ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ: СТАРАЯ ЛЮБОВЬ

Пятница, 18 ноября

Я всерьез подумывал о том, чтобы пойти утром в спортзал, но проспал и попал в офис только после девяти утра. Я пробыл там всего десять минут, когда мне позвонил один из охранников-судебных приставов на первом этаже и сообщил, что внизу находится шеф Эверс из Спринг-Сити. Я попросил их предупредить меня, потому что хотел поприветствовать его в здании суда.

Я сказал попросить его подождать минутку, пока я спущусь и поехал вниз. Выйдя из лифта, я без труда заметил его в уже переполненном проходе, ведущем к металлоискателям, а затем в центральном коридоре, тянущемся вдоль здания суда.

Это был крупный мужчина, по меньшей мере метр девяносто три, одетый в полицейскую форму цвета хаки с эмблемой на рубашке «Полиция Спринг-Сити». Его ботинки были черными и начищенными. Брюки с острой стрелкой, выглядели почти по-военному. На боку в кобуре у него висел глок. Он с любопытством осматривался. Контрольно-пропускные пункты были установлены как раз перед тем, как он покинул город, но, должно быть, он провел достаточно времени в этой части города, чтобы знать о планировке здания суда.

Когда я подошел к нему, то заметил, что у него был тот взгляд полицейского, что охватывал широкое пространство входа в здание суда, не делая это очевидным. Но было что-то еще. Если бы я не совсем знал его, то мог бы поклясться, что он нервничает, будто готовый в любую секунду прыгнуть.

Я знал, что в течение многих лет он работал здесь в отделе убийств и видел кое-что плохое, в него несколько раз стреляли, и он убил нескольких человек, но это было четыре года назад. Я не мог представить, чтобы он все еще был на грани.

Но что-то заставляло его насторожиться.

Я помахал судебным приставам на стойке безопасности и сказал:

– У шефа Эверса есть разрешение. Впустите его.

Местные копы имели разрешение на проход, и он тоже. Проходя мимо них, он протянул мне руку, и я пожал ее.

– Мистер Мейтленд, я полагаю. На самом деле, я узнаю вас по фотографии.

– Шеф, рад вас видеть. Мне жаль, что нам пришлось утащить вас из Рая, но мы постараемся поскорее отпустить вас.

Он одарил меня слабой улыбкой, которая не коснулась его глаз.

– Я не хотел, чтобы это выглядело так, будто приехать сюда было такой уж обузой. Спринг-Сити хорош на один день. Просто... здесь много воспоминаний. Не все из них хороши.

Он остановился и глубоко вздохнул.

– В любом случае, я позвонил Гарри, и он через несколько минут будет здесь. И в этой папке у меня есть вся информация об убийстве Ли Генри, включая фотографии. Где бы вы хотели поговорить?

– Давайте поднимемся на четвертый этаж. Там есть конференц-зал, где у нас будет немного уединения. Я попрошу присутствовать Карлайла и одного из наших следователей, Митча Макконнелла.

Я повернулся, чтобы нажать кнопку «вверх», когда из-за угла вышла ОНА. Это звучит как гипербола, но мне показалось, что мир на секунду застыл. Она остановилась на полпути, а затем на секунду это было похоже на те стоп-кадры скаковых лошадей, когда они застывают в воздухе на вечное мгновение.

В ее случае она двигалась с тем невероятным от бедра шагом, который она, должно быть, освоила, чтобы держать груз своей груди, мягко покачивающимся. В течение нескольких секунд, после того как она остановилась, ее грудь продолжала двигаться.

Она заполнила мой мир, и еще несколько секунд я не думаю, что она замечала кого-то еще. Затем ее взгляд переместился на мужчину, стоящего рядом со мной, она подняла глаза и узнала его. Мне не нужно было оглядываться, чтобы понять, какое выражение появилось на лице Эверса. Оно должно было быть отражением взгляда Майры.

Эта секунда сказала мне все что нужно о ее чувствах ко мне. И что Эверс был тем, в кого она имела глупость влюбиться. И были даны ответы на все мои вопросы о том, почему он отказался от карьеры в Джексонвилле и почему с такой неохотой вернулся. Удивительно, что может сказать одно мгновение застывшего времени.

Я понял все это в тот же момент, но мне потребовалось немного больше времени, чтобы переварить. Прежде чем я успел протянуть ей руку, она развернулась, а затем свернула за угол и скрылась из виду.

Мы вдвоем молча стояли в течение минуты, пока не звякнул лифт, и не открылась дверь. Начали выходить люди, а те, кто стоял позади, обошли нас, чтобы войти. Дверь закрылась.

Я посмотрел на него и увидел, как он легонько качает головой.

– Я знал, что не должен был возвращаться.

– И ты тоже?

– Что, и ты?

Я кивнул. Бывают моменты, когда слова не нужны.

Лифт снова звякнул, и на этот раз, когда он открылся, в нем было только два человека, и мы вошли, как только они вышли.

– Это было очень давно. Я думал, что к этому времени покончу с ней.

– Признаюсь, шеф, не ожидал.

– Я тоже, мистер Мейтленд.

