***

Настроение было совсем не праздничным. После обеда ребят погнали убирать снег, но не как обычно, по дорожкам, а со спецзаданием – вычистить огромный круг вдоль главного корпуса, боковых флигелей, дровяных и прочих складов, которые замыкали внутренний периметр. Предстояло солидно так помахать лопатами. И это в предновогодний вечер!

— Что это мы такое делаем? – грустно спросил Славик.

— Какую-то большую арену. Судя по всему, освобождаем место для грандиозного праздника. – Ответил Москвич.

Он-то прекрасно знал, что они делают и для чего всё это нужно. Здесь будут проходить скачки. И по этой освобожденной от снега дорожке прекрасные амазонки-воспитанницы будут роскошно гарцевать на своих горячих скакунах. Сначала состоится выездка – хозяйки лошадок продемонстрируют экстерьер и выучку молодых пони-боев, а потом сами скачки – на выживание. Да, именно так. Москвич не сомневался, что последнего забьют палками, точнее запорют розгами где-нибудь в женской раздевалке. И ему очень не хотелось оказаться этим самым «последним». Но и увидеть в этом качестве любого из своих друзей он был не готов.

Но самое паршивое было то, что он никак не мог рассказать приятелям о том, что знал. Туфля Эллы, невидимая для остальных парней, но прекрасно ощущаемая им самим на собственной роже, запечатывала его губы как самый настоящий кляп. Он мог говорить о чем угодно, но запретной темы предстоящих скачек касаться не мог. Язык и губы тут же деревенели и отказывались даже шевелиться, словно их заморозили местным наркозом.

Через пару часов, вычистив от снега чуть более половины предстоящей трассы, и отойдя на приличное расстояние от главного корпуса так, чтобы можно было разговаривать без опаски, ребята присели на корточки отдохнуть. Да, тюремная привычка сидеть «на кортах» выручала и здесь, где никаких лавочек для отдыха не было.

Самым хитрым, как всегда, оказался Кроха. Он каким-то непостижимым образом подслушал где-то среди ширм в своей швейной мастерской разговор двух воспитанниц, имена которых наотрез отказался называть, кое-какие детали предстоящего новогоднего представления. И теперь полушёпотом делился ими с товарищами по несчастью.

— Кататься будут на нас. Скорее всего, верхом. Так что приготовьтесь, парни. Сегодня мы станем лошадками. И... и скорее всего ими же и останемся навсегда. Ну... точнее до конца срока. Тут так принято – кататься на своих рабах.

— А мы теперь рабы? – мрачно поинтересовался Стремяга, сплёвывая на снег, словно пытаясь избавиться от этого позорного определения.

— Нет... пока. Но, скорее всего ими станем. По итогам соревнования.

— Это как? – удивился Славик.

— Победительница будет выбирать себе личного невольника на весь будущий год. Ну, в качестве приза, - со знание дела и очень аккуратно подбирая слова, вещал Кроха. – Остальных разберут себе серебряная и бронзовая призёрши...

— Ясно, - кивнул Стремяга. – Я даже не спрашиваю, откуда ты, Кроха, ухитряешься всё это узнавать. Там, в капроновых джунглях ты, похоже, стал совсем авторитетным пацанчиком... - Стремяга горько ухмыльнулся, - вернее авторитетной пацанкой, так?

Кроха, вместо ответа, посмотрел на друга задумчиво и сострадательно.

— Я предлагаю жопу не рвать и по-настоящему не соревноваться, - сказал он совсем тихо, но так, чтобы все услышали.

— И это понятно, - продолжал язвить Стремяга. – Тебе-то как раз ничего не светит на этих скачках. Ты под любой юбкой рухнешь через десяток метров. А уж твоя Акулина тебя просто расплющит между ляжками!

Кроха опустил глаза и скорбно вздохнул.

— Он прав, - решил вмешаться Москвич, проверяя насколько «умная» стояла на его устах печать молчания и что он сможет всё-таки через неё сказать, хотя бы эзоповым языком. – Никто из нас не родился арабским скакуном, так что нефиг и пытаться им стать. Да и приз сам по себе сомнителен...

Ему удалось всё это выговорить, и он даже слегка приободрился.

