Тишина после ухода гостей была оглушительной. Воздух в гостиной был густым, пропитанным запахом секса, дорогого вина и чего-то еще – электрического, опасного. Сергей и Макс ушли, напоследок хлопнув меня по плечу с похабными шутками, от которых кровь бросилась в лицо. Юля задержалась, ее взгляд, смесь шока, возбуждения и какого-то жадного любопытства, не отрывался от Лены. От меня.

Лена стояла посреди комнаты, как победительница на поле боя. Ее пеньюар был запахнут кое-как, обнажая длинную линию ноги. Она потянулась, как большая кошка, издав томный стон, и ее взгляд упал на меня, все еще стоявшего на коленях возле кресла, где она принимала Сергея. На моем подбородке и губах блестели следы – ее, их, мои.

— Встань, — сказала она тихо, но так, что слово прозвучало как хлыст. — И приберись тут. Вытри все. Чтобы ни запаха, ни... напоминаний. — Она кивнула на пятно на кресле. — Юлечка, останешься? Поговорим.

Юля кивнула, не в силах вымолвить ни слова. Она опустилась на диван, поджав под себя ноги. Ее веснушчатое лицо все еще пылало.

Я поднялся, ноги дрожали. Унижение горело под кожей, но глубже, в самых потаенных уголках, бушевал восторг. Она сделала это. Она заставила меня это сделать. Перед ними. Перед Юлей. И я... я не просто вытерпел. Я хотел этого. Хотел быть ее инструментом, ее униженным свидетелем, ее убирающей собакой. Этот парадокс сводил с ума. Я схватил влажную салфетку и принялся тереть кожаное сиденье кресла, стараясь не смотреть на Лену и Юлю, но каждым нервом ощущая их разговор.

— Ну? — голос Лены был мягким, почти ласковым, но в нем чувствовалась сталь. — Убедилась?

— Лен... это... — Юля искала слова. — Это жестоко. Безумно. И... чертовски возбуждающе. Я... я не понимаю. Как ты можешь? И как он... — Она кивнула в мою сторону.

Лена усмехнулась, подошла к бару, налила себе и Юле коньяку.

— Жестоко? Возможно. Но это правда, Юль. Это наша правда. Он мой. Всей душой, всем телом. Он принадлежит мне так, как редко кто-то кому-то принадлежит. Я его владелица. Его госпожа. И он это обожает. В глубине души, под всеми этими глупыми мужскими амбициями... он жаждет этого. Жаждет быть униженным. Жаждет, чтобы его использовали. Жаждет видеть, как я принадлежу другим, потому что только тогда он по-настоящему чувствует, что я – его величайшее сокровище, которое все хотят, но которое позволяет пользоваться собой только ему. В таком извращенном виде. — Она сделала глоток коньяка. — А я... я обожаю власть. Абсолютную. Над ним. Над ситуацией. Над мужчинами, которые думают, что берут меня. Они берут только тело. А душу... душу я отдаю только ему. В таком виде. Через боль и унижение. Это наш язык любви, Юль. Дикий, грязный, непонятный другим. Но наш.

Я замер, салфетка в руке. Ее слова били прямо в цель, вскрывая ту самую постыдную, сладкую правду, которую я сам себе боялся признать. Это был не просто извращенный секс. Это была религия. И Лена была ее безжалостной жрицей.

— И... тебе не жалко его? — спросила Юля, ее голос дрожал.

Лена повернулась ко мне. Ее глаза встретились с моими. В них не было жалости. Была оценка. Власть. И... что-то еще. Что-то темное, глубокое, похожее на обладание.

— Жалко? Нет. Я даю ему то, чего он хочет больше всего на свете, даже если сам он этого боится. Я освобождаю его от груза его же мужественности. Я делаю его счастливым. Посмотри на него. — Она указала на меня. — Видишь, как он стоит? Весь напряженный, униженный... и чертовски возбужденный. Он сейчас на пике. Пике своего извращенного блаженства. Правда, Андрюша?

Я не смог ответить. Горло пересохло. Я кивнул, чувствуя, как жар разливается по всему телу. Она видела. Она всегда видела сквозь меня.

