Семён отодвинул запотевшую занавеску, и струи воды окатили его седые волосы серебристыми потоками. Алёна обернулась — её загорелая кожа сверкала в свете заката, пробивавшегося сквозь щели душевой. Капли скатывались по впадине между грудями, исчезая в тени живота.

— Ну что, дядя Сёма, спинку тереть пришёл? — она прикусила губу, её голос был полушутливым, но в нём прятался затаённый ток возбуждения.

— Не только спинку, — прохрипел он, ступая ближе. Его ладони, грубые и тёплые, скользнули по её бокам, замирая на талии. Он наклонился, коснулся губами её плеча, а затем медленно двинулся вверх — к шее.

Алёна не отстранилась. Наоборот, выгнулась навстречу, позволяя прикосновениям разгореться. Его губы нашли ямочку под ключицей, и её дыхание стало глубже. Когда его рука скользнула ниже, между ног, она резко втянула воздух, но не остановила его сразу.

— Ах, ты какой... — выдохнула она, чуть приподнимая бедро, позволяя ему исследовать её мягкими кругами. — Нашёл себе развлечение...

Семён только усмехнулся, не торопясь, осторожно, будто проверяя границы, провёл пальцами по влажной коже. Алёна зажмурилась, на секунду позволив себе раствориться в ощущениях. Её тело дрожало от сочетания горячей воды и ещё более горячего прикосновения.

Но вдруг она открыла глаза, озорно посмотрела на него через плечо и, прикусив губу, выскользнула из его рук.

— Хватит, — сказала она игриво. — А то мне ещё мужу в глаза смотреть.

Семён хотел что-то ответить, но она уже шагнула из душа, не торопясь обернулась в полотенце и направилась к Николаю. Тот сидел, затаив дыхание, его взгляд был прикован к её телу. Алёна остановилась перед ним, слегка наклонилась, позволяя полотенцу чуть распахнуться, открыв бедро.

— Ты чего такой серьёзный? — спросила она с ленивой улыбкой. — Или тебе тоже спинку потереть?

Николай усмехнулся, но в его глазах горело то же пламя, что и в её. Она села рядом, позволив полотенцу чуть сползти с плеча. Их руки встретились — и в этом простом прикосновении было куда больше, чем в словах.

Семён остался в душе один. Он не торопился — несколько долгих секунд стоял под струями воды, позволяя прохладе смыть остатки жара, что всё ещё плыл под кожей. Провёл руками по лицу, вздохнул, будто возвращаясь из другого пространства.

Когда он вышел, на его бедрах висело полотенце, а капли воды скатывались по волосатой груди. На лице — ни тени смущения, только спокойствие и лёгкая полуулыбка, будто ничего особенного не произошло.

Алёна уже сидела на деревянной скамье у террасы, всё в том же полотенце, прижавшись к мужу. Николай держал её за плечи, будто проверяя — вся ли она, всё ли с ней. Её щёки были порозовевшими, а волосы — спутанными и влажными. Но в её взгляде не было ни вины, ни раскаяния — только тепло.

Семён остановился, глядя на них. Алёна сидела, закутавшись в полотенце, прильнув к Николаю. Её влажные волосы свисали на плечи, щеки были порозовевшими, но в глазах — только лёгкая, теплая усмешка. Николай обнимал её за плечи, молчал, но не отводил взгляда от соседа.

Семён не сказал ни слова. Он просто подошёл к столу, взял прохладную банку пива, с хрустом открыл её и сел на край лавки, чуть поодаль. Несколько секунд смотрел в сторону — на сосны, на золотистый свет, пробивающийся сквозь кроны, — затем сделал пару больших глотков.

Воздух между ними дрожал, но никто не торопился его разрезать.

— Ну что ж... — пробормотал Семён, поставив пустую банку на край стола. — Пойду я.

Закат красивый, а дома редиску поливать надо.