— Не получится, - снова вмешался Славик. – Эти сучки станут бить нас плетками, и мы поскачем как миленькие! Да наверняка ещё и голыми на мороз выгонят, чтобы резвее бежали. А по голой заднице, да на морозе... Ого-го как чувствительно будет!

— Ага, ты ещё им подскажи, что да как делать! – продолжал злобствовать Стремяга. У него сегодня вообще было какое-то мрачное расположение духа.

И это имело свои, вполне конкретные, основания.

Он уже понял, что предстоящую гонку выиграет именно он. Как наиболее выносливый. Не самый сильный – он понимал, что Москвич будет потяжелее, и посильнее его. Но именно что самый выносливый. А на такой дистанции (он в уме прикинул, что полный круг, который им предстоит пробежать, потянет метров на четыреста), первым придет отнюдь не самый резвый. А тот, кто сумеет тащить из последних сил.

То есть он, Костя-Стремяга. Бывший жулик и отчаянный жиган, просто не представлявший себе, что это такое – быть вторым. Он с детства привык быть только первым.

И вот теперь ему предстояло первым оказаться в рабстве. И он прекрасно понимал, КТО будет претендовать на его шкурку в качестве приза, да и кто окажется у него на загривке в роли наездницы. И это его злило больше всего.

Москвич перехватил его взгляд, и тоже просчитал ситуацию. «Есть маза, что ОНА поскачет на мне» - хотел сказать он, но его язык тут же намертво приклеился к солёной стельке Элкиной туфельки, и он лишь промычал нечто нечленораздельное.

— Му-му-му! – передразнил его верный приятель. – Я знаю, что ты думаешь. Я мог бы, конечно, захромать где-нибудь посередине круга, и это выглядело бы вполне естественно. Но ты учти, что на мне будет сидеть такая прожжённая чмара, которая выкупит все наши хитрости в одну секунду. Она просто вылечит любой мой хром прямо на ходу, да еще и подстегнет каким-нибудь своим, ведьминым, заклятьем, так что понесусь быстрее ветра. Нет, это не пролезет...

И Москвич не мог его убедить, что думает совсем не об этом.

— Но ведь все будут жульничать, - так же тихо, как говорил и до этого, сказал Кроха. – Это же будет турнир четырёх волшебниц, - он грустно усмехнулся невольному каламбуру. – Я думаю, мы там все ноги себе переломаем – с их помощью!

— Угу, - мрачно подтвердил Славик. – Игра в Кальмара в заснеженных болотах Маркистана.

— Я знаю, что делать, так что не парьтесь, пацаны! – как будто на что-то решившись, сказал Стремяга, поднимаясь и отряхивая налипший снег со своей лопаты. – Гонку вытяну я и проиграю на последнем метре, когда уже никакая ведьма не успеет ничего поделать. А вы постарайтесь быть вторыми, чтобы стать потом первыми. И главное – подберите себе получше наездницу – вашу будущую госпожу. Вам предстоит катать её на себе весь последующий год! У тебя, Кроха, походу вариантов не много – Акулина глаз давно на тебя положила, а сегодня положит и всё остальное... Мне тебя будет не хватать! - Стремяга весело подмигнул товарищу по несчастью.

Зря он так, подумал Москвич, тоже поднимаясь и разминая затёкшие от долгого сидения колени. План хороший, но теперь он вряд ли будет выполнен. И он не может даже намекнуть лучшему другу, как тот неправ...

Оставшуюся работу доделывали молча. И еле успели к праздничному новогоднему ужину.

На котором их ждало ещё одно громоподобное известие. Оказывается, с этого вечера им вменяется очередная обязанность – теперь они назначены официантками в столовой. И в новом году будут разносить кушанья по всем столам и подавать остальным воспитанницам всё, что те пожелают. Соответственно уносить использованную посуду, подавать салфетки и вообще прислуживать за столом по полной программе.

Пипец, хором подумали пацаны. А у входа в столовую их встретила режимница Дарвулия.

