Атея лежала на широкой груди Робана, ее глаза были закрыты, но она не спала. Лежа на своем брате, обняв его шею, чувствуя, как его большая рука властно держит ее за ягодицы, и слушая его медленное, ровное сердцебиение, она обычно чувствовала себя в безопасности и как дома. Но сегодня ночью она не чувствовала себя в безопасности. Его тело было теплым и живым, но пустым, его разум и сознание ушли туда, куда она не могла последовать. Атея чувствовала себя одинокой, лежа на груди брата, но это тоже не было правдой.

— Они ушли, разведывают продвигающегося врага.

— Он ушел. Твой брат и мой, они одно целое.

— Может быть, а может быть и нет, и, возможно, придет время, когда это будет доказано. Для меня это уже не имеет значения. Разрушение — часть меня, Робан — мой брат, а ты — моя сестра, Атея. Два, три или четыре, мне все равно, сколько нас.

— Думаю, так лучше, человек с твоим характером наверняка плохо считает, Хаос.

— Я поздно созрел, расту и учусь каждый раз, когда оживаю. К сожалению, у меня никогда не было много времени.

— Это причина, по которой ты разрушил связь, чтобы получить время, необходимое для обучения?

— Не смеши меня. Творение, Хаос и Разрушение, ты думаешь, нам нужна грубая магическая связь, чтобы стать тем, чем мы уже являемся, троицей?

— Тогда зачем ты это сделал? Я скучаю по своему брату.

— Чтобы сделать то, что я никогда не мог сделать с узами. Чтобы сделать то, чего они никогда не боялись, - отомстить, когда мой брат умрет.

— Но они не могут убить его. Они даже не попытаются, если не родится новый сосуд.

— Я не говорил, что они это сделают.

— Это бессмысленно.

— Я – Хаос.

Почувствовав успокоение после внутренней беседы, Атея продолжила слушать сердцебиение брата.

Высокая горная цепь, черной стеной стоявшая перед его сознанием, подчеркивала яркий свет перед ним. Человеческий мозг Робана не привык к чувствам бессмертного существа и деловито растворял массу света в более привычных образах. В его сознании замелькали картинки. Полчища марширующих солдат в сопровождении бесчисленных всадников; странные животные, запряженные в странные колесницы; огромные звери, несущие боевых лучников или тянущие за собой множество различных боевых машин, одни маленькие, другие чудовищные; бесконечная череда образов, тысячи и тысячи.

Даже чернота гор не была достаточно темной, чтобы успокоить его разум, но яркий свет оскорблял его чувства. Враг двигался и наступал, приводя в ярость человеческую часть его существа. Зверю не нужно было злиться. Ярость была его природой, вечное пламя в центре его существа – разрушением, и огонь разгорался все сильнее. Вырастет ли черное пламя достаточно большим, чтобы поглотить ослепительную массу врагов? Сможет ли он удержать контроль над таким пламенем? Глубоко в центре его существа голос задал самый опасный вопрос:

— Хочешь ли ты сохранить контроль?

Робан знал ответ. От осознания этого факта его сердце забилось быстрее, и это было замечено.

— Нашел что-то интересное?

Он услышал вопрос и узнал голос, призывающий его обратно в тело. Теперь он ощущал присутствие сестры, и его сердцебиение снова замедлилось. Всего один удар был потерян, но он не мог вернуть его назад.

— Не совсем, я всегда знал, что оно там, - ответил он.

— В таком случае я рада узнать, что привычные вещи все еще могут волновать тебя. Тем не менее я хочу знать, насколько все плохо, и хочу получить прямой ответ. Лучше скажи мне его, иначе я позову Менджу, чтобы она помогла с допросом, а Китти разрешу использовать на тебе свои когти.

Последовательное мурлыканье, доносящееся с правой стороны, передавало какое-то жадное предвкушение, хотя в основном это был звук томной лени.

— Армия нашего врага наступает, и сегодня будет битва, но не стоит спрашивать меня о «хорошем» или «плохом».

— Ты испытываешь мое терпение, брат. Скажи мне то, что я должна знать. Скажи мне то, что я смогу передать нашим союзникам.

— Вражеская армия не будет готова к атаке раньше полудня, а до рассвета еще два часа. Мне нужно время, чтобы найти ответы на твои вопросы. Спи, а когда проснешься, я дам тебе их – обещаю.

