Молчание Мелоди. ч.04/ Melody's silence pt. 04© WordsIntheWyld

Опубликовано на LE в разделе Loving wives 13/04/2025

От переводчика:

— 13.04.25 – часть 4 представлена на сайте Literotica

— 14.04.25 – эта часть исчезла с сайта

— 15.04.25- после гневных комментариев автор пояснил, что «часть вернулась из-за проблем с редактированием». Что это, остается догадываться.

— 16.04.25-после еще более гневных комментариев и обвинений в использовании «искусственного интеллекта» автор обиделся, разразился оправданиями, что много сил и эмоций затратил на это произведение, а неблагодарные читатели этого не ценят.

— 18.04.25- часть 4 так и не появилась.

Засим заканчиваю историю, публикую перевод части 4, скачанной с LE 13.04.25.

Из части 03:

Я кивнул. - И если они решат, что Алекс может привести их к этому, они не оставят нас в покое.

Мариша ничего не сказала сразу, но то, как ее руки сжались в кулаки, подсказало мне, что она думает о том же, о чем и я. Это была уже не просто охота за правдой.

Это была гонка.

Я резко выдохнул и провел рукой по лицу. - Нам нужно навестить Уолтера Хоббса.

***

Теперь часть 4

Конспиративная квартира

Алекс:

После Тэнглвуда прошло три недели, а мое плечо все еще болит - тупое, пульсирующее напоминание о том, что некоторые раны никогда не затягиваются. Пуля ушла, но тяжесть осталась. Повязка теперь скорее формальность, но каждый раз, когда я поворачиваюсь не в ту сторону, боль как будто возвращается ко мне. Это не то, что заставляет кричать. Эта боль навязчивая. Из тех, кто ждет, пока мир не замрет, а потом шепчет, что тебе никогда от нее не убежать.

Бюро спрятало меня здесь, на конспиративной квартире без названия. Стены приглушенно-серого цвета, словно они были созданы для того, чтобы забыть о существовании красок. В воздухе пахнет несвежим кофе и дезинфицирующим средством. Окна не скрипят. Даже половицы молчат, как будто они являются частью этой лжи. Это место, где ничто не живет, просто существует. И почему-то меня это устраивает.

Я сплю урывками, не больше двух часов. Кошмары всегда настигают меня, утаскивая в темноту прошлого. Смех Мелоди. Звук выстрела. То, как исказилась ее улыбка, прежде чем исчезнуть. А затем чувство вины. Это чувство никогда не проходит. Прошло шесть лет, а я все еще просыпаюсь, вцепившись руками в простыни, как будто мог удержать ее.

А еще есть Мариша.

Она приходит, когда может, проскальзывает в дверь, как будто ей здесь самое место. Она сообщает последние новости, имена, теории - кусочки, которые они извлекают из-под обломков этого дела. Я слушаю. Я задаю вопросы, на которые уже знаю ответы, просто чтобы ее голос подольше звучал в комнате.

Она неумолима. Остра как нож. Но когда она думает, что я не смотрю, в ее глазах появляется что-то еще. Что-то, чему я боюсь дать название. Это не жалость. Это не обязательство. Как будто она видит дальше заголовков и обвинений, как будто я больше, чем призрак, волочащий за собой воспоминания о Мелоди. Я не знаю, как на это реагировать. Поэтому я не делаю этого. Я просто позволяю этому копиться.

Я говорю себе, что это ерунда. Травма сближает. Та связь, которая крепнет, когда два человека переживают один и тот же пожар и выходят из него с одними и теми же ожогами и гарью в легких. Но я знаю, что это не так. Я чувствую это по тому, как учащается мой пульс, когда она прислоняется к дверному косяку, задерживая на мне взгляд.

"Как твое плечо?" спросила она вчера.

Я понял, что она имела в виду на самом деле.

Ты все еще испытываешь душевную боль?

И, возможно, так оно и было. Но ее ладонь коснулась моей руки, когда она повернулась, чтобы уйти, и, клянусь, на мгновение все стало живым. Всего на мгновение. Затем она ушла, и дом снова погрузился в себя. Тишина окутала меня, еще более тяжелая, чем раньше.

Прошлой ночью я сделал то, чего не делал уже много лет. Я сел за пианино. Мои пальцы замерли над клавишами, словно ожидая разрешения. Первая нота прозвучала неуверенно, затем другая, пока хрупкая мелодия не зазвучала под моими руками. Но это была не песня Мелоди.

Это было что-то другое.

Ноты были мягче, медленнее - как тени, преследующие свет. В них не было слов, только тяжесть того, что не было сказано. И это звучало как она. Мариша. Не в самой музыке, а в промежутках между нотами. Паузах, которые содержали нечто большее, чем звук.

Она в тишине.

Я остановился на полпути. Мои руки, лежавшие на клавишах, задрожали от тяжести всего этого. Шесть лет я был заперт в беззвучной пустоте, полагая, что музыка покинула меня. Но теперь тишина меняется. Мелодия возвращается. И каким-то невероятным образом она носит ее имя.

Я не знаю, что будет дальше. Расследование все еще продвигается по кругу, затягиваясь. Декстер прав - будет только хуже, прежде чем станет лучше. Тяжесть заговора давит, как шторм, а я все еще нахожусь в центре его внимания. Но впервые за шесть лет я не стремлюсь к ближайшему спасению.

Я жду.

Ответов. Справедливости. Может быть, даже чего-то такого безрассудного и невозможного, как надежда.

Запутавшись во всем этом, я продолжаю думать о том, как рука Мариши задержалась на моей. Тепло, которое оставалось еще долго после того, как она ушла. Она не совсем ушла. Еще нет.

Это должно что-то значить. Не так ли?

***

Местное отделение ФБР в Бостоне (конференц-зал)

Декстер

В тот момент, когда Дорсетт вошел в комнату, я почувствовал перемену в нем. Эта чопорная вашингтонская осанка, костюм, сшитый на заказ с точностью до сантиметра, самодовольство человека, который никогда не вышибал двери, но сделал карьеру, хлопая ими. Температура в комнате упала градусов на десять. Рурк обменялся с ним обычным для Бюро рукопожатием, но мы с Маришей остались сидеть. Мы пришли сюда не ради церемоний. Мы были здесь из-за войны, которая уже выходила из тени.

Мариша не стала терять ни секунды. Она начала инструктаж еще до того, как Дорсетт снял свое дорогущее пальто. Никаких светских бесед. Никакого политиканства. Только чистая правда - финансовый след Хармони Уэллс, имена, спрятанные на оффшорных счетах, нити, ведущие к федеральным судьям, и изрешеченные пулями места преступлений. Она изложила все это с такой точностью, которая должна была заставить зал гудеть от нетерпения. Но когда она дошла до того, что ей понадобились ордера, Дорсетт приподнял ухоженную бровь, как будто она только что запросила коды запуска ядерной бомбы.

"Это убедительно", - сказал он тем сухим, хирургическим тоном, который используют бюрократы округа Колумбия, когда собираются поджечь вас. "Но это не подтверждено. Других свидетелей нет. Вы просите о федеральном расследовании, основываясь на теории и флэш-накопителе.

Мариша напряглась. Не сильно, всего лишь на мгновение, но я это заметил. Огонь в ее глазах. Она открыла рот - вероятно, чтобы дать ему по морде, - но я легонько положил ладонь ей на руку. Еще нет.

Она тут же перестроилась, как профессионал. - Тогда давайте поговорим о перестрелках, - сказала она ровным, но резким голосом. - Одна - на складе. Одна - в Тэнглвуде. Две тактические атаки, обе были приурочены к тому моменту, когда мы были ближе всего к данным. Это были не наркоманы и не бандиты. Это была зачистка.

Дорсетт наклонился вперед, в его глазах было спокойствие хищника. "Вы объявили или представились как сотрудники ФБР во время обоих инцидентов?"

Я понял, куда он клонит. - Нет, - сказал я.

Мариша последовала за мной, ее голос был бархатно-стальным. - Потому что я вытаскивала гражданского из-под огня. Не самый подходящий момент для представления.

Дорсетт медленно кивнул, как человек, делающий заметки, которые он никогда не собирался читать. "Тогда с юридической точки зрения, это два гражданских лица, ставших жертвами насилия, и это не связано между собой. Местное дело. Не федеральное".

Мои кулаки сжались под столом. Воздух сгустился от сдерживаемой ярости.

"Мы стали мишенью, потому что подобрались слишком близко", - сказал я, стараясь говорить ровно, но тихо. "Достаточно близко, чтобы узнать правду. И в тот момент, когда мы коснулись гнили, полетели пули".

Рурк попытался разрядить обстановку, подняв руку. "У нас есть и другие важные темы..."

Но Дорсетт уже поднимался. Решение уже было принято. Его уход был спланирован заранее: костюм застегнут, тон решительный.

"Полиция Бостона отзывает свою поддержку. Вы должны немедленно передать все улики, все опросы свидетелей. Это больше не федеральное дело".

Он не стал дожидаться ответа. Он в нем и не нуждался. Он пришел, чтобы закрыть расследование, и вышел, как будто только что закончил пылесосить ковер.

Мариша рванулась за папкой, но я поймал ее за запястье.

"Мы еще не закончили", - сказал я достаточно громко, чтобы она услышала. "Они хотят, чтобы мы оказались в ловушке. Поэтому мы перестаем играть по их правилам".

Она не колебалась. Даже глазом не моргнула. Тот пожар, который я видел раньше, снова разгорелся, и на этот раз он был неугасим.

Рурк отвернулся от двери с таким выражением лица, которое сказало мне все: он понял, как глубоко это зашло и как высоко поднялись ставки.

"Они не чинят нам препятствий", - сказал он мрачным голосом. "Они кого-то покрывают. Кого-то, кто может связаться с Министерством юстиции и закрыть дело, как пушинку".

Мариша ответила незамедлительно. "Им нужна флешка. И они хотят заполучить Алекса".

Я кивнул. Я думал о том же с тех пор, как только Дорсетт открыл рот.

"Мы передали записку в полицию Бостона", - сказал я. "Только записку. Ее нашли в черте города, это их юрисдикция. А как же отчет о поездке?" Я встретился с ней взглядом. - Это Тэнглвуд, и это уже за пределами их юрисдикции. Это уже наше.

Рурк не стал спорить. Просто кивнул.- Это поможет вам выиграть время. Немного. Но достаточно, чтобы развернуться.

Он выглядел измученным. Как человек, сражающийся с тенями в комнате, полной опасности.

"Я не буду торопиться с освобождением Алекса", - добавил он. "Медицинские осмотры, накопившаяся бумажная волокита - все, что я могу сделать, чтобы избежать бюрократических проволочек. Но только неделя. Не больше.

Мариша скрестила руки на груди, уже прикидывая, что делать дальше. "Затем мы займемся банковскими переводами. Мы должны найти следы, прежде чем они успеют их замести".

Я посмотрел на висевший на стене знак Министерства Юстиции, сверкающий, как какая-то священная реликвия. И я почувствовал, как во мне поднимается знакомое возбуждение - ярость, целеустремленность, решимость.

"Если они хотят считать это местным делом, - сказал я, стиснув зубы, - тогда мы разберемся с этим сами без федералов".

Втихую. Неофициально. Точечно.

"Одна неделя", - сказал я Рурку. "Это все, что вам нужно".

Я не знал, так ли это на самом деле. Но я знал, что мы либо разберемся с этим, либо пойдем ко дну.

Рурк не стал задерживаться. Он повернулся к нам, весь такой деловой. - Есть еще какие-нибудь зацепки?

Мариша ответила прежде, чем он закончил. - Уолтер Хоббс. Он связан с фирмой. Его имя есть во всех отредактированных файлах."

Я сухо рассмеялся. "Отлично. Адвокаты. Всегда есть разница между высокомерием и забывчивостью.

Мариша бросила на меня взгляд, наполовину предупреждающий, наполовину забавляющий. Я наклонился к ней, понизив голос.

"Мы извлекли геоданные из видео, которое оставила Мелоди. Полные координаты. Либо она не знала, как их убрать, либо хотела, чтобы их нашли.

Брови Рурка поползли вверх. Он не стал спрашивать, как. Умный. - Местоположение?

"Склад, принадлежащий фонду Хармони Уэллс", - сказал я. На берегу, спрятан за другими постройками.

Мариша кивнула. "Если она и спрятала что-то еще, то это там".

Атмосфера изменилась. Мы все это почувствовали. Напряжение нарастало. Следующий шаг мог привести либо к прорыву, либо к чьей-то смерти.

"Тогда какого черта вы все еще здесь?" Рявкнул Рурк. "Уходите. И если Хоббс так хорошо завязан, как вам кажется, предполагаю, что он уже знает о нашем приезде.

Больше никаких брифингов. Никакой стратегии. Просто уходи.

Мариша схватила пальто. Я последовал за ней. Пульс бешено колотился. Это была не просто очередная зацепка. Это была гонка, и мы уже были на три шага позади.

"Юристы и подставные компании", - пробормотал я. "Это начинает походить на охоту за сокровищами, организованную мафией".

Мариша не рассмеялась. Но уголок ее рта дернулся. Этого было достаточно.

Я взглянул на часы. Отрепетировал план. Затем отбросил его. Хоббс мог оказаться королем, пешкой или последним свидетелем, с которым мы когда-либо разговаривали.

В любом случае?

Пришло время покончить с этим.

***

Конспиративная квартира

Мариша:

Мы с Декстером сидели за маленьким кухонным столом в конспиративной квартире, разложив файлы, похожие на изломанную карту хаоса прошлой недели: записку Мелоди, бухгалтерскую книгу Хармони Уэллс и наполовину расшифрованную электронную почту, которая указывала, по крайней мере, еще на двух судей. Лампа дневного света над головой жужжала, как назойливая мысль, и воздух в комнате казался напряженным, тяжелым от всего, что мы еще не сказали. Я взглянула на Алекса - он сидел напротив нас, наклонившись вперед, положив здоровую руку на стол и сжав зубы. Он почти ничего не говорил. Просто слушал. Но я видела, как у него подспудно нарастает напряжение, как его колено подпрыгивает под столом, а глаза то и дело бегают между папками, словно он пытался понять, почему улики на столе насмехаются над ним.

Он начал понемногу приходить в себя. Тяжесть всего этого - правды, опасности, молчания после шести лет, когда его клеймили виновным, - начала давать трещину. Я видела это по его дыханию, каким поверхностным оно стало. Затем он с излишней силой отодвинул папки в сторону, и бумаги рассыпались по столу. - Все это ничего не значит, если им все сойдет с рук, - пробормотал он. Его голос был резким и напряженным. Прежде чем я успела это обдумать, я потянулась и накрыла его руку своей. Это был инстинкт, а не стратегия. Успокаивающее движение, которое я сотни раз проделывала в комнатах для допросов, чтобы успокоить свидетелей. Но на этот раз оно было не просто профессиональным. Прикосновение поразило меня, как удар током. Теплотой. Реальностью. Я застыл. Затем я отдернула руку, как будто дотронулась до провода под напряжением.

Декстер этого не упустил. Его взгляд метнулся между нами, затем он откинулся на спинку стула, скрестив руки на груди. - Думаю, на сегодня инструктажа достаточно, - сказал он небрежным, но твердым тоном. - Алекс, почему бы тебе не прогуляться? Губы Алекса на мгновение дернулись, как будто он хотел возразить, но он этого не сделал. Он медленно встал, удерживая руку перевязи, слишком взволнованный, чтобы оставаться на месте. Я начала подниматься тоже, и уже была на полпути к тому, чтобы встать на ноги, когда Декстер прервал меня. "Останься". Только одно слово. Тихо. Но это имело значение. Я остановилась, все еще держа руку на спинке стула. Он повернулся к одному из агентов у двери и сказал: "Иди с ним. Не спускайте с него глаз, но дайте ему побыть одному. Агент кивнул и последовал за Алексом к выходу. Дверь захлопнулась, оставив нас с Декстером в полной тишине.

Он заговорил не сразу. Просто посмотрел на меня тем терпеливым, проницательным взглядом, который говорил, что он уже знает ответ и дает мне возможность с достоинством произнести его первой. "Что происходит, Мариша?" наконец спросил он. - Вы с Бруксом... становитесь близки. В его голосе не было осуждения. Еще нет. Но в нем было что-то угрожающее. Я с трудом сглотнула, снова села и отвела взгляд. - Я знаю, - призналась я. - Я стараюсь вести себя профессионально. Я могу это. Но это становится все труднее". Слова прозвучали тихо. "Он не такой, как я ожидала. Он не просто жертва. Он - часть этого. Он... реальный. Слишком реальный.

Декстер медленно кивнул, его взгляд не смягчился, но и не ожесточился. "Ты ходишь по лезвию бритвы, Бакс", - сказал он. "И если ты упадешь, мы все пойдем с тобой". Я не стала спорить. Потому что он был прав. Я чувствовала это - грань между состраданием и компромиссом становилась тоньше каждый раз, когда я смотрела на Алекса и вспоминала, каково это было, когда он сжимал мою руку в грязи. Больше всего меня пугало не то, что я, возможно, уже перешла эту грань. Дело в том, что я не был уверен, хочу ли я возвращаться.

***

Конспиративная квартира

Алекс:

Когда я вернулся с прогулки, в комнате все еще ощущалось напряжение, которое я оставил после себя. Мариша не сразу подняла голову, но я заметил, как в ее глазах промелькнуло облегчение, когда я переступил порог, или что-то такое, чего она не хотела признавать. Декстер не терял времени даром. Он как ни в чем не бывало придвинул папку к себе. - ФБР побывало дома и в офисе Хоббса, - сказал он отрывистым голосом. - Там было чисто. Слишком чисто. Он исчез. Его жена тоже. Двое сыновей, оба учатся в колледже, также пропали без вести. Данные по кредитным картам отсутствуют. Оргтехники и какого-либо компьютера нет. Машины все еще в гараже". Он позволил этой фразе на мгновение повиснуть в воздухе, как будто ждал, пока она дойдет до него.

