Пари Лелэр занимался тем же, чем занимался каждое утро после завтрака из овсянки и варёных яиц — убирал лошадиный навоз. Большие, дымящиеся, кишащие мухами зелёные кучи лошадиного навоза. И что ещё хуже — на этой неделе проходил Фестиваль Авроры, а его мать владела единственной конюшней в деревне, так что навоза для уборки было куда больше, чем обычно. Лайтвотч был маленькой деревушкой, затерянной высоко в горах Горгонзгейз на границе королевств Гедония и Лицентия, но во время Фестиваля Авроры её население увеличивалось более чем втрое, когда сотни путешественников и паломников из обоих королевств стекались в горы, чтобы увидеть Огни — фантастическое зрелище спиральных спектральных огней, заполняющих небо всего на несколько ночей в году. Для тех, кто почитал Аврору как строгую и суровую богиню, это было время тихого созерцания, а для тех, кто видел в ней богиню любви и плотских наслаждений — время диких оргий и пьянства. Для Пари же это означало уборку в три раза большего количества навоза, чем обычно.

Раздражало ещё и то, что его мать была из тех, кто поклонялся Авроре лёжа на спине с широко раздвинутыми ногами, о чём красноречиво свидетельствовали сладострастные стоны, доносившиеся из дома, и ритмичные удары её изголовья о стену. На прошлой неделе её спальня была так же переполнена жеребцами, как и конюшня. И она была не одинока. Фестиваль Авроры привлекал в город множество свежих кисок и возбуждённых молодых мужчин — голубоглазых блондинов из Гедонии, смуглых черноглазых красавцев из Лицентии, а также путешественников из ещё более дальних краёв, вроде сереброволосых жителей Дальнего Севера или миндалеглазых выходцев с Дальнего Востока. Даже нелюди приходили поклониться Авроре — сатиры и кентавры с членами, сопоставимыми по размеру с их животными аналогами, и чувственные нимфы, которые иногда милостиво позволяли особо удачливым смертным трахнуть себя на одну ночь.

Пари только-только исполнилось 18 — традиционный возраст, когда можно было начинать посещать подобные мероприятия. Но пока его сверстники уже охотились за своей первой нимфой или натирались маслом перед первой оргией, Пари всё ещё был занят уборкой навоза.

«Эй, Пари, сделай маме одолжение — приготовь лошадь для Гектора».

Пари обернулся и увидел свою мать, прислонившуюся к деревянной балке у входа в конюшню. На её лице сияла очень, очень довольная улыбка — такая, какая бывает у женщины, после того как её мозги как следует вытрахали молодым мужчиной. Её длинные светлые волосы были растрёпаны и сбились в комки, а голубые глаза полуприкрыты от усталого возбуждения. Она даже не потрудилась как следует застегнуть блузку, и её массивные груди вываливались наружу, как пухлые мешки с молоком, слегка обвисшие, но всё ещё округлые и соблазнительные. Юбки на ней не было, и длинная рубашка лишь кое-как прикрывала её сочные ягодицы. На одном из её толстых сосков виднелся след от укуса, а блестящие засохшие капли на подбородке ясно давали понять, что Джессали Лелэр позволяла своим любовникам кончать куда им вздумается. От неё сильно пахло сексом.

«Почему Гектору нужна лошадь сейчас? Бой с быком же только... оу...»

Сердце Пари упало, когда вслед за матерью в конюшню вошла мускулистая, загорелая и блестящая от пота фигура красивого 19-летнего парня. На нём не было ничего, кроме блестящего слоя масла, подчёркивающего идеальные формы его сексуального тела, и огромного ствола его мужественности, который, даже в спокойном состоянии, был настолько толстым и длинным, что мог бы посоперничать с сатиром.

«Вот ты где, моя прекрасная сосалка», — произнёс Гектор, и его сильная смуглая рука обхватила тело Джессали, сжав податливую плоть её груди, отчего из соска брызнула тонкая струйка молока.

«Мммм...» — сладострастно застонала Джессали, потираясь своей пышной задницей о рельефный пресс парня и его толстый член. — «Гектору ещё нужно подготовиться к бою с быком. По традиции он должен помолиться у всех восьми святилищ Авроры перед входом на арену, и ему следовало уехать несколько часов назад, но я... (хихик).. .я его задержала».

«Ни капли сожаления, мисс Лелэр, ни капли», — ответил Гектор, и в его голосе звучал горячий лицентийский акцент. — «Я считаю, что единственное святилище Авроры, которому должен поклоняться чемпион Фестиваля — вот это». Он шлёпнул рукой между ног Джессали, его сильные пальцы проникли в мягкие складки её вульвы. Она ахнула, её ноги задрожали, и она чуть не рухнула на пол, но Гектор крепко держал её. Всего 19 лет, а он мог запросто взвалить такую пышку, как мать Пари, на плечо, будто она была тощей дриадой.

Пари передал поводья великолепного вороного коня Гектора по кличке Ярость старшему парню, застенчиво избегая зрительного контакта, пока тот лапал его мать. Пари пришлось крепко держаться — конь Гектора был похож на своего хозяина: сильный, красивый и невероятно похотливый. Жеребца никогда не кастрировали, и нередко можно было услышать, как Гектор трахал какую-нибудь девушку в поле, пока его конь делал то же самое с её кобылой. Один только жар от низко свисающего члена Ярости мог растопить масло.

«Спасибо, дружище», — сказал Гектор, принимая поводья и взбираясь на своего массивного скакуна. Он наклонился, чтобы поцеловать Джессали в последний раз, а затем ускакал, его твёрдые ягодицы слегка подпрыгивали на жёстком кожаном седле.

Джессали проводила его взглядом и вздохнула, уже чувствуя себя одинокой и возбуждённой. Пари тоже вздохнул, но от отчаяния. Они с Гектором были лучшими друзьями в детстве, но за прошлый Фестиваль Гектор вырос на несколько дюймов (и не только в росте), а его дикие лицентийские страсти пробудились, к огорчению всех мужей и отцов в Лайтвотче. Неудивительно, что жрицы Авроры провозгласили Гектора Чемпионом этого года — он доказал свою энергию и пыл, переспав с каждой из них за одну ночь.

«Здесь воняет лошадиным дерьмом, — сказала мать Пари. — Возвращайся к уборке».

Пари был так занят перевозкой телеги с навозом, что не заметил, как в город вошли те, кого увидел каждый проходящий мимо мужчина и мальчишка — пока они не оказались прямо за его спиной.

«Эй, мальчишка. Ты здесь работник? Нам нужно где-то разместить наших лошадей, а твоя конюшня, похоже, единственная в этом мерзком городке».

Пари обернулся на звук женского, но гнусавого голоса и потерял дар речи от увиденного. Две белоснежные лошади, на которых восседали две самые красивые и почти обнажённые гедонийки, каких он когда-либо видел. Первая, та, что говорила, была подтянутой и пышногрудой, с удивительно аппетитным, но спортивным телом, а её большие круглые груди едва сдерживались крошечным металлическим бикини, украшенным светящимися сапфирами над едва прикрытыми сосками. Её лицо было кукольным и безупречным, но пухлые розовые губы кривились в высокомерной усмешке, а густые золотые кудри были стянуты сапфировой тиарой. В ней было что-то невыносимо раздражающее и по-детски капризное, но это не помешало маленькому члену Пари мгновенно встать во все свои три дюйма.

