ГЛАВА ДЕВЯТАЯ: СЕКРЕТЫ

Понедельник, 21 ноября 2005 г. – 12:30

Вашингтон, округ Коламбиа

Телефон застал его как раз в тот момент, когда он выходил за дверь, чтобы успеть на поздний обед с представителем Демократической партии в Комитете по развитию государственного бюджета, а заставлять людей с реальной властью ждать – плохая политика. Особенно, когда на праздники в День Благодарения они бы предпочли находиться дома. Но...

Он поднял трубку и услышал помехи, указывающие на то, что звонок является зашифрованным, так что его секретарша, даже если бы не ушла на обед, все равно бы ничего не услышала.

– Джереми.

– Ты быстро соображаешь.

– Мне платят большие деньги не просто так. Просто хотела ввести тебя в курс дела.

– У тебя что-то срочное, Роберта?

– Есть кое-что интересное. Но не точно.

– Мне нужно кое-куда, но раздирает любопытство. Говори быстрее.

– Ну, у нас нет неоспоримых доказательство. Но, похоже, у мистера и миссис Мейтленд, через пару лет после того как поженились, возникли небольшие разногласия по поводу того, как много внимания мистер Мейтленд – судя по фотографиям, бывший рослым черноволосым ирландским красавчиком – уделял барменше в одном из местных баров. По словам людей в общине, он, возможно, немного слишком увлекался алкогольными напитками. Похоже, никто на самом деле не думает, что он изменял жене, но...

– У меня такое было. Доказать свою невиновность ревнивой жене может быть чертовски трудно.

– Верно. Ну, после особенно драматичной ссоры миссис Мейтленд дала стрекача, и никто не знал, куда она исчезла. Во всяком случае, в течение нескольких дней. У нее не было семьи в Западной Вирджинии. Но была тетка в Майами. Которая, как мы выяснили, перевела ей деньги, чтобы та приехала на юг поездом.

– Майами, значит?

– Да. Мужу понадобилось несколько дней, чтобы выяснить, куда она уехала, и отправиться за ней. Примерно через неделю он привез ее домой. Люди, с которыми мы разговаривали, говорят, что они казались милыми голубками. Они добавляли, что после этого мистер Мейтленд держался подальше от баров, а одна пожилая дама говорила, что если он шел по улице и видел, что к нему направляется барменша, то поворачивался и шел в противоположном направлении.

– Она установила грань.

– Очевидно. И почти ровно через девять месяцев, после того как муж вернул ее, она родила крупного мальчика. Младшего мистера Мейтленда.

– А что насчет мистера Рохаса?

– Тут есть некоторая путаница, потому что в то самое время в банде, в которой он был, происходило небольшое внутреннее кровопускание. Он исчез из поля зрения, но, скорее всего, это могло быть сделано ради того, чтобы остаться в живых. Мы не знаем, где он был. Могло быть и Майами, потому что в то время там было много завязок с организованной преступностью в Южной Америке. Но, как бы то ни было, у нас нет никаких доказательств.

– Черт. Отличная работа, но она все еще оставляет некоторые большие вопросительные знаки. Продолжайте ее.

– О, и еще кое-что, Джереми. Мы нашли фотографии Рохаса в молодости. И хотя он – не точная копия Уильяма Мейтленда, сходство есть.

– Черт. Я должен был проверить, но подумал, что это будет слишком мелодраматичным.

– Не перевозбудись. Мы также нашли фотографии отца и деда миссис Мейтленд. Ее отец умер, когда ей было семь лет. В другой катастрофе на шахте. Но он очень похож на Мейтленда. Телосложение и черты лица Уильяма Мейтленда больше напоминали его, чем отца Метленда. Вполне возможно, что он просто пошел по материнской линии.

– Что ж, большое спасибо. Хотя это ровно ничего не прояснило.

– Мы продолжим над этим работать, но ты же понимаешь, что мы никогда не сможем доказать случившееся. И на этой радостной ноте отправляйся на свою встречу.

Он пошел и занялся делами. Но вопрос о Мейтленде не выходил у Прентиса из головы.

Потому что это не имело смысла.

И в этом было так мало смысла, что пугало его.

Мексиканский картель, возглавляемый Антонио «Молотом», за последние два десятилетия становился все более сильным и внутренне могущественным. Было почти наверняка, что они обращались с мексиканской полицией и военизированными подразделениями на основе грубой силы. Они стали настолько уверенными в себе, что были готовы сразиться с американскими военными и УБН в своей типа партизанской войне, ориентированной на американских прокуроров. Ни один другой преступный картель – даже Рохас в Колумбии – никогда не был настолько открыто готов объявить войну.

Что делало непонятным отказ Картеля позволить себе какие-либо действия против Мейтленда. Они зашли слишком далеко, сделали это испытанием силы и вопросом сохранения лица среди своих соперников, чтобы позволить одному маленькому американскому прокурору показать им нос.

И их действия должны были проистекать из страха. Если бы Мейтленд был их человеком, он не стоил бы того, чтобы тратить много усилий ради его безопасности. Какую ценность для них представляет помощник прокурора штата? Какими бы ни были их планы в отношении него, они не могли зайти настолько далеко, чтобы показать, что боятся его.

Теперь, когда появилась связь с Рохасом, это имело больше смысла. Просто не слишком много. Рохас был единственной преступной силой, которая не боялась их и могла им навредить. Но применялись те же аргументы. Даже если каким-то чудом между Рохасом и Мейтлендом существовала кровная связь, Прентис почти не сомневался, что Рохас не станет воевать с организацией, которой обычно избегал, чтобы спасти родственника, пусть даже сына.

А если Мейтлендом был человеком Рохаса, и тот имел на него планы, то что могло стать достаточно важным, чтобы начать войну ради его защиты. «Маньчжурский кандидат» был всего лишь фильмом. Прентис не мог себе представить, чтобы Мейтленд стал высокопоставленным правительственным чиновником или президентом, независимо от того, насколько сильно выросла его репутация как Ангела Смерти.

Размышляя над загадкой Уильяма Мейтленда, он позволил своему водителю проехать по улицам Вашингтона и оказался перед мемориалом Линкольна. Там были туристы, но немного, так как в воздухе кружились снежинки.

На нем было теплое пальто, потому что уже несколько дней надвигалась метель. Выйдя из машины и оставив ее позади, он поднялся по ступенькам. Ему нравилось иногда приходить сюда, чтобы посмотреть на сидящую фигуру человека, сделавшего возможной его жизнь. Если бы не Линкольн, черный человек никогда бы не поднялся до тех высот, которые он занимал. И можно было без боли вспоминать всю пролитую кровь и боль, которую перенесли как черные, так и белые, чтобы сделать возможным его мир.

Его миру, Соединенным Штатам 2005 года, так же угрожали, он так же подвергался опасности, как и страна в 1860 году. Мексиканский картель был силой, которую можно было если не бояться, то уважать. И тот факт, что ОНИ испугались помощника прокурора штата Уильяма Мейтленда, означал, что в разворачивающейся драме Мейтленд был опасным неизвестным.

Но его секреты будут раскрыты, и если Мейтленд был запачкан, его ждала камера в месте, куда он не хотел бы попасть.

***

Понедельник – 3:30 вечера.

Я поднял глаза и увидел в дверном проеме пару ямочек.

– Мне придется либо уволить Шерил, либо обеспечить установку автоматической сигнализации. Слишком многие приходят сюда без звонка.

Меган Уиткомб усмехнулась и низко поклонилась. Она была одета опрятно: юбка и блузка в тон, высокие носки и пара высоких коричневых кожаных ботинок. Она выглядела лет на четырнадцать и внушала мне некоторые очень извращенные мысли, потому что у нее были очень хорошие ноги.

– О, пожалуйста, примите мои извинения, добрый сэр, и позвольте представиться. Я – адвокат защиты Меган Уиткомб, мое дело сугубо личное, и я надеюсь, что вы сможете уделить мне десять минут из своего плотного графика.

Шерил просунула голову в дверной проем и сказала:

– Я тоже приношу свои извинения, мистер Мейтленд, исполняющий обязанности главного помощника прокурора штата. Я бы обыскала ее на предмет оружия, но по зданию суда ходят слухи, что в прошлом вы уже делали это несколько раз. И что у вас «особые» рабочие отношения с мисс Уиткомб.

Я посмотрел на нее и постарался, чтобы мой тон был очень официальным.

– Вы понимаете, мисс Мэтьюз, что существует очень тонкая грань между служебным товариществом и хитрожопым неподчинением со стороны подчиненных.

– Не увольняй ее, Билл. На самом деле это я попросила ее позволить мне сделать тебе сюрприз, а она знает меня достаточно хорошо, чтобы понять, что я – не убийца. Как я думаю.

– Не увольнять ее? Даже если бы у нее не было достаточно компромата на меня, чтобы иметь полную гарантию сохранения работы, какие после этого пойдут обо мне слухи?

– Я прощена, мистер Мейтленд?

– Убирайся.

Я обошел стол и обнял Меган Уиткомб. У меня все еще были очень теплые воспоминания о нашем последнем свидании.

