Атея смотрела, как дочь Феи пробирается сквозь тысячи восставших мертвецов. Мертвецы не обращали на нее внимания и продолжали пробивать себе дорогу когтями в противоположном направлении. Дальше на западе Норгар гнал армию Мантакина к горам. Завтра они могли настигнуть их и закончить битву самой большой резней в истории Калмиры. Даже большей, чем резня на севере, где пятьдесят тысяч всадников Огузи были готовы растоптать кланы Галлан. Резня десяти тысяч воинов стала бы достойным празднованием смерти ее брата.

Сейчас ничего этого не будет. Она заключила сделку с убийцами своего брата. Это была даже не сделка. Она просто приняла все предложения и требования, так что термин «капитуляция» казался более точным. Ее взгляд привлек небольшой шлейф дыма. Дым, все еще поднимающийся от сгоревших знамен таргов. Небольшой дымок напомнил ей о его словах:

— И это мое обещание тебе: если мы не победим, выживших не будет. - Она предала его, как всегда знала. Он возненавидит ее поступок, возможно, даже возненавидит ее...

— Не будь глупой, девочка.

Люди вокруг нее снова заговорили. Атея не слушала, но слышала голос в своей голове.

— Он не будет ненавидеть тебя, никогда не будет, потому что не может.

Она хотела верить. Робан не умер. Бог не может умереть. Он вернется. Она ни в чем не виновата. Никто из ее друзей не умрет. Они снова будут вместе, и все будет как прежде. Все будут прежними. Это была не ее вина. Они снова будут счастливы. Они любили друг друга. И всегда любили. Это была не ее вина. Это была не ее вина. Это была не ее вина.

Безоблачное небо, и Атея следила глазами, полными слез, за западным горизонтом. Заходящее солнце коснулось вершины горы, и она моргнула, когда один луч света отразился от ее самой высокой заснеженной вершины. Луч нашел свою цель – сверкающий кристалл на золотой цепочке на шее женщины. Кристалл воспламенился, и из его центра вырвался шар ослепительного света. Взрыв был ярче солнца, и Атея спрятала глаза за ладонями, чтобы защитить их от света. Она услышала резкий треск, за которым последовала тупая звуковая волна. Затем наступила тишина. Наконец мимо нее пронесся поток воздуха, мягкий и нежный. Это было похоже на ласку.

— Твоя дочь предала нас! - воскликнул Инджонтас.

Члены его семьи, сидевшие за большим столом, встретили его возмущение каменным молчанием.

— Простите, я не удержался, - извинился Инджонтас, но тут же разразился хохотом.

— Да, Обман предала нас, как ты и знал. Но это не повод для смеха. Ты могли остановить ее. Ты должен был остановить ее! Ты, Хор, Фея и Малдурин, вы все подстроили, а я не соглашалась на этот план. Я бы никогда не согласилась, - сказала Ниоме, гневно глядя на смеющегося бога справедливости.

— Балхор и Мессайя тоже знали об этом. И мы пытались остановить ее. Я предупредил Ганию, а Фея поговорила с Обманом, - ответил Малдурин.

— Целью было Разрушение, почему вы не предупредили его или хотя бы его сестру, Хаос? - спросила Ипохона.

— Я вторгся в разум Менджи, чтобы поговорить с Ганией. Неужели ты думаешь, что я мог бы сделать это с Хаосом или Разрушением и вернуться, чтобы поговорить об этом? - спросил в ответ Малдурин.

— Хватит, мы же не дураки! Я четко помню, что мы все договорились больше не пытаться совершать покушения. Вы могли бы остановить Обман, если бы действительно захотели, но вы этого не сделали. А теперь расскажите нам, почему, что произошло и, самое главное, почему мы не были посвящены в изменение планов, - потребовала Эбора.

— Мы боялись, что если убьем Робана, сосуд, то Разрушение может прийти к нам и уничтожить наше благочестивое существование. Мы получили послание от Робана. Оно было громким и ясным, но, возможно, вы его не слушали. В нем говорилось: «Разрушению не нужно уничтожать вас, я способен уничтожить мир, и вы ничего не сможете с этим поделать. Без мира вы не боги и все равно останетесь никем, - спокойно ответила Фея. - Мы боремся за выживание, и мы проигрываем. Изменился не план, а то, на что мы готовы пойти, чтобы выжить. Мы не остановили Обман, потому что знали, что ее план провалится. Мы знали то, чего не знала она. Осколок Атисеоса способен заключить в себе человеческую душу, но Робан больше не человек. Он бог, новый бог.

