Sherlock Holmes and the case of the Virgin Bride © blin18

***********************************************************************

Эротический фанфик.

***

Предисловие автора:

Здравствуйте, дорогие читатели!

Это всего лишь короткая заметка о том, почему я написала эту историю. Если вы сейчас перелистаете страницу до пролога, то ничего не пропустите.

Создатель Шерлока Холмса – Артур Конан Дойль – возможно, самый известный в мире автор рассказов, а эротика в наши дни – это литературный жанр, который чаще всего представляют в небольших порциях; поэтому союз этих двух жанров был слишком заманчивым, чтобы я могла ему противиться.

У меня есть (и я дорожу им) сборник рассказов о Шерлоке Холмсе, который я перечитывала много раз. Мне нравится викторианский стиль этих коротких детективов. Также я прочитала несколько рассказов, посвящённых Холмсу, где язык и персонажи переданы так убедительно, что их мог бы сочинить сам А.К. Дойль. Именно подобный рассказ я и хотела написать. Такой, который выглядел бы и звучал бы точь-в-точь как рассказ о Шерлоке Холмсе, только с эротическим подтекстом.

Эта история — отчасти пародия, отчасти дань уважения всемирно известному детективу.

Все рассказы Дойля о Шерлоке Холмсе, за исключением четырёх, написаны от лица его друга и соседа по комнате, доктора Джона Ватсона (вы точно знаете: «Элементарно, дорогой Ватсон»). В этих рассказах Холмс — очень высокомерный и нетерпимый человек. Эти его качества Ватсон охотно прощает, потому что ему нравится захватывающее расследование преступлений. Вот «дань уважения» к моему рассказу: я постаралась воспроизвести стиль повествования Ватсона, высокомерие Холмса и характер их партнёрства.

В рассказах Дойля Холмс всегда обладает интеллектуальным превосходством и раскрывает дело задолго до Ватсона. В этом смысле мой рассказ — пародия. Я хотела, чтобы Ватсон победил, и надеюсь, что придала ему юмористический оттенок, используя единственную земную слабость Холмса: его знание женщин.

Что касается эротики, я никогда не читала откровенно викторианскую эротику, поэтому стиль может показаться немного архаичным; определённо это не похоже на А. К. Дойля, так что заранее прошу за это прощения.

Если вы поклонник рассказов о Шерлоке Холмсе, надеюсь, вам понравится эта история, и стиль, в котором она написана. Если же вы не читали рассказы Дойля, надеюсь, эта история покажется вам пусть и короткой, но пикантной и викторианской.

Белинда ЛаПейдж, 2014

***

Пролог

Я записал множество запутанных тайн, которые разгадал мой дорогой друг Шерлок Холмс, но, перечитывая свои заметки о наших приключениях, я понимаю, что оказал себе плохую услугу, назвав Холмса «первой скрипкой» в нашем маленьком ансамбле и отведя себе во всех случаях роль второго плана; ибо так было не всегда.

Действительно, какими бы безграничными ни казались дедуктивные способности великого сыщика, в его броне есть несколько небольших изъянов. Один из них я обнаружил при нашей первой встрече, когда выяснилось, что Холмс крайне скуден в знаниях о нашей Солнечной системе, – хотя это нисколько не мешало его роли консультирующего детектива Скотланд-Ярда, поскольку каждое дело, переданное ему на рассмотрение, имело решение, прочно стоящее на земле.

Мозг Шерлока Холмса, возможно, и безупречен в вопросах ядов, оружия, преступного поведения, следов, вины и тысяч других тайн, которые могут оказаться ключом к разгадке дела; но есть одна тема, которая навсегда останется вне досягаемости его огромного интеллекта. Это мысли и желания прекрасного пола.

Хотя, должен признать, невежество Холмса в отношении женщин, их страстей и, в особенности, их тел редко становится препятствием для его дедуктивного метода. При этом я нисколько не хочу сказать, что Шерлок – как бы это сказать? – предпочитает общество джентльменов. Просто он, судя по всему, совершенно асексуален. И никогда это не было так очевидно, как в «Случае невинной невесты». Более того, если бы не моя своевременная помощь, то, учитывая высокий статус фигурантов дела, это могло бы стать неизгладимым пятном на его в остальном безупречной репутации.

***

Глава первая – Клиент

Дело началось, как и многие другие, в нашей квартире на Бейкер-стрит, 221б. Холмс сидел в тёмном кабинете и наигрывал меланхолическую мелодию на струнах своей скрипки. В обычных обстоятельствах я бы попросил его остановиться, но, только что выслушав часовую тираду о дефиците разумной преступности в Лондоне, я не хотел его прерывать, опасаясь, что он возобновит прерванный разговор.

Стук копыт внизу на улице отвлёк меня от чтения газеты, и я подошёл к окну, чтобы посмотреть на причину этого шума. Я увидел роскошно украшенную карету, запряжённую четвёркой лучших лошадей, каких только можно встретить в Лондоне. Пока я смотрел, из кареты выскочили два лакея в изысканных ливреях. Один открыл боковую дверцу, а другой поставил деревянную ступеньку, на которую быстро сошёл пассажир – внушительная фигура в тёмном плаще и цилиндре.

— Вижу, у нас появилось новое дело, Ватсон, — Холмс поднял бровь с таким любопытством, какое я не видел у него за последние две недели.

— Похоже, что так, Холмс, — согласился я, наблюдая, как мужчина поднимается по ступенькам нашего крыльца и стучит во входную дверь.

Мы услышали знакомые звуки — миссис Хадсон открыла дверь, — короткий обмен репликами, затем тяжёлые шаги на лестнице и, наконец, стук в нашу дверь.

Холмс встал и сел у камина, откуда ему открывался лучший вид на наших гостей, заставляя их проходить через комнату, чтобы поприветствовать его, тем самым давая ему дополнительное время рассмотреть те почти невидимые нюансы, которые были способны рассказать Холмсу всё, что человек предпочитал хранить в тайне.

Конечно же, как и всегда, именно мне пришлось открыть дверь. С некоторым удивлением я впустил крупного и ростом, и шириной мужчину. Он уже был без цилиндра, но всё ещё в красивом дорожном плаще. Как я уже сказал, он был очень крупным: ростом не меньше 190 см, с мощными плечами и обладал крепким рукопожатием. Я обратил внимание на непослушную копну тёмных волос и неподстриженные усы.

— Добрый день, сэр, — поприветствовал я его. — Меня зовут доктор Джон Ватсон, и...

— А это, как я понимаю, достопочтенный мистер Шерлок Холмс, — завершил мужчина мою часть представления, проходя через комнату, чтобы пожать руку Холмсу. — Слава богу, я попал по адресу. Господа, мне нужна ваша помощь в одном крайне деликатном деле.

— Добро пожаловать на Бейкер-стрит, лорд Палмерстон, — начал Холмс с лёгкой улыбкой в уголках губ. — Как видите, мы с Ватсоном уже догадались, кто вы, так что, если вам будет удобнее, можете снять эти нелепые накладные усы и парик.

— Мне следовало бы разузнать о вас лучше, — смущённо сказал мужчина. — Но маскировка была нужна скорее для того, чтобы скрыть мою личность от тех, кто может следить за дверью величайшего в мире детектива, чем от него самого.

Польстив Холмсу, наш гость снял накладные усы и парик, обнажив чисто выбритое лицо и светлые черты, став и в самом деле совсем не похожим на человека, поднявшегося по нашей лестнице.

— Если позволите, мистер Холмс, — продолжил он, — я с большим интересом прочитал рассказы доктора Ватсона о ваших делах, и мне любопытно узнать о ваших методах. Не могли бы вы объяснить мне, как вам так легко удалось разоблачить мою маскировку?

— Конечно, милорд, — добродушно улыбнулся Холмс. — Но это вряд ли можно назвать расследованием. В данном случае, думаю, Ватсон, вероятно, воспользовался теми же самыми подсказками, что и я. Что скажете, Ватсон? Не могли бы вы объяснить, как вы раскусили маскировку лорда Палмерстона?

Холмс наслаждался этой ситуацией, ведь он прекрасно знал, что я понятия не имел о личности нашего гостя, пока он сам её не раскрыл. По сути, это была небольшая инсценировка Холмса, призванная продемонстрировать превосходство его способностей, в то время как даже учёный из его ближайшего окружения не мог повторить его методы.

— Что ж, дорогой Холмс, — начал я с привычной подобострастностью. — Возможно, я не собрал все те же признаки, что и вы, но смею сказать, что, как и я, вы заметили грацию и благородную осанку нашего гостя и верно определили в нём представителя пэрства.

— Продолжайте, Ватсон, — улыбнулся Холмс.

— Далее, без сомнения, — беззаботно продолжал я, — вы оценили его высокий рост и физическую презентабельность, о которых вы, без сомнения, слышали в клубе «Диоген» вашего брата Майкрофта в связи с персоной лорда Палмерстона. Дело, конечно, простое.

— Великолепное выступление, Ватсон. Браво! — восторженно воскликнул Холмс. — И вы были абсолютно правы ровно в одном аспекте своего анализа.

— И какой же это был аспект, дорогой Холмс? — я постарался скрыть в голосе страдальческий вздох.

— Тот, где вы признались, что не заметили те же знаки отличия, что и я, — резко ответил Холмс. — Например, мне не нужно было видеть благородную осанку лорда Палмерстона, чтобы определить его пэрство, поскольку это проявилось гораздо раньше, по прибытии его кареты. Я слышал, кажется, четыре отчётливые пары копыт. Как вы знаете, Ватсон, в тесных лондонских кварталах нет ни кэбов, ни владельцев личных автомобилей, которые согласились бы на столь неуклюжее средство передвижения. Этот факт в сочетании с шагами не одного, а сразу двух лакеев, означал, что наш гость — богатый джентльмен из другого города. Вы, как и я, Ватсон, наверняка заметили поспешность, с которой лорд Палмерстон поднимался по нашей лестнице. Ещё только начало дня, поэтому я предположил, что он желает сегодня же вернуться в своё загородное поместье, весьма вероятно, в сопровождении нас. Это, конечно, предполагает баронство, расположенное недалеко от Лондона. Не дальше, чем, скажем, Мидлсекс. Я прав, милорд?

— Замечательно, мистер Холмс, — гость недоверчиво покачал головой. — Я действительно хочу вернуться в Хаунслоу сегодня вечером и взять вас с собой, чтобы вы помогли решить мою проблему. Но вокруг Лондона есть несколько баронств... Вероятно, вы узнали меня так, как предположил доктор Ватсон.