– У тебя в кармане пистолет или ты просто так рад меня видеть?

– Попробуй угадать.

– Да ты льстишь девушке.

– Вообще-то это ты мне льстишь, Меган. Но я рад тебя видеть. Давно не виделись. Как у тебя дела?

– Довольно хорошо. Я была занята и зарабатываю достаточно денег, чтобы перебиваться с хлеба на квас.

– Самостоятельная практика может быть тяжелой. Почему ты не работаешь ни в одной из крупных фирм? Они всегда ищут привлекательных, опытных женщин-адвокатов.

Она села на один из стульев напротив меня и скрестила свои действительно красивые ноги.

– Просто у меня было ощущение, что правильный путь – это идти своим собственным путем и создавать собственную репутацию. И теперь я набираю обороты. На самом деле у меня нет никаких претензий.

– Это хорошо. Могу ли я что-нибудь для тебя сделать, поскольку, по-моему, ты здесь впервые, с тех пор как покинула этот офис?

– Ничего профессионального. Но есть личное... у тебя имеютсч какие-нибудь планы на День благодарения?

– День благодарения?

Мне потребовалась секунда, так как она вывела меня из равновесия. По крайней мере, половину своей жизни я автоматически отвечал, что проведу его с Дебби и семьей. С прошлого Дня благодарения многое изменилось, но я все равно собирался провести День благодарения с Дебби, ее родителями и детьми.

– Да. Я собираюсь провести его с Дебби, ее родителями и детьми, а затем сразу направлюсь в дом моей матери недалеко от Орландо.

– В самом деле?

– Меня попросили мои дети, и я не смог им отказать. Мы с Дебби теперь лучше ладим, а ее родители мне всегда нравились. Это немного странно, но я думаю, что хорошо. И полагаю, что моя мать отреклась бы от меня, если бы я не запланировал провести некоторое время с ней.

– Что ж, я рада, что у тебя есть планы. По крайней мере, ты не будешь одинок.

– А что, у тебя планов нет?

– Я собиралась провести большую часть своих каникул с моим... я слишком стара, чтобы называть его парнем, а он так официально и не достиг статуса жениха. Мы вместе уже три года. Он – менеджер по работе с клиентами в «Уэйн Голдинг Энтерпрайзис». Это – крупная компания по недвижимости, развивающая многомиллионные прибрежные/гольф-сообщества вверх и вниз по северо-восточному побережью Флориды/Юго-Восточной Джорджии. Хорошая перспектива, как сказали бы большинство женщин. БОЛЬШИНСТВО!

Я не мог не думать об очень горячем сексе, который у меня был с ней во время суда над Бабушкой-убийцей, первый настоящий «разовый секс», который был у меня за двадцать лет, потому что я не считал то, что произошло с Алиной, таким же. Алина была мне дорога. Секс же с Меган был хорошим, чистым, незамысловатым развлечением, какого у меня не было со времен колледжа.

– Он не назначает свидания и не берет на себя никаких обязательств, так что, я не вижу ни одной чертовой причины, по которой я должна относиться к своему телу как к туалету для использования им.

– А теперь?

– Я просто решила, что устала быть его промежуточной остановкой, когда он будет в настроении любить и поиграть в дом. Так что, я не собираюсь проводить с ним ни одного отпуска. Моя семья живет в Пенсильвании, и я не очень близка со своими сестрами и братом, поэтому туда я не поеду.

– Что же ты будешь делать?

– У Бенни, вероятно, все будет распродано, а мне не хочется пиццы, так что, я, вероятно, поужинаю в Крекер Баррель и возьму напрокат пару романтических или комедийных видео. Это будет неплохо.

– Черта с два ты сделаешь это. Это чертовски угнетающе.

– Только для безнадежно домашних парней вроде тебя. Многие в остальном мире наслаждаются как раз таким Днем благодарения.

– Нет, этого не будет.

Я обошел стол и набрал номер.

Кэти Баскомб ответила после четвертого гудка.

– Привет, Билл. Ты все еще планируешь приехать на День благодарения, не так ли? Я уже думаю что готовить, и знаю, что дети ждут тебя.

– Конечно, Кэти. Но у меня есть к тебе просьба.

– Любая. Ты все еще мой любимый бывший зять.

– Наверное, потому, что я – твой единственный бывший зять.

– И поэтому тоже. Что тебе нужно?

– Нет ли шанса, что ты могла бы организовать за столом еще одно место. Мне неудобно просить, когда у тебя уже есть планы, но я был бы очень признателен.

– Я всегда готовлю еду с запасом. Ты же знаешь. Тебе даже не требовалось спрашивать, но я ценю твое предупреждение. Кто гость.

– Одна моя подруга, что работала здесь, в офисе прокурора штата. Она осталась на праздники одна, а я бы хотел, чтобы ей было, где провести День благодарения.

Она помолчала один удар сердца, а затем сказала с тем, что звучало в ее голосе почти как улыбка:

– Это не та ли леди, которую Дебби называет «Ямочками»?

– Да. Это не будет... представлять проблему, не так ли?

– Нет, конечно, нет. Приводи ее с собой и скажи, что она приглашена. Просто пусть нагуляет аппетит.

– Ты уверена, что это не... внесет напряженность в празднование? Ты всегда была добра ко мне, Кэти, и я хочу, чтобы ты могла наслаждаться этой встречей.

– Ты же знаешь, Билл, тебе всегда рады. Ты был членом этой семьи в течение двадцати лет, и ты – отец моих внуков. На самом деле, я с нетерпением жду ее. Я долго думала и говорила тебе, что ты позволяешь слишком далеко разойтись своей жизни и жизни Дебби. Я думаю, что моей дочери пойдет на пользу... познакомиться поближе с твоими друзьями из здания суда.

– И почему мне кажется, что ты будешь этим полностью довольна, Кэти?

– Пока, Билл. Увидимся в четверг.

Я улыбнулся Меган через стол и попытался представить, на что будет похожа эта конфронтация. Надеюсь, она не будет похожа на выяснение отношений между Дебби и Алиной. Ради всех нас.

– Спасибо, Билл. Я ценю это. Это был бы довольно мрачный День благодарения.

– Разыграй правильно свои карты и, возможно, получишь два ужина в День благодарения. Мне пришлось пообещать матери, что я приеду в Орландо и проведу день с ней. Если ты свободна, почему бы тебе не присоединиться к нам?

– Становится все лучше и лучше. Дай мне подумать, но перспектива провести выходные с тобой и твоими семьями звучит неплохо.

Я обошел стол, чтобы встретиться с ней, и она поцеловала меня в щеку и крепко обняла, прежде чем выйти. Нельзя было отрицать, что, хотя праздники в разводе были более сложными, они, вероятно, будут более веселыми.

***

Четверг, 24 ноября 2005 г. – 11:45

Дверь открыл Рой Баскомб, отец Дебби, и окинул Меган взглядом, который не был недружелюбным, но не был и приветливым. Он изобразил на лице улыбку. Не думаю, что он невзлюбил Меган, но после двадцати лет, проведенных мной с его дочерью, я не мог ожидать, что он тепло примет в своем доме незнакомую женщину.

– Привет, Рой, – сказал я, протягивая руку. – Спасибо, что пригласили нас сегодня. Кстати, это – моя подруга, Меган Уиткомб.

Он пожал руку мне и протянул ее Меган.

– Ты – член семьи, Билл. Тебе здесь всегда рады. И вам тоже рады, мисс... Уиткомб.

Она пожала ему руку и позволила отвести себя в кабинет, выходящий на кухню, откуда доносились божественные запахи. Би-Джей развалился в любимом потертом кресле своего деда, задрав ноги выше головы и слушая жесткий металлический вариант классической песни Дня благодарения. За те двадцать лет, что я прожил в нашей семье, кресло перетягивали по меньшей мере дважды, но не думаю, что Рой когда-нибудь от него избавится.

Би-Джей взглянул на нас со своей перевернутой точки зрения, вверх и вниз на Меган, которая была одета в джинсы и в меру сексуальную крестьянскую блузку. В общем, это было сочетание нарядного и респектабельно сексуального, что, как я надеялся, вызовет у Дебби легкую изжогу.

Я понял, что это сработает, когда он улыбнулся мне и показал большой палец.

У окна стояла Келли, глядя на задний двор и прикрепив сотовый телефон как органичное продолжение своего уха, и говорила с серьезным выражением лица. Речь могла идти о смерти подруги или о том, что кто-то подруге изменил. В этом возрасте все было важно.

Я усадил Меган на диван лицом к коридору, ведущему в столовую, где к обеду готовился большой дубовый стол (для янки это обед, за которым сразу следует ужин), и сказал, что мне очень не хочется бросать ее, но у меня на кухне есть важная миссия.

Когда я вошел в дверь, ведущую в то, что когда-то было моей любимой комнатой в доме, на меня одновременно обрушились запахи, воспоминания и поток эмоций. За последние два десятилетия я заходил сюда миллион раз. В счастливые и грустные времена, в важные и случайные дни. Но я никогда больше не смогу войти сюда так, как тогда.

