Жизнь людей в посёлке городского типа была размерена, спокойна и для кого-то просто скучная. Летний зной ещё больше замедлял темп жизненного уклада. Воздух над раскалённым асфальтом дрожал, сливаясь с парами бензина у заправки «Нефть-Сервис». Внутри кондиционированного офиса АЗС пахло остывшим кофе, пылью от оргтехники и лёгкой, едва уловимой нотой женского тела — это была Ирина, бухгалтер и иногда кассир.

Ей было сорок, но она знала, что выглядит хорошо. Тело, хоть и рожавшее, сохранило форму — упругие бёдра, высокая грудь, которую она до сих пор носила с некоторой гордостью, тонкая талия. Лицо, с крупными, добрыми чертами и большими карими глазами, часто озаряла улыбка. Но в последнее время в этих глазах поселилась тоска, густая и липкая, как эта жара.

Муж, Александр, был на севере, на вахте. Уже почти три месяца. Работы в посёлке, где все друг друга знали и где из предприятий — разве что лесопилка да эта заправка, не было. Уезжали многие. Зарабатывали. Они с Александром любили друг друга, даже после пятнадцати лет брака и двух дочек-подростков. В их доме пахло пирогами, чистотой и взаимным уважением. Но плоть тосковала.

Вот и сейчас, сидя за компьютером и сводя скучные цифры, Ирина ловила себя на том, что её рука сама тянется под стол, к животу, и бессознательно гладит его через тонкую ткань блузки. А потом мысленно она представляла себе тяжёлую, налитую мужскую руку, не свою, а чужую, волосатую, с мощными пальцами, которая скользит по её животу ниже, туда, где уже начинала разгораться знакомая, томительная теплота.

«Хватит, дура», — одёргивала она себя, краснея. Но мысли были упрямы.

Вечером того же дня, допивая чай на кухне своего ухоженного домика, она разговаривала по видеофону с Александром. Он был на фоне барака, за его спиной темнела уже северная ночь.

—Ну как, Ир? Держишься? — его голос, хрипловатый от усталости, был полон заботы.

—Держусь, Саш... — она попыталась улыбнуться. — Скучаю. Очень.

—Я тоже, рыбка. Скоро, вот закончим этот объект, премию дадут, приеду. Девчонки как?

—Да нормально, уроки делают.

Она помолчала, глотая комок в горле. Потом, почти шёпотом, выдавила:

—Саш... а знаешь, мне... меня вот что бесит. Не хватает... ну... мужского. Не просто так, абстрактно. А вот конкретно. Запаха твоего пота, когда ты с работы. Твоего вкуса во рту... когда целуешься. Твоих рук, грубых... Твоей... силы.

Он на том конце помолчал, его лицо на экране стало серьёзным.

—Понимаю, ласточка. Я тоже извожусь тут. Спим, встаём, работаем. Баб тут нет, одни мужики, волком воёшь. Но ты держись. Я тебе верю. Ты у меня крепкая.

Он был уверен в её честности. Абсолютно. В их посёлке всё было на виду, все всё про всех знали. С кем ей там крутить роман? С местным алкашом-слесарем? С женатым начальником лесопилки? Смешно. Он был спокоен.

Но он не знал про Ленку, подругу Ирины. Ленка, разведённая, бойкая на язык женщина с вечно горящими азартом глазами, была его антиподом. Она работала продавщицей в винном отделе и считала себя знатоком мужской и женской натуры.

Как-то раз, сидя у Ирины на кухне за бутылкой полусладкого, Ленка, как всегда, пустилась в рассуждения.

—Мужик на вахте — это, конечно, деньги. Но баба без мужика — это засыхающий цветок, — философски изрекла она, закуривая. — Тебе, Ир, надо шевелиться.

—Да что ты такое говоришь? — возмутилась Ирина, но в глубине души что-то ёкнуло. — Я Сашу люблю.

—А кто тебе говорит не любить? Люби на здоровье. Но плоть-то требует своего! Ты думаешь, другие не гуляют? Гуляют, мать их, ещё как!

Ленка придвинулась ближе, её голос стал доверительным, пониженным.

—Вот, к примеру, знаешь, жена того же электрика Сергея, Машка? С виду — тихая, скромная. А ходит, дура, на стоянку к дальнобойщикам. По трассе, в двух километрах. Там их, фур, штук двадцать всегда стоит. Ночь, темнота, никто никого не видит. Бабы отрываются по полной. Мужики там проезжие, голодные, спуску не дают. Говорит, такого кайфа, как с ними, с мужем никогда не было.

Ирина слушала, и по телу её разливалась странная, тревожная теплота. Она представила тёмную трассу, освещённые кабины фур, незнакомые, грубые мужские лица.

—Да ты что? Это же... это же опасно. И грязно.

—Чем опасно? Мужики нормальные, свои же ребята водители там бывают, всё под контролем. А грязно... — Ленка усмехнулась. — Потом помоешься. Зато попробуешь разных хуёв, ихней спермы... Это, говорят, для бабы полезно, омолаживает. Гормоны какие-то там выделяются. А работа твоя... Ты ж на заправке. Съездила в обед, якобы по делам, и всё. Никто и не заметит.

Ирина тогда отшутилась, но зерно было брошено в благодатную почву. С тех пор пошлые, развратные картины стали посещать её всё чаще. Особенно по ночам, в постели, когда она оставалась одна. Её пальцы, сначала робко, а потом с нарастающей жадностью, находили свою взрослую, ещё совсем не старую пизду. Она была с аккуратными, чуть потолстевшими после родов, но всё ещё светло-розовыми половыми губами, прикрытыми густыми, тёмными волосами. Она легко намокала, становясь скользкой и горячей. Она представляла себе не Сашу, а кого-то другого. Незнакомца. Сильного, пахнущего бензином и дорогой.

Однажды, вернувшись с работы пораньше, она застала дома старшую дочь, шестнадцатилетнюю Катю. Дверь в комнату девочки была приоткрыта. Ирина заглянула, чтобы позвать её ужинать, и застыла в ступоре. Катя лежала на кровати в одних трусиках, её лицо было повёрнуто к стене, а рука была засунута под резинку трусов, ноги разжимались и сжимались в такт движения руки. Тело девочки мелко подрагивало, её дыхание было прерывистым. Ирина отшатнулась, прикрыв дверь. Шок сменился странным, стыдным пониманием. Она сама была такой. Плоть просыпалась.

