Открывая дверь ключом, который всегда лежал под ковриком (но под их дверью, а у соседей), Маша перевела дух. Последние метры по лестнице, когда она переставляла ноги, с трудом забираясь по ступенькам, сопровождались восхитительным зудом клитора и трением железки в нем о ткань трусиков при каждом шаге. Ее намокшая ткань между ног добавляла ей ощущения свежести, а так же делала ее кожу более чувствительной чем она бы того хотела. Но, по счастью, дома никого не было, и забросив портфель около входа и быстро сняв обувь, не забыв аккуратно убрать ее на полочку, девочка поспешила в свою комнату, служившую ей детской. Память о недавнем приключении в автобусе будоражила ее сознание, и Маша понимала что сейчас она проведет несколько восхитительных минут наедине с собой, как она всегда делала оставаясь одна в квартире.

Прошел час.

...Маша, часто и тяжело дыша, пыталась вытянуть зонд из клитора. К сожалению, последствия поездки в автобусе и нахождения железки внутри были таковы, что раздраженные и воспаленные ткани клитора плотно обхватили выступающие шарики, так что вытягивался зонд с гораздо большим трудом. А несимметричная форма капель, хаотичных и разнонаправленных, словно этот зонд был не медицинским прибором а игрушкой-самоделкой, делали его самостоятельное извлечение настоящей пыткой.

Малышке приходилось крутить зонд, осторожно поворачивая его то влево то вправо, стараясь чтобы следующий шарик был хотя бы на одной линии, не растягивая ткани клитора в стороны. Воспаленный отросток девочки же противился извлечению чего-либо, став безумно чувствительным от вибраций и трения утром. Поэтому Маша отчаянно старалась не кончить, удерживая себя в шаге от оргазма и останавливая дрожащие руки, когда надо было совершить очередной поворот зонда и вытянуть наверх еще один шарик. Маша осторожно, открыв ротик и испуская слабый детский стон, смотрела на то как из ее клитора появляется очередной покрытый ее смазкой каплевидный шарик, растягивая устье небольшой дырочки, и ее пухлые губки подрагивали от желания ускорить этот мучительно-медленный процесс, но она понимала что двигаться быстрее нельзя. Аккуратно и осторожно, девочка вытянула зонд на поверхность еще на три миллиметра, пробороздив при этом все чувствительные места внутри выступами, пока ей приходилось вращать зонд. Пальцы на ногах малышки начали подрагивать, готовясь сжаться в любой момент, если та не удержит себе от разрядки и все же кончит от поступающих ощущений. Ее детская вагина выглядела как губы, перепачканные в сладком меду, время от времени содрогающиеся - насквозь промокшие трусики Маша давно сняла, чтобы они не мешали ей расставить ножки максимально широко, облегчив себе задачу вытягивания зонда. Тихо подвывая, девочка справилась с накатившими ощущениями, и серия конвульсий которая практически разразилась у нее внутри, так же тихо и медленно погасла, сдерживаемая юной малышкой.

К сожалению, предыдущие разы она не пыталась сдерживаться, и в момент неаккуратных или слишком быстрых попыток вытянуть непослушный зонд, Маша теряла контроль над собой и все оканчивалась неудачей, когда трясущиеся руки выпускали зонд или начинали беспорядочно им двигать, в непроизвольном желании кончить. Ну, а попытка вытянуть его целиком одним движением... щеки Маши заалели от возбуждения при мысли об еще одном таком же оргазме, когда она кончила настолько сильно, что потеряла контроль за голосом и руками и те выпустили влажный от соков стержень, который засасывало обратно внутрь дергающегося клитора под аккомпанемент стонов девочки, которая еще минуту содрогалась в волнах наслаждения. Несмотря на то, что девочке безумно понравилось мучать свой клитор таким образом, та не решалась на повторение этого действия, опасаясь забыть о времени и не успеть к возвращению своего отца с работы.

Тогда Маша придумала использовать тот же трюк, что использовал ее отец, когда у девочки шатались молочные зубы. Он привязал капроновую нитку к стулу, и когда стул упал, а нить натянулась, ее зуб вылетел почти без боли, мгновенно. Она помнила, как радостно засмеялся ее отец, и как вслед за ним, еще ощущая ноющую десну, рассмеялась и она - сама не зная причины веселья, но его смех был такой настоящий и такой заразительный...

