Мой свёкор изменил все / My father-in-law changed everything / Автор rachelday801 / 2024 год

Ефросинья вздохнула и посмотрела на себя в зеркало. Восемь месяцев брака, а ее муж Евгений уже был далеко, от своей жены на Севере в течение двух, из восьми месяцев их брака. Казалось, прошла целая жизнь, и Ефросинья ужасно скучала по Евгению. Из-за того, что ее муж уехал в длительную командировку на Север, свекор Иван Васильевич приходил почти каждый день, чтобы помочь по дому, молодой жене своего сына.

Старик всегда был немного напористым, даже до того, как она вышла замуж за Евгения его сына. Его глаза, казалось, задерживались на долю секунды на ее красивой груди всякий раз, когда он входил в квартиру, и у Ивана Васильевича была привычка «Как бы случайно» прикасаться к ней, когда они стояли близко друг к другу. Его объятия, в том числе и на свадьбе, всегда слишком длинные и слишком крепкие. Ефросинья знала, что должна что-то сказать, но не хотела ставить его в неловкое положение не его, не себе. В конце концов, Иван Васильевич был ее свекром, и он был очень добр к ней с того дня, как она встретила его сына Евгения.

Несмотря на себя, Ефросинья не могла не испытывать прилив волнения, когда видела его приближение. Ефросинья использовала опыт преследовавших ее парней, чтобы избавиться от своей неуверенности. И много раз эти переживания приводили к удовольствию. И было что-то в том, как Иван Васильевич двигался, в силе его рук, когда он поднимал тяжелые предметы, и в том, как он смотрел на нее, что заставляло ее сердце биться чаще. Ефросинья знала, что это неправильно, но не могла не думать и не фантазировать о том, каково это — чувствовать, это тело пожилого мужчины на фоне своих мягких изгибов красивого молодого тела. Ефросинья пыталась отогнать, от себя эти мысли, сосредоточиться на том, что ее муж Евгений находится на другом конце страны, и что она должна быть ему верна, но мысли в голове продолжали возвращаться, насмехаясь над ней.

Ее свекор Иван Васильевич всегда был бабником. Его жена Маргарита развелась с ним много лет назад, сославшись на его неспособность быть моногамным в качестве основной причины. Иван Васильевич даже зашел так далеко, что занялся сексом с двумя сестрами своей бывшей жены Маргариты. Ольгой и Ириной, что только подлило масла в огонь ночных сексуальных фантазий Ефросиньи. Ефросинья не могла не задаваться вопросом, как ему удалось соблазнить их и каково это, если бы Иван Васильевич преследовал, ее таким образом. Ей нравилось быть замужем, но временами ей не хватало чувства желанности и ухаживаний, со стороны других мужчин.

Не помогало и то, что муж Евгений всегда был так внимателен к ее чувствам. Он никогда не принуждал ее к чему-либо сексуальному и всегда старался сначала спросить. В некотором смысле, это сделало их интимные моменты еще более особенными, но это также оставило у нее чувство, что она что-то упускает в своей жизни. Что еще хуже, у ее мужа был... очень маленький член. Евгений был таким милым и таким добрым, что она думала, что размер его члена не будет ее беспокоить. Но даже ее чувства по этому поводу, казалось, менялись в его отсутствие.

Ефросинья не могла отрицать, что, вопреки своим собственным моральным принципам, она все еще иногда фантазировала о том, как ее свекор Иван Васильевич грубо обращается с ней, овладевая ею так, как никогда не смог бы ее муж Евгений его сын. Ефросинья представила, как он прижимает ее к стене, крепко обнимает ее и крепко целует, а его грубая щетина царапает её нежную кожу. Она представила, как Иван Васильевич расстегивает пуговицы на ее блузке, обнажая грудь, а затем опускается вниз, прижимаясь лицом к ее груди. Ефросинья фантазировала о том, как чувствует его вес, силу в его движения члена в её влагалище, когда он имеет ее, заявляя, что Ефросинья принадлежит ему, как женщина. Это были запретные мысли, и Ефросинья поклялась себе, что перестанет думать о Иване Васильевиче. Но он заглядывал к ней в квартиру несколько раз в неделю, и каждый раз шальные мысли возвращались, а вместе с ними и боль между ног.