— Откуда вы знаете, и что вы подразумеваете под «новым богом»? - спросила Эбора.

— Люди видят сны, но Робан больше не видит снов, - заявил Малдурин.

— Робан, человек, слился с Разрушением. Они стали чем-то новым: существом с человеческими желаниями и потребностями, но без души, и с силой и намерениями Разрушения, горящими внутри него. Новый бог, и как бы ты его назвал? - спросила Фея.

— Тот, кто не должен был родиться, - хмыкнул в ответ Хор.

— Где он сейчас? - поинтересовался Инджонтас.

— В подземном мире, и если Балхор преуспеет, он останется там навечно, - ответил Малдурин.

— Если Балхор преуспеет? Что Мессайя думает об этом плане? - спросила Ниоме, но никто не ответил. - То же самое думала и я. Балхор – всего лишь очередная пешка в вашей игре, пешка, которой можно пожертвовать, как и вашей дочерью. Ложь внутри лжи. Я не настолько умна, чтобы разглядеть вашу паутину лжи, но я больше не хочу в ней участвовать. Я устала, Фея. Когда-нибудь, когда все твои планы удадутся и ты наденешь корону, которую так щедро заслуживаешь, я склонюсь перед тобой. Но не зови меня больше, пока этот день не настал.

Никто не проронил ни слова, и Ниоме в молчании покинула собрание богов.

— Она – мать, а вы сражаетесь с ее детьми. Она не может быть вашим союзником. Отпустите ее, - сказала Ипохона, как только Ниоме ушла.

— Ты тоже мать. Яне, Подчинение, она твоя дочь и выбрала сторону Хаоса и Разрушения. Поэтому мы тоже будем с ней бороться. А ты? - спросила Эбора.

— Ооо, я тоже не ваш союзник, но не волнуйтесь, я не буду сражаться или предавать вас. Я даже помогу с вашими планами, если вы меня попросите. Я помогу, а потом буду смотреть, как ваши планы рушатся. Видите ли, я абсолютно уверена, что вы никогда не выиграете эту войну, - ответила Ипохона. - А теперь извините меня, я пойду за Ниоме. Я напомню ей о том, что она когда-то сделала, чтобы спасти своего сына. Воспоминания утешат ее.

Ипохоне ушла, слегка улыбаясь.

— Матери обвиняют всех, кроме своих детей. Их верность очевидна, мы больше не можем им доверять, - заявил Коинтас.

— Они и мои дети тоже. Сын, который предал меня при первой же возможности. После этого я никогда не хотел иметь дочь, но получил ту, что присоединилась к нему. Пусть их мать плачет о них, я хочу, чтобы их не было, - сказал Хор, и в его голосе прозвучало отвращение.

— Мое сердце кровью обливается за тебя, дорогой брат. Мы послали твоего сына напугать маленькую девочку и лишить ее силы. Он не послушался и стал ее защитником. Какое ужасное предательство. Ты сказал нам, что зачатие твоей дочери произошло по пьяни. Теперь я не уверена, возможно, Ниоме была не так пьяна. Ниоме хотела дочь, чтобы спасти своего сына. Родился хаос, и нам некого винить, кроме самих себя. Мы должны бороться с ними, но не нужно лгать самим себе, - сказала Эбора.

— И ты готова сражаться с нами против них, Эбора? - спросила Фея.

— Да, готова. Не потому, что я доверяю тебе, я знаю тебя, Фея. Ниоме права, ты хочешь править, а твои планы и замыслы – сплошная ложь. Дело в том, что я не боюсь тебя. Я боюсь Хаоса; он намного страшнее тебя. Твои планы уже пробуждали его, и Атисеос, наш дом, лежит в руинах, потому что ты это сделала. Мы отправили его спать, но я боюсь, что ты снова разбудила его. Я буду сражаться за тебя, и когда война закончится и победитель наденет корону, я буду счастлива, потому что знаю, что это будешь ты. Хаосу не нужна корона.