— Это что за мокрые курицы? – гневно поинтересовалась она, брезгливо обнюхивая с расстояния трех метров поспешно рухнувших на колени парней, вспотевших на снежной разминке. – Марш в душ и переодеваться в чистенькие платьица! Сегодня праздник! Этот Новый год вы запомните на всю вашу долгую и счастливую жизнь! Уж это я вам обещаю! – закончила она, улыбаясь самой обворожительной из всех имевшихся у неё в запасе обворожительных улыбок.

Платьица, которые им велено было надеть в качестве наряда официанток, ввергли пацанов в ещё большее уныние. Это были белые огромные халаты с капюшонами, полностью закрывающие и голову, и лицо. Каждому предстояло надеть на себя, фактически, самую настоящую паранджу. Только вместо волосяной сетки, как это принято на Ближнем Востоке, лицо в предложенных парням нарядах закрывала темная густая вуаль.

— Открой личико, Гюльчатай, - грустно съязвил Москвич, примеривая на себя обновку.

— Смысл? – коротко поинтересовался Славик.

— Это чтобы мы все были как бы одинаковы, и коняшку себе каждая наездница выбирала не по знакомству. Типа уровнять шансы, - прикинул Стремяга.

Разумно, подумал Москвич, ничего даже не пытаясь сказать на этот счет. – Но увы. Всё гораздо сложнее, и, одновременно проще.

Но сколько ни тяни время, а пришлось идти в зал торжественных мероприятий. Встречать новый, две тысячи двадцать третий год.

Помимо роскошной ёлки вчерашнюю столовую теперь украшали ещё и разноцветные гирлянды, свисавшие с потолка и обрамлявшие фрамуги окон, искрящиеся разноцветные зеркальные шары, разбрызгивающие во все стороны тысячи мелких лучиков света, вазы и корзины с диковинными волшебными цветами, которые то вспыхивали, будто подсвеченные изнутри мягким, приглушённым сиянием, то сами собой распускались и переплетались в тихом, таинственном танце в такт еле слышимой Музыке Сфер...

Всё это великолепие Москвич едва замечал сквозь густую сетку паранджи. Столовая изменилась до неузнаваемости. Привычные столы исчезли, вместо них на полу появилось несколько больших достарханов, вокруг которых были положены мягкие стёганые тюфяки, на которых полулежали воспитанницы. Видимо, вечеринку решено было провести в восточном стиле, отсюда и паранджи для прислуги. По новому этикету, парни должны были принести все необходимые яства и напитки на широких подносах и, встав на колени каждый возле одного из достарханов, держать поднос на весу, замерев как статуя, пока девушки будут наслаждаться угощением и веселиться. Если что-то им потребуется, они будут брать это с подноса. Если чего-то будет не хватать, то служанка в парандже обязана поставить поднос и быстро сбегать на кухню, принести необходимый деликатес.

В общем, вечер обещал быть долгим и мучительно-незабываемым.

Дарвулия оказалась права. Впрочем, как и всегда.

Хотя сам Москвич из-под своей паранджи ничего особенного не разглядел за весь ужин. Хи-хи да ха-ха, девицы поначалу всё время о чем-то негромко переговаривались, то заливаясь радостным смехом, то целуясь и обнимаясь. Потом, видимо вкусив по случаю праздника чего-то бодрящего, стали вести себя более развязно, и временами даже нагло. Стали приставать к прислуге, щипали за попу, пытались просунуть руки и даже ножки ему под паранджу. Нашарить там интимные органы или хотя бы вонзить острые коготочки в сосок... Одна даже заставила его выпить целую пиалу какого-то вкусного, но уж очень необычного коктейля, после чего держать равновесие и невозмутимость статуи оказалось весьма проблематично, но Москвич справился. Хотя и с трудом. Но, в общем, всё обошлось вполне благопристойно. Его не изнасиловали, не избили, просто под конец ужина стали забрасывать банановыми и мандариновыми очистками.

Москвич с нарастающим напряжением ждал окончания ужина и обещанных скачек. Он всё ещё надеялся хотя бы в общих чертах понять коварный план Эллы. А в том, что у неё есть коварный план, он не сомневался.

Велели подавать десерт. Кофе и мороженое. В зале стали постепенно гаснуть одна за другой яркие гирлянды и сверкающие шары. Кофе пили уже при неровном свете множества свечей, которые зажигались тоже без участия человека, как бы сами собой.

