ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ: НЕ ВХОДИТЕ В ЛОГОВО ГРЕМУЧЕЙ ЗМЕИ

Я вернулся в комнату, где сидели Дикон и два других помощника шерифа. Оба других смотрели по телевизору в углу комнаты шоу Джерри Спрингера, играя за столом в покер на деньги, нарушая, по крайней мере, один городской закон и еще один закон штата, не особенно заботясь о последствиях.

А Дикон откинулся на спинку дивана у дальней стены, скрестив длинные ноги, наблюдая за всеми, кто ходит взад и вперед по коридору, напротив комнаты. У него действительно был тот прищуренный взгляд стрелка, который я, когда рос, видел в десятках спагетти-вестернов. Мне нравились Серджио Леоне и Клинт Иствуд в фильмах «За пригоршню долларов». Но у меня было такое чувство, что Дикон воспринял их чересчур серьезно.

— Вы, ребята, можете идти. Наши люди разобрались с шерифом Бладвуртом и вашим судьей, и шериф ждет, чтобы вы возвращались. Мы попросим двух наших офицеров проводить вас до ваших машин и... убедиться, что вы не столкнетесь с какими-либо транспортными проблемами на выезде из города.

Они обменялись взглядами, затем посмотрели на Дикона, который кивнул. Все встали.

— Вы, ребята, идите вниз, - сказал он. - Я догоню.

Они направились к двум ожидавшим их помощникам. Групка секретарей и прокурорских обоего пола нашла какую-то причину быть в этом районе по делам и смотрела, как уходят помощники шерифа Сацумы, стараясь не показывать, что смотрят на них.

— Можно тебя на минутку, Мейтленд? Есть кое-что, что я хотел бы прояснить перед отъездом.

Он сделал мне знак, и я последовал за ним в другой конец комнаты, подальше от прямого взгляда из коридора.

— Я хочу, чтобы ты знал, что здесь нет сильных... - сказал он, поворачиваясь одновременно с прямым, сильным ударом правой, который, если бы прошел, вероятно, отправил меня к дантисту. Но я уже принял его на левую, и все, чего он добился, это оставил мне на предплечье довольно большой синяк. Воспользовавшись инерцией, я изо всех сил ударил его правой с расстояния менее чем несколько сантиметров, прямо в живот. Я знал, что прямой, жесткий, короткий удар несет в себе такую же силу, как и любой другой.

Он не был к этому готов, вероятно, он никак не ожидал, что я буду готов и сумею контратаковать. Он согнулся пополам, когда я развернулся вслед за ним, схватил его за волосы на затылке и ткнул лицом... носом вперед... в стену. Потом я схватил его сзади за шею и швырнул на задницу.

Через несколько секунд в приемную вошли два секретаря и помощник шерифа и обнаружили Дикона распростертым на полу, из носа у него хлестала кровь.

– Мистер Мейтленд... что случилось?..

— Вам надо помочь помощнику шерифа Дикону подняться, - сказал я нашему человеку. - Он споткнулся о собственные ноги и упал, ударившись об стену. Похоже, он здорово разбил себе нос. Ему может понадобиться помощь.

Дикон протянул руку и осторожно коснулся своего носа, затем вытер кровь ладонью и уставился на нее.

— Я в порядке. Мейтленд прав. Просто я был неуклюж. Это - опасное место. Позвольте мне убраться отсюда, пока я не причинил себе серьезного вреда.

Он без посторонней помощи поднялся на ноги, достал из кармана носовой платок и промокнул большую часть крови. Он отмахнулся от помощника шерифа, когда тот подошел, чтобы предложить ему руку.

— Я в порядке, - сказал он. - Мейтленд, я буду очень благодарен, если ты меня проводишь. Ты не против?

Он вернул себе свой сорок пятый калибр, и его люди были вооружены, но я не мог поверить, что он попытается что-то сделать при свидетелях, после того, что уже произошло.

Поэтому ответил:

— Конечно, помощник Дикон. Только будьте осторожны на выходе.

Он кивнул мне, но в его глазах читалось совершенно иное.

— О, со мной все будет хорошо. Я никогда не совершаю одну и ту же ошибку дважды.

Мы вышли на стоянку за зданием суда, лицом к Сент-Джонс. Теперь с нами было три помощника шерифа Джексонвилла. Когда мы вышли на стоянку, я увидел, что нас ждет фургон двенадцатого канала. Там был оператор с видеокамерой, парень, ведущий репортаж с места событий, и третий парень, которого я узнал. Томми Хантер был ведущим в эфире, оператором, а теперь перешел в сферу управления. Я слышал, что он почти наверняка станет следующим руководителем отдела новостей. Он знал свое дело и был честен.

Томми вместе со следующим за ним оператором подошел ко мне, говоря:

— Мистер Мейтленд, могу я поговорить с вашими друзьями?

Дикон лишь покачал головой, но Томми настаивал. Очень немногие полицейские НЕ хотели, чтобы их лица показывали по телевизору.

— Помощник... Дикон, я настаиваю. Это займет всего минуту вашего времени. И ваши... наряды... вы должен признать, что они... драматичны.

— Это не наряды. Это то, что мы носим.

— Хорошо, помощник. Не могли бы вы сказать пару слов о том, что привело вас...?

Дикон уставился на него и, как я догадался, по привычке опустил правую руку на рукоять своего сорок пятого калибра.

— Я уже сказал, что не хочу с тобой разговаривать. Так что, убери свою задницу с моего пути и свой нос от моих дел.

Томми был крепким мужчиной метр восемьдесят ростом и, к его чести, не двинулся с места.

— Томми, тут нет никакой истории, - сказал я, пытаясь сгладить ситуацию. - Случилась небольшая путаница с ордером, который Дикон и его люди пытались вручить. Теперь все улажено. Как я уже сказал, нет никакой истории, и мне нечего комментировать, и Дикону тоже. Но послушай, у тебя уже есть пленка с этими парнями в их нарядах. Ты можешь запустить небольшую видеозапись о визите каких-то необычных полицейских с Юга. Почему бы тебе просто не оставить все как есть, и все будут счастливы.