Я не знал, отразилось ли это на моем лице, но Кэти отвернулась от индейки, которая была добрых десяти килограмм, и крепко обняла меня. После долгой паузы она меня отпустила.

– Ты понимаешь, что я не должна позволять тебе «стрескивать» (еще одно южное выражение) птицу, прежде чем до нее доберутся другие, включая моего мужа.

– Вот почему ты – моя любимая теща.

– Я – твоя ЕДИНСТВЕННАЯ теща, неважно, бывшая или нет.

Она повернулась к птице и оторвала полоску кожи со стороны широкой груди, тонкую, как вощеная бумага, хрустящую и слаще любого пирожного или пирога. Я хрустел ей и благодарил Бога, что у меня есть две южанки, знающие, как приготовить этот деликатес, и что я буду наслаждаться им, пока живы моя мать и Кэти, а потом все это уйдет в прошлое. Было грустно об этом даже думать.

Пока в моей голове крутились мысли о будущем и прошлом, мое внимание привлекло выражение лица Кэти. Обычно она была воплощением жизнерадостности.

– Что-то случилось?

Я заметил в ее глазах что-то жидкое. Она прикусила губу. Мне было интересно, все ли у них с Роем в порядке.

– Ты знаешь, что ты – мой любимый бывший зять, Билл?

– Я, вроде как, надеялся на это.

– Почему ты не боролся за нее?

Наступило долгое молчание, и я возненавидел тот факт, что в это место мира и счастья пробился внешний мир.

– Я не разводился с ней, Кэти.

– Но и не сопротивлялся. Как можно допустить, чтобы двадцать лет и двое детей пошли коту под хвост? Даже если бы она изменила тебе, ты мог бы бороться.

Она поколебалась. Затем добавила:

– Особенно ты. Ты можешь бороться за все что угодно. Я тебя знаю. Ты – питбуль. Но ты позволил ей уйти из твоей жизни. Как ты мог?

Я взял ее руки в свои. Это были сильные руки, руки Дебби через двадцать лет.

– Она ушла от меня, Кэти. Она вырвала мое сердце, оставила меня истекать кровью и ушла к Дугу. Я не мог бороться. Я едва мог дышать.

Я позволил ее рукам упасть вдоль боков и, не оглядываясь, вышел во внешний мир.

***

Четверг, 25 ноября – Полдень

Я оторвался от запахов, преследовавших меня за дверьми обратно в кабинет, и задался вопросом, сколько дополнительных занятий мне придется провести в тренажерном зале, чтобы искупить кулинарные прегрешения, которые я совершу сегодня. С другой стороны, когда был голоден, я просто больше не ел столько, сколько раньше. Сегодня мой полный желудок был бы лишь частью тех калорий, что я когда-то переваривал в этот день.

Но я не собирался этого пропускать, и это чертовски меня удивило. Мне нравилось сбрасывать килограммы и уменьшать свой живот, но я делал это, пытаясь залечить рану, оставленную Дебби в тех местах, что калории не могли залечить. И трахать разнообразных женщин, не беспокоясь, что внутри они будут смеяться над моей дородной внешностью, делало жизнь намного приятнее.

Но я делал это, пытаясь исцелить себя эмоционально и сексуально. Я никогда по-настоящему не верил, несмотря на всю пропаганду о том, насколько здоровее я буду, когда растают килограммы. Хотя, похоже, это было правдой.

Меган встала с дивана и подошла ко мне. Би-Джей попрощался с парой своих друзей по мобильнику и направился на кухню, чтобы стащить несколько кусочков хрустящей кожи индейки у бабушки Кэти – отвратительная привычка, которую я передал ему, когда он был маленьким мальчиком. Как только он это сделал, из-за стола вскочил дедушка с хорошей скоростью для человека, стучащегося в дверь своего семидесятилетнего возраста, и схватил его за руку. Он развернул его, усадив на диван лицом к телевизору с большим экраном на дальней стене.

Подтолкивая его садиться, он сказал свету своих очей:

– Слушай, малыш, не обдирай индейку, пока до нее не доберутся остальные. Твоя бабушка мягкотелая, а я – нет. Сядь и посмотри игру, что вот-вот начнется.

Би-Джей, в последнее время удивлявший меня своим ростом и шириной плеч каждый раз, когда я его видел, удался в породу Дебби; Он легко притянул к себе своего дедушку.

– Ладно, дедушка. Ты победил, но лишь потому, что я не хочу совершать насилие над старшим перед лицом прокурора.

Они оба посмотрели на меня.

– Хорошее объяснение, малыш, но тут было бы жестокое обращение с детьми, и ты это знаешь, – сказал его дед.

Би-Джей всегда была его любимцем, так же как Келли была любимицей ее бабушки.

Я проигнорировал их и притянул к себе Меган для нежного поцелуя.

– Уединитесь, – сказал, смеясь, Би-Джей. Я продолжал не обращать на него внимание еще с минуту, а затем отпустил ее. Я уже представил ее всем, включая Келли, сидевшей в мягком кресле у камина, поджав под себя ноги, и, по-видимому, жонглировавшей тремя разными разговорами одновременно. Она молча смотрела на нас с легкой улыбкой на лице.

– Пахнет восхитительно, – сказала Меган, – но не следует ли тебе немного остыть... перед ними?

Я сел на диван и притянул ее к себе.

– Уже почти год, Меган. Они знают, что наш брак распался, и видели нас обоих с другими.

Когда я закончил говорить, распахнулась дверь на кухню, и внутрь вошла Дебби. На ней был облегающий желтый топ и брюки, делавшие с ее задницей то, что, вероятно, было бы незаконным в некоторых странах.

Она оглядела комнату и, наконец, остановилась на нас с Меган, держащихся за руки, сидя на диване.

– Билл... Мисс Уиткомб.

– Меган, – сказал я ей, хотя прекрасно знал, что она знает ее имя.

– Я рада, что Билл привел гостью. День благодарения – это время обмена. Вот почему и я привела гостя.

Она повернулась и улыбнулась гостю, вошедшему следом за ней.

Челюсти людей на самом деле не отвисают от изумления. Это клише, но мне показалось, что случилось именно это.

Он подошел к ней сзади и легонько положил руку ей на бедро. Он улыбнулся мне, и если бы на его лице была хоть малейшая ухмылка или он прикоснулся к ее заднице, вероятно, произошло бы кровопролитие. Но он улыбнулся своей знакомой улыбкой и шагнул ко мне. Он протянул руку, и я принял ее.

Какого черта. Она была его начальницей. Если босс прикажает прийти на День благодарения, вы придете.

– Рад вас видеть, мистер Мейтленд, – сказал он с большей ирландской интонацией, чем ему действительно было нужно.

– И я вас, мистер Лири.

Его взгляд переместился на Меган, а когда я взглянул на нее, мое сердце упало.

Господи Иисусе, была ли в здании суда женщина в возрасте от двадцати до пятидесяти лет, с которой он не трахался?

– Мисс Меган, – сказал он, кивая ей.

– Мистер Лири.

Он повернулся к Би-Джею и Келли и помахал им рукой.

– Привет, ребята. Спасибо, что позволили сегодня присоединиться к вам.

Би-Джей бросил на него взгляд, лишенный каких-либо эмоций.

– Это зависело от мамы и... дедушки с бабушкой.

Лири сосредоточился на Келли, говоря:

– Ваша мама сказала иначе. Она сказала, что последнее слово за вами, ребята.

– Это мило, – сказала Келли, – но последнее слово за ней.

Она оглядела его совершенно неуместным взрослым взглядом и сказала:

– Я уверена, что вас бы здесь не было, если бы она на самом деле не хотела, чтобы вы здесь были.

Я прошептал Меган:

– Правда? Лири? Я бы мог представить юных прекраснодушных девушек, только что окончивших колледж. Но это?

– Как ты думаешь, сколько мне лет? Я была ненамного старше, когда он приударил за мной. Он очень хорош во флирте.

– Он тебя бросил? Не обижайся, но так обычно и бывает.

– Нет. Это я бросила его, но он не боролся так уж сильно, чтобы меня удержать.

– Все хорошо, что хорошо заканчивается.

Она улыбнулась мне и обвила рукой вокруг талии. Не считая того, что она запустила руки мне в штаны, это было настолько откровенно, насколько вообще возможно. Келли и Би-Джей бросили быстрый взгляд, но мне понравилось выражение лица Деб, и я наслаждался, ухмыльнувшись Лири.

– Почему ты его бросила? Плох был в постели?

Она рассмеялась, и это привлекло всеобщее внимание, а она наклонилась, чтобы прошептать мне на ухо:

– Если я скажу тебе, что он в постели был полным придурком, и у него очень маленький пенис, это обрадует тебя?

– Да. А что, это правда? Неужели?

– Нет, неправда.

– Тогда почему?

– Встретив его, я не была девственницей, и его навыки в постели доставляли удовольствие, но это и все, что он мог предложить. Дело в том, что... у него имеется все очарование в мире, а глубина – весенней дождевой лужи. С ним можно повеселиться несколько ночей, но не может быть никаких отношений. Если вы достаточно молоды, это не имеет значения. Но станьте немного старше и немного опытнее, и это становится чертовски важным.