Эбора и Фея смотрели друг на друга с нескрываемой ненавистью в глазах, пока смех Инджонтаса не нарушил их противостояние.

— Мне нравятся наши семейные встречи. Они похожи на турниры со скрытым оружием, и всегда неожиданно узнать, кто нанесет тебе удар в спину. Я не уверен, кто победил сегодня. Мягкосердечная малышка Ниоме, моя дорогая подруга Ипохона или же Эбора, которая умело атаковала тщеславие Феи, - размышлял Инджонтас. - Да, Фея, мы все знаем о твоих планах, всегда знали. Мы не останавливали тебя и даже подыгрывали, занятые своими собственными играми. Этот бардак не только твой, но и наш. Положи мазь на свое уязвленное самолюбие, Эбора права, нам придется столкнуться с Хаосом, и это будет неприятно.

Фейя окинула взглядом окружающих ее братьев и сестер, но затем кивнула.

— А теперь скажи нам, почему ты так хотела, чтобы Робан попал в подземный мир, - спросила Инджонтас.

— Вампирша, - ответила Фея. - Атея убьет ее, чтобы спасти своего брата.

— И если она это сделает, он никогда ее не простит. Безжалостная и блестящая, я испытываю отвращение и горжусь тобой, - фыркнула Эбора.

— Спасибо, - прошипела Фея.

— Вампиры лихорадочно ищут Дженайю, чудо-ребенка. Если мы сообщим им, где ее искать, и они узнают, что Атея убила ее, у нее появится новый смертельный враг, - предположил Малдурин.

— По-моему, неплохо, отправь им сообщение. Неважно, убьет ее Атея или нет, вампирам нужна Дженайя, и они с Робаном никогда ее не отдадут. Вампиры станут их врагами, - согласился Инджонтас.

— Что нам делать с Ниоме и Ипохоной? - спросил Коинтас.

— Ничего; пусть дуются. Они будут веселиться и смеяться над нами, если мы потерпим неудачу, но они не будут сражаться или предавать нас, - пренебрежительно сказал Инджонтас.

— А как же дочь Феи, где она? - спросил Хор.

— Не знаю. Она, конечно, скрывается, считает, что предала меня. Ей придется немало потрудиться, чтобы заслужить мое прощение, - хмыкнула Фея.

— Ладно, подождем, что скажет Балхор. Похоже, он уверен, что справится с Робаном, - заметил Инджонтас.

— Я не беспокоюсь ни о Робане, ни о Разрушении. Мы хотели использовать его и потерпели неудачу, но он никогда не был нашим врагом. Я беспокоюсь о Хаосе. Он проснулась в Атее, но почти молчит. Мы открыто напали на ее брата, а она все еще не отреагировала. Чего она ждет? - спросила Эбора.

— Я не знаю, - ответила Фея.

— И именно поэтому я беспокоюсь, - вздохнула Эбора.

Темнота окружала его как туман, и человек, шедший рядом с ним, был виден только потому, что его тень была плотнее. Мужчина держал в руке факел, и тот горел ярко, но его свет не проникал в темноту. Пятьсот теней следовали за ними, пятьсот двадцать четыре, если быть точным. Робан понятия не имел, куда он их ведет. Он не беспокоился об этом, так как был уверен, что направление не имеет значения. У него было достаточно забот. Того, о чем он не любил думать. Его мысли метались и звенели, как кубики в чашке.

— Ты для меня тоже всего лишь тень. Единственное, что я вижу отчетливо, - это железная цепь на твоем запястье. Ты мертв, как мы, или жив и пришел только для того, чтобы возглавить атаку на Подземный мир? - спросила тень, стоявшая рядом с ним.

Робан был благодарен за то, что его прервали, но не столько за вопрос.

— А ты знаешь, что ты мертв? - спросил он в ответ.

— Кто-то вонзил копье мне в живот. Я пытался вырвать древко из его рук, когда булава ударила сбоку по шлему. Я упал на колени, и лезвие топора вонзилось мне в правое плечо. Еще один удар булавой по шлему – последнее, что я помню перед тем, как очутиться здесь. Так что да, я почти уверен, что я мертв. Я поговорил с остальными, мы все мертвы. К счастью, наши раны не остались с нами, иначе некоторые из нас были бы сейчас весьма бесполезны. Мы не ранены, вооружены и готовы. А что насчет тебя?

