Всем действующим лицам есть 18 лет.

— А где Петров?.. Ах, вот и он, — Мария Ивановна удовлетворённо кивнула. — Добрый вечер, ребята. Вы меня пригласите?

Володя преодолел оцепенение:

— Заходите, пожалуйста, Мария Ивановна. Там… диван…

— Спасибо, Володя.

Парень поспешил за спину Марии Ивановне — и не только чтобы запереть дверь, но и чтобы скрыть бугор в своих штанах.

— К вам в обуви можно?

— Да… А, нет… Тут тапки, — Володя мельтешил и суетился рядом со спокойной и размеренной Марией Ивановной. — Но это если хотите… Сейчас на улице чисто… Сейчас же чисто? Да, можно и так… А если тапки, то…

Семён не верил своим глазам. Если не присматриваться, то Мария Ивановна выглядела точь-в-точь как днём. Но мелкие детали меняли всё. У туфелек каблучок чуть выше — и линия ноги уже вытягивается; дерзкая сетка вместо классических колготок — и как будто их обладательница только что из борделя. Юбка почти такая же, чёрная и простая, но покороче — и вместе с той особенной, покачивающейся походкой, которую создают высокие каблуки, она уже не прикрывает, а подчёркивает виляющую задницу. С блузкой было похоже: тоже белая и на пуговицах, но только ткань тоньше, да застёгнутых пуговиц на пару меньше; декольте оттого смелее, и как будто вся она на размер теснее, чем следовало бы — Семёну казалось, будто он слышит скрип натянутых ниток под пуговицами.

И конечно же то, что скрывалось под блузкой — роскошный чёрный кружевной бюстгальтер, — было как будто прямиком из фантазии Семёна. Бюстгальтер был почти волшебным — грудь в нём казалась ещё больше, чем раньше. Она как тесто из формочки поднималась из чашечек в раскрыв блузки и содрогалась и покачивалась при каждом шаге.

Парень задумался: «А с лифчиком такая же логика, как и со всем остальным? То есть днём Мария Ивановна тоже была в чёрном белье, но в чуть более скромном?»

Семён прыснул. Хоть что-то было неизменно — «суровый» узел на голове. Хотя парень присмотрелся и понял, что в причёске тоже было едва уловимое отличие: пара выбившихся прядей небрежно падала на лицо. Вместе с очками в чёрной оправе и ярко-красной помадой они создавали гремучую смесь из образа строгой училки и опытной потаскухи.

— Тебя что-то рассмешило, Петров? То ты в задумчивости, то смеёшься без повода. — Мария Ивановна, уверенно шагая от бедра, процокала мимо в гостиную и бросила сумочку на диван. Семёна уже немного замкнуло, и он даже не скрывал, что пожирает взглядом дефилирующее мимо него тело. — Ну что, мальчики?

Мария Ивановна встала посреди гостиной, где все могли ею любоваться. Но пялился один лишь Семён. Вопрос прозвучал странно. Он не мог понять, действительно ли она спрашивает.

— Хотя какие вы мальчики? — Мария Ивановна подошла вплотную к Семёну. — Вы молодые мужчины.

Аромат её духов пьянил. Это был уже какой-то целый букет цветов, фруктов и благовоний. Благодаря каблукам Мария Ивановна стала почти одного роста с Семёном. Её лицо было совсем близко: достаточно лишь немного склониться, чтобы поцеловать. Женщина смотрела в упор то в один глаз Семёна, то в другой.

«Как будто немного косит, — подумалось парню. — А в уголках глаз у неё морщинки. А глаза карие. Неужели я только сейчас увидел цвет её глаз? Очки бутафорские. А макияж настоящий, наши девчонки так не умеют…»

— Сняли себе проститутку Камилу, чтобы хорошо провести время хорошей компанией, — Мария Ивановна прекратила изучать Семёна и пошла к следующему парню. — Деньги у вас есть, квартиру нашли…

Ребята старались не встречаться с ней взглядом. Несчастный Володя так и сяк вертелся, чтобы спрятать неестественный стояк. А Мария Ивановна не стеснялась. Она вышагивала модельной походкой, так что бёдра сильно раскачивались. С каждым жёстким ударом каблука грудь содрагалась и наваливалась на края чашечек. Выпроставшиеся локоны съезжали на лицо, и Мария Ивановна то и дело смахивала их. Разговаривая с парнями, она не стеснялась свести руки перед собою, стискивая грудь, намеренно выдавливая её в лицо молчащим собеседникам. Ей не хватало разве что указки и туфельки в руках, чтобы под романтическую музыку, приговаривая: «Зе шуэ», начать раздеваться.