Томми с минуту смотрел на Дикона, потом попятился.

— Хорошо, мистер Мейтленд. Помощник шерифа, извините, что побеспокоил вас.

Томми и его команда исчезли, а я стоял рядом с Диконом у крузера. Ближайший из наших помощников находился метрах в четырех. Дикон тихо заговорил:

— Неплохо движешься для канцелярской крысы. Но если бы у меня была еще пара минут, ты бы уже был на пути в больницу.

— Может быть. Но мне не платят за боксерские навыки.

— Это хорошо.

— Так почему бы вам не рассказать мне, что вы на самом деле здесь делали? Этот ордер, и ваша история, и это фальшивое возмущение... Скажем так, хорошо, что вам не платят за ваши актерские способности.

Он открыл дверь и скользнул внутрь. Двое других уже сидели там. Посмотрев на меня, он улыбнулся и сказал:

— Почему бы тебе как-нибудь не приехать в Сацуму, и мы об этом поговорим. Я с удовольствием покажу тебе наш маленький округ.

Я одарил его улыбкой, которая скорее была оскалом.

— Почему-то я не думаю, что мне это так уж понравится. Давай в другой раз.

— Я буду ждать твоего визита в ближайшее время.

Я стоял и смотрел на них. Должен был вот-вот начаться пятничный исход. Это был мини-глаз бури. Первые секретари и штатные работники либо бежали, либо тащились по улице, отделявшей парковку от здания суда.

Когда Дикон выезжал, он оглянулся на меня и слегка помахал мне двумя пальцами. Я вернул ему жест. Мы посмотрели друг на друга в последний раз, а затем он направил крузер к выезду с другой стороны квартала, образовав небольшой караван с двумя джексонвильскими крузерами, следовавшими за ним.

Ко мне снова подошел Томми.

— Ты же знаешь, что я здесь просто умираю от любопытства. Тут происходит гораздо больше, чем кто-либо говорит.

— У тебя слишком живое воображение, Томми. Здесь ничего нет. Двигайся дальше, - но закончив, я улыбнулся.

— Ты же знаешь, что лгать прессе - это плохо, не так ли?

— Они уезжают. Никаких преступлений совершено не было. Нет никакой истории. Ты можешь позвонить властям Сацумы, но полагаю, что они будут держать язык за зубами. Но ты можешь попробовать. Я мог бы спекулировать как сумасшедший, но нет ничего определенного, о чем я мог бы говорить с тобой.

— Зачем они здесь?

— Они приехали сюда, чтобы арестовать человека, которого мы уже держим в качестве охраняемого свидетеля на предстоящем процессе по делу об убийстве. Было несколько разговоров о том, что они хотят забрать его обратно в Сацуму, дабы представить перед судом за убийство... убийства... там, у них. Мы не согласились. Мы думаем, что имеем первоочередные права на нашего свидетеля, и что они могут подождать, пока мы не закончим.

— Они послали трех помощников шерифа арестовать одного человека, которого уже арестовали вы? Тебе это не кажется странным?

— Мне многое в Сацуме кажется странным.

— Ты не можешь дать мне пояснения?

— Нет. Если с тобой поговорит Сацума, я позволю тебе поговорить с кем-нибудь, может быть, с Дейвом Брэндоном. Но на самом деле до суда нам еще далеко, дело с их убийствами возникло всего несколько дней назад. Все висит в воздухе. Вероятно, нам следует просто сказать «без комментариев».

Он посмотрел мимо меня на здание суда.

— Полагаю, мне следует просто поздравить тебя и сказать, чтобы ты наслаждался выходными.

— Поздравить? О... есть ли в Джексонвилле хоть кто-нибудь, кто не посвящен в мою личную жизнь?

Он улыбнулся.

— Не думаю, что найдется хоть один чистокровный американский парень, который когда-либо был в здании суда и до чертиков бы тебе не завидовал. Кроме меня, но...

— Да, знаю. Мне нечего сказать. Я холост, разведен. И снова начал встречаться. Это не является чем-то таким, чтобы выстрелить в Нью-Йорк в качестве сенсации.

— Она такая же горячая штучка, как выглядит? Может ли она быть такой же горячей, как выглядит?

Мне нравился Томми. И он доказал, что умеет хранить секреты.

— Еще горячее, Томми. Еще горячее.

Он ушел, качая головой. Я знал, что он шутит. Он только что женился на огненноволосой красавице-мексиканке, работавшей в отеле «Ритц Карлтон» на острове Амелия. Роксана Хантер, вероятно, вызвала столько же влажных снов, сколько и Майра. И я думал, что он любит ее так же, как когда-то я любил Дебби. Он был одним из немногих парней, которые бы мне не завидовали.

Чем ближе было к пяти часам вечера, тем сильнее становился отток людей из здания суда, и тем больше я думал о том, чтобы вернуться в офис, но что-то заставило меня пересечь квартал и улицу, отделяющую здание суда от Сент-Джонс. Я стоял у металлического ограждения, отделявшего тротуар от воды.

Сент-Джонс находится так близко, как только может быть бесплатный транквилизатор без рецепта в Джексонвилле. Когда-то, еще до меня, эту реку называли «Речкой-вонючкой». Но последующие администрации очистили ее, и теперь она отблескивала под солнечным светом синевой и серебром. Она текла довольно быстро и была ШИРОКОЙ рекой. Миссисипи в некоторых местах могла бы быть более величественным зрелищем, но на мой вкус Сент-Джонс был той рекой, о которой мог бы мечтать любой город.

Я понял, что все еще не оправился от шока, вызванного случившимся. Не эмоционального шока. Не то чтобы я напугался. Но шока от чего-то невероятного, происходящего средь бела дня. Полицейские не выполняют функции убийц.