— Вовсе нет, милорд, — продолжил Холмс, явно не закончив объяснения. — Хотя я слышал упоминание о вас в клубе «Диоген», Ватсон ошибочно полагает, что члены клуба зацикливаются на физических характеристиках лордов нашего великого королевства. На самом деле, всё гораздо проще: блеск вашего обручального кольца выдаёт в вас недавно вступившего в брак человека, а в той самой газете, которую Ватсон читал, когда вы вошли, был заголовок, который я смог прочитать с другого конца комнаты. Там написано, что ваша милость только на прошлой неделе сыграла свадьбу.

— Ну что ж, — согласился лорд Палмерстон. — Когда вы объясняете, мистер Холмс, всё оказывается так просто.

— Именно поэтому я редко удостаиваюсь такой чести, милорд, — раздражённо пробормотал Холмс. — Теперь, возможно, вы сможете объяснить то единственное, чего я сам не могу понять, сэр: цель вашей аудиенции.

— Что ж, мистер Холмс, — Палмерстон нахмурился и озабоченно заломил руки. — Как я уже сказал, дело весьма деликатное.

— Мы с доктором Ватсоном весьма осмотрительны, милорд. Продолжайте, пожалуйста.

Холмс указал на стул, и наш гость неловко устроился на нём всем своим крупным телом.

— Проблема заключается в моей невесте, мистер Холмс, — начал он. — И я использую это слово вполне сознательно, ведь прошло уже почти две недели с момента нашей свадебной церемонии, а я всё ещё не могу назвать её своей женой. В строгом смысле законного брака... если вы понимаете, что я имею в виду, мистер Холмс.

— Должен ли я понимать, что вы ещё не реализовали свой брак, милорд? — спросил Холмс, сцепив пальцы под подбородком.

— Совершенно верно, мистер Холмс, — Палмерстон уныло опустил взгляд на свои туфли.

— Простите, милорд, — сказал Холмс, — но это скорее дело врача или, может быть, священника, а не практикующего детектива.

— Именно к этим специалистам я обратился в первую очередь, мистер Холмс, – продолжил он. — Но безуспешно. Священник объявил мою дорогую Викторию весьма готовой, а доктор – совершенно здоровой. Я приписываю и себе оба этих качества, мистер Холмс, и дополняю их долей рвения и отчаяния новоиспечённого мужа – настолько прекрасна её красота. Если бы сама Виктория, которая так увлечена хрониками доктора Ватсона, не подсказала мне этот путь, я бы сейчас, наверное, консультировался с какой-нибудь грязной знахаркой и поил мою прекрасную невесту её неведомыми снадобьями.

— Каким образом, по мнению леди Палмерстон, мы могли бы помочь вам? — спросил Холмс, явно заинтригованный необычным поворотом этого дела.

— Это, конечно, вызывает во мне отчаяние, мистер Холмс, но когда дело доходит до... — он сделал паузу, подыскивая нужные слова, чтобы обратиться к незнакомому человеку.

— К брачному акту? — подсказал Холмс.

— Да, именно. Когда дело доходит до этого акта, как вы выразились, мистер Холмс, Виктория испытывает боль, которую она не в силах даже описать. Моя же любовь к ней такова, что я не могу продолжать, наказывая её таким образом.

— Знаете ли вы, лорд Палмерстон, — вступил я в разговор, в котором чувствовал себя несколько более компетентным, чем Холмс, — что определённая степень боли неизбежна для большинства молодых невест, но она преходяща и отнюдь не невыносима?

— Я прекрасно это понимаю, доктор Ватсон, спасибо. Наш врач напомнил мне о том же. Но её состояние настолько серьёзно и остро, что я убеждён, что это нечто большее, чем просто потеря девственности молодой девушки.

— Лорд Палмерстон, — продолжил я осторожно. — Не хочу показаться нескромным, но вы действительно крупный мужчина. Буду ли я прав, если назову леди Палмерстон миниатюрной девушкой?

— Я вас понял, —смущаясь меньше, чем я ожидал, подтвердил лорд Палмерстон. — Виктория, как вы и сказали, довольно миниатюрна. Однако я сам не совсем соответствую своему высокому росту. Мой врач очень тщательно осмотрел и меня, и Викторию. Он утверждает, что мой половой орган примерно соответствует среднему размеру. Определённо, ничто не мешает мне насладиться интимными объятиями Виктории.

— Интересно, — задумчиво произнёс Холмс. — Вы предполагаете нефизические причины этой проблемы, лорд Палмерстон?

— Подозреваю ли я двуличие со стороны Виктории, вы это имеете в виду мистер Холмс? — спросил он.

— Верно, — улыбнулся Холмс.

— Должен признаться, эта мысль приходила мне в голову, — серьёзно продолжил наш гость. — Хотя мне трудно в это поверить. Если это так, то она весьма искусная лгунья, мистер Холмс.

— Я встречал немало искусных лжецов, милорд, — сказал Холмс. — Хотя я бы дал вашей невесте шанс проявить себя при встрече с ней.

— Значит ли это, что вы согласны поехать со мной, мистер Холмс?

— Вместе с Ватсоном, лорд Палмерстон, — Холмс встал, чтобы пожать ему руку. — Уверен, соображения Ватсона по этому делу окажутся для меня более ценными, чем обычно.

Холмс был совершенно прав. Так началось самое необычное и памятное событие в нашей детективной карьере.

***

Глава вторая – Расследование

Карета Палмерстона прибыла в Хаунслоу-Мэнор незадолго до наступления сумерек. Когда мы втроём вышли из неё, чтобы размяться после тряской поездки из Лондона, и лакеи отстёгивали наши чемоданы с задней стороны кареты, я услышал, как открывается дверь в особняк, и, обернувшись, увидел самое божественное и лучезарное создание, какое мне когда-либо доводилось видеть.

Леди Палмерстон – или Виктория, как я до сих пор её называю – стояла на вершине каменных ступеней, и последние лучи заходящего солнца, пробиваясь сквозь колышущуюся листву деревьев, играли на её гибком теле. Она была женщиной ростом едва ли выше 150 сантиметров. Её чистая, молочно-белая кожа и нежные девичьи изгибы могли бы часами удерживать мужское внимание. Я едва смог оторвать взгляд от великолепия её волос. Почти идеально снежно-белые, они ниспадали восхитительными струящимися локонами, доходившими до идеально круглых ягодиц, и чьи кончики весело играли на лёгком ветерке.

Палмерстон и Холмс направились, чтобы подняться по ступенькам, и я, спотыкаясь, попытался их догнать. Я понял, что не только я смотрел на неё, но и Виктория тоже смотрела на меня.

— Здравствуй, дорогая, — нежно сказал Палмерстон, целуя подставленную ему щёку. — Как видишь, они согласились приехать, как ты и обещала мне. Познакомься, это мистер Шерлок Холмс, — он указал на высокую фигуру моего спутника.

— Добрый вечер, мистер Холмс, — она холодно протянула руку Холмсу.

— Я к вашим услугам, леди Палмерстон, — сказал он, почтительно поклонившись и коснувшись её руки губами.

— А это, должно быть, знаменитый доктор Ватсон, — она повернулась и ослепила меня улыбкой.

Белые, ровные зубы обрамляли нежные, розовые губы, похожие на дугу Купидона. Она коснулась их языком, и они засияли.

— Я с удовольствием читаю ваши приключения, доктор Ватсон. Как вы зажигаете страницы своими произведениями... Я в полном восторге и чувствую, что разделяю с вами хотя бы малую долю опасности.

Я прикоснулся губами к её протянутой руке, такой маленькой и мягкой в моей, и почувствовал в своём сердце искру вожделения и нежелание отпускать её.

— Ваши прикосновения так нежны, доктор Ватсон, — тихо сказала она. — Сложно поверить, что эти же руки держали оружие, защищая вашу жизнь и жизнь вашего друга.

— Вы мне льстите, леди Палмерстон, — смутился я. — Уверен, что главная заслуга в этих приключениях принадлежит мистеру Холмсу.

Палмерстон неловко переводил взгляд с меня на свою сияющую невесту.

— Входите, господа, — сказал он. — Ваши комнаты готовы, а ужин будет подан в семь.

***

Как и ожидалось, ужин прошёл без происшествий. Мы с Холмсом прибыли сюда по делу, а обсуждать дела за обеденным столом было невежливо. Когда Виктория, закончив трапезу, удалилась, Палмерстон пригласил нас выпить коньяка и отправил слуг, дав понять, что готов вернуться к теме нашего визита.

— Итак, мистер Холмс, — начал он. — Есть ли у вас какие-либо наблюдения за Викторией, имеющие отношение к этому делу?

— Лорд Палмерстон, — Холмс серьёзно посмотрел на него поверх бокала. — Прошу прощения, но мне нечего сказать вам. Я увидел многое: что молодая леди — страстная наездница, что в детстве она переболела полиомиелитом в лёгкой форме каких-либо стойких последствий, и что она действительно, как вы утверждаете, девственница. К сожалению, ничто из этого не может помочь делу. Я также уверен, что её мотивы, побудившие пригласить нас в ваш особняк, на самом деле продиктованы любовью и искренним желанием исполнить свою роль на супружеском ложе.

— То есть вы согласны, что в этой девушке нет обмана?

— Милорд, — сказал Холмс. — Девушка простодушна. Она явно готова и желает исполнить свои супружеские обязанности, но по причинам, которые пока не раскрыты, она не может этого сделать.

Палмерстон в отчаянии рухнул на кушетку, допил коньяк и в отчаянии провёл пальцами по волосам.

— Что же мне делать? — сокрушался он. — Врачи, священники, даже великий Шерлок Холмс не в силах мне помочь. Скажите, господа, что мне теперь делать?

Мы ждали в неловком молчании, пока каминные часы отсчитывали полминуты, а мои мысли были сосредоточены на изысканной красоте молодой леди, о девственности которой мы говорили. На девственности, которую я бы с радостью сохранил за собой, если бы она уже не была замужем.

— Холмс, — осторожно начал я. — Разве не правда, что когда ваши методы дают сбой, это неизбежно связано с недостатком данных, а не с ошибкой в вашем логическом процессе?

— Конечно, мой дорогой Ватсон, — согласился он. — Мы, безусловно, ещё не нашли ключ, который раскроет это дело. Как только мы его найдём, тайна, без сомнения, раскроется перед нами. Но я не понимаю, чем нам поможет осознание того, что есть что-то, чего мы не знаем.

— Простите, Холмс, я всего лишь продолжаю изучать ваши методы, — продолжил я, преследуя определённую цель. — Но разве в таких случаях не типично для вас проводить дальнейшие наблюдения в поисках этого ключа?

