Лето выдалось невыносимо жарким. Воздух в городе дрожал марево, асфальт плавился под каблуками Лены, чья походка оставалась неукротимо уверенной, будто она попирала не раскаленный тротуар, а шелковый ковер своего безраздельного владычества. Я шел следом, как всегда, на полшага сзади и слева, как подобает оруженосцу или, точнее, прирученному зверю. На мне были новые шорты – ее выбор, чуть короче обычного, обнажающие белизну бедер, которую она так любила подчеркивать. Пояс верности, мой привычный кожаный тюремщик, ощущался под тканью как вторая кожа, холодный и неумолимый напоминатель моего места. На запястье – тонкий серебряный браслет с гравировкой: "Собственность Лены". Ее "подарок" на годовщину нашего... как это назвать? Брака? Ритуала порабощения? Симбиоза?

После той ночи, когда ее пальцы открыли во мне новую, жуткую и сладкую бездну подчинения, что-то окончательно сдвинулось. Границы стерлись. Страх растворился в странном, наркотическом принятии. Я больше не боролся. Не задавал глупых вопросов. Я дышал ее волей. Ждал ее приказов. И в этой капитуляции обнаружил извращенный покой. Мой ад стал комфортным. Предсказуемым. Я был ее вещью, отполированной до блеска, и в этом была своя гордость.

Мы направлялись в фитнес-клуб, где Лена теперь проводила по несколько часов в день, вытачивая свое тело в скульптуру, вызывающую восхищение и вожделение. А я... я ждал в кафе при клубе, с ноутбуком, делая вид, что работаю, а на самом деле – наблюдал. Наблюдал, как на нее смотрят. Как мужчины провожают ее взглядом, полным голода. Как их челюсти непроизвольно сжимаются при виде ее ягодиц, упругих и высоких, играющих под обтягивающими легинсами. Лена ловила эти взгляды, как бабочек, наслаждаясь каждой пойманной частичкой чужого желания. Это было ее топливо. И мое наказание. И моя награда.

— Андрюша, кофе, — бросила она, проходя мимо моего столика к тренажерам, даже не глядя. Ее голос звенел, как лед в стакане. — И проследи, чтобы был горячим. Не как в прошлый раз.

— Да, госпожа, — мой ответ был автоматическим, отработанным. Я поймал взгляд официантки – юной, смуглой, с большими наивными глазами. В них мелькнуло что-то – недоумение? Жалость? Я отвел глаза, чувствуя привычный укол стыда, тут же растворенный волной покорности. Я заказал эспрессо, двойной, крепкий, как ей нравилось. И ждал.

Она появилась через час, сияющая от пота и усилий. Капли стекали по ее шее, исчезая в вырезе спортивного топа. Она села напротив, отхлебнула кофе, поморщилась.

— Тепловат. Но сойдет. — Она откинулась на спинку стула, ее нога небрежно уперлась в мое колено под столом. — Видел Юлю?

— Нет, госпожа. Еще не приходила.

— Придет. Сегодня важный день. — В ее глазах промелькнуло знакомое пламя – пламя хищницы, затевающей охоту. — Для нее. И для тебя.

Меня пронзил холодок предвкушения, смешанного со страхом. "Важный день" в лексиконе Лены редко сулил что-то простое. Юля с тех пор первой "пробы пера" стала частой гостьей в нашем доме. Их дружба переросла в нечто большее – в ученичество. Лена, как опытный скульптор, лепила из впечатлительной рыжей девушки свою копию, только более дерзкую, менее обремененную условностями. Юля жадно впитывала уроки власти, экспериментируя со мной, как с живой игрушкой, под чутким руководством госпожи. И я... я был полигоном. Свидетелем. Соучастником ее трансформации из смущенной девушки в уверенную, жестокую соблазнительницу.

Юля ворвалась в кафе, как вихрь. Высокая, рыжая, в обтягивающем черном спортивном костюме, подчеркивавшем ее атлетичную фигуру. Ее веснушчатое лицо сияло возбуждением.

— Все готово! — выпалила она, едва сдерживаясь, чтобы не прыгать на месте. — Как ты и сказала! Он приедет!

Лена улыбнулась, довольная. Она взяла последний глоток кофе.

— Идеально. Андрей, ты идешь с нами.

— Куда? — спросил я, хотя знал, что вопрос риторический. Мое мнение не учитывалось.

— На экзамен, глупенький, — ответила Юля, ее голубые глаза сверкнули озорством и... чем-то жестким. — Экзамен для меня. И шоу для тебя. Вставай.

Мы вышли на палящее солнце. Лена села за руль своего мощного внедорожника, я – на пассажирское сиденье, Юля – сзади. Машина рванула с места. Музыка – тяжелый, давящий электронный бит – заполнила салон. Никто не разговаривал. Напряжение висело в воздухе, густое, сладкое и опасное. Я ловил взгляд Юли в зеркале заднего вида. Она не отводила глаз, ее выражение было сосредоточенным, как у хирурга перед операцией. Лена вела машину уверенно, ее профиль был спокоен, лишь уголки губ чуть подрагивали в такт музыке.

