Битва Алжака была окончена.

Он унизил двух сексуальных стражниц, прервавших его минет, будто они были неуклюжими дилетантками, а не обученными воительницами. Схватка прошла настолько быстро, что Алжак даже не запомнил всех деталей, но в этом и заключался его талант бойца. Он не думал — просто расслаблялся и позволял инстинктам взять верх, тогда как стражницы полагались на тренировки и проиграли.

Первая стражница, спортивная блондинка с милым лицом, лежала на земле, кровь сочилась из сломанного носа. Алжак сразу понял, что она опаснее, и нейтрализовал её первой, схватив за косу и ударив лицом о мрамор. Это было жестоко, но необходимо, и он слегка сожалел, что теперь у этой милашки сломан нос и выбиты зубы.

Вторая, более пышная стражница, на секунду застыла в шоке, увидев, как её подругу буквально размазали, и этого времени хватило Алжаку. Он перевернул её, сломал копьё, связал её руки и ноги её же бикини и засунул тупой конец копья ей в задницу, оставив её униженной и в неудобной позе.

Он рассмеялся про себя, повернувшись к пухленькой жрице, которую соблазнял. Та стояла у края площадки, обхватив свою сочную грудь и дрожа. Холодно не было — она дрожала от страха, и Алжак понял, что проиграл. Никакое соблазнение уже не вернёт её, особенно после того, как он избил её подруг. Он с ностальгией вспомнил Ракель: он убил её парня у неё на глазах, а той же ночью всё равно трахнул её. Но такие шлюхи, как Ракель, встречались редко.

Жрица попыталась убежать, но ей пришлось бы пройти мимо Алжака. Он просто поднял ногу, она споткнулась, больно упала на камни и расцарапала колени. Она захныкала, подняв одно колено — там была кровь и начинающийся синяк, ничего смертельного, но она рыдала.

Алжак вздохнул, схватил её за волосы и швырнул на стол. Она слабо сопротивлялась, но он был намного сильнее. Он шлёпнул её по заднице.

— И-и-ик! — взвизгнула она, как поросёнок, пытаясь вырваться, но Алжак удерживал её одной рукой.

Он рассмеялся, наблюдая, как она дёргается, любуясь тем, как её очаровательная попка подпрыгивает, словно мячик.

— Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, — бессвязно бормотала она, её маленький мозг перегружался от смеси страха и возбуждения. Сердце бешено колотилось, всё тело покрылось потом. И при этом её киска была настолько мокрой, что с неё капало.

— Пожалуйста, пожалуйста, — умоляла она.

Алжак прижал головку своего члена к её девственной киске и, почувствовав слабое сопротивление, остановился. Она ахнула.

ХЛОП!

Он вогнал его внутрь, уничтожив её невинность и погрузив свой огромный член в её мягкое тело, пока яйца не шлёпнулись о её клитор. Жрица завизжала, закричала и застонала, дрыгая ногами, пока Алжак удерживал её только своим членом и её же волосами. Он начал трахать её, его бёдра шлёпали по её трясущейся попке, и с каждым ударом она таяла, её мозг шипел, как яичница.

ШЛЁП! ШЛЁП! ШЛЁП!

— Тебе нравится, маленькая шлюха? — прохрипел он ей в ухо, ухмыляясь, как демон.

ШЛЁП! ШЛЁП! ШЛЁП!

— Тебе нравится быть моей грязной игрушкой? — спросил он, шлёпая её бёдрами и дёргая за волосы.

ШЛЁП! ШЛЁП! ШЛЁП!

Она плакала, кричала и впервые в жизни кончала.

— Да-да-да-ДА!!! — закричала она, сдаваясь.

ШЛЁП! ШЛЁП! ШЛЁП!

— Да! Я хочу быть твоей шлюхой, — сдалась она, обмякнув и позволив оргазмам сотрясать её.

— Хорошо, — прохрипел Алжак. — Потому что папочке нужно, чтобы его глупая шлюшка показала ему, где сокровищница.

Деревья были сломаны и объяты пламенем. Кратеры усеивали землю, а в некоторых местах песок спекся в стекло.