Найти нитку в детском наборе для кукол было не сложно. Игла в этом наборе была пластиковой, толстой, но нить быстро закончилась и отец выдал ей бухту капрона - того самого, который был настолько прочный что она могла только лишь пользоваться ножницами, а при попытке разорвать нить та резала пальцы и ладони. Притащить тяжелый, массивный деревянный стул из гостиной - дело более сложное, но наклонив стул и просто таща его на двух ножках по полу, девочка справилась с задачей. Но, когда уже почти все было готово, Маша замерла в раздумьях, как же ей заглушить свой стон - перед вытаскиванием зонда, девочка, дразнившая себя на протяжении нескольких минут, была в высочайшей степени возбуждения, и больше всего малышке хотелось потрогать себя и свой клитор, снова взорваться в разрядке хотя бы на полминуты. Понимание, что при вытаскивании зонда она снова ярко и бурно кончит, добавляло ей волнения и бабочек внутри живота, когда она искала чем же заменить кляп для своего звонкого ротика.

Выбор пал на огромного, выше ее роста, плюшевого мишку - коричневая и густая шерсть, синий бант на шее, и блестящие черные глаза, которые выделялись на светлой тканевой морде. Маша, будучи миниатюрной тонкой девочкой, могла утонуть в мягкости этой игрушки, которая когда-то давно заменяла ей кресло.

Надев петельку на шарик зонда и затянув узелок, девочка покрепче обняла игрушку, и уткнула в нее лицо. Ее ножка аккуратно выпрямилась, и своими тонкими пальчиками та попробовала толкнуть стул, стоявший перед ней. Сделав толчок, Маша покрепче обняла игрушку, еще сильнее вжала в нее лицо и закрыла глаза, приоткрыв свой алеющий ротик. Прошла секунда, потом еще одна....

Ничего.

Маша осторожно приподняла голову и посмотрела на стул. Тот стоял на своем месте, слегка перекосившись. Тонкая капроновая нить, провиснув между спинкой стула и игрушкой, осталась на своем месте. Кажется, девочке просто не хватило силы толчка чтобы осуществить свой гениальный план.

Немного расстроившись, Маша чуть заерзала на кресле, чтобы вытянуть ногу еще дальше. И еще чуть чуть. Она подвинулась ближе к краю, чтобы толкнуть стул посильнее, всей стопой, и даже наклонилась вперед перед выпрямлением своей ножки. На сей раз толчок сработал, и увидев как стул оторвался от пола, и медленно кренится назад на двух ножках, девочка тут же вжалась посильнее в игрушку, для верности зажмурив глаза и ожидая неизбежного. Ее щеки заалели от предвкушения долгожданной разрядки, и она успела подумать, что если способ окажется рабочим и быстрым, то она будет не прочь его повторить... еще пару раз...

Эти мысли промелькнули как раз перед тем, как натянувшаяся капроновая нить дернула зонд внутри девочки, непреодолимой силой вытягивая железку из ее юного тела. Одновременно с глухим ударом спинки об пол, Маша успела услышать собственный приглушенный вопль, и тут же поняла что она больше не сидит на кресле - сдвинувшись слишком близко к краю, она не удержала равновесие от рывка и теперь падает вниз, с небольшой высоты, обняв медведя и вжавшись в него изо всех сил. Упав, она на секунду замерла - ударившись локтями об пол при падении, она словно лишилась обоих рук разом, получив при этом удар током пронзивший ее до самых пальцев... а так же осознавая, что кончая и падая с игрушкой на мягкий ворс ковра, девочка вогнала вылезший на две трети зонд обратно в себя, так как уперлась им прямо в плотную плюшевую игрушку при падении.

Ее бедра поднялись в воздух, абсолютно круглая, мягкая попка сжалась, соединив половинки, когда девочка уставилась закатившимся взглядом в полумрак комнаты. Затем ее бедра качнулись вперед, утыкая торчащий наружу последний шарик зонда в ткань игрушки. Снова в воздух - и снова в игрушку. Снова в воздух - и во время этих движений зонд не сдвинулся ни на дюйм, словно намертво застрявший в своей ловушке. Щеки и шея ребенка покраснели, словно от быстрого бега, а девочка все вдыхала в раскрытый рот воздух, словно выброшенная на воздух рыбка. Ее соски твердыми вершинами проступили сквозь блузку, заставив ее почти плоские груди встать треугольником, а до предела набухнувшие ореолы вокруг сосков выглядели словно небольшие бублики. Все пытаясь вдохнуть побольше воздуха, девочка сначала поперхнулась, сотрясаясь всем телом от вдруг сокративших ее спазмов, и из ее горла вылетел полузадушенный хрип, пока запрокинувшая голову Маша пыталась вдохнуть еще немного воздуха в свою грудь. Когда у нее получилось сделать еще один вдох, она уронила голову на грудь игрушки, сотрясаясь всем телом. После еще одного вдоха из ее груди вырвался долгий вопль - воткнувшийся зонд не давал ей ни секунды передышки, терзая чувствительный нерв внутри сильнейшим давлением и вызывая мучительный, острый оргазм у ребенка.