Я усмехнулся и опустился на стул. "Что ж, это успокаивает. Ничто так не говорит о "невинном семейном побеге", как скоординированный акт исчезновения". Это прозвучало резче, чем я хотел, слова все еще были с оттенком остаточного гнева. Я чувствовал себя выжатым, как будто слишком долго колебался между надеждой и ужасом. Декстер не отреагировал на сарказм. Он просто бросил на меня взгляд, который я не смог понять, и пропустил мимо ушей. "Не расстраивайся", - сказал он. "Это значит, что мы кого-то напугали. Сейчас они пытаются что-то сделать". Он постучал по углу планшета, лежащего перед ним. "Второе видео от Мелоди? Оно было помечено геотегом Кейп-Код."

Это подтолкнуло меня вперед. "Кейп-Код?" - Повторил я, уже перебирая сотни воспоминаний. Летние поездки. Музыкальные фестивали. Тихие маленькие домики, спрятанные за дюнами и деревьями. "Она снимала это на территории, принадлежащей подставной компании", - продолжил Декстер. "Совпадает с данными GPS. Мы отследили это достаточно далеко, чтобы подтвердить, что подставное лицо было создано с помощью юристов из Бостона, но что кроме этого? Мы уперлись в стену. Без поддержки Министерства юстиции мы не сможем добиться раскрытия финансовых данных или прав собственности. Тогда это будет похоронено. Он взглянул на Маришу, затем снова на меня. - Мы отправляемся туда завтра. Посмотрим, что мы сможем увидеть".

Я не колебался. "Я с вами". Слова вырвались прежде, чем я успел их обдумать. Прежде, чем я успел подумать о конспиративной квартире, осторожности или логике. Я не собирался сидеть здесь, пока они будут искать последнюю нить, которую оставила Мелоди. "Ты сам сказал, что это предназначалось для меня. Она оставила это для меня". Декстер ответил не сразу, и Мариша тоже. Она выглядела так, словно хотела сказать "нет", но что-то ее остановило. Возможно, она вспомнила, как я выглядел на том видео. А может, она увидела по моему лицу то, о чем я умолчал: что я не переживу, если меня снова бросят.

Декстер, наконец-, откинулся на спинку стула, изучая мою реакцию. – Только если будешь на 100% предсказуемым. И ты будешь делать в точности то, что я скажу. Никакой импровизации. Никаких блужданий. Я кивнул. "Чего бы это ни стоило". Он не стал настаивать дальше. Просто поднял папку и спрятал ее обратно в сумку. - Тогда отдохни немного. Дорога предстоит долгая. И если в том доме что-то есть... Его голос затих. Ему не нужно было заканчивать предложение. Мы все это почувствовали. Если Мелоди оставила после себя последний фрагмент, это была не просто подсказка. Это была правда, которую кто-то не хотел, чтобы мы узнали. И завтра мы собирались ее раскопать.

***

По дороге на Кейп-Код

Алекс:

Дорога на Кейп-Код была тихой, такой тишиной, которая заполняет пространство между людьми, когда им слишком много нужно сказать. Декстер сидел впереди, на пассажирском сиденье, просматривая последние данные на планшете, бормоча что-то себе под нос. Мариша сидела за рулем, сосредоточенная, но спокойная, ее стрелки уверенно держали десять и два, словно она удерживала вес всего мира на своих местах. Я сидел сзади, прислонившись к окну, и смотрел, как деревья проносятся мимо в лучах утреннего солнца. Музыки не было. Никакой болтовни. Только тихое шуршание шин по асфальту и время от времени ловил ее взгляд в зеркало заднего вида - украдкой, когда она думала, что я не смотрю.

Я сидел с закрытыми глазами. Потому что каждый раз, когда я моргал, я видел ее. Не Мелоди, хотя она всегда была рядом, а Маришу. Это случилось прошлой ночью, в хрупкие часы между сном и болью. Она мне снилась. Не как агент, и даже не как женщина, которая спасла мне жизнь, а просто как она... смеялась. Ее глаза встретились с моими, словно удерживая меня на месте. Ее кожа прижалась к моей, и это заставляло меня чувствовать то, чего я не испытывал с тех пор, как все развалилось. Нет чувства вины. Нет горя. Но есть надежда. И это привело меня в ужас.

И тогда Тэнглвуд вернулся ко мне, резко и безжалостно.

Мы на сцене.

Кошмар. Жар выстрелов и тяжесть ее тела рядом со мной в оркестровой яме.

Я не думал - я просто двигался. Сбил ее с ног и получил предназначавшуюся ей пулю. Я не переставал удивляться, почему. До сих пор. И, возможно, это был не просто адреналин или инстинкт. Возможно, в глубине души что-то во мне уже знало то, чего я не мог сказать вслух. Что она имела значение. Что она уже нашла себе место в том пространстве, которое я приберегал для кого-то другого.

Но все было не так просто. Этого не могло быть. Мелоди все еще была со мной - в моем сознании, в моем чувстве вины, в каждом оставшемся без ответа вопросе, который я нес, как тень. И пока у меня не было этих ответов - пока я не узнал, кто забрал ее, почему она исчезла и что она так упорно пыталась защитить, - я не мог попросить у своего сердца разрешения двигаться дальше. Еще нет. Не тогда, когда груз прошлого все еще давил мне на ребра, как прилив, которого я не избежал.

Я открыл глаза и увидел, что Мариша снова наблюдает за мной через зеркало. Наши взгляды встретились на секунду, и она отвела взгляд, но я успел заметить это - тот самый проблеск чего-то, чему никто из нас не был готов дать название. Я подался вперед на своем сиденье, напрягаясь, когда в поле зрения появилось побережье. Кейп-Код ждал. Голос Мелоди ждал. И где-то там, в тишине этого дома, была сокрыта правда. Мне просто нужно было продержаться достаточно долго, чтобы услышать ее.

***

Дом на мысе Код

Декстер:

Мы были менее чем в ста ярдах от дома, когда я увидел его - черный внедорожник с тонированными стеклами и выключенным двигателем, но свежие следы колес на мокром гравии говорили о другом. Тишина вокруг действовала на нервы. Хищник в состоянии покоя.

Мариша напряглась за рулем, ее пальцы крепче сжали руль. Ее взгляд метнулся к заднему бамперу, на котором в свете фонаря виднелась слабая вмятина.

— Это тот самый, - тихо сказала она. - Больничный гараж. Те же повреждения задних фар. Тот же неполный номерной знак."

У меня внутри все медленно скручивалось в узел. Мы приехали не рано. Кто-то нас опередил. Снова.

— Продолжай ехать, - пробормотал я.

Она проехала мимо дома, напрягая плечи, но не давя на педаль газа. Внедорожник в боковом зеркале уменьшился, но его присутствие осталось. Тихое. Наблюдающее. Мы остановились в нескольких шагах от дома, наполовину скрытые скелетообразными кронами деревьев.

Я заерзал на своем сиденье. "Нам нужно это проверить".

Мариша ответила не сразу, но ее челюсть была плотно сжата. Я знал, о чем она думает.

"Мы должны дождаться местной полиции", - сказала она. "Кто бы это ни был, он может быть вооружен. Возможно, это уничтожение улик.

Она не ошибалась. Но мы оба знали, сколько мгновений нужно, чтобы забрать улику, и как быстро может исчезнуть жесткий диск или вспыхнуть спичка, способная охватить все помещение.

"Мы не можем рисковать", - сказал я. "Мы проверим дом. Осторожно. Тихо.

Я повернулся к Алексу, ожидая возражения еще до того, как он открыл рот. Его челюсть была сжата, в глазах застыло напряжение.

— Нет, - твердо сказал я. - Ты останешься здесь.

— Если Мелоди что-то оставила...

— Мы найдем это, - перебил его я, и в моем голосе прозвучало больше раздражения, чем я намеревался. - Но у тебя одна здоровая рука и нет значка. Если все пойдет не так, ты мне нужен живым. А не снова истекающим кровью на полу.

Его взгляд вспыхнул, но он ничего не сказал. Пока...

Мариша разговаривала по телефону, ее слова были отрывистыми.

"Специальный агент Мариша Бакстер из ФБР. Возможно, в доме 133 по Вест-Шор-драйв совершено проникновение. Подозреваемые могут быть вооружены. Запрашиваю немедленное подкрепление."

Она повесила трубку. Не раздумывая. Без колебаний. Мы двигались вместе, держа оружие наготове, низко пригнувшись, в отработанном многими тренировками темпе. Деревья давали хоть какое-то укрытие, но каждый шорох гравия под моими ботинками казался предупреждением. Внедорожник стоял без дела, его черный корпус поглощал свет. Это был не просто автомобиль. Это было послание.

Мы здесь. И мы не боимся.

Когда мы приблизились к крыльцу, мой пульс гулко отдавался в ушах. Дверь была приоткрыта. Ни звука. Ни движения. Но воздух был напряжен, как за мгновение до удара молнии.

Я низко пригнулся под треснувшим окном, жалюзи были чуть приподняты. Я рискнул быстро заглянуть внутрь.

Там был он.

Лет сорока пяти. Коренастый. Телосложение военного. Он двигался как человек, знающий, как обыскивать комнату - обдуманно, методично. Его взгляд не метался по сторонам, как у безумного вора. Нет, он пришел сюда не за деньгами или драгоценностями. Он искал. Роясь в ящиках, просматривая папки. Каждое движение было рассчитано. Это был не просто взлом. Это была чистка.

Или, что еще хуже, попытка найти то, что нужно нам.

Я пошевелился, встретившись взглядом с Маришей, стоявшей напротив на крыльце. Мои пальцы быстро шевельнулись, подавая сигнал.

Два. Внутри. Входим...

Она кивнула. Никаких слов. Только взгляды.

Я мысленно начал обратный отсчет.

Три. Два. Один.

"ФБР!" Рявкнул я, когда мы ворвались в здание. "Руки так, чтобы я их видел!"

Мужчина застыл. На полсекунды дольше, чем следовало. Воздух затрещал под тяжестью того, что последовало дальше.

Голос Мариши прорезал тишину, твердый и повелительный. "На колени. Сейчас же!"

Он не ответил. Даже не вздрогнул. Но его глаза - холодные и непреклонные - говорили сами за себя. Он не боялся. Он что-то просчитывал.

И тут это случилось.

В коридоре мелькнула тень.

— Не двигаться! - крикнула Мариша, и ее слова все еще висели в воздухе, когда раздался первый выстрел.

Оглушительный треск. Дерево рядом с ней раскололось, и от удара по комнате прокатилась ударная волна. Она нырнула в укрытие, ударившись спиной о стену, и открыла ответный огонь точными, выверенными выстрелами. Грохот заглушил все остальные звуки.

Она прижата к земле.

Я не сводил глаз с мужчины передо мной. Он двигался... слишком быстро. Не безумная беготня, а резкие, тренированные движения. Армейский. Из правоохранительных органов. Или кое-что похуже.

Он собирается устроить спектакль.

Он сделал выпад, низко пригнувшись и целясь в центр моего тела. Удар плечом. Я едва успел среагировать. Мое тело изогнулось, его удар пришелся по мне, но я воспользовался его движением, зайдя за него и дернув его вправо. Его ноги оторвались от земли. Моя рука обвилась вокруг его шеи, и одним плавным движением я повалил его на пол. Пол застонал от силы удара.

Прежде чем он успел опомниться, я ударил его коленом в грудь, а мой глок уперся ему в щеку.

— Попробуй еще раз, - прорычал я. - Посмотрим, что произойдет.

Он замер, его грудь тяжело вздымалась. Но в его глазах - в этих глазах - не было страха. В них горело что-то первобытно.

Ярость.

С другого конца комнаты раздался голос Мариши. "Декс! Движение в коридоре!"

Черное пятно. Второй мужчина. Он не колебался. Его шаги прозвучали к входной двери.

"Он бежит!" За криком Мариши последовал хлопок двери. "Черная куртка. Бейсболка!"

Она исчезла прежде, чем я успел ее остановить. Стук сапог по крыльцу. Звуки погони затихли в ночи.

Я расстегнул наручники, удерживая мужчину под собой. Мое дыхание стало тяжелым, каждый вдох был резким. Я включил рацию.

"Подозреваемый задержан. Требуется подкрепление. Один беглец, направляется на восток".

Старый дом застонал, в воздухе густо запахло порохом. Внедорожник стоял снаружи, как привидение. Молчаливый. Ожидающий.

Мы больше не имели дело с перешептываниями и отредактированными именами.

Они были здесь. Из плоти и крови. И они были готовы на убийство, чтобы скрыть правду о Мелоди.

Мы тоже.

Мы не отступали.

***

Дом на Кейп-Коде

Мариша:

Я выскочила из парадной двери, легкие горели, по венам струился горький адреналин. Гравий хрустел под моими ботинками, когда я мчалась по подъездной дорожке. Мужчина в черной куртке уже был у внедорожника. Металлический щелчок дверной ручки прозвучал как выстрел стартового пистолета.

Нет. Не в этот раз.

"Стоять! ФБР!" Закричала я, и мой голос прорезал тишину. Мои руки были тверды, оружие нацелено. Но он не дрогнул. Даже не колебался.

Двигатель взревел, шины заскрипели по рыхлому гравию. В воздух поднялась волна пыли, когда внедорожник развернулся и понесся от меня по извилистой дороге. Я следила за ним прикидывая шанс прострелить колесо, мое сердце бешено колотилось в груди. Но машины уже не было. Поздно.

Еще одна зацепка ускользает у меня из рук.

Боль в груди не утихала, а живот скрутило от разочарования. Я медленно опустила пистолет, костяшки пальцев болели от того, как сильно я сжимала его. Все инстинкты кричали мне догнать его, сделать что-нибудь. Но внедорожник уже скрылся за линией деревьев.

Резкий треск в моем наушнике вернул меня к действительности. Отдаленный вой сирен стал громче, мигающие огни были едва видны сквозь деревья. Слишком поздно. Всегда слишком поздно.

Сколько раз еще нам повезет? Сколько еще раз мы будем на грани, прежде чем окажемся на земле, истекая кровью?

Позади меня раздались шаги. Я резко обернулась, все еще держа пистолет наготове – инстинкты работали на пределе. Но это был всего лишь Алекс. Его широко раскрытые глаза осматривали меня в поисках крови, дыхание было прерывистым.

"Ты в порядке?”

Его голос был прерывался, полный беспокойства. Я заставила себя кивнуть, слова застревали у меня в горле.

— Я в порядке.

Ложь была горькой на вкус.

— Но одному удалось сбежать.

Алекс стиснул зубы, его разочарование было таким же, как и у меня. На мгновение мы оба замолчали. Между нами повисло напряжение, невысказанное, но ощутимое. Затем подъездную дорожку заполнили красные и синие вспышки. Патрульные машины местной полиции резко затормозили, от резкого визга шин во все стороны полетел гравий. Офицеры высыпали из своих машин с оружием наготове, но было слишком поздно что-либо менять.

Декстер вышел из дома, а его преступник уже был в наручниках, и его тащили к патрульной машине. Мужчина не сопротивлялся. Не произнес ни слова. Выражение его лица оставалось каменно-холодным, как будто это было не более чем неудобством.

Он не паниковал. Ни капельки.

Я ненавидела его за это.

Воздух был наполнен писком раций, топотом ног и громкими командами. Но все это казалось далеким - как будто я была под водой, не в силах избавиться от гнетущего чувства, что мы что-то упустили.

Голос Декстера прорезался сквозь шум, его тон был слишком спокойным. "Не волнуйся об этом, Бакстер".

Я резко повернулась к нему. "Он сбежал". Мой пульс все еще не замедлился. "Это проблема".

Мрачная улыбка тронула уголок его рта, от которой у меня по спине пробежали мурашки беспокойства. - Нет. Это рычаг давления.

Я уставилась на него, нахмурив брови. "О чем, черт возьми, ты говоришь?"

Он и глазом не моргнул. "Мы предупреждали, что мы из ФБР. Все по инструкции. Они все равно стреляли".

Тяжесть его слов ударила, как удар под ребра.

"Министерство юстиции больше не будет оправдываться "местной преступностью", - продолжил он. "Они открыли огонь по федеральным агентам. Это совсем другая игра. Наконец-то у нас есть что-то, что они не могут спрятать под ковер".

Атмосфера изменилась. Осознание этого засело глубоко внутри меня - тревожное, но бесспорно верное.

Они не пытались нас напугать. Они пытались нас убить.

На мгновение я задумалась. Вспышка выстрела. Треск ломающегося дерева. Эхо моего собственного пульса отдавалось в моих ушах. Они не просто сводили концы с концами. Они делали заявление.

Но Декстер был прав. Они переоценили свои силы. И теперь мы не просто охотились за тенями. У нас была зацепка. Ниточка, за которую мы могли потянуть.

Меня охватило медленное, мрачное удовлетворение.

"Давай посмотрим, что они так отчаянно пытались найти".

Рука Алекса на мгновение коснулась моей руки. В его глазах был безмолвный вопрос, который никто из нас не хотел произносить вслух. Что, если все хуже, чем мы думаем?

Я не ответила. В этом не было необходимости.

В воздухе витали последствия хаоса, царившего в доме. Стены, казалось, впитывали напряжение - застоявшийся запах пыли и старого дерева смешивался с чем-то более резким. Пахло страхом. Пахло отчаянием. Жизнь была перевернута с ног на голову.

Декстер координировал действия с полицейскими, пока я осматривала обломки. Бумаги разбросаны по полу. Ящики стола выдвинуты. Металлический отблеск упавшей лампы, осколки стекла все еще разбросаны под ней. Но среди всего этого беспорядка выделялась одна вещь.

Мантия.

На полированном столе из красного дерева стояли фотографии в рамках. Улыбающиеся лица. Семья, застывшая во времени. Я подошла ближе, и от этих выцветших снимков что-то сжалось у меня в груди.

Уолтер Хоббс. Его жена. Двое их сыновей, оба едва окончили колледж. Они стояли, обнявшись, на фоне океана. Но улыбка Хоббса была натянутой. Жесткой. Как будто даже здесь, в окружении семьи, тяжесть не покидала его. А вот его жена... Ее глаза были ясными, полными надежды. Она понятия не имела, в какой тени жил ее муж.