«Неужели это и всё?» — колотилось в голове у Семёна. Как бы он ни боялся, как бы ни мандражировал, а сегодняшнего вечера он также и очень-очень ждал. Он чувствовал, что что-то пошло не так — но и что с того? Он уже готов, он хочет, он может…

— Ну так что, Камиле раздеваться? — Мария Ивановна развела руки в стороны, плавно изгибаясь всем телом, а затем воздела их кверху. — Или вы сами? Или у вас другие предложения?

Семён чувствовал, как внутри него что-то разгорается. Протест, негодование, воля. Он напряг мышцы, чтобы сделать шаг к женщине и что-то сказать.

— Э-эм, Мария… Мария Ивановна? — голос Володи прозвучал глухо, откуда-то издалека.

Семён замер. Его опередили?

— Да, Володя? — женщина обернулась на вопрос.

— Э-э-э, вы… — он как будто собирался с духом, — чаю хотите?

Они вчетвером кто как сидели на кухне. Женщина пила чай, полностью укрывшись халатом — видимо, жены Володиного дяди. Она пожаловалась на холод, и Володя его где-то раскопал. На ногах вместо туфелек у неё были мягкие домашние тапочки. Сидевшие не смотрели друг на друга, на кухне висело тяжёлое молчание.

В первый момент после реплики Володи, Семён чуть не набросился на того с кулаками, чего он не мог себе представить ни раньше, ни сейчас. Да и он был уверен, что ничем хорошим это бы для него не кончилось. Даже обескураженный, Володя был вдвое крупнее. Сейчас Семён молчал вместе со всеми, но внутри он не ощущал тяжести. На удивление, он чувствовал спокойствие и… освобождение?

— Ребята, у вас еда есть? — спросила Мария Ивановна сразу всех.

Парни оживились. Ничего впрочем не нашлось.

— Послушайте, здесь рядом магазин есть — сбегайте кто-нибудь, пожалуйста, возьмите каких-нибудь закусок. Сока ещё, может быть? Я дам денег.

— Денег не надо, у нас есть, — тут же отозвался Володя. — Сейчас… Я схожу.

Мария Ивановна терпеливо наблюдала, как парень неуклюже выбирается из-за стола. Сейчас он даже не старался прикрывать свой стояк. Женщина не выдержала:

— Володя, ты виагру принял?

Но он не отвечал, всё так же делая вид, будто всё в порядке. Женщина не отступала:

— Синенькая таблетка?

Немного помедлив, Володя всё же отозвался:

— Жёлтая.

— Я знаю, так бывает. Приляг на диван, легче будет.

— Да не, всё нормально, Марьиванн… Сейчас сбегаю, полегчает! — Володя натянуто улыбался.

Мария Ивановна повернулась к нему. Её рука коснулась колена парня.

— Володя, ты собрал всю компанию по очень нетривиальному поводу. Дай и другим тоже побыть твоим другом.

Володя задумался. Потом улыбнулся:

— Да Марьиванна, да мне нормально, я сейчас только…

Звук хлопнувшей двери не дал ему договорить. Все замерли, гадая, кто вошёл. Но тишина затянулась — в прихожей никого не было.

— Дрон ушёл, — подал голос Игорёк, выходя из другой комнаты.

Потом полез в карман за телефоном.

— О, пишет что-то…

— Ну Дрон, ну припомню я тебе… — Володя потемнел.

— … пишет: «Что взять, пиццу или пельмени?»

Мария Ивановна прыснула. Володя махнул рукой и пошёл к дивану:

— Пусть что хочет берёт…

Его голос сник.

— Тогда я отвечу, чтобы пиццу брал.