Однажды, после особенно утомительного утра уборки её квартиры, ее свекор остановился на кухне, чтобы наполнить стакан водой. Ефросинья, все еще одетая в тонкую хлопчатобумажную майку и штаны для йоги, обнаружила, что не может отвести от него взгляд, когда он двигается. Ефросинья видела, как его взгляд скользнул вниз к ее груди, задерживаясь на изгибах ее грудей, прежде чем медленно подняться вверх, чтобы встретиться с ней взглядом. На мгновение Ефросиньи показалось, что Иван Васильевич хотел что-то сказать, но вместо этого он просто улыбнулся ей, понимающей улыбкой, от которой у нее по спине пробежала дрожь.

Ее сердце бешено колотилось, Ефросинья пыталась сохранить самообладание, но обнаружила, что не может сопротивляться желанию подойти к нему ближе. Их тела соприкасались друг с другом, Ефросинья чувствовала тепло, исходящее от его тела. Иван Васильевич сделал шаг назад, небрежно прислонившись к стойке, не сводя с нее глаз.

— Ефросинья, — прошептал Иван Васильевич низким и хриплым голосом, — я не могу не задаться вопросом, каково это...

Прежде чем Ефросинья успела среагировать, он внезапно оказался рядом, его губы прижались к ее губам, его язык требовал войти в ее рот. Ефросинья ахнула, ошеломленная интенсивностью ощущения, когда его руки переместились, чтобы схватить, ее за бедра, притягивая еще ближе к себе. Поведение Ивана Васильевича сильно отличалось, от поведения, ее мужа Евгения и было так похоже на поведение молодых мужчин в ее прошлом. Его сила была опьяняющей, Ефросинья обнаружила, что тает в его объятиях, отвечая на его поцелуй со страстью, о которой она даже не подозревала. Ефросинья знала, что должна немедленно остановиться. Но она чувствовала, что ее переполняет прилив похоти, который затуманил ее мозг.

Иван Васильевич прервал поцелуй, тяжело дыша, и посмотрел в глаза Ефросиньи.

«Ты такая красивая Ефросинья. Пожалуйста, позволь мне...» — прошептал Иван Васильевич, приподнимая подол ее майки, над очень красивом бюстгальтером и проводя пальцем, по щеке.

— Пожалуйста, просто дай мне их увидеть. И, не говоря больше ни слова, Иван Васильевич протянул руку и расстегнул ее бюстгальтер, позволив ему упасть на пол.

Ее груди обнажились, и Иван Васильевич застонал, сжимая их в своих больших руках. На мгновение Ефросинья почувствовала себя неуверенно, когда груди упали, тяжелые, висящие. Иван Васильевич опустил голову, взяв в рот один из ее сосков, нежно посасывая его, прежде чем покусать его зубами, и ее тревога растворилась в удовольствии. Ефросинья выгнула спину и громко застонала, ее руки запутались в волосах Ивана Васильевича.

— Боже! Какая красота!, — прошептал Иван Васильевич, переходя к другой груди и уделяя ей такое же внимание. Он лизал и сосал, дразнил и покусывал, как будто пытался вытянуть из ее груди все до последней капли удовольствия. Ефросинья тонула в этом ощущении, ее промежность горела от нужды в сексе. Она не хотела, чтобы он останавливался... Его руки на ее груди были такими приятными. Но со всей силой воли, на которую она была способна, Ефросинья выдохнула: «Мы должны остановиться Иван Васильевич. Это неправильно, что мы делаем!».

Свекор посмотрел на нее, и на его лице была смесь вожделения и сожаления. Его пальцы продолжали скользить по ее коже, лениво описывая круги вокруг сосков, прежде чем переместиться ниже, вниз по ее плоскому животу и по грудной клетке. Иван Васильевич на мгновение замолчал, его глаза встретились с ее глазами, как будто он пытался оценить ее реакцию. Ефросинья чувствовала, как его член прижимается к ткани его штанов, и это только делало, ее еще более влажной, между ног.