Надя и Аделаида стояли среди разрушений, их идеальные тела излучали магическую энергию и были покрыты потом. Надя была голая, её каштановые волосы развевались, как пламя, пока она направляла последние остатки сил. Аделаида всё ещё держала молот «Правосудие», но он казался тяжелее, чем когда-либо, а часть её доспехов была уничтожена.

— Ты... ты пойдёшь ко дну, сука, — прошипела Надя.

— Смешно... слышать это от мёртвой женщины, — огрызнулась Аделаида. Мысли о том, чтобы везти Надю в Гедонию, испарились. Теперь она хотела лишь увидеть, как череп ведьмы лопнет, как виноградина, под ударом её молота.

Они были равны. Без Киски Надя не могла черпать силы ада и использовала свою жизненную энергию, которая была на исходе. Когда она закончится, она умрёт.

— Давай, сука, — сказала Надя, окутавшись пламенем.

Аделаида бросилась вперёд, замахиваясь молотом.

— Я просто возьму это, — сказал Алжак, зажимая под мышкой шкатулку с замковым камнём. — А ты возьмёшь ЭТО!

Он вогнал член в последний раз в кровоточащую киску жрицы, его фаллос изверг горячую сперму, заполнив её матку и заставив её персик сочиться кремом. Она слабо застонала в последний раз, кончая, её ноги дрожали от переизбытка оргазмов, которые Алжак выжал из неё, и её тело медленно соскользнуло с его члена. Она упала на колени, затем лицом в лужу собственных соков. Алжак встал над ней и выдоил последние капли ей на затылок.

Алжак пронёс жрицу от площадки до этой комнаты, не вынимая члена ни на секунду. Комната, в которую она привела его, была не сокровищницей, а спальней. Она вспомнила о ней, только когда он упомянул замковый камень. Эта спальня предназначалась королеве Нимфории, когда та посещала храм, а шкатулка принадлежала лично ей.

Алжак почувствовал гордость. Он ещё никогда не воровал у кого-то настолько могущественного.

Ему было любопытно, но он ещё больше хотел снова ощутить киску Нади. Он выбрался из комнаты и нырнул в море как раз в тот момент, когда кто-то забил тревогу. К тому времени, как они найдут оплодотворённую жрицу, он будет уже далеко.

Надя и Аделаида стояли лицом к лицу, их перекошенные лица в дюйме друг от друга. У Нади кончилась магия — дальнейшее использование жизненной силы убило бы её, поэтому она дралась руками и ногами. Аделаида была так же истощена и едва могла поднять молот.

Они ухватились за древко, их тела были так близко, что груди соприкасались, а ноги переплетались. Надя пыталась повалить Аделаиду, и наоборот. Победительница осталась бы сверху с молотом, хотя вряд ли смогла бы поднять его после такой схватки.

— Я размозжу тебе лицо твоим же молотом, сука, — выдохнула Надя, едва способная говорить.

Аделаида плакала. Она боялась. Неужели это конец? Она умрёт... девственницей?

Она молилась богине о спасении.

БАМ!

Глаза Нади расширились, губы задрожали. Она издала слабый стон, отпустила молот и рухнула на землю, схватившись за киску, будто её только что пнули. Она свернулась калачиком, рыдая.

Аделаида увидела парня с коричневой кожей и телом юного бога — самое сексуальное существо, которое она когда-либо видела. Вид его пульсирующего члена пробрал её до дрожи, а девственная киска заныла так, что слёзы выступили на глазах. В его руках была шкатулка гедонийской работы с замковым камнем на крышке. Аделаида потеряла дар речи, осознав, что это парный камень к её собственному — тому, что сдерживал её силу и девственность последние десять лет.

— Ты... ты спас меня, — прошептала Аделаида, её тело дрожало от истощения и возбуждения. — Ты ударил этой шкатулкой Надю прямо в киску.

Красивый парень пожал плечами и улыбнулся.

— Я кое-что заметил, — сказал он, указывая на камень над её пульсирующей киской. — Они из одного набора, да?

Аделаида закусила губу и кивнула.

Он отошёл, порылся в сумке Нади и вернулся с огромным светящимся камнем — не алмазом и не кварцем. Аделаида чуть не заплакала. Это был ключ к её поясу верности, её ключ к счастью.

Надя пыталась подняться на колени, но мальчик поставил ногу на затылок и вдавил её в землю, вырубив.