Володя всё-таки лёг на диван. Игорёк принёс ему чай, а сам как-то незаметно задвинулся в угол и затих с телефоном. Мария Ивановна тоже встала из-за стола. Теперь она была ещё чуть ниже, чем обычно.

— Володя, у тебя родители здесь курят?

— Родители здесь не бывают, — донёсся непривычно вялый голос, — а дядя на балконе курит. Соседи ругаются… — последнее он произнёс как будто с гордостью.

Мария Ивановна подцепила сумочку и вышла на балкон. С кухни все как-то сами собой и разошлись, остался один Семён. За окном темнело, хотя это была уже совсем не та темнота, что была бы буквально месяц назад. Вечера быстро светлели. Тем не менее, без света в кухне становилось одиноко и меланхолично.

Семён не стал дожидаться уныния, а тоже встал и вышел с кухни. В углу освещённой, тёплой комнаты по-прежнему сидел с телефоном Игорёк. На диване Володя лежал с закрытыми глазами. Никогда Семён не видел его таким спокойным.

На балконе, за прикрытой дверью, была Мария Ивановна. Семён пошёл туда.

— … да, уверена. Да. Всё, давай, — в руке у неё был телефон, который она только что оторвала от уха. В другой её руке медленно дымила тонкая сигарета.

«Женская», — решил Семён. А сам спросил:

— Вы курите?

Мария Ивановна, наклонившись вперёд, облокачивалась на перила балкона. Она медленно повернулась к Семёну и с задумчивым видом затянулась сигаретой. Не отвечая, она отвернулась в сторону темнеющего города и затянулась ещё раз.

— Нет.

«Понятно», — пожал плечами Семён. Он тоже опёрся на перила. У Володиного дяди была классная квартира. Высокий этаж, балкон; обжитой, старый район — но не слишком старый. Обитателей таких домов, как этот, Семён привык воспринимать со сдержанной неприязнью: буржуи, мол, воткнули свою точку на старом пустыре посреди милых сердцу панелек и сидят там довольные. Но сейчас он сам увидел, чем же они могли быть довольны. И ему это понравилось.

Прямо на глазах зажглись фонари.

— Ух… — он не сдержался.

Мария Ивановна докурила и потушила окурок в так кстати оказывавшейся пепельнице, сплошь с толстыми бычками. Она словно только сейчас заметила парня:

— Ну что, Семён, как дела?

Он улыбнулся:

— Красиво. Тепло… — Женщина в ответ кивнула. — Мария Ивановна, — только сейчас он обнаружил в себе этот очевидный вопрос, — а вы… Вы нашим родителям расскажете?

Мария Ивановна тяжело посмотрела на Семёна и горько рассмеялась.

— Спишу это на твой общий стресс. Сам-то как думаешь?

Семён задумался.

— Думаю, что нет.

— Верно думаешь. Это мне у вас в пору спрашивать, не расскажете ли вы хоть кому-нибудь.

Они помолчали. Семён задумчиво заговорил:

— Если бы вчера мне сказали, что будет сегодня, то я бы подумал, что мы самые крутые во всей школе…

Мария Ивановна усмехнулась.

— Высоко ценится тело комиссарское?

— Извините, — Семён смутился. В остатках дневного марева дрожали огни города. Тишь стояла непривычная. Парень отвернулся. — Я пойду чайник поставлю.

Уходя с балкона, он словно возвращался то ли из бредового сна в обычный мир, то ли, наоборот, очнувшись на минуту, вновь погружался в комфортную спячку. Всякое бывает, но он сегодня не переступил некой черты.

«А что это была за черта? — думал он. — Может быть, её все однажды переступают?» А впрочем горячий чай сам себя не приготовит. Да и Андрей скоро вернётся…

— Подожди, — тихо произнесла Мария Ивановна. — Вернись ненадолго, спросить кое-что хочу. Дверь прикрой… Ребятам чтобы не дуло.

Женщина поёжилась под халатом.

— Скажи, ты… — Мария Ивановна замолчала, вглядываясь в город внизу и вдали, а затем посмотрела на Семёна. — Ты сделал то, о чём мы договаривались?

Семён подошёл к ней, встал рядом. Он опустил голову вниз. Под домом завела мотор машина, и свет её фар отправился, рыская, вокруг дома.

— Нет.