— Но я не могу заснуть сейчас, - пожаловалась Атея, но вздохнула, когда рука, лежавшая на ее попе, переместилась между ног. - Тогда помоги мне уснуть, и я буду ждать, благо и бич моего существования. - Она застонала и закрыла глаза.

Через несколько комнат по коридору Менджа уже мирно спала, а Боско охранял ее сон. Пес сидел у нее под боком, когда она стояла у окна и смотрела в темноту. Необычное занятие для спящей девушки, но необычное становится обычным, если разделить свое тело с богиней. Вышеупомянутая богиня бодрствовала, расстроенная вторжением. Вторжением, куда более непосредственным и личным, чем наступающая вражеская армия. Гания приветствовала незваного гостя теми же словами, которые не так давно слышала сама.

— Уходи!

— То же самое ты говорила всем на протяжении последней тысячи лет. Неужели тебе это никогда не надоедало?

— Нет. Уходи!

— В конце концов, это ты ушла. Теперь ты здесь, и я пришел предупредить тебя. Твои враги планируют использовать Осколок Атисеоса против человеческого тела Разрушения. Они считают, что, взяв человека в заложники, заставят Разрушение и Хаос подчиниться их воле. Как видите, они их не знают. Веришь в то, что, освободившись, Разрушение будет скучать по своему тюремщику? Мы – нет, и меньше всего мы хотим, чтобы Разрушение покинуло Калмиру.

— Почему ты приходишь ко мне? Я больше никогда не поверю ни одному твоему слову.

— Мы совершали ошибки, я не отрицаю этого, но мы не враги тебе. Мы – твоя семья, а Атисеос – твой дом.

— Все, чего я когда-либо желала, находится здесь, на Калмире.

— Ты знаешь, о чем мечтает Менджа? Она мечтает о будущем, о мужчине, которого называет своим папой, о собаке и сестрах, но не мечтает о тебе. Ты создала этот мир, Калмиру, но в нем нет места для тебя. Даже девочка, которую ты выбрала в качестве своего сосуда, не очень-то заботится о тебе. Она называет Робана своим отцом, но знает, что это неправда. Менджа – не его семья, между ними нет крови. Связь с твоим сосудом слаба, это всего лишь мимолетные эмоции очень юной девочки.

— Малдурин, ты знаешь, что такое менай? Не отвечай, менай принадлежит Мендже, но я расскажу тебе другую историю.

Девочка улыбнулась и посмотрела в окно.

— Давным-давно жила-была амазонка, звали ее Атисса. Атисса родила девочку, но кровь ребенка была слабой, и она сильно заболела. Амазонка молилась Ниоме о жизни своего ребенка, но богиня не слушала ее. Отчаявшаяся мать молила всех богов и богинь на Атисеосе спасти ее ребенка, но никто не ответил на ее молитвы. Могущественные боги и богини не заботятся о слабых девочках.

— Но кто-то другой услышал ее молитвы, и ей стало не все равно. Она тоже была богиней, но забыла о своей силе, и то, что когда-то было ее домом, теперь стало ее тюрьмой. Забытая богиня, пленница на Атисеосе, одинокая маленькая девочка.

— Она слушала молитвы и видела, что ребенок умирает, потому что его кровь слишком слаба, чтобы поддерживать жизнь. Она видела, что стоит в лужах сильной крови. Это была кровь из ран ее Атади, раненого, когда он был вынужден покинуть ее мир. Одинокая девочка взяла одну каплю крови своего Атади и отдала ее ребенку. Ребенок выжил. Повзрослев, слабая девочка стала сильной, такой же сильной, как кровь, текущая по ее венам, и достаточно сильной, чтобы помочь одинокой девочке, бежавшей из своей тюрьмы.

— Это не конец истории, но я не могу рассказать о ее конце. История не закончена, еще нет. - Все еще улыбаясь, она смотрела в окно и наблюдала за звездами.

— Это сказка, ложь, этого никогда не было! Атисеос – твой дом, а мы – твоя единственная семья. Между тобой и Менджой нет кровных уз, - прорычал в ответ разъяренный бог.