С того дня она стала дрочить свою пизду почти каждый вечер. А потом и на работе. Сидя за своим столом, делая вид, что углублена в отчёты, она незаметно для посторонних глаз сжимала и разжимала бёдра, тёрлась лобком об твёрдый уголок стола. Сначала робко, боязливо, оглядываясь. Потом — с нарастающей, животной дерзостью. Ткань брюк или юбки натирала через трусики её взбухший, чувствительный клитор, и по низу живота разливалась знакомая, сладкая тяжесть. Она закусывала губу, чтобы не застонать, и представляла. Не Сашу. Иногда Сашу.

Она представляла мужиков, которые заезжали на заправку. Крепких, в засаленных спецовках, с грубыми руками. Молодых шофёров, залихватски улыбающихся из кабин. Солидных, в возрасте, с тяжёлым, оценивающим взглядом. Их запах — пота, табака, иногда алкоголя — сводил её с ума. Она ловила себя на том, что смотрит им вслед, на их широкие плечи, на упругие ягодицы, обтянутые джинсовой тканью, и мысленно представляла, что скрывается в глубине их штанов. Какой там хуй? Большой? Маленький? Толстый? С большой залупой? И как он пахнет? И каков он на вкус?

«Быть или не быть?» — этот вопрос стучал в её висках, сливаясь с ритмичным трением её лобка о стол. Желание становилось невыносимым. Ей уже не хватало этих игр. Хотелось настоящего. Грубого, пахнущего, солёного на вкус мужского тела. Хуя. Спермы.

Решение пришло внезапно, в один из особенно душных дней. Ленка позвонила, будто чувствуя её состояние.

—Ну что, решилась? Я слышала, там сегодня новая партия фур встала. С юга, ягодку везут. Мужики, говорят, как звери, с голодухи.

—А... а как? — сдавленно спросила Ирина.

—Да просто. Ко мне сегодня заходили дальнобои за выпивкой и прямым текстом звали на еблю, а я сказала, что не могу, но есть желающая. Подъезжаешь к крайней фуре, беленькой, «Скания». Стучишь. Тебе откроет здоровый такой бугай, Володя звать. Говоришь, что от Ленки. Всё. Дальше он всё сделает.

Сердце Ирины колотилось так, что она боялась, его услышат на всей заправке. Руки дрожали. Она посмотрела на часы. Обед. Два часа. Время было.

Она сказала коллеге, что едет в райцентр, за канцелярией. Села в свою старенькую «Ладу-Калину» и выехала на трассу. Два километра пролетели как в тумане. Вот и он, грузовой отстойник. Ряд огромных, пыльных фур. Она нашла белую «Сканию» на отшибе, как и говорила Ленка. Заглушила двигатель. Сидела, слушая, как стучит её собственное сердце. Стыд, страх и дикое, неконтролируемое возбуждение боролись в ней. Возбуждение победило.

Она вышла из машины, подошла к кабине фуры. Стукнула костяшками пальцев в дверь.

Прошла минута. Дверь со скрипом открылась.

В проёме стоял он. Бугай. Лет под пятьдесят, плечистый, с бычьей шеей и лицом, обветренным дорогой и жизнью. Глаза маленькие, колючие, светлые. Он был в растянутой серой футболке, обтягивающей мощный торс.

—Ну? — хрипло бросил он.

—Я... от Ленки, — прошептала Ирина.

Лицо мужика расплылось в ухмылке.

—А, от нашей торгашки. Заходи, красавица.

Он отошёл, давая ей место. Она, цепляясь за поручни, вскарабкалась в кабину. Дверь захлопнулась с тяжёлым щелчком. Они были одни. Воздух в кабине был густым, спёртым. Пахло табаком, бензином, потом, мужскими носками и чем-то ещё, глубоко животным, мускусным. Этот запах ударил ей в голову, закружил её.

— Присаживайся, — он кивнул на спальное место, застеленное помятым одеялом.

Она молча села, сжимая сумочку в дрожащих пальцах. Он оценивающе оглядел её с ног до головы. Взгляд его был тяжёлым, словно физически ощутимым.

—Небось, заскучала по настоящему? Мужья вас, баб, одних бросают, а потом удивляются, — он усмехнулся и, не церемонясь, потянулся к пряжке своих рабочих штанов. — Ну, давай, красавица, поработаем.

Ирина замерла, не в силах отвести взгляд. Он расстегнул ширинку и стянул с себя штаны и трусы одним движением. И тогда она его увидела.

Его член. Он был огромным. Длинным, толщиной с её запястье, с мощными, вздувшимися венами. Но поразила её залупа. Она была не просто большой. Она была гигантской, раздувшейся, как спелый плод, и имела странный, тёмно-фиолетовый, почти лиловый оттенок. Она блестела в полумраке кабины, будто отполированная, налитая кровью и долгим, мучительным воздержанием. От всей этой конструкции исходила такая мощь, такая первобытная, животная сила, что у Ирины перехватило дыхание. Её собственная пизда, вдруг отозвалась резким, пронзительным спазмом желания, открыв обильную течь.

— Нравится? — хрипло спросил Володя, сжимая свой ствол в кулаке. — Это, детка, тебе не твой офисный муженёк. Это — инструмент работы. Готовься, щас будем тебя натягивать.

Он грубо притянул её к себе, развернул и прижал лицом к одеялу. Его руки, сильные и шершавые, рванули с неё брюки и трусы. Она почувствовала прохладу воздуха на своей обнажённой коже, а потом — жар его тела. Он пристроился сзади, его колени раздвинули её ноги.

— Расслабься, а то будет больно, — прорычал он ей в ухо, и его пальцы грубо раздвинули её половые губы.