Когда мы вышли на четвертом этаже, я повел его в один из двух конференц-залов. Меня ждала Шерил.

– Хотите кофе, чай, безалкогольные напитки, шеф?

– Черного кофе будет достаточно.

Я сказал Шерил, чтобы она принесла мне мой обычный Старбакс и купила что-нибудь для него. Потом мы молча стояли и смотрели в замешательстве друг на друга. И наконец.

– Черт возьми, Мейтленд, я не ожидал, что все пойдет именно так. Мне нужно собраться с мыслями и снова подумать о Ли и его убийстве.

– Того, что случилось, не было, шеф. Давайте просто сосредоточимся на построении дела против Уильяма Саттона и, образно говоря, поджарим его задницу.

Мы с минуту постояли и поговорили, затем сели рядом за длинный овальный стол, заполнявший комнату, и начали просматривать документы, в которых подробно описывалось место убийства в сгоревшем домике Ли Генри в лесистой и изолированной части южного округа Патнэм.

Шерил вернулась с кофе через десять минут, почти одновременно с Гарри Бассом, а затем, через пару минут вошли Митч Макконнелл и Карлайл.

Эверс и Басс, очевидно, были старыми друзьями, просто кивнули друг другу, когда Басс вошел. Он подошел ко мне и подал для пожатия руку с запачканными никотином пальцами. Он был высок, вероятно, метр восемьдесят восемь, и весил около семидесяти пяти килограмм, с копной волос соломенного цвета.

«Соломенный человек», как в уме я всегда называл его, потому что он был так похож на своего тезку из «Волшебника страны Оз», отступил на пару шагов.

– Мистер Мейтленд... великие умы и все такое, я только что говорил с Гордоном о связи между вашим убийством и его, и ваш офис связался с нами. Если бы не знал, я бы подумал, что это – судьба. Мне становится легче, когда я знаю, что этим делом занимается Ангел Смерти.

Он не мог не ухмыльнуться, чтобы показать, что точно знает, насколько этот термин – чушь, но это была дружеская ухмылка. Гарри, должно быть, был одним из самых уродливым из мужчин, каких я когда-либо видел. Узкая челюсть, длинное лицо с выступающим носом-клювом и глубоко посаженными умными серыми глазами.

Возможно, он был не столько уродлив, сколько бросающийся в глаза. В переполненной комнате, конечно, его было невозможно игнорировать. Может быть, именно поэтому он оказался в постели стольких замужних женщин и женщин, что были достаточно молоды, чтобы быть его дочерьми.

– Как ты это сделал, Гарри? Интуиция?

– Одно из тех предчувствий, которые испытываешь. Это случилось после того, как ты возбудил дело против Саттона. Я был в гостях у Гордона. Он бился головой о стену, пытаясь найти какого-нибудь подозреваемого, придумать какую-нибудь причину, по которой кто-либо мог бы убить Ли. Мне пришло в голову, что Ли был убит всего через несколько дней после миссис Саттон и до того, как ее тело было обнаружено. А, как вы знаете, маршрут из Джакса в Окалу, где жил со своей матерью Саттон, проходит прямо через Спринг-Сити.

– Что заставило нас задуматься, нет ли какой-либо связи между этими двумя преступлениями, – сказал Эверс, открывая папку и раскладывая по столу фотографии. Там были фотографии бревенчатой хижины с современными удобствами, обгоревшие останки, предметы, найденные возле огня, жуткие фрагменты, похожие на обгоревший воск, которые были всем, что осталось от Ли Генри, и фотография, на которой был изображен симпатичный тридцатилетний мужчина в штатском, улыбающийся в камеру.

– И когда мы проверили, то поняли, что в ночь исчезновения миссис Саттон Ли работал в ночную смену, – вмешался Гарри.

Эверс, не теряя ни секунды, подхватил:

– И то, что Гарри узнал на этом конце, как вы, ребята, думали, что Саттон улизнул на машине своей мамы и поехал в Джексонвилл поздно вечером, убил свою жену, а затем вернулся домой, чтобы добраться туда ранним утром, заставило нас задуматься о том, как быстро должен был ехать Саттон, чтобы встретиться со своей женой, убить ее, избавиться от тела, а затем вернуться домой в Окалу.

– Другими словами, – вмешался Митч, – Саттон должен был вести машину словно адская летучая мышь.

– Достаточно быстро, чтобы офицер Генри смог засечь его, остановить и выписать штраф за превышение скорости, – сказал Карлайл. – Штраф за превышение скорости Саттон должен был подписать, оставив копию Генри, и он, вероятно, оставил на блокноте отпечатки пальцев.

Гарри улыбнулся, оглядывая сидящих за столом.

– Как я уже сказал, великие умы...

Когда Гарри улыбался, требовалось потратить секунду, чтобы решить, радуется он или страдает. Это еще раз доказывало, что если тебе нужны женщины, то лучше быть уродливым, чем просто некрасивым.

Я позволил себе минуту помечтать.

