Words от jezzaz

*******************

Не знаю, откуда это взялось. Читал много рассказов с BTB (сжечь суку) о том, как люди активно делают что-то со своими супругами, узнав об их неверности. Мне стало интересно, можно ли добиться такого же эффекта без тяжелой артиллерии. Не знаю, сработало ли это. Судить вам.

Однозначно рассказ для меня короткий. Все – в одной части. Да, продолжение «Жить от игры» будет, как и другие истории об Ингрэме. Жизнь помешала, простите.

Отредактировано JonB1969.

***

В тот вечер я вернулся домой несколько позже, чем ожидал. Было собрание, в котором мне пришлось принять участие. Быть на нем мне не очень хотелось. Два человека, с которыми я выступал в качестве посредника, оба были, откровенно говоря, не слишком приятными. Оба заинтересованы в том, чтобы причинить как можно больше боли другому человеку. Они не были заинтересованы в разрешении ситуации, их интересовал ущерб. Я мог понять, почему. Вся ситуация была катастрофой с точки зрения бизнеса, но все же, моей задачей было найти золотую середину, чтобы обе стороны смогли уйти, чувствуя, что получили то, что хотели.

В ситуациях, когда одна или обе стороны больше заинтересованы в том, чтобы навредить другой стороне, нежели разрешить ситуацию, или, что еще хуже, когда сам акт разрешения на самом деле был вредной частью, это практически невозможно. Никто не выходит из такой ситуации удовлетворенным, могу вам сказать.

Мне не раз приходилось признавать свое поражение и просто говорить обеим сторонам, что на данном этапе придется привлечь адвокатов, потому что к разрешению ситуации может привести ТОЛЬКО причинение боли другому.

Но по крайней мере, в ситуациях, когда обе стороны пытаются причинить боль друг другу из слепой ярости и обиды, есть шанс, что одна или другая сторона одумается. И тут вступаю я.

***

Думаю, стоит представиться. Я – Майк Абсалом. Я – медиатор (специалист по урегулированию споров и конфликтных ситуаций), и хороший медиатор, если можно так выразиться, – в компании, которую нанимают юридические фирмы в качестве арбитров. Большую часть времени наша работа вплетена в контракты – если контракт разрывается, вместо того чтобы бежать к адвокатам, две стороны (или три, а иногда даже четыре) приходят к нам. Мы садимся, пытаемся разобраться в ситуации, чего хочет каждый, и пытаемся прийти к соглашению. Иногда это получается, иногда нет.

То, что мы делаем, не имеет обязательной юридической силы – мы заключаем соглашение по духу, а не по букве закона. Иногда то, что мы делаем, облекается в форму договора, но в основном, это – способ заставить людей собраться вместе и найти решение своих проблем. Меньше по букве закона и больше по его духу, вроде того.

Так что, да, это то, чем занимаюсь я. В той или иной форме я занимался этим всегда, и у меня особый стиль работы. Я – из большой семьи: шестеро детей, пять мальчиков и девочка. Я был вторым по старшинству и, казалось, постоянно выступал посредником в разрешении разногласий.

Мама была матерью-одиночкой – наш папа умер через два дня после рождения Бенджи, самого младшего. Его убил нетрезвый водитель, когда он переходил дорогу, купив цветы для моей мамы. Она так и не смогла с этим смириться, но с головой ушла в заботы о нас. Делала все что могла, но реальность такова, что даже при двух родителях обеспечить крышу, одежду, еду и внимание в равной степени для всех шестерых было бы трудно, не говоря уж о родителе одиночке. Она занималась собственным продажей недвижимости, а мы были теми, кого в нашем поколении называли Latch Key Kids (безнадзорные дети). Мы приходили домой, готовили еду, смотрели телевизор, раздражались друг на друга, и каким-то образом я всегда оказывался примирителем.

Урегулирование споров – это интересный карьерный путь. Я не планировал, что он станет моим выбором профессии – просто так получилось. Изначально я работал на заводе в цеху, изготавливая металлические детали для самых разных вещей – тележек для гольфа, шариковых ручек, да что угодно, если в них есть маленькие металлические кусочки, мы делали эти детали.

Короче говоря, в ряде вопросов я был голосом разума, и когда было необходимо, все улаживал. Понятия не имею, почему выбрали именно меня; возможно, я был самым разумным.

Так или иначе, я работал в одном металлическом цехе – это было в колледже, когда проходил курс творческого письма – да, тоже понятия не имею, о чем я думал – и там возник спор между руководством и рабочими. Некоторые из нас были в профсоюзе, некоторые – нет. Лично я не был, но каким-то образом все равно оказался представителем рабочих. Был представитель от профсоюза, и он появлялся иногда, но в половине случаев, когда руководство хотело поговорить с «рабочими», его нигде не было. Часть меня до сих пор считает, что они – руководство – делали это специально.

В любом случае, в итоге я много разговаривал, и, хоть я думаю, что руководство было вооружено до зубов, нам удавалось кое-что придумать.

Через четыре месяца все повторилось опять: то же самое, какое-то требование, чтобы у нас в августе не было отпусков, потому что поступил большой заказ или что-то в этом роде. В общем, на этот раз они привлекли арбитражную компанию, которая, по сути, сделала то же самое, что и я, только «без предвзятости», как выразилось руководство.

На самом деле значения это не имело. В итоге арбитражная компания все равно поговорила со мной и представителем профсоюза, а затем просто передала дело руководству. Все, что они сделали на самом деле, это выступили в качестве посредника.