— Но разве ты не её друг? — глупо спросила Аделаида, сбитая с толку действиями этого сексуального вора. — Разве ты не Алжак, вор, которого Надя наняла в Сейлорсбей?

Алжак снова пожал плечами, слегка смеясь.

— Я был её другом несколько минут назад, а до этого — её любовником, а до этого — нанятым головорезом, а до этого — незнакомцем. Я живу моментом. Я не сентиментален, особенно в отношении женщин, и не трачу верность ни на что, кроме себя. На мгновение я был влюблён в Надю, но я также помню момент, когда был влюблён в девушку по имени Ракель, но эти моменты прошли. Пятнадцать минут назад я был очарован милой маленькой жрицей, но теперь я едва помню, как она выглядела. То было тогда, а это — сейчас. И прямо сейчас... в этот самый момент... меня интересует только прекрасная паладинка с поясом верности.

Аделаида покраснела и прикрыла пояс, как застенчивая девочка.

— Я... я... я... —

— Ты девственница? — откровенно спросил Алжак, подойдя к ней, его мускулистые бёдра двигались с соблазнительной грацией, а толстый член раскачивался с внушительной тяжестью. — Тебя когда-нибудь трахали?

— Я... я сосала, — выдохнула Аделаида, отчаянно пытаясь не выглядеть неопытной, хотя это было не так — у неё просто не было вагинального секса, но, по какой-то причине, это, казалось, было единственным, что имело значение. — И меня трахали в зад.

— А киску? — настаивал Алжак, подходя ближе. — Кто-нибудь лишал тебя девственности?

Аделаида отступила, пока не наткнулась на дерево, и Алжак прижал её, подойдя, выставив бёдра вперёд, и его толстый ствол затвердевал прямо перед её глазами. Даже не прикасаясь, его мощный фаллос начал набухать, и его мускусный аромат окутал Аделаиду, опьяняя её густыми, мощными феромонами.

— Н-н-нет, — прошептала она, закрыв глаза, пытаясь отгородиться, но было поздно. Его запах был в её носу, его улыбка — в её мыслях, и теперь одна из его рук ласкала её грудь, щипая соски и сжимая упругую плоть.

— Что ты... — попыталась спросить она, но Алжак, встав на цыпочки, поцеловал её, прижав свою грудь к её груди, его пухлый член упирался в металлический пояс, а губы доминировали. Он был немного ниже её, но сейчас казался гигантом, и этот мамонтовый член, казалось, раздавит её мир.

Как и жрица, Аделаида сначала сопротивлялась, но, когда его язык проник в её рот, электрический разряд эротической энергии пронзил её тело. Её клитор стал настолько твёрдым, что, казалось, врежется в металл, а соски, казалось, вот-вот оторвутся.

— Как... как это возможно? — задыхаясь, спросила Аделаида, когда Алжак опустился, чтобы поцеловать её грудь. — Я не чувствовала такого со времён королевы Нимфории.

— Я просто настолько хорош, — усмехнулся Алжак, кусая её сосок, заставляя её закричать.

Алжак поднёс ключ к её лицу.

— Хочешь, чтобы я разблокировал тебя?

Аделаида, потерявшая счёт времени, наконец прошептала: — Да.

— Хорошо, — рассмеялся Алжак. — Но я вор, помнишь? Если я разблокирую твою киску, я украду её. Она будет принадлежать мне, понимаешь? Я буду владеть тобой.

Аделаида хотела сказать «да», но укусила язык. Она не хотела отдаваться какому-то вору. Она хотела, чтобы её первый раз был с принцем, а не с этим... сексуальным ублюдком. По крайней мере, так говорил её разум. Её тело хотело этого — этого большого коричневого члена.

Алжак, зная, что она хочет сказать «да», терял терпение. Он крутил её соски и кусал шею.

Аделаида закричала: — ДА!

— Вот что я думал, — прошептал Алжак, прижав ключ к металлической пластине, прикрывавшей её киску.

Раздался щелчок, как у лопнувшей струны, и маленький электрический разряд. Пластина упала, открыв самую аппетитную киску, какую он когда-либо видел — с набухшим холмиком, нежными розовыми губами и сочным клитором.