«Это так прекрасно, я не могу заставить себя поверить, что это действительно случилось. Это не только дало бы ему мотив для убийства офицера Генри, но и пробило бы достаточно большую дыру, чтобы позволить шестнадцатиколесному автомобилю пройти через алиби, которое состряпали они с матерью. Это не докажет, что он убил свою жену, но заставит присяжных понять, что они с мамой откровенно лгут. И всегда есть шанс, что, если у нас будет достаточно свидетелей, чтобы показать, каким мудаком он был всегда, они могут осудить его лишь потому, что он им не нравится. Если нам повезет».

Но оставался еще один огромный вопросительный знак.

– Нет ли каких-либо доказательств, подтверждающих этот сценарий? – спросил я Эверса. – Вы нашли копию талона?

Он покачал головой.

– Нет. Это первое, о чем мы подумали. Мы его не нашли, но это ничего не значит.

– Почему?

– Ты должен понимать, что Спринг-Сити – это не Джексонвилл. Это даже не Кистоун-Хайтс и не Гастингс. В городе проживает всего около четырех тысяч человек, и город был заселен всего около двадцати пяти лет назад. Еще пятнадцать лет назад у нас не было полиции. Патрулирование на нерегулярной основе осуществлял Офис шерифа округа Патнэм и он же отвечал на жалобы. Но это место любят рыбаки и спортсмены. Теперь у нас есть мотели, несколько хороших отелей и ресторанов. Есть завод, который на самом деле производит рыболовные приманки, что продаются по всему миру. Итак, десять лет назад городской совет, три человека, которые служат ради престижа называться членами совета, проголосовали за создание полицейского управления.

– Сегодня у нас – отдел из трех человек. Это я, и офицер Эвелин Смит, и третьим был Ли Генри. Чтобы заменить его, мы приняли на работу молодого парня, Кейси Коллинза. Мы обычно работаем посменно, и у каждого из нас восьмичасовая смена. У нас нет собственного отдела связи. Мы можем разговаривать друг с другом, но обычно общаемся через окружного диспетчера. У них круглосуточное дежурство, – он забарабанил пальцами по столу. – Это далеко не означает, что за долго до того, как я приехал туда, они складывали штрафы в коробки и разбирали их по дате. В здании, которое мы арендовали для полицейского участка. Город пять лет назад, наконец-то, построил нам настоящий одноэтажный полицейский участок. Таким образом, записи были перемещены два или три раза. У нас МНОГО штрафных талонов. Я не скажу, что мы сидим в засаде, но многие водители думают, что ограничение скорости в нашем городе составляет девяносто миль в час, и город зарабатывает на этих штрафах много денег. Во всяком случае, у нас много коробок в здании из бетонных блоков, которое раньше было частным сараем.

Он посмотрел на меня с немного смущенным выражением лица. Это был другой мир, но он был полицейским в Джексонвилле и знал, что такое настоящая система ведения записей.

– За четыре года, что я там работаю, у нас было пять убийств, и, за исключением Ли и еще одного, с которым мне помог наш друг Гарри, все они были бытовыми. Может быть, шестьдесят нападений – обычно муж против жены или наоборот, или парень с девушкой. Или девушка с девушкой. Или парень с парнем. Большинство из них мы можем не передавать с суд. Так все гораздо проще. Я хочу сказать, что мы – не рассадник преступности, и нам достаточно закутка.

– Но вы не можете найти талон?

– Нет, мы смотрели, но нет никакого способа убедиться, что Ли просто не положил его не в ту коробку. Или его не выронили. Большинство людей оплачивают талон на месте. Они не хотят приезжать еще раз. Таким образом, отмененные талоны не хранятся ради чего либо, кроме как ради их сохранения.

То, что он сказал, имело смысл. В маленьком закутке городского участка, где талоны были просто свалены, могли потребоваться недели или месяцы, чтобы найти один нужный, и я не спрашивая знал, что у Эверса не хватает рабочей силы, чтобы кто-то его искал. Мы могли бы обойти это. Вероятно, мы могли бы найти деньги, чтобы нанять кого-нибудь в Спринг-Сити, кому Эверс доверил бы просмотреть всю массу файлов.

– Единственное, что меня хоть немного беспокоит, шеф, это то, что это все еще чертовски ненадежно. Мы предполагаем, что Генри остановил Саттона и выписал ему штраф или сделал что-то, может быть, просто предупреждение, а может быть, в ту ночь и не было штрафа. У вас есть что-нибудь, чтобы подтвердить это подозрение?

Эверс улыбнулся.

– На самом деле, мистер Мейтленд, есть. Помните, я говорил, что мы используем диспетчера офиса шерифа Патнэма для любых сообщений или заявлений, которые нам нужно сделать? После того как Гарри установил связь, я подошел к шерифу и попросил проверить журналы его диспетчеров. Они записывают каждый звонок. И они их хранят. И они располагались в хронологическом порядке.

– Я нашел запись той ночи, когда была убита миссис Саттон. И ясно, как божий день, Ли находился там в час ночи, зарегистрировавшись с сообщением, что он остановил машину, мчащуюся со скоростью девяносто миль в час на 17-ой, перед съездом на 95 Северную. Это всего лишь небольшой перекресток, и в час час ночи, в такой глуши, скорее всего, вы не столкнетесь с полицией. А как только выскочите на 95, то попадете в движение Джексонвилла и станете невидимкой.