Мы решили проблему, которая позволила избежать «неприятностей», как выразилось руководство, и каждый получил от этого пользу. Лично я получил. Получил от арбитражной компании предложение о работе.

И поэтому я сменил специализацию в колледже на бизнес-исследования с незначительным уклоном в психологию и пошел работать к ним. Для моих рук это, конечно, было легче, уж точно.

Через два года я окончил колледж и с тех пор работаю медиатором. И поверьте, мне доводилось быть посредником в самых странных делах. Кинокомпании и агенты актеров, автомобильные компании и их работники, адвокаты, которые являются партнерами, даже группа участников соревнований по серфингу и компания, которая их организовала. Я даже заключил более чем несколько браков. Быть консультантом по браку не пытался – решил, что эти парни знают, что делают – а просто приходил, когда все остальное терпит неудачу, и нам приходилось со всем разбираться.

Но у меня есть особая методика. Та, что работает для меня, а не для кого-то еще. Люди реагируют, когда видят уязвимость и когда видят честность. Поэтому, когда выступаю посредником, я стараюсь показать людям свою уязвимость и честность. Я сижу, разговариваю с обеими сторонами по отдельности, пытаюсь понять, кто эти люди, что они считают важным, как относятся к ситуации, чего хотят от нее, что думают о противоположной стороне – в общем, пытаюсь понять обе стороны.

Должен заметить, что старшие партнеры не раз укоряли меня за использование этой терминологии, но именно так я начинаю рассматривать клиентов, и это работает на меня. Мне просто нужно не использовать эти слова!

После этого я обычно могу найти способ заставить каждую сторону думать о том, что считает важным другая сторона. Для них это может быть не так – или может быть, в этом и заключается причина конфликта. В любом случае, приведение их в контакт с потребностями другого человека имеет первостепенное значение.

Орсон Скотт Кард, известный автор научной фантастики и вообще религиозный фанатик, написал однажды рассказ о девушке, которая могла «видеть» связи между людьми – она видела их как линии силы, они создавали между всеми паутину. И она была способна видеть, как разрубить эти линии несколькими хорошо подобранными словами.

В качестве отступления: как так получается, что некоторые могут быть чудовищно умными и писать невероятные истории, связанные между собой, с интересными людьми и отличным диалогом, а при этом иметь это невероятное слепое пятно в своей жизни, где они верят в невидимок, живущих над облаками? Я просто не понимаю.

Когда я читал его рассказ, то отметил сходство между тем, что делаю я, и тем, что делает этот вымышленный персонаж. Я не могу видеть, что связывает людей, но если меня достаточно подтолкнуть, я обычно могу это понять, и моя задача – либо распутать существующие связи, либо создать новые, аннулирующие старые.

По крайней мере, так я это вижу. На самом деле это все просто трогательные вещи, и я не могу это передать.

И это точно не тот навык, что я отрабатываю дома с женой.

***

Ах, да, жена. Мы еще даже не упомянули о ней. Я знаю, это немного несерьезно для рассказа в разделе «Любящие жены». Но мне требовалось, чтобы вы имели представление о том, что делаю я и как я это делаю, потому что позже это будет иметь значение.

Надо ли мне описывать себя? Надо? В самом деле? Когда я читаю рассказ, последнее, что меня волнует, это то, как выглядит парень. Ладно-ладно. Мой рост – метр восемьдесят, точно. Мой вес восемьдесят девять килограмм – по крайней мере, был таким неделю назад. Я пью водку, люблю вино, катаюсь на велосипеде, и да, мои волосы начинают редеть и определенно седеют по бокам. К черту старение. Этого достаточно? Нужно ли мне продолжать о цвете кожи? Или о том, что я чисто выбритости? Или о всяком таком дерьме? Разве это кого-то волнует? Правда? Да, у меня есть член. Не огромный и не маленький. Нормальный. Господи.

Итак, жена. Да, я должен о ней рассказать.

Любовь всей моей жизни. Я знаю, все так говорят, верно? Но это правда. Это как одно из того, которые вы говорите о детях: «Как здорово их иметь» – для тех, у кого их никогда не было, это просто слова.

Я считаю, что вся эта история с объявлением о том, что у вас будут дети, очень интересна и ничуть не смешна. Вы говорите: «Мы беременны» – и даже это вызывает у меня улыбку. «Мы?» Я бы просто засунул в нее свой член и отлично провел время, и с этого момента все на 100% принадлежит ей. Она будет его растить в себе, терпеть дискомфорт, ей придется отказаться от алкоголя, много мочиться и, наконец, терпеть унижения, связанные с родами, не говоря уже о проблемах с телом, которые могут возникнуть после, от растяжек до послеродовой депрессии. И все же, выдает такое. Да, ты сделал очень много, засранец.

И еще вот что говорят вам все друзья: «Сходи, напейся, ты не сможешь этого сделать, когда родится ребенок», «Сходи в кино, ты этого не сможешь, когда родится ребенок», «Иди, поешь, ты не сможешь, когда родится ребенок», «Иди, поспи, ты не сможешь, когда родится ребенок». И мой личный фаворит: «Иди, займись сексом, ты не сможешь, когда родится ребенок». А потом в конце они бросают одну фразу: «Но это – самое лучшее, что было когда-либо!».