— Я не фея и не могу лгать. Я – Гания, мои слова – творение. Атисеос был моим домом, но вы сделали его моей тюрьмой, и я бежала – никакой лжи. Ты ничто для меня, и ты станешь ничем. Уходи!

Малдурин, бог снов, почувствовал, как перед его носом захлопнулась дверь. Это была тяжелая дверь, и в голове бога еще долго звенело.

Над западной горной цепью поднималось неумолимое солнце. Наступило утро, и лучи света вторглись в темноту комнаты, возвещая о том, что время вышло. По крайней мере, они были более тонкими, чем крики ворвавшегося в дверь человека.

— Они здесь! - крикнула Хассика, входя в комнату.

— Уже? Ты же сказал, что Мантакины не будут готовы к атаке раньше полудня. - Атея с ворчанием превратила новость в обвинение, направленное на Робана.

— Нет, не мантакинцы, здесь твои союзники. Вожди Норгара, предводители кланов Галлан, фузаны Огузи и Барен Монгель. Все они ждут тебя. Разведчики прибывали всю ночь, пересказывая друг другу страшные истории о наступающей армии. Теперь они здесь и ждут, что ты развеешь их тревоги и расскажешь, что делать, - поправила Хассика.

Атея села на живот Робана, скрестила руки под грудью и заглянула ему в лицо.

— Что ж, брат, надеюсь, ты нашел ответы на свои вопросы. Ты – генерал, спустись и скажи им, что делать.

— Ты просто умеешь мотивировать подчиненных, - улыбнувшись, ответил ей Робан.

Несмотря на ее холодный тон, красивая картина перед ним подняла его настроение. Приподняв торс, он поцеловал бойкие стимулы работы в их бледно-розовые вершины.

— Притворщик! Сегодня будет большая битва, тебе не нужны мои маленькие сиськи, чтобы мотивировать тебя, - ответила Атея, но приняла поцелуи с улыбкой.

— Вы оба очень милые сегодня утром, но это не поможет. Они боятся и должны помнить, что вы страшнее наших врагов, - критически заметила Хассика.

Атея повернула голову и увидела, что Хассика стоит у входа и озорно ухмыляется.

— Тебе тоже нужно напоминать, Хассика? - Ее глаза утратили тепло, пока она говорила, а голос был похож на трескающийся лед, что соответствовало холоду.

Хассика расширила глаза, наблюдая за превращением.

— Ростом с обезглавленного карлика, весом не больше чайкиного дерьма, и все равно мне хочется наложить в штаны, когда я смотрю и слушаю тебя. - Хассика разочарованно вздохнула и повернулась, чтобы уйти. - Я пойду и скажу им, что вы придёте.

— Спасибо, милая, мы спустимся через минуту, - ответила Атея, снова улыбаясь.

Весна вернулась, и птицы запели.

Патесса и Нигулла провели союзных вождей в самую большую комнату поместья. Они обставили ее примерно как тронный зал. Все сиденья были выровнены в соответствии с одним креслом у дальней стены напротив входа. Вожди не смешивались, занимая свои места, и подозрительно поглядывали друг на друга. Между этими союзниками не было дружбы, и в большой комнате чувствовалось напряжение. Время проходило в почти полной тишине, нарушаемой лишь звуками, когда кто-то брал еду или напитки, расставленные на столах. С появлением хозяев все взгляды в комнате сфокусировались. Как ни велико было напряженное ожидание, но зрелище процессии, входящей в зал, было более чем достойным. Они не просто вошли, они вторглись, разделили и завоевали.

Гигантская фигура Робана не давала покоя чувствам. Казалось, от его присутствия исчезает свет, оставляя после себя пустоту, которую невозможно охватить взглядом. Атея вошла следом за братом. Она была одета в облегающую черную кожу, ее белые волосы сияли, словно корона света, и струились по спине потоками сияющего серебра. Цепи, украшавшие костюм, при каждом ее шаге издавали слабый металлический звон. Ее бледно-голубые глаза не обращали ни на кого внимания, пока они вместе шли через центр зала, направляясь прямо к единственному месту в его дальнем конце. Красавица и чудовище, импозантная пара, достойная всеобщего внимания.