– Это был обычный звонок. Я всегда подчеркивал всем нашим офицерам, когда они одни и останавливаются ночью, чтобы они докладывали в офис шерифа. Просто чтобы знали, что так надо поступать. Я говорил им, чтобы они всегда давали описание машины, которую они остановили, и номерной знак.

– К сожалению, Ли служил в Ираке, и совсем не боялся того, чего должен был бояться. Итак, все, что он сделал, это дал краткое сообщение о том, что остановил машину, и очень краткое описание машины. Никаких номерных знаков. А через десять минут он перезвонил в офис шерифа, чтобы сообщить, что водитель был очень вежлив и раскаивался, заплатил штраф на месте, и он уже в пути, пообещав следить за скоростью, пока не вернется домой.

– А описание?

Он рассказал, и Макконнелл чуть не подпрыгнул.

– Срань господня, Билл... мистер Мейтленд... Это же мамина машина. Мы поймали этого сукина сына.

– Только во Флориде на дорогах, вероятно, с десяток тысяч автомобилей этой марки и модели, и – несколько тысяч такого цвета.

– Верно, – сказал Гарри, – но это дает вам прекрасный мотив для убийства Ли. Теперь это не просто догадки.

– Это все еще догадки, – сказал я, пытаясь умерить свой энтузиазм дозой реальности. – Но это более многообещающе.

– Ты слишком стараешься не снимать шляпу адвоката, – сказал Гарри. – Это так волнующе, Мейтленд. Теперь у тебя есть два кусочка яблока. Ты можешь продолжать пытаться найти что-нибудь, чтобы привязать его к убийству жены.

– Его жены и сына, Гарри. Не нужно забывать.

Он посмотрел на меня. Я не думаю, что многие, не говоря уже о том, что кто-то за пределами нашей семьи, знал о сыне, которого мы потеряли, но были времена, когда я полагал, что у Гарри есть экстрасенсорные способности.

– Ты прав, Мейтленд. Я не знаю, сможешь ли ты обвинить его в убийстве его нерожденного сына, но, если ты обвинишь его в убийстве жены или Ли, это не будет иметь значения. Его можно убить только один раз.

Эверс резко встал, потянулся и пошевелил левой ногой.

– Извините, много лет назад получил пулю в ногу. Ее вытащили, и это никогда не вызывало никаких реальных проблем, но, когда холодает, иногда немного немеет. Не возражаете, если я пройдусь?

– Давай.

Он прошелся по комнате и обратно, потом еще раз. Вернувшись, сказал:

– У нас все еще есть проблемы, мистер Мейтленд. В убийстве Ли есть то, что просто не имеет смысла. Если это был Саттон.

– Например?

– Мы попросили окружного коронера сделать как можно более тщательное вскрытие того, что осталось от Ли и большой сторожевой собаки, которая у него была. Не было никаких признаков того, что кто-то из них был застрелен. Пуль не нашли. А собаку, большую собаку, зарезали. Она весила, вероятно, тридцать шесть-сорок килограмм и была предана Ли. Если бы она была жива, то не позволила бы никому приблизиться к хижине Ли, тем более что та находилась в глуши, а Ли был осторожен. И он сказал, что в Ли тоже не стреляли. Был поврежден череп. Сильно поврежден, сказал он. Кто-то просто размозжил ему голову. Битой, ломом или чем-то тяжелым.

– Почему Саттон не воспользовался пистолетом? – спросил Карлайл. – У него хватило наглости забить до смерти безоружную женщину, но я не вижу, чтобы он мог так поступить с вооруженным полицейским. А Саттон не дурак.

– Все гораздо хуже, – сказал Гарри, – Гордон, его подружка и ребенок проверили, но никто не помнит, чтобы Саттон проводил время в городе. Ли был убит всего через несколько дней после смерти жены Саттона. Во-первых, как Саттону удалось узнать, где Ли живет? И что у него есть большая собака? Как он узнал что-либо о хижине Ли? Где мог быть Ли? Где могла быть собака?

– И остается большой вопрос, почему он не воспользовался пистолетом? – сказал Эверс.

Я подумал об этом, и ко мне пришел проблеск идеи.

– До того, как убили его жену, у Саттона был пистолет, огнестрельное оружие? У тебя есть какие-нибудь идеи, Митч?

– Думаю, нет.

– На самом деле это не имеет значения, но больше смысла есть, если у него не было оружия. Он не стал бы стрелять в свою жену, потому что, даже если бы он спрятал или избавился от оружия, то беспокоился бы, что его могут найти, и это отправит его в камеру смерти. Использование монтировки устранило эту угрозу.

Я откинулся на спинку стула, и все начало рушиться.

– Он не был вооружен, когда его остановил офицер Генри. Держу пари, его первым побуждением было бы убить его. Но он не мог быть уверен, что Генри не назвал номерной знак его машины. И в любом случае, Генри сам был крупным мужчиной с пистолетом, и Саттон не собирался рисковать.

Чем больше я говорил, тем больше смысла было в моих словах. Это были всего лишь предположения с небольшим количеством фактов, но звучало хорошо.