Она зажмурилась, готовясь к боли. И она пришла. Острый, раздирающий толчок. Его фиолетовая, огромная залупа с силой врезалась в её узкое входное отверстие. Она вскрикнула, но её крик потонул в одеяле. Боль была огненной, она чувствовала, как её плоть растягивается до предела, рвётся изнутри. Он вошёл не полностью, лишь на треть, но и этого было достаточно, чтобы свести её с ума.

— Мамочка... — простонал он, замирая. — Какая ты узкая... сука...

Он начал двигаться. Медленно, с нечеловеческим усилием, вгоняя в неё свой чудовищный хуй. Каждый сантиметр давался с новой болью, смешанной с чем-то невероятным, диким. Она чувствовала, как её влагалище, против её воли, начинает приспосабливаться, обволакивать этот грубый, твёрдый стержень. Боль стала отступать, сменяясь нарастающим, давящим, незнакомым удовольствием. Он заполнял её всю, упираясь, казалось, в самое нутро. Его жирные, тяжёлые яйца шлёпались о её клитор, её соки текли по её бёдрам.

Володя, почувствовав её ответную влагу, зарычал и начал двигаться быстрее. Его толчки были грубыми, безжалостными, лишёнными какой-либо ласки. Он просто использовал её тело, как используют инструмент. Но именно это, к её ужасу и восторгу, и возбуждало её больше всего. Осознание полной власти этого мужлана над ней, её абсолютная беспомощность, животная грубость процесса — всё это подстёгивало её плоть. Она лежала, раскинувшись, её лицо было зарыто в одеяло, по щекам текли слёзы, но её пизда была мокрой, а внутри всё горело адским, сладострастным огнём.

Он менял темп, то ускоряясь, то почти замирая, вгоняя её в исступление. Он бил прямо по её самой чувствительной точке, и вот она почувствовала, как нарастает знакомый, но теперь вдесятеро усиленный, комок наслаждения в низу живота. Её тело начало трепетать, готовое к взрыву.

— Да... вот так... сука... кончай! — командовал он, и его пальцы впились в её бёдра.

И она кончила. Это был не оргазм, а извержение. Её тело выгнулось в немой судороге, её влагалище сжалось вокруг его члена с такой силой, что он охнул. Волны удовольствия, одна за другой, накатывали на неё, смывая стыд, страх, всё. Она кричала, но крик был приглушён тканью. Её пульсация, что сводила с ума её мужа, забилась в бешеном ритме, выжимая из неё все соки.

Володя, почувствовав её конвульсии, издал победный рёв и, сделав несколько финальных, размашистых толчков, вошёл в неё до самого основания. Ирина почувствовала, как его член дёргается у неё внутри, и затем — горячий, густой поток его спермы вырывается и заполняет её глубины. Он был бесконечным. Он кончал долго, заливая её матку этим чужим, грубым семенем. Ощущение полноты, заполненности было невероятным.

Он вытащил свой хуй, скуля от удовольствия. Ирина лежала, не в силах пошевелиться, её тело было разбито, её пизда растерзана и залита спермой. Но на лице у неё была блаженная, безумная улыбка.

И тут дверь кабины скрипнула и открылась. В проёме стоял другой мужик. Помоложе, лет тридцати пяти, тощий, с хищным лицом и длинными руками. Он ухмылялся.

—Ну что, Володя, поделишься?

—Залезай, Санёк, как договаривались, — хрипло ответил Володя, отползая на сиденье водителя и закуривая.

Ирина, придя в себя от первого шока, попыталась прикрыться, но Санёк был уже рядом.

—Не стесняйся, красотка, мы свои, — он провёл рукой по её спине, а потом шлёпнул по её потной, залитой спермой Володи заднице. — Я с другой стороны зайду.

Он подошёл к ней спереди. Его член был другим — не таким огромным, как у Володи, но длинным, тонким и изогнутым, с крупной, как гриб, залупой. Он был уже возбуждён и блестел.

—Открывай ротик, девочка, поработаешь и ты, — приказал он.

Ирина, всё ещё находясь в эйфории от оргазма, послушно открыла рот. Солёный, горький, отвратительный вкус чужого члена заполнил её. Он был упругим и живым. Она давилась, слёзы текли из её глаз, но она сосала, обхватывая губами его тонкий ствол, лаская языком его большую залупу. В это время Володя, отдохнув, снова пристроился сзади. Он без церемоний вогнал свой, уже снова наполовину возбуждённый, липкий от её соков и своей спермы хуй в её растянутую, залитую пизду.

Двойное проникновение. Чувство полнейшего заполнения, власти над ней, абсолютного использования. Это довело её до исступления. Она кончала снова, её крики заглушались членом в горле, её тело било в конвульсиях. Санёк, почувствовав спазмы её горла, застонал и кончил, тёплая, густая сперма хлынула ей в глотку. Она, захлёбываясь, проглотила, чувствуя, как от этого унизительного акта по её телу вновь разливается волна развратного возбуждения.

Володя, тем временем, снова излил в неё новую порцию своей малафьи. Они поменялись местами. Теперь Санёк трахал её в её уже разъёбанную, залитую спермой пизду, а Володя засовывал свой восстанавливающийся гигант ей в рот. Она сосала его с неистовой жадностью, глотая остатки его и чужой спермы, смешивая вкусы во рту. Её собственная пизда судорожно сжималась, и она испытывала короткие, острые оргазмы от каждого толчка и каждого глотка.

Они выебали её ещё раз, сменив позы. Заставили её встать на четвереньки и трахали одновременно и в пизду, и в рот, а потом Володя, к её ужасу и восторгу, попробовал войти в её анал. Боль была острой, но быстро сменилась новым, незнакомым доселе кайфом. Чувство, что её растягивают и заполняют одновременно в двух дырах, сводило её с ума.

Когда они наконец отпустили её, она лежала на полу кабины, покрытая коркой засохшего семени, в луже собственных соков, полностью опустошённая. Но на лице её была блаженная, безумная улыбка. Она испытывала самые сильные оргазмы в своей жизни. Её тело полностью принадлежало похоти.

Она едва могла держаться на ногах, когда они выпроводили её из кабины. Володя сунул ей в руку пятирублёвую монету.

—На проезд, красавица. Заходи ещё.