Москвич поймал себя на мысли, что раньше, попади он на столь невероятное празднование встречи Нового года, не поверил бы собственным глазам. А сейчас воспринимал окружающие фокусы и чудеса как нечто вполне нормальное, само собой разумеющееся. Ну, подумаешь, музыка, звучащая ниоткуда. Или парящие под потолком огоньки светлячков, меняющие свой цвет и образующие всякий раз новый, несказанно красивый узор. Этакие волшебные мурмурации. Кто ими управляет? Как они вообще светятся? Живые они, или это лишь иллюзия?

Да и какая, в принципе, разница? Волшебство? Да, самое настоящее волшебство. Магия. Мир потусторонних сил и явлений. Как он попал сюда? Ну как попал... Приехал на воронке из колонии для несовершеннолетних. Как и три его друга. И теперь он здесь, судя по всему надолго.

А точнее – навсегда!

Эта простая до ужаса мысль уже несколько раз приходила ему в кошмарных снах, или перед самым пробуждением, сдавливая сердце невыразимой тоской и горечью. Да, здесь очень красиво и необычно. Но он-то сам здесь кто? Невольник, послушник, половой коврик, об который вытирают ноги все кому не лень, начиная с начальницы, и заканчивая любой из барышень? Похоже, что так. А какая судьба ждёт половой коврик? Самая незавидная. И что теперь делать?

Что делать?

— Беги, придурок! – шепнул ему на ухо голос Эллы и в тот же миг он увидел, как три такие же служанки, как и он, путаясь в подолах таких же паранджей, разом ринулись в распахнувшиеся двери на веранду. Здесь уже вспыхнули и застрекотали фейерверки и брызнули в черное зимнее небо залпы множества огненных салютов.

А со всех сторон в ребят полетели снежки и искры от разрывающихся прямо под ногами петард и брызжущих серебряным дождиком бенгальских огней.

Снежки, кстати, тоже оказались волшебными. Москвич, словно в замедленной съемке увидел, как такой вот простой комочек замерзшей воды, брошенный изящной дамской ручкой, сбил с ног и отшвырнул в ближайший сугроб его приятеля Славика. Тот на несколько секунд аж потерял ориентацию в пространстве и даже не пытался самостоятельно выбраться наружу.

Еще один снежок буквально снёс, словно куклу, самую маленькую среди всех фигуру – очевидно, это был Кроха. Ну, с этим всё понятно: Кроха, он и есть Кроха – невелика птица, в общем-то.

Но вот Стремяга, парень крепкий, шустрый и умелый, ловко увернувшись от парочки снежков и даже вынырнув из западни сразу нескольких огненных вертящихся колёс, получил в спину, аккуратно промеж лопаток, простую детскую хлопушку, разорвавшуюся весёлым облаком разноцветных конфетти, и тут же рухнул, как подкошенный! Словно его расстреляли из пулемёта!

Что это, как это понимать? Откуда в девичьих нежных ручках такая дьявольская сила? Как они это делают?

Оставшись один, Москвич не стал дожидаться, когда и его зашвырнут куда-нибудь на крышу столовой какой-нибудь дешёвой китайской шутихой. Он поднял руки и опустился на колени среди всей этой весёлой новогодней кутерьмы, женского хохота, шипящих огней и загорающихся на лету снежинок.

— Молодец! – тут же услышал он над своей головой всё тот же озорной Элкин голос, и на плечи ему радостно запрыгнула повизгивающая от хмельного восторга ведьмочка, обдав его ароматами шампанского, оливье, дымного пороха, и кожаных аксессуаров.

– Моя лошадка стартует первой! – громогласно объявила Элла и для пущего эффекта взорвала над головой Москвича еще одну петарду.

Визг и радостные вопли её свиты подтвердили серьёзность намерений Темной стороны дамского коллектива.

— А моя, соответственно, второй! – услышал Москвич спокойный, но тоже с нотками нетерпеливого предвкушения, чей-то до боли знакомый голос. Еще до конца не веря самому себе, он повернулся вполоборота и увидел распростертого на утоптанном снегу Стремягу, печально смотрящего в черное предновогоднее небо, искрящееся мельчайшими снежными пылинками. Над ним, в позе безусловной победительницы, поставив ножку ему на грудь, стояла – кто бы мог подумать! – Святоша!