— А что... что мне нужно сделать, чтобы... чтобы тоже так? — выдохнула Юля. Ее глаза горели. В них уже не было сомнения. Была жажда. Жажда этой темной силы, этой извращенной свободы, которую излучала Лена.

Лена улыбнулась, как паук, видящий, как муха сама плетется в паутину. Она подошла к Юле, присела рядом, положила руку ей на колено.

— Все начинается с малого, моя хорошая. С понимания. Кто ты? Чего ты хочешь на самом деле? Не того, что навязали мама, общество, глупые журналы. А чего жаждет твоя самая темная, самая потаенная часть? — Она провела пальцем по щеке Юли. — Хочешь почувствовать вкус власти? Или... вкус абсолютного подчинения? Или и то, и другое? В разное время? С разными людьми? Наша игра многогранна.

— Я... я не знаю, — прошептала Юля.

— Тогда давай... попробуем что-то маленькое. Безопасное. Прямо сейчас. — Лена встала и подошла ко мне. — Андрей. Подойди к Юле.

Я послушно шагнул вперед, остановившись перед диваном. Сердце колотилось как бешеное. Что она задумала?

— Юлечка, — продолжила Лена, ее голос стал повелительным, но не лишенным нежности. — Ты видела, как он служит мне. Как вылизывает. Тебе понравилось?

Юля кивнула, не отрывая от меня глаз. Ее взгляд скользнул вниз, к моим штанам, где все еще была заметна сильная эрекция.

— А хочешь почувствовать, как он служит? Тебе? Прямо сейчас?

Юля ахнула, ее рука непроизвольно сжалась на груди.

— Лен... я...

— Не бойся. Он послушный. Он сделает все, что я скажу. И все, что скажешь ты. Если я ему разрешу. — Лена повернулась ко мне. — Андрей. Становись на колени перед Юлей.

Я опустился. Паркет снова холодно прижался к коленям. Я смотрел на Юлины ноги, на ее босые ступни, такие непохожие на изысканные ступни Лены – более крепкие, спортивные, но не менее соблазнительные. Запах ее кожи, смешанный с духами и легким потом, ударил в нос.

— Юля, — Лена стояла рядом, как режиссер. — Он твой. На минуту. Что ты хочешь, чтобы он сделал? Прикажи. Скажи: "Андрей, лижи мои ноги".

Юля замерла. Видно было, как бьется пульс на ее шее. Она посмотрела на Лену, ища поддержки, затем перевела взгляд на меня. В ее голубых глазах загорелся огонек дерзости, смешанный со стыдом и возбуждением.

— Андрей, — ее голос дрогнул, но она выпрямила плечи. — Лижи... лижи мои ноги.

Команда, отданная другим голосом, другим человеком, подействовала на меня как удар. Но приказ Лены был выше. Я наклонился и коснулся языком подъема ее правой ступни. Кожа была гладкой, чуть солоноватой. Юля вздрогнула, но не отдернула ногу. Наоборот, она слегка надавила ею на мое лицо.

— Да... вот так... — прошептала она, глядя на Лену. — Ох, Лен... это...

— Это только начало, — улыбнулась Лена. Она наблюдала за нами с холодным, оценивающим интересом. — А теперь скажи: "Глубже. Вылижи между пальцами".

— Глубже! — повторила Юля, ее голос окреп. — Вылижи между пальцами!

Я послушно просунул язык между ее пальцами ног, тщательно вылизывая каждый промежуток. Юля застонала – тихо, по-кошачьи. Ее ноги были чувствительными. Она запрокинула голову на спинку дивана.

— Видишь? — Лена подошла к Юле, погладила ее по волосам. — Власть... она сладка. Даже такая крошечная. Он твой раб. По моей воле. И он делает тебе хорошо. Правда, Андрей, тебе нравится служить Юле?

— Да... госпожа... — я вымолвил, не отрываясь от работы. Вкус Юли был другим. Молодым, свежим, менее изысканным, чем у Лены, но не менее возбуждающим. И сама ситуация – служить другой женщине по приказу жены – добавляла новый, головокружительный виток унижения и азарта.

— Прекрати, — скомандовала Лена внезапно.

Я остановился, отстранился. Юля смотрела на меня разочарованно.