О, кое-что было. Из истории Джексонвилла до Объединения я знал, что у старого полицейского управления была такая же темная репутация, как и у любой крупной городской полиции. Широко ходили слухи, что некоторые полицейские совершали убийства за деньги. В последнее время были случаи, когда офицеры и детективы работали в качестве силовиков на наркоторговцев и организованную преступность из-за пределов города. Джексонвилл был не более невосприимчив к этому пятну, чем Чикаго, Детройт, Нью-Йорк или любой другой крупный город.

Но для меня это было ново, потому что после Объединения в 68-м году старое городское полицейское управление и Офис шерифа округа стали Офисом шерифа округа Дюваль, и к чистке конюшен был привлечен бывший агент ФБР Дейл Карсон. И он это сделал. Никогда нельзя устранить все полностью, потому что копы – тоже люди, и некоторых можно купить, а некоторых - соблазнить, а некоторые - просто психопатические ублюдки, которых никогда не выявит никакая проверка. Но в той степени, как где-либо в еще стране, Карсон преуспел в создании безупречно чистой силы.

Но до округа Сацума было далеко. Я никогда не слышал о нем ничего конкретного. Было только слабое, остаточное ощущение, что я где-то слышал что-то плохое.

Теперь, когда прошло некоторое время, я начал думать более связно. Я не поверил ни единому слову из ордера, ни единому слову судьи, прокурора штата или шерифа. Это была подстава. Но знать что-то и иметь доказательства этого - совсем другое дело. Я думал, что сумел узнать Уилбура Белла, и он не был убийцей или парнем, который общается с наркоторговцами или толкает кого-то убить троих человек.

Я не мог этого доказать, а это означало, что юридически отменить ордер было невозможно. Но это тоже ничего не значило. Уилбур ни в коем случае не доживет до того, чтобы его притащили в Сацуму и представили перед их правосудием.

Но если каким-то чудом он все-таки выживет, я ни за что не позволю им его забрать. Не знаю как, но я вытру ноги об ордер. Если это означает необходимость взять отпуск, чтобы съездить туда и немного порыскать, я должен буду это сделать.

И больше всего я беспокоилась о том, чтобы сохранить ему жизнь. Но если Сацума сохранит свой ордер и разбирательство в силе, это означает, что я пойду на обвинение Саттона с моим главным свидетелем, замазанным другим правоохранительным органом как хладнокровный убийца. Это не поможет моему делу.

Я наблюдал за рябью на реке, которая означала, что рыбы, возможно, их косяки, были достаточно близко к поверхности, чтобы от их движущихся тел отражалось солнце. Пока я смотрел, одна, а затем и другая, всплыли на поверхность, подпрыгнули в воздух на несколько сантиметров и снова исчезли. Они могут умереть через несколько минут или все еще сражаться, чтобы прокормиться и размножиться через несколько дней или недель. Жизнь продолжалась до тех пор, пока ты мог ее продолжать.

Не имело значения, что по мне был нанесен еще один удар в моей попытке посмотреть в глаза Саттону в камере смерти, когда в его вены будут вливать смертельную химию. Это всегда было невозможным. Я просто буду продолжать двигаться.

Зазвонил сотовый. Это был Даллас.

— Ты ведь не ввязался в очередную драку? Ты понимаешь, что все, что происходит в комнате ожидания свидетелей, все видно. И ты забыл, что у нас там есть камеры?

— Нет, не забыл. Но если ты это видел, то видел, как он замахнулся на меня. Я сдерживался, потому что ты приказал мне быть хладнокровным.

— Ты знал, что произойдет. Ты позволил ему втянуть себя в это. Это не то, что сделал бы хладнокровный старший помощник прокурора.

— Мне больно, что ты так думаешь обо мне.

— Ладно, это ерунда. Ты слегка расплатился. Но там у них, у тебя не будет друзей.

— У меня там нет никого, с кем бы я хотел дружить.

— Возвращайся. Нам нужно немного поговорить.

Большинство верхних этажей были пусты. Дверь в комнату Далласа была закрыта. Майра положила свои вещи на стол и прислонилась к нему спиной. Были парни, которые отдали бы недельную зарплату только за то, чтобы посмотреть на то, как она дышит.

— Он ждет тебя внутри, мистер Мейтленд.

Говоря это, она провела большим пальцем по своей левой груди, и я увидел, как сквозь ткань проглянул сосок. Она засунула большой палец в рот, облизала его, а затем провела им по набухшему соску.

— Я думала о тебе, - без улыбки сказала она.

— Как ты можешь так поступать со мной, когда знаешь, что я должен быть в состоянии думать, а прямо сейчас вся кровь отливает от моего мозга?

Она поманила меня, и я шагнул к ней. Она гладила и сжимала мой член, глядя мне в глаза, и мне действительно было трудно привести в порядок свои мысли.

— У меня есть несколько плохих новостей.

— Ты решила бросить секс и уйти в монастырь?

— Не настолько плохие, - она слегка улыбнулась. – Я... эээ... принято говорить, что ко мне пришли незваные гости.

Это заняло у меня секунду.

— Ну, мы всегда можем сходить в кино или посмотреть что-нибудь хорошее по телевизору.

— О сексе не может быть и речи. У меня сильно идет кровь. Это полный бардак. Но...

— Ох.

И я правда понял. Ну, если это было достаточно хорошо для Билла Клинтона...

— Но это же несправедливо. Я-то свое получу, а вот что получишь ты?

Она крепко сжала меня, и мне пришлось подавить стон и желание схватить ее в ответ.

— О, обо мне не беспокойся. Я буду... хорошо проводить время.

Я заставил себя взять ее руку, убрать ее и отойти.

— У меня есть кое-какие дела, плюс разговор с Далласом, но я постараюсь быть у тебя к полседьмого или к семи вечера, мы можем пойти в кино... до... или поужинать где-нибудь, если хочешь.

– Просто будь сам... готовым..

Даллас откинулся на спинку стула, глядя в окно, выходящее на реку, которую я только что видел крупным планом.