Да, похоже на то. Звучит здорово. Я имею в виду, так много людей говорят это, так что, они должны быть правы, но, черт возьми, вы получаете все виды очень явных и конкретных причин, почему это будет отстой, а потом в конце вам говорят: «Но это здорово – лучшее, что когда-либо было», и я не могу не заметить, что в этом нет никакой конкретики.

Но, учитывая то, что чувствую я – чувствую по отношению к Кристи, – я вполне могу в это поверить. Кстати, это ее имя. Она была Кристи Фентон, а теперь – Кристи Абсолом, по крайней мере, так будет в ближайшие пару месяцев.

В любом случае, так я относился к Кристи, а она – ко мне. Когда речь заходила о детях, я понимал, что моя маленькая шутка о вечеринке была одновременно и правдой, и исходила из тьмы.

Для нас перспектива завести детей невозможна. Во время первой менструации Кристи обнаружила у себя сильную боль и «женские проблемы», как она выразилась. Родители отвезли ее в больницу и обнаружили, что ее трубы сформированы неправильно. Потребовалась операция, их перевязали и удалили яйцевые части труб, потому что если бы этого не сделали, то в лучшем случае ежемесячные менструации были бы мучительными, а в худшем – опасными для жизни. Очевидно, ей сказали, что это «рак, который только и ждет, чтобы появиться». Так что, их удалили, а вместе с ними и все шансы для Кристи иметь детей.

К тому времени, когда мы были вместе, она через это уже прошла, или прошла настолько, насколько это вообще возможно для женщины. Я понимаю, что женщина не считает себя женщиной, если не может выполнить одну из самых основных женских функций. Не думаю, что верю в это, но в случае с Кристи я знал, что это – темный омут, в который никто из нас не хочет заглядывать слишком глубоко.

Я с этим согласна. Я люблю детей и предполагал, что они будут где-то в моем будущем, но когда встал выбор между Кристи в моей жизни и детьми, это решение было очевидным.

Мы много об этом говорили, и несколько лет назад Кристи даже заявила, что мы должны получить донорские яйцеклетки, соединить их с моей спермой и создать суррогатную беременность. Мы рассмотрели эту возможность, я прошел тестирование – оказалось, что мои пловцы в порядке – и даже начал изучать суррогатных матерей и саму процедуру. Но никогда не был на это нацелен, что-то здесь было не так. Кристи была полна энтузиазма, но, когда пришло время делать это, я просто не смог. Не знаю почему, но в этом что-то не так. Только когда Кристи упала в обморок, когда я сказал «нет», я понял, в чем дело.

Кристи носит в себе беспочвенное чувство вины за то, что не может иметь детей, и вся эта история с суррогатным материнством – это одновременно и попытка меня осчастливить, и то, что она считает своим «божьим наказанием». Понятия не имею, откуда все это взялось, но это было, и потребовалась определенная терапия, чтобы собрать все воедино и начать ремонт. Но вы делаете то, что должны. Я знал, что что-то не так, и, похоже, мое подсознание знало больше чем сознание. Хотя тогда оно и было право, в данном случае оно меня очень сильно подвело.

Итак, детей нет. Мы никогда детей не усыновляли – это тоже казалось неправильным, хотя я понятия не имею почему, – и решили, что если нам уж придется быть бездетными, то мы должны это принять. Мы путешествовали, смотрели мир, убегали от быков (энсьерро) в Испании, завтракали у подножия пирамид, играли в прятки в руинах Помпеи, ныряли в Перл-Харбор, проводили недели, напившись до беспамятства, «дегустируя вино» в долине Напа, и прыгали с моста Банги в Сидней-Харбор. Мы жили полнокровной жизнью.

Друзья со стажем отдалились, когда у них появились дети – у них была другая жизнь, чем у нас, и мы все это знали. Было много «мы должны встретиться», и сначала мы пытались. Но никто никогда не был свободен; никто не мог найти нянь, а даже когда и могли, они должны были быть дома к одиннадцати и не могли даже хорошенько нагрузиться, поскольку должны быть трезвыми, чтобы отвечать за своих детей, когда те вернутся домой.

Когда они выходили из нашей квартиры в центре города, в Бельвью, пригороде Сиэтла, мы смотрели друг на друга, хихикали и говорили: «Хорошо, что у нас нет детей!». Все это было немного жалко, и мы явно прикрывали свои пустоты, но мы также были пьяны, а потом занимались медленным ленивым сексом на балконе. Мы были на три этажа выше, поэтому не волновались, что нас увидят, так что, в этом были и плюсы.

У нас все было хорошо. У меня – своя работа, которая иногда была напряженной, а у нее – своя. Она была куратором музея технологий в Сиэтле. Это забавно – она увлекалась всеми маленькими гаджетами, такими как Iphone, Ipad, fitbits и всеми другими, что традиционно считаются мужскими, а мне нравилась классическая музыка, скульптура и опера. Мы часто шутили, что у нас поменялись местами части мозга, как в том эпизоде «Звездного пути» (оригинальная серия, конечно. Не бойтесь, я просто просвещен в этом вопросе моей иногда занудной женой).

Мы женаты уже почти двенадцать лет. А познакомились на матче по хоккею на траве. Я только что переехал в Сиэтл из колледжа в Миссури, а до этого – из пригорода Чикаго, где воспитывался. У меня было мало знакомых, и кто-то с работы пригласил меня, а мне, честно говоря, заняться в ту субботу было нечем.

Две совместные команды, идущие друг на друга. Уровень неистовства был просто потрясающим. Насколько я мог судить, это – отличный повод для женщин из обеих команд выбить живое дерьмо из мужчин на поле и получить за это аплодисменты. Иногда было трудно понять, кто из них женщины, а кто мужчины. Женщины были такие мускулистые и упитанные.