Ефросинья закусила губу, пытаясь решить, что сказать или сделать. Какая-то часть ее хотела оттолкнуть его, напомнить себе, что это неправильно. Но другая ее часть, та ее часть, которую она подавляла с тех пор, как встретила своего мужа Евгения, жаждала его прикосновений, его слов. Ефросинья чувствовала, как становится все мокрее между ног, пока он продолжал дразнить ее.

Свекор, почувствовав ее замешательство, подошел ближе, его член прижалась к ее бедру.

— Ты знаешь, что хочешь этого, Ефросинья. Ты всегда была такой красивой. Как будто твое тело было создано, для такого мужчины, как я. Иван Васильевич протянул руку, грубо сжимая ее грудь, дразня ее сосок большим пальцем. «Тебе нужно это. Твоё тело жаждет этого... тебе нравится, когда твои сиськи ласкают, Ефросинья ? Ежедневные ласки с этими большими сиськами, подпрыгивающими при ходьбе, возбуждают меня. Их нужно потрогать и поласкать. И мне нужно прикоснуться к ним!».

От слов Ивана Васильевича у Ефросиньи, по спине пробежала дрожь. Она не могла отрицать истину в его словах. Ее грудь жаждала внимания, и она не могла не возбудиться, от его прикосновений. Но Ефросинья не могла сдаться. Это было неправильно, так неправильно. Она должна была оттолкнуть его, но ее тело отказывалось это делать.

«Я-я не могу...» Ефросинья запиналась, и ее голос был едва слышен, из-за колотящегося сердца в её груди.

Иван Васильевич просто наклонился и всосал ее сосок в рот, разбивая, перекатываясь и сжимая ее сиськи в своих руках.

У Ефросиньи перехватило дыхание и подкосились колени. Она хотела, чтобы Иван Васильевич остановился, и она хотела, чтобы он никогда не останавливался. Ощущение того, что над ней полностью доминируют, что она не более чем тело для его удовольствия, было ошеломляющим. Иван Васильевич отпустил ее сосок, но затем переместился ниже, к животу. Его пальцы провели по ее плоскому животу, дразня тонкую ткань штанов для йоги.

— Я знаю таких женщин, как ты, Ефросинья. Тебе нужно трахнуться, моего сына Евгения не будет месяцами. Лучше я, чем какой-то глупый молодой парень, который может испортить твой брак с моим сыном.

Иван Васильевич обхватил Ефросинью через штаны и трусики, его пальцы легко скользили, проталкивая ткань вверх в ее половую щель.

— Ты для меня мокрая такая Ефросинья, не так ли? Его голос был хриплым рычанием ей в ухо.

— Ты хочешь, чтобы я прикоснулся к тебе, не так ли?

Ефросиньи захныкала в ответ, подав бедра вперед, когда Иван Васильевич просунул палец в ее бороздку. Просто тонкая ткань между ее влагалищем и пальцем свекра. Иван Васильевич провел пальцем по половой щели, твердо и глубоко, в то время как другой рукой обхватил ее грудь, грубо ущипнув сосок.

— Ты такая мокрая для меня, Ефросинья. Ты протекаешь сквозь штаны.

Он скользнул пальцами вверх к упругой талии...

— Я хочу это увидеть, Ефросинья. Хочешь, я посмотрю твою киску? Хочешь показать свою мокрую киску папе своего мужа? Хочешь ведь, Ефросинья?

Ефросинья едва кивнула головой, но этого было достаточно, чтобы Иван Васильевич улыбнулся и протянул обе руки к верхней части ткани. Ефросинья ахнула, от ощущения, что полностью подчиняется Ивану Васильевичу. Иван Васильевич нежно не спеша стянул с нее штаны и трусики, обнажив ее бритую киску, влажные складки половых губ блестели на свету.

Иван Васильевич наклонился к промежности между ног, горячо дыша и прошептал: «Ты такая красивая, Ефросинья. Твоя киска идеальная... Так же, как и твои толстые сиськи. Ты создана для того, чтобы тебя трахали. Ты создана Ефросинья, для такого человека, как я.

Ее тело дрожало, под его прикосновением, ее бедра непроизвольно двигались, когда она выгибала спину, предлагая себя ему.