— Достаточно для первого раза, — сказала Лена Юле. — Надо оставить ему... аппетит. И тебе тоже. Чтобы хотелось больше. — Она взглянула на меня. — Встань. Иди в спальню. Сними пояс. И жди.

Пояс верности. Я почти забыл о нем. Физическое напоминание моего статуса, моего заключения. Кивнув, я поднялся и пошел по коридору. За спиной услышал шепот Лены:

— Ну что, моя хорошая? Понравилось быть госпожой? Хочешь больше?

Ответа Юли я не расслышал, но ее сдавленный смех и вздох говорили сами за себя.

В спальне я снял халат, затем с дрожащими руками расстегнул и снял холодный кожаный пояс. Член стоял колом, пульсируя от неудовлетворенного желания и пережитого унижения. Я лег на спину на холодные простыни, закрыл глаза. Картины проносились перед глазами: Лена на Сергее, ее крики; ее влажная киска перед моим лицом; Юлина ступня на моих губах; взгляды Макса и Сергея... Стыд и возбуждение боролись, сплетаясь в один тугой узел внизу живота. Я не мог дрочить. Не без ее разрешения. Я мог только ждать. Ждать ее приговора. Ее милости.

Время тянулось мучительно. Я слышал приглушенные голоса в гостиной, смех Юли, низкий голос Лены. О чем они говорили? Что замышляла Лена? Наконец, шаги в коридоре. Дверь спальни открылась. Вошла Лена. Одна. Она закрыла дверь и прислонилась к ней. Ее лицо в полумраке было усталым, но сияло странным внутренним светом – светом удовлетворенной хищницы.

— Юля ушла, — сообщила она просто. — Взбудораженная до предела. Спасибо, Андрюша. Ты был хорош. И послушен. — Она подошла к кровати, ее глаза скользнули по моему обнаженному телу, по стоящему члену. — Хочешь, хозяйка разрешит тебе дрочить?

— Да, госпожа! Пожалуйста! — вырвалось у меня, голос сорвался.

Она улыбнулась, медленно сбрасывая пеньюар. Под ним не было ничего. Ее тело в лунном свете, проникавшем сквозь шторы, казалось высеченным из мрамора. Длинные ноги, упругие ягодицы, плоский живот, маленькие, высокие груди с темными сосками. Следы от пальцев Сергея еще виднелись на ее бедрах.

— Нет, — сказала она мягко. — Не дрочить. Ты заслужил больше. Но сначала... подойди сюда.

Я поднялся, подошел. Она стояла передо мной, обнаженная, властная.

— Становись на колени. И обними меня за ноги. Поцелуй. Поблагодари хозяйку за сегодня. За все, что было. За унижение. За боль. За наслаждение, которое ты получил.

Я опустился, обнял ее стройные ноги, прижался лицом к прохладной коже ее бедер. Дышал ее запахом – смесью ее духов, секса, чужака и... ее, только ее. Я целовал ее кожу – бедра, колени, икры. Шептал благодарности, слова смешивались, были бессвязны, но искренни. Я благодарил ее за Сергея. За унижение перед гостями. За приказ вылизывать ее. За Юлю. За то, что она есть. За то, что она моя Госпожа.

— Хороший мальчик, — она провела пальцами по моим волосам. — Мой хороший, послушный мальчик. Ты сегодня превзошел себя. И хозяйка довольна. Поэтому... — Она слегка отстранилась. — Ложись на спину. И жди.

Я послушно лег. Она исчезла в ванной. Я слышал шум воды. Ждал, глядя в потолок, член болезненно пульсировал. Что она задумала? Очистить себя от меня? После того, как я уже вылизал Сергея?

Она вернулась. В руках у нее была небольшая бутылочка масла. Она подошла к кровати, ее глаза горели в полумраке.

— Я знаю, как ты хочешь меня, Андрюша. Знаю, как ты мечтаешь войти в меня. Но твое место... другое. Сегодня ты заслужил награду. Но награда будет... на моих условиях. — Она открыла бутылочку, вылила ароматное масло себе на ладонь. — Подними ноги. Согни в коленях. Разведи в стороны.

Сердце упало, потом забилось с бешеной силой. Я понял. Я послушно поднял ноги, согнул их в коленях, развел в стороны, обнажая себя полностью перед ней. Поза полной уязвимости, подчинения.