Я как раз наблюдал, как один мужчина получил клюшкой по голени настолько сильно, что его щиток раскололся, и повсюду была кровь, когда вдруг понял, что рядом со мной кто-то стоит, держит стакан с чем-то и смотрит на развернувшееся перед ней зрелище.

– Как думаешь, он когда-нибудь захочет снова стать членом команды? – спросила она, глядя на меня.

– Я бы лично не захотел. Хромать домой – не лучший способ что-либо завершить, – сказал я несколько неубедительно.

Она улыбнулась мне, оглянулась на мужчину, которого выводили с поля, поддерживая, два его товарища по команде, и сказала:

– О, я могу придумать, как попасть в такую ситуацию может быть весело. Хотя и не так. Приятно было с тобой поговорить. – Она кивнула и ушла.

Для меня это было потрясающе. Кристи – ростом около метра семидесяти, шатенка, но с примесью блондинки, несколько круглое лицо, красивые глаза, подчеркнутые темным макияжем и длинными ресницами (тоже настоящими, как позже я узнал), пропорциональный вздернутый носик, потрясающие скулы и круглый ротик бантиком, который, если на нем сосредоточиться, просто хотелось поцеловать. У нее – невероятно голубые глаза, и она слишком часто моргает.

У нее хорошие пропорции – ничего слишком большого, ничего слишком маленького – конкретная попа, имеющая форму, но не огромная и не колышущаяся. Слегка узковатые бедра, но в целом – просто восхитительный комплект.

Я смотрел, как она уходит, и почти пинал себя за свои неубедительные ответы, горестно качая головой.

***

Позже в тот же день у меня была еще одна возможность, когда я посетил временный бар, установленный рядом с полем. Там продавали только лишь дерьмовое вино, пиво и готовые коктейли, которые на вкус были, ну... готовыми. Я купил бокал наименее оскорбительного вина – да, я сноб и разбираюсь в дегустации вин. Мамина сестра, моя тетя Нэнси, работала на полставки, делая обзоры вин, и я многому научился у нее о вкусе, букете и прочей ерунде, связанной с дегустацией. Я также узнал, что 95% всего этого – полная чушь, созданная для того, чтобы произвести впечатление на других, кто не имеет об этом ни малейшего понятия. В конце концов, вино – как искусство: вот это вам подходит, а вон то нет. Нет ничего на свете, что делает вино стоящим $100, не говоря уже о $1000, кроме вашей готовности заплатить за него.

Я купил единственное, что не заставило меня морщиться, и повернулся, чтобы уйти, но обнаружил, что позади меня в очереди стоит это восхитительное создание, ранее разговаривавшее со мной, возится с какой-то маленькой черной коробочкой, к которой было прикреплено нечто похожее на ручку. Она была так на этом сосредоточена, что не заметила, что я стою рядом, терпеливо ожидая, пока она заметит меня и уйдет с дороги. В конце концов, я кашлянул.

Она посмотрела с некоторым раздражением на меня, осознала ситуацию и сказала:

– О, прост. Я только что его купила и не могу перестать с ним играть. – Она подняла коробку, на которой было нечто вроде серого ЖК-экрана.

– Это – Visor. Один из новых КПК, – сказала она, как будто это все объясняет.

Я молча смотрел на нее, и она сказала:

– Неважно. Прости, позволь мне сойти с твоего пути.

Она отошла, я ее обошел, а потом просто остановился. Она взяла себе напиток, повернулась, и теперь уже я стоял у нее на пути. Она молча смотрела на меня, на ее губах играла улыбка.

– Мы должны перестать сталкиваться вот так, – с насмешливой серьезностью сказала она.

Я улыбнулся в ответ.

– Итак, что такое Visor? Давай выйдем из очереди и пойдем, поговорим.

И мы поговорили. Целый час.

Я узнал, что Visor – это один из тех новых цифровых персональных помощников, которые впервые выпустила компания Palm. Узнал, что она помешана на гаджетах, что она – квалифицированный библиотекарь и историк. Узнал, что сегодня она пришла исключительно потому, что играла ее подруга, а она не смогла придумать, как ей отказать, не задев ее чувств. Я узнал, что в следующую пятницу она свободна и очень хочет посмотреть последний фильм о Гарри Поттере, но терпеть не может ходить куда-либо одна.

Намек был толстым, и ей-богу, я его понял.

И это стало началом.

На отметке в четыре недели мы были вместе в постели, а поженились примерно через десять месяцев. Я долго могу рассказывать о сумбурной свадьбе – пришли все мои родственники, и это было похоже на воссоединение Клэмпетов. Ее родственники тоже там были, гораздо более высокого класса, чем мы, с подозрением смотрели на нас через свои бифокальные очки, а потом веселились, когда кто-то с моей стороны их заметил и втянул в активную деятельность.

Я мог бы еще долго рассказывать о ее семье: одна сестра, брат в армии, делающий бог знает что бог знает где и бог знает с кем, отец и мать, давно разведенные и теперь друзья. С ее братом я встречался всего несколько раз, так как он часто уезжал из страны, но он показался мне вполне приличным парнем. Беспокоился о своей сестре, но не закрывал глаза на то, кем она была. Мы выпили по кружке пива или по десять – эти армейские парни умеют пить – и провели несколько, ну, я бы назвал их «интересными», разговоров. Я узнал о ее первых парнях гораздо больше, чем на самом деле хотел знать.