Я прошептал в ответ:

– Я рад, что ты достаточно взрослая и опытная, чтобы оценить мои превосходные качества.

– Злорадство никого не украшает.

В этот момент из кухни нас позвала Кэти, и мы вошли в столовую, где большой овальный стол был раздвинут за счет центральной панели, хранящейся для особых случаев. Когда мы встали со стульев в кабинете, я прошептал:

– Ты не могла бы вытащить руку из моих штанов.

– А это обязательно?

– Это могло бы выглядеть лучше.

Взгляд, которым одарила меня Дебби, превратил бы плоть в камень. Это сделало меня счастливым.

Дебби обошла стол и села напротив меня. Лири придержал для нее стул и положил руку ей на... поясницу, как бы она сказала. Я, вероятно, был единственным за столом, кто заметил, как он пощупал ее задницу, когда она садилась.

Дебби, конечно, заметила это и подняла глаза, чтобы улыбнуться мне.

Я вытянул палец словно ствол пистолета, направил его ему в грудь и послал в его сторону воображаемую пулю.

Он одарил меня своей неподражаемой улыбкой и сделал вид, что выхватыватил пулю из воздуха. Что было нормально, за исключением того, что за игрой наблюдала Келли, и когда он обратил свое внимание на нее, она посмотрела на него так, что у меня на затылке волосы встали дыбом. Все остальные за столом сосредоточились на ломтиках индейки, картофельном пюре, желейном клюквенном соусе, запеканке из сладкого картофеля, заправке и мясном соусе, приготовленном из потрохов, к которому у вас должен развиться вкус, но это – основной продукт во многих южных семьях, он подается отдельно и приготовлен с подлинными устрицами по Сент-Огастенски, печенье из пахты с медовым маслом и всякое такое.

Пока мы наполняли наши тарелки и потягивали то, что никогда не меняется во время любой южной еды – сладкий чай со льдом, – Лири продолжал оглядывать стол, при этом еда набиралась, но никто не откусил первый кусочек. Он нерешительно ткнул вилкой в тонкий ломтик индюшачьей грудки.

Он получил несколько взглядов, но дедушка Рой уставился на него в недружелюбной манере и жестом попросил его положить вилку.

– Простите, я...

– Не обижайтесь, мистер Лири, но у нас в семье есть традиция. В День благодарения перед едой мы возносим благодарность за то, что принес нам этот год. Я не знаю, как это бывает там, где выросли вы.

– Я вырос в большой католической семье в Нью-Йорке, но некоторые традиции универсальны. Просто прошло много времени, с тех пор как у меня был День благодарения в семейной обстановке. Я потерял навык.

– Понятно. А теперь, почему бы нам не начать с самого младшего. Билли?

– Ладно.

Би-Джей перевел взгляд с бабушки на мать и обратно.

– Я просто рад, что бабушка приготовила еду. На столе нет ничего диетического. Спасибо, Боже.

Когда взгляд его дедушки переместился на Келли, та кивнула и сказала:

– Я рада, что закончила все свои предварительные задания, прервала аренду на зимний семестр в Гейнсвилле, где у меня имеются три соседки по квартире, которые, как я знаю, готовы к отъезду, и что в следующем году я буду жить в Калифорнийском университете.

Он посмотрел на меня. Я повернулся к Меган. Она посмотрела на тарелку перед собой, а затем на меня.

После чего взяла меня за руку и сказала:

– Я благодарна за то, что меня пригласили в ваш дом, – глядя на Кэти, а затем прямо на Дебби, – и я благодарна за то, что впервые за пять лет смогла узнать Билла так хорошо, как давно хотела.

Я не был бы человеком, если бы смог сдержать улыбку, глядя через стол на Дебби. Мы должны были пройти через это, восемь месяцев должны были начать залечивать раны, но этого не произошло.

Я выдержал ее взгляд и сказал:

– Я благодарен за то, что, даже если мы не можем быть вместе, у нас есть семья, я считаю родителей Дебби своими, а когда-нибудь мы забудем все обиды.

Дебби долго смотрела на меня, а затем сказала:

– Я благодарна, что даже если браки и не длятся долго, то семьи длятся.

Я кивнул ей. Когда ей было нужно, она умела обращаться со словами.

Все уставились на Лири. Я просто надеялся, что он не скажет чего-нибудь совершенно неуместного. Но поскольку он не был пьян, то был шанс пятьдесят на пятьдесят, что он не испортит ужин.

Он, должно быть, понял, чего я ожидал, потому что ухмыльнулся мне.

– Я не привык к публичным выступлениям... – затем он рассмеялся и сказал Рою: – Извините, серьезно, я благодарен, что вы пригласили меня сюда сегодня вечером. Большинство благодарностей я заканчиваю тем, что меня вышвыривали из мест с дурной репутацией, и я не уверен, что после этого у меня была бы грудка индейки. Но в другое время и в другом месте я был частью семьи. Меня любили.

Он посмотрел на свою тарелку.

– А потом я все испортил. Я потерял все что любил, все, на что когда-либо надеялся. Моя жизнь там закончилась. И я сбежал. Я оказался здесь, в чужой стране, без друзей, без семьи, без работы и без перспектив.

Он взглянул на меня. Я узнавал о нем то, чего никогда не знал. Я имел краткие описания того, откуда он пришел и что делал до того, как попал сюда, но не настоящую историю.

– В этот момент вы, вероятно, задаетесь вопросом, за что... черт возьми... я должен быть благодарен? Наверное, я благодарен за то, что жизнь продолжается. Я нашел работу, которую полюбил, противников, таких как мистер Мейтленд, сражавшихся на неправильной стороне, но которые мне все равно нравились, несколько новых подруг, самого горячего босса в штате Флорида (взглянув на Дебби, притворившейся обиженной), а теперь новых друзей и возможность насладиться Днем благодарения так, как он должен быть отпразднован.

Затем он снова посмотрел на Роя и сказал:

– И в этом году, может быть ради разнообразия, никто не будет вышвыривать меня в конце дня.

– Не знаю, Лири, я был бы счастлив вышвырнуть тебя, если кто-нибудь попросит.

– В этом весь Билл Мейтленд, которого я знаю и ненавижу. – Но он улыбнулся.

Дедушка постучал по столу.

– Мальчики. Кэти, не хочешь ли начать ты?

– Бабушка, я умираю с голоду, – застонал Би-Джей. – Мы уже слышали все ваши благодарности. Я почти уверен, что и Бог тоже.

Она одарила его улыбкой, которую я не узнал, и обменялась быстрым взглядом со своим мужем.

– Ну, Би-Джей, на этот раз мы могли бы сделать все немного по-другому. – Она посмотрела на Дебби, а затем на меня.

– Это... другой... День благодарения, чем у нас был более чем двадцать лет. Нам с твоим дедушкой он кажется очень странным. Но каждый должен жить своей собственной жизнью. Тем не менее, нам двоим трудно найти много... честно говоря... за что быть благодарными. Но мы – христиане и знаем, что нам еще за многое нужно быть благодарными. Я благодарю Бога за наших двух дочерей, Дебби и Кларису, наших внуков здесь и за границей, за Билла Мейтленда и его роль в нашей жизни, за их друзей и больше всего за человека, который был моим партнером и судьбой более сорока лет.

Они потянулись, чтобы сцепить руки.

Он, казалось, сжал ее руку в своей, когда она на мгновение остановилась, а затем посмотрела на Дебби.

– Но больше всего я благодарна Богу за то, что он благословил меня девяносточетырехлетней маленькой прабабушкой из Апачей.

В глазах Дебби было только замешательство. Это явно не было частью ее семейных преданий, и я за двадцать лет тоже никогда этого не слышал.

– Ты ничего об этом не знаешь, Деб. Она умерла еще до твоего рождения. Каким образом чистокровная женщина-апач на рубеже веков, в конце концов, вышла замуж за офицера-кавалериста на западе – долгая история. Ее фотографий нет, но в старой семейной библии есть портрет, сделанный художником. В молодости она была красива. Ее индейское имя переводилось как «Роза пустыни», поэтому мы называли ее бабушкой Розой.

– К тому времени, когда она жила в маленькой комнате в доме моих родителей, когда я росла, она была старой и морщинистой. Любила курить и пить, и у нее было не так уж много общего с девочкой-подростком.

Она снова остановилась и посмотрела на Би-Джея, а затем на Келли. У меня было такое чувство, что это был такой День благодарения, который они запомнят.

– Для тебя, я знаю, мы с твоим дедушкой кажемся пережитками мертвого прошлого, всегда бывшими вместе. Но было время, когда мы были молоды и не были вместе. Было время, когда мы встречались с другими и не были влюблены.

Она крепче сжала его руку.

– Я влюбилась в него, и думаю, что он влюбился в меня. А потом... что-то случилось. Он не хотел меня видеть, не хотел со мной разговаривать. Он начал встречаться с другими и, в конце концов, объявил, что женится на другой девушке.