— Стрела пронзила мое плечо. Это не должно было меня убить, но это не последнее, что я помню. После этого со мной что-то случилось. Было очень больно. Может быть, это меня и убило. - Он на мгновение задумался, прежде чем продолжить. - Я уже был здесь однажды, но тогда все было по-другому. Я был другим. Однако я не остался здесь. Моя сестра позвала меня обратно. Я не верю, что она сможет сделать это во второй раз.

Они шли сквозь тьму, и Робан чувствовал, как почва под его ногами превращается в твердый, неподатливый камень. Из темноты на их пути возникали столбы, тускло светящиеся, с тонкими линиями меди, серебра и золота, беспорядочно проходящими по их поверхности. По мере того как они проходили мимо все новых и новых столбов, металлические линии становились гравюрами и уже не выглядели такими случайными. Робан различил изображения ландшафтов с реками, лесами и горами. Он увидел замки, города и гавани, а затем остановился перед столбом. Золотые линии на столбе плавно перетекали друг в друга, не складываясь в картинку. Робан положил руку на гладкую поверхность. Он почувствовал тепло. Текучие линии приблизились к его растопыренным пальцам, и теперь он мог видеть. Это было лицо, лицо мужчины, знакомое ему с юности. Это было лицо его отца. Робан пошел дальше.

Труднее всего было обнаружить лица, но когда ему это удалось, он обнаружил бесчисленное множество лиц, выгравированных на колоннах. Молодые лица, старые лица, красивые и уродливые лица. Лица, которых он никогда раньше не видел. Лица, которые, как ему казалось, он мог видеть раньше. И лица, которые он знал. Стоя перед колонной, он смотрел на изображение молодой женщины. Кончиками пальцев он провел по линиям ее лица, вспоминая. Это была зимняя ночь, два года назад, палатка, молодая женщина, живая и энергичная. Он вспоминал и чувствовал, что что-то потерял, что-то, чего никогда раньше не упускал. Он больше никогда не увидит ее улыбки, никогда не увидит ее слез. Ее звали Келала, и она умерла. Люди рождались, жили и умирали. Такова жизнь, сказал он себе, а потом улыбнулся.

Но это не путь моей сестры.

Расстояние между столбами сокращалось, и свет вокруг становился ярче. По пути он проходил мимо все новых и новых столбов, и по мере того как свет становился ярче, тени Вермурака ослабевали. Он шел по коридору из сверкающих колонн, а когда остановился и огляделся, то оказался один, но обнаружил, что на темном каменном полу что-то лежит. Два шара, один черный, другой белый. Он поднял их и пошел дальше. Коридор закончился, и перед ним открылся широкий зал. В его центре стоял большой массивный каменный стол, на котором стояли весы. Весы были уравновешены, но их чаши были пусты.

— Приносим свои соболезнования в связи с твоей безвременной кончиной, - услышал он голос слева. Высокая фигура мужчины вышла из тени. Он был облачен в длинную белую мантию и шел через весь зал к столу.

— Но мы приветствуем Робана, сына Магона, в Подземном мире, - закончил фразу другой голос, раздавшийся справа. Женщина была одета в черный кожаный кирасу, а длинный меч, прикрепленный к ее поясу, покачивался в такт ее шагам, когда она шла к правой стороне стола. - Люди приходят сюда, чтобы остаться, когда их пребывание на Калмире заканчивается. Подземный мир – не место для гостей. Почему ты здесь, Разрушение? - спросила она.

— Не беспокойся о различиях между Робаном и Разрушением. Я здесь, - ответил Робан.

— Да, ты здесь, - рассмеялась женщина, но это был не радостный звук. - Мы в состоянии войны, и ты здесь, чтобы завоевать Подземный мир.

— Не так давно я так и планировал. - Робан кивнул. - Я строил планы. У кого-то другого тоже был свой план. Они столкнулись и сделали то, что всегда делают планы, - провалились. Теперь я здесь, но я больше не хочу покорять подземный мир. Я понял то, что должен был знать с самого начала. Я не завоеватель, я разрушитель.

— Тысячи лет, Робан или Разрушитель, и ничего не изменилось, - сказала женщина и покачала головой.