«Не говори так, Чанси, — сказала вторая наездница. — Это милый городок, и для нас честь присутствовать на Фестивале Авроры».

Эта вторая всадница была столь же прекрасна, как и первая, но в более естественной манере по сравнению с кудрявой бимбо. Её светлые волосы струились по обнажённой спине, словно золотой водопад, а большие голубые глаза сверкали одновременно наивностью юной девушки и сильным чувством добродетели. Она была одета не больше, чем её спутница — лишь металлический стринги и едва заметный нагрудник, приподнимавший её упругую, хоть и меньшую по размеру, грудь.

Обе сексуальные девушки носили мечи у пояса, и хотя Пари потребовалось мгновение, чтобы осознать это, нельзя было не заметить, что их откровенные бикини-стринги на самом деле были доспехами.

«Вы... вы паладины!» — воскликнул Пари.

«Ох, интересно, что тебя навело на эту мысль», — сказала Чанси раздражающим детским тоном. Она соскользнула с лошади, и у Пари чуть не хлынула кровь из носа от возбуждающего вида её круглой попки, выпирающей в микроскопическом стринге, и от того, как её грудь слегка затряслась при приземлении. «Расскажи-ка мне, что ты знаешь о паладинах, дебил».

Пари заикался. «Я... э-э... я знаю, что вы личная охрана королевы Нимфории и величайшие воительницы Гедонии».

«Нет, — сказала Чанси, наклоняясь так, что её огромная грудь заполнила всё поле зрения мальчика. — Мы величайшие воительницы в МИРЕ! А теперь слушай сюда, уборщик дерьма. Мы с моей кузиной Никольетт приехали не для того, чтобы участвовать в вашем захолустном секс-фестивале и засовывать деревянные палки в задницы, или чем вы там занимаетесь. Мы выслеживаем беглянку. Женщину. Если увидишь её — сразу дай нам знать».

Пари чувствовал, как его сердце колотится, как барабан. Её грудь была прямо перед его лицом. Он чувствовал её запах — потрясающий, как вишни и секс. «Но... но как я узнаю, о какой женщине идёт речь?»

Чанси усмехнулась. «Поверь мне, придурок. Когда ты увидишь ЭТУ женщину — ты сразу поймёшь».

Никольетт взяла Пари за плечо и развернула к себе, наклонившись так близко, что её небольшая грудь почти коснулась его лица. В её взгляде читалась забота старшей сестры, а не высокомерие, как у кузины Чанси. «Эта женщина обычно путешествует в карете в компании юной светловолосой девочки твоего роста и длинноногого чёрного кота с красными глазами. Хотя иногда вместо кота с ней может быть стройная черноволосая девушка, которая редко носит одежду. Будь настороже. Эта женщина чрезвычайно опасна. Если увидишь её — немедленно предупреди нас. Пожалуйста, судьба твоего города может зависеть от этого».

Никольетт мягко улыбнулась и даже поцеловала Пари в щёку. Это было едва заметное прикосновение, но этот крошечный контакт её нежной кожи с его вызвал парализующую дрожь в его хрупком теле. Внезапно он почувствовал сильнейший позыв к мочеиспусканию.

«А пока присматривай за нашими лошадьми, — сказала Чанси, снова развернув его к себе. На этот раз её сиськи действительно шлёпнули его по лицу. — И клянусь, если с моей любимой Масляной Головкой что-то случится, хоть что-нибудь, я оскоплю тебя. Понял?!»

«Д-д-да, мэм», — прошептал Пари, дрожа коленями.

Чанси улыбнулась. «Хорошо. И чтобы ты знал, что я серьёзно...»

Её закованные в доспехи пальцы впились в слабую плоть его плеч, удерживая на месте. Её грудь прижалась к его лицу, когда она подняла свою длинную стройную ногу и с силой ударила коленом в его яйца, словно серебряный метеор.

БДЫЩ!!!

Пари оторвался от земли и завис в воздухе на одно бесконечное мгновение, прежде чем упасть лицом в кучу лошадиного навоза, сжимая яйца и не в силах понять, на месте ли они ещё. Он открыл рот, чтобы закричать, но не издал ни звука, а когда беспомощно забился в грязи, то увидел, как две идеальные попки паладин удаляются, а Чанси хохочет во всё горло.

«Это было не очень красиво», — сказала Никольетт, кутаясь в свой лёгкий плащ, который почти не скрывал её наготу.

Чанси фыркнула. «Да кому какое дело? Я там почти ничего не почувствовала. Будто пнула пару черничин и жёлудь. А теперь пойдём найдём приличную гостиницу».

Пари стоял голый в ванной, смывая последние следы навоза из волос и тщательно оттирая пот и грязь со своего хрупкого тела. Он посмотрел на своё отражение в зеркале и разочарованно вздохнул: перед ним был мальчик с маленьким членом. Несмотря на то, что он был всего на год младше Гектора, Пари едва достигал пяти футов в высоту, а его мягкое, нежное тело скорее подошло бы ребёнку. Его живот был плоским и упругим, но ни единой мышцы не просматривалось, даже после лет работы в конюшне. У него было милое лицо, но настолько милое, что его не раз принимали за девочку.

Он уселся на край ванны и раздвинул ноги, глядя вниз на свои жесткие три дюйма. Особыми размерами там и не пахло. Одна девчонка, которой он его показал, назвала это "пуговкой".

Интересно, назовёт ли его так Пенелопа?

Пенелопа была второй его старой и самой близкой подругой. Милая, добрая девочка смешанного гедонийско-лицентийского происхождения, она родилась в Храме Авроры и поэтому была обречена стать жрицей этого святого ордена. Из-за учёбы Пари редко виделся с ней в последний год, а когда и видел — лишь на религиозных собраниях и фестивалях, где она всегда была окружена своими святыми сёстрами. Было время, когда они втроем были неразлучны: Пари, Пенелопа и Гектор. Но с возрастом их страсти развели их. Пенелопа расцвела в прекрасную девушку с пышной грудью и мягкими, соблазнительными бёдрами. Гектор превратился в эталон мужественности, и его пубертат прокатился по Лайтвотчу как ураган. Пари... так и остался прежним. Пари безумно влюбился в Пенелопу, но жрицы вступают в связь лишь с Чемпионами, а не с уборщиками навоза. К счастью, Пари был уверен, что Пенелопа — единственный приз в Лайтвотче, до которого Гектор не добрался, во многом благодаря инциденту, когда Пенелопа раньше времени вернулась из храма и застала свою мать с анусом, растянутым яростным членом Гектора. После этого Пенелопа впала в ярость и поклялась никогда больше не разговаривать с Гектором, и Пари знал — это потому, что она уже начинала влюбляться в этого сексуального лицентийского жеребца.