— Даллас.

Не оглядываясь на меня, он сказал:

— Я знаю, что тебе интересно, что там произошло. В кабинете с Херрингом.

— Нет. Ну, может быть, слегка. Я знаю, что ты прав. Ввязываться в соперничество с другим агентством никогда не бывает хорошо. Но... все это меня просто поразило. Чем больше я думаю об этом, тем больше убеждаюсь, что вся эта чертова история - просто подстава. Белл не делал того, о чем они говорят. Позже я говорил с ним, и да, он знал стрелка. Но прошло уже много лет, с тех пор как они в последний раз близко общались. А в Сацуме он столкнулся с ним случайно, возвращаясь с одного из своих путешествий. Он говорит, что Сэммс был хорошим человеком, его никогда не арестовывали, он никогда не имел проблем с законом, пока его гулящая невестка и ее парень не убили его сына, не довели до самоубийства его жену и не начали издеваться над его внуком. Он знал, что Сэммс сходит с ума от беспокойства за мальчика и из-за того, что ничего не может сделать, чтобы спасти его из этой ситуации. Он сказал, что это могло заставить Сэммса сорваться. Но он не занимался наркотиками, и ни в коем случае не был дилером. Итак, во-первых, я не верю, что ордер законен. Во-вторых, ни одно агентство не сделало бы того, что сделали они, просто чтобы привлечь его в качестве подозреваемого. Любой, кто проверил бы, понял, насколько шатко здоровье Белла. Они бы знали, что просто появившись и схватив его вот так, почти наверняка его убьют.

Я сел в кресло напротив Далласа. Он повернулся ко мне лицом.,

— И это вызвало большой вопрос, - сказал он. - Если они знали, что ордер являлся куском дерьма, и у них было довольно хорошее предположение, что захват его убьет, почему они захотели убить свидетеля преступления, которое не имеет абсолютно никакого отношения к Сацуме?

— И каковы твои мысли? - спросил он.

— Есть только один человек, который выиграет от смерти Белла, и это - Уильям Саттон. У него есть пять миллионов причин желать смерти Белла, а его мать сама по себе богата, и хочет, чтобы Саттон был на свободе, я думаю, больше, чем хочет выйти сам Саттон. Так что, если только мать Саттона не какая-нибудь давно пропавшая родственница Бладвурта или Саттон - не его сводный брат, все дело - в деньгах. Я думаю, что Саттон или его мать обратились к кому-то из Офиса шерифа Сацумы и предложили им деньги... много денег... чтобы те сделали все возможное, дабы Белл не дожил до дачи показаний. И предполагая, что шерифа можно купить, они искали законный способ избавиться от Белла.

— Тогда каким-то образом они узнают или кто-то вспомнил, что этот парень, Сэммс, что сорвался и убил трех человек, включая помощника шерифа Сацумы, был другом Белла или, по крайней мере, знал его. И тогда они убеждают наркомана из низов составить обвинение, и у них появляется причина приехать и до смерти напугать Белла.

— Им понадобится помощь судьи и, возможно, прокурора штата, - сказал Даллас вопросительным тоном. - Ты думаешь, это место настолько плохое?

— Это ты мне скажи.

Даллас наклонился вперед, сцепив перед собой на столе руки.

— Я думаю, что именно это и произошло. И я думаю... да... они именно настолько коррумпированы.

— Тогда мы должны что-то предпринять. Позвонить в Департамент правоохранительных органов Флориды, подать официальную жалобу в судебную комиссию на Лава и в Государственную коллегию адвокатов на Грегори. Попросить губернатора взглянуть на это. Черт возьми, я по уши в дерьме, но я бы нашел время, чтобы немного покопаться или послать туда кого-нибудь из наших. Они ставят под угрозу наше преследование Саттона, что делает это нашим делом.

— Нет.

— Что «нет»?

— Нет, не копайся в этом деле, забудь. Ты не пошлешь в Сацуму никого из наших людей. Забудь об этом.

Какое-то время мы молча смотрели друг на друга.

— Даллас, чего я здесь не вижу? Это на тебя не похоже. Кроме того, что ты... за исключением дела Шона Смита... давно не вмешивался в мои дела. Теперь ты устанавливаешь правила и приказы. Ты действительно потерял уверенность в моих способностях? Я думал, ты сказал, что мы оставили Шона позади.

— Это не имеет никакого отношения к Шону Смиту. Послушай, я не ставлю под сомнение твою способность управлять делами или твои инстинкты в делах. Но в данном случае все по-другому.

— Как именно?

Он откинулся на спинку стула и посмотрел на меня из-под серебристых бровей в тон серебристым волосам. Если в следующем году он не доберется до губернаторского кресла, это будет преступлением против Центрального отдела по подбору киноактеров. Он был рожден, чтобы играть губернатора... или президента.

— Есть то, о чем ты не знаешь. То, о чем у тебя нет причин знать. Но теперь знаешь. Что тебе известно о шерифе Дэвиде Бладвурте?

— Не много. Я уже слышал это имя. Не думаю, что в последнее время он был в новостях, иначе это застряло бы у меня в голове. Но... там есть дурной вкус. Я думаю, что он делал что-то в прошлом, но не понимаю, почему он все еще там, если болтается, направо и налево нарушая законы.

Он покачал головой.

— Все гораздо сложнее. Кое-что из этого я знаю из личного опыта. Кое-что мне рассказали федералы. А что-то просто... плавает вокруг. Люди об этом знают, но никто не может подтвердить. Дэвиду Бладвурту пятьдесят восемь лет. Он был младшим шерифом с восемнадцати, шерифом - с тех пор, как умер его отец, когда ему было двадцать четыре. Его отец был шерифом до него в течение тридцати восьми лет. А до этого сорок четыре года шерифом был его дед. Бладвурты правят округом Сацума уже сто шесть лет. В этом офисе никогда не было никого, кроме Бладвурта, за исключением одного года в 1980-х. И то это был особый случай.