— Дальнейшие наблюдения за кем, Ватсон? — посетовал Холмс, столь же подавленный, как и наш хозяин. — По самой своей природе в этой пьесе участвуют всего два актёра, и оба уже вышли на сцену до нас. Других участников, от кого зависит исход дела, нет.

— Дальнейшие наблюдения за «чем», Холмс, а не «кем», — пояснил я. — Да, мы познакомились с актёрами. Разве теперь не самое время понаблюдать за самой пьесой?

Палмерстон резко вздохнул.

— Доктор Ватсон, вы же не хотите сказать... — он яростно встретил мой взгляд. — Вы же не собираетесь вторгаться в нашу спальню?!

— Но именно это я и имею в виду, лорд Пальмерстон, — продолжил я. — И прежде чем вы возразите, помните, что я врач, служивший в армии. Уверяю вас, нет ни одной части человеческого тела, которую я бы не видел раньше, — и нет ничего, что вы уже не показали бы своему врачу.

— Врач, да. Я понимаю вашу точку зрения, доктор Ватсон, но... — его взгляд на мгновение метнулся к Холмсу.

— Лорд Палмерстон, поверьте мне, вы не первый клиент с деликатным делом, который обратился к великому Шерлоку Холмсу. Единственная причина, по которой его деликатность не является легендарной, заключается именно в том, что он – воплощение щепетильности. Люди даже не подозревают о самом существовании великих и постыдных тайн, в которые он посвящён. Милорд, вы можете обыскать весь округ, но не найдёте двух более беспристрастных или более осмотрительных наблюдателей, чем мы. И, как справедливо заметил Холмс, его методы безупречны. Сбор нужных данных, где бы они ни находились, обязательно приведёт к прорыву, к которому вы стремитесь.

Пальмерстон, казалось, глубоко задумался над моим предложением, и в конце концов его стремление к решению проблемы победило, и он взял ситуацию под свой контроль:

— Хорошо, джентльмены. Я велю горничной Виктории поставить два стула в её комнате, после чего она проводит вас туда. В целях соблюдения приличия комната будет затемнена и освещена только углями в камине. Вы будете сидеть в самой глубокой тени и с момента прибытия Виктории будете хранить полное молчание. Вы не будете преследовать никаких целей, кроме сбора информации.

— Мне кажется, это вполне приемлемое решение, — согласился Холмс.

— После... акта, — Палмерстон помрачнел, — мы уединимся в этой комнате, чтобы обсудить ваши замечания.

— Согласны, — ответили мы хором.

— А теперь, джентльмены, вы должны меня извинить, — Палмерстон встал, собираясь уйти. — Я должен объяснить моей возлюбленной, почему я пригласил наших гостей в её личные покои.

Он криво улыбнулся.

— Пожелайте мне удачи.

***

Вот это удача! Сердце у меня забилось от предвкушения возможностей того, что я только что предложил. Я, может быть, и бесстрастный врач, но, за исключением Шерлока Холмса, ни один мужчина не смог бы равнодушно взирать на совершенство красоты леди Палмерстон. А теперь я буду сидеть в тёмной комнате и любоваться этой красотой в любящих объятиях мужчины, быть может, обнажённой, в свете камина. Сердце моё колотилось, пока я сидел в дружеском молчании с Холмсом, ожидая горничную.

Признаюсь, я не чужд вожделения к женскому телу. Как это принято у большинства военнослужащих, находящихся за границей, я иногда общался с женщинами, для которых мужчины были работой по специальности. И хотя я никогда не был женат, это не было следствием недостатка опыта, поскольку я делал много попыток завязать отношения со знакомыми дамами. Рискну предположить, что это были обоюдно желанные знакомства, просто ни одно из них не продолжилось достаточно далеко.

Мы с Холмсом ждали, когда молодая женщина, немногим старше Виктории, открыла дверь и пригласила нас следовать за ней. Она провела нас наверх и остановилась перед закрытой дверью комнаты.

— Его светлость встретит вас внутри, — просто сказала она и молча удалилась.

Я посмотрел на Холмса, пожал плечами и тихо открыл дверь. Комната была такой, как и описывал Палмерстон. Полумрак, если не считать тусклого света в камине и двух обеденных стульев с прямыми спинками, стоявших в тени в дальней части комнаты. Посередине располагалась кровать с балдахином, отделанная сверху гирляндами белого шёлка и покрытая затейливым кружевным покрывалом.

Закрыв за собой дверь, мы заняли предназначенные нам места и молча стали ждать. Не прошло и двух минут, как дверь в соседнюю гардеробную отворилась, и появилась величественная женская фигура в одеянии из мерцающего белого шёлка, плотно облегавшем изгибы её бёдер и полностью открывавшем небольшую, безупречную грудь леди Палмерстон.

Моё сердце ёкнуло, когда это прекрасное видение вдруг приблизилось не к кровати, а к нам, мужчинам, ворвавшимся в опочивальню юной девственницы! За её спиной горел очаг, и лица не было видно в полумраке, однако у меня возникло твёрдое ощущение, что она смотрит мне прямо в глаза. Она подошла к нам на расстояние около метра, затем обогнула кровать, опустилась на колени и прошептала ночную молитву.

При тусклом свете камина нам было хорошо видно гладкую белую ткань её ночной рубашки. Когда леди Палмерстон, стоя на коленях, возносила молитву, я с волнением осознал, что чуть ниже кончика её длинной серебряной косы мне видна расщелина между девичьих ягодиц, словно непрерывная линия в шёлке, который был единственным изъяном в идеальном виде гладких полушарий маленькой округлой попки.

Моя мужественность возросла от осознания почти полной наготы хозяйки дома. Было так прекрасно видеть её так близко, явно лишённой какого-либо нижнего белья под пеньюаром, что меня накрыла плотская похоть. Возбудившись от желания, я представлял, как снимаю с этой девушки тонкую шёлковую оболочку и наслаждаюсь открывшимся видом обнажённого совершенства, которое, как я знал, скрывается под ней. И тут Виктория оторвалась от своей молитвы и исполнила мою мечту. Медленными, размеренными движениями она расстегнула перед пеньюара и сняла его сначала с одного плеча, а затем с другого, пока лёгкая ткань не осталась только на её сложенных чашечкой ладонях под грудью. Мы сидели сзади и сбоку от леди Палмерстон и видели её частично в профиль. В свете камина, играющем на обнажённых женских плечах, я был уверен, что заметил проблеск отражения в уголке её глаза. Возможно, она проверила, наблюдаем ли мы за ней, а затем, взмахнув ресницами, она отпустила своё одеяние и позволила ему упасть на пол.

Как я уже говорил, женское тело не является для меня загадкой, но также верно и то, что ни проститутки, с которыми я удовлетворял своё плотское желание в армии, ни пациентки, которых я видел раздетыми благодаря частной медицинской практике, даже отдалённо не могли сравниться с богиней в человеческом облике, стоящей передо мной.

Как и многие мужчины, я неравнодушен к женщинам, у которых, скажем так, есть «мясо на кости». Угловатые лица очень худеньких женщин мало кого интересуют. Они напоминают мне юных бродяг, которых можно увидеть в бедных лондонских переулках. Виктория была такой же хрупкой, как один из этих сорванцов, но каждая часть её тела имела изящную форму, словно выточенную на гончарном круге.

Её грудь была видна нам в профиль, и хотя она была маленькой и выступала из её тела не более чем на дюйм, тем не менее она была также полной, круглой и широкой и увенчанной маленьким заострённым соском, который дразняще выделялся на фоне мрака, окружённый мягкой розовой полутенью света. Моё внимание привлекло ещё одно свечение на теле Виктории: это был свет от камина, играющий через крошечный перевёрнутый треугольник на стыке её бёдер. Затаив дыхание, я осознал, что вершина этого треугольника была девственным входом в её половой орган — причиной нашего присутствия в этой комнате — и мой член подпрыгнул от тоски по ней, когда я напрягся, чтобы увидеть это самое интимное место. Пока я смотрел, забыв про дыхание, девушка быстро повернулась и подарила мне проблеск светлых прядей, украшавших её лоно, после чего скользнула под простыни в постель.

Делая длинные, глубокие вдохи через рот, чтобы она не услышала моего возбуждения, я тщетно пытался мельчайшими движениями ослабить давление одежды на свой опухший член.

Не прошло и минуты, как комната на мгновение озарилась светом из коридора, и вошёл лорд Палмерстон в длинном одеянии какого-то тёмного оттенка, делавшем его практически невидимым. Он подошёл к кровати с противоположной от нас стороны – той, с которой, как я думал, должна была появиться Виктория, и которая открывала нам гораздо менее полный вид на её нагую красоту. Палмерстон гораздо быстрее и увереннее сбросил с себя одеяние и, к моей великой зависти, совершенно обнажённым забрался в постель своей девственной невесты.

Расположившись рядом с Викторией, он прошептал ей несколько слов любви, на которые она ответила взаимностью, а затем, к моему ужасу, взобрался на неё.

Всё это произошло в течении минуты после того, как я вошёл в спальню! Я не помню точно, но, кажется, у меня отвисла челюсть от обыденности увиденного. Такую женщину, как Виктория, нужно беречь и обожать. Мужчина должен молиться о встрече с ней. Он должен поклоняться ей у алтаря, прежде чем причаститься. Взять же её, как кобель суку, даже не поцеловав... Это меня просто возмутило, заставив закипеть.

Я был так близок к тому, чтобы встать и объявить о прекращении разбирательства, когда Холмс издал тихий звук, покашляв в почти безмолвной комнате. Возникший звук заставил Палмерстона замереть. Он бросил на нас быстрый взгляд через плечо – как мне показалось, сердитый – прежде чем догадался о намерении Холмса. Мы пришли сюда наблюдать за действием, которое сейчас было скрыто от наших глаз постельным бельём.

Балансируя на одном локте над лежащим на спине телом Виктории, Палмерстон откинул покрывало, полностью обнажая оба тела. Стройные ноги Виктории были широко разведены, но лежали на кровати, а тело мужчины нависало над ней, расположившись в нежной колыбели ее бёдер.

Когда Палмерстон подался бёдрами назад, чтобы нацелиться на её вход, я ощутил укол жалости к молодой девушке. Такая милая и невинная, она принимала в постели своего мужа, не ведая о половом акте. Не зная и даже не догадываясь, как грубо с ней обращаются.

Каков же должен быть опыт Палмерстона? Мужчина его лет наверняка не раз попадал в постель к проституткам. И, возможно, именно в этом и заключалась проблема. Те женщины хорошо знакомы с нетерпеливыми мужчинами. Я знал нескольких проституток, которые использовали собственную слюну, чтобы смягчить неподготовленное соитие. В армии я даже слышал о средиземноморских женщинах, использующих для этого оливковое масло.