Я осторожно отложила фотографию, чувствуя, как чувство вины становится все сильнее. Что бы Хоббс ни сделал, он все равно пытался защитить свою семью. А теперь?

Теперь уже ничего нельзя было изменить.

— Декс, - тихо позвала я, все еще глядя на каминную полку. Он приблизился, его глаза сузились, когда он проследил за моим взглядом.

— Это дом Хоббса, - сказала я, и от тяжести сказанного мой голос дрогнул. - Мы стоим посреди того, что осталось от его жизни.

Декстер резко выдохнул, и между нами возникло мрачное понимание.

"Мы получим ордер", - сказал он. "Никаких ошибок. Никаких коротких путей. Мы все сделаем правильно".

Я кивнула. Здесь не было права на ошибку. Не сейчас. Если в этом доме были улики, они будут наши. И нам нужно будет сохранить их.

Несмотря на то, что решимость укрепляла меня, беспокойство оставалось.

Мы были слишком близки. Воздух казался тяжелее, как будто он давил на меня.

И в глубине души я знала - что бы мы ни обнаружили, это не принесет утешения.

Это должно было принести правду.

Правда редко бывает милосердной.

***

На следующий день дом Хоббса был оцеплен ярко-желтой лентой, судебные следователи в белых костюмах сновали туда-сюда, методично обшаривая каждый уголок его прошлой жизни. Мы с Декстером наблюдали за происходящим с тротуара, засунув руки в карманы от холода. Алекс стоял у внедорожника, скрестив руки на груди, и уставившись на дом, словно в нем могли содержаться ответы на все его вопросы. Каждый сантиметр этого места был задокументирован, улики собраны с такой точностью, что это одновременно обнадеживало и тревожило. В чем бы ни был замешан Хоббс, это было не просто дело о коррупции - это было нечто более темное, и мы лишь касались поверхности.

К нам подошел техник-криминалист, осторожно протягивая пластиковый пакет. - Мы кое-что нашли, - сказал он, протягивая запечатанный пакет для улик Декстеру. Внутри был одноразовый телефон, черный и целый - именно та улика, которая нам была нужна. Алекс быстро шагнул вперед, глаза его были широко раскрыты от нетерпения. - Нам нужно включить это. Сейчас же. - Декстер поднял руку, спокойно, но твердо. - Пока нет, - сказал он. - Сначала нужно снять отпечатки пальцев. Мы делаем это правильно или не делаем вообще".

Разочарование Алекса было ощутимым. Я понимала его настойчивость - каждая подсказка казалась мне спасательным кругом, каждая задержка - оскорблением. Но Декстер был прав. Даже перед лицом отчаяния протокол имел значение. Я слегка коснулась плеча Алекса, чтобы немного подбодрить. "Он прав", - мягко сказала я. "Мы не можем позволить себе потерять улики сейчас". Алекс напряженно вздохнул, неохотно отступая назад. Декстер кивнул технику, который аккуратно положил одноразовый телефон в коробку для улик, снова оставив нас стоять в тревожной тишине пригородной улицы.

Как только криминалисты закончили осмотр, они оставили оцепление дома. Никто не войдет в него, пока мы не получим конкретных ответов. Когда мы садились во внедорожник, между нами повисла тяжелая тишина, нарушаемая только гулом двигателя, когда Декстер направлялся к окружной тюрьме. Я чувствовала, что Алекс рядом со мной, его тревога тихо пульсировала, излучая поток надежды и страха. Декстер уверенно вел машину, его взгляд был устремлен вперед, на лице отражалась тяжесть дела. Мы направлялись прямо к единственной осязаемой зацепке, которая у нас оставалась, - к человеку, которого мы арестовали вчера.

Когда мы вошли в тюрьму, стерильное флуоресцентное освещение показалось мне слишком ярким, выставляя все напоказ и ничего не скрывая. Декстер показал свой значок, и помощник шерифа повел нас в комнату для допросов, где ждал наш подозреваемый. Я почувствовала, как у меня сжалось сердце, а адреналин подскочил. Это был наш шанс, возможно, единственный, нарушить заговор молчания. Что бы ни знал этот человек, какие бы связи ни были у него с Хоббсом или неуловимыми фигурами, дергающими за ниточки за кулисами.

Помощник шерифа стоял за дверью комнаты для допросов, выражение его лица было извиняющимся, но решительным. "Он представился как Винсент Пэррис", - объяснил офицер, листая блокнот. "Он уже вызвал своего адвоката и не произнесет ни слова, пока не прибудет адвокат". Разочарование вспыхнуло во мне, как искра, попавшая в сухой трут. Винсент Пэррис - это имя резко отозвалось в моей памяти, словно колокол. Это был не какой-то наемный головорез; у Пэрриса были связи, влияние, прошлое, глубоко запутавшееся в паутине, которую мы так усердно пытались распутать.

Декстер тяжело вздохнул рядом со мной, стиснув зубы. - И я полагаю, что адвокат, к счастью, задерживается? - спросил он с горечью в голосе. Помощник шерифа коротко и мрачно кивнул. Это была классическая тактика затягивания дела, с которой мы сталкивались слишком много раз до этого. Я чувствовала, как Алекс напрягся у меня за спиной, его неугомонная энергия буквально вибрировала в тесном коридоре. Мы были близки, и все же этот небольшой процессуальный шаг грозил снова помешать нам. Правосудие висело на волоске.

Поскольку нам больше ничего не оставалось, мы повернули обратно к выходу. Когда мы шли по коридорам тюрьмы, каждый наш шаг отдавался гулким эхом, усиливая разочарование от того, что мы были так близки к ответам и все же не могли их достичь. Алекс не отставал от меня, его молчание было красноречивее слов. Я мельком взглянула на него; тень, пробежавшая по его лицу, отразила мое собственное разочарование. Он нуждался в ответах больше, чем кто-либо другой, и эта неудача была как соль на открытой ране.

Выйдя на прохладный вечерний воздух, я глубоко вздохнула, пытаясь подавить свое нетерпение. Декстер молча открыл двери внедорожник, выражение его лица было напряженным, взгляд устремлен куда-то вдаль. Алекс забрался на заднее сиденье, тихий и замкнутый. Я остановилась, прежде чем присоединиться к ним, и еще раз оглянулась на суровый фасад окружной тюрьмы. У Винсента Пэрриса были ответы, это было ясно. Но пока эти ответы были скрыты за процедурной волокитой, защищенной той самой системой, которую мы пытались поддерживать.

Когда Декстер тронулся с места, направляя нас обратно к убежищу, нас снова окутала неловкая тишина. Я смотрела, как пейзаж расплывается перед глазами, мои мысли были запутанными и тяжелыми. Теперь каждый тупик казался острее, каждое мгновение тишины - более гнетущим. Я знал, что эта борьба еще не закончена. Но когда я увидела конспиративную квартиру, у меня в животе поселилось неприятное чувство - мрачное осознание того, что это расследование быстро становится все более опасным, более личным и его гораздо труднее контролировать.

***

Конспиративная квартира

Мариша

Звонок Декстера в то утро принес странную смесь облегчения и разочарования - отпечатки пальцев были сняты, но результатов пришлось ждать еще три дня. Неопределенность давила на нас, но я видела, что особенно тяжело это давило на Алекса.

Он стоял у окна, и лучи раннего утра отбрасывали слабые тени на его лицо. Его пальцы беспокойно барабанили по стеклу, и этот ровный ритм выдавал, что под его внешней невозмутимостью назревает буря. Повязка на его руке висела как якорь, постоянно напоминая о Тэнглвуде. Он ненавидел это. Каждая гримаса, каждый разочарованный взгляд на свое отражение говорили мне об этом.

Я медленно подошла, стараясь, чтобы мой голос звучал непринужденно.

"Итак... что ты обычно делаешь, когда ждешь чего-то очень долго?"

Он повернулся, вопрос отвлек его от размышлений. На его лице промелькнуло удивление, хотя оно так и не коснулось его глаз.

— Музыка, - ответил он, и в этом слове прозвучала легкая боль. - Слушаю, практикуюсь, сочиняю... хотя сейчас я довольно ограничен.

Он указал на свою поврежденную руку, в его голосе сквозило разочарование. Меня поразила уязвимость, прозвучавшая в его признании. Музыка была для Алекса не просто страстью. Это были те нити, которые держали его вместе. А теперь у него отняли даже это.

Я кивнула, слегка улыбнувшись, и достала свой телефон. "Тогда давай послушаем. Назови мне что-нибудь".

Он удивленно нахмурился, но через мгновение пожал плечами. На его лице появилась легкая теплота, когда он предложил какой-то трек. Из динамика мягко зазвучали вступительные ноты, мелодия заполнила пустоту между нами. Напряжение в его плечах спало, поза смягчилась, когда музыка проникла в него.

Затем он заговорил - сначала тихо - об исполнителе, о смысле, заложенном в текстах, о том, как мелодия менялась и выстраивалась, словно разворачивающаяся история. Здесь его голос звучал по-другому - мягче, непринужденнее. Страсть, которую он питал к музыке, сквозила в каждом слове. Я поймала себя на том, что больше наблюдаю за ним, чем слушаю, очарованная редким светом, мерцавшим в его глазах.

Звучали трек за треком, утро становилось все нежнее. Мир за окном перестал существовать. Только мы. Музыка. Ровный гул воспоминаний, о которых мы не осмеливались говорить вслух.

Затем, не говоря ни слова, Алекс подошел ближе. Его пристальный взгляд встретился с моим, вопрос застыл в пространстве между нами. Он поднял здоровую руку с раскрытой ладонью, ожидая.

"Дай мне руку", - мягко попросил он, его голос был низким и ровным.

Мое сердце затрепетало в ответ. Все инстинкты подсказывали мне отойти, соблюдать дистанцию, которую я установила. Но я этого не сделала. Я не смогла. Моя рука скользнула в его ладонь, и от тепла его кожи у меня по спине пробежали мурашки.

Он повел нас в медленном танце, музыка окутывала нас, как вуаль. Его движения были осторожными, почти нерешительными, как будто он боялся, что момент может прерваться. Но воздух между нами сгустился от чего-то невысказанного - чего-то, что накапливалось с момента нашей встречи.

Он не просто свидетель. А я не просто агент.

Осознание этого поразило меня до глубины души. Я чувствовала биение его сердца в прикосновении его пальцев к моим, в том, как его глаза изучали мое лицо, словно запечатлевая в памяти каждую деталь. Тепло его дыхания коснулось моей кожи, и я, не задумываясь, прижалась к нему, притянутая ближе всей серьезностью того, о чем мы не говорили.

Затем музыка замедлилась, последние ноты, дрожа, затихли. Но мы не двинулись с места. Его рука задержалась на моей пояснице, а моя собственная легла ему на грудь, ощущая под своей ладонью ровный стук его сердца.

В этот момент очертания расплылись.

Он наклонился, и его лоб коснулся моего. Наше дыхание смешалось, и я почувствовала пульсацию его колебаний - почти невыносимое притяжение. Мои пальцы слегка сжались, вцепившись в ткань его рубашки, как будто это могло удержать мир от крушения.

И затем...

Зазвонил телефон.

Резкий звук расколол воздух, как стекло. Я отпрянула, отсутствие его прикосновения было почти болезненным. Мой пульс участился, когда я нащупала телефон, руки слегка дрожали.

На экране высветилось имя Декстера.

Алекс отступил, проводя рукой по волосам. Момент был упущен, но его тяжесть осталась, тяжелая и неразрешимая. Я все еще чувствовала тепло его дыхания, тень его прикосновения. Но времени на раздумья не было.

Я ответила, задыхаясь: "Бакстер".

Тон Декстера был резким и настойчивым.

"Мы получили заключение экспертизы телефону. Местный бостонский номер. Сейчас мы его отслеживаем".

Я с трудом сглотнула, заставляя себя сосредоточиться.

"Мы этим занимаемся".

Звонок прервался. Какое-то время ни Алекс, ни я не произносили ни слова. Воздух между нами затрещал от всего, что осталось невысказанным.

— Нам нужно идти, - пробормотала я, слова были едва слышнее шепота.

Он кивнул, но его глаза задержались на моих. И в них я увидела это. Тот же вопрос, на который я не была готова ответить.

Мы больше не просто искали правду.

Мы гнались за тем, что только что проскользнуло между нами.

***

Конспиративная квартира

Алекс

Наши лица были так близко, что я чувствовал жар дыхания Мариши, смешивающийся с моим, и на мгновение все замерло, заряженное электричеством. Как только я начал наклоняться к ней, ее телефон нарушил тишину между нами. Она испуганно отпрянула, возясь с устройством, а я проглотил нахлынувшее на меня смущение. Внутренне я ругал себя. О чем я только думал? Исчезновение Мелоди все еще преследовало меня, ответы по-прежнему были недосягаемы, а я стоял здесь, готовый переступить черту, к которой не имел права приближаться. Мариша на мгновение встретилась со мной взглядом, торопливо говоря что-то в трубку с непроницаемым выражением лица, а затем быстро отошла, оставив в воздухе отголосок чего-то незаконченного.

На следующий день, когда Декстер и Мариша прибыли на конспиративную квартиру, их энергия была напряженной и сосредоточенной. Декстер сразу перешел к делу, его глаза горели целеустремленностью. "Мы отследили номер - он принадлежал другому абоненту", - объяснил он. - Последний раз он звонил около недели назад, на старом складе в доках. ФБР сейчас готовит ордер. - Мариша тут же встретилась со мной взглядом, в ее глазах вспыхнуло беспокойство, молчаливое предупреждение не развивать эту тему дальше. Но я не мог сидеть сложа руки - только не снова. Я шагнул вперед, встречая их взгляды в упор. - Я иду, - твердо сказал я.

Реакция Мариши была мгновенной, в ее голосе слышалось разочарование. - Алекс, это безумие. Ты чуть не погиб три недели назад, а теперь хочешь попасть в еще одну смертельную ловушку? Ее слова, точные и честные, задели меня за живое, ее беспокойство было очевидным, но я отказался отступать. Я знал о риске, я не был наивным. Но стоять в стороне, пока моя жизнь выходит из-под контроля, для меня больше не имело смысла. Мягко, но уверенно я противостоял ее напору со спокойной решимостью. "Ты была единственной, кто сказал мне, что я должен с этим смириться. Ты была права - мне нужно довести это до конца".

Я наблюдал, как она напряглась, стиснув зубы, пока внутренне боролась, взвешивая правдивость моих слов и свой инстинкт защиты. Я знал, что несправедливо ставить ее в такое положение, но и по отношению ко мне это было несправедливо - шесть лет жить под подозрением, судьба Мелоди была постоянной тенью, от которой я не мог избавиться. Декстер молчал, наблюдая, выражение его лица было нейтральным, но задумчивым. Наконец, Мариша медленно выдохнула, в ее глазах на мгновение промелькнуло поражение, но также и что-то еще - понимание, в котором она не хотела признаваться вслух. - Хорошо, - тихо согласилась она, отворачиваясь, чтобы скрыть разочарование, которое не смогла полностью подавить.

Когда мы собрались уходить, я почувствовал, как тяжесть того, что мы чуть не натворили прошлой ночью, давит на нас, становясь еще тяжелее в этом непростом перемирии. Мариша снова на мгновение поймала мой взгляд, безмолвное общение произошло в мгновение ока. Это не было прощением или принятием - пока нет. Но это было нечто более глубокое: признание того, что мы вступили на неизведанную территорию, движимые общей потребностью в истине. Когда мы снова шагнули навстречу неизвестности, я понял, что мы оба сделали выбор, от которого не сможем отказаться, и что бы ни ожидало нас на том складе, оно заставит нас встретиться с этим лицом к лицу.

***

Склад (Рассвет)

Декстер:

Склад вырисовывался впереди темной тенью на фоне набережной, ржавые металлические петли ворот тихо поскрипывали на ветру. Тактические подразделения ФБР уже оцепили периметр, агенты бесшумно передвигались в бледных лучах рассвета. Я обменялся быстрым, решительным взглядом с Маришей, подтверждая, что мы готовы к прорыву, а затем подал знак двигаться вперед. Мы вместе двинулись вперед, обнажив оружие, каждый шаг был четким, каждый удар сердца - ровным, несмотря на неуверенность, ожидавшую нас внутри.

Двери склада легко распахнулись, слабо скрипнув петлями, и, как только мы переступили порог, в нос ударил внезапный запах пыли и металла. - ФБР! – Громко предупредила Мариша, и ее голос эхом разнесся по похожему на пещеру помещению. Мы методично продвигались вперед, фонарики прорезали узкие дорожки в густых тенях, освещая ящики, разбросанный мусор и стены, покрытые пятнами времени и запущенности. Мой пульс слегка участился, инстинкты сжимались, как спираль, по мере того, как мы продвигались все глубже.

— Сюда, - резко позвала Мариша, ее голос был низким и напряженным. Что-то в ее тоне неприятно кольнуло меня в животе. Я быстро направился к ней, и луч моего фонарика резко высветил тело, висящее на потрепанном стуле. Уолтер Хоббс - узнаваемый, но едва различимый человек. Его лицо было опухшим и в кровоподтеках, рубашка разорвана и потемнела от запекшейся крови. Мой желудок сжался в комок, воздух вокруг нас стал холоднее. Мы опоздали; все, что Хоббс знал, умерло вместе с ним.

Я подошел ближе, быстро вглядываясь в детали: его запястья были туго связаны, они были воспалены от борьбы, следы на коже напоминали о том, что ему пришлось пережить. Стиль казни - четкое и жестокое пулевое ранение в затылок. Метод был ясен: допрос, пытки и холодный, клинический конец. - Они не хотели, чтобы он говорил, - тихо сказал я, в каждом слове сквозил гнев. Мариша стиснула зубы, ее глаза потемнели от разочарования и невысказанной вины, она явно испытывала ту же беспомощную ярость.