Мария Ивановна кивнула:

— Хорошо. На самом деле ты можешь и не делать — контрольная у тебя на четыре. С минусом.

— Когда я сегодня пришёл домой, когда мамину комнату увидел, то так как-то в животе защемило… Я всё равно хочу ей приятное сделать.

— Хорошо. Но я тебя от нашего уговора освобождаю, ты будешь это делать только для себя, — проговорила Мария Ивановна и добавила, улыбаясь: — И не думай, что на моём экзамене что-то такое поможет.

Семён хмыкнул.

— Слушай, Семён, а хочешь… — Мария Ивановна задумалась, глядя вдаль. — Хочешь называть меня Мария — но только пока мы здесь и сейчас, на балконе?

Семён в недоумении обернулся:

— А-а-а… Почему?

Мария Ивановна пожала плечами:

— Да, знаешь, нечасто в такой ситуации оказываюсь — как будто пооткровенничать с тобой захотелось.

— Хорошо, Мария… Да, хочу.

— А хочешь обращаться ко мне на ты? Как равные пообщаемся, м?

— А давайте, — на этот раз Семёну было очень легко согласиться. Он повернулся к Марии Ивановне и улыбнулся: — А почему вы меня… почему ты об этом меня спрашиваешь? Почему я?

Мария Ивановна загадочно улыбнулась:

— Ты здесь, а они там.

— А Андрею или Володе, будь они здесь, в… ты бы это предложила?

Женщина помедлила.

— Нет.

— А мне почему?

Поглядев на горизонт, Мария Ивановна со вздохом ответила:

— А как по-твоему — то, что ты здесь, а они нет, случайность? — Она вопросительно посмотрела на Семёна, но не стала дожидаться ответа. — Потому что тебе я поверю, а им — нет. Ты мне по-человечески симпатичен, а к ним я равнодушна. Ты из приличной семьи, хоть и родители в разводе, а они... по-всякому. Из-за того, чем я не имею права и не должна, да и не хочу руководствоваться на работе. Вот так, несправедливо, — подытожила она. — Но сейчас мы договорились быть равными. А с равным я имею право быть несправедливой.

Семён нервно улыбнулся и умолк, переваривая услышанное. Ему казалось, что он заглянул куда-то за кулисы, где он раньше не бывал и где бывать ему было не положено. Они стояли в тишине. Где-то звучал проспект, во дворах полаяла собака. Зарево на горизонте упорно не хотело сдаваться: скоро оно будет полновластным хозяином ночи — но ненадолго.

— Семён, а у тебя девушка есть? Или была? — нарушила молчание Мария Ивановна.

Парень почувствовал, как краска, должно быть, заливает лицо. В школе только те старшеклассники, у кого было, могли свободно говорить на эту тему.

— Не было, — выдохнул парень. И вздохнул, словно подписался под сказанным. Мария Ивановна кивнула. — У Володи была — Жанна, которая после девятого перешла. — Снова просто кивок.

— А тебе кто-нибудь нравится? — новый провокационный вопрос.

Перед глазами у Семёна запрыгали Настины буфера, когда она бежала на физкультуре круг со всеми, а у него развязался шнурок. Затем попка Тани, когда она в рекреации танцевала перед подружками; на телефоне её играла какая-то свежая тогда песня, а сама Таня кружилась, подняв руки и виляя попой в обтягивающих серых джинсах.

— Ну, Настя нравится… Таня нравится, — неловко начал Семён, — В-ты классная тоже.

— Ох-ох-ох, негодник, — шутливо пожурила Мария Ивановна. Она подняла глаза, вспоминая. — Так… Настя, Таня… Я… хм… Семён, я что-то ни с кем из них тебя особо не видела. — Парень промолчал. — А вот с Олей и Дашей — с завидной регулярностью. То на площадке что-то придумывали, то куда-то вместе уходили.

Семён задумался. Это выглядело так очевидно и неочевидно одновременно.

— Мне Оля нравится, — наконец признался он. — Она прикольная.

Мария Ивановна кивнула, словно услышав подтверждение своим мыслям.