Я хотел что-то сказать – остановить эту бойню – но в этот момент в очаге огонь на мгновение вспыхнул ярче, зловеще осветив головку члена Палмерстона, находящуюся между сухими половыми губами его девственной невесты. Внутри меня бушевал конфликт. Видеть рай такой женственности было за гранью экстаза, и при этом видеть его таким осквернённым... Я открыл рот, чтобы выразить свой протест, но не смог издать ни звука. В этот момент Палмерстон надавил, и я увидел, как небесная мягкость Виктории дрогнула под натиском возбуждённого мужского начала, при этом упорно отказываясь принять его без смазки.

Её вход упруго сопротивлялся давлению, и тени играли на мягком совершенстве влагалища. Губы изгибались и вздымались. Казалось, что они изо всех сил пытались защитить её девственность, удержать мужской член на расстоянии.

Наконец Виктория не выдержала и сделала то, чего не смог я: она заплакала от боли и стала умолять мужа положить конец некомпетентному разграблению её женской сущности.

К его великой чести, Палмерстон тут же остановился и откатился от молодой жены, на мгновение открыв нам захватывающий дух вид на её ничем не прикрытое тело, а затем натянул одеяло, укрывая их обоих. Я воспользовался этим коротким всплеском активности, чтобы переместить вес и устроить свою пульсирующую эрекцию поудобнее.

Что теперь делать? Нам с Холмсом уходить первыми? Или нам троим вместе с Палмерстоном? К счастью, он сам ответил на мой невысказанный вопрос.

— Господа, — тихо сказал он. — Не могли бы вы дать мне минутку наедине с леди Палмерстон? Встретимся в библиотеке.

— Нет, подожди, — взмолилась Виктория; я слышал слёзы в её голосе. — Я такая же часть этого, как и ты, мой дорогой. Разве не я предложила использовать вмешательство мистера Холмса и доктора Ватсона? Я бы хотела сама выслушать их замечания, если позволишь.

— Хорошо, дорогая, — в голосе Палмерстона слышалось разочарование. — Тогда может быть, оставите нас на минутку, чтобы дать Виктории возможность одеться.

— Чушь собачья! — возразила девушка, пренебрежительно махнув рукой, и села в постели, позволив простыне соскользнуть ей на колени и снова обнажив маленькую, безупречную грудь. — Сейчас не время плакать о потерянной скромности.

— Ну что ж, — покорно вздохнув, согласился Палмерстон, тоже садясь и открывая широкую грудь. — Что скажете, джентльмены? Думаю, нам больше незачем дорожить достоинством, так что давайте выслушаем ваши соображения без всяких приличий.

Я нервно посмотрел на Холмса. Даже теперь, когда на меня смотрели, мне было странно объявлять о своём присутствии, начиная разговор. Да благословит Бог Холмса. У этого человека нет ни угрызений совести, ни ложного стыда. Не могу представить себе ситуации, в которой он не чувствовал бы себя комфортно, заявив о своём присутствии и высказав своё мнение.

— Ну что ж, милорд, — мрачно начал он. — Я знаю, что вы выслушаете всё, что я скажу, но я должен устыдиться и признать правду: мне нечего вам сказать.

В голосе Холмса слышалось такое же поражение, как и в голосе Его Светлости, что было для меня неприемлемо. С шумом крови в ушах и бешено колотящимся сердцем я и не думал о поражении. Я был готов к действию, полный почти неутолимого желания завладеть изысканным телом юной леди Палмерстон.

— Всё, что я могу предложить вам, мои дорогие лорд и леди, — продолжал Холмс, — это самые нижайшие извинения и заверение в том, что решение вашей проблемы не находится в компетенции следователя по уголовным делам.

— Я этого и опасался, — сокрушённо сказал Палмерстон. — Прошу прощения за потраченное вами время, джентльмены. Сейчас я предлагаю вам поспать, а утром провожу вас к лондонскому поезду с наилучшими пожеланиями.

— Давай не будем торопиться, дорогой, — вмешалась Виктория. —Доктор Ватсон, как врач, возможно, имеет другую точку зрения, отличную от мистера Холмса.

Она пристально посмотрела на меня, и я собрал всю свою силу воли, чтобы не опустить взгляд на эту чудесную грудь, к которой мне так хотелось прикоснуться.

— Вы, кажется, раскраснелись, доктор Ватсон, — продолжила она с едва заметной улыбкой, возможно, почувствовав моё волнение. — Или это просто свет от огня?

Я нисколько не сомневаюсь, что покраснел. Мне не нужно было проверять свой пульс, чтобы понять, что он учащённый. Я чувствовал, как моё сердце бешено колотится и кровь пульсирует в висках.

— В одном я согласен с Холмсом, — начал я, нервно сглотнув и игнорируя замечание Виктории о моём дискомфорте. — В том, что ваша проблема не входит в компетенцию следователя по уголовным делам. Однако я хотел бы рассмотреть этот вопрос подробнее с другой точки зрения.

— Но доктор Уотсон, — посетовал Палмерстон. — Уверяю вас, наш врач был очень тщательным. Мы ведь уже исчерпали все возможности медицины?

— Я не сомневаюсь в компетенции вашего врача, милорд, — ответил я, становясь смелее по мере того, как нужная мысль формировалась у меня в голове. — Но, может быть, возможности медицинской науки не совсем исчерпаны, как вы себе представляете. У меня есть две причины сомневаться в этом. Во-первых, я полагаю, ваш врач не мог воспользоваться преимуществами демонстрации, свидетелями которой мы с Холмсом только что были.

— Это, безусловно, правда, — тихо и иронично прокомментировала Виктория.

— Во-вторых, я говорю о совершенно новой области знаний, появившейся на континенте, под названием психология. Вполне вероятно, что ваш врач не знаком с новаторскими работами доктора Вильгельма Вундта [1], а в последнее время — доктора Зигмунда Фрейда [2].

— Психология?

Виктория медленно произнесла это слово, словно пробуя его на вкус.

— Это изучение... — она на мгновение замолчала, подыскивая подходящее слово, которое молодая девушка с обнажённой грудью могла бы использовать перед незнакомым джентльменом в своей спальне. —. ..интимности? — закончила она.

— Психология — это изучение человеческого мышления и поведения, — ответил я. — Хотя речь идёт не только об интимной близости, доктор Фрейд установил несколько интересных связей в этой области. Уверен, я не скажу вам ничего нового, если сообщу, что существует множество областей тела, стимуляция которых вызывает интимную реакцию. Вас, возможно, удивит, но мозг занимает среди них первое место — и это особенно актуально для женщин.

— Доктор Ватсон, боюсь, я не понимаю ваших рассуждений. — признался Палмерстон. — Думаю, я могу говорить и за себя, и за леди Палмерстон. Мы оба сегодня вечером размышляли на тему интимности. Если вы предлагаете нам поразмыслить об этом ещё более глубоко, уверяю вас, это вряд ли возможно.

— Я не сомневаюсь в вашей искренности, милорд, но вы меня неправильно поняли, — сказал я.

И вот настал момент, когда я не был уверен в том, как действовать дальше. Я чувствовал себя виноватым, потому что знал, что мои стремления продиктованы похотью, но в то же время чувствовал себя оправданным, потому что это действительно могло помочь испытывающей разочарование паре.

— Если позволите, я хотел бы провести психологический эксперимент с леди Палмерстон, — сообщил я, нервно откашлявшись. — Для этого мне потребуется выполнить с ней некоторые манипуляции, чтобы вызвать состояние, похожее на грёзы.

— Это звучит достаточно безобидно, — согласился Палмерстон.

— Я также буду следить за физическими последствиями эксперимента, — продолжил я. — И должен предупредить вас, что это потребует интимного осмотра, похожего на тот, что провёл ваш врач.

Говоря это, я наблюдал за Викторией и заметил, как она робко опустила взгляд и отвернулась от Палмерстона. Очаровательная улыбка снова тронула уголки её губ. В тусклом свете я не мог разглядеть точно, но готов поклясться, что она покраснела.

— Думаю, мы зашли слишком далеко, чтобы отказываться от новых идей, — решительно заявила она. — Я вверяю себя вашим опытным рукам, дорогой доктор.

Она протянула ко мне руки в жесте дарования, отчего мягкие возвышенности её грудей приподнялись и прижались друг к другу, образовав в центре тенистую лощину, которую мне так хотелось поцеловать.

— Ты предпочитаешь уединение, дорогая? — нежно спросил Палмерстон.

— Думаю, вам следует остаться, милорд, — посоветовал я. — Если мой эксперимент увенчается успехом, вы можете повторить его сами.

Он, казалось, удовлетворился этим ответом и попросил меня приступать к задуманному.

***

Глава третья – Эксперимент

Я придвинул стул к краю кровати и помог Виктории лечь обратно. Невероятно, но она не стала поднимать простыню, оставив грудь открытой, и я смог любоваться ею. Проще всего было бы наклониться и поцеловать её, как я мечтал. Взять один сосок губами и почувствовать, как он твердеет под моим языком, а другой нежно обхватить рукой и дразнить его кончиками пальцев.

— Закройте глаза, пожалуйста, леди Палмерстон, — тихо сказал я уверенным, но мягким тоном. — Я хотел бы, чтобы вы попытались расслабиться.

Она послушалась.

— Постарайтесь дышать медленно и глубоко и сосредоточьтесь на звуке моего голоса.

Я дал ей несколько дополнительных мгновений, чтобы она могла сосредоточиться на своём дыхании, наблюдая за тем, как её совершенная грудь медленно поднимается и опускается.

— Вы чувствуете себя расслабленной? — спросил я.

— Да, доктор, — прошептала она мягким девичьим голосом, который наполнил моё сердце вожделением.

— Сейчас я полностью сниму с вас простыню, — предупредил я её.

Стараясь не встречаться глазами с её мужем, сидевшем напротив, я взял край простыни кончиками пальцев и медленно потянул его вниз, обнажая её стройную фигуру во всей красе.

Плоский живот, плавные изгибы талии, бёдра, её прекрасные бёдра – они были пленительны. Светлые локоны её женственности сияли золотом в свете камина. Мне хотелось провести по ним пальцами, ощутить нежный холмик плоти под ними и найти скрытую расщелину, охраняющий врата в рай.

Кровь прилила к голове. Мне надо было прикоснуться к ней. Я положил ладонь на низ девичьего живота, чуть ниже пупка, и она вздрогнула.

— Прошу прощения, миледи, — сказал я. — У меня холодная рука?

— Нет, доктор, — любезно ответила она. — Но, учитывая обстоятельства, мне было бы комфортнее, если бы вы называли меня Викторией.