Позади нас другие агенты начали снимать сцену, вспышки камер ритмично пульсировали в темноте. Я повернулся к Марише, стараясь говорить тихо и ровно, заставляя себя не обращать внимания на жестокость, свидетелями которой мы только что стали. "Кто бы это ни сделал, он в отчаянии. Они пытаются заставить замолчать всех, кто связан с ними. Мы стали ближе, чем когда-либо. Она медленно кивнула, на ее лице появилась решимость, хотя в ее взгляде читалось беспокойство. Мы знали, что это еще не конец. Еще нет. И кто бы ни дергал за ниточки, мы их прижмем.

Стоя у входа на склад, я чувствовал, как к горлу подкатывает горечь разочарования. Мы только что потеряли нашу лучшую зацепку - Уолтера Хоббса, который был мертв, а его семья все еще числилась пропавшей без вести, растворившись в воздухе. Алекс беспокойно расхаживал рядом с внедорожником, гнев и замешательство смешались на его лице, когда он высказал мысль, которую мы все разделяли. "Хоббс мертв, его семьи больше нет, и что теперь от нас толку?" - спросил он с неприкрытой горечью в голосе. Я взглянул на Маришу, наблюдая, как она молча борется с теми же трудными вопросами. Мы так далеко зашли в погоне за тенями, и наш лучший шанс докопаться до истины только что был похоронен прямо у нас под носом.

— Давайте сделаем шаг назад, - сказал я, заставляя свой голос звучать ровно, переключаясь в режим, который помогал мне в десятках расследований. "Давайте обсудим, что нам известно". Я прислонился к машине, скрестив руки на груди, мысли быстро сменяли друг друга. "Единственное, что беспокоило меня с тех пор, как мы поехали сюда, - почему именно финансовые вопросы? Как такой молодой сотрудник, как Мелоди, вообще смогла получить доступ к такой важной информации? Не похоже, что они оставили бы такие вопросы валяться где попало, чтобы младший персонал мог об них споткнуться."

Мариша достала блокнот и быстро пролистала исписанные страницы. Ее глаза сузились, когда она читала, затем она резко подняла взгляд. - Согласно тому, что мы собрали воедино, Мелоди обнаружила несоответствия в документах по делу. Она сразу же обратилась к Хоббсу с этим вопросом. И она, должно быть, обнаружила что-то настолько серьезное, что он запаниковал. Ее взгляд посуровел. "Видео - ее предупреждение - было записано в доме Хоббса на Кейп-Коде. Очевидно, сначала она доверяла ему, но потом поняла, что совершила ошибку".

— А Хоббс, - продолжил я, - забирает свою семью и исчезает сразу после нападения в Тэнглвуде. Он знал, что за этим последует, знал, что станет ненужным. Это делает его обузой для того, кто дергает за ниточки. Я сделал паузу, позволяя кусочкам головоломки встать на свои места, и шестеренки начали быстро вращаться. Мариша нахмурила брови и добавила: "Мы до сих пор не установили владельцев трех крупнейших аккаунтов. Эти аккаунты могут связать все воедино и раскрыть, кто именно стоит за всем этим. Они все еще призраки".

***

Бостонское отделение ФБР

Мариша:

Мы прибыли в бостонское отделение как раз в тот момент, когда утренняя тишина начала превращаться в организованный хаос. Декстер шел впереди, Алекс следовал за мной, от его движения исходило напряжение. В офисе SAC (Центр специальных операций ЦРУ) воздух был наполнен знакомым ароматом крепкого кофе. Мы с Декстером сразу же приступили к докладу, подробно описывая мрачную сцену в Кейп-Коде - склад, казнь Хоббса и нашу встречу с Винсентом Пэррисом. Директор SAC Рурк внимательно слушал, и выражение его лица становилось все более напряженным с каждой представленной нами подробностью. Наконец, он подвинул к нам через стол папку. - Винсент Пэррис, - ровным голосом произнес он. - Бывший военный, большой опыт работы в частной службе безопасности. На данный момент мы задержали его как важного свидетеля.

Рурк повернулся ко мне, переключая внимание. - Что нам известно о жене Хоббса? - спросил он, слегка постукивая ручкой по столу. Я быстро просмотрела свои записи о деталях предыдущих допросов. "Саманта Хоббс, - начала я, - домохозяйка. Активно участвует в нескольких местных благотворительных организациях. Соседи описывают Хоббсов как преданную пару, неизменно любящую друг друга - даже после того, как появились новости о его предполагаемом романе". Я нахмурилась, снова ломая голову над противоречием в их отношениях.

Декстер сухо перебил: "Либо у них лучший консультант по брачным отношениям на планете, либо этот роман был полной ерундой". Он слегка покачал головой, в его голосе слышался скептицизм. Я кивнул, молча соглашаясь - что-то в рассказе о романе было не так. "Это кажется слишком удобным", - сказала я, встретившись взглядом с Декстером. "Отвлекающий маневр, призванный отвлечь или дискредитировать. Возможно, и то, и другое". В комнате воцарилась тишина, пока мы осмысливали подтекст.

Как только Рурк открыл рот, чтобы ответить, телефон Декстера зазвонил, нарушив тишину. Он быстро ответил, нахмурив брови и внимательно слушая. После короткой паузы он поблагодарил звонившего и повесил трубку, повернувшись к нам с выражением озабоченности на лице. "Техническая команда отследила использование одноразового телефона", - быстро сказал он. "Он выходил на связь на складе незадолго до того, как Хоббс был убит, и только что сработал снова, в Нью-Йорке".

Эта новость повисла тяжелым грузом между нами, явный сдвиг в нашем расследовании. Дело только что расширилось, перешагнув границы штатов и погрузившись в пучину неопределенности. Выражение лица Алекса стало решительным, отражая мою собственную решимость. У нас было мало времени, кусочки мозаики все еще были разбросаны, но, наконец, у нас появилась еще одна надежная зацепка. Я выпрямилась, готовая следовать за этим, куда бы это ни привело. - Тогда мы направляемся в Нью-Йорк, - твердо сказала я, почувствовав решительный кивок Декстера в знак согласия. Истина может быть неуловимой, но мы не перестанем гоняться за ней до тех пор, пока ей негде будет спрятаться.

***

Бостонское отделение ФБР

Алекс:

Телефон Декстера зазвонил, отвлекая меня от тревожных мыслей. Я смотрел на Маришу, когда Декстер ответил, его глаза слегка сузились, когда он внимательно слушал. После напряженного молчания он, наконец, повесил трубку. - Мы получили результаты анализа отпечатков пальцев, - объявил он ровным твердым голосом. Он помолчал, внимательно переводя взгляд с одного на другого. - На одноразовом телефоне было три набора отпечатков. Уолтер Хоббс, Мелоди и детектив Шон Ридли.

Это имя поразило меня, как физический удар. Ридли - детектив, который практически таскал меня по комнатам для допросов, и который смотрел на меня так, словно в глубине души знал, что это я убил Мелоди. Гнев захлестнул меня, горький и раскаленный добела. "Ридли?" Выплюнул я. "Ты, должно быть, шутишь".

Декстер стиснул зубы, выражение его лица стало решительным. - Давай навестим детектива Ридли, - мрачно сказал он, уже поворачиваясь к двери. Мариша мягко положила руку мне на плечо, когда мы направились к машине. Она говорила тихо, почти осторожно. - Алекс, я понимаю, насколько это личное, но тебе нужно сохранять спокойствие. Я кивнул, стараясь держать себя в руках. - Я не даю обещаний, - пробормотал я.

Когда мы добрались до тихого дома Ридли в Бруклине, дверь открыла его жена. Ее осторожная улыбка исчезла, когда она увидела значок ФБР у Декстера. "Все в порядке?" нервно спросила она. Декстер старался говорить ровным голосом. "Нам просто нужно поговорить с Шоном. Он дома?" Она поколебалась, затем кивнула. "Он на заднем дворе. Я позову его".

Ридли сидел один на задней веранде, тупо уставившись во двор. Когда он увидел, что мы приближаемся, его лицо побледнело, в глазах мелькнула паника. "Что это значит?" слабо спросил он. Декстер решительно шагнул вперед. - Твои отпечатки пальцев были обнаружены на одноразовом телефоне, связанном с Уолтером Хоббсом и Мелоди Макколл. У нас есть вопросы, Шон. - Ридли перевел взгляд на меня, в нем явно читалось чувство вины. Мой голос дрожал, когда я подошел ближе. - Шесть лет назад ты смотрел на меня так, словно я был виновен, Ридли. Ты с самого первого дня добивался моего осуждения, а теперь твои отпечатки обнаруживаются рядом с отпечатками Мелоди?

Ридли пристыженно отвел взгляд, его плечи поникли. "Алекс, я... я сожалею. Но это нечто большее, чем ты можешь себе представить".

Мой голос сорвался... "Тогда начинай говорить. Ты чуть не разрушил мою жизнь, и мне нужны ответы. Прямо сейчас. - Мариша слегка коснулась моей руки, безмолвно прося о сдержанности. Ридли тяжело выдохнул, в его глазах читалось поражение. - Хорошо, - прошептал он срывающимся голосом. - Я расскажу вам все, что знаю.

Мариша коснулась моей руки, ее голос был тихим, но твердым: - Алекс, тебе нужно успокоиться, - прошептала она, на ее лице отразилось беспокойство. Но из-за бушующего во мне гнева ее слова было трудно расслышать. Ридли, сгорбившись, сидел за обеденным столом, выглядя маленьким и подавленным. Я не мог избавиться от воспоминания о том, каким он был шесть лет назад - обвиняющим, праведным, готовым увидеть меня за решеткой из-за исчезновения Мелоди. Это было что-то личное, до боли личное. "Успокойся?" Я резко повторил: "Этот человек почти разрушил мою жизнь, и теперь я должен успокоиться?"

Ридли поднял дрожащую руку, подавляя мой гнев усталым, покорным жестом. "Ты нашел Хоббса, не так ли?" тихо спросил он, взглянув на Декстера. Декстер медленно кивнул, выражение его лица помрачнело. "Да, мы нашли. Он мертв". Плечи Ридли опустились еще ниже, его лицо стало бледным и болезненным. Он тяжело выдохнул, явно подавленный чувством вины и страха. "Значит, это уже началось. Я знал, что они не позволят ему бежать".

Декстер наклонился вперед, встретившись взглядом с Ридли, его голос был твердым, но сдержанным. - Расскажи нам все, Шон. С самого начала. Ридли колебался, глядя в сторону кухни, где исчезла его жена. "Я не хотел в это вмешиваться", - признался он слегка дрожащим голосом. "Но деньги... Боже, деньги были такими хорошими. Все, что мне нужно было сделать, это смотреть в другую сторону. Помогать им время от времени. Но потом..." Он сглотнул, его голос понизился почти до шепота: "Меня мучила совесть. Я хотел уйти. Но выхода нет - только заплатив самую высокую цену".

Он замолчал, лицо его было искажены стыдом, когда он снова посмотрел туда, где ранее стояла его жена. "Хоббс пришел ко мне в панике. Сказал, что молодой юрист фирмы по имени Мелоди наткнулась на подкуп Колдуэлла. Сказала, что она копает глубже, опасно близка к тому, чтобы раскрыть всех, кто был замешан в этом деле. Хоббс был в ужасе. Он сказал, что другие требовали, чтобы я разобрался с ней". Ридли, наконец, встретился со мной взглядом, и в нем прорвалось искреннее раскаяние. - Клянусь тебе, Алекс, я не хотел причинить ей боль. Я пытался отпугнуть ее. Угрожать ее семье. Угрожать тебе. Но Мелоди... - он печально покачал головой, - она была неумолима. Ее ничто не остановило.

В комнате была тишина. Мои руки слегка дрожали, гнев уступил место глубокой боли потери и беспомощности. Мариша тихо стояла рядом со мной, ее постоянное присутствие придавало мне сил. Признание Ридли повисло в воздухе, тяжелое и горькое. Мне хотелось накричать на него, проклясть, потребовать больше ответов. Но даже когда мое сердце болезненно сжалось, я поняла, что мы только что приблизились к правде Мелоди. - Тогда скажите нам, - наконец произнес я тихим, едва контролируемым голосом, - кто именно были "другие"?

Я стоял, крепко сжав кулаки, каждый мускул моего тела был напряжен, пока Ридли продолжал свою исповедь. - Хоббс тоже хотел выйти из игры, - тихо сказал он, опустив глаза. - Но его партнеры в юридической фирме... они зарабатывали миллионы, Алекс. Миллионы от высокопоставленных клиентов, выигранных дел, которые, казалось бы, выиграть было невозможно. Он знал, что если Уолтер попытается отказаться, его убьют. - Голос Ридли слегка дрожал, выдавая его страх. "Мы говорили о том, чтобы обратиться в ФБР. Но Хоббс сказал мне, что у них есть кто-то внутри - агент Нолан - и кто-то высокопоставленный в Министерстве Юстиции. Идти к федералам казалось таким же опасным, как и оставаться на месте.

Он прерывисто вздохнул, собираясь с духом, чтобы продолжить. "Тогда Уолтер в панике связался со мной. Судья Мартин Колдуэлл распорядился убить Мелоди. Уолтер умолял Колдуэлла, пытался убедить, что с Мелоди можно поступить по-другому." Взгляд Ридли на мгновение встретился с моим, чувство вины отразилось в каждой черточке его усталого лица. "Мы пытались спасти ее, Алекс. Уолтер и я... мы подумали, что если сможем помочь ей исчезнуть, то сможем защитить ее.

У меня болезненно сжалось горло, гнев боролся с глубокой печалью. Ридли снова отвел взгляд, и в его голосе зазвучал стыд, когда он продолжил. "У Хоббса был другой план. Ему нужен был рычаг давления. Он перевел взятки, накопившиеся почти за десять лет, - деньги, выплаченные Колдуэллу и всем остальным, - на отдельный счет. Идея заключалась в том, чтобы использовать эти деньги для шантажа, чтобы заставить их оставить Мелоди в покое. Ридли с горечью покачал головой. "Но потом Пэррис и Нолан появились на нашем пороге. Они угрожали нам, Алекс, нашим семьям. Сказали, что убьют всех, кого мы любим, если мы не отдадим ее".

Голос Ридли понизился, едва ли не до шепота. - Итак, мы это сделали. Мы предали ее. Колдуэлл действовал без одобрения, приказал убить ее, а затем пропавшие деньги стали огромной проблемой. Кто бы ни был у руля, он был в ярости. Колдуэлл был убит вскоре после этого, я уверен, что его заставили замолчать. - Он с трудом сглотнул, бросив взгляд на Декстера и Маришу, в его глазах читалось сожаление. - После исчезновения Мелоди они поверили, что ты тоже можешь что-то знать, Алекс. Когда ты исчез, они не смогли тебя найти. Но когда ты, наконец, вернулся, они увидели возможность. Они хотели тебя схватить, чтобы выяснить, что ты знаешь."

Тяжесть признания Ридли давила на меня, удушая своей ясностью. - Алекс, - Ридли, наконец, заговорил снова, его голос был хриплым и искренним, - я не могу вернуть ту боль, которую причинил тебе. Мне так жаль... за все. Я знаю, что не могу этого исправить, но мне нужно, чтобы ты понял, что Мелоди пыталась поступить правильно. Мы оба пытались. Мы были трусами, которые подвели ее. И тебя." Я уставился на него, не находя слов, мое сердце разрывалось между горьким гневом и щемящей печалью. Мелоди доверяла им - доверяла системе, - а они предали ее. И теперь, зная эту истину, я не был уверен, стало ли от этого легче переносить потерю или бесконечно тяжелее.

Шесть лет. Шесть проклятых лет гнева и предательства, наконец, прорвались наружу, необузданные и неконтролируемые. Мои кулаки сжались, грудь вздымалась, когда я шагнул вперед, выплескивая на Ридли всю свою ярость до последней капли. "Ты знал!" Закричал я срывающимся голосом. - Ты знал, что она в опасности! Она пришла к тебе за помощью, а ты предал ее. Ты угрожал ее семье, угрожал мне! Ты позволил ей умереть! Шесть лет моей жизни ушло, и из-за чего - из-за того, что ты был слишком напуган, чтобы встать и поступить правильно?" Мой голос сорвался, слезы ярости защипали глаза, когда я наклонился ближе, дрожа от горя и ярости. "Она доверяла тебе, а ты отдал ее прямо в руки этим монстрам!"

Мариша быстро шагнула вперед, схватила меня за руку и потянула мягко, но решительно. "Алекс, остановись", - тихо сказала она, в ее тоне слышалась настойчивость. Я проигнорировал ее, стряхнул ее руку, гнев поглотил меня. Ридли поднял глаза, встретившись со мной взглядом, побежденный и полный раскаяния. Он слабо поднял руку. "Нет, он прав", - сказал Ридли дрожащим голосом. "Пусть он скажет это. Я заслуживаю этого. Каждое слово. Алекс, ты прав - я подвел Мелоди и подвел тебя. Я не могу этого исправить. Хотел бы я это сделать."

Его смирение остудило мой гнев, огонь превратился в тупую боль. Я стоял, тяжело дыша, опустошенный. Затем вмешался Декстер, плавно переведя разговор на другую тему, хотя его голос был жестким от скрытого напряжения. "Ридли, - настаивал Декстер, - что насчет семьи Хоббса - его жены и детей? Ты знаешь, что с ними случилось?"

Лицо Ридли помрачнело, тяжесть еще глубже опустилась на его плечи. "Они, вероятно, уже далеко - или что-то похуже. Кто бы ни руководил этим, он знает, что это только вопрос времени. Они наводят порядок в доме, избавляясь от любого, кто может напрямую связать их со взяточничеством. Однако Уолтер был осторожен. У него был план на случай непредвиденных обстоятельств. Но даже с украденными средствами скрываться будет нелегко. Не вечно."

Декстер мрачно кивнул. "Мы возьмем тебя и твою семью под охрану. Мы позаботимся о вашей безопасности", - заверил он Ридли. Я слегка покачал головой, чувствуя, как меня захлестывает усталость, когда я посмотрел на Декстера. "А как насчет одноразового телефона? Что это нам дает?" Декстер повернулся ко мне с серьезным, но уверенным выражением лица. "Сейчас этим занимаются наши агенты, Алекс. Они отслеживают все возможные зацепки в Нью-Йорке. Мы получим ответы, и кто бы ни стоял за этим, у него заканчиваются места, где можно спрятаться".