Она молча спустилась на землю и побрела к своей машине. За рулём она сидела несколько минут, не в силах завести двигатель. Она смотрела на свою потрёпанную, залитую спермой одежду, чувствовала во рту горький привкус чужих хуёв и спермы, ощущала, как из её растянутой пизды вытекает густая, белая жидкость. Стыд пришёл позже. А сейчас было только одно чувство — всепоглощающая, сладкая, липкая усталость и удовлетворение.

Она завела машину и поехала обратно на заправку. По дороге она вспомнила о муже, о дочках, о своём чистом доме. И ей стало страшно. Но тут же её рука потянулась между ног, и она провела пальцами по своей липкой, растерзанной плоти. И снова по телу пробежала дрожь. Она знала, что это не конец. Это было только начало.

Вернувшись в офис, она первым делом зашла в туалет, чтобы привести себя в порядок. Она смотрела на своё отражение в зеркале — заплаканное лицо, растрёпанные волосы. Но в глазах горел новый, незнакомый огонь. Огонь разбуженной, познанной похоти.

Вечером, лёжа в своей чистой постели, она разговаривала с Сашей по телефону.

—Всё хорошо, родной, — говорила она, и её голос звучал странно спокойно. — Соскучилась очень. Возвращайся скорее.

Она слушала его голос, такой родной и любимый, и её рука снова потянулась между ног. Её пизда, хоть и болела, отозвалась знакомым теплом. Она представила не Сашу, а Володю, его фиолетовую, огромную залупу, его грубые руки, его сперму, которую она до сих пор чувствовала внутри. И снова, предательски, её тело затрепетало в предвкушении.

Она положила трубку, повернулась на бок и закрыла глаза. Перед ней стояло лицо Володи, ухмыляющееся, животное. И голос Ленки: «Попробуй разных хуёв и их спермы... Это полезно для баб».

«Да, — подумала Ирина, засыпая. — Полезно. Очень».

И она знала, что поедет туда снова. Обязательно. Потому что тот здоровый бугай и его напарник разбудили в ней зверя. И этот зверь требовал новой пищи. Новых хуёв. Новой спермы. Новой, всепоглощающей, сладкой и липкой похоти.

— --

Тишина в доме давила на уши. Не та благодатная, наполненная покоем тишина, что бывает, когда все спят, а густая, звенящая, налитая невысказанным желанием. Ирина лежала на спине, уставившись в потолок, залитый лунным светом из окна. Рядом, отвернувшись и уткнувшись лицом в подушку, посапывала младшая дочь. Муж, Александр, на том конце провода, уже пожелал спокойной ночи. Его голос, родной и такой далёкий, всё ещё звучал в её ушах. Она сказала ему, что устала, что всё хорошо, что любит.

И она действительно его любила. Но плоть была предательницей.

Тот визит на стоянку дальнобойщиков, тот двухчасовой побег в обед, стал наваждением. Он преследовал её днём и ночью. Она ловила себя на том, что в самые неподходящие моменты — во время приготовления ужина, во время разговора с учительницей дочери по телефону, — её тело вдруг вспоминало всё с пронзительной, унизительной яркостью. Грубые руки Володи, впивающиеся в её бёдра. Давящая, почти невыносимая полнота, когда его фиолетовый, разбухший от воздержания хуй входил в неё. Вкус чужой спермы на языке — горький, солёный, отвратительный и пьянящий. Судорожные, всепоглощающие оргазмы, от которых темнело в глазах и которые были в разы сильнее, чем всё, что она знала с мужем.

Она пыталась бороться. Увеличила количество вечерних пробежек, до изнеможения мыла полы, пыталась читать занудные романы. Но её пальцы сами находили путь к её взбудораженной, вечно готовой пизде. Она дрочила её в душе, закусывая губу, чтобы не закричать, представляя себе не Сашу, а те самые, грязные и пошлые сцены в кабине фуры. Её клитор, налитый и чувствительный, требовал не ласки, а грубого, животного давления. Её влагалище, всё ещё помнившее ту растяжку, сжималось в пустоте, требуя заполнения.

Ленке она больше не звонила. Стыд перед подругой, которая, конечно, всё поймёт, был сильнее желания выговориться. Да и что она скажет? Что ей, примерной жене и матери, мало одного раза? Что она хочет ещё? Больше? Сильнее? Грубее? Это желание стало её тайной, её личным, позорным и сладким демоном.

И вот, лежа в постели, она поймала себя на мысли, которая созревала в ней несколько дней. Двух часов было мало. Слишком мало. Это было как глоток воды для умирающего от жажды. Она хотела утопиться. Не украдкой, в обед, а на всю ночь. Чтобы никто не ждал, не звонил. Чтобы можно было полностью, без остатка, отдаться этому хаосу плоти.

Но как? Уехать на машине ночью? Соседи обязательно заметят. Их посёлок был маленьким, сплетни расползались быстрее пожара. «Ирина, жена вахтовика, ночью куда-то уезжала одна». Этого было достаточно, чтобы разрушить её репутацию.

И тут её взгляд упал на велосипед старшей дочери, Кати, прислонённый к стене гаража. Старая, но исправная «Кама». Идея вызвала у неё приступ смеха, который тут же перешёл в истерическую дрожь. Поехать на велосипеде? Как подросток на тайное свидание? Это было одновременно унизительно и до неприличия возбуждающе. Никто не обратит внимания на женщину на велосипеде. Скажут, на прогулку поехала, от жары спасается.

Решение было принято. Сердце заколотилось в груди, предвкушая безумие. Она знала, что те, прежние водители, давно разъехались. Но Ленка говорила, что стоянка никогда не пустует. Приедут новые. Совершенно незнакомые мужчины. Они ничего не знают о ней, а завтра их и след простынет. Она будет для них просто очередной бабой, жаждущей ебли. Анонимной, безликой, существом, состоящим лишь из дыры, которую нужно заполнить. Эта мысль сводила её с ума.

Она дождалась, когда большие стенные часы в гостиной пробили десять вечера. Дочки уже спали. Осторожно, как вор, она надела простые шорты и тёмную футболку. Никакого нижнего белья. Сама мысль о том, что она едет к чужим мужикам без трусов, заставила её сглотнуть комок возбуждения. Натянула кроссовки. Выскользнула из дома.