Я снова увидел улыбку Моны Лизы, тронувшую уголки её прекрасных губ, и подумал, понимает ли девушка, какой эффект она на меня производит.

— Виктория, — сказал я. — Я так понимаю, вы любите конные прогулки. Верно?

— Это правда, доктор, — теперь она широко улыбнулась, но глаза её всё ещё были закрыты. — Это мой муж вам рассказал?

— Нет, это был Холмс, — признался я. — Без сомнения, он заметил это по вашей походке, или по выпавшему конскому волосу, или по любому из дюжины других невидимых знаков, которые видит только он.

— В самом деле, мой дорогой Ватсон,. . — начал Холмс, сидя в углу.

— Тише, Холмс, — тихо приказал я ему, и, к моему великому удивлению, он повиновался.

— Как её зовут, Виктория? — спросил я. — Вашу лошадь?

— Это жеребец, доктор, — улыбнулась она. — Жеребец. Рыжий, с белой проточиной и щетинками.

— Звучит очень красиво, — сказала я.

— Он очень красивый, доктор, — ответила она. — Я называю его... — она вдруг замолчала и слегка прикусила нижнюю губу.

— Так как его зовут, Виктория? — я попытался поддержать разговор и почувствовал, как она напряглась под моей ладонью.

— Мне стыдно признаться, — робко сказала она. — Я давно читала о ваших приключениях с мистером Холмсом и никогда не думала, что встречу вас. Жеребёнком он был таким смелым, храбрым и красивым... Я назвала его Ватсоном.

На этот раз я действительно мог видеть, как она заливается краской в свете камина. Я даже ощутил нервное покалывание кожи под моей ладонью, в то время как её соски затвердели, превратившись в красивые пики.

— Должен признать, мне лестно это, — я попытался преуменьшить то, как это признание на меня повлияло, но не смог не поёрзать на стуле, чтобы дать больше места моему мужскому достоинству, которое переполняло тоска по обнажённой богине, лежащей передо мной. — Виктория, я хочу, чтобы вы прокатились верхом, — сказал я. — Это приключение должно произойти в вашем воображении. Представьте, что вы приближаетесь к конюшне. Как вы одеты?

— Я поеду одна? — уточнила девушка.

— Да, вы совсем одни, — ответил я. — Только вы и Ватсон.

Я постарался сдержать улыбку на случай, если Палмерстон за мной наблюдает.

— Тогда я не буду ездить в дамском седле, — заявила она. — Мне это не нравится. Если рядом не будет мужчин, я надену бриджи и блузу для верховой езды. Они сидят плотно и удобно, но несколько нескромно, поэтому не подходят для смешанной компании. Но если я остаюсь наедине с Ватсоном... — она не закончила фразу.

Я невольно представил её в таком виде, и в моей голове возникли несколько удачных концовок, которые защекотали мои итак напряжённые нервы.

— У вас есть вестерн-седло? [3]

— Доктор, может, мне сегодня придётся ловить бычков? — пошутила она, имея в виду рог на передней части такого седла.

— Возможно, — загадочно ответил я, хотя на этот раз у меня были другие планы на рог. — А теперь, Виктория, седлайте своего жеребца, пожалуйста.

Я дал ей немного времени, чтобы она смогла представить себе эти знакомые движения.

— Вы готовы? — спросил я.

— Я готова, — прошептала она.

Я почувствовал, как нервно подёргиваются мышцы её живота под моей ладонью, и, кажется, она стала догадываться, что я задумал дальше.

— Тогда садитесь в седло, и мы отправимся в путь, — продолжил я.

Она лежала, сдвинув бёдра. Бутон её вагины скрывался между сведёнными ногами. После моих слов она медленно раздвинула их и подтянула вверх под углом, удерживая ноги плашмя на кровати, как она это делала для Палмерстона.

У меня перехватило дыхание при виде чудесной складки, разделяющей её лобок, едва прикрытый несколькими светлыми прядями, прикрывавшими округлые, идеальные половые губы.

Я спланировал свой следующий шаг и теперь был бессилен воздержаться от его осуществления. Исполняя свою давнюю мечту, я медленно провёл рукой по её холмику, перебирая пальцами шелковистые локоны. Я наслаждался ощущением, когда чувствительный кончик моего среднего пальца прослеживал тайную долину её щели... Вниз, ещё вниз, пока я не сложил пальцы чашечкой и не взял её юную плоть буквально в ладонь.

Виктория тихонько ахнула и приподнялась навстречу моему прикосновению, выгнув спину и задрав подбородок к потолку.

— Тсс, Ватсон, — успокаивала она своего коня, всё ещё размышляя о верховой езде.

Девушка обхватила мою руку своей ладонью и несколько раз медленно подвигала ею, словно успокаивая вздыбленную лошадь:

— Всё в порядке, мой дорогой. Это всего лишь я. Мы отправляемся на большую прогулку.

— Виктория, начните с шага, — подсказал я ей. — Вам нужно разогреть его мышцы.

— Вперёд, Ватсон, — тихо сказала она, подтянув пятки и нежно сжав мою руку между бёдер, побуждая своего коня начать движение.

Без какой-либо поддержки с моей стороны она начала медленно покачивать бёдрами в такт мысленному шагу своего жеребца. Ослабив хватку, я нежно провёл пальцами по её лобку, позволяя кончикам пальцев заскользить по её чувствительным губам и небесно-мягкой складке.

Используя эту дополнительную меру моего контроля, Виктория наклонила бёдра так, что мой средний палец оказался расположенным у её входа, касаясь нежной розовой складки кожи между этим местом и анусом. Следуя её подсказке, я нежно надавил кончиком пальца, перекатывая, вращая и массируя, заставляя её ахнуть от наслаждения. Крошечные, восхитительные девичьи груди вздымались и выпячивались, словно умоляя меня коснуться их языком, включить их в свою фантазию.

Эротический отклик нежного тела на мои прикосновения превзошёл все мои ожидания. Эта невинная обнажённая девственница начала нежно толкать бёдра на мою руку, инстинктивно воспроизводя половой акт, который она ещё не смогла испытать. Массируя её промежность и проводя пальцами по её девственной промежности, я с наслаждением ощущал, как горячие, скользкие соки её растущей похоти начали вытекать из её влагалища, покрывая мой палец. Я начал двигать им, делая короткие, чувственные круги, медленно увеличивая диапазон, пока не раздвинул набухающие губы. С каждым новым кругом я всё ближе погружался к становящемуся всё более влажным входу в её женственную сущность.

Коснувшись наконец входа, я почувствовал, как он раскрылся под моим пальцем, маня, втягивая меня внутрь. Я был бессилен противиться. Виктория тихонько вскрикнула, когда жар её лона окутал мой палец до первой фаланги. Мне каким-то образом удалось остановиться и выйти, продлевая момент проникновения и усиливая её ожидание. Я играл с краями её женственности и размазывал скользкий нектар из её лона по всей длине половой щели, дразня её.

— Вы знаете, как ехать рысью, дорогая? — спросил я, чувствуя, как в моих штанах растекается влага, а мой напряженный член умоляет заменить им пальцы в пылающем влагалище Виктории.

— Конечно, я могу ехать рысью, доктор, — прошептала девушка, продолжая «вести» своего жеребца лёгкими качающими движениями бёдер. — Как и любой ребёнок в первую неделю верховой езды.

«Подъём рыси» [4] — это приём, используемый всадниками для компенсации подпрыгивания лошади, бегущей этим аллюром. Для этого всаднику нужно упереться в стремена и отталкиваться бёдрами, двигаясь вверх-вниз в седле, сохраняя неподвижность головы. За исключением одежды и лошади, это действие практически неотличимо от энергичного, эротичного секса.

— Тогда посмотрим, готов ли твой конь к хорошей тренировке, — тихо сказал я и, наклонившись к её уху, прошептал:

— Теперь представьте себе это вестерн-седло.

Пока Виктория переставляла ноги для большей устойчивости, я просунул палец внутрь ее влагалища и расположил большой палец над её клитором, словно рожок седла в стиле вестерн. Теперь она должна была бы касаться его в верхней точке каждого толчка.

Виктория ещё раз быстро сжала мою руку бёдрами и дважды цокнула языком.

— Давай, Ватсон, — призвала она, не открывая глаз. — Поехали, мой красавец!

Играла ли она с моими чувствами или просто жила фантазией о скачке, я не знал. У меня даже не было возможности задуматься, потому что в этот момент миниатюрная юная богиня подо мной приподнялась и с тихим криком сексуального освобождения насадилась на мой палец. Жар внутри неё был невероятным, а податливые, колышущиеся стенки её влагалища сжимались и цеплялись за мой палец. Никогда прежде её девственному лону не делали такого подношения, и теперь, наконец, хотя это был всего лишь мой палец, оно не желало отдавать свою добычу.

Виктория приподнялась и снова опустилась вниз, подпрыгнув своей крошечной попкой на мягкой кровати, и снова поднялась по моему пальцу с тихим вздохом, устанавливая ритм рыси. Мышцы её упругого плоского живота напрягались, а крошечные молодые груди поднимались и подпрыгивали с каждым её движением.

Первые несколько толчков Виктории промахнулись мимо моего большого пальца, изображавшего роговой отросток седла, и когда я переместил его так, чтобы он коснулся её клитора на пике толчка, она удивлённо вскрикнула высоким голосом:

— О! – и удвоила усилия, жадно впиваясь в мою руку.

Издавая нарастающие крики и вгоняя меня всё глубже и глубже в своё нутро, Виктория экспериментировала с новым открытием – клитором. Сначала слегка касалась им моего большого пальца, затем плотно прижималась. Через десяток толчков она уже использовала меня, завершая каждый свой толчок эротическим поворотом бёдер, от которого дрожь пробегала по её груди, а её шёлковые ножны сжимались на моём пальце.

— О! О! Ну же, Ватсон, мой милый! — вскрикивала она, и голос её повышался по мере приближения оргазма. — Да, мой дорогой. Вперёд! Беги как ветер, мой красавец!

Отчаянно схватив мою руку обеими своими, она держала меня глубоко внутри себя. Когда она пустилась в галоп, неистово качая и теребя клитор, крича Ватсону бежать, бежать, галопировать. Как будто сам Дьявол нёсся за ним по пятам. Ещё несколько мгновений, и она больше не могла кричать. Я услышал только три резких вдоха, когда её пальцы болезненно впились в мою руку, а зад высоко поднялся над кроватью, и затем внезапно ее унёс оргазм. Бёдра Виктории сомкнулись, тисками сжав мою руку. Она извивалась на кровати из стороны в сторону, затем перевернулась на бок, поджав колени и выпятив грудь, и затряслась, как в лихорадке, испуская гортанное, кошачье рычание.