— Смирись с этим, сестра. Ты оплакиваешь прошлое, которого никогда не было, - мягко произнес мужчина, прежде чем повернуться к Робану. - Мессайя – одна из тех, кто все еще верит, что мы – семья. Они хотят спасти эту семью, всех нас. - Он сделал паузу, черты его лица ожесточились, и всякая мягкость исчезла из его голоса, когда он заключил:

— Я не верю.

— Балхор, не надо..., - попыталась вмешаться Мессайя.

Балхор продолжал, не обращая внимания на неуверенную попытку Мессайи остановить его. - Это правда, мы совершали ошибки, но мы никогда не были семьей. Гания отвергла нас, Разрушение бросило нас, а Хаос сражался с нами с самого рождения. Я больше похож на тебя, Робан. Я вижу мир в черно-белых тонах. Я не прячусь в меланхолии, а сражаюсь со своими врагами. Ты – мой враг.

— Дай угадаю, это я черный на той картинке, - спокойно ответил Робан.

— Конечно, ты. Позволь мне развеять твои ошибочные убеждения. Кланы Галлан не являются благородными правителями Вернии. Они питаются за счет своих соседей, совершая набеги и грабя их города и деревни, такие же бедные, как и они сами. А теперь они жалуются, что появился более сильный хищник, который лишил их скота. Амазонки – это больная фантазия твоей матери, не что иное, как ненавистная болезненность. Не думаю, что есть необходимость говорить о Норгаре. Это твои союзники и люди, которых ты защищаешь в своей праведной войне за свободу, - сказал Балхор и шагнул к Робану. - Дай мне шары.

Шары казались тяжелыми в его руках, когда он отдавал их Балхору. Он смотрел, как тот идет обратно к столу.

— Черное и белое, хорошее и плохое, Хаос и Разрушение – ты не выбрал сторону. Ты и твоя сестра – вы одна сторона, - сказал Балхор и опустил два шара в чашу весов.

Звон тяжелых каменных шаров, ударившихся о золотые чаши весов, разнесся по тишине зала. Звук, с которым одна из чаш упала и ударилась о поверхность стола, показался Робану еще громче. Робан опустил взгляд на свое тело и увидел, что он уже не голый. На нем были темные доспехи, к поясу прикреплены топор и булава. На груди тускло светился символ треугольника, разорванного кругом.

— Ты – зло.

Балхор сделал свое заявление и стал наблюдать за Робаном, явно ожидая его реакции. Он ее получил, но она была незначительной.

Робан пожал плечами. - Вы здесь судьи, так что давайте примем ваше решение.

— Мы – судьи подземного мира, но не мы создали эту шкалу. Нам ее подарила Гания. - Ее голос был не более чем шепотом, но Робан услышал замечание Мессайи.

— Меня это не удивляет. Гания очень любит равновесие, - ответил Робан и улыбнулся.

Вероятно, его улыбка была не слишком обаятельной. Балхор уставился на него, и в его голосе прозвучал гнев.

— Меня не волнуют причины, по которым ты оказался здесь. Может, ты пришел завоевывать, может, уничтожать, а может, вообще не хочешь быть здесь. Это не имеет значения. Ты здесь, мы на войне, и тебе придется сражаться». Балхор сделал жест и указал в сторону. «Это подземный мир, последний дом человеческих душ. Я выбрал одну из них, чтобы она защищала свой дом от тебя и того, что ты представляешь, - от зла.

В том месте, куда он указал, появился ореол света. Сначала тускло, но вскоре свет стал ярче, и ореол превратился в человеческий силуэт. Робан смотрел на фигуру, охваченную ярким светом. Он плохо видел, и ему показалось, что фигура скрючилась на полу. Он прищурился, и зрение немного улучшилось. Нет, не скрючилась, она была такой маленькой. Это был ребенок, маленький мальчик.

— Избранный чемпион подземного мира, - провозгласил Балхор. - Его зовут Като. Семьи у него нет, мать была шлюхой и умерла, когда Като было шесть лет. У него были маленькие брат и сестра. Они жили в Гассоа, морском порту на далеком юге. Он старался сделать все, чтобы прокормить свою маленькую семью. Он попрошайничал, воровал и продавал свое тело в порту. Като было восемь лет, когда он умер от заражения. Моряк проткнул его своим ножом, не желая платить за использование его тела. Его младшие брат и сестра умерли через неделю от голода.