— Сто шесть лет? В это трудно поверить.

— Не правда ли? Но это факт. Теперь еще несколько фактов. Во Флориде имеется несколько больших округов. Сацума - второй самый маленький город в штате. Но это все равно делает его довольно большим. Несмотря на то, что он невелик, он имеет в процентном отношении самую большую площадь суши, покрытой водой – озерами, реками, болотами - из всех округов Флориды. Также он - один из самых маленьких по численности населения. В округе живет всего двадцать восемь тысяч человек, плюс-минус несколько голов. Это - самый маленький процент колебания численности населения... люди уезжают или приезжают... чем в любом округе во Флориде. Большинство людей, живущих там, проживают там в течение многих поколений, и многие из них так или иначе связаны друг с другом. Есть лишь два города со сколько-нибудь заметным населением: Мандарин, столица графства, и Оранждейл. И только две крупные отрасли. У них есть рудник тяжелых металлов – хочешь верь, хочешь нет – и одна из крупнейших шахт гуано в стране. Кроме этого, там имеется только сельское хозяйство. Раньше это был центр пояса по выращиванию апельсинов, и сейчас там все еще кое-что из этого растет, но у них были проблемы с лишайником, а двадцать лет назад или около того, морозы убили посевы.

— Это очаровательно, Даллас, но какое это имеет отношение к тому, что ты действуешь настолько беспечно?

— Просто дослушай, и все станет ясно. Итак, имеется маленький, изолированный, замкнутый, клановый округ, которым с начала времен управляет одна семья. Есть лишь три основных источника дохода, и все они находятся под каблуком у Бладвуртов. Владельцы шахт давным-давно поняли, что если они хотят, чтобы все шло гладко, то не должны огорчать Бладвуртов. И с конца девятнадцатого века было общеизвестно, что если есть желание найти бордель, на который НИКОГДА не будут совершаться набеги, или найти казино, где вы могли бы играть, не опасаясь, что закон разрушит игру, Сацума - это именно то самое место. Туда даже днем ради запрещенных азартных игр приезжали из Майами, Джексонвилла и даже Атланты. За последние пятьдесят лет одним из основных источников дохода стали наркотики. Мы знаем, что марихуана выращивается повсюду, а в последнее время даже ходили слухи, что южноамериканцы используют ее в качестве перевалочной станции для доставки всего, потому что грузы, идущие туда, НИКОГДА не перехватываются.

— Ладно, это плохое место, Даллас. Я понял.

— Нет, ты не понял. В Сацуме никогда не было большого для южного округа черного населения, но там были черные. И там с ними обращались не лучше, чем в большинстве южных округов. Когда в 1960-х годах движение за права негров «Всадники свободы» прокатилось по штатам, в Сацуму они попали в последнюю очередь, потому что, честно говоря, федералы не могли заставить чернокожих подавать жалобы или просить о помощи.

— Наконец, федералам позвонила одна семидесятитрехлетняя чернокожая женщина, чтобы пожаловаться, что исчез ее шестнадцатилетний внук, после того как вступил в спор с местным белым фермером из-за того, что ему не заплатили обещанного. После того как в течение нескольких дней о ней ничего не было слышно, после того как она подала жалобу, к ней пришли несколько агентов ФБР, чтобы проверить ее. Они нашли ее в постели в шоке. На крыльце обнаружили ноги ее внука – все еще в туфлях. Все выглядело как нападение аллигатора, но никто не мог понять, как аллигатор мог съесть его, оставив ноги. А даже если так, КТО оставил ноги с туфлями на ее крыльце?

— Когда ее доставили в больницу в Атланте, и она пришла в себя, то предъявила официальные обвинения в том, что белые годами издевались над чернокожими и убивали их, кастрировали и линчевали, крали имущество без всякого предлога. А все черные, что жаловались, попросту исчезали.

– Федералы облизывались, готовя оперативную группу, планируя, как они уберут Бладвурта... еще старшего... и очистят округ. А потом, никто так и не понял, каким образом она исчезла из дома, где ее держали федералы. Следующим было то, что ее нашли... висящей на балке крыши в собственном доме. Каким-то образом ей удалось перерезать себе запястья, горло и выколоть оба глаза. И она оставила записку, написанную ее собственным почерком... но на очень хорошим английском... о том, что она лгала обо всем и не смогла вынести чувства вины. Федералы сходили с ума, пытаясь сломать кого-нибудь из Офиса шерифа или его друзей и сторонников, всех оставшихся чернокожих жителей, но все оказалось тщетно.

— Ну, федералов заблокировали, но NAACP - Национальная ассоциация по улучшению положения цветных - была в ярости и попыталась организовать марш протеста. Это работало везде. Однако прежде чем они успели это устроить, из Чикаго прибыли четыре машины полные людей. Пятнадцать из них были членами первых «Черных пантер». Все они были закоренелыми бывшими зэками, большинство из них с записями в личных делах о нападениях и стычках с белыми копами.

— Пятеро были белыми студентами колледжа, работавшими на Юге в самых враждебных местах. Никто из них ничего т этихне боялся. Они встречались с представителями NACCP сразу за границей округа Сацума и с федералами. Федералы предложили сопровождать их, даже вызвать Национальную гвардию. Пантеры и студенты сказали «нет». Это было бы признанием того, что белые расисты способны их напугать. Пантеры были вооружены для войны и сказали, что с ними все будет в порядке.

Даллас оглянулся на реку. Интересно, что такого плохого в этой истории? Участники марша за гражданские права погибали и в других местах.

— Имеются фотографии мужчин в машинах, размахивающих руками, когда они пересекают границу округа. У них были радиостанции. Они поддерживали связь с федералами и NAACP каждые несколько часов. Все было в порядке, когда тем вечером они прибыли в палаточный лагерь примерно в десяти милях от Мандарина. Это было последнее, что кто-либо видел или слышал от этих двадцати человек.

Я молча уставился на него. В этой истории должно быть что-то еще.

— И что?