Он встал, расправил плечи, глянул на них в последний раз — спокойно, без намёков.

— До завтра, соседи.

— Пока, Сёма, — мягко откликнулась Алёна.

Николай только кивнул.

Семён зашагал по тропинке, исчезая в золотистом вечернем свете. Его шаги вскоре растворились в шелесте листвы и пении сверчков, оставив за собой тишину и странное ощущение, будто границы в этом доме чуть сместились — но никто пока не спешил это обсуждать.

На следующий день, Семён постучал в дверь, держа в руках плетёную корзину, доверху наполненную малиной. Капли росы блестели на ягодах, как крошечные бриллианты, и алый цвет контрастировал с его загрубевшими руками.

Николай открыл, слегка прищурившись от утреннего света. Он был в мятой футболке, волосы растрёпаны, лицо ещё не до конца проснулось. Семёна он, кажется, ожидал — но не с малиной.

— Для пирога, — произнёс Семён, протягивая корзину Николаю, не глядя прямо в глаза. — Покойная жена делала... а у меня всё руки не оттуда. Тесто никак не выходит — то липнет, то разваливается. Подумал... может, поможете?

Николай взял корзину, ощутив прохладу влажных прутьев. Ягоды были налиты соком, и одна из них, едва касаясь большого пальца, лопнула — будто отвечая за него. Он поднял глаза и встретился со взглядом Семёна — коротким, скользящим, чуть неуверенным.

Тот уже смотрел не на него, а за его спину — туда, где Алёна, в лёгком сарафане, поправляла заколку. Волосы её ещё хранили остатки утренней волны, кожа блестела в солнечном свете, пробивающемся через занавески.

— Я... я могу помочь, — вдруг сказала она, обернувшись. Голос звучал спокойно, но в нём чувствовался еле уловимый ток, как от наэлектризованной ткани. — Ты ведь, Коля, не выносишь возиться с тестом.

Николай слегка напрягся. Он медленно кивнул, взгляд не отпускал корзину, как будто в ней был ответ на вопрос, который он боялся задать.

— Спасибо, — тихо сказал Семён, едва заметно.

— Далеко не утащу, — добавил он с сухой полуулыбкой, будто предлагая им обоим убедиться, что это ничего не значит. — Только замешать, раскатать, да в духовку сунуть.

Алёна накинула на плечи лёгкий платок, провела пальцами по виску и прошла к двери.

— Вернусь быстро, — обронила она, глядя Николаю в глаза. — Можешь пока чайник вскипятить. К пирогу.

Он не ответил. Лишь остался стоять, пока за ней захлопнулась дверь.

Кухня Семёна пахла дымом старой печи и свежей мятой, которую он разложил на подоконнике — тонкие стебли подсыхали на солнце, заполняя воздух терпкой зеленью. Печка потрескивала, в углу едва слышно скрипел старый табурет. Всё казалось неподвижным, будто застывшим в другом времени.

Алёна высыпала горсть муки на стол, рассыпая её ровной горкой. Её движения были плавными, сосредоточенными — будто она действительно пришла сюда только ради теста. Но пальцы дрожали едва заметно, и глаза то и дело скользили по комнате, не находя, где остановиться.

Семён стоял рядом. Молча. Наблюдал. Потом его рука легла поверх её ладони — твёрдая, тёплая, шершавая от работы. Его пальцы слегка сжали её, словно проверяя, останется ли она на месте.

— Не зря подготовилась, — внезапно прохрипел Семён, подняв подол её сарафана выше бёдер. Его грубый палец провёл по оголённой коже, обнажая отсутствие трусиков.

Алёна не успела ответить. Его рука медленно скользнула к подолу сарафана, приподнимая ткань. На секунду её дыхание сбилось, но она не отстранилась. Только замерла. Когда пальцы коснулись её бедра — обнажённого, тёплого — она обернулась резко, почти испуганно. Мука с ладоней осыпалась на пол, как снег в безветренную ночь.