– Итак, он заплатил штраф и уехал. Но он не знал, когда может быть обнаружено тело его жены. Может быть, через месяц, а может, и на следующий день. Он не мог допустить, чтобы ее тело обнаружили через несколько дней. И если это было так, и если это было обнародовано, был хороший шанс, что Генри вспомнит парня, которого он остановил за превышение скорости. Саттон не мог этого допустить.

– И тогда он не мог купить пистолет, потому что, даже если мы его не арестовали, мы следили за ним, вероятно, получив ордер на обыск, чтобы проверить дом его матери, – сказал Карлайл.

– Да, единственный способ, которым он мог бы убить Генри, не оставив улик, приведших бы его к казни – это убить Генри так же, как он убил свою жену. просто и чисто. Ножом или дубиной.

Эверс все еще расхаживал взад-вперед.

– Я понимаю, но все еще остается проблема, как Саттон узнал с кем он связался. Откуда он узнал о собаке, о хижине?

Гарри щелкнул пальцами.

– Возвращайся, Гордон, и найди кого-нибудь, кто исчез, покинул город примерно в то же время. Держу пари, это была женщина. Ли был осторожен с парнями, но у него было много женщин ночами за эти годы. Держу пари, у вас были женщины, которые могли бы описать это место с завязанными глазами. Саттон точно знал, чего ожидать и как с этим справиться.

– Господи, Гарри, ты думаешь, он убил трех человек?

– Пятерых, – сказал я, глядя на темные искореженные останки того, кто был хорошим полицейским и другом Эверса. – Его жену, его еще не родившегося сына, офицера Генри, неизвестную женщину и старика по имени Белл, которого он недавно убил в здешней больнице.

– Это плохой человек, – сказал Гарри. – Он столкнулся с вооруженным полицейским и большой собакой, имя в руках только дубинку или лом. У него нет недостатка в яйцах.

– Да, он плохой человек. И у него есть яйца.

Мы проговорили еще с час, решая, как будем координировать наше совместное расследование. После того как наши планы были довольно хорошо утрясены, Макконнелл и Карлайл ушли.

– Когда ты когда-нибудь устанешь бегать и заставишь их дать тебе работу редактора, где ты сможешь сидеть и работать под кондиционером? – спросил я Гарри, зная ответ.

– Когда умру, Мейтленд, когда умру. Ты читал стихотворение Мейсфилда «Глина спит, а кровь – в движенье». Ты начитанный человек. Это правда. Пока жив, ты должен продолжать двигаться. Беда в том, что я люблю то, чем занимаюсь. Я выхожу на свежий воздух, и никто ежедневно не встречает больше новых женщин, чем репортер. Каждый день – это рог изобилия новых возможностей.

– Пока не встретишь мужа, который будет хорошим стрелком. Рано или поздно это должно случиться. Я приду на твои похороны.

Эверс хлопнул друга по спине.

– Он ведет очаровательную жизнь, Мейтленд. Он, вероятно, переживет нас всех и женится на какой-нибудь женщине с миллионом долларов.

Он лишь рассмеялся. Не знаю, но случались и более странные вещи.

– Горд, я спускаюсь вниз. Я умру, если не закурю сигарету. Черт бы побрал этих нацистов, борющихся с курением. Не хочешь встретиться за ланчем и угостить меня стейком?

– Я?

– Ты запишешь это в накладные расходы. Я знаю, как действует Мейтленд. «У Бенни» неплохое место, чтобы перекусить стейком.

– TU – ужасно прожорлив. Ладно, спускайся вниз и вбей еще один гвоздь в свой гроб. Дай мне около двадцати минут.

Басс посмотрел на Эверса и покачал головой.

– Ты не должен этого делать, Горд. Оставь ее в покое.

– Ты – мой друг, а не мать. Убирайся отсюда.

Когда Гарри ушел, мы постояли молча.

– Плохо расстались?

– Можно и так сказать. Я так понимаю, сейчас с ней вы.

– Еще несколько дней назад.

– Как долго?

– Мы знаем друг друга уже пять лет, но... что-то серьезное – всего несколько недель назад. Это продолжалось недолго. А вы?

– Год.

– Она бросила вас?

– Взаимно. Думаю, мне досталось самое худшее. Я знаю, что это так.

– От нее трудно уйти.

– Это правда, Мейтленд, это правда. Если бы дело было только в сексе, и то было бы достаточно трудно. Вы знаете, о чем я говорю. Но она проникла мне в сердце. Я и впрямь начал подумывать о том, чтобы остепениться.

– Это чертовски неприятно, когда женщины боятся остепениться больше, чем мужчины. Мир меняется.

Он ничего не сказал, просто направился к двери. Но остановился, не дойдя до двери.

– Я мог бы предупредить вас, Мейтленд, но это не принесет вам никакой пользы. Вам придется учиться на горьком опыте. Так же, как и мне. Удачи.

***

Он посмотрел на нее, сидящую за столом. Это навеяло воспоминания о другом времени.

– Привет, Дульсина.