— Ничего. На следующее утро, когда федералы ничего не услышали, они позвонили нескольким агентам, которых оставили на месте, и те пошли проверить лагерь. Никаких машин. Никаких мужчин. Никаких признаков борьбы. Крови нет. Федералы начали их искать. Они отправились в дом старого шерифа и вытащили его оттуда в наручниках. Взяли под стражу всех его помощников. Держали их целую неделю. Раздраконили весь округ. Пригласили водолазов, чтобы обыскать некоторые озера, реки и болота. Ничего.

— К концу недели дружественные политики, что годами получали от Бладвуртов ОГРОМНЫЕ взносы, оказали такое давление, что федералам пришлось отступить. К тому времени NAACP объявила, что проведет марш протеста через Сацуму, чтобы призвать к справедливости для Пропавших Двадцати. И они были там ярким и ранним субботним утром с включенными камерами и примерно ста членами NAACP, готовыми к работе. Бладвурты, старший и младший, стояли в тени дубов по ту сторону линии. Улыбаясь.

— И никто не переступил черту. Через некоторое время участники марша NAACP просто разошлись... в разных направлениях. Федералы слонялись вокруг, а Бладвурты улыбались им и предлагали по жаре айс ти. Наконец, федералы ушли.

— О пропавших двадцати больше никто ничего не слышал. Они исчезли, словно провалились в яму в земле, и, вероятно, именно это с ними и случилось. NAACP никогда не входил в Сацуму, и о нем больше никогда не упоминалось. Ты можешь найти это в учебниках истории, если посмотришь достаточно внимательно, но это не является частью официальной истории гражданских прав 60-х годов. Это не то, чем они гордились. Но, честно говоря, ничего подобного больше нигде в этой стране не случалось. Они оказались достаточно умны, чтобы испугаться.

Я начал понимать, почему Даллас и Херринг так осторожно обращались с Бладвуртом и его людьми.

— Но ведт это было очень давно.

— Да, но на этом история не заканчивается. Несколько лет спустя умер старый Бладвурт. Всегда ходили слухи, что его убил молодой. Самый интересный слух, который я когда-либо слышал, состоял в том, что старик убил свою жену – мать сына - на глазах у него. И что младший просто ждал подходящего момента, чтобы прикончить своего старика. Впрочем, это - всего лишь слухи.

— Дело в том, что федералы, с тех самых пор как пропала Двадцатка, питали к Бладвуртам неприязнь. А в конце 1970-х они устроили еще одно массированное наступление, используя тайных агентов и пытаясь оторвать кого-нибудь от организации Бладвурта. В конце концов, им удалось сломать двух мужчин и получить показания под присягой, которые уличали Бладвурта во всем: от торговли наркотиками до проституции, от заказных убийств до отмывания денег.

— Прежде чем они смогли вытащить их из Сацумы, один исчез. Его так и не нашли. Ходили разные слухи, а я говорил с агентом ФБР, который сказал мне, что лично слышал фрагменты аудиозаписи. На пленке было слышно, как кто-то держит беднягу в воде так, чтобы аллигатор ухватился за одну его ногу и тащил его под воду. Им удалось удерживать его, но аллигатор ушел под воду вместе с ногой. Должно быть, ему оказали медицинскую помощь, потому что смогли остановить кровотечение. Было слышно, как бедняга кричит, чтобы его отвезли на берег.

— Его держали над водой как наживку, и на него снова напали. Потерял еще ногу. К этому моменту его уже было слышно не очень хорошо, но он умолял его убить. А потом его опять выставили над водой, и аллигатор снова на него напал. Чуть было не схватил его, но им удалось оттащить его назад. Он потерял руку. Мой парень говорил, что в тот момент бедняга, должно быть, был без сознания, но можно было слышать, как аллигаторы боролись за то, что осталось, когда вытащили остальную часть его тела.

Даллас потер подбородок, поскольку его мысли, казалось, были где-то в прошлом.

— Естественно, федералы так и не смогли найти эту пленку, хотя, похоже, кое-кто ее слышал. На протяжении многих лет я слышал, что ее проигрывали для многих людей. Это хорошо показывало, что может случиться. Люди не сотрудничают с федералами. Даже приезжие, новоприбывшие в графство, теряют волю быть хорошими гражданами, после того как услышат эту запись.

— О, а второго свидетеля вывезли в охраняемое место. Где он перерезал себе вены и истек кровью, когда на несколько минут оторвался от похитителей. Никто этого не знал, но, очевидно, Бладвурт убедил его, что лучше умереть, чем быть свидетелем для правительства.

— Но у федералов все было записано на пленку, детали, признание, и они вытащили Бладвурта из Сацумы до самого Нью-Йорка, где его судили. И судили. И судили. И ничего не смогли добиться, кроме как зпшндшнн в тупик жюри присяжных.

— Наконец, коалиция сомнительных союзников, включая группы гражданских свобод, политических силы Флориды, южных политиков, подняла так много шума по поводу бесконечного фашистского произвола над козлом отпущения за неудачи федералов, что его отпустили, и он смылся обратно в Сацуму.

Я обдумал услышанную историю.

— Как «Тефлоновый Дон».

— Потом, в 1988 году, губернатор Боб Грэм решил, что Бладвурты слишком долго были позором для штата. Он наводнил округ государственными следователями, вывез людей из страны, чтобы побудить их говорить о Бладвурте, и, несмотря на то, что он не придумал ничего, что могло бы отправить Бладвурта в тюрьму, ему все равно удалось отстранить его от должности. Я был частью группы адвокатов, что рыскали по округу в поисках грязи. Пока Бладвурта не было, Грэхем назначил опытного офицера Департамента правоохранительных органов Флориды возглавить офис Бладвурта и назначил целый штат помощников, чтобы заменить людей Бладвурта. Я был одним из двух адвокатов, которых Грэм выбрал для руководства проектом.

Даллас постучал по телефону и сказал:

— Майра, принеси два бокала. И что-нибудь в них.