Размышляя о Пенелопе, Пари вдруг обнаружил, что его рука сама добралась до его маленького жёлудя, и начал ласкать его двумя пальцами. Он был на грани, когда в ванную вошла мать.

Джессали, увидев, как её крошечный сынок дрочит свой крошечный стержень, ехидно хихикнула: "Хочешь, принесу пинцет, чтобы ты мог закончить?"

"МАААМ!" — завизжал Пари, швырнув в неё мокрое полотенце. — "Вали отсюда!"

"Ладно, " — пожала она плечами. — "Просто хотела сказать, что твоя подружка Пенелопа ждёт тебя у ворот. Говорит, хочет сходить с тобой на бой быков."

"П-П-Пенелопа?" — запинаясь, пробормотал Пари, всё ещё держась за свой маленький бугорок. Может, это был шок от вторжения матери или образ паладин в его сознании, но Пари вдруг кончил, и его маленький член выбросил несколько густых нитей семени на пол, одна из которых угодила на ногу его матери. Он покраснел и задышал, словно только что пробежал марафон. — "Я... я сейчас спущусь."

Пенелопа стояла у ворот, словно само воплощение Авроры. В последний раз, когда Пари оставался с ней наедине, она была грязной сорванцей. Её каштановые волосы всегда были коротко острижены, как у мальчишки, а её стройное тело с коричневой кожей было вечно покрыто царапинами и синяками. Пенелопу принимали за мальчика так же часто, как и Пари — за девочку. Но прекрасная дева перед ним была несомненно женственной. Её каштановые волосы отросли и теперь спадали на плечи двумя толстыми косами. Её худощавое тело обрело женственные изгибы, хотя её обнажённый живот всё ещё выдавал лёгкий рельеф пресса, а икры были подтянутыми. Её коричневая кожа мягко блестела, умащённая маслами из тёплых ванн Храма. На ней были одеяния послушницы Авроры, которые сложно было назвать одеждой. Прозрачная белая ткань едва прикрывала её упругую грудь, другая — талию, но её всё равно не хватало, чтобы скрыть ложбинку между её мускулистыми ягодицами, выглядывавшую и сверху, и снизу. Её пупок был украшен золотым кольцом, как и соски, судя по выступающим контурам под тканью. Кроме того, на ней были золотые цепочки и сандалии на каблуках, чтобы казаться чуть выше, хотя и так она была на полфута выше Пари.

"Пенелопа, ч-что ты здесь делаешь?" — нервно спросил Пари, ёрзая, так как ему было трудно сдержать эрекцию... хотя три дюйма не так уж и выдавались.

"Я тоже по тебе скучала, неудачник"— рассмеялась она, шутливо. Её голос не изменился — всё тот же мальчишеский тембр с лёгкой хрипотцой. Она шагнула вперёд и обняла его, прижав свою упругую грудь к его подбородку. — "Мы слишком давно не виделись. Мне не нравится, как мы разбрелись: я в Храме, Гектор вечно тренируется, чтобы стать Чемпионом, а ты в материнской конюшне."

Пари покраснел при напоминании о своей скромной жизни, но не отстранился. Эти объятия были максимально близко к сексу, что ему доводилось испытывать, если не считать подглядываний за Гектором с очередной девчонкой.

"Ну, нам надо чаще видеться. Ты и я, " — осторожно предложил Пари, намеренно не упоминая Гектора.

"Именно! И начнём мы сегодня! Теперь, когда я получила третье проколотие в Храме, я уже не послушница, а полноправная жрица. У меня будет куда больше свободы, а у Гектора, думаю, тоже после Фестиваля — ведь столько лет уже не видели ни одного Минотавра или Горгоны."

Пари угрюмо хмыкнул, внезапно надеясь, что очень злобная горгона заползёт в город и обратит Гектора в камень.

"Я подумала, мы можем начать с боя быков на арене, " — оживлённо сказала Пенелопа, слегка подпрыгивая. — "Мы поболеем за Гектора и попробуем встретиться с ним после шоу. Ну, если он не будет занят... ну ты понял." Пенелопа прикусила губу и покраснела.

(Занят тем, что трахает толпу девок в покоях Чемпиона), — подумал Пари, и он был уверен, что именно этим Гектор и будет заниматься.

В этот момент вмешалась мать Пари. Она подошла, всё ещё пропахшая спермой Гектора, и даже не удосужилась полностью застегнуть блузку. Хотя юбку надела.

"Ну и ну. Пенелопа, какая же ты стала прекрасная девушка. Наверное, мальчишки так и лезут, чтобы заполучить тебя." Произнося эту похабную похвалу, Джессали положила руку на спину юной жрицы и медленно провела вниз, пока её хищная лапа не схватила упругие ягодицы. Она сжала их, ногти впились в кожу, и Пенелопа в ответ слабо задрожала, подавив стон.

"Спасибо, мисс Лелэр"— сказала Пенелопа, дыша заметно тяжелее. — "А вы... соблазнительны как никогда."

Джессали низко засмеялась, её пухлые губы растянулись в развратной улыбке. "Какая милашка. Поцелуй меня, дорогая."

Поцелуи между женщинами в деревне Лайтвотч не были чем-то необычным. В Гедонии и Лицентии это обычное приветствие, хотя обычно ограничивалось лёгким касанием губ. Но когда Пенелопа встала на цыпочки, чтобы поцеловать склонившуюся женщину, Джессали подтолкнула её за задницу вверх, заставив жрицу углубить поцелуй гораздо больше ожидаемого. Карие глаза Пенелопы расширились от шока, и она заёрзала на месте, словно внезапно захотела в туалет, но постепенно расслабилась, закатив глаза от блаженства. Их челюсти задвигались, и Пари услышал, как их языки шлёпаются друг о друга. Он заметил, как пальцы его матери двигались — она постукивала по анусу Пенелопы, щекоча её там, усиливая опьяняющий эффект поцелуя.

Когда обмен слюной наконец завершился, Джессали доминантно отстранилась, слегка покраснев, с длинной нитью слюны, свисающей с её подбородка на подбородок Пенелопы. Бедная жрица тяжело дышала, словно только что взбежала на крутой холм. Её соски стали такими твёрдыми, что казалось, сейчас прорежут ткань её откровенного топа, а юбка задралась так высоко, что все могли видеть, как блестят её внутренние бёдра влагой от возбуждения.

«Киса», — Джессали облизала губы. — «Почему бы тебе не подождать Пари у дороги? Мне нужно кое-что сказать сыну наедине.»

Пенелопа замешкалась и сладко застонала, словно пробуждаясь от приятного сна, затем по-девичьи кивнула и, пошатываясь, вышла за ворота — но не раньше, чем Джессали шлёпнула её по оголённой попке.

Когда Пенелопа отошла достаточно далеко, Джессали ущипнула сына за щёку: «Не благодари.»

«Н-н-не благодарить?» — Пари был в замешательстве. — «За что? За то, что ты лапала любовь всей моей жизни?»

Джессали фыркнула: «Нет. За то, что разогрела эту сочную маленькую шлюшку для тебя. Блять, сынок, у неё там прямо лилось! Ей нужен жёсткий трах, и я дала тебе идеальный шанс залезть в эту киску, пока она ещё туговата.»