Ночь была тёплой и звёздной. Воздух пах полынью и пылью. Она выкатила велосипед из гаража, скрип педалей показался ей оглушительно громким. Первые метры дались с трудом — ноги были ватными, тело дрожало от страха и предвкушения. Но потом она набрала скорость, и ночной ветер ударил ей в лицо, словно смывая последние следы здравого смысла. Она ехала по пустынной трассе, освещённая лишь фарами редких машин. Её упругая, ещё совсем не стареющая грудь подпрыгивала в такт кочкам, а её голая, уже влажная пизда терлась о жёсткое седло. Каждый толчок, каждый ухаб отзывался в её лобке сладкой болью. Она чувствовала себя одновременно и дурой, и авантюристкой, и самой развратной женщиной на свете.

Вот и он, грузовой отстойник. Огни фур, словно глаза спящих чудовищ, мерцали в темноте. Она оставила велосипед в кустах у обочины и пошла пешком, ноги подкашивались. Сердце колотилось где-то в горле. Она не знала, к какой фуре подойти. Решила идти наугад, к самой дальней, тёмно-синей «Вольво».

Сделала глубокий вдох и постучала.

Прошло несколько томительных секунд. Потом дверь кабины приоткрылась. В проёме возникла тень. Мужчина. Молодой, лет двадцати пяти, с коротко стриженными волосами и уставшим, но настороженным лицом.

—Тебе чего? — его голос был низким, безразличным.

—Я... — голос Ирины сорвался. Она не была готова к тому, что водитель окажется молодым. — Можно... к вам?

Он окинул её удивлённым взглядом с ног до головы, задержавшись на её груди и бёдрах. Понял.

—Бабу принесло, — безразлично бросил он через плечо кому-то в кабину. — Заходи.

Она вскарабкалась внутрь. Кабина пахла по-другому, не так, как у Володи. Не табаком и потом, а чем-то химическим, едким, с оттенком энергетика и чипсов. И там был не один человек. На пассажирском сиденье сидел другой, постарше, лет сорока, с умными, насмешливыми глазами и недельной щетиной. Он с интересом разглядывал Ирину.

— Ну, здарова, незнакомка, — протянул он. — Честь имеем. Меня звать Стас, а это мой напарник, Витёк. Ты к кому?

— Я... ни к кому. Просто... — она не знала, что сказать.

—Просто пришла поебаться? — уточнил Стас, и его губы растянулись в ухмылке. — Честно. Мне нравится. Садись, красавица, не стесняйся.

Ирина присела на край спального места. Молодой Витёк всё ещё смотрел на неё с лёгким недоумением, будто увидел нечто экзотическое.

—Ты чего, Вить, опешил? — поддел его Стас. — Баба сама в руки просится, а ты глаза пялишь. Давай, раздевай её, посмотрим, что за товар.

Витёк, словно по команде, подошёл к ней. Его руки были не такими грубыми, как у Володи, но решительными. Он взял её за подол футболки и потянул вверх. Она подняла руки, позволив снять с себя одежду. Потом он стянул с неё шорты. Она сидела перед ними совершенно голая, прикрывая одной рукой грудь, а другой — лобок. Её тело, ухоженное, с упругой грудью, тонкой талией и округлыми бёдрами, казалось, светилось в полумраке кабины.

— Ничего так, — оценивающе протянул Стас. — Сочная. Грудка что надо. И пизда, глянь, Вить, какая аккуратная, волосатая, но ухоженная. Настоящая баба, а не шлюха какая-то.

Его слова, такие грубые и прямолинейные, заставили её сгореть со стыда, но и возбудили невероятно. Её клитор налился и задрожал.

— Ну, Вить, ты первый, ты и начинай, — скомандовал Стас, устраиваясь поудобнее в кресле, будто зритель в театре. — Покажи класс.

Витёк, всё ещё немного смущённый, начал раздеваться. Его тело было молодым, подтянутым, без лишнего жира. И вот он предстал перед ней во всей красе. Его член был не таким чудовищным, как у Володи. Средней длины, прямой, с аккуратной, розовой, но уже налитой кровью залупой. Он был красивым, почти юношеским. Но возбуждённым.

Он подошёл к ней, притянул её к себе и поцеловал. Его поцелуй был неумелым, жадным. Она ответила, открыв рот, позволив его языку войти внутрь. Пока он целовал её, его рука опустилась между её ног, и его пальцы нашли её влажную, горячую щель. Он водил ими по её половым губам, нажимал на клитор, и она стонала ему в рот, её тело уже полностью принадлежало моменту.

Потом он уложил её на спину на узкое спальное место. Раздвинул её ноги и, не говоря ни слова, вошёл в неё. Его член вошёл легко, её пизда была уже мокрой и готовой. Он был не таким огромным, поэтому боли не было, лишь приятное, упругое заполнение. Он начал двигаться, сначала медленно, неуверенно, потом всё быстрее. Его движения были прямыми, без изысков, но от этого не менее возбуждающими. Она смотрела на его сосредоточенное, юное лицо, на его сжатые губы, и её пальцы впились ему в спину. Она поднимала бёдра навстречу его толчкам, и скоро знакомое тепло начало разливаться по низу живота. Он почувствовал это и ускорился. Его дыхание стало прерывистым. Ирина закрыла глаза и позволила волне накатить. Оргазм был не таким сокрушительным, как с Володей, но сладким, глубоким, затяжным. Её тело изогнулось, и она тихо застонала, чувствуя, как её влагалище ритмично сжимается вокруг его члена.

Витёк, почувствовав её спазмы, издал сдавленный стон и, сделав несколько резких толчков, замер. Она почувствовала, как внутри неё пульсирует его член, и затем — тёплую, жидкую струю его спермы. Его малафья была не такой густой, как у Володи, почти безвкусной, водянистой. Он пролежал на ней ещё с минуту, потом поднялся, и его мягкий, липкий член выскользнул из неё.

— Ну как? — спросил Стас, всё так же наблюдая с кресла. — Понравилось пацану?