— Ах-ре-неть! – только и смог выговорить Славик, едва выползавший из сугроба. – Здравствуй, свобода!

И тут же сладострастно поцеловал расписную, синего сафьяна, восточную туфельку Акулины, стоявшей рядом с ним.

— Рано радуешься, мальчик, - улыбнулась ему Светлая. – Мы ещё с тобой не выиграли этот раунд.

***

Окончательно мальчики-лошадки распределились следующим образом. Первым номером на Москвиче выезжала Элла. Ей, соответственно, доставался и самый малый круг. Второй на Стремяге должна была стартовать Святоша – Илона. Третий круг достался Акулине, и кататься она решила на Славике. А вот Кроха неожиданно оказался в плену у Стеши из Торжка – молодой ведьмочки из свиты Акулины. Она не скрывала своего волнения, всё-таки в первый раз участвовала в турнире на звание Ведьмы Года. К тому же она была Светлой, как и её старшая подруга Акулина, и бросить вызов Элле – неформальной лидерше Темных сил всего Маркистана, - было большой честью для неё, но и огромной ответственностью.

Москвич думал, что прямо сейчас они и стартуют, и потому решил приготовиться – стал растирать икры, обеспечивая приток свежей крови, и тренировать дыхалку глубокими вдохами. Но оказывается, у скачек был свой строгий регламент, и сначала планировалась выездка – демонстрация экстерьера мальчика-пони и его умения выполнять различные команды под седлом и наездницей.

Да-да, специально для выездки, на спину парней водрузили особого вида сёдла – жутко неудобные, явно пыточные устройства, сковывающие локти сзади и сгибающие человека до положения вьючного животного, а совсем не скакуна-иноходца. Скорее всего, подумал Москвич, эти сёдла здесь используют для наказания провинившегося. Но деваться было некуда, он со своей повелительницей шёл первым номером, и открывать выездку также приходилось ему...

— Опозоришься – будешь весь год под этим седлом ходить, ты меня знаешь! – весело улыбаясь, прошептала ему на ухо Элла. – Даже спать с ним на спине будешь, я уж договорюсь с Азалией.

Серьёзность этой угрозы Москвич оценил в первые же минуты выездки.

Едва они вышли на стартовую площадку и Элла слегка пришпорила его для острастки, он почувствовал, как согбенная его многострадальная спина аж загудела под тяжестью молодой гарцующей девичьей плоти. Эллочка, конечно же была девушкой стройной, не в пример своей главной сопернице Акулине, но всё равно это была взрослая девица, и все её полсотни килограммов живого веса Москвич моментально ощутил своим внезапно хрустнувшим позвоночником.

А выездка, это не просто пройтись туда-сюда перед публикой с наездницей на спине. Выездка, - это демонстрация умения лошадки выполнять абсолютно все команды хозяйки и самое главное – показать все четыре основных аллюра – шаг, рысь, иноходь и галоп. Без этого выездка не засчитывается.

И Москвич старался. Превозмогая боль в пояснице, и стараясь особо не пыхтеть от напряжения, он добросовестно тянул носок, высоко поднимал колени, чётко обозначал пружинящим шагом иноходь, и в нужный момент сымитировал самый настоящий галоп, чем вызвал неподдельное восхищение публики и аплодисменты группы поддержки своей наездницы.

— Ну что ж! – подвела итог первому выступлению внезапно появившаяся ниоткуда начальница пансиона мадам Азалия. - Думаю, это эталон сегодняшней выездки. Остальным коняшкам нужно всего лишь не упасть в грязь лицом и показать хотя бы что-нибудь похожее. Выездка Эллы засчитана!

На этот раз восторженные крики и гром рукоплесканий оглушил даже Москвича. С него сняли проклятое седло и разрешили рухнуть в снег, чтобы хоть как-то восстановить дыхание.

— Эй-эй-эй! Не вздумай так валяться! – тут же распинала его ногой заботливая хозяйка Эллочка. – Пойдем, лучше я тебе спинку полечу, у меня как раз для таких случав старинное секретное растирание имеется. Нам с тобой ещё гонку выигрывать!