Я могу продолжать рассказывать о наших совместных годах. Росли вместе, веселились, исследовали жизнь и вообще вели себя как подростки, когда думали, что это сойдет нам с рук. Мы были партнерами во всех смыслах этого слова.

Вместе мы присоединились к нескольким группам – я читал стихи, а она... ну, она приходила и тоже пыталась. Она рисовала, а я... если честно, даже не пытался. Я умел читать и писать, но на этом мои способности заканчивались. Даже не знал, каким концом кисти пользоваться. Я пытался рисовать абстракции, а она приходила, смотрела и делала замечания типа «вижу, ты все еще в семилетнем возрасте». А потом истерически смеялась.

О, она сама себя сводила с ума, моя жена.

У нас обоих были современные горные велосипеды, и мы активно ими пользовались. Район Сиэтла изобилует велосипедными дорожками, и мы пользовались ими по максимуму. Это была наша основная физическая нагрузка, и нам она нравилась. Мы даже ездили на велосипедах на выходные в Портленд и Ванкувер.

Не хочу сказать, что это похоже на нирвану у хиппи. Мы ссорились. У нас были разногласия. Боже, у этой женщины есть характер – когда она в ярости, то могла превратить любую комнату в Сибирь. У нее злобное чувство сарказма, которое может пронзить до глубины души, и когда она злится на самом деле, то делает это прямо на глазах у других людей, и единственным выходом для меня было либо отступить и выглядеть слабаком, либо ввязаться в драку кошек на глазах у наших друзей.

Я пробовал оба подхода, но не работал ни один из них. Отступление часто ускоряло решение проблемы, но заставляло меня выглядеть перед нашими друзьями дерьмом, а борьба с ней сохраняла мою гордость, но заставляла наш новый холодильник – кровать – прослужить намного дольше. Она чертовски хорошо знает, что делать.

Это было странно, потому что для всех остальных она – абсолютное наслаждение. Даже если она ненавидит людей, с которыми мы находимся, – а в отношении некоторых людей из нашего круга общения она могла быть язвительной – то так вежлива и мучительно мила с ними. Только ко мне она проявляет свое огромное недовольство, когда чувствует в этом необходимость. В каком-то смысле я чувствовал себя чрезвычайно привилегированным – только со мной она чувствовала себя достаточно комфортно, чтобы снять маску. Это комплимент. С другой стороны, иногда я всерьез беспокоился за ее психическое здоровье.

Но по-настоящему ее бесила моя попытка применить к ней свои «чертовы джедайские фокусы».

Очевидно, когда вхожу в режим медиатора, как она это называет, я бессознательно принимаю определенную позу и выражение лица. Она очень рано уловила, как это выглядит, и это стало тем, что, независимо от того, о чем мы спорили, гарантированно поднимало ситуацию на уровень или два. Именно в эти моменты появлялись неизбежные насмешки типа «Твоя семья - тоже отстой». Нет такого спора, который нельзя не усугубить, втянув в него семью.

Впрочем, она также узнала, что ей не стоит и браться втягивать в это мою мать. Тому подтверждением стали выходные, проведенные в мотеле, потому что я ее выгнал.

Хотя, справедливости ради, должен отметить, что не то чтобы ей часто не из-за чего было кричать. Я был... нет, есть... не благодать, чтобы жить со мной. Я угрюм, могу сорваться из-за пустяка (никогда не ездите со мной, когда у меня плохой день), склонен смотреть на глупых людей свысока (а мы ВСЕ глупы в тот или иной момент), и известен тем, что иногда наслаждался стриптиз-клубом, даже зная, что он представляет собой с точки зрения эксплуатации женщин.

Я, как и она, способен спровоцировать неприятную ситуацию, хотя и предпочитаю решать ее за закрытыми дверьми.

Она знает, когда переступает черту. Очень скоро понимает это, едва утихает ее пыл, и я часто получаю массу извинений, а на следующей неделе мне даже бывает трудно утром встать.

Должен немного рассказать о нашей сексуальной жизни. Она – просто потрясающая. Ну, во всяком случае, я так думал. В спальне мы – просто идеальная пара. Или в гостиной, или даже на заднем сиденье машины, однажды ночью в Виктории, в Канаде.

Мы исследовали друг друга, были честны в своих фантазиях (по крайней мере, я. Как оказалось, она не была... не полностью), делали некоторые рискованные вещи – ходили с ней на ужин, когда она была без нижнего белья и в коротком мини-платье, никогда не зная, перед кем она мелькнет, и тому подобное. Пару раз играли в игры, где я подцепляю ее в баре мотеля, пока однажды вечером к ней не пристал какой-то парень, не слушая ее «нет», и мне не пришлось объяснять ему факты жизни, схватив его за яйца через брюки от костюма, после чего мы больше никогда так не делали. Больше никогда не делал я. С тем, что знаю сейчас, делала ли это она, кто ее, блядь, знает?

Простите. Ругаться не стоило. Иногда, ну, понимаете, жизнь берет верх? Иногда ты – лобовое стекло, а иногда – жук.

Несмотря на все это, мы были счастливы. По крайней мере, так думал я. Для меня так и было. Моя работа иногда отнимала много времени, и в некоторых ситуациях мне приходилось ездить по делам. Я работал по найму для своей компании, и в какой-то степени мне приходилось ездить туда, где есть работа. Но это никогда не было надолго, и я возвращался домой, да и случалось это не так уж часто.