спустил, ее штаны, для йоги и трусики, еще ниже, обнажив её женские прелести, Ефросинья почувствовала, как дрожь желания пробежала, по ней. Ефросинья хотела, чтобы он прикоснулся к ней, почувствовал тугую, горячую вагину. Это всегда было для нее эрогенной зоной. Ефросинья хотела, чтобы Иван Васильевич трахнул ее, сделал своей женщиной. Прошло уже больше девяти месяцев, с тех пор, как она была по-настоящему взята, жестко трахнута знакомым мужчиной, еще до свадьбы с Евгением. Ефросинья была совершенно опьянена своей похотью.

Он снова поднял руки вверх, снова обхватив ее груди, сжимая и грубо массируя их.

— Твои сиськи идеально подходят для моих рук, Ефросинья. Они созданы для того, чтобы их сжимали и сосали. Ты создана для мужского прикосновения и большого мужского члена!».

Большие пальцы Ивана Васильевича скользили по ее соскам, дразня их твердыми, ноющими щипками.

— Тебе это нравится, не так ли? Тебе нравится чувствовать мои прикосновения к твоим сиськам, заставляя им причинять боль, заставляя их твердеть.

Ефросинья не могла говорить, не могла дышать, а Иван Васильевич продолжал мучить ее грудь. Ее бедра подались вперед, ища больше его прикосновений, его слов.

— Ты хочешь милая, чтобы я сделал больше, не так ли? Ты хочешь, чтобы я заставил тебя чувствовать себя хорошо, чтобы ты забыла обо всем остальном?».

Ивана Васильевича наклонился, целуя ее шею, покусывая кожу.

— Я могу это сделать, Ефросинья. Я могу заставить тебя забыть моего сына Евгения, забыть обо всем, кроме того, как хорошо ты себя чувствуешь со мной в сексе. Я могу сделать твою киску моей.

Каким бы неправильным ни было это утверждение, Ефросинья все еще чувствовала, как ее киска бьется в конвульсиях, сжимаясь.

Иван Васильевич отпустил ее грудь, но затем скользнул рукой вниз по животу, к бедру. Его пальцы скользнули между ее ног, нащупав ее скользкие, набухшие половые губы и вход во влагалище.

— Ты такая мокрая для меня, — прошептал Иван Васильевич, глубоко вдавливая в её влагалище два пальца. — Ты такая чертовски горячая. Он просунул пальцы внутрь и наружу, сильно и быстро, когда Ефросинья выгнула спину, откинув голову на его плечо.

— Скажи мне, что ты хочешь этого, Ефросинья. Скажи мне, что ты хочешь, чтобы я заставил тебя кончить.

Ефросинья не могла говорить, едва могла дышать, когда Иван Васильевич взял ее вот так, в её квартире, которую она делила со своим мужем Евгением, его сыном. Иван Васильевич хотела этого, она не могла этого отрицать. Она хотела, чтобы он заставил ее забыть обо всем, кроме этого момента, об этом удовольствии.

— Твоя киска, открыта сказал Иван Васильевич, хочу набить её своим членом, прошептал Иван Васильевич, его пальцы впивались в ее бедра, когда он накачивал сильнее. Твоя киска так хороша. Его свободная рука переместилась вверх, снова обхватив ее грудь, пощипывая и покручивая сосок. Ты собираешься кончить для меня ? Кончи, для Ивана Васильевича.

«Пожалуйста...» Ефросинья застонала, не находя других слов.

Его пальцы двигались быстрее, сильнее, Ефросинья чувствовала, как ее оргазм нарастает.

— Вот именно, Ефросинья. Кончи на руку мне своим соком».

Его другая рука двинулась вниз, обхватив ее, сжимая и массируя ее киску, когда он проталкивался глубже и быстрее.

— Дай мне почувствовать это, дай мне почувствовать, как твоя горячая киска обвивается покрытая соками вокруг моих пальцев.

Его большой палец нащупал ее клитор, грубо потирая его, кончик одного пальца руки на ее заднице касался ее заднего прохода, когда она кончила, ее тело содрогнулось в его объятиях. Иван Васильевич крепко обнял ее, чувствуя, как ее оргазм пульсирует в ней, когда она вскрикивает, ее киска сжимается и высвобождается вокруг его пальцев.