– Он разбил мне сердце. Я ничего не могла делать, кроме как плакать в своей спальне. Однажды бабушка Роза, должно быть, устала слушать, как я плачу. Она вошла, опираясь на трость, вырезанную из большой кости, посмотрела на меня и сказала:

– Ты – ребенок или женщина?

– Мне удалось выдавить между всхлипываниями: «Женщина». Тогда она сказала:

– Если женщина, то оторви свою задницу, выйди и сделай его своим. Сам он к тебе не придет.

И она вернулась в свою комнату.

– Я еще немного поплакала, а потом вышла и снова сделала его своим.

За столом воцарилась тишина.

– И я благодарен твоей бабушке за то, что она пришла ко мной, – сказал Рой. – Если бы она этого не сделала, никого из вас сегодня бы здесь не было. Мы с ней не были бы вместе. Не потому, что я женился бы на этой девушке. Я сказал это лишь для того, чтобы причинить ей боль. Как она причинила боль мне. Нет, сегодня я был бы одинок, потому что, возможно, женился бы на ком-то другом, но никто другой не сделал бы меня счастливым и не захотел бы мириться со мной.

– А мы думали, что ты скучный, – сказал Би-Джей. Это сняло напряжение, а затем Дебби сказала матери:

– Господи, мам, ты не думаешь, что могла бы быть МЕНЕЕ хитроумной? Я ценю твою проповедь о том, как восстановить разрушенные отношения, но разве ты не могла приберечь ее для Дня святого Валентина?

Лири поднял руку, словно возражая против комментария своего босса, и добавил:

– Мистер и миссис Баскомб, это была прекрасная история, и она идеально для этого времени. Я только хочу, чтобы каждая история заканчивалась так же счастливо.

Я заметил выражение глаз Келли, когда она увидела его выражение глубоко раненного трагического любовника, и сказал себе, что очень скоро мне придется поговорить с ним по душам по-настоящему. Было нормально показывать эти трюки взрослой женщине вроде Дебби, которая разбиралась в конском дерьме, но было нечестно использовать их на Келли.

Рой оглядел стол и сказал:

– А теперь, почему бы нам всем не поесть?

Трудно сделать еду захватывающей, поэтому я просто скажу, что мы все наелись, съели вторую порцию, и даже Дебби съела больше чем обычно. Я заметил, что Келли украдкой поглядывает на Лири, когда думает, что никто этого не замечает. Когда Лири встал и спросил, где ванная, я подождал несколько минут и тоже встал.

Я дождался, когда он выйдет, и он вопросительно посмотрел на меня.

– Ты знаешь, что ты мне нравишься, Лири, не так ли?

– У меня нет никаких планов на Дебби... на миссис Баскомб. Действительно нет. Сегодня она пригласила... приказала мне... прийти сюда.

– Мне плевать на Деб. Я думаю, она бы тебя разжевала и выплюнула. Я хочу, чтобы ты держался подальше... далеко... от Келли. Не трудись ничего говорить. Я знаю тебя, и знаю, что большинство женщин просто теряют здравый смысл, когда дело касается тебя. Ты – парень в возрасте, и я думаю, что хорошо выглядишь, а к тому же, у тебя есть эта трагическая атмосфера неудачника. Я знаю, какая она горячая штучка. Я могу отвлечься от роли ее отца и увидеть ее такой, какой ее видят парни. Я знаю, что ты поддашься искушению, что бы сейчас ни говорил. Просто запомни. Я был готов пожертвовать своей карьерой, свободой и, возможно, жизнью, чтобы привлечь к ответственности полицейского, нарушившего закон. Как думаешь, что я сделаю, чтобы защитить свою дочь? Ты думаешь, есть что-то, чего я не сделаю? Неважно, законно это или нет?

Я оставил его, чтобы он подумал.

Когда мы вернулись к столу, больше ничего не говорилось, но Лири явно показывал, что не обменивается взглядами с Келли. Когда она это заметила, то вернулась к тому, чтобы третировать брата, зубоскалить над матерью и ласкаться к бабушке. И ела меньше чем Дебби, так что, я думаю, проклятие почти психоза здорового питания должно было перейти к следующему поколению. Я знал, что Дебби никогда не очищалась, пытаясь пить воду и выташнивать еду, но она фанатично занималась физическими упражнениями, чтобы снизить свой вес, и была совершенно одержима правильным питанием. Я видел, что Келли направляется в том же направлении. Но бывали проблемы и похуже.

Еще через пару часов, покончив с первым блюдом и попробовав десерты, Меган наклонилась, чтобы прошептать мне на ухо, и закончила коротким поцелуем в щеку. Я поблагодарил Кэти и Роя и сказал, что нам пора. Мы попрощались. Я думал, что после двадцати лет брака я смогу прочитать Дебби, но, когда она прощалась, ее лицо было словно маска.

Я отвез Меган в свою квартиру, мы посидели еще, выпивая алкогольные напитки. Мы играли и наслаждались друг другом, а затем удалились в спальню. В этот момент, перефразируя великих старых авторов:

Дорогой читатель, мы закроем занавес над тем, что последует дальше, за исключением того, что я так и не смог доставить Меган Большого Оргазма, несмотря на все героические усилия, но мы оба наслаждались друг другом, и все приятно провели время.

***

Четверг, 25 ноября – 10 часов вечера.

Лири последовал за своим боссом к входной двери их двухэтажного дома. Оба ее ребенка были у друзей или бабушки с дедушкой, а Мейтленд и его нынешняя подружка где-то что-то делали. Уличные фонари были включены, но эта улица, как и многие улицы в Мандарине, заросла старыми дубами, сделавшими этот район таким популярным для застройщиков. Тени от деревьев окутывали дома.

Дебби огляделась и, сунув руку в сумочку, достала оттуда короткоствольный пистолет. Глаза Лири расширились, когда она переложила пистолет в левую руку, а правой вытащила ключи от дома. Она заметила, что он уставился на нее.

– Не спрашивай, – сказала она, – я – не параноик. Произошло нечто действительно плохое. И кое о чем из этого ты, вероятно, знаешь, работая в здании суда на передовой.

Она открыла дверь и вошла внутрь, коснувшись пульта сигнализации на входе и введя код.

Нажала другую кнопку, и дом залил свет. Она медленно вошла внутрь, оглядывая пространство. Лири зашел следом за ней. Раньше он никогда здесь не был, но все выглядело как типичный дом высшего среднего класса. Взглянув за пределы прихожей, он увидел лестницу, ведущую наверх.

Он мельком глянул на телевизор с очень большим экраном на стене, картины там же, включая очень большую семьи Мейтленда, написанную маслом примерно лет пять назад, деревянную – вероятно из беленого дуба – книжную полку с достаточным количеством книг, которые, похоже, читались, а не были лишь украшениями... короче, на все идолы среднего класса.

Он наблюдал сзади за Дебби, шедшей медленно и осторожно, будто боясь наткнуться на растяжку.

Это могло бы быть почти комичным в этом бастионе нормального среднего класса. К сожалению, его глаза были притянуты – это привлекло бы внимание любого мужчины – к этой чудесной заднице. Вверх, вниз и вокруг... Иисус Христос. Ему пришлось закрыть их. Он задавался вопросом, как долго сможет работать на нее, не будучи уволенным или арестованным.

Когда он их открыл, шоу продолжилось. И самое ужасное было в том, что он чувствовал, что это – никакое не шоу. Он подумал, что если бы она хотела, то, вероятно, могла бы устроить адское шоу, но она вела себя как обычно. Точно так же она входила и в офис.

Она почти добралась до кухни, и он поспешил к ней присоединиться. Верхний свет заливал помещение, отражаясь от полированных хромированных и металлических поверхностей. Картина должна была быть яркой и уютной. Но задняя дверь открывалась во двор, который был спрятан в темноте.

– А на заднем дворе есть освещение?

– Да, – сказала она. – Но оно иногда отказывает. Бывают короткие замыкания, да и дети разбивают лампочки... Милые маленькие юные преступники.

– Хочешь, я проверю снаружи?!

– Кроме того, что являешься величайшим любовником в офисе Государственного защитника, ты еще и человек действия? Уж не был ли ты морским котиком в какой-то более ранней жизни?

Он улыбнулся ей, и она снова заметила то очарование, которое редко обращалось на нее на работе.

– Тут я мог бы солгать о своей тайной жизни, до того как пришел в офис государственного защитника, но правда в том, что я вырос в старомодной ирландско-католической семье, и моя мать вышвырнула бы меня из семьи за то, что я позволяю женщине идти вперед меня в опасной ситуации.

Он протянул руку и сжал револьвер, который она держала.

– Что...? Руки прочь!

– Мисс Баскомб, поскольку вы – мой босс и свободная леди, я не пытаюсь претендовать на мужские привилегии, но коль скоро вы нервничаете, то не могли бы оказать мне любезность, позволив взять револьвер и осмотреться? Раз уж я оказался достаточно любезным, чтобы принять ваше приглашение на ужин в День благодарения. Сделайте мне одолжение, пожалуйста.