Запертый в огненных объятиях крепко сжатых мышц её влагалища, я воспользовался возможностью и резким движением руки разорвал её девственную плеву. Мне удалось использовать тот момент, когда эта потеря должна была волновать её меньше всего. Полагаю, она даже не почувствовала этого.

— Эй, Ватсон. Эй, ответь, любимый, — тихо проворковала она, пережив кульминацию.

Её бёдра медленно опустились, и я наконец смог убрать руку от её лона. Прежде чем это сделать, я тайком вытащил из верхнего кармана чистый платок и прижал его к её промежности, одновременно вытирая кровь с пальца, а затем молча велел ей взять платок и остановить струю утекающей девственности.

***

— Ну, что? — тупо спросил Палмерстон. — Сработало?

Я даже начал сомневаться, трахал ли хоть раз этот человек женщину. Если нет, то он был единственным лордом в стране, который ни разу не окунул свой фитиль в лоно церкви.

— Да, Ватсон, — пропищал Холмс. — Что скажете? Похоже, вы причинили девушке гораздо больше боли, чем его светлость.

О, мой дорогой Холмс! Молюсь, чтобы безопасность королевства никогда не зависела от вашей компетентности в вопросах женского оргазма.

— Надеюсь, — сказал я, прикусив язык, — что леди сочтёт эксперимент вполне успешным.

Я поправил простыню, чтобы прикрыть её наготу и багровые пятна, проступившие на моём платке.

— Успешным? — выдохнула Виктория, открыв глаза и сначала сосредоточившись на муже, а затем перевернувшись на спину и долго глядя на меня с влажными, полуоткрытыми губами. — О боже, доктор Ватсон. Это был большой успех. Я чувствую, что выздоровела. Ведь так?

— Ещё нет, миледи, — улыбнулся я. — То, что я вам показал, — это простое упражнение, которое вы можете выполнять вместе с мужем перед... — тут я замолчал, подыскивая подходящее слово, чтобы обратиться к мужу молодой женщины, которую я только что лишил девственности.

— Прежде чем завести наследника, доктор? — Виктория кокетливо улыбнулась мне.

— Я бы не смог выразиться лучше, миледи, — улыбнулся я в ответ. — Я бы посоветовал вам попрактиковаться в этом же упражнении самостоятельно. Но процесс зачатия наследника, или, может быть, мы уже достаточно знакомы, чтобы сказать «занятие любовью», может потребовать от вас и лорда Палмерстона гораздо больше терпения и мастерства.

— Итак, про методы, — вмешался Палмерстон. — Их можно изучить, не так ли? Не могли бы мы теперь удалиться в библиотеку, и вы дадите мне оставшиеся инструкции, необходимые для выполнения моей роли?

— Одну минуточку, — возразила Виктория, и отблески огня мерцали в тёмных омутах её расширенных зрачков. — Дорогой муж, поверь, что ты сам по себе мастер наездки. Разве мой отец не отдал тебе Ватсона, когда тот был всего лишь жеребёнком, чтобы ты его объехал?

— Конечно, дорогая, — рассмеялся он.

Но мастерство в одном деле не означает мастерство во всех. В данном случае я чувствовал, что сам должен пойти в ученики к хорошему доктору и перенять его мудрость в этих вопросах.

— А как бы ты сам обучил молодого ученика, муж мой? — холодно бросила она ему вызов. — Стоит ли тебе посадить его в конюшню и научить всему, что знаешь сам, а потом выпустить одного с необъезженной кобылой?

— Безумие! — воскликнул Палмерстон, ещё не догадываясь, что сам решает свою судьбу. — Он должен проследить, как его хозяин работает с лошадьми, наблюдать, учиться этому. Послать его одного? Правду сказать, дорогая! Неумелый мальчишка может погубить кобылку!

Виктория села в постели, снова обнажив груди без тени стыдливости. Вместо ответа она лишь приподняла светлую бровь и внимательно посмотрела на мужа, ожидая, понял ли он смысл своих слов.

Внезапно выражение лица Палмерстона изменилось с оцепенения на откровенное удивление. Вся верхняя часть его тела дёрнулась от шока, вызванного осознанием происходящего, а челюсть отвисла от ужаса.

— Нет! Виктория! — взмолился он. — Ты моя жена! Неужели ты намекаешь на...?

Я прекрасно понял, на что она намекала. Именно этого и ждал мой бедный, не знающий облегчения член с того самого момента, как она вошла в комнату в этом шёлковом пеньюаре.

— А ты хочешь, чтобы твою кобылку загубили, любовь моя? — бросила она мужу, и слёзы навернулись на её глаза. — Неужели ты хочешь стать неумелым учеником?

Она взяла его за руку, и черты её лица смягчились.

— Подумай вот о чём. Именно ты объездил моего жеребца, а не я, но кому теперь принадлежит его сердце? Разве ты украл его у меня?

— Нет, дорогая, — ответил он, и в его голосе ясно слышалось смирение с поражением. — Хотя я и был первым его наездником, он никому, кроме тебя, не позволяет на себя сесть.

— И он любит меня ещё сильнее из-за той уникальной связи, которую мы разделяем, — нежно сказала она. — Связи, которая стала возможной только благодаря твоему мастерству и обучению.

Она замолчала на несколько мгновений, позволяя этой истине заполнить тишину, словно рябь на пруду.

— Я не полюблю доктора Ватсона, — тихо прошептала она. — Но благодаря тому, чему он меня научит, чему он научит нас обоих, мы сможем любить друг друга сильнее, чем без его вмешательства. Возможно, сильнее, чем мы можем себе представить!

— А вы согласны, доктор Ватсон? — спросил меня Палмерстон.

— Я ваш слуга, милорд, — смиренно произнёс я, сглотнув сухим горлом в предвкушении вожделенного траха с очаровательной леди Палмерстон.

Я перевёл взгляд на Викторию и увидел, что она смотрит на меня с неприкрытым возбуждением. Её соски снова затвердели.

— Тогда я сдаюсь, — тихо сказал он, вставая с кровати и надевая халат. — Доктор Ватсон, эта сцена — ваша.

***

Глава четвертая – Демонстрация

По моей просьбе Палмерстон принёс из гардеробной Виктории расчёску. Желая рассмотреть стройное тело девушки и насладиться им за пределами кровати, я потянул её к медвежьей шкуре, разложенной перед камином. Там она расположилась передо мной, встав на колени. Стройная фигура, напоминающая песочные часы, с голым задом, опущенным на пятки.

Я распустил блестящую светлую косу Виктории и, начиная с кончиков, принялся расчёсывать её волосы, наслаждаясь их шелковистой текстурой. При этом я, словно случайно, старался прикоснуться к бёдрам, талии и шее девушки, пока одной рукой накручивал её локоны на щётку. Эти волосы были такими длинными и великолепными! Хотя они почти не были спутаны, мне потребовалось минут пять, а то и больше, чтобы заставить их ниспадать по её спине единым шёлковым каскадом.

Виктория нисколько не проявляла нетерпения. Она просто замерла на коленях, принимая мои непривычные, но чувственные ласки, поощряя меня при этом едва слышными вздохами и прерывистым дыханием при каждом коротком соприкосновении наших тел. Она вдохновляла меня на всё более нежные прикосновения, в то время, как я поглаживал пальцами гладкие изгибы её бока.

Собрав одной рукой волосы леди Палмерстон на затылке, я, слегка надавив, наклонил её голову, и поцеловал сначала одно её плечо, затем другое. Затем я поднялся поцелуями по шее, нежно пощипывая кожу губами. Добравшись до уха, я нежно покусал маленькую мочку, позволяя ей расслышать в моём дыхании всю глубину сжигающей меня страсти.

— Я хочу тебя с того самого момента, как увидел, выйдя из кареты, — прошептал я в её ушко.

Я пошёл на риск, который, как я посчитал, был оправдан, учитывая явный энтузиазм Виктории по поводу этого её обучения, и не прогадал. Она слегка повернула лицо ко мне – подальше от Холмса и Палмерстона, сидевших на другом конце комнаты – и ответила на моё признание загадочной улыбкой, которая могла означать лишь принятие моих чувств, а может быть, и взаимность. Я надеялся на последнее, но правда заключается в том, что я никогда этого не узнаю.

Воспользовавшись моментом, когда девушка повернулась ко мне, я поцеловал уголок её рта. Один раз, затем другой, а дальше она повернулась ещё сильнее и встретила мои губы своими. Нежно целуя меня, она позволила мне насладиться её сладкой юностью, но без полного, страстного вовлечения языков. Всё ещё держа леди Палмерстон за волосы, я притянул её к себе, поддерживая её вес за шею. Свободной рукой я обхватил маленькую, дерзкую грудь. Поместившись в моей ладони, она была почти невесомой, но такой упругой и красивой. Испытывая податливую мягкость между пальцами, я испытал восторг. Груди девушки были поистине совершенны во всех отношениях и настолько чудесно малы, что, я полагаю, они, вероятно, сохранят свою безупречность даже с возрастом.

Тем временем мы поцеловались более открыто. Её ищущие губы тянулись к моим. Её дыхание прерывалось прерывистыми вздохами, пока я совершал нежные поглаживания от нижней части её груди к затвердевшему соску. Не зная, насколько она опытна в поцелуях, я продвигался медленно, чтобы не спугнуть её. Сначала я прикоснулся языком к приоткрытой девичьей губе, а затем, когда она ответила мне, осторожно проник языком ей в рот, исследуя его, дразня и пробуя на вкус. Мы оба расширяли границы нашей растущей страсти.

Если неудачные попытки совокупления лорда Палмерстона, свидетелями которых я стал ранее, были пределом её сексуального опыта, то я предполагал, что даже спустя две недели после свадьбы она всё ещё не воспользовалась возможностью исследовать мужское тело. Сняв с себя туфли, пиджак и галстук, я хотел позволить ей раздеть меня догола. Моя цель была двоякой: помочь ей развеять вполне понятные страхи и продлить эту чудесную, чувственную прелюдию, прежде чем мы перейдём к половому акту.

Снова нежно направляя Викторию, я помог ей подняться и расстегнул первую пуговицу на своей рубашке, прежде чем прижать её руки к следующей, молча показывая, чего я хочу от неё. Миниатюрные подрагивающие пальцы неуклюже принялись за оставшиеся пуговицы, и когда последняя была расстёгнута, девушка приложила обе ладони к моей груди, исследуя контуры моих мышц, текстуру волос и кожи. Я проделал то же самое с ней, обхватив её маленькие груди и наслаждаясь щекотанием сосков о мои ладони. Виктория улыбнулась мне, признавая симметрию происходящего, хотя я считал, что легко получаю лучшую и большую часть выгоды.