Витёк лишь кивнул, краснея, и отошёл, чтобы одеться.

Теперь настала очередь Стаса. Он поднялся с кресла, не спеша. Его движения были уверенными, властными. Он был старше, и в его глазах читался опыт.

—Ну-ка, давай посмотрим на тебя поближе, красавица, — он подошёл и грубо раздвинул её ноги ещё шире. — Ах, какая прелесть. Пизда, как у девчонки. Только вся в Витькиной сперме. Это мы сейчас исправим.

Он разделся. Его тело было не таким спортивным, как у Вити, с лёгкой дряблостью на животе, но в нём чувствовалась сила. И вот он показал свой инструмент. Это был другой тип хуя. Не огромный, как у Володи, и не юный, как у Вити. Он был средней длины, но невероятно толстый, мясистый. Его залупа была крупной, тёмно-красной, почти бордовой, и на ней проступали толстые, извитые вены. Он выглядел солидно, основательно, как инструмент мастера.

— Любишь потолще, девочка? — ухмыльнулся Стас, сжимая свой ствол в руке. — Сейчас почувствуешь, что такое настоящая распорка.

Он не стал укладывать её на спину. Он развернул её, заставил встать на четвереньки на том же спальном месте, прямо перед лицом Вити, который с интересом наблюдал.

—Держи её, Вить, за бёдра, чтобы не дёргалась, — скомандовал Стас.

Молодой парень взял её за талию. Стас пристроился сзади. Его толстая, бордовая залупа с силой упёрлась в её растянутое, влажное от спермы напарника входное отверстие. И вошла. Медленно, с напором. Ирина ахнула. Давление было не таким болезненным, как у Володи, но невероятно сильным. Он растягивал её изнутри, заполняя каждую складку. Когда он вошёл полностью, она чувствовала себя полностью распёртой, заполненной до предела.

И тогда он начал двигаться. Его фрикции были не быстрыми, но мощными, глубокими. Он не торопился, наслаждаясь процессом. Каждый его толчок заставлял её вздрагивать, его толстый член бил прямо по всем её чувствительным точкам сразу. Это было другое удовольствие. Не животный натиск, а методичное, мастерское введение в экстаз. Она стонала, упираясь лбом в одеяло, её соки, смешанные с Витькиной спермой, текли по её ногам. Стас при этом не молчал.

— Да, вот так... хорошая баба... чувствуешь, как я тебя насквозь прохожу? — он шлёпал её по ягодицам своей тяжёлой ладонью, и от каждого шлепка по её телу пробегала новая волна удовольствия. — Вить, гляди, как её пизда мой хуй обтягивает. Картина!

Ирина кончила снова. На этот раз оргазм был более умным, сложным, он нарастал постепенно, как хорошо отстроенная симфония, и кульминация была в долгом, глубоком потрясении. Её тело обмякло, но Стас не останавливался. Он продолжал свои размеренные, мощные движения, доводя её до изнеможения. Наконец, он издал глубокий, удовлетворённый вздох, вогнал в неё свой член до самого основания и замер. Ирина почувствовала, как его толстый ствол пульсирует у неё внутри, и затем — новую порцию спермы. Его малафья была густой, тягучей, её было много. Она чувствовала, как она заполняет её, вытесняя остатки семени Вити.

Он вытащил свой хуй, с удовлетворённым видом. Ирина лежала, не в силах пошевелиться, её пизда была растянута, залита двумя разными спермами, её тело было истощено и удовлетворено.

— Ну что, красавица, на сегодня хватит? — спросил Стас, закуривая.

Она хотела сказать«да», но её губы произнесли другое:

—Нет.

Оба мужика удивлённо переглянулись.

—Ого, — протянул Витёк. — Ненасытная.

—Мне нравится, — рассмеялся Стас. — Значит, будем продолжать. Но по правилам. Теперь твой черёд работать, девочка.

Они усадили её между собой. Стас направил свой, уже снова наполовину возбуждённый, липкий член к её губам.

—Давай, очищай. Вылижи меня всего. И Витьку не забудь.

Ирина, всё ещё находясь в эйфории, послушно открыла рот. Она взяла в рот толстый, солёный от её соков член Стаса. Он был другим на вкус — более насыщенным, с горьковатым привкусом. Она сосала его, лаская языком его бордовую залупу, глотая остатки его густой спермы. Потом перешла к Вите. Его член, уже мягкий, был более нейтральным на вкус. Она обхватывала его губами, вылизывала, засовывала язык под крайнюю плоть, собирая капли. Унизительность процесса лишь подстёгивала её возбуждение. Её собственная пизда снова стала влажной.

Они трахали её всю ночь. Менялись, придумывали новые позы. Заставляли её сидеть на их хуях сверху, скакать на них, пока её бёдра не онемели. Использовали её рот и её киску одновременно. Потом, под утро, Стас, к её ужасу и восторгу, попробовал войти в её анал. Боль была острой, но Витёк, по команде Стаса, в это время ласкал её клитор, и боль быстро смешалась с новым, пронзительным удовольствием. Они выебали её и в задницу, и она кончила снова, с диким, безумным криком, её тело бьясь в конвульсиях между двумя мужчинами.

Когда первые лучи солнца окрасили горизонт, они были полностью истощены. Ирина лежала на полу кабины, покрытая слоями засохшей спермы, синяками и собственными соками. Она не могла пошевелиться. Но на её лице была блаженная, пустая улыбка. Она получила всё, что хотела, и даже больше.

Стас помог ей одеться и выпроводил из кабины.

—Заходи ещё, ненасытная, — усмехнулся он. — Таких баб надо ценить.

Она побрела к кустам, где оставила велосипед. Ноги едва держали. Сесть на седло было пыткой — её растёртая, растянутая пизда и воспалённый анус больно отзывались на каждое движение. Но она поехала.

Она возвращалась домой на рассвете, как призрак. В посёлке уже просыпались, в некоторых окнах горел свет. Но на неё никто не обратил внимания. Просто женщина на велосипеде, вернувшаяся с утренней прогулки.