«Что значит "пока ещё туговата"?»

Его мать закатила глаза: «Я хочу сказать, что такая лань долго не побегает по лесу, прежде чем какой-нибудь охотник не проткнёт её задницу своим копьём. И, если честно, у тебя далеко не самое большое копьё в этом лесу.»

Пари попытался возразить, но из горла вырвался лишь жалкий писк.

«Ты же не думаешь, что такой жеребец, как Гектор, позволит этой сладкой попке вечно бегать неприкосновенной? Нет, он пригвоздит эту пизду к стене и будет использовать, как грязную прихватку. Так что лучше доберись до неё первым, иначе потеряешь её навсегда.»

Пари покраснел так сильно, что начал потеть, а сердце его колотилось, готовое разорваться. Он был так взволнован и зол, что едва мог говорить, но в итоге кивнул. Как бы ему ни было неприятно признавать, мать оказалась права.

«Хороший мальчик», — Джессали ласково сжала его крошечные гениталии в руке. — «А теперь иди повеселись на корриде и сделай маму гордой.»

Амфитеатр был самым большим сооружением в Лайтвотче — и самым старым. Построенный задолго до возникновения города, никто уже не помнил, кто его возвёл и для чего. Под землёй тянулись сотни миль неисследованных туннелей и катакомб. Иногда отважные археологи или историки спускались в эти глубины и делали интересные открытия — например, находили изображения горгоны в короне — но некоторые не возвращались вовсе. Впрочем, поскольку жители Лайтвотча гораздо больше увлекались атлетами, чем наукой, история места мало кого волновала — главное, чтобы зрелище удалось.

Каменные скамьи были забиты сотнями зрителей — больше половины городка пришло на шоу, остальные зрители были путешественниками, прибывшими на фестиваль. Ежегодная коррида была не просто драматичным событием, но и имела религиозное значение. Чёрный бык символизировал тьму и зло вселенной, тогда как матадор олицетворял Чемпиона Света, а его шпага — святой луч солнца.

Толпа взорвалась овациями, когда выпустили быка — особенно свирепого экземпляра, найденного в горах. Этот разъярённый гигант весил не меньше трёх тысяч фунтов, и когда он нёсся по пыльной арене, зрители чувствовали, как дрожит земля у них под ногами — будто перед ними живое землетрясение. Четыре устрашающих скрученных рога заканчивались остриями, способными пробить стальные доспехи, а из распахнутой пасти стекали густые слюни. Зверь был доведён до безумия и теперь жаждал крови.

И вот появился матадор — Гектор. Чтобы продемонстрировать чистоту веры и доказать свою храбрость, он вышел на арену полностью обнажённым. Его великолепное тело покрывал лишь тонкий пояс, на котором висела серебряная шпага, и блестящий слой масла, втёртого в его рельефные мышцы дюжиной голых жриц. Его чёрные волосы и тёмные глаза блестели от влаги — равно как и его огромный член, раскачивающийся между ног.

Женщины в толпе теряли сознание — некоторые истерично кричали, лишь бы поймать взгляд своего кумира, другие без стыда ласкали себя между ног, буквально истекая от восхищения.

Воцарилась тишина, когда бык заметил его. Его слепая ярость внезапно обрела цель, и он начал рыть копытом землю, не сводя глаз с жертвы. Ненависть и злость исказили морду чудовища, когда оно испустило рёв, разнёсшийся по амфитеатру, словно кошмарный гром.

Бык ринулся в атаку. Зрители ахнули. Гектор ловко увернулся.

Чудовищу потребовалось время, чтобы развернуться, набирая с каждым ударом копыт всё больше инерции, и оно бросилось снова, на этот раз мотая головой из стороны в сторону, надеясь разорвать его тело в клочья.

Гектор подпустил его совсем близко. Настолько близко, что, увернувшись в последний момент, он смог провести рукой по боку быка, скользя по его мускулистому телу, будто гладя котёнка.

Бык, казалось, осознал, что его высмеивают, и это ему не понравилось. Он встал на дыбы и резко развернулся, делая выпад рогами так быстро, что большинство зрителей даже не успели это предугадать. Но Гектор успел. Он внезапно очутился на спине чудовища, обхватив его мощными бёдрами, а его рука молнией метнулась к шпаге.

Единственная короткая вспышка серебра, и всё было кончено. Шпага Гектора вошла в тело быка, словно игла в буханку хлеба, пронзив сердце с хирургической точностью.

Миг — и бык всё ещё стоял. Его гигантский язык безвольно свисал, ноздри выдыхали последние струйки жизни. Затем он рухнул на землю — мёртвый.

Гектор стоял на туше поверженного зверя, высоко подняв руки — с торчащим членом. И более сотни женщин в толпе тут же достигли оргазма.

Пенелопа была среди них.

«Я... я в порядке», — Пенелопа тяжело дышала, медленно приходя в себя после неожиданного оргазма.

Пари помогал ей выбраться из амфитеатра в коридоры колизея, надеясь увести её от влажной духоты толпы и найти тихое место, где она могла бы остыть.

Пенелопа, откровенно говоря, выглядела полным разгромом. Её загорелая кожа всё ещё пылала, верхушки грудей блестели от капелек пота, пока она обмахивала себя, тяжело дыша. Юбка промокла насквозь, став полностью прозрачной, и так плотно прилипла к коже, что Пари мог разглядеть даже очертания её тугой вульвы и набухшего клитора. На мгновение он подумал, что она описалась — особенно из-за того, как она вдруг скрестила ноги и вскрикнула, сжав лицо, с которого капали слёзы. Но она не писалась. У неё был оргазм, причём мощный, хотя она даже не трогала себя, как многие другие.

Пари покраснел от глубокого чувства неполноценности, но всё же попытался заговорить:

— Пенелопа, я...

— Это было потрясающе, правда? — перебила его Пенелопа, возбуждённая и одурманенная эйфорией. — Я... я думала, что мне это не понравится. Обычно я ненавижу смотреть, как страдает животное, но... но... мммм. — Она застонала и слегка закачалась, прижимаясь к каменной стене, вероятно, представляя вместо неё обнажённое тело Гектора.

Пари глубоко вдохнул:

— Пенелопа. Я... я думаю, ты очень красивая, и...

— Неудивительно, что коррида считается священной. Разве он не выглядел великолепно? Будто... будто БОГ!

— Пенелопа, я...

— Нам нужно его увидеть! Я должна его увидеть! Мы должны сказать ему, как это было потрясающе, и...

Но на этот раз Пари перебил её. Откуда-то из глубин себя он набрался храбрости, схватил Пенелопу за плечо, развернул и прижал её горячее тело к холодной каменной стене. Её карие глаза расширились от шока, когда он прижался к ней, неуверенно прижимая её спину к стене, а его губы неловко и неудобно прижались к её губам. Его трёхдюймовый бугорок уткнулся в плоть её внутреннего бедра, а штаны почти мгновенно промокли от её возбуждения после корриды.