***

Бостонское отделение ФБР

Мариша:

В офисе царила напряженная атмосфера. Мы с Декстером стояли напротив Алекса, который выглядел измученным, на его лице все еще отчетливо читались последствия его вспышки гнева. Декстер прочистил горло, пытаясь смягчить неприятную новость. "Мы получили известие, что жена и дети Хоббса были найдены в Нью-Йорке", - объяснил Декстер, стараясь, чтобы его голос звучал ровно, но мягко. "Они в безопасности, по крайней мере, пока. Завтра я с Маришей отправляюсь в местное отделение в Нью-Йорке, чтобы поговорить с ней".

Взгляд Алекса тут же посуровел, мышцы на его скулах напряглись, пока он обдумывал эти слова. - Вы снова бросаете меня? – с надрывом спросил он с горечью в голосе. Его разочарование было понятно, но нам обоим было ясно, что он не может быть вовлечен в это напрямую, не сейчас, не после всего, через что он только что прошел. Декстер спокойно поднял руку, пытаясь успокоить его. "Алекс, мы расскажем тебе все, что узнаем. Даю тебе слово. Но в этот раз ты не сможешь быть с нами."

Алекс слегка покачал головой, явно разочарованный, и постарался не смотреть мне в глаза. Декстер на мгновение заколебался, словно раздумывая, что бы еще сказать, затем тихо кивнул мне и выскользнул из комнаты, оставив нас наедине. Тишина, заполнившая пространство, была почти удушающей, наполненной всем, что мы оставили невысказанным, - всем, что едва не произошло между нами.

Я неловко поерзала, пытаясь найти нужные слова, чтобы преодолеть неловкость, но тишина упорно не отпускала меня. Наконец, я заставила себя поднять глаза и встретилась взглядом с Алексом. Он внимательно наблюдал за мной, в выражении его лица смешались грусть и разочарование. "Я знаю, это тяжело", - сказала я тихо, осторожно. "Но Декстер прав. Мы расскажем тебе все, каждую деталь. От тебя не отгораживаются".

Он медленно кивнул, хотя выражение его лица оставалось настороженным. На мгновение я чуть было не потянулась к нему, чтобы коснуться его плеча, физически успокоить его, но заколебалась и в последнюю секунду отдернула руку. Мгновение прошло, и между нами снова повисло молчание, более плотное и тяжелое, чем раньше. Отвернувшись, я поняла, что это уже не просто дело - это было что-то личное, сложное, и если я не буду осторожна, мы оба можем потерять больше, чем можем себе позволить.

***

Поездка в Нью-Йорк

Мариша:

Шоссе тянулось перед нами бесконечно, длинная серая лента, которая, казалось, расползалась под нашими колесами. Декстер сидел за рулем, не отрывая взгляда от дороги, а я в спокойном раздумье наблюдала за проплывающим мимо пейзажем. Первый час мы провели, просматривая записи, теории и бесконечные нити этого запутанного дела - Уолтер Хоббс, Мелоди, Пэррис и темные фигуры, руководившие всем этим. Но через некоторое время разговор перешел в тишину, и мы оба погрузились в свои мысли. Только когда Декстер тихо откашлялся, я поняла, что у него на уме что-то еще, что-то гораздо более личное.

"Итак, - медленно начал он, его голос звучал осторожно, но мягко, - мы собираемся поговорить о слоне в комнате или нам следует продолжать притворяться, что его там нет?" Я почувствовала небольшой толчок в груди, точно зная, к чему приведет этот разговор. Я слегка повернулась, внимательно наблюдая за его профилем. - Ты и Алекс, - уточнил он через мгновение, по-прежнему глядя прямо перед собой. - Мариша, я понимаю, что происходит. Я пытаюсь дать тебе пространство для маневра, надеясь, что ты сама во всем разберешься, но... Он тяжело вздохнул. - Сердце может быть могущественной вещью, не так ли?

Мое лицо вспыхнуло, и я инстинктивно отвернулась, уставившись на проезжающие машины, чтобы не встречаться с ним взглядом. Декстер был моим напарником достаточно долго, чтобы понимать меня лучше, чем кто-либо другой. Он знал о моем опыте - или его отсутствии - в отношениях, о том, что я всегда ставила работу превыше всего остального. "Ты всегда ставила значок на первое место", - мягко продолжил он, и это утверждение было не осуждающим, а просто правдивым. "Отношения всегда были на втором месте - или не были вообще. Но эта... история с Алексом. Это совсем другое дело, не так ли?"

Я сглотнула, пытаясь подобрать слова. Наконец, я перестала отрицать правду. - Да, - тихо призналась я, мой голос был едва слышен из-за шума шин. - Это другое. Декстер задумчиво кивнул, восприняв мое признание без удивления. - Послушай, Мариша, ты одна из лучших агентов, с которыми я когда-либо работал. У тебя острое, как бритва, чутье и ясная голова, и я доверял тебе свою жизнь столько раз, что и не сосчитать. Но чувства все усложняют. Ты это знаешь.

Повернувшись к нему, я, наконец, встретилась с ним взглядом. - Я знаю, - твердо сказала я, и решимость вернулась в мой голос. - Но я сосредоточена, Декс. Я обещаю. Мои чувства к Алексу не влияют на мои суждения - во всяком случае, пока. Я им не позволю. Сейчас главное - раскрыть это дело. Декстер внимательно изучал меня еще мгновение, затем медленно кивнул, и легкая улыбка тронула уголок его рта. "Хорошо", - мягко сказал он, полностью переключая внимание на дорогу. "Потому что мы не можем позволить себе упустить из виду то, что поставлено на карту".

***

Местное отделение ФБР в Нью-Йорке

Мариша:

Мы с Декстером прибыли в местное отделение Нью-Йорка, усталость от долгой поездки пробирала нас до костей. Лампы дневного света слабо жужжали, и низкий гул отдаленных разговоров наполнял стерильный коридор. Даже за сотни миль от Бостона в воздухе витал тот же удушающий груз невысказанных истин и невозможных решений.

Мы направились в маленькую комнату для допросов, нас ждала Саманта Хоббс. Через узкое окно я мельком увидела ее. Она сидела неподвижно, крепко сжав руки на коленях и ссутулившись, словно готовясь к удару. Под глазами у нее залегли темные круги, свидетельствующие о бессонных ночах, которые она пережила. В выражении ее лица не было гнева - только страх. И надежда.

Я почувствовала, как она проникает в меня. Надежда может быть жестокой. Она объединяла людей ровно настолько, чтобы разрушить их.

Дверь тихо щелкнула, когда мы вошли. Саманта подняла глаза, ища на наших лицах хоть какой-то намек на ответы. Я представилась, мой голос звучал ровно и размеренно, Декстер последовал моему примеру. Никто из нас не пытался поддержать разговор. Некоторые моменты этого не позволяли.

Тишину нарушил ее голос, тонкий и дрожащий. - Пожалуйста. Вы слышали что-нибудь об Уолтере?

Ее пальцы так сильно сжимали ткань свитера, что костяшки пальцев побелели. Она не моргала. От мольбы в ее голосе у меня защемило в груди. Я взглянула на Декстера. Он торжественно кивнул. Между нами пронеслись невысказанные слова - это должна быть я.

Я сглотнула, чтобы справиться с комком в горле. Было нелегко разрушить хрупкие стены, которые Хоуп возвела вокруг себя. - Миссис Хоббс, - начала я тихим, обдуманным голосом. - Мне очень жаль.

Ее губы приоткрылись, но с них не сорвалось ни звука. Я видела, как у нее на языке вертится вопрос, отчаянно пытающийся опровергнуть то, что я еще не сказал.

— Уолтер... был найден мертвым.

Ее лицо исказилось. Слово "смерть" повисло в воздухе, как трещина, разрушая остатки решимости, которые у нее еще оставались. Ее тело дернулось, когда из груди вырвались рыдания, грубые и прерывистые. Она прижала руки ко рту, заглушая звук, как будто, заглушив свое горе, могла скрыть правду.

Видеть эти муки было невыносимо. Я дрожащими руками потянулась к коробке с салфетками и подвинула ее к ней. Сначала она ничего не заметила, слишком потрясенная. Ее плечи сильно затряслись, и у нее вырвался низкий, жалобный звук. Это был звук оборвавшейся жизни.

"Мне жаль", - прошептала я снова, хотя слова казались пустыми.

Минуты шли. Декстер молчал, его лицо было напряженным. Мы ничего не могли ей предложить, кроме пространства - чтобы горевать, ломаться, искать те частички себя, которые еще остались.

Наконец рыдания Саманты стихли, превратившись в прерывистое дыхание. Она сжала салфетку в руке, вытирая глаза дрожащими пальцами. В комнате по-прежнему было тяжело, но теперь она стояла прямо, держась из последних сил.

"Я боялась, что это случится", - прошептала она. "Уолтер сказал, что они придут за ним. Он пытался уйти от них, но видно этого было поздно".

Ее голос дрогнул, и она почувствовала тяжесть своей вины. Чувство вины. Как будто она верила, что, перенеся это, сможет каким-то образом уменьшить его боль.

Декстер наклонился вперед, его голос звучал тихо и уверенно. "Миссис Хоббс, все, что вы можете нам рассказать, может помочь. Даже мельчайшие подробности".

Она кивнула, хотя ее взгляд был отстраненным, как будто она пыталась восстановить воспоминания среди обломков. "Уолтер рассказал мне кое-что - ужасные вещи. Он сказал, что юридическая фирма не просто вела дела. Они отмывали деньги, подкупали судей. Судебные заседания в Бостоне были нечестными. Их купили".

Она крепко сжала руки. "Он хотел уйти. Он пытался. Но они сказали, что если он сбежит, мы все заплатим за это. Я сказала ему, что мы можем найти другой способ, что мы будем в безопасности. Он сказал, что безопасности нет. Не с тем, что он знал.

Она встретилась со мной взглядом, в отчаянном поиске поддержки, которую я не могла обещать.

— Он дал мне кое-что. Он сказал, что это важно. Это доказательства. Он сам мне сказал... если с ним что-нибудь случится, я должна была передать это кому-то, кто мог бы их остановить.

Дрожащими руками она достала из сумочки маленькую серебристую флешку. Предмет поблескивал в свете флуоресцентных ламп - непритязательный, но невыносимо тяжелый по своему значению.

— Уолтер сказал, что это важно, - прошептала она едва слышно. "Достаточно важно, чтобы защитить это ценой его собственной жизни".

Флешка лежала у нее на ладони, безмолвный памятник его последнему акту неповиновения. Ее пальцы задержались, прежде чем она передала ее Декстеру. Он благоговейно сжал ее в своих ладонях.

"Мы позаботимся о безопасности вас и вашей семьи", - тихо сказала я, и это обещание было горьким на вкус. Безопасность - хрупкая вещь в таком мире, как этот.

Саманта кивнула, ее лицо было бледным, но решительным. Она сделала то, о чем просил Уолтер. Теперь все было в наших руках.

Декстер встал, стиснув зубы. "Мы немедленно организуем охрану".

Когда мы вышли из комнаты, стены офиса ФБР, казалось, стали еще теснее, а флуоресцентные лампы были резкими и неумолимыми. Но что было самым тяжелым, так это не дискета и не папки с делом, которые ждали своего часа.

Это было осознание того, что, несмотря на все потери Саманты, справедливость все еще не восторжествовала.

Для Уолтера Хоббса это произошло слишком поздно.

***

Бостонское отделение ФБР

Декстер:

Вернувшись в местное отделение в Нью-Йорке, мы с Маришей заперлись в защищенном конференц-зале и загрузили флэш-накопитель в защищенный ноутбук. На экране сразу же появились данные - номера дел, даты, судьи, суммы транзакций - все тщательно упорядочено. Я просмотрел все, и с каждым новым открытием мой пульс учащался. - Господи, - тихо пробормотал я, недоверие смешивалось с отвращением. - Они все это спланировали. Результаты рассмотрения дел, выплаты и все такое". Мой взгляд задержался на знакомом имени - судья Байрон Филлипс - и у меня внутри все сжалось, когда я увидел еще двух судей, вторую известную юридическую фирму, двух помощников окружного прокурора и более дюжины полицейских.

Мариша наклонилась ко мне, водя пальцем по записям. "Это не просто коррупция - это система", - мрачно сказала она. "Они контролировали основные судебные решения в течение почти десяти лет". Я медленно кивнул, углубляясь в изучение дела Филлипса. "Взгляни на это", - сказал я ей, не отрывая глаз от личного дела, которое я только что открыл. "Эндрю Дорсетт - наш дружелюбный представитель в Министерстве юстиции - работал клерком у Филлипса и выступал за Колдуэлла. Он был в этом деле с самого начала".

Мариша быстро сменяла экран, нажимая на клавиши и открывая личные дела агента Нолана и журналы его деятельности. Она замолчала, резко сузив глаза. - Нолан заболел за день до Кейп-Кода, - сказала она с подозрением в голосе. "И с тех пор он был недоступен. Удобно, не так ли?" Я почувствовал, как у меня сжались челюсти, под моим профессиональным спокойствием закипал гнев. "Он знал, что мы приближаемся. Теперь он в бегах".

Мы позвонили в SAC Рурку и немедленно проинформировали его, изложив все разоблачающие детали, которые нам удалось обнаружить. Рурк внимательно слушал, его молчание прерывалось лишь редкими вздохами, когда глубина предательства становилась очевидной. Наконец, он заговорил, голос его был решительным и твердым. "Я свяжусь с Министерством юстиции в Вашингтоне", - решительно заявил он. "Мы немедленно начнем выдачу ордеров. Мы не дадим Дорсетту или Нолану - или кому-либо еще - времени замести следы".

Я взглянул на Маришу, встретившись с ее решительным взглядом, прежде чем снова переключить внимание на телефон. "Насколько публичными мы хотим видеть эти аресты?" Я спросил, точно зная, каким будет ответ. Рурк не колебался. "Очень", - твердо сказал он. "Я хочу привлечь прессу. Я хочу, чтобы работали камеры. Я хочу, чтобы все увидели, как свершается правосудие. Мы достаточно долго были в тени, теперь пришло время вытащить этих людей на свет божий".

***

Конспиративная квартира

Мариша:

Когда мы с Декстером вернулись в безопасное место, я почувствовала, как тяжесть прошедшего дня давит на мои плечи, но оставалось еще кое-что, что должно было произойти. Алекс поднял взгляд с дивана, как только мы вошли, и в его глазах светилось ожидание. - Что ты нашла? - спросил он, и в его голосе прозвучала знакомая нотка напряжения. Я слегка ободряюще улыбнулась ему и направилась к нему. - Мы поймали их, - с гордостью сказала я. - Имена, денежные следы - все. Все это записано на флэш-накопителе. Коррупция распространилась глубже, чем мы думали. Но мы действуем. Готовятся ордера. Это скоро закончится.

Он встал, нахмурив брови. - И это все? он спросил. "Ты приходишь с самыми важными новостями и все еще что-то скрываешь". Я взглянула на Декстера, затем снова повернулась к Алексу, мой голос был тихим. "Мы бы хотели отвезти тебя кое-куда". Он настороженно застыл. "Куда?" Я поколебалась, затем просто сказала: "Доверься мне". Он долго смотрел на меня, ища глазами. Затем, наконец, он снял свое пальто с крючка у двери и кивнул. "хорошо."

По большей части мы ехали молча. Алекс смотрел в окно, его поза была напряженной и настороженной. Только когда мы свернули на тихую, знакомую улицу, я заметила, как напряглись его плечи. Он огляделся по сторонам, сузив глаза, когда до него дошло. "Почему мы находимся по соседству со Скоттом и Бет?" спросил он, явно испытывая неловкость. Декстер держал руки на руле, его голос был спокоен, но тверд. "Потому что пришло время", - сказал он. "И нужно покончить с этим, Алекс. И тебе нужна правда, вся, в открытую".

Я полезла в сумку и протянула Алексу маленькую флешку. "Это последнее послание Мелоди", - мягко сказала я ему. "То, которое она оставила для тебя. Ее голос. Ее правда. Они тоже должны это услышать". Алекс на мгновение уставился на флешку в своей руке, прежде чем слегка кивнуть. Его горло сжалось, как будто он пытался проглотить что-то твердое. Я не давил на него - в этом не было необходимости. Он понял.

Мы въехали на подъездную дорожку как раз в тот момент, когда на крыльце зажегся свет, озарив фасад дома мягким золотистым сиянием. Алекс вышел первым, крепко сжимая флешку. Мы с Декстером последовали за ним по дорожке к входной двери, и тяжесть всего, что мы обнаружили, сопровождала нас. Что бы ни случилось дальше, это не избавит нас от боли, но, может быть, только может быть, это поможет ее излечить.

***

Дом Бет и Скотта Макколлов

Алекс:

Я стоял перед входной дверью Макколлов с флешкой в руке, сердце колотилось так, что могло сломать ребра. Это было нечто такое, чего я и представить себе не мог - после всего того, что они наговорили, после всего горя и ярости, которые они обрушивали на меня все эти годы. Но Мелоди имела право на это. И в глубине души, возможно, они тоже этого заслуживали. Я поднял руку и постучал. Через несколько секунд дверь открылась, и на пороге появился Скотт Макколл. В тот момент, когда он увидел меня, выражение его лица потемнело, и он, казалось, был готов сказать что-то резкое, но Декстер быстро шагнул вперед.

— Мистер Макколл, - спокойно, но твердо сказал Декстер, - у Алекса есть кое-что, что вы с женой должны увидеть. Скотт с подозрением посмотрел на нас. "что это?" - спросил он резким голосом. Я встретился с ним взглядом, и на меня навалился груз всего, что я не высказал за последние шесть лет. - Это от Мелоди, - тихо сказала я. Это мгновенно изменило его. Его лицо побледнело, а дыхание перехватило. После долгой паузы он отступил назад и открыл дверь шире. - Войдите, - сказал он тихим и неуверенным голосом.