— Оля хорошая девушка. Дома у неё не всё в порядке — на собрания то бабушка приходит, то отец. Отец как номер отбывает. Мать только однажды пришла — я вообще думала, может, умерла — опухшая, сло́ва не вяжет. У Оли младший братик есть — только она его, по-моему, и воспитывает. Да. А сама она открытая, честная — даже удивительно.

Снова помолчали.

— А как ты здесь оказалась?

— Я? — удивлённо переспросила Мария Ивановна. — Видел синий «паджерик», недавно уехал? Вот так и оказалась.

— Я не об этом…

— Да поняла я, Семён, поняла, — перебила Мария Ивановна. Она развернулась и прислонилась к перилам спиной, игриво улыбаясь: — У тебя есть версии?

— Я думаю, что, — Семён широко улыбнулся, как будто рассказывал анекдот, который он сам придумал и который наконец-то попросили рассказать, — в душе ты актриса, а ещё п-похотливая и любишь секс, а приличный муж и приличная работа тебя сдерживают.

Мария Ивановна звонко рассмеялась.

— И ты по-прежнему считаешь, что оказался здесь, на балконе, случайно? — Она переставила ноги, оправила халат — уже и правда становилось прохладно. Женщина прекратила смеяться: — Не хочу говорить об этом, — ответила она, глядя в глаза Семёну. — Если стану рассказывать, буду жаловаться, даже сама того не желая. Ты жалеть меня начнёшь. А я, знаешь, не хочу, чтобы ты меня жалел. Извини.

Семён кивнул. По правде сказать, он почувствовал себя футболистом, который обвёл одного игрока, другого, а очередной защитник просто взял мяч в руки и понёс на другое место: «Извини, ты не знал, что так тоже можно?»

— Слушай, Семён, — Мария Ивановна коварно улыбнулась, — а ты правда хотел, чтобы твой первый раз был с какой-то незнакомой тёткой?

Парень погрузился в мысли. Этот разговор обрёл непонятным для него образом очень высокую значимость. От его слов и ответов как будто многое зависело. А и правда, он что, не хотел с кем-то важным для себя… потерять девственность?

— Не-а… В смысле, я об этом так не думал. Это же… ну, круто, что ли. Раз — и ты в клубе, и всё. Больше не боишься, что засмеют. Когда мы уже запланировали… это, — парень махнул рукой в сторону комнаты, — я подумал, что вот он, шанс: если что-то не получится, то всё.

— Что «всё»? Понос и смерть?

— Ну, в институт придётся девственником идти, — сейчас, когда Семён это говорил, он сам удивлялся, что думал об этом всерьёз.

— А институт-то для чего, по-твоему? — Мария Ивановна толкнула его в плечо.

Парень расплылся в улыбке от новой пришедшей ему на ум мысли:

— Хотя, конечно, с нашей Настькой, да где-нибудь в клубе, было бы прикольнее.

Мария Ивановна засмеялась.

— Ну-ну. Нет, ты не подумай, я ни один вариант не осуждаю. Просто интересно. Мне, знаешь, такой разговор с мужчиной — тоже не каждый день случается. Скрытный ваш брат, когда дело секса касается, неоткровенный.

Семён почувствовал, как от её слов в животе защекотало. Он мужчина?

Учительница не стала соблюдать очерёдность:

— А что бы вы со мной делали? То есть не со мной, — она обвела рукой невидимый круг над головой, — а если бы другая какая девочка пришла?

— Мы не думали, — Семён пожал плечами. — Я так точно. Думал, будет женщина, которая согласна — а там как-нибудь само пойдёт. Может, на Володю бы посмотрел, да так же делал бы. Когда вы пришли, — продолжил он после паузы, и Мария Ивановна мягко напомнила: «Ты». — Да, когда ты пришла, то — даже когда я ещё не видел, кто за дверью — то всё, что я видел в фильмах, на картинках, всё как-то из головы повылетало. Не знаю, думаю, придумал бы.

— А… — Мария Ивановна коротко усмехнулась, — … ой, извини, я тебе слова совсем не даю. Слушай, я тут подумала. Те, кого ты сначала перечислил — тебе девушки с большими сиськами нравятся?

Семён был уверен, что зарделся, но отчего-то тон вопроса сделал его как будто безопасным. Это правда. Он тоже засмеялся:

— Да, мне нравится, когда большие. Нравится, когда подпрыгивают, когда выпирают — вот как у тебя в твоём боевом наряде.