Прошли секунды. Секунды, которые казались часами. Неловкими часами. Пенелопа не целовала его в ответ. Она даже не проявляла и доли того энтузиазма, который выказала его матери. Он открыл глаза и увидел, что она смотрит на него сверху вниз, её большие карие зрачки моргали в замешательстве.

Пари отстранился, внезапно осознав, какую ужасную ошибку совершил.

— Пенелопа... я просто...

ШЛЁП!

Пари упал на землю со свежим красным отпечатком ладони Пенелопы на щеке. Он поднял глаза и увидел, как она уходит, двигаясь неестественно скованно, с выражением тошнотворного смущения на лице.

— Пенелопа! Постой! — закричал Пари, поднимаясь и бросаясь за ней.

Она резко обернулась, увидела, что он приближается, и ускорила шаг. Затем ещё немного. И ещё. Пока наконец не побежала. Пари бросился за ней, но даже в сандалиях на каблуках Пенелопа обогнала его, мчась сквозь толпу пьяных и возбуждённых гуляк, как сексуальная газель, грубо расталкивая некоторых. На неё рычали, но ничего не предпринимали, заметив, что она жрица Авроры. К Пари же отнеслись иначе — он был слишком слаб, чтобы пробиться сквозь толпу.

— Пенелопа! Постой! Пожалуйста, прости!

Он увидел, как она скользнула в комнату, пробежав мимо группы полуодетых деревенских девушек, одетых, чтобы произвести впечатление. Пари влетел следом, натыкаясь на несколько пар упругих грудей, и в итоге ввалился в тёплую, ярко освещённую комнату, не представляя, где он оказался.

— Пенелопа, я...

И вот он. Гектор. Стоял посреди комнаты, словно бронзовая статуя идеального мужчины, держа в одной руке кубок вина, а в другой — гранат, красный сок которого стекал по его подбородку и рельефным грудным мышцам. Он был хотя бы частично одет — в тонкое белое полотно, обёрнутое вокруг торса, но очертания его члена были неоспоримы, выпирая, как сосиска в наволочке. Он выглядел весьма удивлённым.

Пенелопа тоже была здесь, стоя рядом с Пари и дрожа от унизительного смущения, краснея так сильно, что её щёки стали похожи на гранат в руке Гектора, а на глазах выступили слёзы.

— И вот к нам присоединяется мой друг Пари! — воскликнул Гектор, радостно удивлённый, но явно сбитый с толку. — Пенелопа, Пари. Мы так давно не собирались втроём.

Пенелопа была на грани слёз:

— Гектор... прости. Я... я не знала, что это твоя комната, когда я...

— Чушь! — перебил Гектор, обнимая Пенелопу за талию и притягивая её маленькое тело для поцелуя в щёку (Пари был рад заметить, что это всего лишь щека, но не обрадовался, увидев, как Пенелопа готова кончить снова). — Разве я могу быть не рад видеть двух моих лучших друзей? Пенелопа, ты для меня как младший брат... то есть СЕСТРА!

Пари фыркнул, но Пенелопа снова была готова заплакать. В детстве она была для Гектора как младший брат — всегда собирала для него насекомых и хотела бороться. Но теперь этот «мальчик» стал большой девочкой, и она хотела бороться совсем по-другому. Гектор, похоже, даже не заметил, в какую сексуальную нимфу она превратилась, несмотря на предсказания матери Пари.

— Так... нас и дальше будут так прерывать всю ночь? — раздался женский голос, гладкий и чувственный, от которого у Пари по спине пробежали мурашки, а в животе стало тепло, словно от рома.

Он повернулся к самому тёмному углу комнаты, и его челюсть отвисла.

Там возлежала женщина, её длинное, стройное, но пышное тело растянулось на груде ковров, словно декадентская тигрица, готовая наброситься — или быть пойманной. Хотя она была наполовину в тени, её зелёные глаза сверкали, как огненные изумруды, а губы отражали свет, словно отполированные рубины. Она не была обнажена, но и одета тоже не слишком. Её наряд напоминал облегающий купальник, утопающий в округлых ягодицах в виде кружевного стринга, поднимающийся к груди и закреплённый на шее ожерельем с бриллиантами. Её конечности были длинными и изящными, грудь настолько большой, что оставалось только удивляться, как она остаётся такой невероятно упругой, а каштановые волосы струились по изогнутой спине, словно жидкий огонь. Без тени сомнения, это была самая красивая, потрясающая, возбуждающая, оргазмическая женщина, которую Пари когда-либо видел. Эта женщина делала слово «сексуальная» тусклым. Она заставляла огонь казаться влажным, а чистое золото — ржавым металлом. Рядом с ней даже Пенелопа снова выглядела растрёпанным сорванцом.

Пари был настолько очарован сексуальным призывом её языка тела, что даже не заметил другую девушку в комнате. Но там была маленькая светловолосая девочка примерно его возраста и роста, одетая в скромный стиль гедонийской горянки, а в её руках был длинноногий чёрный кот с красными глазами.

Ох... оу... — Пенелопа, — её грудь дрожала от боли при виде богини, отдыхающей в комнате Гектора. — Я вижу. Ты... ты, без сомнения, празднуешь свою победу. Прости, что прервала тебя. Пожалуйста... пожалуйста... — Пенелопа не смогла закончить и, сдерживая слёзы, развернулась, чтобы уйти.

— Пенелопа, подожди, — Гектор схватил её за плечо, останавливая. — Это не то, что ты думаешь. Эта женщина — не моя любовница. Она... как бы это сказать... человек, который интересуется старыми вещами. Старыми, пыльными. Вещами, закопанными в земле.

— Археолог? — предположил Пари, хотя, судя по развратному виду её соблазнительной фигуры, он сомневался.

— Да! — воскликнул Гектор.

— Неважно, — женщина пожала изящными плечами.

— Пенелопа, Пари, — начал Гектор, — может, вы хотите помочь мне в одном приключении? Эта женщина, эта археолог, говорит, что под Колизеем спрятано что-то очень важное и особенное. Что-то, имеющее огромное значение для истории Фестиваля Авроры. Я собираюсь помочь ей найти это. Разве не так, мисс... простите... я не знаю вашего имени.

Женщина встала, как кобра, её стройное тело выпрямилось с грацией, невозможной для кого-то с такими огромными грудями. Она оглядела комнату, особенно сосредоточившись на Пенелопе. Рыжеволосая богиня увидела слёзы девушки и самодовольно усмехнулась, наслаждаясь её ревностью, как сладким нектаром. Было ясно, что она знала, насколько превосходит других, и ей нравилось, чтобы все об этом знали.

— Надя, — произнесла она, растягивая имя, будто произнося его во время орального секса. — Надя Мешан.

Слова паладинов звучали в ушах Пари. «Она опасна», — говорили они. Он должен был их предупредить. «От этого зависит судьба вашего города». Так сказали. По крайней мере, так сказала добрая, Николь. Другая, Чанси, ему не нравилась. В животе ещё ныло от её удара. Эти мрачные предупреждения чемпионов Гедонии не выходили у него из головы, что делало сидение за столом с той самой женщиной, о которой его предупреждали, очень неловким.

— Вы уверены, что ничего не знаете? — Надя наклонилась так, что её грудь грозилась вырваться из кружевного выреза купальника. — Ничего?