Кристи иногда ездила навестить какую-нибудь техническую компанию, желавшую пожертвовать старое оборудование в дар ее музею для потомков, и пару раз мне тоже пришлось с ней ездить, хотя сидеть и смотреть, как кучка бородачей рассказывает о том, что какой-то жесткий диск размером со стиральную машину раньше стоил три четверти миллиона долларов, а теперь можно купить серьги с большей емкостью, чем эта, не было моим представлением о хорошем времяпрепровождении.

Но эй, я мог за счет Intel играть в гольф в Аризоне, в разгар зимы, играть в десятицентовые автоматы и делать неприличности со своей женой на территории отеля, так какое мне, черт возьми, до этого дело?

***

Итак, вернемся к вечеру, о котором я говорил, о чем, собственно, и пойдет речь в этом рассказе.

Я вошел в нашу квартиру с прекрасным видом из окон, бросил свой пиджак на стул и крикнул:

– Я дома. Что у нас на ужин?

Свет был включен, и я знал, что она дома – на парковке под зданием я припарковался рядом с ее маленькой Mazda Miata Mx5 кабриолет. Вход в нашу квартиру был сразу на кухню, так что я взял пиво (низкокалорийное диетическое, как она его называет) и забрел в гостиную.

А там на диване сидит она, сцепив колени, смотрит на меня и кусает губу. Но не она остановила меня... это был парень, сидящий рядом с ней.

– Милый... – еле слышно произнесла она.

Я остановился и уставился на нее, не веря в то, что вижу. Язык ее тела показывал раскаяние, расстройство, нервозность и непоколебимость, и все это одной и той же позой. Нельзя жить с кем-то так близко, как прожили мы столько лет, и не понимать, что ты видишь. Ну, очевидно, можно, как обнаружил я. Но прямо тогда и там я смог прочесть всю ситуацию как на ладони.

Парень, ну, он был молод, на его лице – улыбка, едва ли неконфронтационная. Не усмешка, но определенно из той же серии. Возможно, ее двоюродная сестра. Это было классическое высокомерие, маскировавшееся неким подобием «отзывчивости» с его стороны. Черт, насколько я знаю, он мог даже верить в это, но язык тела был классической демонстрацией обладания и необходимости запечатлеть это на последующих событиях. Мне без слов было сказано, что он здесь – альфа-самец, в смысле владения ею.

Она наклонилась вперед, а он откинулся назад, обе руки были вытянуты по спинке дивана, одна – позади нее. Было видно, что она слегка наклонилась вперед, чтобы не казалось, будто он обхватил ее руками. Но не надо быть Эйнштейном, чтобы понять, что она ее не убрала. Она изо всех сил старалась, чтобы ситуация не выглядела слишком плохой, но чем больше старалась, тем хуже все выглядело. Сейчас она выглядела скорее виноватой, чем раскаивающейся.

Просто глядя на них обоих, я понимал, в чем дело, по крайней мере, частично. Знал, что происходит. Но не знал, куда они думают, это приведет – будет ли это исповедь и обещание не повторяться, или момент «дорогой Джон...», или что там еще, но я понял, что случилось до этого. Невозможно не понять, когда видишь нечто подобное.

Еще мгновение я смотрел на них, а потом плюхнулся в кресло, стоящее рядом с диваном, под прямым углом к нему. Это поместило меня прямо рядом с этим парнем, смотревшим на меня, как мне показалось, с беспокойством. Я видел, как нахмурилась Кристи, когда я сел и смог прочитать мелькающие на ее лице выражения: то как они сидят – действительно неудачно. Если я начну буянить, она не сможет меня остановить. Но теперь уже слишком поздно.

Они явно отыгрывали сценарий, и мне пришлось сдерживать зарождавшийся в желудке гнев, когда я понял, что это за сценарий.

Я открыл банку пива, вздохнул и сделал длинный глоток.

Она снова закусила губу, и я видел, что она собиралась что-то сказать, но не сказала. Предполагаю, это было что-то вроде: «Да, пиво сейчас очень кстати».

Я усмехнулся, когда мне пришла в голову одна мысль. Забавно, как вы реагируете на внезапный сильный стресс. Я видел это раньше, и это всегда меня озадачивало. Люди говорят самые нелепые вещи, или делают какое-то замечание, или поднимают какой-то вопрос, который не имеет абсолютно никакого отношения к текущей ситуации. В моей работе такое встречается довольно часто, и я всегда тихо удивлялся тому, что в этот момент происходит у них в голове. Предположительно, полное отрицание реальности ситуации, и вот я сам это почувствовал.

– Что? – спросила Кристи, в ее голосе прозвучала нотка раздражения, которую она тут же скрыла.

Я сделал еще один глоток пива, затем сказал:

– Да просто подумал: я так хорошо тебя знаю, могу читать язык твоего тела. Вот и подумал, что в подобной ситуации ты не могла бы так скрывать язык своего тела, не тогда, когда знаешь его настолько хорошо. А потом мне пришло в голову, что именно это ты ведь и делала - скрывала, не так ли? Я ведь и понятия об этом не имел.

Она слегка поморщилась, затем вздохнула.

– Ну, да. Думаю, да. Но отчасти в этом и заключается... вмешательство, я думаю.

– Вмешательство? – вставил я, с сарказмом произнося это слово. – Так вот как ты называешь наше маленькое мероприятие? Почему бы не назвать его как-нибудь поприличнее? Может быть, общий сбор? Приход к Иисусу?