— Я просто... не успела с утра... — прошептала она, но в голосе дрогнула интонация — слишком быстрая, чтобы быть правдой.

Семён усмехнулся, прижимая её к столу. Столешница впилась в поясницу холодом, контрастируя с жаром его тела.

— Врешь, красавица. Дразнила меня всё лето... как будто не знала, что я... — он не договорил.

— Семён, я... — она попыталась оттолкнуть его, но ладони встретили стену из мышц.

— Молчи, — он ввёл два пальца в неё резко, без прелюдий. Сухость сменилась влагой, и она вскрикнула, вцепившись в край стола.

Тесто прилипло к её ладоням, смешиваясь с каплями пота. Семён двигал пальцами методично, как будто замешивая тугое тесто, а его свободная рука сжала её грудь через ткань.

— Видишь? Тело-то не врёт, — его губы коснулись шеи, зубы слегка сжали мочку уха.

Алёна закинула голову, глотая воздух. Внутри всё горело и сжималось, волна поднималась от копчика к животу. Она пыталась говорить, протестовать, но из горла вырывались только прерывистые стоны.

«Нет, Николай никогда... никогда не делал так...» — мелькало в голове. За восемь лет брака их близость стала предсказуемой, как смена сезонов. Но Семён — грубый, неудержимый, чуждый любой рутине — заставлял её тело взрываться новыми чувствами.

«Что я делаю...» — её мысли спутались, пальцы впились в край стола.

— Перестань! — вырвалось у неё, когда его зубы сжали сосок. Но Семён лишь засмеялся, приподнимая её выше.

— Тише, тише... — Семён ускорил ритм, его дыхание стало хриплым. — А то муж услышит...

Его слова растворились в гуле крови в её ушах. Последнее, что она успела заметить — это как малина в миске подавилась собственным соком, а дальше мир сузился до жара между ног и грубого смеха Семёна. «Да, вот так... не как с Колей...» — её ноги дрожали, принимая каждый толчок.

Внезапно её взгляд поймал движение за окном. Николай стоял в проёме, лицо бледное, как мука на столе. Его пальцы впились в косяк, но он не уходил.

«Он видит...» — пронеслось в голове, и Алёна вздрогнула. Грудь сжалась от вины, но ниже живота пульсировало иное — азарт, что муж знает. Что он видит, как её, всегда такую скромную, теперь берёт чужой мужчина.

Семён вытащил пальцы, оставив её на краю стола. Его глаза сузились, оценивая каждую её реакцию.

— Печка уже готова, — провёл тыльной стороной ладони по её щеке, оставляя след муки.

— Но пирог-то ещё не готов... — Его рука скользнула к её талии, помогая спуститься на пол. Колени Алёны мягко упёрлись в прохладные плитки, а ладони инстинктивно впились в его бёдра для опоры.

— Печь раскалена, красавица. Пора тесто... подготовить, — он расстегнул ширинку, освобождая член, уже напряжённый и влажный от предвкушения.

Алёна потянулась губами к нему, но Семён резко зажал её подбородок, заставив застыть в сантиметре от цели. Его член, толстый и жилистый, с выступающими синими венами вдоль ствола, подрагивал у неё перед лицом. Головка, тёмно-багровая от возбуждения, блестела влагой, а запах — терпкий, с горьковатыми нотками — ударил в ноздри, вызывая странное головокружение.

— Не спеши, — прошептал он, проводя головкой по её нижней губе, оставляя солоноватый след. — Как тесто... Медленно....

«Я не должна этого делать...» — пронеслось в голове, но взгляд сам потянулся к окну. Николай стоял там, его силуэт чётко вырисовывался в проёме. Он отпустил её сюда. Разрешил. И теперь наблюдал. Эта мысль, как удар тока, пробежала по позвоночнику — живот сжало, но ниже вдруг стало горячо и пусто.