Теперь и Мария Ивановна уже свободно рассмеялась.

— Мария, а ты специально как на работу оделась? Даже причёска та же.

— Понравилось, да? Это я сразу услышала, что молодняк какой-то заказывает — дай, думаю, подыграю, буду развратной училкой. Наверняка у них фантазий со школы ещё полные штаны. Да…

— Я твою причёску «суровым узлом» называю.

Молодые люди дружно засмеялись в голос. Мария Ивановна посмотрела Семёну в глаза. Руки её поднялись к голове.

— А так, — она что-то вынула из причёски, и каштановые волосы рассыпались, полетели искры отблесков по их мягким волнам. Тень скрыла женское лицо; глаза теперь блестели в темноте, так как свет из комнаты не достигал их. Семён ощутил, как будто в этой тени они только вдвоём, в какой-то пещере, делают нечто таинственное… — Так не сурово?

Семён не знал, что ответить. Он любовался, мозг у него отключился.

— Ты ни о чём не хотел бы меня спросить ещё, а, Семён? Или попросить? Мы пока ещё на балконе, но Андрей скоро вернётся, да и прохладно становится.

— Я… я не знаю, как это сказать. — У Семёна крутилось кое-что на языке, но пересохший рот отказывался это произносить. Сделать то, на что сейчас есть шанс, или оставить всё как есть и не влипнуть в неприятности? Два помысла вошли в клинч и парализовали тело. — А ты не обидишься?

— Не знаю, — почти прошептала Мария Ивановна. — Скажи — тогда и узнаем.

— Мне очень понравилась твоя грудь, когда ты вошла, — наконец решился Семён. — Я хочу ещё посмотреть.

Мария Ивановна встала прямо и снова подняла руки, к груди. Она двигалась плавно, не отнимая взгляда от глаз парня. Её движения были, как двигаются перед диким зверем: плавно, каждую секунду оценивая, не бросится ли он в чащу, не бросится ли на человека. Она подцепила борта халата и потянула их в стороны. Халат соскользнул сперва с выставленного вперёд колена, а затем в его тени показалась спрятанная раньше полупрозрачная непристойная блузка. Женщина раскрыла халат полностью и подалась вперёд, к Семёну.

Глаза её сверкали, возле рта как будто стал виден пар от горячих, слышных выдохов. По губам гуляла странная улыбка.

— Ну, а как она тебе сейчас?

Она была даже лучше, чем Семён запомнил. Массивная грудь его прекрасной учительницы вздымалась перед ним в ритме дыхания женщины. Да, она была в одежде, но что это была за одежда… Полупрозрачная блузка стягивала груди, но этим она лишь подчёркивала их размер. Расстёгнутые пуговицы обрисовывали декольте и придавали просто большим сиськам женственную запретность и таинственность. Глаза парня ласкали округлые поверхности и соскальзывали в тёмную впадинку между ними. Эта впадинка приводила к перемычке между чашечками бюстгальтера, которая с притворной стыдливостью пряталась ниже первой застёгнутой пуговицы. Сами чашечки сжимали упругую плоть, как будто чьи-то жадные руки. У Семёна зачесались ладони, когда он представил, что это его руки обхватывают сзади учительницу и это его пальцы придавливают и приподнимают тёплые округлости. В штанах предательски набухало. Он был не вполне уверен, что возбуждало сильнее: сам вид или же то обстоятельство, что женщина делала это специально для него — и только для него.

— Что-то тут темно… — невзначай ляпнул Семён.

— А ты подойди ближе, — немедленно прошептала Мария Ивановна.

Семён тихо придвинулся и сглотнул. Он ощутил тепло, исходящее от женского тела. По шее пробегал холодок от каждого выдоха учительницы. Вблизи живые, подвижные груди казались ещё больше и ещё круглее.

— Они у тебя такие большие…

Мария Ивановна озабоченно посмотрела вниз, как будто впервые осматривала своё тело.

— Ты прав, и они всё время как будто больше: что бы я ни надела — всё мало́, представляешь? — Она с капризной жалобой в глазах взглянула снизу вверх.