Неоспоримая истина, но присутствующим в зале было невозможно сосредоточиться только на этой паре брата и сестры. Это означало бы игнорировать нереально красивую богиню, словно плывущую по комнате. Яне оставила своего хозяина, когда они вошли, и пошла вдоль левой стены, за спинами сидящих фузанов Огузи. Кроваво-красное платье, в которое она была облачена, было не более чем вуалью, и при каждом движении ее тело шептало обещания божественного наслаждения. Ни один человек не мог надеяться пережить такие ощущения, но с удовольствием умер бы за них.

Отвлечение внимания в правой части комнаты не было связано с плотскими утехами, но кошачья грация большого серого Патрана, запрыгнувшего на стол, легко нашла своих внимательных поклонников. Издавая глубокое, ровное мурлыканье, кошка рысью пронеслась по длинной поверхности стола. Казалось, она не заботилась о своей опоре, но по пути не разбила ни одной миски, даже не задев посуду. Ее фиолетовые глаза искали на лицах проходящих мимо людей то, что каждый, на кого она смотрела, надеялся не найти.

Идеальная хореография – все четверо достигли цели одновременно. Робан сел на большой стул. Яне плавным движением опустилась на колени слева от него, а Патран улеглась справа и принялась вылизывать лапы. Атея встала перед ними и повернулась. Она стояла лицом к вождям, когда руки брата обхватили ее за талию и усадили к себе на колени. В его объятиях Атея прижалась спиной к его широкой груди. Ее взгляд не отрывался от зрителей, как и их взгляды не отрывались от нее.

Громкий звук закрывающихся дверей нарушил тишину. Все обернулись и посмотрели на вход. Дженайя стояла, прислонившись спиной к закрытым дверям. Выглядела она тоже впечатляюще. На ней не было привычной мантии, она была одета для битвы. На ней была рубашка, усиленная стальными пластинами, защищавшими плечи и грудь. Она не доходила до пупка, и между ее подолом и короткой юбкой из королевской синей кожи, обтягивающей бедра, можно было любоваться белоснежной кожей. Опасная красота, но у зрителей не было времени задерживаться на этом зрелище. Их взгляды были прикованы к маленькой девочке перед Дженайей, совершенно не обращая внимания на огромного пса, стоящего рядом с ними.

Внимание всех привлекли ее глаза. Зеленые глаза цвета морской волны, и, заглянув в них, они увидели новое небо с новыми звездами и новым солнцем, освещающим новый мир. Они не могли больше смотреть в ее глаза, когда она проходила мимо них, но их взгляды с тоской следовали за ней. Они хотели последовать за ней в этот новый мир. Менджа шла, пока не оказалась в одном шаге от кресла, в котором сидели брат и сестра. Она посмотрела на их лица, поджала губы и надулась. Ее мимическая игра была вознаграждена широкой ухмылкой Атеи.

— Слишком милая, а твои глаза просто неотразимы. Можешь занять мое место, ты его заслужила, - сказала она со смехом в голосе.

Атея спрыгнула с колен Робана и стала наблюдать за зрителями. На всех их лицах было написано замешательство.

— Полагаю, вы задаетесь вопросом, чему вы только что стали свидетелем и почему. Я отвечу на этот вопрос. Это сделка. Мы устроили вам шоу, а в обмен не должны слушать ваши препирательства и нытье. Шоу закончилось, и я надеюсь, что оно вам понравилось, потому что теперь пришло время расплачиваться. Молчание – никаких препирательств, никакого нытья и никаких вопросов. Мой брат будет говорить, а вы будете слушать.

Ее бледно-голубые глаза перебегали по комнате от одного лица к другому и собирали плату. Робан пересадил Менджу к себе на колени, чтобы она не мешала ему говорить, а ее волосы не лезли в лицо. Девушка хихикала во время этой короткой паузы, но большинство людей, сосредоточенных на Робане, не разделяли ее радостного настроя.

— Я вижу, что вам не терпится, но не волнуйтесь, подготовка к этой битве – дело несложное, и я буду краток. Барен Монгель, я хочу, чтобы ты занял стены Нотабира. Твои люди на стенах создадут южный фланг нашей линии фронта. Кланы Галлан будут в центре нашей позиции, Норгар образуют наш северный фланг, а Огузи – защиту нашего фланга. Я и тарги займем позицию в ста ярдах перед воинами кланов. Наши враги прибудут сюда около полудня. Более чем достаточно времени, чтобы вы все успели занять позиции к этому времени.