Она скользнула руками вверх по моим плечам, снимая рубашку. Позволила материи соскользнуть с моих рук, и на милом лице промелькнуло удивление, когда ткань зацепилась за мои запястья, ведь она не сняла с меня запонки. Я попытался было помочь ей, решив расстегнуть их, заведя руки за спину, но с очередной загадочной улыбкой Моны Лизы прелестница быстро схватила меня за запястья, фактически обездвижив, а затем встала на цыпочки и поцеловала меня прямо в губы, прижавшись и запустив кончики своих твёрдых сосков в волоски на моей груди.

На этот раз не было никаких неуверенных прикосновений. Прижавшись своими полуоткрытыми губами к моим, Виктория жадно искала мой язык, маня его обратно в свой рот и нежно покусывая его зубами. Когда я ответил, она застонала в тихом отчаянии и плотно прижалась к моей груди. Отпустив мои запястья, она принялась исследовать мышцы моей спины пытливыми, отчаянными пальцами.

Всё ещё скованный в запястьях, я не мог ответить взаимностью, хотя и смог дотянуться до её крошечных ягодиц, каждая из которых оказалась идеального размера, уместившись в одной раскрытой ладони. Я крепко сжал их, и девушка ответила, напрягая мышцы, словно во время долгих миль верхом, вызывая в моём мозгу пленительную фантазию об обнажённой Виктории на гнедом коне. Фантазию о том, как она заставляет жеребца ускорять свою скачку неописуемо эротичными, ритмичными толчками своего светловолосого лобка в луку седла.

Пока мы целовались, руки Виктории теребили мой ремень. В прерывистом дыхании и дрожащих пальцах леди Палмерстон сквозило нетерпение. Неохотно отпустив её ягодицы, я быстро стянул с себя рубашку и освободившимися руками провёл по чувственным изгибам её тела снизу доверху. Зарывшись пальцами в шелковистые волосы, я нежно обхватил её голову сзади, чтобы успокоить, пытаясь сдержать страсть и нетерпение, пока мы целовались.

Наконец она расстегнула мои брюки, позволив им соскользнуть вниз, и тут же отстранилась от поцелуя, чтобы полюбоваться своей работой. Я до конца спустил штанины и слегка смутился из-за носков – мне кажется, мужчина выглядит несколько нелепо в кальсонах, носках и подвязках – но было слишком поздно и неловко что-либо с этим поделать. Сомневаюсь, что Виктория вообще это заметила – она с пристальным вниманием смотрела на торчащую переднюю часть моих кальсон, ставшей влажной от растекающегося пятна, выдававшего мою сильнейшую степень возбуждения.

Она глядела на меня с нервным беспокойством, и я понял, что она хочет зайти дальше, не зная, соответствует ли такая степень раздевания мужчины нормам поведения приличной женщины. С моим лёгким кивком в знак одобрения она просунула пальцы под пояс кальсон и, бросив на меня последний нервный взгляд, облизнула губы и заглянула внутрь.

Виктория ахнула, казалось, от восторга, но не от ужаса. Я уже знал, что мой член значительно длиннее и толще, чем у Палмерстона, и было вполне логично, что Виктории не с кем было сравнить, кроме своего мужа. Она посмотрела на меня сверкающими глазами и жадно улыбнулась.

— Кажется, доктор, — прошептала она, — у вас с моим Ватсоном больше общего, чем просто имя.

Это была приятная лесть, которую любой мужчина был бы рад услышать. Я вспомнил испытанное моим пальцем крепкое объятия её влагалища со смесью предвкушения и тревоги. Я знал, что девичье влагалище будет изысканно тугим... только бы мне удалось протолкнуть свой член сквозь крошечный вход.

Виктория ослабила завязки моего последнего одеяния и, засунув руку внутрь, сжала мой член своей маленькой ручкой, исследуя его обхват. Она крепко сжала руку, пытаясь добиться касания большого и указательного пальцев. Хватка была мягкой, крепкой и совершенно возвышенной. Мой член дёрнулся в женской руке, вызвав «Ах» у Виктории. Немного отпрянув назад, она, натянув кожу, сдвинула сведённые в кольцо пальцы на несколько сантиметров вверх по моему члену.

— О боже! — прошептала девушка с благоговением, растягивая свободной рукой мой пояс ещё шире, чтобы лучше рассмотреть.

Продолжая крепко держать меня, она снова сдвинула свою хватку к основанию моего члена, а затем, к моему великому удовольствию, повторила движение вверх, с изумлением глядя, как, подчиняясь её движениям, растягивается и сжимается моя кожа у основания, заставляя колыхаться мошонку с яичками. При этом кожа на самом члене с влажной лёгкостью перетекала по набухшим бугоркам вен под её рукой.

— Это то, что с ним придётся делать внутри меня? — спросила Виктория со смесью любопытства и неприкрытого желания.

— Нет, — ответил я ей. — В этом нет необходимости. Когда вы будете готовы, у вас выделится естественная смазка, которая поможет ему скользить.

Я коснулся пальцем её лона — удивлённый, что она не вздрогнула — и провёл пальцем по влажной тёплой щёлке.

— Видите?

Я поднял блестящую от её соков руку и помассировал сосок девушки, наслаждаясь ощущением того, как твёрдый бугорок заскользил и затанцевал под моими дразнящими пальцами.

— Кажется, я уже готова, — нервно прошептала леди Палмерстон, снова поднимая на меня взгляд, не прекращая мастурбировать мой член.

Я выскользнул из своего белья, и теперь мы оба были голыми (если не считать моих проклятых носков и подвязок), стоя совсем рядом. Соски Виктории задевали мою грудь, а мой член оставлял блестящие следы предэякулята на её животе. Она продолжала гладить и сжимать меня с быстро растущим мастерством. Снова обхватив ягодицы девушки руками, я прижал наши тела друг к другу и поцеловал леди Палмерстон, ответившую на мой поцелуй медленно, глубоко и уже не так яростно, ведь она держала в руке свой приз.

Виктория тихонько вскрикнула от удивления, когда я без предупреждения поднял её со шкуры. Она отпустила мой член и обхватила меня, сцепив руки и пятки за моей спиной. Она подвигала бёдрами, стараясь прижаться своей открытой щёлкой к моему члену. Её дыхание стало тяжёлым, когда моя твёрдость потёрлась о возбуждённый клитор.

Медленными движениями я начал поднимать и опускать ягодицы Виктории, пока она старалась синхронно двигать бёдрами, скользя по мне. Её увлажнившиеся половые губы раздвинулись и обхватили ствол моего члена, восхитительно скользя вверх и вниз и покрывая меня по всей длине сладким нектаром девичьей сексуальности. Леди Палмерстон было не остановить! Даже когда я удерживал её промежность у основания своего члена, она продолжала медленно двигать бёдрами, эротично трясь клитором о мой ствол, а мягкие губы, перестав прикрывать вход, влажно целовали мои яйца.

Виктория запрокинула голову и тихо застонала. Я чувствовал, как кончики её длинных, развевающихся волос скользят по моим рукам на её ягодицах, и понял, что не выдержу долго того, как эта эротичная блондинка ублажает меня. Прелюдия неизбежно должна была окончиться.

Я снова приподнял Викторию, пока вход в её открытое теперь влагалище не оказался под кончиком моего члена. Девушка всё ещё ритмично двигала бёдрами, поэтому, вместо того чтобы освободить руку и направить член в неё, я расположил её так, чтобы она сама могла ухватить головку моего члена своим входом. Через секунду леди Палмерстон с удивлённым вздохом проделала это. Её глаза широко распахнулись, и она перестала целовать меня. Теперь она смотрела на меня со смесью желания и опасения. Мой член находился перед её входом, и она поняла, что через несколько коротких мгновений наконец впервые почувствует мужчину внутри себя.

Помня о заявленной цели этого упражнения, мне нужно было продемонстрировать техники секса, которые Палмерстон мог бы воспроизвести впоследствии. Я осознал, что наша нынешняя поза стоя закончится катастрофой, если применить её в его неуклюжих руках. Ситуация не была лишена иронии: хотя Виктория и была девственницей, она была невероятно сексуальной и невероятно эротичной. Если бы Палмерстон догадался просто позволить своей молодой жене контролировать их соитие, нас с Холмсом здесь точно бы не было.

Не без труда я опустился на одно колено, позволив Виктории встать на ноги, не отрывая промежность от моего члена. Затем, пока она обнимала меня за плечи, я погрузился в мягкое великолепие медвежьей шкуры. Стройное девичье тело Виктории возвышалось надо мной. Она перекинула волосы вперёд, позволив им упасть на пол рядом с моей головой, и их серебристый фон теперь отражал свет костра на её лице, смягчая тени и заставляя её возбуждённые глаза сверкать диким блеском.

— Я думаю, вы решили поменять нашу первую позицию, доктор, — улыбнулась она мне.

— Побудьте всадницей, дорогая, — прошептал я. — Ваш конь не знает ни тропы, ни того, как быстро вы хотите ехать.

Явно очарованная метафорой про верховую езду, Виктория выпрямилась, словно действительно оказалась в седле и устроилась у меня на бёдрах, уперев руки мне в грудь. Головка моего члена всё ещё упиралась во влажный вход, не входя в него. Поднявшись на колени и медленно наклонившись вперёд, леди Палмерстон надавила своим весом вниз, заставляя свой вход растягиваться, а мой член заскользить по чуть-чуть в её глубину, а затем со вздохом расслабилась и опустилась мне на бёдра.

— Думаю, он не подойдёт, — прошептала она, и её голос был полон беспокойства.

— Поверьте мне, так и будет, — тихо уверил я, отчаянно надеясь, что говорю правду. — Просто продолжайте давить. Остановитесь, когда станет больно, и попробуйте снова.

Она сделала, как я просил. Положив руки мне на грудь, приподняла своё стройное тело, и, закрыв глаза, осторожно подалась вниз, нежно оседлав первые пару сантиметров моего члена. Затем остановилась и снова толкнулась, опустившись на этот раз к гребню, где головка члена утолщалась, переходя в ствол. Снова замерев, она наклонилась надо мной и запрокинула голову назад, выставив в сторону моего лица свои прекрасные груди. Виктория походила на небесного ангела, и я потянулся вверх, чтобы поцеловать их, пока соки из её влажного входа стекали по моему члену, покрывая мои яйца.