— А… сколько они весят? — задал Семён внезапно взволновавший его вопрос.

— Ах… — вздохнула Мария Ивановна. — Вот ведь незадача: я совсем не знаю, как их взвесить — никогда не пробовала. А ты умеешь? Может быть, ты скажешь? — её взгляд был полон наивной надежды.

— Я даже…

Семён всерьёз задумался. Как бы помочь учительнице? Она ведь ему доверилась: он мужчина — он должен придумать! Сначала нужно ознакомиться с предметом. Учительница так и стояла с распахнутым халатом, как будто прикрываясь им и от взглядов из комнаты, и от улицы. Из-за этого Семёна не отпускало впечатление, что женщина стоит перед ним обнажённая.

Он шагнул в эту «ширму», в это место только для него и ни для кого иного. Пересохшие губы пришлось облизнуть. Вблизи дыхание Марии Ивановны было совсем отчётливым, частое, взволнованное. Он поднял руку и перебрал пальцами. Как бы начать?

Кончики его пальцев проскользили по выпирающим белым холмикам, перепрыгнув с одного на другой, и легонько задели воротник блузки. Мария Ивановна пропустила вдох. Это испугало Семёна, и он посмотрел ей в глаза. Она ответила ему взглядом, а затем медленно опустила глаза вниз с немой репликой, мол, окей, но я жду, что же будет дальше. Он задержал руку и оставил пальцы, едва касаясь, на одной из грудей. Она была удивительно нежная, касание её было едва уловимо. То, что он по-прежнему касается Марии Ивановны, он понимал только по теплу на кончике своего пальца.

Ему стало любопытно, и двумя пальцами он надавил на грудку. Пальцы Семёна легко продавили такую мягкую плоть. Мария Ивановна издала тихий короткий стон и отвернулась, закусив губу. Её руки вздрогнули, но она всё так же держала халат. Семёну стало интересно, как сильно он может надавить. В какой-то момент он почувствовал, что пальцы как будто нащупали что-то внутри. Вместо податливой нежности под подушечками было что-то оформленное. Семён чуть шевельнул рукой, чтобы получше это ощутить, но сразу решил остановиться. Кажется, он коснулся чего-то, что не предназначалось для мужчины, и отпустил пальцы. Грудь оказалась не только потрясающе мягкой, но и идеально упругой: под поднятым пальцем не было и следа. Белый холмик снова высовывался из чашечки, идеально округлый.

Теперь другой рукой Семён коснулся второй грудки. Он положил раскрытую ладонь сверху и повёл её набок, обхватывая соблазнительный шарик сбоку. Ладонь полностью закрыла казавшуюся такой необъятной сисечку. Он подумал, что это же не просто красивая часть тела — внутри скрыта драгоценная для рода человеческого молочная железа; а как она сложно устроена, сколько в ней чувствительных нервных окончаний… Плавным движением рука скользнула под сторонку блузки. Ладонью Семён ощутил ребристую фактуру кружева, кончиками пальцев задел бретельку. Ему хотелось обхватить грудку снизу, приподнять её, ощутить вес, но ребро ладони упёрлось в блузку и натянуло ткань. Белёсая материя стиснула другую грудку и натянула пуговки. Тогда, осмелев, Семён подобрал пальцами сисечку у основания и вынул из блузки.

— О-ах… — только и вымолвил он тихо.

Всё было почти как в его грёзах. Одна из грудок Марии Ивановны теперь покоилась, приподнятая, на раскрыве блузки. Одежда перекосилась, грудям было тесно, они давили друг на друга, но Семён именно этим и любовался. Он попробовал сиську на вес, приподнимая и отпуская её рукой. Двести грамм? Полкило? В такой обстановке совершенно неясно. Он виновато поглядел на Марию Ивановну, мол, извините, не могу понять. Но ответный взгляд не выражал ничего, кроме ожидания.