— Когда я смотрю на ваши лица, мне кажется, что вы ожидаете большего, возможно, глубокого стратегического анализа. Если вы ожидали услышать именно это, то я вынужден вас разочаровать. Эта битва не будет выиграна с помощью стратегии. Нет никакой стратегии, обеспечивающей нашу победу, или, по крайней мере, я ее не знаю и уверен, что никто из вас ее тоже не знает. Оставьте стратегию нашим врагам, у них есть численность и ресурсы, чтобы возиться с ней, а у нас – нет.

— Мы будем сражаться. Это все. Сражаться, и не заботиться о стратегии, даже о победе или поражении. Победа и поражение – это для выживших, для мертвых это не имеет значения. Смерть всегда одинакова. И это мое обещание вам: если мы не победим, выживших не будет.

За мрачным обещанием последовала тишина, нарушаемая лишь шумом передвигаемых стульев, когда вожди Норгара вставали и уходили. Вожди кланов Галлан и фузаны Огуси молча наблюдали за их уходом. Мгновение спустя они тоже ушли, и тоже молча.

Цена была уплачена сполна.

Робан, одетый для битвы, стоял перед зеркалом и смотрел на свое отражение. Менджа осторожно и бесшумно проникла в комнату через чуть приоткрытую дверь. Попытка прокрасться оказалась тщетной, поскольку за ней следовал пес размером с пони, а Боско и не пытался быть хитрым. Не обращая внимания на неудачную попытку скрытности, она бросила это занятие и весело побежала к Робану.

— Тебе не нравятся твои доспехи, не так ли? - спросила Менджа после минутного критического наблюдения.

— Нет, не нравится. Они уродливые и напыщенные, - проворчал в ответ Робан.

Менджа побежала и схватила стул, затем с шумом протащила его через всю комнату к себе и забралась на него.

— Мы можем сделать это лучше, - сказала она, стоя на стуле, и толкнула Робана в плечо, чтобы он повернулся к ней лицом.

Менджа положила свои маленькие руки на его нагрудную пластину и провела по всей ее поверхности. Выгравированные стальные украшения исчезли, как если бы она разглаживала складки на одежде. Когда не осталось ничего, кроме чистой стальной голубой поверхности, ее указательный палец нарисовал в центре чернеющий круг, разбитый углами треугольника.

— Гания, Эйна, Зерот. Три точки во времени, но время – это круг. Тебе нравится? - спросила она, улыбаясь Робану.

Он схватил девочку и поднял ее так, что кончики их носов соприкоснулись.

— Это то, что я вижу, когда смотрю в твои глаза, - прекрасное совершенство, - промурлыкал он.

— Нет красоты в совершенстве, все прекрасное имеет свои недостатки. Все дело в балансе! – Менджа захихикала, ее глаза ярко заблестели.

— Странно, мы все потеряли память, но я все еще помню эту фразу.

— Я шептала ее, наблюдая за твоим рождением. Я много чего шептала, когда ты родился. Ты, должно быть, слышал некоторые.

— Тебе лучше держать это в секрете. Большинство людей встревожатся, если моя дочь расскажет им, что наблюдала за моим рождением.

Внезапно по ее лицу потекли слезы.

— Атади, Зерот, он – совершенство, но совершенство не может жить в этом мире, поэтому я сделала тебя его пороком. Я наблюдала за всей твоей жизнью, а теперь я здесь, и мне не хочется снова уходить, но мы должны уйти. Это все неправильно, - плакала она между рыданиями.

— Конечно, все неправильно, так и должно быть. Ты забыла, кто такой Путь, - со смехом ответил Робан.

— Но Эйна ничего не знает, - сказала она, все еще всхлипывая, но смех Робана высушил ее слезы.

— Ты можешь рассказать ей все, что, по твоему мнению, ей нужно знать, - предложил он.

— Нет, она очень рассердится. И на меня тоже, а я не выношу, когда Эйна на меня сердится.

— Я понимаю, о чем ты. К счастью, она младшая сестра. Ей не нужно ничего знать, и она все равно всегда поймет, как лучше поступить, - размышлял Робан.

— Я тоже младшая сестра, - заметила она, снова улыбаясь.