Наконец он отпустил Ефросинью, оставив штаны и нижнее белье на одной ноге. Ефросинья соскользнула на пол и лежала, задыхаясь, ее тело покалывало с головы до ног.

— Ты такая красивая, когда приходишь, — прошептал Иван Васильевич, скользнув рукой по ее бедру. Хотел бы я видеть тебя в таком виде с моим сыном Евгением.

Ефросинья почувствовала, как дрожь страха пробежала по ее спине при этой мысли.

«Но пока нам придется довольствоваться этим». Он наклонился, целуя ее шею, проводя языком по нежной коже. Только помни, Ефросинья, что это ничего не значит. Это только мы, два одиноких человека, которые пытаются найти утешение». И он встал, показывая мокрое пятно в штанах, и пошел к двери.

Ефросинья была ошеломлена, когда Иван Васильевич уходил, но только для того, чтобы обернуться и сказать: «В следующий раз моя очередь получать удовольствия. Тебе понравится обслуживать мой толстый и большой член.

Ее сердце бешено колотилось, когда она услышала, как Иван Васильевич уходит. Все это было так сюрреалистично, как сон, от которого она не могла проснуться. Чувство вины было сокрушительным, а желание, которое вырвалось на свободу, было одновременно и волнующим, и ужасающим. Ефросинья не знала, как ей поступать дальше.

Мысль о том, что она снова будет с ним, чувствуя его прикосновение и его член внутри нее, заставила мурашки побежать по её спине. Какая-то часть ее хотела большего, хотела поддаться желанию, которое он разблокировал в ней. Но другая часть ее знала, что она не может. Это было неправильно на всех уровнях, и если бы она не положила этому конец сейчас, она бы только навредила себе и своему мужу еще больше.

Следующие несколько дней Ефросинья провела в тумане, ее мысли постоянно возвращались к встрече, со свекром Иваном Васильевичем. Ефросинья пыталась сосредоточиться на работе, на своем браке, на всем, что могло бы отвлечь, ее от растущей, боли между ног. Но это было бесполезно. Воспоминания того, как Иван Васильевич доводит ее пальцами до оргазма, то, что он говорил, ощущение его грубых рук на ее теле врезались в ее разум, отказываясь позволить ей забыть ласки Ивана Васильевича.

Однажды ночью в одиночестве в своей постели, после того, как она наконец заснула, ей приснился яркий сон о группе мужчин, которые, по очереди использовали ее тело, для удовольствия, один за другим. Но каждый раз, когда она смотрела на лицо следующего мужчины, забирающегося в ее постель, это был ее свекор, Иван Васильевич. Она проснулась дрожащей и охваченной сексуальным огнем. Промежность была мокрой, мокрое пятно на простыне между ног. Ей пришлось встать и взять полотенце, чтобы вымыть постель и себя.

Ефросинья не могла заснуть. Она знала, что ей нужно облегчение, ей нужно избавиться, от этой боли. Выскользнув из постели, Ефросинья снова направилась в ванную, заперев за собой дверь. Она включила душ, позволяя горячей воде каскадом стекать, по ее телу, пытаясь смыть воспоминания, желание. Но это было бесполезно. Ее пальцы нашли путь к своему любовному треугольнику, и Ефросинья начала прикасаться к себе, представляя, что это рука Ивана Васильевича на её гениталиях. Ефросинья закрыла глаза, стонала, поглаживая себя, представляя, как Иван Васильевич наблюдает за ней, говорит унизительные вещи о ее теле, о том, как сильно он собирается трахнуть ее в супружеском кровати. Она кончила с трудом, ее крики эхом отражались от кафельных стен ванной.

Когда Ефросинья, наконец, вышла из душа, она чувствовала себя грязной и использованной, как будто с каждым днем теряла частичку себя, но она чувствовала физическое облегчение. Она вытерлась и забралась обратно в постель, надеясь заснуть, но сон ускользнул от нее. Она ворочалась, не в силах устроиться поудобнее, ее тело снова болело. Ефросинья думала о том, чтобы рассказать кому-нибудь и признаться в измене, но она была в ужасе от последствий. Ее брак, ее семья, ее репутация будут разрушены. Нет, она должна была найти способ положить этому конец, положить конец этой извращенной игре, в которую они играли с Иваном Васильевичем.