— Ты хочешь, чтобы я убил маленького мальчика? - удивленно спросил Робан.

— Это подземный мир. Ты не можешь убить его, он уже мертв. Ты должен победить его душу, чтобы выиграть бой, - спокойно и уверенно ответил Балхор.

Робан снова посмотрел на мальчика. На нем был шлем, слишком большой для его головы и мешающий видеть. Кожаные доспехи свободно болтались на его теле, а тонкие ноги торчали в тяжелых сапогах, как ложки в кастрюле. Маленькие руки сжимали рукоять длинного меча, который он едва мог поднять. Вокруг него был яркий ореол света, подчеркивающий жалкое зрелище. Но Робан не чувствовал жалости. Он чувствовал ярость, и ярость эта вытесняла все остальные эмоции. Он видел врага, и яркий свет, окружавший его, дразнил тьму внутри него. Черное и белое, тьма и свет, война, ведущаяся в вечности.

Робан бросился вперед, высоко подняв над головой булаву, чтобы поразить и погасить свет. Черное пламя и лучи света вырвались из точки удара. Робана отбросило взрывом, и он врезался в колонну. Немного ошеломленный, он огляделся вокруг, ища свет, своего врага, и нашел его. Мальчик лежал, прижавшись спиной к другой колонне. Его вмятый шлем сидел на голове косо, а по лицу текли слезы. Острие меча, удерживаемое дрожащими руками, царапало пол. Он видел все это и видел свет. Он окружал мальчика еще ярче, чем прежде.

Робан вскочил на ноги и, зарычав от ярости, снова бросился в атаку. Он раз за разом ударял своей булавой по свету. Охваченный темным пламенем, он выхватил топор, чтобы рассечь сферу света. Он бил изо всех сил, но ослепительный свет не ломался и не рвался.

— Мускулы, доспехи и стальное оружие – вся твоя сила бесполезна. Зло никогда не победит чистую душу. Такова судьба, которую мы выбрали для тебя. Ты останешься здесь до скончания времен, сражаясь в битве, которую не сможешь выиграть.

Он услышал голос и закричал. Попав в ловушку, вырытую лжецами, он закричал от бессильной ярости. Они не выбирали его судьбу – задолго до того, как они появились на свет, он был рожден, чтобы сражаться в войне, которую никогда не должен был выиграть. Робан услышал крик ярости, свой собственный крик, но для него он звучал как мольба, мольба о помощи.

Он опустил оружие, и темное пламя вокруг него потухло. Повернувшись, он посмотрел на Балхора, стоявшего у стола. Балхор отвел взгляд, холодно и с улыбкой на лице. Улыбкой победителя.

— Ты был прав. Мы оба видим мир в черно-белых тонах. Я вижу тьму, а ты – свет, - сказал Робан, возвращаясь к столу. Подойдя к нему, он поднял белый шарик с весов. - Но я... Но я..., - сказал он, покрутился и бросил мяч. Он попал в мальчика, и тяжелый каменный шар разбил ему лицо.

— Я не сужу.

Когда тело мальчика опустилось на пол, весь свет вокруг него исчез.

— НЕТ! - закричал Балхор. - Тьма не может победить свет. Я никогда не сдамся злу. Атакуйте! - приказал он, дико жестикулируя.

Люди сотнями выходили из-за колонн, окружавших зал. Среди них были взрослые мужчины и женщины, несколько стариков, но большинство – дети, и все они были окутаны светом. В руках у них были ножи, дубины и вилы, а некоторые дети были вооружены простыми деревянными палками.

— Зло, - фыркнул Робан и снял цепочку, обвивавшую его запястье. - Мне плевать на добро или зло, но я знаю все о тьме, - сказал он и опустил железную цепь в пустую чашу весов.

Она опустилась, поднимая противовес весов – черный шар. Как только чаша коснулась столешницы, стол окружила стена теней. Тени распространились по залу, застыли, и пятьсот двадцать четыре облаченных в сталь воина столкнулись с армией света.

— У меня тоже есть армия, Вермураки. Так пусть же тьма сразится со светом, - объявил Робан.