Закатывая слезящиеся глаза к потолку, Маша билась на игрушке как больная эпилепсией. Пальцы малышки скребли и царапали пол, пока девочка кричала от диких ощущений, уже не разбирая, кричит она в воздух или в мягкую ткань медведя. Слезы текли из глаз, пока она продолжала спазмировать, испытывая непрекращающийся оргазм вкупе с безумным возбуждением, которое не давало ей ни успокоиться, ни связно мыслить от невыносимо-острой разрядки. В муках, полуголая девочка начала биться своей маленькой головкой о большую плюшевую голову игрушки, но безрезультатно, только лишь размазывая слезы по своему лицу и слегка заглушая свои стоны и крики. Ее попка ходила ходуном в воздухе, выписывая круги и зигзаги, а между сомкнутых коленей было зажато тело медведя. Вытаращенные и слезящиеся глаза малышки, казалось, ничего не видели, пока она укусила огромное ухо игрушки и зажав его зубами со страшной силой, выпустила в него продолжительный горловой крик. А затем еще один, и еще - не переставая биться бедрами и животиком, совершенно потеряв контроль над этой частью тела от безумно острого удовольствия между ног. Ее влажные половые губки раскрывались и схлопывались, совершенно не в такт ее движениям, ритм спазмов ее детской дырочки был ровным и постоянным. Ее багровый, разбухший клитор дергался как безумный, с вставленным до упора зондом Маша даже не чувствовала разницы, трется он об игрушку или сотрясается в воздухе комнаты - когда девочка прогибала спинку и отрывала себя от игрушки, ее ощущения ни на йоту не уменьшались. Через минуту конвульсий по бедрам девочки побежала первая струйка прозрачной жидкости, которая повторилась еще дважды - через две и пять минут соответственно. Маша уже билась в мучениях на боку, инстинктивно скрестив ножки с поджатыми пальчиками за спиной медведя, изо всех сил прижимая его к себе и изгибаясь в спине как безумная. Жалобные стоны ребенка не прекращались, а к струйкам сквирта примешались несколько капелек мочи - не выдерживая, Маша периодически переставала контролировать себя. Если бы не прошлая «тренировка» на кресле Греты, девочка давно бы билась на полу в полу-оргазмическом, полу-эпилептическом припадке, разбрызгивая по ковру свои любовные соки и крича в пустой квартире, настораживая случайно оставшихся дома соседей. Но, благодаря перенесенному в кабинете издевательству, Маша и сейчас все еще оставалась в сознании, корчась и дрожа от испытываемых ощущений. Агония ребенка затягивалась, и в очередной раз разряжаясь под собственный заглушенный вопль, школьница наконец почувствовала, что ее сознание уплывает. Уткнув распухшее от слез лицо в игрушку которая заглушала ее детские тонкие всхлипы и стоны, Маше наконец перестало хватать достаточно воздуха для продолжения крика, и поплывшее сознание наконец перетекло в полноценный обморок, даря этой худенькой девочке покой. Ее руки расслабились, ноги перестали сжимать игрушку как безумную, а лоб разгладился, когда Маша отключилась и впала в забытье. Только спазмы ее крошечного розового влагалища, которое блестело от выплеснутой на бедра и пол смазки, продолжали медленно и неохотно затихать, а ее багровый клитор пульсировал не переставая.

...Туман. Белый молочный туман около нее...

... до Маши донеслись голоса, которые шли откуда-то со стороны и сзади. Она попыталась оглянуться, но бесполезно - комната словно вращалась вслед за ней. Вдруг, в очередную попытку, она увидела своего отца и Грету, которая была одета так же, как одевалась ее мама по старым сохранившимся фото, когда была молодая. Но поверх уже знакомой одежды на Грете был белый халат и очки, а в руках у нее были бумаги.

Они негромко беседовали, возвышаясь над ней, такие высокие и одновременно такие негромкие. Маша видела их словно сквозь стекло.

— Нет, она мне не нужна. - безучастно произнес ее отец. - Это дефектная дочь, такая же как ее мать. Она мне будет только мешать, я говорил сегодня.

— Но она же ваша дочь. Вы уверены? - голос девушки был противоположностью строгому мужскому голосу, он лучился добротой и каким-то... предвкушением?

— Профессору нельзя иметь такую распутную дочь. Вы сами знаете это! Ее уже поздно лечить.

— Ох, хорошо. Прости, малышка - Грета наклонилась к девочке, поправляя той прядь волос и мягко утешая. - Мы не успеем тебя вылечить, как ты слышала сегодня. Ждать пока ты станешь мешать, мы тоже не будем - руки Греты начали возиться с чем-то вне поле зрения ребенка...