Два дня спустя, когда Иван Васильевич пришел к ней в квартиру, она попыталась сопротивляться его ухаживаниям, но это было тщетно. Иван Васильевич был для нее как наркотик, и она, казалось, не могла сказать «Нет». Поэтому, когда Иван Васильевич сказал ей встать на колени и вытащить его член из штанов, она так и сделала. Когда Иван Васильевич сказал ей пососать член, она так и сделала. Когда Иван Васильевич назвал ее шлюхой и сказал: «Шлюхи должны сосать член!», она сделала это.

После этого чувство вины было почти невыносимым.

Иван Васильевич снова удивил ее, остановившись рано, после того, как заставил ее выпить свою сперму, но перед тем, как принять ее целиком. Иван Васильевич сказал ей: «В следующий раз, Ефросинья, я трахну тебя. Но только до тех пор, пока ты не попросишь меня вежливо.

Следующие несколько дней были сущим адом. Ефросинья не могла ни на чем сосредоточиться, и каждый раз, закрывая глаза, она видела член Ивана Васильевича на своем лице, слышала его голос. Она знала, что должна покончить с этим, но как? Она не могла просто сказать ему, что хочет, чтобы это прекратилось. Это только усугубит ситуацию, не так ли? И хотела ли она, чтобы это прекратилось? Когда они были вместе, Ефросинья чувствовала себя живой, желанной. Она жаждала этого чувства. И она знала, что это не прекратится, пока она не изменит своему мужу Евгению с ним. Когда Ефросинья поняла это, она почувствовала чувство капитуляции. Ефросинья знала, что если Иван Васильевич захочет этого, она позволит ему, она позволит ему трахнуть ее замужнюю киску.

Ефросинья ждала, когда Иван Васильевич снова придет, ее сердце колотилось, от предвкушения и страха. Когда Иван Васильевич пришел, Ефросинья, поприветствовала его улыбкой и поцелуем в щеку. Иван Васильевич выглядел удивленным, почти довольным. Она повела его в спальню, куда они еще не входили вместе, и закрыла за ними дверь.

На этот раз Ефросинья не сопротивлялась, когда Иван Васильевич велел ей снять топ и встать на колени. Она знала, что хочет этого, хотела чувствовать его член у себя во рту, его руки на ее голове, направляющие ее рот на его член. Она хотела услышать сексуально унизительные слова, которые он собирался сказать ей и о ней. Ефросинья закрыла глаза, ожидая, что его член прикоснется к ее лицу, его запах наполнит ее чувства.

«Такая хорошая девочка... Так что готов для меня. Так что готова вести себя как шлюха!».

Ее сердце бешено колотилось, когда она взяла его член в рот, глубоко всасывая, чувствуя, как он твердеет на ее языке. Ефросинья стонала, наслаждаясь его вкусом, ощущением его члена, во рту. Ефросинья знала, что теперь она принадлежит Иванe Васильевичe, что теперь она принадлежит ему вся. Пока она сосала и облизывала его член, она чувствовала, как его руки впиваются в ее волосы, направляя ее движения.

— Вот и все, детка... Возьми все... Возьми это глубже... Покажи, какая ты хорошая шлюха для меня.

Ефросинья чувствовала, как нарастает его освобождение, напряжение в его теле по мере того, как он приближается к тому чтобы наполнить её своим семенем. Она хотела, чтобы он кончил ей в рот, хотела проглотить каждую каплю спермы. И вот, наконец, Иван Васильевич это сделал. Она почувствовала, как горячая сперма наполняет ее рот, и жадно сглотнула, наслаждаясь её вкусом. Когда Иван Васильевич кончал, он внезапно вытащил свой член из ее рта, поглаживая его, позволяя струе за струей сперму выстреливать на ее щеки, в ее волосы, капая на ее грудь.

Она посмотрела на Ивана Васильевича, затаив дыхание, и ее тело дрожало от нужды. Он улыбнулся ей, его глаза потемнели от желания, его член все еще был твердым.