Он откинулся на спинку стула.

Через пару минут Майра, покачивая бедрами, вошла в кабинет, неся два хрустальных бокала с темно-красной жидкостью. Я решил, что это - Бурбон. По крайней мере, это то, что Даллас предпочитал на вечеринках. Она протянула один мне и наклонилась над столом, чтобы передать Далласу его.

Пока она уходила, он сделал большой глоток.

— Давай, Билл. Сегодня пятница, день почти закончился. Это - хорошее средство для снятия напряжения.

Я отхлебнул из своего.

— Были времена, Билл, когда мне казалось, что мы - во Вьетнаме. Как будто я вернулся во Вьетнам. Я отслужил один срок с 66-го по 68-й. Я был молод, идеалистичен и достаточно умен, чтобы понимать, что карьере политика полезен послужной список. И я до сих пор помню, каково это - быть там. Больше всего мне запомнилось, что нельзя доверять никому, кто не похож на тебя. Единственными людьми, которым можно доверять, были белые и черные американцы. Никаких азиатов. Никаких вьетнамцев. Никаких гуков, как мы их называли.

— Это был тяжелый урок. Мне было двадцать два года, я только что закончил колледж. Я был американцем, а американцы, похоже, всем нравились. Особенно этим хорошеньким, горячим девчонкам из бара. Заходишь в бар и проводишь вечер за выпивкой, и обычно кто-нибудь из официанток или партнерш для танцев провожает тебя на улицу в такси или в соседний номер, и отсасывают тебе или трахаются. Ты был в полной безопасности, пока носил с собой презерватив. Они всегда были дружелюбными и улыбчивыми, барменши и старики, которые благодарили за чаевые, или маленькие мальчики и девочки, которые толпились вокруг, выпрашивая монеты или конфеты.

— Мой лучший друг и я были в этом заведении, примерно через три месяца после нападения на Сайгон. Там была одна очень, очень хорошенькая штучка. Я не думаю, что она была выше моей талии, но, черт возьми, она определенно была женщиной. И довольно хорошо говорила по-английски. Мы выяснили, что она являлась дочерью погибшего южновьетнамского солдата. Она работала в барах, чтобы содержать трех младших братьев и сестер. Она училась в колледже на первом курсе, когда ей пришлось его бросить ради работы.

Он сделал еще глоток, и по его глазам было видно, что он вернулся в прошлое.

— Сейчас это звучит глупо, но я думаю, что мы оба были в нее влюблены. Великолепная, умная, не типичная барменша. Мы разговаривали с ней и весь вечер покупали у нее выпивку, а она оставалась с нами, даже когда старуха, управлявшая заведением, предупредила ее, чтобы она присматривала и за другими посетителями. Но мы с моим приятелем разбрасывались достаточным количеством денег, чтобы удерживать ее.

— Было уже поздно, и мы начали говорить о том, чтобы назначить ей свидание, пойти с ней домой или в один из дешевых номеров поблизости. Она удивила нас, сказав «нет», рассердилась и ушла. Ну, мы были молоды и очень возбуждены, и мы работали над ней и убедили ее вернуться и поговорить с нами.

— Она сказала, что она - не шлюха. Она могла встретиться с кем-нибудь из нас позже вечером, выпить и все такое, но только потому, что мы ей нравимся, что мы не были типичными американскими придурками, которых она обычно обслуживала. Но она не стала бы трахаться с нами обоими. Она пойдет... но только с одним. Только дешевые шлюхи ходят с двумя или более американцами.

— Моего приятеля – я познакомился с ним в первый же день во Вьетнаме – звали Роджер. Мы посмотрели друг на друга, и я вытащил из кармана серебряный полудоллар. Я предложил подбросить монету на нее. Мы позволим удаче решить, кто из нас будет наслаждаться маленьким кусочком рая, а кто отправится домой один и, возможно, подрочит.

Он выбрал орел. И выпал орел. Он выходил вместе с ней из бара, когда рассмеялся и сказал:

— Не грусти, Даллас. Будут и другие ночи.

Он допил остатот бурбона.

— Только других не было. На следующее утро его нашли в дешевом номере. Ему перерезали горло, отрезали уши и яйца, и кто-то долго пытал его, после того как отрезал язык, чтобы он не мог позвать на помощь. Полицейские вызвали меня, чтобы допросить, и разрешили увидеть его.

– Я искал ее – она говорила, что ее зовут Лилли - все оставшиеся два года, что был во Вьетнаме. В каждом городе, в каждой поездке по Сайгону. Я высматривал. Но так ее и не обнаружил. Полицейские говорили, что это было не просто ограбление. Тот, кто сделал это с Роджером, сделал политическое заявление. В самом начале вьетконговцев было не так уж много, хотя позже их стало больше. И я никогда не забывал, что если бы Роджер выбрал решку, то нашли бы мое тело.

Он оторвал взгляд от пустого бокала и уставился на меня.

— Пока был в этой гребаной стране, я не расслаблялся ни минуты. Я не мог нормально дышать, пока мой самолет не приземлился в Лос-Анджелесе в 66-м. И мне долго снились кошмары. Я почти забыл об этом, пока не стал работать в Сацуме. Это был не Вьетнам. Но было то же самое чувство. Там никогда не знаешь, кому можно доверять, и я, честно говоря, никогда не думал, что там есть кто-то, кому доверять МОЖНО.

Он вызвал Майру и велел принести бутылку. После того как она налила еще напитка, он сказал:

— Они были слишком близкими родственниками, слишком бедными, слишком боялись Бладвурта, и у них было слишком много секретов. Мы пытались. Я пытался. Следователи, которых мы привезли, пытались. Но это было все равно, что пытаться схватить дым. Свидетели передумывали, исчезали. Мы пытались выстроить дело против Бладвурта, против его помощников, чтобы сыграть их друг против друга, но ничего не получалось. А Бладвурт пригласил лучших адвокатов, самых известных адвокатов и следователей в стране.