— Простите, миледи, но нет, — Гектор пожал плечами и сделал большой глоток вина. Даже его кадык выглядел мощным, когда он пил. — Я знаю о катакомбах, конечно, но никогда не исследовал их глубоко. И никогда не слышал о таком сокровище, как вы описываете. Гробница? Нет.

— А ты, красавица? — Надя повернулась к Пенелопе, улыбаясь с намёком. — Деревня Лайтвоч была основана Храмом Авроры, а гробница, которую я ищу, связана с этой богиней. Я не думаю, что ваш храм учит маленьких девочек истории, когда вы не изучаете эротическое искусство?

Пенелопа нахмурилась и скрестила руки, отчего её грудь приподнялась, но по сравнению с Надей она была плоской, как доска. — Я не думаю, что мне разрешено говорить, даже если бы я знала, но нет. Этот Колизей существовал задолго до того, как Орден Авроры основал храм в Лайтвоче. Они пришли сюда из-за Священного Света, который мой орден считает священным для Авроры. Я не думала, что это старое здание имеет какое-то отношение к нашей религии.

Надя заворчала, подперев подбородок ладонью. Её ухоженные ногти постукивали по столу, оставляя царапины. — Ничего. Ни намёка. Я изучала это годами, и всё, что мне удалось выяснить, — это то, что Священный Свет как-то связан с... Чёрт.

Надя говорила в основном сама с собой, но Пенелопа увидела шанс пофлиртовать с Гектором. Её ножка коснулась его икры, и она наклонилась, пытаясь отвлечь его от более соблазнительного декольте Нади. — Знаешь, если там что-то есть, Гектор точно найдёт. Он очень храбрый... и умный... и красивый... и большой. Я думаю, он самый многообещающий чемпион за последние годы! Десятилетия!

— Ты слишком добра, Пенелопа, — Гектор улыбнулся и даже покраснел. Возможно, он не знал, что делать, когда его «младший брат» трётся о его ногу, но его тело знало. В набедренной повязке начала расти внушительная выпуклость. Гектор, возможно, не осознавал, какая похотливая маленькая девочка Пенелопа, но его член определённо осознал.

— Ммм... правда? — Надя мурлыкала, сидя ближе всех к молодому красавцу. Её гипнотические груди прижались к его натёртым маслом грудным мышцам, а пальцы скользнули по его прессу. Увидев его «гидру», её улыбка стала голодной. — Да... определённо настоящий чемпион. Я уверена, что нашла бы ему применение. Может, потеря сокровища — не полный провал.

— Нет! — Пенелопа вскочила так резко, что стул упал. Она бросилась к Гектору, обхватив его бицепс. — Я имею в виду... у тебя ещё будет время заблудиться в катакомбах. Может, тебе стоит начать прямо сейчас.

— Я не против, — прошипела Надя, — если этот храбрец пообещает защищать меня. Я хочу, чтобы он был рядом. Его тело — ни на дюйм не дальше от моего в тёплых, тёмных, тесных туннелях.

— Тогда я тоже пойду! — Пенелопа зарычала, как котёнок на тигрицу. — Как жрица Авроры, я обязана наблюдать за раскопками её реликвий. И Гектор должен защищать меня, раз уж вы, «археологи», так легко заменяемы.

Надя скривила пухлые губы. Она ущипнула Пенелопу за сосок, зацепив пирсинг.

— Ай! — взвизгнула Пенелопа.

— Сколько у тебя пирсинга? — спросила Надя. — Неделя? Ты недолго была жрицей. Почему бы тебе не помолиться, а взрослые дела оставить взрослым.

Впервые в жизни Гектор испугался. Он не привык, чтобы женщины дрались из-за него — большинство были рады присоединиться к тройничку или даже групповухе, чем он часто и наслаждался. Но эта шипящая, дерзкая перепалка странным образом возбуждала, и теперь его член был так твёрд, что приподнимал набедренную повязку.

— Я пойду с ним искать сокровище!

— Нет, я!

— Пошла ты, мелкая сучка! Он мой! То есть... СОКРОВИЩЕ моё!

— Он тебе не принадлежит, старая карга. Почему бы тебе не вернуться в бордель, откуда ты выползла?

— Дамы, пожалуйста, — Гектор поднял руки. — Я даже не знаю, где сокровище...

— Я ЗНАЮ, ГДЕ ОНО!!!

В комнате воцарилась тишина. Все взгляды устремились на Пари. Все. Изумрудные глаза Нади сверкали любопытством и скепсисом. Большие карие глаза Пенелопы выражали недоверие и замешательство. Гектор выглядел впечатлённым и даже на секунду оторвал взгляд от тела Нади. Светловолосая девочка в углу смотрела с недоверием, как и красные глаза странного кота у неё на руках. Пари потребовалось мгновение, чтобы осознать: они смотрят на него, потому что это он выкрикнул, что знает, где сокровище. Так отчаянно, так жалко, так отчаянно нуждаясь в том, чтобы привлечь внимание Пенелопы, он выпалил нелепую и невозможную ложь. Но он сделал это — прямо в лицо женщине, которую знал как опасную преступницу.

— Я... я знаю, что вы ищете. Я знаю, где это.

Мать Пари, Джессали, была в ярости, когда открыла дверь, чтобы впустить его. Он вернулся гораздо позже, чем она ожидала, и ни одна из его домашних обязанностей не была выполнена. Сегодня была его очередь стирать, а её простыни были особенно пропитаны следами секса после ночи с Гектором. Её единственной надеждой было то, что сын задержался, потому что всю ночь трахал Пенелопу — ту грязную сорванцу, с которой он дружил так долго. Не то чтобы Джессали не собиралась надрать ему задницу в любом случае, но ей было бы чуть менее стыдно, если бы он наконец-то получил свою порцию киски.

— Где, блядь, ты был? — закричала Джессали, распахивая дверь. — У меня половина мыслей... оу... вау.

За её тщедушным сынишкой стояла самая горячая женщина, которую Джессали когда-либо видела. Длинные каштановые волосы, узкие зелёные глаза, пухлые губы и пара сисек, способных накормить детёныша бегемота — эта женщина была воплощённой эротической фантазией. Джессали была уверена, что это туристка — судя по безупречному маникюру, идеальной коже и дорогой откровенной одежде. Вряд ли она проститутка, хотя у Пари всё равно не хватило бы денег даже на ручной массаж.

Джессали стояла в полном шоке, тяжело дыша и внезапно осознавая, как давно она не была с женщиной.

— Я... кто... что?

— Надя Мешан, приятно познакомиться, — соблазнительно протянула археолог, обходя хрупкое тельце Пари, как танцовщица, и входя внутрь.

Мать Пари была пышной женщиной, но с возрастом её формы слегка обвисли, а на животе появилась небольшая выпуклость. Грудь Нади была даже больше, чем у Джессали, и даже без лифчика она держалась с невероятной упругостью, а её кожа была гладкой, как отполированный металл, и натянутой, как барабан. Единственными морщинками на её теле были ямочки от широкой, соблазнительной улыбки.