— Так вот, Ефросинья... Пришло время получить то, что тебе нужно все это время. Пора тебе почувствовать, каково это, когда тебя как следует трахают!». Он помог ей подняться на ноги, ведя ее назад, пока Ефросинья не легла на кровать. Иван Васильевич прополз между ее ног, широко раздвинув их, взяв в каждую руку по лодыжке, и расположился над ней. Головка его члена дразнила ее отверстие любви, Ефросинья. почувствовала, как дрожь предвкушения пробежала по ней.

— Ты готова ко мне, милая? Ты готова почувствовать мой член внутри себя?

Иван Васильевич кивнула головой, ее сердце бешено колотилось Иван Васильевич улыбнулся: «Тогда вставь... Протяни руку и направь мой член в твою замужнюю любовную дырочку, Ефросинья!

Дрожащей от желания рукой Ефросинья протянула руку, взяла его член и направила к своему влагалищу. И без мягкости, без предварительных уговоров, без поддразниваний, одним быстрым движением член глубоко проник в ее влагалище. Ефросинья услышала собственный стон, и воздух вырвался из нее. Она услышала, как Иван Васильевич зарычал, почти звериным голосом. Она чувствовала себя растянутой, более наполненной, чем когда-либо за последние годы. И когда член Ивана Васильевича начал двигаться, она почувствовала чистое наслаждение.

Член Ивана Васильевича врезался в её влагалище, его тело двигалось в ритме, который, казалось, эхом отдавался в самом ее сердце. был грубым, требовательным, принимал ее с жестокой грацией, от которой у нее перехватывало дыхание.

— Ты такая мокрая для меня, Ефросинья, — простонал он, шлепая бедрами, по ее бедрам. Ты так готова к моему члену, не так ли? Он сильно шлепнул ее по заднице, и она выгнула спину, застонав. Член проталкивался глубже и сильнее, прижимая ее к кровати до тех пор, пока у нее не заболела спина.

— Скажи мне, что ты хочешь этого, — прорычал Иван Васильевич, его горячее дыхание коснулось ее шеи.

— Скажи мне, что тебе нужен мой член внутри тебя.

ахнула, ее тело дрожало, от возбуждения, пока Иван Васильевич продолжал трахать ее.

— Я хочу твой член, — прошептала Ефросинья. «Ты нужен мне внутри меня!».

Иван Васильевич одобрительно зарычал, врезаясь в нее снова и снова. Его руки были грубыми, когда он схватил ее за бедра, направляя ее тело навстречу его толчкам своего большого члена. «Сексуальная шлюха... Возьми все... Бери то, что тебе нужно... Возьми этот член, шлюха.

Ефросинья почувствовала, что начинает терять контроль, ее тело сжимается вокруг него, ее дыхание становится прерывистым.

— Я заставлю тебя прийти... Я заставлю тебя кричать обо мне, — пообещал Иван Васильевич, сильнее прижимаясь бедрами к ней.

Его слова, его прикосновения, его жестокое владение ее телом... Это было уже слишком. Ефросинья чувствовала, как ее оргазм нарастает, поднимаясь внутри нее, как волна, угрожая утопить ее в удовольствии.

— А....а!, Боже... Я... Я собираюсь... — простонала Ефросинья, выгибая спину от кровати. И вот, наконец, она кончила, ее тело содрогнулось от освобождения, когда Иван Васильевич продолжал долбить ее. Он стонал, чувствуя, как стенки влагалища плотно сжимаются вокруг его члена, и последним, мощным толчком вошел в него ее, глубоко зарывшись в нём.

Его вес прижал Ефросинья к матрасу, его тело дрожало, от силы оргазма. Ефросинья почувствовала, как его горячая сперма разливается глубоко внутри нее, наполняя ее так, как не было уже заполнено спермой много лет. Иван Васильевич удовлетворенно зарычал, его бедра лениво двигались, когда он медленно вытаскивал свой член, из её влагалища, оставляя ее тело болезненным и загруженным его спермой.

— Вот как трахать надо большую девочку. Ты моя, Ефросинья, — прохрипел Иван Васильевич, рухнув рядом с ней на кровати.

— Ты всегда будешь моей Ефросинья и моего сына Евгения....