Москвич послушно поплёлся за ней, в надежде скоропостижно скончаться на первой же четверти круга предстоящего соревнования.

Но оказалось, что старинное секретное растирание и правда отлично работает! Элла лишь слегка протёрла ему спину каким-то сухим, горячим тряпьём, и Москвич почти сразу ощутил как всё его тело, а не только спину, охватывает устойчивый энергетический зуд. Как поднимается в нём уверенность в победе и совершенно неуёмное желание вот прямо сейчас, даже не одеваясь, выскочить на мороз, посадить себе на плечи наездницу и бежать-бежать-бежать кругов так десять-пятнадцать, чтобы уж всем наверняка доказать, кто тут лучший скакун всех времен и народов, и кто его самая замечательная хозяйка!

Элле пришлось даже немного успокоить его порыв, чтобы парень не перегорел раньше времени. Они вернулись на площадку, где как раз под всеобщий смех и язвительные замечания, заканчивал свою выездку дуэт Акулины и Славика. Они выступали без седла, несчастный парень еле стоял на ногах, держа на себе толстушку Акулину и, разумеется, никаких аллюров исполнить не мог даже при всём желании. Всех его сил хватило лишь на то, чтобы пройтись восьмёркой по площадке и с элегантностью носорога опуститься на колени, давая возможность наезднице хоть как-то сохранить осанку и величие, слезая с его плеч.

Почтеннейшая публика веселилась вовсю. Начальством (а точнее самолично директрисой) было решено, что в скачках Акулина будет участвовать, но ехать она должна в лёгкой пролетке, которую потащит, разумеется, выбранный ею Славик.

Парням велели переодеться в изящные костюмы лошадок-пони. Это были шерстяные спортивные комбинезоны в обтяжку, раскрашенные под настоящие масти лошадей. Стремяга облачился в Вороного, Москвичу достался Серый в яблоках, Славик уверенно выбрал Рыжую масть, а Крохе пришлось путаться в не по размеру доставшийся ему комбинезон непонятного, мышиного цвета.

— А ты получился Конь Бледный! – как обычно, по-дружески, подъебнул его Стремяга.

— Зато я приду за вами в день Апокалипсиса! – проворчал Кроха, тоже не привыкший лезть в карман за словом.

Грянул залп, в небо взлетели красно-зелёные ракеты и разорвались там шумным многоступенчатым салютом. Гонка стартовала. Москвич, идя согласно странной жеребьёвке, в результате которой его друзей чуть не поубивали снежками и хлопушками по крайне левому, самому короткому кругу, решил сначала не рваться вперёд, сохраняя общий темп и наблюдая за тем, как бежали его друзья. Больше всего он, конечно же, переживал за Кроху – тот бежал добросовестно таща на своих хрупких плечах Стешу. Девушка перед самым стартом скинула с себя меховую короткую шубку, чтобы облегчить своей лошадке бег, и теперь куталась лишь в легкий шёлковый стёганый плащ, ярко-алой расцветки, украшенный золотистыми и серебряными звездами. Москвич аж залюбовался этой парой, выбравшей не по своей воле самый трудный и самый длинный маршрут – крайне правый круг.

Жаль, что они проиграют, подумал Москвич. Он бы с удовольствием отдал свою неминуемую победу Крохе и Стеше, настолько они показались ему милыми и отчаянными. Он знал, что Стремяга опрокинет свою самодовольно ухмыляющуюся Святошу на последних метрах перед финишем, чем обречёт себя на жуткие и нескончаемые пытки в подвалах Инквизиции на ближайший, две тысячи двадцать третий год, но таков уж был Стремяга! Его можно ломать хоть каждый день, и он будет молить о пощаде, но изменить его характер вряд ли удастся. Тем более такой тупой садистке, как Илона-Святоша.

Сам бы Москвич обязательно что-нибудь придумал, чтобы аккуратно вывести за круг Славика, тащившего пролетку с Акулиной. Хотя тут вряд ли понадобилось бы какое-то мошенничество. Славик никогда атлетом не был, в быстроте бега тоже не замечен, так что добрый центнер сплошного интеллекта и светлой магии, заключенный в тело Акулины, вымотал бы его за эту гонку безо всяких ухищрений. Они бы просто проиграли в скорости.