— Да, вот так, — она улыбнулась, видя мой испуг и возбуждение. — Хозяйка хочет поиграть. С твоей попкой. Расслабься. Доверься.

Ее маслянистые пальцы коснулись моего ануса. Я вздрогнул всем телом. Никогда... никогда раньше... Это было за гранью даже моих самых потаенных фантазий.

— Шшш... — она приложила палец к моим губам. — Не бойся. Хозяйке нравится. И тебе... тебе тоже понравится. Скоро. Расслабься.

Ее палец, нежный и настойчивый, начал массировать тугой мышечный узел, смазывая его маслом. Было странно. Непривычно. Но не больно. Ее прикосновения были уверенными, властными. Она знала, что делает. Постепенно мышцы расслабились под ее пальцами. Она ввела кончик пальца внутрь. Ощущение было невероятным – интимным, запретным, глубоко унизительным и... невыразимо возбуждающим. Я застонал.

— Да... вот так... — шептала Лена, медленно двигая пальцем внутри меня. — Ты принимаешь хозяйку... всюду. Правда, милый? И здесь тоже. Ты мой. Весь. Каждая дырочка. Каждая клеточка.

Она добавила еще масла, ввела второй палец. Растяжение было шире, глубже. Ощущение заполненности, подчинения, проникновения ее власти в самое сокровенное. Я зажмурился, стонал, бедра сами собой двигались навстречу ее пальцам. Возбуждение достигло невиданной силы. Член стоял как каменный, предсеменная жидкость капала на живот.

— Хочешь кончить, собачка? — ее голос звучал как колокольчик ада. — Хочешь, чтобы хозяйка позволила тебе кончить? От ее пальцев в твоей грязной дырочке?

— Да! Госпожа! Пожалуйста! — закричал я, теряя контроль.

— Тогда кончай! — скомандовала она, ускоряя движения пальцев внутри меня, ее большой палец надавил на промежность. — Кончай, как сучка! Кончай для хозяйки! Сейчас!

Волна оргазма накрыла меня с невероятной силой. Это не было похоже на обычную эякуляцию. Это было извержение всего тела, всего существа, спровоцированное невыносимым сочетанием боли, унижения, подчинения и ее абсолютной власти. Я кричал, дергаясь в конвульсиях, сперма била фонтаном, заляпывая грудь, живот. Ее пальцы продолжали двигаться внутри меня, продлевая спазмы, выжимая последние капли.

Когда все закончилось, я лежал, обессиленный, дрожащий, покрытый потом и своей спермой. Лена медленно вынула пальцы. Она посмотрела на них, потом на меня. В ее глазах было удовлетворение творца, наслаждение демиурга, слепившего свою реальность по своему усмотрению.

— Видишь? — она прошептала, облизывая свои маслянистые пальцы с каким-то странным, почти нежным выражением. — Я знаю тебя лучше, чем ты сам. Я знаю, как заставить твое тело петь мою песню. Даже там... где ты сам боялся заглянуть. — Она наклонилась, поцеловала меня в лоб. Поцелуй был легким, почти материнским. — Спи, мой хороший мальчик. Ты заслужил отдых. Завтра... завтра будет новый день. И новые уроки послушания.

Она встала, накинула пеньюар и вышла из спальни, оставив меня одного в темноте, в луже спермы и масла, с телом, все еще содрогающимся от пережитого шока и блаженства. Я лежал и смотрел в потолок. Она была права. Она знала меня. Знала мои самые темные желания, мои самые постыдные фантазии. И давала им выход. Через боль. Через унижение. Через абсолютное подчинение.

И в этой темноте, в этом липком послевкусии позора и экстаза, я понял одну простую, страшную и сладкую истину: сопротивляться бесполезно. Я принадлежал ей. Телом, душой, каждой грязной, потаенной мыслью. И волна, на которую я когда-то лег, уже не несла – она поглотила. И я не хотел всплывать. Мой ад был моим раем. И ее имя было Лена. Моя Госпожа. Моя Жена. Мой абсолютный, безжалостный, обожаемый Владыка. И завтра... завтра она придумает для меня что-то новое. И я снова пойду за ней. Вслепую. Потому что иного пути у меня не было. И не хотелось.

Продолжение следует..