Она заперла велосипед в гараже и крадучись зашла в дом. Дочки ещё спали. Она прошла в ванную, включила душ и залезла под струи воды. Она смотрела, как с её тела смывается грязь, сперма, пот. Её тело было храмом, осквернённым и возвеличенным одновременно. Она провела рукой между ног, над своей растерзанной, но удовлетворённой плотью. И снова, предательски, там пробежала дрожь.

Она знала, что это не конец. Это был новый этап. Её тайная жизнь, её двойное существование — примерная жена и мать, и — ненасытная, грязная шлюха для чужих мужиков. И оба этих существа жили в ней, и оба были ею.

Вытеревшись, она надела чистый халат и вышла на кухню, чтобы приготовить завтрак дочкам. Запах кофе смешался с запахом её чистого тела. Но глубоко внутри, в самой её сути, она всё ещё чувствовала вкус чужих залуп и запах чужой малафьи. И этот вкус был сладок.

— --

Жаркое, липкое желание снова подкралось к Ирине спустя неделю, разъедая изнутри, как ржавчина. Мысли о той ночи с двумя водителями не давали покоя. Её собственная, примерная жизнь казалась ей теперь пресной, выцветшей картинкой. А та, грязная и пошлая, пахшая потом и спермой, была единственной, что имело вкус.

Она снова села на велосипед дочери. Теперь это уже был не побег, а осознанный путь. Ночь была тёплой, и ветер, казалось, подталкивал её к трассе. На стоянке она, не долго думая, направилась к первой же фуре, у которой на подножке курил крупный, плечистый мужик в засаленной футболке.

— Скучно, дядя? — с вызовом, который удивил её саму, бросила она.

Мужик, лет пятидесяти, с обветренным лицом и тяжёлым взглядом, окинул её оценивающим взглядом.

—Бабу нашёл, значит, — хрипло усмехнулся он. — Заходи, красавица. У нас тут как раз вечеринка.

Он открыл задние двери не кабины, а самого фургона. Внутри, в полумраке, горела переноска. Воздух ударил в нос — густой, спёртый, пахший пылью, махоркой, мужским потом и чем-то ещё, резким и знакомым — сексом.

Ирина замерла на пороге. Фургон был полупустым, но посредине, между разобранных по бокам ящиками, были разложены несколько матрасов, застеленных потными простынями. И на них происходило действие. Двое мужиков, один сзади, другой спереди, наяривали женщину, стоявшую на коленях в позе рака. Женщина была полностью голая, её тело изгибалось в такт грубым толчкам мужчины сзади. Её лицо было повёрнуто в сторону двери, и в полумраке, освещённое жёлтым светом лампы, оно показалось Ирине до боли знакомым.

Мужик спереди, держась за затылок женщины, с силой вгонял свой толстый, короткий, с огромной синей залупой член ей в рот. Она давилась, слюна и слёзы текли по её подбородку, но она послушно работала горлом.

— Ну че встала? Иди, присоединяйся, — толкнул Ирину в спину пригласивший её водила. Он грубо согнул её в той же позе, раком, и толкнул на матрас, прямо рядом с парой.

Ирина упала на колени, её лицо оказалось в сантиметрах от лица другой женщины. Та, услышав шум, открыла глаза. И в этот миг их взгляды встретились. Удивление, шок, стыд — всё это промелькнуло в больших, серых, всегда таких строгих глазах. Это была Марина Сергеевна, классный руководитель её старшей дочери Кати. Замужняя, красивая, всегда подтянутая женщина, уважаемая в посёлке.

От неожиданности Марина Сергеевна разжала губы, и член, который она сосала, с громким чмокающим звуком выскользнул у неё изо рта. Мужик, не растерявшись, тут же перехватил игру. Он схватил Ирину за волосы и притянул её голову к своему паху.

— Открывай, новая, свой ротик, давай! — рявкнул он, и его синяя, блестящая от слюны и возбуждения залупа с силой втолкнулась в её открытый от изумления рот.

Ирина подавилась. Член был толстым, солёным, с резким, неприятным запахом немытой плоти и презерватива, который, видимо, был на нём до этого. Но шок от встречи с учительницей был так силён, что её тело действовало автоматически. Она обхватила губами этот чужой, грубый стержень, её язык скользил по его бугристой поверхности, она чувствовала, как её слюна обильно течёт, смешиваясь со слюной Марины Сергеевны.

А та, тем временем, лишившись члена во рту, застонала от нового, мощного толчка мужчины сзади. Он, высокий, тощий, с волосатым животом, долбил её с остервенением, его длинный, тонкий хуй с хлюпающим звуком входил в её мокрую, по-видимому, уже давно используемую пизду. Его яйца шлёпались о её клитор, и она, забыв на мгновение о стыде, громко, по-бабьи, кричала.

Водила, который привёл Ирину, не заставил себя ждать. Он, стоя на коленях сзади, грубо раздвинул её бёдра, плюнул на свою ладонь, смазал свой член — огромный, кривой, с громадной, как кулак, залупой бордового цвета — и с силой вогнал его в её пизду. Боль пронзила её, но быстро сменилась всепоглощающим чувством заполненности. Он был так велик, что упирался, казалось, в самое горло. Его толчки были медленными, но невероятно мощными, каждый раз он выходил почти полностью и с силой вгонял себя обратно.

Ирина, зажатая между двумя телами, с чужим членом во рту и своим, растягивающим её до предела. Она смотрела на лицо Марины Сергеевны, которое было искажено гримасой наслаждения. Их взгляды снова встретились. И в этот раз в них не было стыда. Был вызов. Было понимание. Они были в одной лодке. Две порядочные женщины, две матери, жёны, которых в эту ночь свела вместе пошлая, животная похоть.

Мужики, видя их замешательство, только смеялись.

—Знакомы, что ли? — хрипло спросил тот, что трахал Марину Сергеевну. — Ну, теперь познакомитесь ещё лучше.

Он вытащил свой длинный, блестящий от её соков член и грубо развернул учительницу, заставив её лечь на спину.

—А ну-ка, вы, сучки благовоспитанные, полизывайте друг у дружки пизды. Да получше, с душой!