— Мы не могли в это поверить. Как, черт возьми, он мог себе их позволить? Оказывается, его семья долгое время была очень бережливой, и они скопили много денег. А некоторые адвокаты были там, потому что были в долгу перед семьей Бладвуртов. И они били нас ходатайствами и апелляциями, и они били и били нас. Это было все равно, что снова оказаться в гребаном Вьетнаме. Они обрушивались на нас со всех сторон. Трое наших следователей были обвинены в изнасиловании шестнадцатилетней старшеклассницы, один - в вождении в нетрезвом виде, в результате попав в ДТП, в котором погиб ребенок, двое - в продаже наркотиков. Наркотиков, которые были найдены в квартирах, где они остановились. Секретаршу, которая работала со мной десять лет, поймали в мотеле с местным жителем. Ее муж подал на развод, и она покончила с собой в результате передозировки таблеток и выпивки.

Он покачал головой.

– Все думали... я думал... что Бладвурта посадят в тюрьму, его организацию разгромят, а Сацума превратится в нормальный округ. Мы не думали, что у него есть шанс. Его даже не привлекли к суду. И в конце того же года, когда в штате прошли выборы, чтобы заполнить его пустое место, он выиграл их с девяносто шестью процентами голосов. Девяносто шесть гребаных процентов голосов. В Восточной Европе были коммунистические диктаторы, которые столько не набирали.

Даллас снова откинулся назад и положил руки на стол перед собой.

— С тех пор он выигрывает выборы как часы. Никто больше даже не пытается идти против него. Федералы не сдавались, и в 1998 году предприняли еще одну попытку войти туда, но после двухлетнего расследования просто сдались.

— Ты когда-нибудь задумывался, как он это делает?

— Кажется, я знаю, Билл. Никто никогда не задумывается об этом, но Бладвурты правят этим округом уже сто лет. Все это время они были подлыми ублюдками. Они выжали из этого округа все, что могли. И ни один из них не был глуп и беден. Я думаю, что в течение многих поколений они прятали деньги на оффшорных и швейцарских счетах, покупая недвижимость, избегая какой-либо связи с ними. Я думаю, что сегодня Бладвурт сидит на невероятной горе денег. Думаю, ему удалось подкупить федералов, свидетелей, судей, присяжных и представителей Министерства юстиции. У меня всегда было подозрение, что он подкупил этих Пантер или, по крайней мере, некоторых из них, и они убили других, а затем исчезли. Я думаю, что это, помимо промывания мозгов, которое он сделал людям в округе, объясняет, почему он может получить там все что захочет.

— У него столько денег, а он живет в Сацуме и играет в шерифа?

— О, я думаю, он мог бы жить как король. Но больше нигде он не смог бы играть Бога так, как в Сацуме. Или быть Богом.

— Значит, он может делать все что захочет, и ему это сойдет с рук?

— В его округе, в значительной степени да. Но он не бессмертен. У него нет детей. Мы не знаем никого, кто мог бы стать его преемником, и я сомневаюсь, что есть кто-то достаточно умный или подлый, чтобы сделать это. Через несколько лет его не станет.

Теперь была моя очередь покачать головой.

— Я не могу поверить в эту историю, Даллас.

— Уж поверь. Многие люди пытались его свергнуть. Никто этого не сумел. Я не хочу, чтобы ты даже пытался.

– Но он выступил против нас, Даллас. Одно дело - позволить ему сидеть там, как большому пауку, управляющему своим округом. Но этот сукин сын послал своих людей сюда, чтобы убить одного из наших свидетелей, испортить один из наших процессов. Ты позволишь ему уйти безнаказанным?

— Ты не позволил ему уйти безнаказанным. Ты проделал довольно хорошую работу, чтобы остановить его.

— Но, судя по тому, что ты сказал, он не привык, чтобы его останавливали. Что помешает ему попробовать еще раз?

— Он - не дурак, Билл. Отнюдь. Он сделал то, что должен был сделать, когда мы выступили против него. И мы знаем, что он торгует наркотиками. Мы думаем с южноамериканцами, но полагаем, что они управляют траффиком. По большому счету, он остается в Сацуме. Он, очевидно, думал, что это будет беспроигрышный вариант, и мы не будем ожидать. Теперь мы его ждем

— Мне это не нравится. Я понимаю, о чем ты говоришь, но меня бесит, что этому сукиному сыну все сойдет с рук.

— Меня это тоже бесит, а я видел гораздо худшее, чем ты. Но он - вне нашей досягаемости. Просто прими это, работай над созданием защиты вокруг Белла и обвинением Саттона.

Я встал и направился к двери.

— Билл.

— Что?

— Мне необходимо твое обещание, что ты не пойдешь за ним. В любом случае. Я знаю, что у тебя твердая голова. Но он слишком опасен, Он - как большая гремучая змея, свернувшаяся клубком и поджидающая тебя. Но он еще хуже, потому что он из тех гремучих змей, что не гремят перед нападением. Он не будет тебя предупреждать. Он просто тебя убьет.

Я молча смотрел на человека, управлявшего моим офисом, на человека, который, как я думал, никогда никого не боялся.

— Как ты можешь жить, зная, что этот сукин сын все еще жив и управляет этой адской дырой в нескольких часах езды отсюда?

— До Кубы Кастро всего несколько часов езды. Папаша Док Дювалье был меньше чем в полудне полета от того места, где ты стоишь. Есть подонки, которые не заслуживают того, чтобы жить, находящиеся в восьми часах езды отсюда, в Майами. Мир полон плохих людей, к которым мы не можем прикоснуться. Ты не можешь очистить весь мир, Билл. Сосредоточься на том, что мы можем сделать с теми плохими, которых можем коснуться.

Я на мгновение задумался. Конечно, он был прав. Вот почему ему платят большие деньги.

— Ты прав. Даллас. Даю тебе слово. Я не пойду за ним.

Отвернувшись, я пробормотал себе под нос:

— Пока он не даст мне повода.