Хотя... Чёрт его знает, какие тут правила. Скорее всего, никаких. Можно всё. В том числе и использовать все известные ведьминские хитрости. А у Акулины их много.

Всё это было бы хорошо и красиво, думал Москвич, если бы не одно обстоятельство. На его плечах сидела, постоянно пришпоривая его и без того резвый бег, алчная до победы Элла, которая ни за какие коврижки не позволит ему проиграть. Ей нужно абсолютное, ничем не омрачённое торжество. Сегодня она должна стать Темнейшей из темнейших ведьм, и судя по утренней реплики Азалии, она даже как-то ухитрилась заручиться и её поддержкой. Так что простите, Стеша и Кроха, но вам я сегодня ничем помочь не смогу. Договоритесь как-нибудь со Стремягой, чтобы он сбросил свою наездницу под колеса бешеной колесницы Акулины, и тогда второе место вам обеспечено.

Но это вряд ли, как говорил товарищ Сухов из кинофильма «Белое солнце пустыни». Это вряд ли.

Между тем они прошли уже почти половину круга и только здесь, вдали от площадки, на которой собрались зрительницы, Москвич почувствовал, как на самом деле тяжело всем даётся эта гонка. Бежавший рядом с ним Стремяга уже начинал хрипеть, по его лицу сбегали струйки пота, пар вырывался изо рта. Славик, тащивший пролетку в следующем ряду, уже отчетливо начал отставать, к тому же он вроде бы стал прихрамывать, отчего выбивался из общего ритма ещё сильнее. И только Стеша на своём резвом скакуне Крохе, летела легко и свободно, и алый её плащ развивался, словно знамя в сгущавшихся сумерках зимнего вечера. Сюда не долетали всполохи новогоднего праздничного огня и искристые брызги фейерверков. Здесь было морозно и темно. И приходилось очень внимательно выбирать дорогу и смотреть себе под ноги.

Сам Москвич бежал легко и задорно. Он как будто и не чувствовал на себе разгоряченное тело наездницы, мешала лишь её неуёмная энергетика и желание не просто выиграть, но и обойти всех соперниц на четверть круга, а ещё лучше на половину, чтобы финишировать в гордом одиночестве. Она постоянно била и била его пятками по бокам, сбивая, между прочим, дыхание и всё время пыталась засунуть пальцы, в обрезанных кожаных перчатках, ему в рот, чтобы растянув в стороны его губы с помощью этой жуткой боли заставить бежать ещё и ещё быстрее!

Москвич старался этого не допустить, отлично понимая, что она в порыве страсти, не задумываясь, порвёт ему рот, лишь бы хоть на шаг увеличить разрыв с соперницами.

И когда они прошли уже три четверти круга, он начал уставать. Видимо действие волшебного растирания было столь же кратковременным, сколь и эффективным вначале. Сразу заныла спина, моментально не просто вспотели, а стали совершенно мокрыми бока и плечи, лицо горело, словно он не на морозе мчался, а сунулся в печку, ноги с каждым шагом становились всё тяжелее, и всё труднее было отрывать их от земли...

Стремяга и Славик тоже вымотались вконец. Они уже не бежали, но пока ещё шли скорым шагом, видимо готовясь к последнему рывку и сохраняя энергию для финиша. Славик теперь явно отставал, и похоже на рывок у него уже не было никаких сил. Стеша тоже сбавила темп своего Коня Бледного, давая ему кратковременную передышку. Но она-то шла по самому дальнему, а следовательно и самому длинному кругу и то обстоятельство, что они с Крохой ни на шаг не отстали от Москвича и Эллы, было совершенно невероятно!

Вот она, магия, подумал Москвич. Вот здесь, на последних десятках метров, перед ревущей в поддержке своих кумиров и сверкающей огнями площадкой, соревновались уже не они, парни-лошади, а их наездницы – темные и светлые колдуньи. Здесь сошлись не грубая сила и выносливость, а тонкое искусство прорывающее ткань бытия и соскальзывающее в потустороннюю реальность, в которой отчетливо замедлялось время и, похоже, сворачивалось само пространство.