Держа револьвер очень осторожно – он прошел обучение обращению с огнестрельным оружием много лет назад, но никогда не чувствовал себя с ним комфортно, за исключением короткого времени, когда нуждался в нем, чтобы удержать голову на плечах, – он включил свет снаружи и вышел на заднее крыльцо. Он переводил взгляд с дома на тускло освещенную ограду всего в десяти метрах от него, но окутанную темнотой.

Позади него не было слышно ни звука из дома и ни звука – даже от насекомых – со двора. Это казалось немного странным, но сегодня был холодный ранний День благодарения. Не думая о том, что делает, он перестал дышать, перестал двигаться и вобрал в себя столько темноты, сколько мог ощутить, не двигая головой на плечах.

Он вспомнил, что можно чувствовать окружающее, даже не слыша его. Шепчущих звуков, малейшего движения в тени, просто ОЩУЩЕНИЯ, что что-то не так, было бы достаточно, чтобы вызвать внутреннюю тревогу. Снаружи было тихо, но ничто не было более тихим, чем песок пустыни за пределами городских огней и городских звуков.

Его сержант, объясняя ему, как вести себя сверхтихо и слышать не только ушами, сказал, что «выйдя в мирную жизнь, ты всегда сможешь вернуться обратно. Просто замри и перестань дышать, и все навыки вернутся».

Он был прав. Они действительно вернулись. Если бы это были просто нервы, натянутые страхами Дебби, он бы что-то заметил. Он снова вздохнул и обвел взглядом двор.

– Ничего, Деб. Позвольте мне проверить наверху. Но я все равно запру эту дверь.

Он поднялся по лестнице, она шла за ним, указывая на свою спальню, затем на комнаты Би-Джея и Келли. Когда они приближались к каждой комнате, она хлопала в ладоши, и зажигался свет. Он заглянул в шкафы, под кровати. Закончив, осторожно вернул ей револьвер.

– Все чисто.

Он отвернулся от нее и собрался уходить.

Она свободно держала револьвер в кулаке и смотрела в пустоту.

– Деб... мисс Баскомб... Деб? С вами все в порядке?

Она посмотрела на него, не видя, а затем, как будто кто-то щелкнул выключателем, она снова стала самой собой.

– Да. Я в порядке. Спасибо, что поехал со мной, Лири. Я не хотела идти сюда одна, пока он... с ней.

– Вы никогда не уступите ни одной женщине.

Он на мгновение замолчал, а затем добавил:

– Конечно, кроме Майры, но кто знает, человек ли она вообще.

Она даже улыбнулась.

– Спасибо, Лири. На мгновение я испугалась, что ты превратился в телепата. Ты когда-нибудь, ну, знаешь, забрасывал удочку к ней?

Он покачал головой.

– Я пытался. Нельзя быть мужчиной и НЕ пытаться, но она оказалась невосприимчива к моим чарам.

Затем:

– Ну, на самом деле все было намного веселее, чем я ожидал.

– Да, было весело.

Он направился к лестнице, и она сказала ему вслед:

– Ты не пил, но веди машину осторожно. На дороге, наверняка, полно пьяниц.

Не оглядываясь, он помахал рукой.

Спускаясь по лестнице, он думал о прошедшем дне. Часть его он хотел сохранить в своей памяти. Они не были ни его семьей, ни его традициями, ни его миром, но он видел мир и жизнь, которые когда-то принадлежали ему. Она согревала его, хотя была не более реальной, чем поддельная рождественская елка с купленной в магазине мишурой и украшениями.

С другой стороны, он чувствовал себя так, словно вместе с индейкой, картофельным пюре и тыквенным пирогом он проглотил бритвенные лезвия. Они застряли у него в горле. Некоторые воспоминания могли казаться теплыми и уютными, но пытаться впитать их было столь же опасно, как бритвенные лезвия. Они были для него ядом.

Он попытался вспомнить имя клерка в архивном бюро на первом этаже здания суда. Она работала с представителями общественности, просматривая протоколы судебных заседаний в здании суда. Метр семьдесят, черные, словно китайская тушь, волосы и кожа, грудь, что стояла так гордо и высоко, как будто она не кормила грудью двух младенцев, но он знал, что у нее нет детей. У нее был тридцатидевятилетний муж, не способный держать свой член подальше от киски других женщин, в то время как игнорировал фантастическую киску в своей собственной постели.

У него был ее номер, адрес и интерес с ее стороны. Он знал, что ее муж ранил ее эго в этот исключительно семейный день, и даже если у нее все еще была семья, где бы она ни праздновала, она бы ушла от них, чтобы встретиться с ним и получить такой трах, который ее муж был слишком глуп, чтобы дать ей.

Именно так он предпочитал отмечать семейные праздники.

Он подошел к входной двери и протянул руку, чтобы открыть ее и начать свое собственное празднование. На мгновение он задумался, стоит ли ему подождать Дебби или позвать ее, чтобы убедиться она спустилась запереть за ним дверь.

Звук бьющегося стекла на верхней площадке вернул его на лестницу. Он услышал что-то, что могло быть криком или проклятием. Он побежал по лестнице. Что-то было не так, что-то было не в порядке весь день.

Когда он подбежал к двери ее спальни, та была закрыта. Он потянулся к дверной ручке, но остановился. Для того чтобы разбить стекло, может быть множество причин. Она могла уронить на полированный деревянный пол стеклянный кувшин с водой или бокал с выпивкой.

Обдумывая возможные сценарии, он подошел к правой стороне двери. Если там кто-то есть с огнестрельным оружием, он может выстрелить сквозь дверь.

Имеется много револьверов и автоматических пистолетов, проделывающих дыры в неармированной двери, а дверь раньше показалась ему простой деревянной, не армированной или сверхпрочной.

Когда ответа не последовало, он позвал снова.

– Дебби, пожалуйста, ответь мне. Я не хочу вторгаться в твою личную жизнь, но...

– Уходи, Патрик. Уходи.

– Что-то случилось? Я не хочу тебя беспокоить, но поскольку ты так нервничаешь, я чувствую, что должен убедиться, что ты в безопасности, прежде чем оставлю тебя.

– Со мной все хорошо, Патрик.

Не нужно было быть хорошим адвокатом и, следовательно, хорошо читать эмоции свидетелей, чтобы понять, что с ней не было хорошо. Очень далеко от хорошего. У нее могла быть тысяча причин расстраиваться, но ему никогда не будет комфортно в своей шкуре, если он уйдет, а позже узнает, что с ней был кто-то, кого они упустили в своих поисках. Он совершал поступки, которых ему никогда не простят. Но оставлять женщину одну, чтобы ее, возможно, убили, не входило в их число.

Он повернул ручку, чтобы открыть дверь.

– Я вхожу, Дебби. Просто дай мне убедиться, что с тобой все в порядке.

– Не входи, Патрик! Я прошу тебя не делать этого.

Он распахнул дверь шире. Со своего места он не мог ее видеть.

– ЧЕРТ ВОЗЬМИ, Патрик, если ты войдешь сюда, завтра я тебя уволю. Ты расстанешься с офисом государственного защитника.

Он колебался лишь мгновение. А потом вошел, готовый упасть и перекатиться, если там, вместе с ней кто-нибудь будет.

Он замер.

Он знал, что она была красивой женщиной с телом либо из Рая, либо из Ада. Но знать – это было не то же самое, что видеть ее пышные изгибы без какой-либо одежды, чтобы исказить или скрыть их. Любой, кто работал с ней, знал, что у нее имеется попа, за которую можно умереть, но видеть, как та изгибается, когда она переступает с одной босой ноги на другую в медленном танце, было чем-то, что мужчина может запомнить на всю жизнь, но никогда не сможет передать словами.

Он мельком увидел ее полные груди, увенчанные сосками, казавшимися слишком большими и красными, чтобы быть настоящими. Они покачивались в такт ее движениям. И ее лицо, эти глаза и губы были слишком прекрасны, чтобы нести печаль, но именно ее он и видел. Ее одежда – платье и нижнее белье – лежала у ее ног.

В ее глазах блестели слезы, когда она рассматривала себя в зеркале во весь рост.

– Что со мной не так, Патрик? Ты был с достаточным количеством женщин, у тебя должно быть какое-то представление. Скажи мне.

Во рту у него пересохло, но он сумел сказать:

– С того места, где я стою, вообще ничего.

Она посмотрелась в зеркало.

– Я горячее, чем ад. Я была такой всю свою жизнь, с тех пор как появилась грудь. Никогда не было так, что я хотела мужчину, и не могла бы его получить, неважно, женатый он или нет. Я знаю, что эта сучка с ямочками – ничто. У нее нет фигуры, она плоская. Я могла бы понять – Майра. У нее такие огромные сиськи, и тело почти такое же хорошее, как у меня. Ему всегда нравилась большая грудь. Даже эту французскую сучку я могла понять. Она была привлекательна, но он был с ней не поэтому. Я бросила его. Я знала, что раздавлю его, но все равно сделала это. Я не могла вынести ни минуты, будучи замужем за ним.