Аделаида, глядя на свою киску, засмеялась от экстаза. Даже лёгкое прикосновение воздуха к её клитору довело её до оргазмического удовольствия.

Алжак не удержался и набросился, сжимая её бёдра, прижимая к дереву, поедая её киску, пока она, крича, кончала, брызгая на его лицо.

Он вылизывал её, пока её соки не превратились в ручеёк. Вставая, он вытер рот. Аделаида, ошеломлённая, упала на ягодицы, увидев его член перед ртом. Она, по инстинкту, раздвинула золотые губы, приняв его, целуя, облизывая вены, смачивая слюной его яйца, впитывая его мускус. Он был восхитителен, как вино.

Алжак был в раю. Минет Аделаиды был не грубым, а нежным, почти благоговейным. Она, казалось, сосала, потому что любила это, и была бы счастлива, если бы её жизнь состояла только из этого.

Он восхищался её нежностью... но хотел больше. Схватив её за голову, он втолкнул в неё член, насильно, пока его яйца не ударили её по подбородку. Она давилась, но он, держа за волосы, насаживал её, пока она не посинела.

— Хорошая девочка, — сказал он, отпустив. Она, откашлявшись, отплевывалась, а он, развлекаясь, шлёпал её членом по лицу, даже вставляя в глазницу.

Аделаида, никогда не чувствовавшая себя уличной шлюхой, рабом, приговорённой к смерти, обожала это.

— Ещё, — прохрипела она. — Я хочу больше.

Алжак, подняв её, развернул, наклонил, приподнял её ягодицы, раздвинул и прижал головку к её девственному цветку. Она, визжа, готовая к первому разу, не могла вымолвить «да», только невнятные стоны. Она, извиваясь, как червяк, заставила его, раздражённого, шлёпать её.

Шлёп! Шлёп! Шлёп!

Аделаида, застонав, успокоилась. Алжак, надавив, разорвал её целку, входя, держа за волосы, пока её грудь не оторвалась от бревна.

Хлоп!

— ААА! ДА! — закричала она, ноги разъезжаясь, тело трясясь.

Алжак, держа за волосы, трахал, вбивая в землю, едва сдерживая её, так как её тело, сильное, дикое, угрожало вырваться, но он, каждый раз, прижимая, заставлял подчиняться.

— А-А-АРГХ!!! — закричал Алжак, кончая, его яйца выстрелили горячей спермой глубоко в окровавленную киску Аделаиды, но он почти не замедлился.

Вместо этого он схватил её за волосы и швырнул на землю, её грудь подпрыгнула от удара, а он поднял её ноги, закинув их себе на шею, и трахнул в позе «бурового молота», её сиськи хлопали по лицу, а ноги болтались в воздухе.

— БЛЯТЬ! — рявкнул он и без предупреждения кончил снова, заполнив её киску настолько, что сперма начала вытекать. Но он оставался твёрдым и ещё не насытился ею.

Алжак поднял Аделаиду, позволив её длинным ногам обвить его талию, и трахнул её о дерево в стоячей позе, несмотря на то, что она была выше и неудобно изогнута. В этом положении не было ничего комфортного, но обоим было плевать. Они были слишком возбуждены, слишком ослеплены похотью.

Минуты превратились в часы, а часы растянулись на всю ночь. Даже в темноте они продолжали трахаться, спотыкаясь друг о друге и обо всём вокруг. Аделаида играла с Алжаком, убегая и притворяясь, что прячется, но оставляя подсказки, чтобы он нашёл её, затем ненадолго сопротивлялась, прежде чем он прижимал её к земле и яростно выёбывал её мозги, доводя до очередного безумного оргазма.

Их секс был настолько горячим и диким, что в какие-то моменты Аделаида забывала, кто она и что здесь делает. Часами она чувствовала себя животным, тропическим зверем, на которого охотился ненасытный хищник. Этот хищник, смуглый жеребец с жестоким членом, ловил её снова и снова, каждый раз «убивая» её, как добычу, а она вставала и позволяла ему охотиться опять.

Наконец оргазмы и дикие приступы похоти начали стихать, хотя и не прекратились полностью. Теперь они делали перерывы между трахами — от нескольких минут до часа. Аделаида знала, что хочет есть, пить и спать, но когда приходилось выбирать между едой, водой, сном или сексом, она всегда выбирала секс.