Она повернулась, когда он вошел и встал перед столом. На мгновение у него перехватило дыхание. Так всегда было, с того самого момента, как он впервые увидел ее издалека, входящей в здание суда, и решил выяснить, кто она такая. Другие детективы и патрульные подшучивали над ним, говоря, что она из тех женщин, что встречаются с сенаторами и миллионерами. Работающий детектив-ворчун никогда не подойдет достаточно близко, чтобы ощутить это.

И все же...

– Привет, Гордон. Никогда не думала, что увижу тебя еще раз.

– А я никогда не думал, что увижу тебя. Я бы не вернулся, если бы не был убит мой друг, и мне не пришлось приехать, чтобы помочь Мейтленду завершить расследование. Я надеялся, что ты уехала.

– Все так плохо?

– Хуже. Это все равно что сорвать корку раны. Почему ты не пошла дальше?

– Ты знаешь почему. Я не встретила подходящего человека.

– Мейтленд – не тот человек. Мы оба это знаем. Почему ты с ним?

Она бросила на него ледяной взгляд, такой же, какой бросала почти пять лет назад, когда он делал первые неуклюжие пассы в ее сторону. Но иногда быть слишком глупым и упрямым являлось благословением, чтобы понять намек, как быть напуганным прокурором штата ИЛИ шерифом.

– Не твое дело, Гордон. Мы – не вместе. Надеюсь, я извлекла урок из того, что с нами случилось. Но если я все же вернусь к нему, это – мое дело.

– Не делай с ним того, что сделала со мной, Дульсина.

– Я – Майра.

– Ты – Дульсина. И я знаю тебя намного лучше, чем он. И, возможно, чем когда-либо узнает. Гарри рассказал мне о Мейтленде. Он уже получил слишком много ударов в сердце. Он пытается перестроить свою жизнь. Ему не нужно, чтобы ты морочила ему голову.

Холод в ее глазах был хуже чем у незнакомки. Даже зная все, что произошло, зная, как и почему все закончилось, ему все еще было трудно поверить, что ее глаза могут стать такими холодными.

– Я тронута, что ты беспокоишься о Мейтленде. Но он – большой мальчик. И опять же, то, что происходит между ним и мной, Гордон, остается между ним и мной. Я надеялась, что ты кого-нибудь нашел. Продолжай жить своей жизнью.

– Чтобы оправиться, мне потребовалось несколько лет, но я это сделал. И я встретил хорошую женщину, и мы, вероятно, в ближайшем будущем сделаем все официальным. Я думаю, она хочет меня, только меня. Я думаю, мы справимся.

Эти зеленые глаза, поглотившие его мир, заблестели на свету, когда она сказала:

– Я желаю тебе всего хорошего, Гордон. Правда желаю. Надеюсь, она сделает тебя счастливым.

– Я бы тоже пожелал тебе всего хорошего, Дульсина, но, честно говоря, не думаю, что ты когда-нибудь найдешь кого-нибудь, кто сделает тебя счастливой. Мне тебя жаль.

Она смотрела ему вслед, когда он уходил.

ГЛАВА ПЯТАЯ: СТАРАЯ ЛЮБОВЬ 2

Я стоял и смотрел в окно. Снова светило солнце, и температура была ниже двадцати градусов. Скорее всего, на День благодарения мы будем ходить в шортах. Единственными людьми, которые на самом деле заметили, насколько странно это было с точки зрения погоды, были новички. От заморозков до загорания – несколько дней.

Это окно мне нравилось больше, чем что-либо еще в офисе. Было что-то в том, чтобы стоять перед зеркальным стеклом, глядя на северный горизонт, отмечающий лучи солнца сквозь постоянно меняющиеся облака, что, казалось, убаюкивало мои мысли. Наверное, это – инструмент для медитации бедолаг.

Было почти двенадцать тридцать. Басс и Эверс, несомненно, ушли, чтобы поесть у Бенни, Эверс, я уверен, зашел в офис Майры. Многие наши сотрудники ели за своими столами или выходили что-нибудь перекусить. Я стоял, изо всех сил пытаясь заставить себя захотеть что-нибудь съесть.

Я не особо беспокоился о том, что стану анорексиком. Я все еще принимал пищу, но обнаружил, что пропускаю больше приемов пищи и не скучаю по ним. Некоторое время, после того как Дебби сказала мне, что мы закончили, я думал, что это было просто от шока. Я полагал, что, в конце концов, вернутся мои старые привычки в еде.

Но такого не случилось. Я довольно хорошо ел, когда Алина была в городе или когда был с кем-то, но не мог не заметить, что постепенно мой вес все еще снижается.

Иногда я проходил мимо зеркала, и оно на секунду останавливало меня. Я не узнавал ни себя, ни образ, который создавал всю свою жизнь.

Я думал об этом, когда раздался стук в дверь.

– Шерил?

– Нет. Мистер Мейтленд?

Я был уверен, что Шерил ушла на обед, как и многие секретарши. Так что, я открыл дверь в свой кабинет. В дверях стояла женщина. Она была невысокого роста, может быть, метр шестьдесят или шестьдесят три, со светло-каштановыми волосами, довольно коротко подстриженными, как мне показалось, в стиле стрижки Пикси.

