегда на виду.

— Мага и Пацан Вчерашний за тобой присмотрят, - бросил Змей, теряя всякий интерес к Павлу.

— Кто? – изумился Москвич.

— Это наши бойцы, - досадливо поморщился Змей. – У них такие позывные. Впрочем, тебе не понять, что такое позывной для бойца. У вас ведь одни клички...

«Клички у собак» - подумал Павел, но вслух, разумеется, спорить с командиром не стал. Мага – это Магомед, тут всё понятно, - думал он. - А вот «Пацан Вчерашний»... Хотя тоже можно легко расшифровать. Скорее всего, это кто-то из молодых бойцов, недавно принятый в отряд. Вчера ещё числился в пацанах, а сегодня как бы уже поднялся на следующую ступеньку. Логично, чо!

Пацаном Вчерашним оказался и правда совсем молодой, улыбчивый парень, который спустя какое-то время принёс Москвичу ужин – половинку зажаренной на костре курицы. Это он рассматривал его цепочку-ошейник во время допроса.

— Меня Андрей зовут, - скромно представился он. – Я из Подольска.

— Павел, - ответил Москвич, невольно проникаясь симпатией к новому знакомому. – Из Москвы...

И тут же жестом предложил Андрею разделить с ним курицу на двоих.

— Не-не, ешь, это всё тебе, - улыбнулся тот. – Мы уже поужинали. А у тебя большой срок... был?

— Почему был? – удивленно поднял брови Павел. – Он у меня и есть. От него никуда не денешься. Шесть лет.

— Многовато, - вздохнул парень, как бы примеривая на себя такое наказание. – А за что, можно спросить?

Его излишняя деликатность Москвичу понравилась. И тут же презрительный голосок из самых глубин его потайной комнаты, где жила ночная собеседница, охладил его: он втирается к тебе в доверие. Это продолжение допроса, дурачок!

«Сама ты дурочка» - подумал он. – Там, где вы учились, я преподавал! Все эти методы мы знаем ещё по малолетке!

А вслух так же скромно ответил:

— Сексуальное насилие. Я своей вины не отрицаю, но и не горжусь ею.

Тема была, как будто бы закрыта, но Андрей продолжил задавать вполне невинные вопросы:

— А много ещё осталось сидеть?

— Половина срока, - ответил Павел и воспользовался тем, что это формально уже не допрос, а беседа:

— Сам-то давно служишь?

— Год здесь, и там полгода... В учебке.

— Вы пропавшие без вести?

Андрей кивнул.

— А ведьмы вас уже здесь подобрали в прошлом году?

Снова молчаливый утвердительный кивок.

Ясно, подумал Павел. Значит настоящего плена, а точнее рабства, вы ещё не пробовали. На вас ещё не катались верхом, и с вас ещё не спускали шкуру розгами. И что такое настоящая ведьминская воля вы не знаете...

«Ух-ты! – оживилась его ночная гостья. – А сам-то! Сам-то! Живешь как стелька в резиновом сапоге у милфы, и в хуй не дуешь! Давно тебя самого пороли вместе с ребятами? Уже забыл? Забыл... А они из деликатности тебе об этом не напоминают. Цени это! И своё привилегированное положение цени! А заодно и подумай: чего это милфа так тебя бережёт? Зачем сюда отпустила? К чему готовит? Может, как барашка на заклание выращивает. А может под себя делает – девочкой. Ты же девочка?».

«Пшла вон» - злобно прошипел Москвич мысленно, продолжая сочувственно улыбаться Андрею. – «И дверь за собой захлопни, как ты умеешь!».

— Ладно, отдыхай пока, - сказал Андрей, когда Москвич покончил с курицей. – Если что-то будет нужно – моя палатка первая отсюда, справа.

Он ушёл, зато вместо него появился Мага – коренастый полуголый атлет, явно перекаченный и весь заросший черной щетиной. Он легко принёс на плече большой холщёвый мешок, сшитый в форме человеческого туловища, только без рук и ног, набитый песком. Привязал к ближайшему дереву и стал яростно по нему лупить, стараясь, видимо, разорвать кулаками ткань. Бил он как-то странно, не «двойками, как все, а тройными ударами – два снизу в корпус, а третий в «голову» - с особым шумным придыханием. При этом рычал что-то непонятное. Москвич смог лишь разобрать злобное: «...в печень, в печень! Не доходит в голову... постучим в печень!»...

Мама дорогая, подумал Москвич, испытывая острую жалость к самому себе. Это моя последняя ночь в этом мире.

Лагерь восставшего против ведьминского царства отряда Витязь представлял собой несколько жилых палаток и какие-то лёгкие хозяйственные постройки, искусно спрятанные в довольно-таки густой манговой роще. Судя по лёгкому бризу, время от времени освежавшему гудящую от всего пережитого голову Павла, где-то там, за рощицей, в километре, не более, уже был океан. А с противоположной стороны в ночном мраке угадывались смутные очертания каких-то скал.

Москвич решил отложить до утра изучение географии своего нового обиталища, и, прислонившись к стволу ближайшего дерева, так, чтобы никому не мешать, решил пока привести свои мысли в порядок, а заодно и поизучать карту ночного неба. Даже беглого взгляда на которое было достаточно, чтобы понять: они находятся в Южном полушарии планеты Земля, а это многие десятки тысяч километров от дома...

Сон сморил его сразу и самым решительным образом.

(продолжение следует)