Ирина почувствовала, как её отрывают от члена во рту и толкают лицом между ног Марины Серевны. Та лежала, раскинувшись, её ноги были раздвинуты, а её пизда, аккуратная, с нежными, светло-розовыми, чуть припухшими от ебли половыми губами, была залита спермой и её собственными соками. Она блестела в свете лампы, как спелый, влажный плод.

Ирина замерла. Мысль о том, чтобы лизать другую женщину, никогда не приходила ей в голову. Но запретный плод манил. А мужики уже теряли терпение.

— Давай, шлюха, лижи свою подругу! — крикнул тот, что был у неё во рту, и шлёпнул её по заднице.

Ирина наклонилась и провела кончиком языка по щели Марины Сергеевны. Та вздрогнула и тихо застонала. Вкус был неожиданным. Не отвратительным, как она думала. Сладковатым, с лёгкой кислинкой, смешанным с горьковатым привкусом чужой спермы. Это сочетание показалось ей до неприличия возбуждающим. Она погрузилась в процесс с новой жадностью. Она раздвинула её половые губы языком, нашла её крупный, налитый клитор и принялась ласкать его, то кружа, то посасывая. Марина Сергеевна забилась под ней, её стоны стали громче, отчаяннее. Её пальцы впились в волосы Ирины, прижимая её лицо к своей пизде.

— Да... вот так... не останавливайся... — прошептала она, и это был первый звук, кроме стонов, который Ирина от неё услышала.

Потом они поменялись местами. Теперь Марина Сергеевна, с той же дикой, голодной жадностью, вылизывала пизду Ирины. Её язык был умелым, она знала, что делать. Она ласкала, кусала, сосала её клитор, заставляя Ирину кричать от непривычного, но невероятно острого удовольствия. Ощущение женского языка, мягкого и в то же время упругого, в её собственной, растерзанной мужскими хуями пизде, было порочным до глубины души. Они лизали друг друга, глотая смесь своих соков и чужой спермы, их тела сливались в одном, извращённом поцелуе.

Мужики, тем временем, не теряли времени. Они менялись, трахая их поочерёдно и одновременно, используя все три дыры. Они заставляли их сосать свои члены вдвоём, сталкивая их лицами, чтобы те целовались поверх их залуп. Они ставили их в позу «69» и трахали обеих сзади, пока те лизали друг другу пизды и анусы. Они использовали их как живые игрушки, без намёка на ласку, с одной лишь грубой, животной целью — кончить.

Ирина и Марина Сергеевна падали в изнеможении, их заливали новые порции горячей, густой спермы, а потом, после короткой передышки, их снова поднимали и заставляли принимать новые унизительные, но до безумия возбуждающие позы. Они кончали снова и снова, их крики и стоны сливались в один, животный хор. Они были больше не учительницей и матерью семейства. Они были двумя самками, отдающимися стае самцов.

Когда мужики, наконец, насытились и, плюнув на них последними порциями спермы, отпустили их, было уже под утро. Они лежали на грязных матрасах, покрытые коркой засохшего семени, синяками и ссадинами. Их тела были полностью опустошены.

Молча, не глядя друг на друга, они стали искать свою одежду. Одевались тоже молча. Выскользнули из фургона. Утренний воздух был свеж и прохладен. Они побрели по пыльной обочине в сторону посёлка, держа дистанцию в несколько метров.

Первой заговорила Марина Сергеевна. Её голос был хриплым, уставшим.

—Ирина... я...

—Молчи, — резко оборвала её Ирина. — Ни слова.

Они прошли ещё метров сто. Потом Марина Сергеевна снова сказала, уже тише:

—Никто не должен узнать. Никогда.

Ирина остановилась и посмотрела на неё.В утреннем свете учительница выглядела потерянной и беззащитной. Как и она сама.

—Конечно, никто, — согласилась Ирина. Потом, после паузы, добавила: — У тебя... красивая пизда. Сладкая.

Марина Сергеевна сначала опешила, а потом её губы дрогнули в слабой, стыдливой улыбке.

—У тебя... тоже. Очень... возбуждающая.

Они снова пошли, но теперь уже рядом. Стыд и неловкость постепенно отступали, сменяясь странным чувством товарищества по несчастью, или, скорее, по пороку.

—Я... я не думала, что ты... — начала Марина Сергеевна.

—Что я такая шлюха? — закончила за неё Ирина. — Я и сама не думала. А ты?

—Я... у меня муж... он уже пять лет почти не прикасается ко мне. Говорит, устаёт на работе. А я... я с ума сходила. Сначала просто фантазировала, потом... Случайно узнала, что тут, на стоянке... Это мой... не первый раз.

Ирина кивнула. Ей стало легче. Она была не одна в своём падении.

—Мой на вахте. Три месяца уже. А плоть-то живая...

—Да уж, — вздохнула Марина Сергеевна. — Живая.

Они дошли до развилки, где их пути расходились.

—Значит... — Ирина замялась. — Значит, так и будем? Молчать?

—Молчать, — твёрдо сказала Марина Сергеевна. Потом нерешительно добавила: — А... а если... если я ещё раз... ну, ты поняла... можно я тебе позвоню? Просто... одной страшновато.

Ирина посмотрела на эту красивую, умную женщину, своей дочки училку, и увидела в ней родственную душу — такую же запутавшуюся, развращённую и одинокую в своей похоти.

—Да, — сказала она. — Звони.

Они разошлись. Ирина шла домой, и её тело ныло от усталости и перенапряжения. Но на душе было странно спокойно. Она нашла не только новое, извращённое удовольствие, но и неожиданную подругу. Сообщницу. Ту, с кем можно было разделить этот грязный, сладкий секрет.

И она знала, что это далеко не конец. Их ночные вылазки только начинались. Теперь — уже вчетвером, с Мариной Сергеевной и любыми мужиками, которых они найдут на той стоянке. Порочный круг замкнулся. И вырваться из него она уже не хотела.

Но это было не так. Когда приехал муж, всё пошло своим чередом, любимый муж, дочки, семья. Как будто бы и не было ничего порочного. А через пол года, муж опять поедет на вахту.

3480   2923 45167  35   18  +10 [30]

Жена изменила, воплощения грязных желаний