Это вырвалось прежде, чем я успел остановиться. Хотя не стоило. Обычно я выше этого.

– Майки... – с упреком сказала она, используя тот двухтональный способ, которым пользуются люди, чтобы словесно подчеркнуть слово из двух слогово.

– О, конечно, дорогая жена, – сказал я, делая ударение на слове «жена» таким же образом. – Продолжай. Я бы не хотел ломать твой сценарий.

Я взглянул на парня, сидящего рядом с ней, и заметил, что перед ним стоит открытой одна из моих бутылок пива. Раскаленная до бела ярость, которую я чувствовал – на самом деле начинал чувствовать – стала еще белее.

– Майк, ты сам только что это сказал. Ты ни о чем не догадывался. Думаю, справедливо будет сказать, что на самом деле ты не только ничего не замечал, но и замечать было нечего. Верно? Никаких признаков, никакого снижения привязанности или секса. Ведь так?

Она права. Не замечал. Да и не присматривался, такое делает с тобой безоговорочное доверие. Но все равно, я – наблюдательный парень. От этого зависит моя работа, и не то чтобы я принимал ее как должное. Даже спустя одиннадцать лет я все еще без причины покупал ей цветы, отправлял их на работу, вывозил ее на выходные, покупал маленькие безделушки – все что угодно, лишь бы показать, насколько она мне дорога. Что с моей точки зрения делало все это еще более тошнотворным.

Мой разум несся со скоростью 320 миль в час, задавая вопросы, на которые у меня не было ответов. Неужели я давал ей недостаточно? Чего еще она могла хотеть? Что подтолкнуло ее к этому? ПОЧЕМУ?!!

Я изо всех сил старался взять под контроль свои эмоции. Я никогда не получу ответов, если уйду, каким бы сильным ни было искушение. Я достаточно умен, чтобы понять, что в какой-то момент это случится, но сначала мне нужны ответы, и это – способ их получить. Я не получу их все, и о некоторых вещах она будет откровенно лгать – это неизбежно. Я знаю, что она все еще любит меня, и не хочет причинить мне боли больше, чем уже пришлось, поэтому я знал, что она будет лгать о том, что она сама осуждает. Это – по-человечески.

Но в этом-то все и дело. Я знаю, что она любит меня. Уверен в этом на 100%. Даже с доказательствами того, что эта любовь делилась с другими, я все равно в этом уверен. Может быть, я себя обманываю, не знаю – в жизни просто знаешь некоторые вещи, и я знаю, что она любит меня. Думаю, я просто обманываю себя по поводу части фразы «исключая всех остальных», которая должно за этим следовать.

Я просто покачивал пивом, еще не доверяя себе говорить.

Кристи восприняла это как подтверждение и продолжила самым размеренным голосом, на который была способна:

– Итак, если рассуждать логически, коль скоро я никогда не давала тебе меньше, чем ты всегда от меня получал, как это влияет на тебя? Я остаюсь тем же человеком, что и всегда. А это... – она жестом указала на сидящего рядом мужчину, – просто... еще одно измерение. Вот и все. Ничего не меняется. Я все еще и всегда буду любить тебя и быть для тебя всем, чем была всегда. И хочу того же в ответ. Ты, естественно, можешь это понять? Ты ничего не потерял.

Вот так вот. Она активно надеется, что я пойду на это. Посмотрю на все с ее точки зрения. Это умно. Она пытается сделать со мной то, что я делаю профессионально. Заставить меня посмотреть на все с ее точки зрения. Метафорически – пройтись в ее обуви.

На секунду воцарилось молчание. Затем она сказала:

– Это не ты, дорогой. Ни в коем случае. Ты совсем не недостаточен. Пожалуйста, пойми это. Ты потряс мой мир и всегда будешь потрясать. Я просто...

– Просто что, Кристи? – сказал я, удивляясь тому факту, что еще не опрокинул кофейный столик и не покалечил кого-нибудь. – Тебе просто нужно больше, чем мог дать я? Цветы, подарки, уикенды, любовь, – на последнем слове я усмехнулся, – тебе этого просто недостаточно? У него огромный член? Это и все?

– Я... – Сдержанность Кристи начала трескаться, ее голос и лицо задрожали. Я видел, как на глаза наворачиваются слезы.

Парень, сидевший рядом с ней, наклонился вперед с обеспокоенным выражением лица и с неприязнью посмотрел на меня.

– Кристи, – сказал он удивительно глубоким голосом, – детка... все хорошо. Держись, как мы и договорились.

Его рука, лежащая на спинке дивана, подалась вперед, чтобы обхватить ее тело.

И тут я слегка расслабился.

Я наклонился вперед и сказал:

– Эй, членоголовый. Я ведь могу называть тебя Членом, не так ли? Мы ведь почти кровные братья. – И при этом я положил руку на тыльную сторону его руки, все еще лежавшей у него на коленях.

Одним плавным движением я схватил его указательный палец и просто потянул его вверх и назад. У него не было другого выбора, кроме как последовать за ним, или рисковать его сломать. С его рукой вокруг Кристи, ему некуда было деваться, и когда я отогнул палец и сильнее надавил на него, согнув под углом, он изогнулся всем телом, чтобы ослабить давление. Дальше он двигаться не мог, будучи ограничен рукой за спиной Кристи.

– Майк, пожалуйста... – беспомощно сказала Кристи.