На ней были очки, и она выглядела как полицейский, адвокат или специалист по уголовному праву. Не было ничего конкретного, на что я мог бы указать пальцем, но после двадцати лет работы в судах и вокруг них обычно можно определить.

– Могу я вам чем-нибудь помочь?

– Извините, что беспокою вас в обеденный перерыв, мистер Мейтленд. Не могли бы вы уделить мне несколько минут вашего времени? Я – инспектор по условно-досрочному освобождению и испытательному сроку в Джорджии. Коламбус. И работаю над делом, связанным с вашим офисом.

– Конечно. Я, наверное, все равно никуда не пойду. Что я могу для вас сделать, мисс...?

– Хиггинботем. Дженнифер Хиггинботем.

Войдя в мой кабинет и взглянув на мой стол, она на секунду остановилась. Она изучила стол, затем продолжила путь к стулу напротив меня. После того как села, она продолжала смотреть на рабочий стол.

Когда я снова сел, то тоже оглядел ее. Я ее не знал. Я был почти уверен в этом. Но было... нечто. В лице или в голосе. Когда мы закончим наши дела, я спрошу ее. Такие вещи сводят с ума, когда ваш разум беспокоится о воспоминании, пока оно, наконец, не выйдет на свет.

– Итак, мисс Хиггинботем, что вы хотели?

Она достала из портфеля папку и положила ее на стол. Открыла ее и подвинула ко мне фотографию и папку-досье. На фотографии был изображен молодой темноволосый мужчина в одежде Департамента исправительных учреждений Джорджии. Досье идентифицировала его как двадцатичетырехлетнего Джонни Ли Паттона. Отбывает пятилетний срок за угон автомобиля, скупку и продажу краденного имущества.

– Пять лет – это довольно мало для угона автомобиля и скупку краденного. Полагаю, что речь идет об автомастерской. Украсть машины, разобрать их или, если они являются горячим товаром, внести некоторые косметические изменения и отправить их на продажу в другой штат или страну. Примерно так?

– Вот именно. Он получил пять лет, потому что Джонни Ли втянул в это старший брат, Фрэнк, основавший банду. До этого у Джонни был чистый послужной список. Никаких арестов в несовершеннолетнем возрасте или взрослом. Он – хороший парень, которому не повезло в качестве старшего брата иметь подонка.

Я подтолкнул фотографию и досье обратно к ней.

– Ладно. Какое это имеет отношение ко мне?

– Джонни отсидел всего два года в камере строгого режима. Его отпустили домой на половине срока. Там он познакомился с Эмбер Тэлвин. Она живет в Джексонвилле. Она была в Коламбусе, навещала свою замужнюю сестру. Они сошлись и встречаются уже два года.

– И что?

– Первая любовь.

Она посмотрела на меня с выражением, которое бывает у любого мужчины или женщины средних лет, когда они сталкиваются с глупостями, которые совершают молодые люди во имя любви. Раздражение, усталость... и зависть.

– Она работает, но старалась видеться с ним как можно чаще. Но она не могла сделать этого в течение двух недель, и он решил, что не выдержит еще одного дня. В пятницу вечером он поехал в Джексонвилл. Они пошли в бар с ее подругами, какой-то парень начал к ней приставать, и Джонни подрался. Естественно, его арестовали, а когда они проверили, то обнаружили, что он – на условно-досрочном освобождении, и ему не следовало находиться во Флориде. Так что, теперь он сидит в тюрьме округа Дюваль, ожидая отправки обратно в тюрьму в Джорджии.

– Он нарушил свой испытательный срок. Я не знаю, что могу сделать, мисс Хиггинботем.

– После двух лет в этой адской дыре, которую мы называем тюрьмой, он – все еще хороший парень, мистер Мейтленд. Если он вернется туда, я не знаю, произойдет ли то же самое. И это за то, что он молод, глуп и влюблен.

Я снова вгляделся в ее лицо. Это было больше, чем просто чувство. Но кто она, черт возьми, такая?

– А что касается того, что вы можете сделать, вы управляете этим офисом. Это известно всем. Все, что вам нужно, это еще раз рассмотреть драку и арест Джонни, решить, что это была просто безобидная потасовка в пятницу вечером, и снять обвинения. А я, как инспектор по УДО, решу, что Джонни нуждается в наказании, но не в тюремном заключении. Я назначу ему еще шесть месяцев испытательного срока, который он должен будет завершить, прежде чем вырвется из лап штата.

Я на мгновение задумался.

– А Вы не думали, что этим не решаете его проблемы? Ему ведь придется ждать еще шесть месяцев, прежде чем быть со своей возлюбленной.

Она улыбнулась и покачала головой.

– Она приняла его предложение из-за решетки. Как только он сможет физически, он женится на ней, и она уже планирует переехать в Коламбус и снять квартиру. Ему придется остановиться в доме на полпути, но он будет видеть ее каждый день. Я думаю, с этим он сможет мириться. Они оба смогут.

– Все уже выяснили?

– Надеюсь, что так. Кроме вас, мистер Мейтленд. Все зависит от того, что вы сделаете. Но у меня есть предчувствие. Билл Мейтленд, которого я когда-то знала, поступил бы правильно, сжалился бы над парой влюбленных детей.