— Поэтому я вдвойне уверен, что в конце концов все будет хорошо.

— Ты и есть конец.

— Верно, поэтому конец будет не идеальным, но прекрасным.

— Ты глупый, - рассмеялась она.

— И ты слишком умна, чтобы быть маленькой девочкой и слишком много волноваться. Мне пора идти, меня ждут. А ты иди и найди Атею. Оставайся с ней, я буду чувствовать себя в безопасности, зная, что две младшие сестры присматривают за мной.

Менджа кивнула, и Робан отпустил ее. Она ушла, уже не скача, но и не плача.

Когда Горн Накасс подошел к палатке вождя тухаков Игена Бьерека, у входа дремал большой серый волк. Гхорн восхитился тем, как волку удается спать, несмотря на шум, царивший в лагере. Войдя в палатку, он увидел, что Иген занят застегиванием доспехов. Горн уже был одет к бою: на нем были тяжелые кожаные доспехи, а к спине был пристегнут огромный меч, лезвие которого превышало пять футов в длину. Он подошел к вождю и помог ему поправить последние ремни и пряжки.

— Я уже видел таргов, направлявшихся в Нотабир, и среди них был один из твоих сыновей, - небрежно заметил Горн.

— Волк Мелкеса погиб в последней битве. Без волка ты не настоящий Тухак. Полагаю, он решил, что следующий лучший вариант – это быть таргом, - так же непринужденно ответил Иген.

— Большинство воинов моего клана сейчас с Огнаром, охраняют флот, но сегодня я поведу в бой Мактара. Я слышал, что ты был среди вождей, собравшихся сегодня утром в доме нашего вождя. Было ли сказано или произошло что-нибудь такое, о чем мне было бы полезно знать? - Горн продолжил светскую беседу.

— Вопрос вроде бы простой, но я не знаю, как на него ответить. Я видел и чувствовал то, чего мне никогда не понять, но кое-что я все-таки понял. Наш вождь в очередной раз раскрыл гениальный план сражения. Слушай внимательно, вот он: «Мы будем сражаться», - ответил тухак и разразился хохотом.

— Мы – Норгар, что еще нам нужно знать, - легкомысленно ответил Горн.

— Я родился как Норгар, и я стар, но впервые в жизни я чувствую, что значит быть Норгаром. Мы будем сражаться, все остальное не имеет значения. - Иген сказал, глаза его блестели, а в голосе звучала гордость.

Два норгара вышли из шатра, шутя и смеясь, готовые к битве.

Гиллин и две тысячи воинов шли к назначенной им позиции к северу от Нотабира. Две тысячи среди сотен тысяч, которым предстояло сражаться сегодня, и многие из них погибнут. Всего две тысячи, но это были ее сестры, братья, тети, дяди, племянники и племянницы, ее семья, ее клан, ее жизнь.

Киприен шел рядом с ней и с тревогой наблюдал за сестрой.

— Это не твоя вина, Гиллин. Ты ни в чем не виновата.

— Мы идем по пути, который я выбрала. На этом пути мы вступаем в битву, которую нам не выиграть, - ответила Гиллин.

— Мы не смогли победить, когда пришли сюда защищать Нотабир. Мы даже не смогли выиграть битву с авангардом мантакинцев. Мы не смогли победить, когда их армия перевалила через горы. И ты права, мы не можем победить сегодня, - спокойно продолжил Киприен.

— Мы не можем победить, потому что это война богов. Все, что мы можем сделать, - это попытаться выжить, а шансы у нас невелики.

— В этом тоже нет ничего нового. С самого рождения мы пытаемся выжить, но как бы мы ни старались, в конце концов мы все умрем. Действительно, шансы невелики, - возразил Киприен.

Гиллин посмотрела на брата и покачала головой.

— Киприен, ты идиот, но ты мой брат, и я люблю тебя. Несмотря ни на что, постарайся выжить еще немного, особенно сегодня.

Клан Канбьерра достиг места назначения незадолго до полудня. На небольшом холме, всего в нескольких сотнях ярдов к западу, техники мантакинов деловито устанавливали свои тяжелые боевые машины и ухудшали шансы на выживание, но не намного.