– Это почти его уничтожило. Люди болтали. Он был толстый, неряшливый и лысый. Мне было трудно представить, что какая-то женщина его захочет, а тем более из тех, кто рядом со мной. А пока он спал один и работал до полудня в заброшенном здании суда, я трахалась с самым горячим мужчиной, которого встретила за последние двадцать лет. Я должна была чувствовать себя чертовски виноватой, но не чувствовала. Я так не думала. Потому что перестала его любить. Мне просто было уже все равно

– Но тут он возвращается из ниоткуда с этой замужней француженкой. У этой тупой тощей сучки хватило наглости назвать меня толстой! Она неплоха, если тебе нравятся худышки. Она смотрела на меня так, словно ей было жаль меня, потому что у нее нигде не было ни единой гребаной унции жира. И вместо того чтобы изводиться от переживаний из-за меня, я видела, что он трахается с ней по полной. Я никогда не думала, что такое возможно. Я ожидала, что почувствую к нему жалость, но он спал не один. Она приехала в эту страну в погоне за ним. Представь себе!

Лири подошел к ней сзади, положив руки ей на плечи, но стараясь не двигать руками в другом месте.

– Я знаю, что с тех пор как расстались с ним, вы были со своим профессором и другими. Почему вы удивляетесь, что он тоже продолжил жить? Ведь именно из-за вас он перестал быть толстым и неряшливым, а лысина стала хорошо смотреться. Вы знаете, что именно вы вдохновили его на все эти перемены?

Она опустила голову и потерла кулаком подбородок.

– Ты не понимаешь, Патрик. Я не думаю, что кто-то понимает, даже Билл.

На долгое мгновение в комнате воцарилась тишина.

– Я желала развода. Я перестала его любить. В постели мы были никем. Ради своей проклятой работы он бросил меня и наших детей. Работая над одним из своих дел, он провел одну из наших годовщин в Париже. Он бросил меня на неделю, ради полета во Францию. Это сказало мне, что у нас больше нет брака. Но... После того как мы расстались и близился развод, я заболела. Меня тошнило. Были времена, когда я не могла удерживать в себе еду. Я начала встречаться с доктором Теллером, ты его знаешь.

– Я не знал, что у него значительная частная практика в дополнение к судебной психиатрии.

– Он встречался со мной несколько раз, однажды меня вырвало прямо в его офисе. Я не могла понять, отчего меня рвет. Он тоже не мог. Я сказала, что вижу, как развод делает Билла больным, но из-за чего я должна чувствовать себя плохо? Это Билл терял все, я же строила для себя новую жизнь... с отличным сексом. В конце концов, это прошло, и у меня было слишком много дел, чтобы продолжать встречаться с ним. А потом я начала работать в офисе Государственного защитника, и мы с Биллом виделись почти каждый день. Это не было ужасным. Бывали времена, когда я видела его с Майрой, или с той женщиной-полицейским, или с мисс Ямочки. И меня это беспокоило. Я бы никогда никому не сказала, кроме тебя, но... это беспокоило меня. А сегодня он появился с этой плоской сучкой. И... Боже... меня это обеспокоило.

Она начала поворачиваться к нему, когда он крепче сжал ее плечи, чтобы остановить.

– Не надо. У меня не так много силы воли.

Она остановилась.

– Ты не понимаешь. Я не люблю его. Я не хочу, чтобы он был в моей жизни. Я хочу построить новую жизнь. Но каждый раз, когда вижу его с новой женщиной, мне больно. Это вообще не имеет никакого смысла. На протяжении многих лет я видела много разводов подруг. Некоторые разводы были ужасны, некоторые – довольно корректны. Но, в конце концов, большинство из них смогли разойтись. Развод не должен был быть таким чертовски трудным.

– Не должен быть, Дебби. Ты могла бы иметь другого мужчину в своей постели каждую ночь и дважды в воскресенье. Я знаю, что тебе приходится быть осторожной, поскольку у тебя есть дети, но если и есть на земле женщина, которой никогда не придется проводить ночи в одиночестве, то это ты.

– Я знаю. И пыталась понять, почему я не была... с мужчинами. До того как встретить Билла, я трахалась со многими мужчинами. Но мне было восемнадцать... даже не двадцать. И все это было весело. Я была занята тем, что влюблялась, разлюблялась, наслаждалась тем, как мужчины наслаждались мной. Но встретила Билла, вышла за него замуж, родила от него детей, и у меня был такой же брак, как у моих родителей. Я выросла. И у меня долгое время был хороший брак. А теперь думаю, что это был не тот брак, от которого я устала. Это был Билл. И почему я не наслаждаюсь всеми разными мужчинами, которые хотели бы спать со мной? Потому что, как бы странно это ни звучало, я думаю, что скучаю по хорошим годам с Биллом.

– Многие парни захотят меня трахнуть, если узнают, что меня можно заполучить. Но все, что им нужно, – это вот это, – она провела руками по груди, – и моя задница, и это тело, и это лицо. Я знаю, что в самом начале и Билл хотел именно этого. Но тем летом в Калифорнийском университете он влюбился в меня. Вот почему я влюбилась в него. Никто никогда меня не любил, именно меня. Никто никогда не мог пройти мимо моей груди и моего лица. Я не уверена, что когда-нибудь найду другого Билла.

Пока она говорила, у нее потекли слезы, и она прислонилась к нему спиной. Как только она это сделала, то почувствовала его член, который, наконец, прекратил борьбу за вялость и стал чертовски твердым.

– Лири?

– Я не могу вечно оставаться святым. Почему бы тебе не пойти и не надеть халат, или пижаму, или что-нибудь в этом роде? Если ты хочешь, чтобы я остался здесь еще немного. Если хочешь поговорить или найти мне пиво.

– Ты не собираешься воспользоваться ситуацией. Я бы никогда не ожидала от тебя такого. Я перед тобой голая и эмоционально чуть не бросаюсь на стены. Ты уверен, что ты – не гей и не компенсируешь это тем, что трахаешь большинство женщин в здании суда?

Он схватил ее за плечи и развернул к себе. Как он и ожидал, ее передняя часть была еще более эффектной, чем задняя. Она смотрела, как его глаза бегают вверх и вниз по ее телу.

– Когда пять лет назад я приехал в Джексонвилл, я был сломлен. Я задержался здесь, потому что у меня кончились деньги. Я зашел в закусочную напротив здания суда, и мне почти хватало на кока-колу и бутерброд с баклажанами, который, по-видимому, был фирменным блюдом заведения. Но все же мне не хватало доллара. За стойкой сидел Билл. Он протянул мне пару долларов и пригласил сесть рядом с ним. Мы разговорились. Он спросил, чем я занимаюсь. Я сказал, что начинаю новую жизнь. Он спросил, чем я зарабатываю деньги. Я сказал, что я – адвокат из Нью-Йорка. Я сказал ему, что повздорил с женщиной, на которой собирался жениться, и решил отправиться туда, где ее нет. Он спросил, хорошо ли я себя чувствую. И не хотел бы я подать заявление в прокуратуру штата, чтобы получить шанс на работу?

– Никогда не забуду выражение его лица, когда я сказал ему, что ценю его предложение, так как был на мели, но не могу его принять, потому что ненавижу всякого гребаного прокурора на земле. А я действительно не мог представить себя работающим среди черствых мудаков. И что я никогда не встречал прокурора, который мог бы сойти за порядочного человека.

Она покачала головой и рассмеялась.

– То есть, это – еще одна из тех историй «случайная встреча/мальчик встречает мальчика» о том, как вы стали лучшими друзьями?

– Я рассказываю реальную историю. Как бы то ни было, он расхохотался и рассказал мне, чем зарабатывает на жизнь, а затем повел через улицу, познакомил с Джонни Августом и рассказал ему о моих чувствах к прокурорам. Это доставило Джонни удовольствие, поэтому он попросил меня поговорить минутку, и пять лет спустя мы – здесь.

Она попятилась от него.

– И именно поэтому ты бы не трахнул меня, и это работает, потому что в первую очередь я бы никогда не позволила тебе меня трахнуть. Ты же знаешь, что мне пришлось бы тебя уволить. Я не смогла бы с тобой работать, а ты слишком хорош, чтобы тебя отпустить.

– Я бы не трахнул тебя, потому что эту жизнь сделал возможной Билл. Я бы не стал трахать тебя, потому что Билл был единственным... как правило... прокурором, который – порядочный человек. Я бы не стал трахать тебя, потому что ты всегда будешь для меня миссис Мейтленд. А мне было бы трудно встретиться с ним лицом к лицу, зная, что я трахнул женщину, в которую он все еще влюблен.

***

Последствия и за их пределами –Четверг, 25 ноября – 11:59 вечера

Лири потянулся, убрал руку с мягких плеч Дебби и приготовился встать с дивана, на котором они сидели, развалясь.

– Ты идешь домой?

– Да.

– Ты знаешь, что завтра в значительной степени все еще праздник. Дел будет мало.

– Знаю. Но мир не останавливается. Причина, по которой я выигрываю, во многом заключается в том, что я работаю усерднее, чем кто-либо другой в нашем офисе, и большую часть времени кто-либо в офисе Далласа. Вот почему так весело выступать против твоего бывшего. Он никогда не отлынивает.