— Я приехала в город на фестиваль, — Надя наклонилась ближе, так что их груди соприкоснулись, и её более упругий бюст вдавил сиськи Джессали, как тесто. — Ваш очень вежливый сынок Питер...

— Пари.

—.. .Патрик любезно предложил мне вашу свободную комнату, — Надя подмигнула.

— У нас... нет свободной комнаты, — прошептала Джессали, задыхаясь от жара тела другой женщины. Соски Нади впивались в её грудь, как напёрстки.

— Ничего страшного, — Надя хихикнула, её стройная рука скользнула под расстёгнутую блузку Джессали и обхватила талию. — Я посплю с тобой.

Мать Пари забыла о существовании сына, пока показывала Нади их маленький дом, сосредоточившись исключительно на том, чтобы проводить соблазнительную археолога в свою спальню. Ни та, ни другая не стеснялись в жестах, и к тому моменту, когда они поднимались по лестнице, Пари увидел, как его мать сжимает сочные ягодицы Нади, будто те были спелыми персиками.

Он воспользовался моментом, чтобы надеть шерстяной плащ и быстро выскользнуть за ворота, направляясь в город, чтобы предупредить паладинов о присутствии этой женщины в его доме. Но он не успел пройти и десяти шагов, как его остановила белокурая помощница Нади, всё ещё держащая того самого чёрного кота с красными глазами.

— Ты куда? — спросила девочка, явно подозрительно глядя на Пари.

— Я... эм... мне нужно купить продукты. Если все останутся на завтрак, нам не хватит еды.

Девочка приподняла бровь. Она была довольно милой, когда смотрела с подозрением. Вообще, она была милой в принципе.

— Солнце село час назад. Разве лавки ещё открыты?

— Если потороплюсь.

— Я должна пойти с тобой.

— Я справлюсь один.

— Я должна пойти с тобой, — настаивала девочка. — Госпожа Надя очень привередлива в еде.

— Нет-нет, я разберусь. ПОКА!

Не придумав ничего лучше, Пари просто бросился бежать, проскочив мимо бойкой блондинки так быстро, что она шлёпнулась на свою упругую попку. Она взвизгнула и крикнула ему вслед, но он уже свернул за угол.

Пари не заметил чёрного кота, следующего за ним.

— Паладины? Они взяли Королевский номер, — Олерик, хозяин таверны, ответил Пари, слегка раздражённо. — Чёртовы выскочки потребовали мой лучший номер, даже не заплатив.

— Правда? Почему ты им его отдал? — Пари никогда не считал Олерика щедрым, а по кислому выражению его лица было ясно, что «бесплатных услуг» от прекрасных воительниц не было.

— Потому что они паладины, избранные воины королевы Нимфории, и последнее, что мне нужно, — это злить её «Королевскую Шлюшность». Не хочу оказаться в каком-нибудь секс-подземелье с двенадцатидюймовым дилдо в заднице. Мне такое не по вкусу.

— Спасибо, — Пари медленно пробирался через переполненную таверну. Олерик наживался на фестивале, и многие комнаты были забронированы по дважды, чтобы у каждого туриста было место для ночлега. Это создавало плодотворные условия для анонимного секса между незнакомцами. Стоны и шёпоты любви из комнат звучали так же громко, как шум в общем зале, а некоторые возбуждённые гуляки даже не потрудились закрыть двери. Пройти по коридору было всё равно что посетить музей секса — каждый дверной проём открывал взгляду новую похабную сцену.

К тому времени, как он добрался до двери Королевского номера, его маленький член стоял во все свои три дюйма и готов был взорваться.

Пари постучал, и через мгновение дверь распахнулась. К счастью, это была более добрая из двух паладин — Николь, и Пари чуть не застонал при виде её. Она только что вымылась, её гладкая белая кожа блестела от лосьона, а длинные светлые волосы были заплетены в свободную косу. На ней не было ничего, кроме прозрачного розового ночного платья, едва прикрывающего пупок, а её лобок выглядел мягким и ухоженным.

— Ты, — голубые глаза Николь расширились от удивления. — Ты тот мальчик из конюшни, да?

— Я... я... я, — Пари запинался. Его лицо пылало так, будто вот-вот хлынет кровь из носа.

— Кто, блядь, там? — раздался гнусавый голос Чанси из комнаты. Раздался плеск воды, и её обнажённая фигура появилась в дверях, окутанная паром, с каплями воды и мыльной пены, стекающими по её упругому телу. Её кудри были собраны в пучок, а в руке она держала деревянную щётку для мытья, словно меч.

— Я... я... я, — Пари снова запнулся. Его сердце колотилось так быстро, что он боялся, что оно взорвётся раньше, чем его маленький член. — Я... я... я встретил её! Надю!

Девушки переглянулись с разными выражениями. Николь выглядела встревоженной и решительной, Чанси — надменной и самоуверенной.

— Заплывай, — Чанси жестом пригласила его внутрь, но тело Пари поняло это по-своему, и он «приплыл» в другом смысле, оставив липкое пятно на штанах.

Пари сидел на кровати Николь голый и смущённый, прикрывая свою скромную мужественность, пока его одежду стирали. Он рассказал паладинам всё, что произошло за день, как Надя осталась ночевать у него дома, об их завтрашнем походе под Колизей. Правда, рассказывать было сложно — обе паладины оставались полностью обнажёнными и сидели так близко, что он чувствовал запах шампуня в их волосах.

— Она в ловушке, — Чанси хлопнула по кровати, отчего её желеобразные груди затряслись. — Надо напасть сейчас же! Сжечь всё к чёртовой матери!

— Что? Нет! — вскрикнул Пари.

— Чанси! Возьми себя в руки! — Николь отчитала кузину. — Кроме того, что это грубо, простой огонь не остановит такую, как Надя. Она знает, что мы в городе, поэтому и ночует так далеко. Она ждёт нас.

— Тогда устроим засаду в Колизее, — Чанси надулась, что её идеи не оценили.

— Тоже провал, — Николь покачала головой. — Никто не исследовал все туннели, а смысл засады — знать местность лучше противника. К тому же, мы ни разу не могли победить её в одиночку. Она унижала нас каждый раз!

Николь покраснела, на глазах выступили слёзы, но Пари также заметил, как её розовые соски затвердели, а лобок слегка припух. Он не знал, как именно Надя «унижала» их, но догадывался, что это было что-то сексуальное.

Чанси застонала и плюхнулась на кровать, широко раздвинув ноги, пока её грудь не перестала дрожать. Она несколько секунд смотрела в потолок, затем села, зловеще улыбаясь.

— Мы используем пацана, — сказала она, скалясь.

— Исп... используете меня? — Пари испугался, но его маленький член снова ожил, глупо надеясь, что стерва собирается «использовать» его для чего-то приятного.

Чанси подошла к своим вещам и начала рыться, пока не достала маленький амулет, похожий на пузырёк на цепочке, и пучок синих листьев.

— О, — Николь кивнула. — Теперь я понимаю. Этот план может сработать.

— Рада, что ты согласна, потому что тебе придётся отсосать у пацана, пока он не кончит, — Чанси еле сдерживала смешок.