Тогда Семён всей ладонью стиснул грудь. Мария Ивановна задрожала. Одна из её ног подогнулась. Чтобы устоять ровно, женщина переступила. И зачем-то прижала ноги друг к другу. Её бёдра в чулках крупной чёрной сетки теперь были туго стиснуты и иногда мелко подрагивали. Семён не разжимал хватку, а только немного водил пальцами, перекатывая стиснутый шарик. Чашечки бюстгальтера были сделаны так, что закрывали только соски, выставляя бо́льшую часть груди напоказ. Но под Семёновыми манипуляциями одна из чашечек сползла ещё чуть-чуть, и из-под неё показался тёмный краешек ареолы. Сисечка легко перекатывалась под тискающей её пятернёй. Она упруго натягивала светлую кожу, посильнее вспучиваясь то с одной стороны большого пальца, то с другой. Одна из рук Марии Ивановны отпустила халат и взялась гладить своё же бедро. Каждый её вздох теперь был озвучен слабым стоном.

У Семёна снова возникло то чувство развилки, ощущение пересекаемой черты — как когда «Камила» была готова раздеться перед ними. Но Володьки рядом не было.

Он отдёрнул руку и шагнул назад. Теперь он увидел, что Мария Ивановна покачивалась всем телом, извивалась в бёдрах и вся волновалась. Она не сразу отреагировала на исчезновение руки с одного из чувствительных мест. Но когда она поняла, что больше её никто не тискает, то в брошенном на Семёна взгляде было только недоумение и требовательность.

— Я… я не знаю, сколько они весят…

— Чего?! — недоумённо просипела женщина.

— Я… я пойду.

Как громом поражённая, Мария Ивановна пропустила мгновение неподвижно. Затем взгляд её потух, лицо смягчилось. Она быстрыми движениями запахнула халат.

— Если уходишь, Семён, уходи прямо сейчас, — быстро поговорила она.

Парень молча, глядя перед собой, шагнул к двери в комнату.

— «Только на балконе», помнишь? — донеслось ему в спину. Он на секунду остановился и молча кивнул. — Хорошо… Хорошо, Семён, — Мария Ивановна подобралась, и голос её теперь звучал как прежде. — Не бойся, всё нормально. Я немного побуду здесь и присоединюсь к вам. Андрей уже скоро вернётся.

В комнате было всё ровно так же, как когда Семён выходил на балкон, разве что на улице уже заметно потемнело, и свет от люстры стал как будто ярче. Игорёк переместился на кухню, а Володя, кажется, дремал. Вскоре с балкона потянуло сигаретным дымом, но запах быстро пропал. Семён намеренно не смотрел в ту сторону. Он решил и внутренне успокоился: у него будет время, будет ещё время для всего. Впрочем, он довольно улыбнулся про себя — ладонь ещё помнила бархатистое тепло и нежную упругость его учительницы.

Через несколько минут пришёл Андрей с пакетом. Володя проснулся и принялся сновать по хозяйству. На журнальном столике появились сок, стаканы, задымили тарелки с подогретыми ломтиками пиццы и горячий чайник. Вышла и Мария Ивановна, как ни в чём не бывало, со своим обыкновенным «строгим» узлом, только уже без выбившихся прядей. Ничто в ней не выдавало беседы с Семёном.

В поисках посуды парни случайно наткнулись на шкаф с настолками и решили, что Володин дядя не будет против. Они весело играли, бросали друг на друга улыбающиеся взгляды, и Мария Ивановна смеялась вместе с ними. Вскоре у неё зазвонил телефон. Она объявила: «Ребятки, извините, но мне пора. Простите, что так вышло, но я правда рада, что провела с вами время… Володя, в понедельник задержись — нужно будет твою работу обсудить. Я знаю, что ты можешь лучше, просто день был такой. У остальных, кстати, всё более-менее». Парни слегка виновато переглядывались, но не решались портить светлый момент сожалением. Они по очереди попрощались с Марией Ивановной. «И я очень надеюсь, что вы придумаете, на что потратить эти деньги», — добавила она с улыбкой.

На выходе она отдала Семёну халат и быстро зацокала каблуками по коридору.

Мария Ивановна стала приходить на работу в брюках.

За последними занятиями быстро пролетел май. Прошли экзамены, закончился июнь. Деньги ребята разделили поровну. Семёнова часть стала простым продолжением карманных денег. Только однажды, покупая им с Олей билеты в кино, он мимолётом вспомнил, как образовалась эта сумма.

Марию Ивановну после выпускного он никогда не видел.