Москвич внезапно ощутил, как легко и свободно заскользили его ноги в совершенно разных направлениях, как будто он бежал теперь не по утоптанному снегу, а по поверхности какого-то стеклянного шара, который к тому же вращался задом наперёд. Ему показалось, что он теряет сознание и вот-вот грохнется на спину, уронив свою наездницу, что привело его в неописуемый ужас.

Он так и не понял, что с ним произошло. Просто как-то так получилось, что из уверенного лидера гонки он стал сначала вторым – его легко обошёл Стремяга с торжествующей на его загривке Святошей, а потом мимо проехала никуда не спешащая пролетка с Акулиной. Он даже успел увидеть выпученные от удивления глаза Славика.

— Курва!!! – услышал он над своей головой дикий вопль Эллы, и что-то похожее на разряд электрошокера пронеслось от его хозяйки в сторону вырвавшейся вперёд пары, бежавшей по четвертому, самому длинному кругу.

Разряд неяркой тлеющей звездочкой проскочил мимо Крохи и Стеши и утонул в сугробах. Москвич всем телом почувствовал бешенство, сидящей на его плечах девушки. Он ощутил, как она правой рукой выхватила у себя из-за спины короткую плетку, и инстинктивно втянул голову в плечи, ожидая удара. Но напрасно он испугался. Она не собиралась сейчас бить его, она взмахнула плеткой над головой и эта простая жокейская плеть вдруг стала увеличиваться и в доли секунды превратилась в длинный и тугой кнут, который, в свою очередь взвился словно анаконда и, описав невероятную дугу, самым своим кончиком нагнал-таки пригнувшуюся Стешу, распоров её красивый алый плащ практически напополам! Далее кончик этого совершенно фантастического кнута каким-то непостижимым образом сам собой закольцевался, сухой треск оглушил всех, участвовавших в этой жуткой скачке, и еще один горестный вопль Эллы не оставил ни у кого сомнения, что и вторая её магическая атака на вырвавшихся вперед Стешу и Кроху, не увенчалась успехом.

Всё. Они все проиграли. Стеша, подняв руки в победном приветствии, финишировала первой. За ней, отчаянно загоняя своего Вороного коротким толстым стеком, выскочила за финишную черту Илона. Почти вровень с ней пришла и пролетка Акулины. А Москвич, внезапно растерявший все свои силы, плёлся последним.

Сидевшая на его плечах Элла внезапно успокоилась. И к своим сторонницам соскочила легко и непринужденно, словно это она только что порвала финишную ленту. Лишь на короткий миг она обернулась к измождённому Москвичу, буквально валившемуся с ног от усталости и жуткого головокружения. И только на этот короткий миг лицо её превратилось в страшную маску старой болотной ведьмы, исказившись совершенно запредельной, нечеловеческой злобой.

— Молись! – прошипела она, намеренно брызгая ядовитой слюной ему в глаза. – Запорю!

Потом были поздравления, утешения, дружеские подбадривания и незаметные похлопывания по плечу, горячий чай и ощущение что всеобщий праздник ушёл куда-то далеко вперед. А они, скромные лошадки-пони, старавшиеся изо всех сил вырвать победу своим наездницам, вдруг оказались никому больше не нужны, и теперь им дали напиться студёной воды, а насыпать овса как-то не удосужились. И вообще все о них почему-то забыли. Как-то сразу. И это было очень странно.

— Ну, нормально же пробежали, чего ты! – попытался подбодрить его Стремяга, усаживаясь рядом, на ступеньки веранды. – Я думал, будет хуже. А так никто даже не разбился насмерть. Вон Кроха теперь каким гоголем ходит, у него сегодня праздник! Переодели в чистое платьице и усадили за стол к светлым ведьмам! Кстати, а как вообще ведьмы могут быть светлыми, ты в курсе?

Москвичу в лом было даже разговаривать. Он закрыл глаза, всем своим видом предлагая Стремяге сейчас отстать от него и оставить в покое.

Где-то вдали ударили куранты и тут же, раздирая ночную тишину треском и грохотом залпов, вся местная ракетно-петардная артиллерия отметила начало Нового года.

(продолжение следует)