Мы вошли в гостиную, повисла напряженная тишина. Скотт крикнул через плечо: "Бет? Ты можешь подойти сюда?" Бет вошла через мгновение, и когда она увидела меня, стоящего рядом с Маришей и Декстером, ее лицо исказилось от волнения. "Что это?" - спросила она Скотта резким, надтреснутым голосом. "Что происходит?" Он повернулся к ней, стараясь сохранить самообладание. "Алекс кое-что принес", - сказал он. "От Мелоди". Сообщение". Она застыла, широко раскрыв глаза, не веря своим глазам. Скотт взял свой ноутбук, сел за кофейный столик и подключил накопитель. Экран засветился, и комнату заполнил голос Мелоди.

Они наблюдали в молчании, и я замер. Изображение Мелоди замерцало на экране, ее голос звучал ровно, но с нотками страха, и на мгновение мне показалось, что она никуда не уходила. Бет почти сразу не выдержала, слезы потекли по ее лицу, она прикрыла рот рукой. Скотт не плакал, но выражение его лица - глубокая, потрясающая печаль - сказало все. Когда видео закончилось, на долгое время повисла тяжелая тишина. Затем Скотт посмотрел на меня, глаза покраснели, голос стал тихим. "Алекс... Мне так жаль. Мы были неправы. К тебе. Обо всем". Бет кивнула сквозь рыдания. - Мы думали... Боже, мы думали, ты что-то с ней сделал. И все это время...

Я кивнул, с трудом сглотнув. "Люди, которые это сделали... их скоро арестуют. Правда выплывет наружу". Я больше ничего не мог сказать - я не был уверена, что смогу оставаться в этой комнате хоть секундой дольше. Я встал, и Декстер с Маришей последовали за мной. Холодный ночной воздух обдал меня волной, но я был рад этому. Когда мы шли к машине, Декстер оглянулся. "Как дела?" он спросил. Я устало улыбнулся. "Легче", - честно ответил я. "Немного легче". И впервые за долгое время я действительно это имел в виду.

Это была схема, нарисованная Декстером от первого лица, в которой он пытается разобраться в паутине заговоров, собирая воедино все связи. Эта сцена отражает его аналитический склад ума и растущее недовольство запутанной коррупцией.

***

Местное отделение ФБР в Бостоне

Декстер:

Стены конференц-зала казались теснее, чем обычно, лампы дневного света жужжали, как постоянное напоминание о том, что время на исходе. Стол был завален папками, узкими отрывками листов, маленькими фрагментами правды, которые никак не могли сфокусироваться. Фотографии Уолтера Хоббса, судьи Колдуэлла, Винсента Пэрриса - лица, которые я запомнил. Но лица ни о чем не говорили. Не без напряжения.

Мариша расхаживала взад-вперед по комнате, уперев руки в бока, и смотрела на доску, словно та требовала от нее ответов. Алекс сидел напротив, со сжатыми губами и рассеянно барабаня пальцами по столу. Он был немногословен. После Хоббса - ни слова. Горе тяжелым грузом навалилось на него. Понятно. Но мне нужна была его помощь. Нам всем это нужно.

Я просмотрел последние отчеты, отредактированные служебные записки и финансовые отчеты.

Хармони Уэллс. Пэррис. Ридли. Вмешательство Министерства юстиции. Мертвые свидетели.

Слишком много кусочков. Не хватает нитки, чтобы связать их вместе.

— Колдуэлл не был главным, - сказал я, нарушая тишину. Мой голос был тихим, обдуманным. - Он был могущественным, но не он командовал. Время его смерти - слишком точное. Предупреждение остальным. Кто-то сверху отдавал приказы.

Мариша остановилась. "Мы отследили оффшорные счета через Хармони Уэллс, но подставные компании никуда не ведут. Каждый перевод маскируется новым слоем. Кто-то потратил годы на создание этого брандмауэра".

Я кивнул, проведя рукой по лицу. - А Ридли? Его отпечатки на одноразовом телефоне - это не просто неудача. У него есть связи. Но мы все еще не знаем, насколько серьезные.

Затем заговорил Алекс, его голос был резким, несмотря на усталость в глазах. - Они пытались замять дело Мелоди. Шесть лет назад Ридли руководил расследованием, и теперь мы знаем, что он был у них в кармане. Но кто его подтолкнул? Хоббс был настолько напуган, что сбежал. Ридли остался. Он покачал головой, сжав челюсти. "Что бы они ни защищали - это не просто деньги. Это власть".

Он не ошибся.

"Колдуэлл был всего лишь одним судьей. Одной пешкой", - сказал я, указывая на его фотографию на доске. "Но Хоббс? Он намекал на целую сеть. Судьи, адвокаты, федеральные агенты - возможно, даже кто-то из Министерства юстиции. Они играли в долгую игру, вынося вердикты и отмывая выплаты через юридические фирмы, такие как Хармони Уэллс. Это не просто несколько плохих актеров. Это система".

Мариша шагнула вперед, взяла маркер и обвела имя Колдуэлла. Затем она провела линии, быстрые и четкие, соединяя его с Пэррисом, затем с Ридли. Еще одна линия протянулась к Хоббсу, тонкие черные чернила образовали паутину, которая, казалось, только росла.

— Судьи были скомпрометированы. Хоббс занимался выплатами. Пэррис улаживал все дела. А Ридли... - Она с силой нажала на его имя, как будто это могло что-то сломать. - Ридли позаботился о том, чтобы дела шли именно так, как они хотели.

"Но на этом все не заканчивается", - добавил я. "Министерство юстиции отменяет нашу юрисдикцию? Дорсетт закрывает нас? Это был не контроль за ущербом. Это было сохранение. Кто-то поддерживает эту сеть в целости".

Слова повисли в воздухе. Это не было паранойей. Это был факт.

Я встал, и потертый стул заскрипел по кафельному полу. "Нам нужно еще раз покопаться в оффшорных счетах. Копнуть глубже. Найти настоящих владельцев, стоящих за переводами Хармони Уэллс. А Ридли? Он знает больше, чем говорит. Пришло время напомнить ему, как выглядит рычаг давления.

Глаза Мариши сузились. - А что насчет Дорсетта? Это он нас подрезал. Ты действительно думаешь, что мы сможем его обойти?

Я сухо усмехнулся. - Дорсетт считает себя самым умным человеком в этой команде. Это не так.

Алекс отодвинул стул, его плечи все еще были напряжены. - А если мы найдем того, кто дергает за ниточки?

"Тогда мы будем тянуть сильнее", - просто сказал я. "Пока вся эта чертова конструкция не рухнет".

После этого никто не произнес ни слова. Сказать было нечего. Только работать.

Мариша подняла ближайшую папку. Алекс последовал за ней. И я сделал то, что у меня получалось лучше всего, - проследил за тенями. Потому что где-то в этой запутанной паутине меня ждало имя.

И когда я найду его, ни значок, ни титул не смогут защитить их.

На следующее утро в офисе компании царила напряженная атмосфера, как будто вот-вот разразится буря. Едва мы с Маришей поставили чашки с кофе на стол, как нас пригласили в конференц-зал SAC к Рурку. Выражение его лица было непроницаемым, но в глазах мелькнула искра энергии, которая подсказала мне, что за этим последует. - Министерство юстиции подписало ордера, - сказал он без предисловий. – На всех фигурантов. Вы двое затронули очень высокие здания. Теперь вопрос в том, как ты хочешь это сделать?"

Я взглянул на Маришу, и какое-то время мы молчали. Просто обменялись взглядами, в которых чувствовалась вся тяжесть, которую мы несли в этом деле. - Мы сделаем все чисто, - сказал я наконец. - Строго, профессионально и публично. Никаких утечек. Никаких одолжений. Никаких предварительных предупреждений. Я наклонился вперед, постукивая пальцем по распечаткам, разложенным на столе. "Я заберу Дорсетта. Его сегодня не будет в офисе - по четвергам он всегда работает дома. Лучше застать его на его территории, пока он не испугался.

Мариша кивнула, сосредоточенно сжав челюсти. - Я заберу Филлипса, - сказала она. - Этим утром он председательствует на слушаниях в окружном суде Саффолка. Я вручу ордер в его кабинете, а подкрепление будет ждать в коридоре. Пресса все равно будет толпиться в здании - слухи о внутреннем расследовании уже распространяются. Ее голос звучал ровно, но я мог сказать, что этот момент означал нечто большее, чем просто расставление акцентов. Для нас обоих это была расплата, к которой мы стремились.

Рурк сдержанно кивнул. - Тогда сделайте это. И делайте по правилам. Эти аресты вызовут волну возмущения - не давайте никому ни единого шанса оспорить процесс. Он посмотрел на нас обоих. - Будьте готовы к последствиям. У них были годы, чтобы создать союзы. Они попытаются раскрутить это, дискредитировать, похоронить. Будьте начеку."

Когда мы вышли из конференц-зала, я улучил минутку, чтобы оглядеть помещение. Звонили телефоны. Агенты целеустремленно двигались. Гул офиса, который вот-вот войдет в историю. Я повернулся к Марише. - Ты готова к этому? Она одарила меня мрачной улыбкой. "Родилась готовой". И на этом мы расстались - два направления, две цели, один шанс наконец-то вытащить правду на свет божий.

***

Конспиративная квартира

Алекс:

Я сидел за маленьким кухонным столом в конспиративной квартире, вполуха слушая тихое гудение новостей, проигрываемых на заднем плане, когда зазвонил мой телефон. Номер неизвестен. В обычной ситуации я бы не ответил, не после всего, что произошло, но что-то подтолкнуло меня. Я поднял его. - Алло? - Осторожно ответил я. Ответил знакомый голос, бодрый, но деловой: "Мистер Брукс? Это Лили Тран из "Бостон Попс"." Я выпрямился, удивленный ее звонком. - Лили? Э-э... привет. Что происходит?"

Она не теряла времени даром. "Я звоню, чтобы официально пригласить вас выступить на гала-концерте этого года в Симфоническом зале. Это в эту субботу". Эти слова ударили меня, как удар под дых. "Я... что?" Я запнулся, пытаясь осмыслить сказанное. "Подожди, ты хочешь, чтобы я сыграл?" Последовала пауза, затем она добавила: "Да. Запрос поступил от анонимного донора. Очень специфичный. Они называли тебя по имени". Это заставило меня задуматься. "Анонимный?" Повторил я. - Кто? Ее голос смягчился, но она оставалась профессионалом. - Боюсь, я не могу сказать. Просто знаю, что просьба была настойчивой. Вы - главная фигура программы.

У меня голова шла кругом. После всего - расследования, бури в ПРЕССЕ, исчезновения Мелоди - они хотели, чтобы я вернулся в Симфонический зал? "Это реально?" Спросил я, все еще не до конца убежденный. "Очень реально", - подтвердила она. - Мы приглашаем вас на репетицию завтра в десять утра. Оркестр в полном составе, все готово. Мы будем вас ждать. Я медленно кивнул, хотя она меня и не могла видеть. - Хорошо, - сказал я тихим голосом. - Я буду там. Она вежливо поблагодарила меня и повесила трубку, оставив меня одного в тишине с телефоном, который я все еще держал в руке.

Я долго смотрел на экран после того, как звонок закончился. Симфонический зал. Я чувствовал себя призраком, словно меня звали из прошлой жизни. Когда я в последний раз уходил с этой сцены, город был убежден, что я убийца. Теперь кто-то хотел вернуть меня в центр внимания. Я не знал, почему или кто за этим стоит, но одно было ясно: я уже не тот человек, который когда-то стоял под этими огнями.

Это будет не просто представлением - это будет расплата. И я уже чувствовал это всем своим существом.

***

Дом Дорсеттов (середина утра)

Декстер:

Таунхаус Дорсетта был похож на памятник искусственному совершенству. Подстриженные живые изгороди, нетронутая кирпичная кладка, американский флаг, лениво развевающийся над крыльцом, - место, призванное показать миру, что все в порядке. Респектабельно. Честно.

Это была ложь.

Я припарковался у обочины и намеренно медленно заглушил двигатель. В воздухе было тихо, если не считать мягкого жужжания разбрызгивателей на соседней лужайке. Солнце едва поднялось над крышами, и по тротуару протянулись длинные тени. Поэтично. Пришло время вытащить на свет божий еще одну крысу.

Я шел по дорожке, гравий хрустел под моими ботинками. Мое сердце не колотилось. Никакого всплеска адреналина. Только твердая, удовлетворяющая уверенность. Я репетировал этот момент слишком много раз. Стук был твердым. Два сильных удара. Достаточно, чтобы разбудить его, но недостаточно, чтобы привлечь внимание соседей. Еще нет.

Дверь распахнулась после второго стука.

Эндрю Дорсетт стоял там в дорогом шелковом халате, все еще со свежими складками, как будто он только что надел его. Он моргнул, на мгновение застигнутый врасплох, но маска быстро вернулась на место. Этот безупречный вид негодования. Легкая морщинка на его лбу, как будто мое присутствие было не более чем неудобством.

— Агент Маршалл? Его голос был хриплым от наигранного замешательства.

Он даже не потрудился это скрыть. Никакой паники. Просто уверенность человека, который думал, что уже победил.

Я показал ордер, хотя и не сделал ни малейшего движения, чтобы отдать его. Мой голос звучал ровно. Холодно.

"Эндрю Дорсетт, вы арестованы за препятствование правосудию, сговор с целью совершения мошенничества и содействие сокрытию федерального преступления".

Слова повисли между нами, тяжелые и непререкаемые.

На мгновение воцарилась тишина. Затем краска отхлынула от его лица. Его губы приоткрылись, как будто с них мог сорваться правильный аргумент, который мог бы все изменить. Но ничего не последовало. На этот раз у Дорсетта не было сценария.

Я шагнул вперед. Наручники щелкнули о мой пояс, металлический блеск отразился в утреннем свете.

"Повернитесь".

— Ты, наверное, шутишь. Его голос слегка дрогнул. - Ты хоть представляешь, кто я такой?

"Да". Я застегнул один наручник на его запястье. "Ты тот парень, который думал, что сможет скрыть правду".

Я защелкнул вторую манжету.

"Но она больше не закопана".

Обратный путь к машине Бюро был мучительно медленным. Намеренно.

Соседи уже наблюдали за происходящим - то из-за щели в занавеске, то из-за наполовину задернутых штор. Никто не выходил на улицу, но я чувствовал на себе их взгляды. Респектабельный фасад мира Дорсетта рушился с каждым шагом.

"Это возмутительно", - выплюнул он, повысив голос. "Я лишу тебя значка за это! Ты пожалеешь об этом".

Бравада не прошла. Его плечи были слишком напряжены, дыхание слишком поверхностным. Паника охватывала его, окутывая его слова. Такие люди, как Дорсетт, никогда по-настоящему не верили в последствия. Они думали, что власть делает их неприкосновенными.

Но наручники на его запястьях свидетельствовали об обратном.

У машины я открыл заднюю дверцу и крепко сжал его плечо, чтобы напомнить ему, на чем мы остановились. Он все еще говорил, все еще пытаясь взять себя в руки.

"Вы не знаете, как это работает, агент Маршалл. Такие люди, как я, - мы не падаем".

Я наклонилась к нему, понизив голос. Достаточно близко, чтобы только он мог услышать.

"Ты уже это сделал".

Он вздрогнул. Просто дернулся. Но этого было достаточно. Я увидел это - момент, когда страх победил. Настоящий, неоспоримый страх. Тот, который лишает человека костюма и самодовольства. Тот, который заставляет человека смотреть на обломки, которые он сам же и создал.

— А Дорсетт? Добавил я, давая своим словам отстояться. - Я бы хотел, чтобы ты оказал сопротивление. Хотя бы раз.

В его глазах мелькнул страх. Я закрыл дверь, и глухой стук эхом разнесся по тихой улице.

Забравшись на водительское сиденье, я бросил последний взгляд на прекрасный маленький район. Солнечный свет был уже выше, освещая крыши. Тени исчезли.

Я поймал свое отражение в зеркале заднего вида. На моем лице не было удовлетворения. Злорадства. Просто принятие решения.

Они думают, что система защитит их. Они думают, что власть делает их неуязвимыми. Но система не забывает ничего.

Бледное лицо Дорсетта смотрело на меня из-за перегородки. Он больше не бормотал угроз. Просто тишина, окончательнач.

Я повернул ключ зажигания, двигатель заурчал, оживая. Улица за нами расплылась, таунхаусы скрылись из виду.

Солнце встало, Дорсетт. А что сегодня? Тени принадлежат мне.

***

Здание окружного суда Саффолка

Мариша:

Судья Байрон Филлипс едва взглянул на меня, когда я вошла в его кабинет. Его пальцы лениво перебирали стопку документов, а сверкающие золотые весы правосудия возвышались у него за спиной, словно какая-то извращенная насмешка. Это была комната, которая должна была внушать страх - все из красного дерева и кожи, в каждом дюйме чувствовалась сила. Но ничто из этого не имело на меня влияния. Не сегодня.

Когда он, наконец, заметил меня, выражение его лица изменилось. Это был не страх. Еще нет. Просто раздражение. То самое чувство, которое годами изолировало его.

"Кто ты, черт возьми, такая?" рявкнул он, и его голос эхом отразился от обшитых панелями стен. - Вы не можете просто так врываться сюда. Это мой кабинет. Мне все равно, из какого ты агентства.

Это самодовольство. Лай человека, который верил в собственную неприкосновенность. Он надулся, как будто звание судьи могло защитить его. Как будто вся его жизнь, полная закулисных сделок и извращенных вердиктов, все еще имела значение. Но трещины уже были заметны - легкая дрожь в его руке, когда он отложил ручку, то, как быстро его взгляд метнулся к двери. Он что-то подсчитывал. Искал пути к отступлению.

— Судья Байрон Филлипс, - сказала я, стараясь держаться уверенно. Мой значок холодно блеснул в лучах полуденного солнца. "Вы арестованы за участие в заговоре, взяточничество, воспрепятствование отправлению правосудия и соучастие в убийстве".