Надавливая и отпуская, тихонько постанывая и задыхаясь, Виктория постепенно заставляла мой член проникать ещё глубже в сжимающую оболочку своего влагалища. Её грудь теперь блестела от лёгкого пота, вызванного её усилиями. В какой-то я вошёл настолько глубоко, что девушке больше не нужно было держаться за меня руками, и она выпрямилась, расположившись на моих бёдрах. Теперь мой толстый член был наполовину в самом горниле её женственности. Запрокинув голову так, что стали видны вздыбившиеся жилы на шее, она медленно двигала бёдрами круговыми движениями, одновременно возбуждая меня внутри себя и растягивая своё отверстие. Её волосы щекотали мои яички и верхнюю часть бёдер.

Я почувствовал, как железные тиски узкого влагалища начинают ослабевать, когда леди Палмерстон, извиваясь, охватила самую толстую и чувствительную часть моего члена, примерно в пяти сантиметрах ниже головки. И тут с гортанным, воющим, но совершенно женственным криком она решительно и неумолимо стала опускаться на мой ствол. Полностью растянутая и мокрая, её горячая плоть обволакивала мой член сантиметр за сантиметром. Я чувствовал, как дрожат её внутренние мышцы, нервно трепеща, раздвигаясь, приветствуя первого посетителя в своём одиноком раю.

Виктория полностью принимала меня в свой скользкий туннель, пока, издав несколько хриплых вздохов, не прижала кончик члена к шейке матки. Это заставило её немного приподняться, чтобы ослабить давление.

— Вы внутри меня, — выдохнула она, замерев и глядя на меня с улыбкой, полной девичьего ликования.

— И как вам это? — спросил я.

— Мама говорила, что это будет больно и неприятно, — призналась она.

— И что теперь вы скажете на это?

Судя по выражению лица леди Палмерстон, это не было для неё неприятным.

— Однажды я ездила на Ватсоне без седла, с одной лишь уздечкой, и мои пятки впивались ему в бока, — сказала она. — Мы мчались галопом. Мои волосы были распущены, а юбки развевались позади. Это было самое чудесное и волнующее, что я когда-либо испытывала.

Она провела ладонями по волосам на моей груди, не сводя с меня глаз:

— До этих самых пор.

Она попробовала сжать меня своими девственными мышцами. Жар и давление её плоти на член вызвали во мне дрожь экстаза, заставив моё дыхание сбиться, а глаза закатиться. На мгновение мне показалось, что она вот-вот столкнут меня с края пропасти.

— Вам плохо, доктор? — обеспокоенно прошептала она, наклоняясь ко мне и тем самым с восхитительным трением меняя угол наклона моего члена внутри себя.

— Со мной всё хорошо, — успокоил я девушку, слегка запыхавшись. — Просто постарайтесь больше так не делать, пока не будете готовы закончить.

— Вы имеете в виду это? — спросила она с озорной улыбкой и снова слегка сжала влагалище, но не так долго и не так сильно, как прежде.

— Да, именно это, — улыбнулся я, напрягая яйца, чтобы сохранить контроль.

Осознавая, что нахожусь полностью в её власти, я ничуть не сожалел о том, что такая прекрасная женщина использует меня подобным образом, с каждым новым своим ощущением открывая для себя сексуальность со страстью и изумлением.

— Доктор Ватсон, — прошептала она, наклоняясь ещё ближе к моему уху. — — Боюсь, я не знаю, что делать дальше.

— Двигайтесь, — мягко подсказал я, снова обхватив её ягодицы руками и направляя её вверх и вниз по моему члену. — Сначала медленно, а потом, когда почувствуешь потребность, быстрее.

Она снова начала двигаться уже без моего руководства, вталкивая мой член в свои шёлковые ножны, постепенно набирая ритм и тихонько ахая мне в ухо каждый раз, когда головка моего члена, подчиняясь её толчкам, ощупывала шейку матки. Возбуждённые соски Виктории касались моей груди, и она снова поцеловала меня, ища мой язык. Двигая только бёдрами, леди Палмерстон сношала меня такими эротично-чувственными круговыми движениями, которых я никогда раньше не испытывал. С каждым движением её бёдер основание моего члена касалось твёрдого бугорка клитора, и каждый раз девушка издавала тихий вскрик страсти, не прерывая наш поцелуй.

Постепенно ускоряя темп соития, она оторвалась от моих губ, шумно втягивая воздух и всё сильнее вдавливаясь в мой член. Моя головка всё сильнее и сильнее прижималась к шейке матки, пока я полностью не вошёл внутрь Виктории. Её мягкие, опухшие половые губы, влажно скользя по сокам, обильно стекавшим по моему члену, прижались к моему лобку.

Задыхаясь, леди Палмерстон кричала, двигаясь всё быстрее и быстрее, и я начал терять самообладание. Нет ничего более эротичного, чем сексуальная женщина в муках оргазма. Нарастающий оргазм Виктории наверняка должен был привести меня к своему собственному. Я лишь надеялся, что ради неё же самой она опередит меня.

Сжав руки на изящной талии, я толкнулся ей навстречу, глубоко проникая в жаркие недра и используя основание члена, чтобы ублажить набухший клитор. Девушка вжалась в меня и, скуля от возбуждения, задвигала бёдрами, пытаясь потереть головку моего члена о шейку матки. Она двигалась всё сильнее и быстрее, теряя контроль над дыханием с каждым нарастающим криком страсти.

— О, да! — воскликнула она хриплым от волнения голосом. — Это происходит снова.

Ещё три толчка, и она в последний раз резко опустилась, входя в оргазм, извиваясь и вращая бёдрами.

— О, Боже! — прохрипела она сквозь зубы тонким голосом, затем её ноги свело судорогой, и она крепко обняла меня, охваченная оргазмом.

Эти чудесные мускулы её влагалища снова сжали меня в своих шелковистых глубинах и сжали сильно. Я был так близок к краю, что мне этого стало достаточно. Я почувствовал блаженное щекотание в своих яйцах, когда они собрались, наращивая давление всё больше и больше, а затем резко освободились, и я кончил, изливая своё семя в леди Палмерстон, толкаясь в её нежные губы, чтобы проникнуть глубже. Виктория снова вскрикнула от нового для неё ощущения горячей спермы, вливающейся глубоко в её лоно, заполняя её ещё полнее, а затем, не смотря на закупоривший её член, густо изливающейся из отверстия наружу, покрывая соединение нашего соития. Пока оргазм медленно отпускал Викторию, она снова выгнулась назад и тёрлась шейкой матки о мою размягчающуюся головку, сжимая меня своими тайными мышцами и выдаивая остатки моего семени в свою томящуюся сердцевину.

Когда последний из её спазмов завершился, девушка расслабилась и опустилась на меня, положив щеку мне на грудь, и оставила мой член обмякать внутри неё. Время от времени она сжимала его влагалищем, возможно, в тщетной надежде, что он снова затвердеет.

— Ну что ж, доктор, — наконец прошептала она, нежно целуя меня в грудь. — Кажется, я выздоровела.

— Дорогая моя, — ответил я таким же тихим голосом, предназначенным только ей. — Не думаю, что вы действительно были больны.

***

Эпилог

Палмерстон забронировал отдельное купе для Холмса и меня на обратный поезд до Лондона.

— Что ж, Ватсон, случай необычный, — улыбнулся мне Холмс, потягивая трубку. — Пожалуй, он не из тех, которые стоит когда-либо публиковать в ваших адских мемуарах.

— Совершенно верно, Холмс, — я грустно улыбнулся. — Хотя, возможно, я всё же запишу это для себя.

Я молча обдумывал произошедшее у Палмерстонов, наслаждаясь предвкушением пережить этот опыт письменно.

— Это было интересное развлечение для врача, — поделился я своими мыслями. — Интересно, может ли профессионал сделать карьеру на таких случаях?

— Вряд ли, дорогой мой, — рассмеялся Холмс. — В этот раз удача была на вашей стороне, но вряд ли вы могли бы рассчитывать на подобный результат с каждым клиентом.

— Не понимаю, что вы имеете в виду, Холмс? — спросил я, слегка опешив. — Разве я не добился именно того, чего намеревался?

— В самом деле! — ответил он, улыбаясь. — В самом деле. Но вы забыли о моём намётанном глазе, Ватсон, — он предостерегающе погрозил мне пальцем. — Меня не так легко обмануть, как лорда Палмерстона. Хотя вы и пытались это скрыть, мотив вашего действа с леди Пальмерстон был идентичен мотиву его светлости. Более того, я рискну предположить, что его светлость благодаря вам теперь подходит к делу гораздо более эффективнее, чем вы.

— Понятно, — улыбнулся я в ответ.

— Да. Весьма удачный исход, я думаю. — он снова затянулся трубкой, выпустив едкое облако дыма. — Честно говоря, меня бы ничуть не удивило бы, если бы через неделю они пришли к нам на Бейкер-стрит с жалобами на рецидив. Леди Палмерстон, возможно, даже потребует повторного лечения! За ваш счёт, да ещё и более углублённо! Что вы на это скажете, Ватсон?

— Не знаю, Холмс, — ответил я, скрестив ноги и глядя в окно.

Я представил себе Викторию на своём жеребце, мчащуюся рядом с поездом, с развевающимися сзади волосами и юбками.

— Может быть, удача мне снова улыбнётся...

***

КОНЕЦ

***

Примечания переводчика:

1. Вильгельм Максимилиан Вундт (16 августа 1832 — 31 августа 1920) — немецкий психолог, физиолог, философ и лингвист, основатель экспериментальной психологии.

2. Зигмунд Фрейд (полное имя — Зигисмунд Шломо Фройд) — австрийский психолог, психоаналитик, психиатр и невролог, основатель психоанализа. Его работы оказали значительное влияние на психологию, медицину, социологию, антропологию, литературу и искусство XX века.

3. Вестерн-седло (иногда называют «ковбойским») — особый тип седла, который используется при езде верхом в стиле вестерн. Отличается от традиционного английского седла внешним видом и функциональностью. Вестерн-седло предназначено для длительной езды по пересечённой местности и для надёжной посадки при резких поворотах лошади в работе со скотом. Некоторые особенности вестерн-седла:

Рожок — выступ в передней части седла, характерный для этого вида седел. Служит средством фиксации для буксируемого животного (например, бычка) и для крепления сумок, повода, лассо.

Сиденье более глубокое, а задняя лука более выражена, что даёт всаднику больший комфорт при езде и более уверенную посадку.

4. «Подъём рыси» (подъём в такт движения лошади) в верховой езде — это движение всадника, при котором он поднимается из седла на один такт рыси и опускается (садится) на второй такт. Это характерно для лёгкой рыси (строевой рыси) — вида верховой езды, применимого в основном в английском стиле. Цель подъёма — смягчить толчки во время езды рысью и освободить спину лошади. Это делает езду более комфортной для всадника и лёгкой для спины лошади.

***

От переводчика:

Приглашаю Вас посетить мою страницу: https://boosty.to/dmitry113