...Маша попыталась увидеть что она делает, но она не смогла повернуть голову в сторону. По бокам от нее словно клубился белый туман, заполняющий комнату. Тогда она наклонила голову вниз, и увидела что к ее трусикам подходят два провода, которые заходили внутрь, а сама девочка привязана к креслу широкими кожаными ремнями. Она вскинула голову и увидела, что Грета стоит около знакомого ей приборчика, держа в руке пульт.

— Ты очень хорошая, но нам не нужно чтобы ты начала мешать своему отцу - снова повторила девушка, нажимая кнопку на пульте. Маша попыталась закричать, когда через нее побежал ток, но не смогла это сделать потому что рот был заткнут какой-то мокрой и влажной тканью. Она извивалась перед отцом и Гретой, сгорая от стыда что они видят ее такой, видят как она дергается на кресле, видят ее постыдное удовольствие. Но моргнув, девочка увидела что перед ней уже никого нет, и она одна прикована на кресле в комнате, полной тумана. В панике девочка перевела взгляд на прибор, и увидела что там идет таймер обратного отсчета. На нем было написано: 8 часов... Маша моргнула... 17 часов... эта цифра при следующем взгляде сменилась... 24 часа... 70 часов...

Маша закричала в панике...

... И проснулась, понимая что все еще лежит на полу уткнув свою голову в игрушку, и что из ее рта течет струйка слюны, которая уже склизкими разводами застыла на медведе, сделав его шерстку серой и темной. Пошевелив руками, она почувствовала что скатывается с игрушки, и только ее одеревеневшая шея помогла ей не стукнуться затылком об пол, когда девочка наконец скатилась со своего подарка на прошлый день рождения. Распластавшись на полу, девочка затихла.

Кроме дикой усталости, боли в горле и руках, и ноющем чувстве в шее и груди Маше ничего не мешало. Скосив глаза, девочка посмотрела вниз, но ничего не увидела, и опираясь руками, кое-как сумела сесть на полу. За окном уже начинался вечер, и старый обшарпанный будильник с облезлой бирюзовой краской показывал время 16-40. Еще целый час до визита ее отца.

В сидячем положении Маша ясно видела, что зонд по прежнему торчит в ее клиторе. Внутри у нее было какое-то сосущее, неприятное чувство, и такое же чувствовалось на входе в своеобразной «дырочке» ее отростка, куда и был вставлен зонд. Решившись, девочка протянула руку и аккуратно коснулась пальцами последнего торчащего шарика.

Ничего. Не вздрагивания, как от удара током, ни волны удовольствия... касание зонда не принесло ничего, кроме усиления дискомфорта внутри и желания немедленно вытащить из себя эту железяку. Что Маша, чуть поколебавшись, и сделала, ухватив тонкими пальцами за зонд и аккуратно, медленно потянув вверх. Железка поддавалась с трудом, все же ее клитор сейчас был распухшим и воспаленным, но ничего кроме ощущения пустоты и сосущего чувства внутри которое все усиливалось, Маша не ощутила. У нее было чувство, что она как севшая батарейка, более ни на что не способна, и решившись, одним движением Маша вытянула остатки зонда, с чавканьем покинувшего ее тело.

Вытягивание повлекло за собой серию конвульсивных сокращений клитора, но, к удивлению ребенка, ощущалось это скорее как легкая пульсация без любых приятных ощущений. Смазка, выплеснутая ее телом, была белесовато-мутной, и больше напоминала кисель по густоте, но сосущее и неприятное чувство внутри исчезло. С трудом опираясь на локти, Маша кое-как встала на дрожащие ноги, держа в зажатом кулачке злополучную железку. На всякий случай оттащив игрушку за кресло, и положив зонд на книжную полку, шатающийся от усталости ребенок пошел в ванну - надо было убрать лужу на полу, да и самой принять душ. Маша могла слышать запах своего девичьего пота, словно она пробежала марафон на уроке физкультуры, и ей надо было его смыть...

К моменту, когда ее отец пришел домой, слегка задержавшись после работы, Маша спала раскинувшись под одеялом, и из ее раскрытого рта текла слабая струйка слюны. Ребенок храпел впервые в жизни, и ее отец, постояв молча перед спящей дочкой, тихим шагом вышел из комнаты. Завтра им обоим надо было по делам - ему на кафедру, читать лекции, а Маше... ну, а что Маше...

За прошедший день мужчина смирился, что его дочь пропустит один год обучения. Лечение было важнее. Поэтому он отвезет ее к той женщине в больнице, с самого утра. Она уже взрослая девочка, и самостоятельно дождется приема. Подождать около кабинета есть где.

С этой мыслью мужчина пошел готовить ужин на себя, а так и не проснувшаяся Маша слегка застонала во сне, переворачиваясь на бок и сворачиваясь калачиком. Ее руки под одеялом были зажаты между нежных девичьих бедер, рефлекторно закрывая свежие хлопчатые трусики... и кто знает, что ей в этот момент снилось?