Краска отхлынула от его лица. На мгновение он застыл - пойманный в эту долю секунды между отрицанием и обрушивающейся реальностью. Затем он вскочил на ноги, стул яростно заскрежетал по полу. Папка упала со стола, бумаги разлетелись в разные стороны, словно остатки его тщательно выстроенного фасада.

"Ты совершаешь ошибку", - выплюнул он дрожащим от гнева голосом. "Ты не знаешь, во что ввязываешься".

Я и глазом не моргнула. "На самом деле, я точно знаю, во что ввязываюсь. Ваш зал суда. Ваши правила. Ваша коррупция. И сегодня этому придет конец".

Я отстегнул наручники от пояса, и металлический блеск привлек его внимание. Его дыхание участилось. Драки не было. Никакой драматической вспышки. Только сокрушительный груз осознания. На этот раз в его руке не было молотка.

— Повернитесь, - приказала я.

Он не пошевелился.

— Повернись. Кругом."

Он стиснул зубы, но подчинился. Щелчок наручников был резким, окончательным. Он вздрогнул от этого звука, но от меня не ускользнула ярость, которая все еще горела в его глазах. Даже в кандалах он верил, что система поймет его. Убаюкает его. Что где-то кто-то защитит его.

Не сегодня.

Прогулка по зданию суда была более медленной, чем это было необходимо. Намеренно.

Филлипс старался держать плечи прямо, но я чувствовала напряжение в каждом его шаге. Судьи, клерки, адвокаты - те самые люди, которые когда-то кивали в знак уважения, - застыли при виде его. По залу пронесся шепот. В трубке зазвенели сотовые телефоны. Глаза расширились.

Пусть смотрят.

Он отвел взгляд, как будто, если не увидит их взглядов, это лишит их здравого смысла. Но я это увидела. Перемена. Разрушение иллюзии. Байрон Филлипс больше не был выдающейся фигурой правосудия. Он был просто человеком в наручниках.

Снаружи вовсю палил солнечный свет, воздух был насыщен предвкушением. Журналисты уже толпились вокруг, подняв микрофоны и сверкая камерами. Со всех сторон посыпались вопросы, жаждущие услышать что-нибудь интересное.

"Судья Филлипс! Правдивы ли обвинения?"

"Это вы приказали убить Уолтера Хоббса?"

"Насколько глубок заговор?"

Он не поднимал головы, но дрожь в сжатых губах выдавала его. Его имя больше не произносилось шепотом за закрытыми дверями. Его выкрикивали, чтобы услышал весь мир.

Я открыла заднюю дверцу седана ФБР, отполированный черный кузов блестел в свете сотен объективов. Филлипс повернулся ко мне, за его гневом скрывалось отчаяние.

"Это дело не пройдет", - усмехнулся он. "Я знаю людей. У меня есть люди".

Яд в его голосе был ощутим. Он все еще верил в безопасность теней. Но я не дрогнула. Не в этот раз.

"Больше нет".

Я закрыла дверь. Тяжелый стук отозвался эхом, как удар молотка по дереву.

Вибрация моего телефона отвлекла меня от этого момента. Декстер.

Я ответила ему тихим, но торжествующим голосом: -Филлипс арестован.

Декстер поддержал: - Дорсетт арестован.

Двое упали. Вес изменился. Трещины в фундаменте начали расширяться. Я впервые почувствовала это. Чаша весов склонилась.

Я взглянула в зеркало заднего вида: отражение Филлипса было затемнено тенями внутри машины. Его губы были плотно сжаты ярость не вызывала сомнений. Но страх? Теперь он тоже был там.

Хорошо.

Я повернула ключ зажигания, двигатель, рыча, ожил. Ступени здания суда остались позади, пресса заполонила пустое место, которое когда-то занимал Филлипс. Система, которую он подчинил своей воле, обернулась против него.

Мы еще не закончили.

Скорее всего, нет.

***

Бостонское отделение ФБР

Мариша:

Спустя два часа после того, как я надела наручники на судью Байрона Филлипса и наблюдала за тем, как его арестовывают, я стояла на пороге комнаты для прессы в Бостонском отделении ФБР, скрестив руки на груди, адреналин все еще бурлил у меня под кожей. Помещение было переполнено - ряды репортеров, вспышки камер, гул перешептывающихся предположений, наполнявший воздух. Напряжение было ощутимым. Все знали, что произошло что-то серьезное, но не знали, насколько серьезное - пока нет. Декстер стоял рядом со мной, спокойный и непроницаемый, как всегда, но я чувствовала, как под его невозмутимой внешностью пульсирует удовлетворение. Это было оно. Момент, когда мир наконец увидит то, что слишком долго было скрыто.

Директор SAC Рурк взошел на подиум, и лучи прожекторов упали на края его аккуратно отглаженного костюма. Он не терял времени даром. "Сегодня утром ФБР провело скоординированную операцию, в результате которой были арестованы несколько человек, связанных с разветвленной коррупционной сетью в правовой и судебной системе Бостона", - объявил он твердым и ясным голосом. "Среди арестованных - судья Байрон Филлипс, представитель Министерства юстиции Эндрю Дорсетт и некоторые другие лица, которые в настоящее время находятся под следствием". По залу пронеслись вздохи, за которыми последовало быстрое щелканье затворами камер и перешептывания.

Я наблюдал, как Рурк продолжал перечислять преступления - взяточничество, мошенничество, воспрепятствование правосудию - все это подтверждалось собранными нами доказательствами: финансовыми документами, внутренней перепиской и, что самое ужасное, записанным сообщением Мелоди. Он не называл ее имени публично, но я чувствовал ее присутствие в каждом его слове. Мелоди зажгла первую искру. Она рисковала всем, чтобы раскрыть правду, и теперь, стоя здесь, после случившегося, я осознал всю грандиозность того, что мы чтили, - того, что мы завершали.

Один из репортеров поднял руку. "Можете ли вы подтвердить, продолжается ли это расследование?" Рурк торжественно кивнул. "Да. Есть еще люди, которые, как мы полагаем, могут быть причастны к этому, и это только начало. Но сегодня мы хотим заверить общественность: никто не стоит выше закона. Даже те, кто сидит за скамейкой запасных или носит значок". По залу прокатился еще один ропот, но я его почти не слышал. Я наблюдала за сменой прилива, наблюдала, как город наконец-то пробуждается к тому, что он игнорировал в течение многих лет.

Когда пресс-конференция закончилась и зал начал пустеть, я отступила назад и медленно выдохнула. На этом дело не закончилось. Еще нет. Но это был поворотный момент - момент, когда истина больше не принадлежала только нам. Теперь город увидел это. Маски были сняты. И впервые с тех пор, как исчезла Мелоди, я почувствовала, что правосудие - это не просто концепция, это нечто реальное, то, что мы осуществляем.

***

Репетиция в Симфоническом зале (позднее утро)

Алекс:

Симфонический зал выглядел точно так же - и в то же время совершенно по-другому. Полы из полированного дерева, красные бархатные сиденья, изгиб балкона - все это не изменилось. Но когда я поднялся на сцену для репетиции, мне показалось, что я попал в воспоминание, пропитанное пылью и тишиной. Призраки были повсюду. В кулисах, на стропилах, в отзвуках аплодисментов, которые когда-то наполняли зал, когда мое имя не было омрачено скандалом. Мое сердце бешено колотилось, когда я смотрел на пустые кресла, то самое место, где сидела Мелоди в тот вечер, когда я играл для нее. Казалось, она все еще здесь, просто скрылась из виду.

Я медленно выдохнул и подошел к роялю, стоявшему в центре сцены. Музыканты оркестра тихо разминались, настраивали инструменты, листали страницы, но мир сузился до клавиш передо мной. На мгновение мои руки зависли над ними, почти благоговейно. Я никому не говорил, что буду играть. Ни дирижеру, ни пресс-службе, координирующей гала-концерт, ни даже Марише. Это было для Мелоди - и для меня. Я открыл партитуру и аккуратно положил ее на подставку. "Реквием до мажор по ее молчанию". Последняя дань уважения.

Композиция дошла до меня фрагментарно - отрывочные фразы, взятые из старых мелодий и незаконченных пьес. Я взял джазовые мотивы, которые когда-то смешили ее, наложил на них оркестровые аккорды и воспроизвел их в той же последовательности, что и в тот вечер, когда сделал ей предложение. Эта мелодия - ее мелодия - объединяла все. Это были горе и красота, боль и воспоминания. Это было все, что я не мог сказать, когда ее похитили, когда меня обвинили, когда мир отвернулся от меня. Теперь она будет жить там, где она когда-то сидела, эхом разносясь по этому залу, как молитва.

Когда я взял первый аккорд, мне показалось, что я выдохнул после долгих лет задержки дыхания. Оркестр последовал моему примеру, и их инструменты зазвучали в такт музыке, словно они знали ее с самого начала. Джазовая мелодия заигрывала со струнными, духовые переливались, как старое сердцебиение, и мелодия - наша мелодия - вернулась в центр. Спокойная. Не печальная. Но гордая. Дерзкая. Живая. Мои пальцы танцевали по клавишам, вызывая призраков из воздуха и наделяя их голосами. Я играл не для того, чтобы произвести впечатление, а чтобы помнить. Чтобы почтить память. Чтобы попрощаться.

Когда последняя нота затихла, в зале воцарилась тишина. Музыканты затаили дыхание, смычки замерли в воздухе, как будто даже они знали, что прозвучало нечто священное. Я закрыл глаза и на мгновение почти почувствовал, что она снова рядом со мной - ее рука в моей, ее голос в моих ушах. "Ты сделал это", - мысленно произнес я. И, возможно, у меня получилось. Не все. Не справедливость, не полностью. Но это? Это принадлежало ей. И теперь, наконец, это принадлежало всему миру.

***

Концерт в Симфоническом зале.

Алекс:

Когда огни погасли, а гул толпы сменился выжидательной тишиной, я стоял за кулисами, спрятавшись за занавесом, и сердце мое колотилось сильнее, чем когда-либо за последние годы. Концерт вот-вот должен был начаться. Это было не просто представление - это была расплата. Лица, которые я не видел годами, заполняли ряды Симфонического зала. Родители Мелоди сидели в третьем ряду, бок о бок, выражение их лиц было непроницаемым, но их присутствие говорило само за себя. Я видел старых коллег из Boston Pops, студентов-музыкантов, которые когда-то восхищались мной, прежде чем мир выставил меня злодеем, даже нескольких репортеров, скромно держащих на коленях блокноты.

А где-то в глубине зала, одетая в гражданское, сидела Мариша. Она не сказала мне, что придет. Я не видел ее с момента арестов - с того дня, когда правда, наконец, прорвалась сквозь ложь, и система, которая погубила Мелоди, начала рушиться. Ее глаза встретились с моими на краткий миг, когда я осматривал толпу, и шум вокруг меня словно растворился в тишине. В выражении ее лица было что-то, что придало мне уверенности - гордость, возможно. Или что-то более глубокое.

Когда я вышел на сцену, раздались аплодисменты, сначала вежливые, затем более громкие. Я занял свое место за роялем и слегка поклонился, но не толпе, а мелодии. Я не произнес ни слова. Музыка говорила сама за себя. Когда мои пальцы нажали на клавиши и по залу разнеслись первые ноты "Реквиема по ее молчанию", я почувствовал, как воздух изменился. Мелодия - ее мелодия - пронизывала каждый такт, навязчивая нить воспоминаний и надежды, которая окутывала как оркестр, так и публику.

Выступление было похоже на признание, на любовное письмо, на то, как долго сдерживаемый вздох наконец вырвался на свободу. Каждый аккорд нес в себе часть ее истории - ее гениальность, ее храбрость, боль утраты. Я видел, как Бет Макколл тихо плакала, уткнувшись в плечо своего мужа. Я заметил, как несколько студентов подались вперед, словно прислушиваясь к чему-то, о чем они и не подозревали. И я увидел Маришу - спокойную, собранную, но ее глаза мерцали в тусклом свете люстры.

Когда отзвучала финальная нота и зал погрузился в ошеломленную тишину, я не пошевелился. Я позволил тишине затянуться, тяжесть момента давила на всех нас. Затем раздались аплодисменты, сначала медленные, а затем переросшие в нечто громоподобное. Я встал, поклонился один раз и оглядел толпу - не в поисках одобрения, а в поисках чего-то более мирного. И снова встретился взглядом с Маришей. Она не улыбнулась. Она не хлопала. Она просто медленно кивнула, как будто точно понимала, о чем речь. И почему-то этого было более чем достаточно.

Я сошел со сцены, затаив дыхание и ошеломленный, звуки аплодисментов все еще отдавались эхом позади меня, как стук сердца, который я не мог заглушить. Огни, музыка, тяжесть ночи - все это обрушилось на меня одновременно. Я держал себя в руках на протяжении каждой ноты, каждого такта, но теперь, когда все закончилось, я почувствовал пустоту. Я расстегнул воротник, снял смокинг и направился в зеленую комнату, страстно желая хоть на минутку отдышаться. Побыть одному. Всего на секунду.

В коридоре было тихо, гул публики приглушался толстыми дверями и стенами, покрытыми коврами. Я повернул ручку и шагнул внутрь, ожидая тишины, - и замер на месте. Она уже была там. Мариша. Она сидела на краешке дивана, небрежно сложив руки на коленях, уставившись в пол, словно еще не решила, заговорить ей или исчезнуть. Услышав меня, она медленно подняла глаза, и секунду никто из нас не произносил ни слова.

— Ты пришла, - наконец сказал я хриплым, неуверенным голосом. Она кивнула. - Я не была уверена, что приду, - призналась она. - Но я должна была это услышать. И я должна была увидеть тебя. - Ее голос был тихим, но твердым. Мое сердце все еще колотилось после выступления, но теперь это было совсем по другой причине. Тяжесть в моей груди исчезла - больше не от горя, не совсем. Что-то еще. То, в чем я не был уверен, что заслуживаю.

Я прошел дальше в комнату, повесил смокинг на спинку стула. - Я не ожидал, что здесь кто-то будет, - сказал я, потирая затылок. - Особенно ты. - Затем она медленно встала и подошла на шаг ближе. - Сегодня вечером ты не просто выступал, Алекс. Ты прощался с ней. И я думаю... может быть, тебе нужен был кто-то, кто стал бы свидетелем этого.

Мы стояли там, просто глядя друг на друга, и воздух был насыщен всем тем, что не было сказано за последние несколько недель. И каким-то образом в тишине, в этой маленькой темной зеленой комнате, спрятанной под сценой, я больше не чувствовала себя одиноким. Не совсем. Не тогда, когда она стояла рядом, не тогда, когда ее глаза смотрели на меня. Впервые за долгое время тишина не казалась пустой. Она казалась наполненной.

Мы медленно опустились бок о бок на потертый зеленый диван в гостиной. Пространство между нами казалось невыносимым - слишком далеким и в то же время каким-то образом слишком близким. Аплодисменты стихли, теперь они были где-то вдалеке. Воздух был неподвижен. Но я затаил дыхание. И она тоже.

Отголоски ночи еще звучали - музыка, овации, звучание имени Мелоди, произнесенного вслух. Но здесь, в тишине, ничто из этого не имело значения. Только тишина имела значение.

Но не та, которая была пустой. Не та, которая поглотила меня целиком.

В этой тишине было что-то еще. Что-то ожидающее.

Мои руки нервно задвигались, пальцы переплелись, словно они могли сдержать слова, которые грозили вырваться наружу. Я уставился в пол, наблюдая, как отражение верхнего света слегка колышется на потертом кафеле. Это было безопаснее, чем смотреть на нее.

Но не поэтому я не мог встретиться с ней взглядом.

— Я не знал, как убрать гнев и печаль, - сказал я наконец. Мой голос звучал ровно, но и только. – Не, не так. Я пытался скрыть это. Чтобы пережить это. Чтобы убежать от этого."

Слова прозвучали неубедительно, как признание, которое я репетировал сотни раз, но так и не произнес. Я заставил себя поднять взгляд, но не на нее. Вместо этого я посмотрел на зеркало на туалетном столике в другом конце комнаты. Огни сцены все еще мерцали в его отражении, неровном и тусклом.

— Но я думаю... это помогло.

Музыка. Тяжесть этого. Каждая нота - как рана, открывающаяся и закрывающаяся снова. Я вложил свое горе в эту партитуру. Шесть лет молчания обрели голос. И вот, каким-то образом, это свершилось.

"Музыка сегодня вечером - это был единственный известный мне способ попрощаться".

Но прощаться было не так, как я думал. Боль все еще была там. Тени все еще витали в воздухе. Но они не были такими всепоглощающими. Они не владели мной. Больше нет.

Мариша пошевелилась рядом со мной, ее голос звучал мягко, но непреклонно.

"Она спасла жизни тем, что оставила", - сказала она. "А ты? Ты нес это. Даже когда это чуть не убило тебя".

От этих слов у меня перехватило дыхание. Я так долго думал, что подвел Мелоди. Что тяжесть ее молчания придется нести только мне. Но, услышав, как Мариша сказала это - что я вынес это, - я почувствовал, как что-то треснуло.

Я посмотрел на нее. Действительно посмотрел.

И в ее глазах я не увидел осуждения. Никакой жалости. Только понимание. То понимание, которое приходит, когда стоишь среди обломков и отказываешься отвести взгляд. В этом была благодать. Я не был уверен, что заслуживаю такой милости.

— Я сделал это не один, - тихо сказал я хриплым голосом. - Ты была там. Ты пришла.

Эта правда ударила так же сильно. Она могла уйти. Черт, она должна была уйти. Но она этого не сделала. Мариша боролась, когда я не мог. Она верила в правду, даже когда она обжигала. И в какой-то момент она тоже начала верить в меня.

Молчание между нами затянулось. Оно не было пустым. Оно не было болезненным. Оно было полным. Чего именно, я не был уверен. Может быть, чего-то, чему никто из нас не был готов дать название. Но это было по-настоящему. И это было наше.