– Итак, я вас знаю. Я знал, что это так. Но все еще не могу вспомнить, откуда. Мне очень жаль, но...

Она встала и указала на металлический парусник с часами в брюхе, который следовал за мной из колледжа в офис в офис в течение двадцати лет.

– Ты сохранил его. Я всегда думала, что Дебби заставит тебя от него избавиться. Она всегда была ревнивой, мстительной сукой.

С моих глаз словно спала пелена, как будто все части головоломки внезапно сошлись. Я обошел стол, и она встретила меня на полпути.

– Дженни. Дженни...Труден. Я не могу в это поверить. Откуда, черт возьми, ты взялась и куда пропала? И почему?

Она была в моих объятиях, и я крепко обнял ее. Я ее не поцеловал. Это было не такое объятие. Ее глаза сверкнули.

– Дженни...

– Коламбус, Коламбус, и ты знаешь, почему я уехала.

Она была одной из моих лучших подруг, моей лучшей подругой в течение почти года, когда я учился на первом курсе, она занималась юриспруденцией. И когда мы с Дебби расстались, она заставляла меня учиться, писать бумаги, время от времени есть и выходить из баров, где я бы с радостью каждый вечер проваливался в забытье. Она была другом в самом прямом смысле этого слова.

И я ушел от нее, забыл ее и все, что она сделала для меня в тот вечер, когда Дебби сказала, что примет меня обратно, если я пообещаю никогда больше не сомневаться в ней. Доверять ей, независимо от того, сколько слухов ходит, независимо от того, как смеются за моей спиной студенты, когда мы идем вместе:

– Я думал, ты переехала в Атланту. Больше о тебе никто ничего не слышал.

– Я хотела, чтобы все думали, что я – в Атланте. Уже двадцать лет я живу в Коламбусе.

– А люди говорили...

Она отступила от меня и слегка улыбнулась.

– Я знаю, что говорили люди. Чего и следовало ожидать. Но трудно иметь ребенка, когда ни с кем не занимаешься сексом.

– Но ты была популярной. За тобой бегали парни...

– Только не тот, с кем я хотела бы быть. Он никогда не смотрел на меня иначе, как на подругу.

Я пытался придумать, что сказать.

– Тебе не нужно ничего говорить, Билл. Я знала, что ты никого не видел, кроме Дебби. Но я ничего не могла с собой поделать. Как я уже сказала, молодая и глупая. Я знаю, каково это.

– Я думаю, мы все были молоды и глупы. Разве это не определение того замечательного времени в нашей жизни?

Она ничего не сказала, просто вернулась к столу, схватила свои бумаги и положила их обратно в папку.

– От имени Джонни и его девушки, спасибо, Билл. Ты поступил сегодня хорошо. Мне пора идти. Я знаю, что ты занят, и у меня есть несколько дел. Я забронировала номер в Омни, но мне нужно уехать рано утром. Мой сын гостит у друзей, но я сказала ему, что в субботу куплю ему несколько вещей на День благодарения.

– Твой сын?

Что-то в моем голосе подсказало ей, и она рассмеялась.

– Расслабься, Билл, у меня не было с тобой ничего общего, когда ты был пьян и не в себе. Хотя...

Она улыбнулась.

– Я должна признать, что было несколько раз, когда я думала об этом. Но... это, это бы никогда не сработало. Ему пятнадцать лет. Я была замужем за его отцом всего четыре года. Это было жалкое оправдание для брака, но оно подарило мне Лайама. Так что, все это того стоило, – она направилась к двери. Когда она проходила мимо меня, я протянул руку и схватил ее за руку. Она остановилась, но не посмотрела на меня.

– У тебя есть какие-нибудь большие, важные планы на вечер, Дженни?

– Нет, просто перекусить где-нибудь сегодня вечером. Может быть, просто остаться дома, заказать обслуживание в номере и посмотреть первый же фильм. Приятно иметь возможность потратить со счета.

– Мы – хорошие друзья... были хорошими друзьями. И прошло уже почти двадцать лет. У меня есть дела, но я мог бы выйти к шести или семи. Позволь мне пригласить тебя куда-нибудь поесть и выпить. Мы можем наверстать упущенное за даадцать лет.

– На самом деле я не думаю, что эта идея понравится Дебби. Разве она не ждет тебя домой в приличное время?

– Нет, она меня не ждет. И больше никогда не будет ждать.

– Я так и знала. Я слышала. Это было мелочно с моей стороны, но мне нравилось это слышать.

– Это – древняя история, Дженни. Восемь месяцев, а кажется, что гораздо дольше.

– Забавно, как все обернулось, Билл. Я думала, она будет крутить тебя тебя вокруг пальца, пока ты не умрешь.

– Я бы не назвал это забавным. Но всякое случается. Позволь мне угостить тебя ужином в «Риверуок». Где ты остановилась?

– Номер 322.

– Ты можешь освежиться, и я позвоню тебе, когда освобожусь. Ладно?

Она чмокнула меня в щеку и сказала:

– Я просто не могу привыкнуть к тебе с этой бритой головой, Билл.

– Она отрастет, – сказал я, когда она вышла.