Атея стояла на возвышении чуть более чем в трех милях к северу от Нотабира и смотрела на юг. Она не испытывала никакой привязанности к норгарам, но в этот день вид пятидесяти тысяч норгаров, их доспехов и оружия, сверкающих в лучах полуденного солнца, странно радовал ее. По сравнению с видом на запад это был успокаивающий бальзам для ее чувств. Западная горная цепь выглядела такой же мирной и величественной, как и всегда, но перед ней весь горизонт кишел врагами. Солдаты, всадники, деревянные машины, огромные боевые звери – бесконечная клубящаяся масса выстроилась в ряд, чтобы поглотить их.

— Что мы здесь делаем, Атея? Позиция Робана находится в нескольких милях к югу, и именно там враги нанесут самый сильный удар. Отсюда мы ничем не сможем ему помочь! - Хассика выразила свое разочарование после того, как она и амазонки стоически следовали за Атеей, пока не достигли своего нынешнего места.

— Простой, я согласна с тобой: мантакинцы нападут на моего брата. Но что бы они ни сделали, он вернет им все в лицо. Он вырос, Хассика. Я должна верить в него, и я верю. Мы здесь, потому что именно с этой позиции мы нанесем удар по нашему врагу. Как бы мне ни были неприятны эти тупые грубияны, я не стану отрицать, что норгарцы – превосходные воины. Пятьдесят тысяч таких воинов – это стихийное бедствие, и я здесь, чтобы убедиться, что оно обрушится на наших врагов, - терпеливо объяснила Атея.

— Значит, мы здесь, чтобы защищать норгов, пока они не сойдутся в ближнем бою с... ну, с западным горизонтом. Я правильно поняла? - спросила Хассика, не пытаясь скрыть ухмылку.

— В принципе, но, если честно, я понятия не имею, что произойдет. Хаос сейчас странно спокоен. Я почти не чувствую ее присутствия. Обычно она чувствует себя так только после очень долгой и потной ночи или непосредственно перед взрывом. Сейчас полдень, а я не чувствую пота, - ответила Атея.

— Отлично, двести тысяч врагов передо мной, и я получу ожог задницы от истерики богини горячего нрава, - сухо прокомментировала амазонка.

Они услышали чье-то хихиканье и оглянулись через плечо на источник звука.

— Денисса права, поле боя – не место для маленькой девочки. Когда начнется битва, все станет ужасно, очень ужасно. Отправь ее домой, Атея. Две сестры проводят ее и Дениссу. Они будут в безопасности, - взмолилась Хассика.

Атея фыркнула совсем не по-женски.

— Я не могу ее никуда отправить. Поскольку отец велел ей остаться со мной, ты не сможешь сдвинуть ее с места ни на дюйм. Если тебя беспокоит ее детская невинность, скажи, чтобы она отдала тебе кинжал, который прячет в левом сапоге. Нет, я чувствую себя лучше, когда Менджа находится там, где я могу ее видеть. Оставлять ее без присмотра в такой момент – значит, накликать на себя беду.

— Черт, я знаю, что ты права. Я больше беспокоюсь о Дениссе. Ей следовало бы остаться дома с Мейрой, Чалиссой и Леандрис, но, конечно, она никогда не оставит Менджу. - Хассика удрученно вздохнула. - Я знаю, что Инерка с семьей, но не знаешь ли ты, где остальные?

— Яне беспокоилась, что ее хозяин истечет кровью до того, как она сможет добраться до него и исцелить, поэтому она и ее служанки находятся рядом с ним в кланах Галлан. Дженайя подала заявку на вступление в тарги, но, конечно, ее отвергли как слишком умную, чтобы соответствовать их требованиям. Я понятия не имею, где она сейчас, но знаю, что она там, где хочет видеть ее мой брат. В отличие от Суриссы, потому что кошка находится там, где хочет быть она. Это значит, что она рыщет, но никто не знает, где и почему. И наконец, есть Хассика, моя амазонка-защитница. Она всегда рядом со мной, притворяется хладнокровной воительницей, но ее материнские инстинкты сводят ее с ума, как только рядом нет всех ее малышей, - самодовольно закончила она, и Менджа оценила доклад Атеи еще одним приступом счастливого хихиканья.

Звук длинного сигнала рожка положил конец беззаботной болтовне. Его принимали и повторяли снова и снова, пока весь запад не огласился гулом рогов.

Битва началась.

150   27107  73