– Нет. Он никогда так не делал. Он делал все, что должен был. И в этой суматохе мы заблудились. Тебя никто не будет ждать.

Он повернулся на своем стуле и потянулся, чтобы схватить ее за руку.

– Ты спросила меня, что с тобой не так? Я – не психиатр, но ответ на этот вопрос довольно прост. Ты была замужем и вместе с ним более двадцати лет. У вас с ним двое детей. Я знаю, что незадолго до этого брак начал разваливаться, но ты все еще была замужем. Однако ты сразу же вступила в отношения с другим мужчиной. И... предположительно, рассталась с ним.

– Опять же, я никогда не был женат, но мои друзья были. И я никогда не встречал никого, кто бы не делал глупостей после развода. Они женились не на тех, у них были дети, которых они не хотели или в которых не нуждались, их увольняли или сажали за решетку.

– Независимо от того, признает ли кто-нибудь это, развод после долгого брака, даже если он не был таким ядерным как ваш, на некоторое время сбивает с ног. Я читал, что по крайней мере в течение года или двух нельзя ничего менять в своей жизни, нельзя принимать никаких важных решений. А ты не была официально разведена целых шесть месяцев. Тебе должно было быть больно. Ты должна была быть в замешательстве. Ты не должна была наверняка знать, в какую сторону тебе идти, чтобы твоя жизнь продолжилась. Не позволяй этому свести тебя с ума, Деб. Когда ты видишь его с другими женщинами, тебе можно злиться, даже если тебя трахает косоглазый новый мужчина или мужчины. Никто не говорит, что твои чувства должны быть логичными.

Он поднял ее на ноги.

– Ты воспитываешь двух подростков, без мужа, профессионально занимаешься юридической практикой, где высокий стресс, и у тебя не было слишком много эмоциональных взрывов. Я думаю, ты неплохо справляешься со сплавом по порогам.

Она наклонилась и легонько поцеловала его в щеку.

– Спасибо, Патрик. Иди, наслаждайся оставшейся частью своих выходных и не забывай, когда придешь на работу в понедельник, что ничего этого никогда не было. Ты ничего не знаешь о моей личной жизни, а я ничего не знаю о твоей.

– Я даже не понимаю, о чем вы говорите, миссис Баскомб.

Выпустив его через парадную дверь, заперев ее и введя код сигнализации, она поднялась в свою спальню.

Войдя в спальню, прежде чем лечь, она взяла сотовый и нашла номер, который искала.

Телефон звонил и звонил. Здесь была полночь, так что там, где он был, сейчас должно быть восемь утра или около того. Возможно, он еще не встал. Но у нее была идея, что он встал... по делам или просто потому, что рано встает.

– Привет.

У его голоса был тот же грубый тембр, который она помнила по его визиту в офис. Только этим утром еще более глубокий.

– Мистер Рэнсом. Кит Рэнсом?

– Да? А это...

– Дебби Баскомб. Из Джексонвилла. Где ты сегодня утром, Кит?

– Доброе утро. В Джексонвилле должно быть... около полуночи. Что ты делаешь?

– Перевариваю ужин в честь Дня благодарения. Как насчет тебя?

– Я – в кафе «Централ» на Херренгассе в Вене. Это – один из самых известных ресторанов в городе, и здесь подают лучшие десерты, какие только можно найти где угодно. У меня был «своего рода» венгерский вариант на американском ужине в честь Дня благодарения в другом известном ресторане. Все было хорошо, но... это был не День благодарения.

– Звучит как явная компроментация. Полагаю, твоя сеть ресторанов специализируется на таких вещах как ужин в День благодарения?

– Да, на самом деле именно по этой причине я здесь. Да. Вот чего я хочу. Омлет с грибами, помидорами и халапеньо. Хэш-ломтики как гарнир и дайте еще кофе.

Затем:

– Извини, я веду одновременно два разговора. Пока я с тобой разговариваю, у меня – старомодный американский завтрак с калориями. Я нарушаю ряд городских законов, просто съев здесь такой завтрак, но за достаточное количество денег здесь можно получить почти все что угодно и где угодно. Я все еще не знаю, что они принесут мне под именем хэш.

– Неудачное время? Мне перезвонить тебе позже?

– И да, и нет. Мы могли бы сделать это в более подходящее время, но, возможно, в ближайшее время лучшего времени не будет, я готовлюсь к серии встреч. У нас – большая сеть по всей территории США и Канады, но мы не расширились далеко в Европу.

– Ты думаешь, что в Центральной Европе имеется рынок для американской/южной кухни?

– Я это знаю. Здесь бродит много американских туристов и военнослужащих, к тому же, хотя для американцев это – старомодная пища, по эту сторону Атлантики она – экзотика. Мы провели некоторые исследования и считаем, что бизнеса достаточно, чтобы поддержать несколько ресторанов.

– Здорово.

Она откинулась на спинку кровати и потянулась. Было искушением откинуть голову назад и закрыть глаза, но следующие несколько минут могут стать самыми важными в ее недавней жизни.

– Не мог бы ты уделить мне пару минут?

– Ты не можешь подождать?

– Не хочу.

– Хорошо, Дебби. Я все отложу на несколько минут. Это займет много времени?

– Нет. Как раз достаточно, чтобы принять решение.

– Не уверен, что понял.

– Понять это не так уж трудно, но оно означает некое действие, а не столько разговоры. Действие, которое может тебя не устраивать.

Наступила тишина.

– Если становится неудобным, просто повесь трубку, Кит. С твоей стороны нет никаких обязательств слушать меня.

– Говори. Я привык принимать решения. Но ты просто застала меня врасплох.

– Я не ожидаю, что ты потратил много времени... или вообще хоть сколько-то... на размышления обо мне, прежде чем вошел в мой офис. Я спрашиваю тебя, и хочу, чтобы ты был до боли честен, приходила ли я тебе в голову до этого.

Наступила еще одна долгая тишина, и промежуток заполнили звуки звона посуды, которую ставили и поднимали, смех и крики, приветствия вновь прибывшим. Без визуальных эффектов рисовался портрет оживленного ресторана, обрамленного солнечным светом.

– Да, Дебби. Ты не была навязчивой идеей, не была в моих мыслях днем и ночью. Но я думал о тебе. Увидев в нью-йоркском ресторане симпатичную блондинку, я на мгновение задумался, что ты делаешь в большом городе? После двух разводов я был один в дорогом и безымянном кондоминиуме, смотрел в ночь и вернулся в Прерию Пейнса в Гейнсвилле. Я увидел тебя в этом круге света от огня и вспомнил, каково это – заниматься с тобой любовью. И если бы я чувствовал одиночество в достаточной степени, то подумал бы о том, чтобы снять женщину на ночь. Но... ты хотела честности... вместо этого я лег в постель и дрочил, мастурбировал, мечтая о тебе. Я бы предпочел видеть тебя в своих мечтах, чем трахаться с какой-то незнакомкой. Немного патетично, но я бы предпочел тебя. Это отвечает на твой вопрос?

– Ты был дважды женат. Полагаю, что на этом пути было много женщин.

– Довольно много.

Она села на край кровати и пожалела, что не видит его лица.

– Прошло много, много времени, с тех пор как я была в игре со свиданиями. Я знаю, что спрашиваю то, о чем женщина никогда не должна спрашивать мужчину, особенно перед их первым более чем за двадцать лет свиданием.

Он рассмеялся, и это вернуло воспоминания о его красно-черном лице в отблесках огня, его груди, купающейся в бледном золоте.

– Теперь ты начинаешь меня пугать. Это не связано с татуировками или пирсингом с прикрепленными цепочками, не так ли? Я слегка староват для этого, хотя и не говорю определенно «нет».

– Никаких татуировок или пирсинга. Ты мог бы подумать о... целомудренных отношениях?

Снова долгое молчание, а затем:

– Боже, пожалуйста, Боже, только не говори мне, что ты отказалась от секса ради какого-то культа?

– Нет. Можешь спокойно выдохнуть. Я не говорю о вечном безбрачии. Просто послушай минутку. Я присутствовала на ужине в честь Дня благодарения в доме моих родителей с Биллом и его нынешней... кем-то: девушкой, подругой, кем угодно. Она – плоская как доска. Я развелась с Биллом почти год назад. Я не люблю его и не хочу снова вступать в брак. Но... есть эта... тяга... это влечение. Я пытаюсь вырваться. Я хочу новой жизни. Я могла бы заниматься сексом каждый день и дважды в воскресенье со многими парнями, но не хочу просто секса. Мне нужен парень, которому я нравлюсь сама по себе. Парень, который готов пройти через свидания, познакомиться со мной, прежде чем мы отправимся в спальню. Возможно, пройдут недели или месяцы, прежде чем мы займемся сексом, а может, и никогда, если ты решишь, что все, что у нас есть, – лишь воспоминания.

Она позволила ему подумать об этом.

– Я знаю, что это не то, чего ты ожидал услышать, но...

– Ответ – «да».

Когда он повесил трубку, она откинула голову и заснула, выключив телефон.