— Ещё раз... ещё раз, пожалуйста, — бредила она, слабо царапая мускулистые ноги Алжака, когда взошло солнце, окрасив их остров в оранжевые и жёлтые тона.

Алжак тяжело дышал, как загнанная лошадь, его грудь вздымалась, а блестящие карие глаза бессмысленно блуждали. Он был измотан, разбит и слегка галлюцинировал от усталости, но золотая богиня, которую он вытащил из небес, умоляла его о ещё одной порции его магического семени, и он должен был дать его, иначе мир взорвётся... или так ему казалось в бреду.

Он схватил Аделаиду за волосы, встал над её открытым ртом и выстрелил последнюю порцию спермы прямо на язык. Этой последней капли хватило лишь на несколько слабых брызг, но она приняла её с благодарностью, перекатывая во рту, как жвачку, прежде чем рухнуть в грязь и уснуть.

Алжак постоял над ней, но в какой-то момент потерял сознание и свалился на её тело.

За много миль от них Надя и её демонический фамилиар уплывали на арендованной лодке, зализывая раны. Киска почти оправилась после удара молотом паладина, но её физическая форма ещё не полностью восстановилась. Надя была в худшем состоянии — всё её тело было в синяках, ссадинах и ужасно болело. Последний удар Алжака по киске был самым болезненным, и она до сих пор не могла сомкнуть ноги без крика.

Им удалось сбежать, пока Алжак и Аделаида трахали друг друга в забытьи, хотя Наде пришлось ползти по песку, зажав шкатулку под мышкой, а Киска превратилась в облако ядовитого дыма и медленно добралась до корабля.

— Не могу поверить, что этот ублюдок предал меня, — хныкала Надя, накладывая заклинание исцеления на избитую вульву. — И не могу поверить, что эта сука получает весь этот член себе.

— А чего ты ожидала? — пожала плечами Киска, играя с найденным клубком ниток. — Ты сама постоянно так поступаешь с другими, так что не стоит расстраиваться, когда это случается с тобой.

Но Надя расстроилась. Для неё не существовало понятия лицемерия, и то, что она воровала, убивала, насиловала, грабила, обманывала, манипулировала, оскверняла, предавала, завидовала и нарушала все правила, не означало, что ей нравится, когда так поступают с ней.

По крайней мере, шкатулка была у неё.

— Так что внутри? — спросила Киска, кивнув на шкатулку. — Должно быть, что-то особенное, раз мы столько ради этого рисковали.

Надя провела ключ-камнем по замковому камню на шкатулке. Вспыхнул свет, и шкатулка открылась. Внутри лежал браслет — изящное золотое украшение, но без намёка на магию.

— Я не понимаю, — понюхала браслет Киска. — Это просто обычное украшение.

Надя вздохнула.

— Да. Это был первый подарок Нимфории, когда мы ещё были вместе, до того, как она попыталась сделать меня своей вечной рабыней.

Киска не понимала. Она знала свою госпожу жадной, но не сентиментальной.

— Мы прошли через всё это, чтобы ты могла вернуть безделушку от бывшей? — спросила она. — Это безумие! Нас чуть не убили!

Надя пожала плечами.

— Наверное. Ты права. Какая я глупая.

И она выбросила браслет в море.

Аделаида и Алжак проснулись в объятиях друг друга, их груди прижаты, а тела липкие от последствий бурного секса. Они были вялыми и разбитыми, но невероятно удовлетворёнными, и, постепенно приходя в сознание, начали целоваться, их губы мягко причмокивали от охватившего их возбуждения.

— Ну что ж, это доказывает, — раздался девчачий голос. — Они работают вместе.

— Подумать только, что паладин Гедонии предаст свою королеву ради этого... этого... грязного иностранного мальчишки.

— Зато симпатичный, — тяжело дыша, сказала третья девушка. — И вы видели, что он сделал с Амелией. Он так её вытрахал, что она до сих пор не может ходить. Когда мы нашли её в королевской спальне, она была ещё без сознания.

Глаза Аделаиды медленно привыкли к свету, и она увидела, что её связали с Алжаком кожанными верёвками. Вокруг стояли стражницы Гедонии, все явно злые, а у одной из них был сломан нос и выбиты зубы. В остальном она была весьма мила.