Его руки опустились на её плечи, прижимая ниже. Холод пола проникал через тонкую ткань сарафана, контрастируя с жаром, разливающимся по бёдрам.

— Давай, — Семён впился пальцами в её волосы, направляя к себе.

Алёна закрыла глаза и приняла его в рот. Одновременно её рука скользнула под подол сарафана, пальцы сами нашли вздувшийся бугорок.

«Нет, нет...» — но тело уже не слушалось. Она двигала головой в такт ласкам, а пальцы — в такт толчкам Семёна.

— Вот так... — он застонал, наблюдая, как её щёки втягиваются. — Видишь, какая ты... умелая...

Алёна уже не могла остановиться. Каждый взмах её руки, каждый вздох Семёна лишь разжигал огонь. Пальцы Сёмена расслабленно переплелись в волосах Алёны, не направляя, а лишь слегка подсказывая ритм.

— Не торопись... — Его голос звучал хрипло, когда она медленно провела языком от самого основания до тугой уздечки, задерживаясь на особо чувствительных местах.

Губы её смыкались вокруг него с почти болезненной нежностью, каждый сантиметр ствола получал равное внимание. Она чувствовала, как он напрягается, когда её кончик языка кружит вокруг головки, но затем расслабляется, когда она переходит к долгим, плавным движениям вверх-вниз.

— Вот так... да... — Семён откинул голову назад, его грудь поднималась тяжело. Он явно старался продлить момент, сжимая подлокотники, когда её пальцы нежно массировали его мошонку, синхронизируя движения с работой губ.

Алёна то опускалась почти до основания, чувствуя, как он заполняет её рот, то поднималась, оставляя только головку, которую ласкала круговыми движениями языка. Временами она полностью освобождала его, дыша горячим дыханием на влажную кожу, прежде чем снова принять.

Алёна почувствовала, как его мошонка напряглась под её пальцами. Оставив член пульсировать в воздухе, она переключила внимание на тяжёлые, покрытые густыми волосами яйца. Её губы обхватили одно, язык скользнул по бугристой поверхности, выискивая особо нежные места.

— Чёрт... — Семён выгнулся, его ноги дёрнулись. — Так... продолжай...

Она послушалась, забирая в рот оба яйца сразу, ощущая их солоноватый вкус и упругость. Пальцы её свободной руки сжимали основание его члена, лёгкими движениями подрачивая ствол в такт ласкам языка.

Между тем её бёдра двигались сами — два пальца другой руки глубоко вошли в неё, а большой палец кружил вокруг клитора. Тело будто разделилось: одна часть служила ему, другая — собственному наслаждению.

— Да... вот так... — Семён зарычал, когда она вновь взяла в рот его член, одновременно продолжая ласкать яйца. Алёна ускорила движения — вверх-вниз по члену, круги языком по головке, лёгкие покусывания мошонки. Внутри себя она чувствовала, как нарастает волна, но сдерживалась, желая кончить одновременно с ним.

— Сейчас... — он предупредил хрипло.

Она лишь глубже приняла его, пальцы внутри себя попав в бешеный ритм. Когда первая струя ударила в горло, её тело вздрогнуло в ответ — оргазм накрыл её, заставляя сжаться вокруг собственных пальцев.

Семён кончал долго, с хриплыми стонами, а Алёна, дрожа, выжимала из себя последние спазмы, не выпуская его изо рта, пока пульсация полностью не утихла.

Только тогда она отстранилась, вытирая тыльной стороной ладони подбородок. В воздухе повис тяжёлый запах секса, смешанный с ароматом мяты.

— Ну и хозяйка... — прошептал Семён, ещё не пришедший в себя. — Тесто... получилось на славу...

Семён тяжело опустился на кухонный стул, его грудь ещё вздымалась от учащённого дыхания. Алёна, дрожащими руками поправила сарафан, подол которого всё ещё был задраны до талии. Её пальцы автоматически провели по растрёпанным волосам, собирая выбившиеся пряди.