Я бросил очень быстрый ядовитый взгляд в ее сторону, затем сосредоточился на членоголовом передо мной. Она не пошевелилась, что было разумно, хотя выглядело все так, будто она хотела двинуться, но даже она не была настолько глупа.

– Слушай, жополиз. Это – моя жена. Что бы ни думал, что ты делал, она – все еще моя жена. – Я сделал особое ударение на этих словах, еще больше оттопырив палец.

– Это мой диван, на котором ты сидишь, в моей квартире, пьешь мое пиво. И, честно говоря, дебил, меня не впечатляет твое желание быть рыцарем на белом коне. Ты здесь лишь потому, что эта шлюха, – при этом слове Кристи слегка застонала, – хочет, чтобы ты здесь был, но я-то не хочу этого. Так что, заткнись на хуй и не говори ни слова, иначе случится еще больше плохого. Я взял тебя за задницу, использовав для этого четыре пальца на одной руке. Не беси меня больше, чем уже взбесил, или с тобой случится еще больше плохого дерьма. Усек?

Он кивнул с некоторым отчаянием, и когда я отпустил палец, откинулся назад, убрав руку с Кристи, с силой потирая пострадавший палец и глядя на меня сузившимися глазами.

Я выдержал его взгляд.

– Запомни, жополиз, ни одного гребаного слова.

Я перевел взгляд на Кристи, побледневшую еще немного, но потом оправившуюся.

– Это было излишне, Майк. Джеймс не стал бы пытаться причинить тебе вреда. Он здесь только из-за меня. Чтобы поддержать. Чтобы дать тебе понять, что он не представляет угрозы.

– Правда? Как для него хорошо. Но ему все равно лучше заткнуться. Я не стану тебя бить, но, ей-богу, сейчас мне хочется кого-нибудь ударить, а он как раз здесь.

– Майк, пожалуйста. Пожалуйста, пойми. Мы не выбирали этого. Так просто случилось.

– Что случилось, Кристи? Ты споткнулась и упала на его член? – Я читал эту фразу в нескольких рассказах, и она просто вырвалась.

Она вздохнула.

– Нет, ничего такого. Мы просто вместе работали и... так получилось. Прости. Я не знаю, что еще сказать. Я люблю двух мужчин. Люблю тебя. Всегда любила и всегда буду любить. Но я люблю и Джеймса. Не могу этого объяснить. Это не одно и то же... отчасти, но, я люблю вас обоих немного по-разному. Пожалуйста, пожалуйста, постарайся меня понять.

Я сделал еще один глоток пива, обдумывая ответ. Отставил пиво и затем просто сказал:

– Чушь.

Она вздрогнула.

– Нет, это не так. Ты ведь знаешь, что я тебя люблю. Ты не можешь в этом сомневаться. Я никогда не проявляла к тебе ничего, кроме внимания и любви, и ты это знаешь. Даже когда... – она запнулась, затем продолжила, –... случались другие вещи, я делала все так, чтобы ты никогда не получал от меня менее чем все. Это никогда не изменится.

Она пристально смотрела на меня, как бы желая, чтобы я это оспорил. Она уже говорит так, что это означает, что так будет и впредь. Классическая лидерская формулировка: говорить так, будто ситуация уже определена, люди в это поверят и начнут искать возможности приспособить ее к своей реальности. Не сегодня, Кристи, – подумал я.

Дело в том, что то, чем занимаюсь я, вся эта уязвимость, объединение людей с помощью общих тем, игра на их чувстве важности и честной игры, хотя это действительно может творить чудеса в объединении людей, в умелых руках может привести к прямо противоположному результату.

Я так не делаю... или, по крайней мере, стараюсь не делать. Хотя я могу видеть связи между людьми, но могу столь же легко разорвать их. Это как массажист. Он знает, где находятся нервные узлы, и может, если очень захочет, как причинить боль, так и успокоить своими руками на вашем теле. Я могу делать то же самое. Мне просто очень не нравится иметь такую способность. Когда злишься, можешь на самом деле кого-то уничтожить.

А прямо сейчас я зол. Очень сильно. Ей нужно осознать мою боль, ей нужно знать, что она ее причинила, нужно осознать реальность своего будущего, а я собирался это будущее испортить. И все словами. Прямо здесь и прямо сейчас.

Оглядываясь назад, мне отчасти стыдно за то, что я сделал, а отчасти я горжусь тем, что выстоял и не сдался, не остался паинькой. То, что я сделал, было нехорошо. Но с другой стороны, какова была альтернатива? Я не собирался давать ей то, чего она хочет, потому что это не то, чего хочу я. Совсем. Это противоположно тому, чего я хочу. Здесь просто нет середины, по крайней мере, в моем понимании. Если бы мы вместе решили открыть наш брак, тогда – одно дело. Но мы этого не сделали, да и я бы никогда не сделал этого. Я – мужчина одной женщины. Поэтому то, чего хочет она, по самому определению, противоположно тому, чего хочу я. То, чего она хочет, я не могу ей дать, а то, что рядом с ней сидит этот мудак, и то, как она себя ведет, дает понять, что это и все, что она может принять.

Я не собираюсь давать ей это, так что, по правилам моей профессии все кончено, кроме раздела всякой мелочевки.

Я наклонил к ней голову. Я знал, каковы ее ценности. Знал, насколько ей тяжело, как она боролась с необходимостью это сделать. Знал, что после этого дня ей будет трудно смотреть на себя в зеркало.

Пришло время усугубить боль.