— Нет! — прохрипела Аделаида. — Я не в союзе с ним! Я сражалась с ним!

Одна из стражниц скептично посмотрела на неё.

— Да уж... похоже, вы просто трахались, как кролики.

Аделаида покраснела.

— Да... но иногда борьба и трах — одно и то же. Я...

— Ты арестована, как и твой «бойфренд». Мы везём вас в столицу, чтобы королева Нимфория сама тебя судила, Падший Паладин.

Аделаида зарычала от ярости и попыталась пошевелиться, но стражницы связали её на совесть, да к тому же она всё ещё была измотана ночным марафоном секса.

— Но я дочь Архипаладина! — взвизгнула она. — Я Аделаида Белладонна!

Стражница закатила глаза.

— Конечно-конечно. Хорошая сказка, сучка.

Алжак рассмеялся, а Аделаида злобно зарычала на него.

— Тебе тоже стоило бы злиться. Тебя тоже арестовали.

— Да, но я сбегу. Ни одна гедонийская шлюха ещё не удержала меня. Ни мои девушки, ни ты, ни ваша королева, и уж точно не эти дуры. Скоро одна из них будет есть у меня с руки, и, конечно, ей придётся развязать меня для секса... и тогда — БАМ! — я сваливаю.

Аделаида заворчала, чувствуя, как её киска всё ещё прижата к его члену. Это было приятно.

— У тебя что, проблемы с гедонийцами?

Он пожал плечами.

— Моя мать была гедонийской дворянкой, но она была шлюхой, как и все гедонийки. Отец говорил, что легко её изнасиловал и сломал, и она следовала за ним, как преданная сука, даже когда он издевался. Когда я родился, он забрал меня на юг, а её продал в бордель. По крайней мере, так он рассказывал.

Аделаида покраснела от гнева. Она не была против продажи врагов в секс-рабство (её семья когда-то этим жила), но её бесило, что это произошло с гедонийкой от руки «низшей» расы. А теперь она сама связана с «низшим» человеком, её киска всё ещё пропитана его спермой.

— А ты? — спросил он. — Что за история с поясом верности?

Теперь Аделаида пожала плечами.

— Моя мать и королева считали, что моё тело содержит слишком много сексуальной энергии. Все паладины используют её для магии, но у меня её было слишком много, поэтому они запечатали её поясом и решили, что безопаснее оставить меня девственницей. Королева говорила, что настоящий секс с кем-либо, скорее всего, убьёт нас обоих.

— Ну, прошлой ночью было дико, — признал Алжак, — но мы оба живы.

— Знаю. Вот чего я не понимаю. Я думала, что только кто-то с силой королевы Нимфории, моей матери и команды паладинов сможет сдержать меня... но ты справился один.

Алжак расхохотался.

— Ну да. Я — жеребец.

Аделаида хихикнула.

— Именно. Поэтому я сделаю тебя своим мужем-рабом.

— ЧТО?!?!

Аделаида ухмыльнулась, её голубые глаза сверкали злой похотью.

— Разбил — купи. Ты меня «разбил», теперь ты мой. И, скорее всего, я уже беременна — ты столько кончил в меня. Я не позволю тебе сбежать, как твой отец. Я буду держать тебя в безопасности дома, прикованным к моей кровати, где мы сможем трахаться каждую ночь, как вчера, и растить кучу детишек. Звучит неплохо?

Она шутила... вроде... но Алжак не понял. Он закричал, начал биться и требовать свободы, но всё, чего он добился, — это новой эрекции, и его член случайно соскользнул внутрь Аделаиды, начав трахать её снова.

Их понесли гедонийские стражницы, и хотя Аделаиде не нравилась перспектива предстать перед матерью в таком виде, она была рада поймать такого классного раба.

Но она не могла знать, что у этого симпатяги есть корни в столице, и что его мать-шлюха была не просто дворянкой, а королевой. Если бы она пригляделась, то заметила, что смуглая кожа Алжака — того же тёплого коричного оттенка, что у Нимфории, а его красивое лицо унаследовало те же черты.

Она не могла знать, что этот молодой жеребец — сводный брат Нимфории, ведь он и сам этого не знал.

Но скоро они оба узнают.

Конец.