Она бросила взгляд в окно – там никого не было. Ни тени, ни движения. Николай исчез.

— Я должна идти, — прошептала она, но ноги не слушались.

Семён вдруг потянулся и обхватил её за запястье. Его ладонь, всё ещё горячая, сжала её тонкую кость с неожиданной нежностью.

— Стой, — сказал Семён тихо, когда она сделала шаг к двери. — Ты же знаешь... всё это лето я смотрел на тебя.

Его пальцы обвели её запястье, не удерживая, но и не отпуская.

— Когда загорала в этом купальнике, из которого грудь вот-вот выпрыгнет. Или сидела на крыльце, в одном полотенце...

Большой палец провёл по её пульсу, чувствуя учащённый ритм.

— Каждый раз, когда потягивалась, зная, что я смотрю... Это ведь не случайно было?

Алёна резко вдохнула. Правда в его словах обжигала. Да, она поправляла заколку медленнее, когда он проходил мимо. Разворачивала к нему бёдра, загорая. Но думала ли она тогда, что это зайдёт так далеко?

— Я... просто отдыхала, — прошептала она, но даже себе звучало фальшиво.

Семён отпустил её руку, усмехнувшись:

— Отдыхала. Ну конечно. — Он повернулся к столу, где стояло забытое тесто. — Пирог к вечеру будет готов. Придёшь... отдохнуть?

Не ответив, Алёна резко вышла из дома Семёна, хлопнув дверью. Её ноги сами понесли через двор, а в ушах стучало: «Что я наделала... что я наделала...»

Распахнув дверь своего дома, она замерла на пороге. Николай сидел на диване, его ноги широко расставлены, а взгляд — тёмный и нечитаемый — впился в неё. Он не сказал ни слова, только снизу чётко вырисовывался контур его возбуждения.

Алёна не стала объясняться. Её пальцы сами потянулись к поясу его шорт, расстёгивая пуговицу одним движением. Когда она опустилась на колени, Николай резко вдохнул, но не остановил.

Его член, знакомый до каждой прожилки, был заметно тоньше, чем у Семёна — Алёна без усилий приняла его целиком, чувствуя, как головка касается задней стенки горла. «Без боли... без этой растяжки...» — мелькнуло в голове, и почему-то это вызвало странное разочарование.

— А-а-а... — Николай закинул голову на спинку дивана, его пальцы впились в её плечи.

Она знала его тело слишком хорошо: лёгкие круговые движения языком под головкой, затем быстрые покачивания вверх-вниз — и он уже хрипел, бёдра дёргались в попытке сдержаться.

— Я... сейчас... — он предупредил, но Алёна лишь глубже взяла его, желая, чтобы это закончилось быстрее.

Тёплая горечь заполнила её рот. Николай кончил за пару минут, его тело обмякло, а пальцы дрожали в её волосах. Алёна медленно поднялась, вытирая губы. В тишине комнаты только слышалось его тяжёлое дыхание.

Алёна целый день ходила по дому, не находя себе места. Мытьё полов, перестановка вещей, поливка цветов — всё только чтобы отвлечься. Но мысли всё равно возвращались к утру. К тому, что было у Семёна. А Николай делал вид, что ничего не случилось. Всё было как обычно. Только тишина между ними стала другой.

К вечеру запах малины донёсся с улицы. Алёна стояла у окна, прислушиваясь.

— Пойду посмотрю, как пирог, — тихо сказала она, почти сама себе.

Николай, задумчиво на нее посмотрел, но ничего не ответил. Просто кивнул.

Она перекинула через плечо шарф и вышла. Он смотрел ей вслед, не двигаясь. В комнате повисла тишина, и в ней чувствовалось всё: и разрешение, и ожидание, и то, что будет дальше.