— Что? Мне? — Николь посмотрела на хрупкое тело Пари и не смогла сдержать гримасу. — Но... но я предпочитаю... покрупнее.

— Мы все такие, — Чанси фыркнула. — Но раз уж это мой план, то пусть твой рот добудет сперму. Так что на колени и принимайся за дело, кузина.

Чанси шлёпнула Николь по попе, та взвизгнула.

Потирая свою упругую задницу и ворча, Николь медленно опустилась на колени и раздвинула ноги Пари, обнажив его трёхдюймовый отросток, торчащий из гладкой мошонки. Сердце Пари бешено колотилось. Он вот-вот получит минет от одной из самых красивых девушек, которых когда-либо видел, да ещё и от паладина!

Николь нервно прикусила губу, откинув прядь волос. Она подняла глаза с грустным, неохотным выражением.

— Это не значит, что ты мне нравишься, ясно? — сказала она. — Просто... постарайся кончить как можно быстрее. И не запачкай мои волосы.

Она опустилась ниже, её пухлые прохладные губы обхватили короткий ствол его члена, а влажный язык выскользнул и обволок его мошонку. Без труда взяв в рот и член, и яйца, она начала водить языком вокруг. Это был не настоящий минет — не такой, какой доставался более крупным мужчинам с солидными инструментами. Член Пари был настолько мал, что если бы Николь попыталась задать ритм, эта штуковина могла бы просто выскользнуть. Вместо этого она просто сосала его, как конфету, правда, совершенно безвкусную. Пари даже не обладал достаточной мужественностью, чтобы иметь тот солоноватый мускусный аромат, который многие женщины любили ощущать, обсасывая солидный член.

Пари стиснул зубы, стараясь не кончить. Он хотел, чтобы этот момент длился вечно. Он был в раю.

Но тут Чанси удивила его. Хихикая, как озорная стерва, какой она и была, Чанси опустилась на колени позади кузины, взяла её упругую попку в руки и раздвинула ягодицы. Чанси высунула язык — длинный, розовый, извивающийся, как у бескостного акробата, — и погрузила его прямо в киску Николь.

Глаза Николь округлились, и она завизжала, не выпуская «достояние» Пари изо рта. Шок от внезапного проникновения языка кузины вызвал дрожь во всём её теле, и она даже слегка прикусила основание члена Пари.

— Ай... чёрт... о, Николь... я кончаю!

Для Пари это было слишком, и он начал извергаться, его маленький член брызнул на внутреннюю сторону щеки паладина. Она отстранилась, но оставила его жёлудь между губ, позволяя ему разрядиться полностью в её рот, не потеряв и не проглотив ни капли.

Чанси встала и оседлала спину кузины, словно лошадку, держа амулет под подбородком Николь и открывая маленький флакон большим пальцем. Николь отстранилась от члена Пари, и последний маленький фонтанчик спермы попал ей в глаз. Она слегка заныла, затем открыла рот и позволила всей его сперме вытечь из губ, аккуратно заполняя амулет. Как только он наполнился, Николь начала откашливаться и плеваться на пол, пытаясь избавиться от вкуса мальчишечьей спермы.

Чанси хихикала, стоя над кузиной и слегка потирая свой голый лобок о затылок Николь.

— Теперь съешь это, — сказала она, суя синие листья Пари.

— Но... но зачем? — спросил Пари, всё ещё одурманенный самым удовлетворяющим оргазмом в своей жизни.

— Я сказала — ешь, сучка! — приказала Чанси, мгновенно теряя терпение. — Съешь всё, или я расколю твои яйца, как фисташки. Ешь!

Пари повиновался, запихивая синие листья в рот и жуя. На вкус они были ужасны, как дерьмо, и выделяли едкое масло, которое, казалось, пропитывало его язык и дёсны.

Пари попытался снова спросить «зачем», но его рот был слишком заполнен противной растительностью, чтобы говорить.

— Хорошо, Пари, нам всё ещё нужна твоя помощь, — Николь вытерла остатки его спермы с подбородка. — Этот амулет, который я только что наполнила твоей сущностью, называется филактерией. Он приведёт нас к тебе, куда бы ты ни пошёл. Таким образом, мы сможем следовать за тобой и Надей, не спугнув её. Но настоящая изюминка плана — в тех ядовитых листьях, которые дала тебе Чанси.

— Ядовитых?! — Пари ахнул, подавившись отвратительным комком листьев, который случайно проглотил.

— Не смертельно, тупица, — сказала Чанси. — Это листья с дерева Кокатрикс. Гедонийские маги выращивают их, потому что считают синие листья красивыми, но в них также содержится интересный токсин. Листья совершенно безвредны для того, кто их ест, так что с тобой всё будет в порядке, но в течение следующих нескольких дней всё в тебе будет ядовитым. Твой пот, твоя кровь, но особенно твоя сперма.

— Что? Почему? — спросил Пари, плача от страха и замешательства.

— Потому что яд — это седативное средство, очень сильное, — ответила Николь. — И самое главное, это седативное, которое подавляет магические способности человека.

Их ответы не проясняли картину для Пари. Они только запутывали его всё больше.

— Магию?

— Пари... эта женщина... Надя, — Николь посмотрела ему глубоко в глаза. — Она очень могущественная женщина. Очень злая. Она ведьма, Пари, и мы пришли сюда, чтобы схватить её, но она слишком сильна даже для нас обеих вместе. Нам нужно, чтобы ты её отравил, прежде чем мы устроим засаду в Колизее, понял? И нам нужно, чтобы она была под действием яда. Нам нужно, чтобы ты ввёл в неё как можно больше своих телесных жидкостей. Нам нужно, чтобы ты трахнул Надю. Трахни её как можно жёстче и как можно больше раз. Тогда... если мы схватим её... мы вознаградим тебя.

— Чем... чем именно? — спросил Пари.

Николь покраснела и пожала плечами, отчего её грудь приподнялась. Она прикусила губу и слегка улыбнулась.

— Всем, чего ты только можешь пожелать от нас. И не только от меня и Чанси, но и от всего Храма Гедонии.

Пари покинул таверну ошеломлённым, растерянным и смущённым, его голова кружилась от тысячи невысказанных сексуальных возможностей, которые ждали его, если он поможет паладинам. В каждой культуре был свой храм, посвящённый эротическим искусствам, но немногие в мире могли сравниться с историями о Храме Гедонии. Говорили, что гедонийская паладин могла вытрахать жрицу Авроры в кому так же легко, как волк ловит кролика без ног, а жрицы Авроры и сами не лыком шиты в сексуальных битвах. Заняться сексом с полностью обученной паладином означало испытать сексуальность на её самой недостижимой вершине — событие настолько умопомрачительное, что некоторые философы утверждали, что достигли просветления через оргазмический опыт.

Он не имел ни малейшего понятия, как собирается трахать колдунью Надю — женщину, явно находящуюся в другой лиге, как звезда вне досягаемости мыши, — но он должен был попытаться.

Пари побрёл домой, настолько пьяный от своих фантазий, что не заметил длинноногого чёрного кота, следующего за ним.