Она не произнесла ни слова. Ей это было не нужно.

Вместо этого ее рука коснулась моей - едва заметное прикосновение. Но в этом прикосновении было все. Каждый невозможный выбор. Каждое невысказанное слово. Каждый момент неповиновения, который заставлял нас стоять на ногах.

И впервые с тех пор, как исчезла Мелоди, я не чувствовал, что стою среди руин.

Я вышел из них.

Я встал, прежде чем осознал, что двигаюсь. Мои ноги подкашивались, словно тяжесть ночи наконец-то навалилась на меня. Но дело было не только в ночи. Дело было в годах горя и чувства вины.

Мариша наблюдала за мной, нахмурив брови. Но она не двигалась. Она ждала.

Боже, сколько же раз она ждала меня?

Я повернулся к ней лицом, опустив дрожащие руки. Все чувства переплелись в моей груди, обнаженные и неприкрытые. Я думал, что израсходовал каждое слово, каждую ноту, каждую каплю сил. Но слова все равно приходили.

— В течение шести лет, - сказал я тихим голосом, - все, что я знал, - это горе. Я не думал, что снова почувствую что-то еще.

Я с трудом сглотнул, пытаясь выдавить из себя слова, несмотря на боль.

— Но ты... ты напомнила мне, каково это - чувствовать что-то большее. То, что, как я думал, ушло навсегда.

Она не колебалась.

"Я знаю", - просто сказала она, ее голос был ровным. "И я тоже это чувствую".

Слова не просто повисли в воздухе - они наполнили его. Они были полны искренности. Без страха. Никаких сомнений. Только правда.

Я почувствовал, как она пронзила меня насквозь. Тяжесть этого. Облегчение. Мои руки задрожали, но я не пошевелился. Я не мог.

И затем она шагнула вперед.

Один шаг.

Этого было достаточно.

Расстояние между нами исчезло. Напряжение, которое держалось так долго, растворилось во что-то неоспоримое. Во что-то, что больше не нужно было подвергать сомнению.

Мы стояли лицом к лицу, прошлое все еще оставалось позади нас, но больше не стояло у нас на пути.

Я протянул руку, мои пальцы коснулись ее щеки, ощущая тепло на ней. Она не отстранилась. Ее глаза на мгновение закрылись, а дыхание стало таким же, как и у меня.

А потом я поцеловал ее.

Не от отчаяния. Не для того, чтобы забыть. А потому что это было единственное, что оставалось сказать.

Это было медленно. Осторожно. Как будто слова, которые мы так и не произнесли, нашли свое место между нами. Ее рука легко легла мне на грудь, успокаивая меня. Я почувствовал ровный ритм своего сердца под ее прикосновением. Не учащенный. Страха не было. Просто билось спокойно.

Когда мы отстранились друг от друга, никто из нас не пошевелился. Воздух сгустился от тяжести того, что только что произошло между нами. Но это не было тяжело. Он не был обременен.

Он был легким.

У меня вырвался прерывистый вздох, едва заметный намек на улыбку тронул уголки моих губ. Она ответила тем же, ее взгляд был мягким и беззащитным.

Не было никаких громких заявлений. Никаких обещаний, высеченных на камне.

Но в тот момент правды было достаточно.

Я тебя вижу. Я все еще здесь.

После всего, через что мы прошли, это было сильнее любой клятвы.

***

Бостон

Алекс:

Три месяца спустя.

Удивительно, как много всего может измениться за такой короткий промежуток времени - мир может перевернуться у тебя под ногами, но боль все еще ощущается, как эхо. Мелькают заголовки газет. Накапливаются доказательства. Людей вытаскивают из их нетронутых офисов в наручниках. И все же некоторые раны отказываются заживать. Некоторые истины не приносят облегчения.

Многое произошло после той ночи в Симфоническом зале. Флешки, видеозапись Мелоди и все, что оставил Хоббс, дали ФБР достаточно оснований для того, чтобы сорвать все это дело. Один арест повлек за собой другой. Затем еще один. Коррупция, которую мы видели лишь мельком, оказалась хорошо отлаженной машиной - разветвленной, сложной и предназначенной для защиты сильных мира сего любой ценой.

Но даже самые совершенные механизмы ломаются. И эта машина дала трещину. Громко. Публично. Окончательно.

Филлипс думал, что его черная мантия будет защищать его вечно. Оказывается, это только усугубило его положение. Некогда неприкосновенный судья теперь является центральной фигурой федерального обвинительного заключения, которое читается как криминальный роман. Но за правду пришлось заплатить. И часть меня все еще сомневается, стоило ли оно того.

Нолан сдался первым. Его поймали, когда он пытался пробраться через границу в Канаду - отчаявшийся, жалкий. Тот самый человек, который когда-то имел власть над жизнями людей, превратился в труса, сжимающего в руках поддельный паспорт. В обмен на сделку он отдал им все.

Именно Пэррис нажал на курок той ночью. Не для меня. Для Мариши.

Я до сих пор вижу это - вспышку из дула, резкий свист пули. Он не пытался убить меня. Они хотели убрать Маришу с дороги, чтобы забрать меня. Но когда Пэррис промахнулся, все пошло прахом. Он убежал, но успел оставить свой след. Рана на моем плече зажила. А та, о которой я думал? Не так уж сильно.

И Мелоди... Теперь я знаю, как она умерла. Пэррис позаботился об этом. Он вытащил ее из той квартиры. Он убил ее. Выбросил ее тело в море, как будто она была ничем. Шесть лет вопросов. Шесть лет чувства вины. Я думал, что подготовил себя к правде. Но это было не так.

Затем появился Хоббс.

Нолан не стал скрывать подробностей. Он сказал, что Пэррис пытал его, отчаянно пытаясь узнать, что известно Хоббсу, чем он мог поделиться. Но Хоббс так и не сдался. Он лгал, чтобы защитить свою жену и сыновей, придумывая достаточно ложных версий, чтобы обезопасить их. Каждый синяк, каждая сломанная кость - он терпел все это, чтобы защитить людей, которых любил. Уолтер Хоббс не был святым. Но, в конце концов, он оказался храбрее, чем я когда-либо о нем думал.

"Легко. Просто. Эффективно."

Именно так Филлипс расправлялся со всеми, кто вставал у него на пути. Мелоди. Хоббс. Даже Колдуэлл, когда его собственный человек превратился в обузу. Инсценированная авария на том дождливом шоссе - "трагическая оплошность", которую оплакивала общественность, - была чем угодно, только не этим. Филлипс не колебался. Каждое решение было просчитано. Без пощады.

Раньше я думал, что такие вещи случаются только в кино.

Но теперь я знаю лучше.

Конечно, судебная система движется со скоростью ледника. Филлипс не предстанет перед судом еще год, а может, и дольше. Каждый день появляется новое имя, новый поворот событий. Иногда кажется, что все это дело прогнивает изнутри. И, тем не менее, все еще движется. Мариша как-то сказала мне, что колеса правосудия вращаются не просто медленно - они вращаются неохотно. Как будто они возмущены тем, что их вообще заставляют двигаться.

Она была права.

Бет и Скотт Макколл выступили с публичным заявлением вскоре после арестов. Никакой театральности. Никаких слезливых извинений. Просто тихое признание правды. Они признали то, что я всегда знал - им нужно было кого-то обвинить. И в течение шести лет этим кем-то был я.

Это не исправило нанесенный ущерб. Это не стерло из памяти те ночи, которые я проводил, утопая под тяжестью их обвинений. Но я ценил это больше, чем думал. Не потому, что я нуждался в их прощении - я давно перестал за этим гнаться, - а потому, что это дало Мелоди то, чего я не мог. Известность. Справедливость.

Теперь они ясно видят ее.

И, возможно, впервые видят и меня.

Что же будет дальше? Я не уверен. Может быть, музыка. Тромбон в моих руках теперь звучит по-другому - как будто горе, которое когда-то душило каждую ноту, ослабляет хватку. Песни, которые я играю, больше не звучат как извинения. Они звучат как начало.

Конспиративная квартира осталась позади. Бостон больше не кажется мне клеткой. Но какой бы путь я ни выбрал, я знаю одно наверняка.

Мариша будет там.

Она не просто помогла мне пережить это. Она увидела те части меня, которые, как я думал, давно исчезли. Те части, которые я пытался похоронить вместе с Мелоди. И когда я сбился с пути, она напомнила мне, кем я был - и кем я мог бы стать.

Впервые за долгое время, этого достаточно.

Это все.

***

Бостон

Алекс:

С момента гала-концерта прошло шесть месяцев, но воздух все еще был наполнен отголосками той ночи - как будто музыка на самом деле никогда не смолкала, просто превращалась во что-то личное. Я стоял один на краю тихого кладбища в Южном Бостоне, ранний осенний ветер трепал мое пальто, словно призрак, который еще не совсем ушел. Небо над головой было темно-серым, такое небо не предвещало дождя, только отражение. Листья под моими ногами шуршали и перешептывались при каждом шаге. А прямо передо мной меня ждало ее имя - Мелоди Элис Макколл, выгравированное на бледном камне, который казался слишком тихим, слишком окончательным. Никаких цветов. Никаких подарков. Только правда, воплощенная в жизнь. Она бы не захотела зрелища. Она бы рассмеялась, сказала бы мне сидеть, дышать. Но даже сейчас часть меня все еще ждала, когда ее голос прорвется сквозь тишину.

Я медленно опустился на колени, влажная земля пропитала мои джинсы, придавив меня к земле. - Привет, Мел, - сказал я, слова застряли у меня в горле. Мой голос дрогнул на ее имени, словно я все еще не знал, как произнести его без надрыва. "Я... я не был готов раньше. Прийти сюда. По-настоящему оказаться здесь". Я опустил взгляд, дрожащей рукой смахивая несколько упрямых листьев с верхушки надгробия. "Думаю, я думал... что если я останусь в стороне, ты не уйдешь. Что я могу просто продолжать двигаться и притворяться, что проигрыш не чувствовался в каждой сыгранной мною ноте". Я прерывисто выдохнул. "Но горе так не работает, не так ли?" У меня перехватило горло. "Оно ждет. Оно ждет, пока ты перестанешь притворяться, что с тобой все в порядке, и тогда... оно сидит рядом с тобой. Каждый день".

Молчание между нами было полным боли. Не только из-за воспоминаний, но и из-за всего, что я так и не сказал. Я закрыл глаза, позволив ветру унести меня назад. Под ее смех, эхом разносящийся по тихим коридорам. То, как она напевала себе под нос, когда думала, что я не слушаю. Как ее рука всегда без колебаний находила мою. - Музыка спасла меня, Мел, - прошептал я. - Не потому, что она стирала боль. А потому, что позволяла мне чувствовать ее. Это позволило мне дать ей название, мелодию. Эта партитура... та, которую чествовали на гала-концерте, была написана не для всего мира. Это было для тебя. И для меня. - Мой голос дрогнул. - Именно так я попрощался... не сказав "до свидания".

Я стоял на нетвердых ногах, касаясь кончиками пальцев гранита, словно хотел запомнить, как звучит ее имя. - Я встретил кое-кого, - прошептал я, чувствуя, как на долю секунды во мне шевельнулось чувство вины, а затем отпустило. - Она бы тебе понравилась. Правда понравилась бы. Она не дает мне лгать самому себе. И каким-то образом она увидела меня... Даже когда я не понимал, что от меня осталось". Я улыбнулся - разбитый и в то же время цельный. "Она помогла мне найти то, что, как я думал, я потерял навсегда. Не только музыку. Но хватит мужества полюбить снова. И я знаю, что это не сотрет тебя с лица земли. Ничто и никогда не смогло бы. Но я думаю, это делает тебе честь. Потому что ты не просто любила меня, Мел. Ты придала мне храбрости. От этих слов у меня защемило в груди. "Спасибо тебе... за все это. Даже за молчание. Особенно за молчание".

Внезапный порыв ветра прошелся по деревьям, принеся с собой запах дождя и соли из гавани. Я в последний раз посмотрела вниз. Буквы слегка расплылись, но не из-за погоды, а из-за слез, которые я слишком долго сдерживал. "Прощай, Мэл", - сказал я шепотом, в моем голосе звучала клятва. Но на этот раз это слово не оставило во мне пустоты. Оно окутало что-то мягкое - возможно, покой. Или благодать. Я повернулся к выходу, тяжесть, которую я нес шесть долгих лет, сдвинулась с моей груди, став не якорем, а чем-то более легким. Я не оглядывался назад. Мне это было не нужно. Мелоди всегда будет со мной. Но теперь - наконец-то - я мог двигаться вперед. Не вдали от нее. Но с ней.

***

Эпилог - Пять лет спустя

Алекс:

Огни кинотеатра Dolby Theatre ослепляли - такая резкая, неумолимая яркость придавала всему еще больше сюрреалистичности. Как воспоминание, в котором я не был уверен, что живу по-настоящему. Мои пальцы обхватили золотую статуэтку, ее прохладный вес придал мне сил. Аплодисменты звучали отдаленно и приглушенно, как будто звук доносился откуда-то из-за преграды.

На экране позади меня загорелись слова:

Лучшая оригинальная партитура - Алекс Брукс, "Молчание Мелоди"

Я никогда не думал, что окажусь здесь. Только не так. Только не для фильма, который отнял у меня все, что у меня оставалось, и потребовал еще большего. Музыка лилась из меня, как воспоминания - жестокие, неумолимые. Каждая нота была признанием. Каждая тишина отзывалась эхом голоса Мелоди. И каким-то образом мир прислушался.

Я прочистил горло, зрители медленно успокоились. У меня сжалось сердце. Слова казались незначительными по сравнению с бурей, которая привела меня сюда. Но я все равно нашел их.

"Спасибо Академии. И невероятной команде, создавшей Melody's Silence - режиссеру, продюсерам, актерскому составу и оркестру, которые вдохнули жизнь в те ноты, которые я боялся произнести. Вы не просто рассказали историю. Вы сделали это с честью".

Аплодисменты снова усилились, но я их почти не слышал. Мои мысли уже двигались вперед, к той части, которая была важнее всего. Я чувствовал, как на меня давит груз прошлого. Боль всех тех лет, которые я провел, задыхаясь от чувства вины. И невыносимая легкость от того, что я стою здесь и больше не сдерживаюсь в одиночку.

Я сглотнул, стараясь придать голосу твердость.

"Я хочу поблагодарить Мелоди".

Ее имя прозвучало как музыка, разлитая в воздухе. Зазвучал аккорд. Резонанс, который все еще ощущался.

"За ее храбрость. За ее правдивость. И за любовь, которую она дарила мне без колебаний. Ее молчание говорило о многом. И теперь... мир, наконец, услышал ее".

Толпа замерла, тишина распространилась по огромному залу. Они знали. Многие из них видели этот фильм. Но кадры на экране не имели полного значения. Только те из нас, кто пережил это, понимали, что на самом деле было потеряно.

"Она не была персонажем. Она была жизнью. Биением сердца. Голосом, который никогда не должен был умолкать".

Я оглядел передние ряды, и мой взгляд остановился на лице, которое стало постоянным во время шторма. Декстер. Человек, который отказался сдаваться, когда все остальные отвернулись от него. Который выступил против системы, требуя правды любой ценой.

"Декстер Маршалл", - сказал я тихим, но твердым голосом. "Ты никогда не оставлял это дело без внимания. Ты боролся, когда другие хранили молчание. Ты дал нам шанс докопаться до истины и найти нечто большее, чем это. Ты дал мне возможность исцелиться".

Он слегка кивнул, и в его глазах отразилась тяжесть всего, что мы пережили. Но на этот раз было что-то еще. Облегчение. Может быть, даже гордость.

А потом я нашел ее.

Мариша.

Она сидела в центре зала, освещенная мягким светом софитов, темные кудри обрамляли ее лицо, глаза были полны слез, которые не желали литься. Сегодня вечером у меня не было значка. Не было документов по делу. Только она - женщина, которая увидела каждую мою разбитую частичку и осталась.

"Больше всего, - сказал я срывающимся голосом, - я хочу посвятить эту награду человеку, который в прямом и переносном смысле спас мне жизнь. Моей жене Марише".

Камера переключилась на нее, и аплодисменты усилились. Но я не мог отвести глаз. Дрожащий изгиб ее улыбки, то, как она держалась, несмотря на то, что эмоции грозили выплеснуться наружу, - все это подкосило меня. Потому что я знал, что значит этот момент. Не только для меня, но и для нас обоих.

"Ты вошла в мою жизнь со значком, твердым голосом и сердцем, о котором я и не подозревал. И когда мир дал тебе все основания уйти, ты осталась. Ты боролась за правду. Ты боролась за меня. И ты дала мне то, что, как я думал, я потерял навсегда - мужество продолжать жить.

Я помолчал, подбирая слова. Моя рука крепче сжала статуэтку.

"И ты подарила мне нашу дочь Мелоди".

Это имя разбило что-то внутри меня. Но это не причиняло боли, как раньше. Не было похоже на рану. Это было тепло. Как будто у меня под ребрами что-то вибрировало. Дочь, которая вырастет, зная правду. Кто бы мог подумать, что имя ее возможной матери означало для меня нечто большее, чем просто трагедию. Оно означало стойкость. Оно означало любовь.

Зрители вскочили на ноги, оглушительные аплодисменты. Но меня уже не было в той комнате. Я был с Маришей. Я был с Мелоди. Я был в отзвуках каждой написанной мной ноты, в каждой тишине, которая когда-то поглощала меня целиком.

Я посмотрел на "Оскар", на его золотой блеск, отражающий свет, а затем снова на Маришу. Слова вырвались сами собой - не для камер или толпы, а для нее.

"Шесть лет я был призраком".

Теперь мой голос звучал мягче. Толпа подалась вперед.

"Но призраки не играют музыку. И они не влюбляются".

Снова раздались аплодисменты, но в тот момент значение имел не звук. А теплота в глазах Мариши. Уверенность в ее улыбке. Размеренный ритм жизни, от которого мне больше не нужно было убегать.

И впервые я не чувствовал себя призраком.

Я почувствовал себя живым.

КОНЕЦ