Вермураки подняли оружие, и боевые кличи эхом разнеслись по залу, когда они обрушились на свои блестящие цели. Вслед за ними раздались испуганные крики детей, такие же громкие, как и боевые кличи. Балхор достал из-под мантии меч и уже собирался присоединиться к драке и крикам, но чья-то рука схватила его за горло и заглушила его вопль. Он был поднят с земли, и его меч со звоном упал на пол, когда он взглянул в глаза Робану.

— Обещаю, там, куда ты отправишься, будет только тьма. Ничего доброго, ничего злого, просто ничего.

По руке Робана и руке, схватившей Балхора за шею, пробежало черное пламя, но все, что увидел бог подземного мира, - это темную пустоту в его глазах. Он ничего не чувствовал, пока черное пламя охватывало его. Он ничего не видел, не чувствовал ни запаха, ни вкуса, не слышал ничего, даже голоса сестры.

— Не забирай его у меня, я не могу без него. Он мой брат, часть меня, - умоляла Мессайя.

Робан услышал ее.

Атея отняла руки от глаз и осторожно открыла их. Все еще полуослепшая от взрыва света, она смотрела на холм и поле перед ним. Она увидела тысячи тел, устилавших землю. Восставшие мертвецы пали, больше не ходя и не ползая, не идя за ней.

— Спасибо, брат, - прошептала она.

— Атея... - ответил кто-то, но это был не ее брат, -. ..скажи нам, что делать.

Она наблюдала за окружающими ее людьми. Гиллин, фузан Огузи, Хассика и Дженайя, даже Горн поднялся на холм. Они выглядели растерянными, испуганными и беспомощными, ожидая, что она выведет их из беды.

— Возвращайтесь к своим людям. Вы можете еще повоевать или просто отдохнуть. Мне нет дела до войны, может быть, завтра мне будет снова не все равно – если будет завтра. А теперь оставьте меня, мне нужно поговорить с кем-нибудь еще.

Они ушли, все еще напуганные и растерянные, но теперь в них были и разочарование, и гнев. Она отказала им. Они не знали, что она не может вести их за собой. Атея не знала дороги.

— Он не умер. Он не может умереть и вернется к нам. - Денисса не уходила.

— Если ты знаешь будущее, то скажи мне, что делать, потому что я не знаю, - ответила Атея, не злясь, просто устало.

Она оставила Дениссу стоять одну на склоне холма, испуганную, растерянную и беспомощную, как и все они. Атея пошла дальше: Денисса была не той, с кем ей нужно было поговорить. Менджа сидела, прислонившись спиной к Боско, который дремал позади девушки. При приближении Атеи она не подняла глаз, видимо, была слишком занята изучением расположения камней на земле. Атея села рядом с ней, но только Боско заметил ее присутствие. Его уши подергивались.

— Расскажи мне все, что я хочу знать, - сказала Атея. – Пожалуйста, - добавила она, когда Менджа не ответила.

— Атади сказал, что тебе не нужно знать все, - ответила Менджа, ее голос звучал нерешительно, а взгляд по-прежнему был устремлен на землю.

— Отвлекись от камней и посмотри вокруг. Ты видишь своего отца? - со вздохом спросила Атея.

Менджа не подняла глаз. - Он вернется, - прошептала она.

— Гания ждала его тысячу лет. Хочешь ли ты ждать еще тысячу лет, пока он вернется?

Слеза упала на камень, и Менджа покачала головой в ответ.

— Позволь мне поговорить с ней, пожалуйста. Ты не обязана защищать ее от меня. Я боюсь, как и ты, - сказала Атея.

Еще одна слеза упала на землю, но на этот раз Менджа кивнула.

— Я знаю, что должна вести за собой, но я не смогу найти путь в будущее, если не буду знать прошлого. Мне нужно знать, что произошло на Атисеосе до того, как нас изгнали, и только ты можешь рассказать мне об этом. Пожалуйста, Гания, расскажи мне, что случилось. Ты единственная, кому я поверю, если ты расскажешь мне правду.

— Правду, - произнес новый голос, пробуя слова на язык. - Я расскажу тебе свою историю, и я никогда не лгу, но тебе придется найти свою собственную правду.

Она подняла голову, и Атея увидела золотые искры, вспыхнувшие в ее морско-зеленых глазах. Звезды во тьме, рожденные бесконечное количество времени назад.