Мы приехали в новый, элитный жилой комплекс на окраине города. Консьерж почтительно кивнул Лене – она явно была здесь своей. Лифт умчал нас на самый верхний этаж. Пентхаус. Дверь открыл сам хозяин.

— Леночка! Наконец-то! — Он был немолод, подтянут, в дорогом шелковом халате, с сединой на висках и глазами, которые мгновенно, как сканеры, оценили Лену, Юлю и... скользнули по мне с легким недоумением. — И гости! Заходите!

— Виктор Петрович, это Юля, о которой я говорила, — представила Лена, входя в просторную, залитую светом гостиную с панорамными окнами. — А это Андрей, мой муж. Он... будет помогать.

Виктор Петрович кивнул, его взгляд еще раз пробежал по мне, задержавшись на слишком коротких шортах. В его глазах читалось: "Помогать? В чем?" Но он был слишком воспитан, чтобы спрашивать.

— Рад знакомству. Проходите, располагайтесь. Вина? Коньяк?

— Позже, Виктор, — Лена улыбнулась своей ледяной, небрежной улыбкой. Она сбросила легкую куртку, оставаясь в спортивном топике и шортах, подчеркивавших ее совершенные формы. — Сначала... дело. Юля, готова?

Юля вышла вперед. Ее возбуждение было почти физически ощутимо. Она сбросила спортивную куртку, оставаясь в обтягивающем топе. Ее тело, вылепленное часами в зале под присмотром Лены, было шедевром – сильным, гибким, соблазнительным.

— Готова, — ответила она, и в ее голосе не было ни тени сомнения.

— Отлично, — Лена повернулась к Виктору Петровичу. — Виктор, ты помнишь наши условия? Юля – восходящая звезда. Талант невероятный. Но ей нужен... особый подход. И особый стимул. Ты согласен быть ее... первым серьезным ценителем? В прямом смысле.

Старик замер. Его взгляд метнулся от Лены к Юле, потом ко мне. Понимание, смешанное с вожделением и осторожностью, медленно проступало на его утонченном лице.

— Леночка... ты же понимаешь... я человек семейный... репутация...

— О, Виктор, — Лена рассмеялась, легкий, серебристый смех, лишенный веселья. — Кто здесь о репутации? Мы среди своих. Андрей – мой муж, он не болтлив. А ты... ты же всегда мечтал о чем-то таком. Эксклюзивном. Неприличном. — Она сделала шаг к нему, положила руку ему на грудь. — Юля – это эксклюзив. Она учится. И сегодня... ты будешь ее холстом. А я... — ее взгляд скользнул ко мне, — буду режиссером. Андрей – нашим помощником. Согласен?

Он колебался секунду. Всего секунду. Жажда, темная и давно подавляемая, пересилила осторожность. Он кивнул, его глаза загорелись.

— Я... в ваших руках, Леночка.

— Прекрасно, — Лена сияла. — Юля, начинай. Покажи Виктору Петровичу... свой талант обольщения. Сделай так, чтобы он забыл обо всем. Начни... с ног. Андрей, помоги Юле снять кроссовки. Зубами. Как она любит.

Я опустился на колени перед Юлей. Ковер был мягким, персидским. Виктор Петрович наблюдал, затаив дыхание, его лицо покрылось легкой испариной. Юля поставила ногу на мое колено. Я наклонился, вцепился зубами в шнурок ее кроссовка. Запах ее ноги, теплый, спортивный, ударил в нос. Я стащил одну кроссовку, потом другую. Ее ноги в белых носках оказались перед моим лицом.

— Носки тоже, — скомандовала Лена. — Зубами.

Я повиновался. Юля поставила ногу мне на плечо, позволяя мне стянуть носок зубами с ее ступни. Потом другую. Ее босые ступни, крепкие, с аккуратным педикюром, были передо мной. Я почувствовал, как Виктор Петрович тяжело дышит где-то сзади.

— Целуй, — приказала Юля, ее голос звучал властно, без тени прежней неуверенности. — Целуй мои ноги, раб.

Я прижался губами. Лизал пятку. Втягивал запах ее кожи. Юля застонала – театрально, но убедительно. Я видел, как Виктор Петрович сжимает подлокотник кресла.

— Достаточно, — сказала Лена. — Юля, теперь твоя очередь. Соблазни его. Покажи, чему ты научилась. Сделай так, чтобы он захотел тебя... купить. Навсегда.

Юля медленно подошла к Виктору Петровичу. Ее движения были плавными, змеиными. Она села ему на колени, обвила руками его шею. Зашептала что-то на ухо. Старик замер, его руки дрогнули, затем медленно, неуверенно легли на ее талию. Юля начала двигаться, мягко покачивая бедрами, ее губы коснулись его шеи. Он застонал.

— Андрей, — Лена подозвала меня жестом. — Сними с меня шорты. И топ. Медленно. Чтобы Виктор видел.

Я подошел. Мои пальцы дрожали, расстегивая пуговицу на ее шортах. Я стянул их вниз по ее длинным, идеальным ногам. Потом – топ. Она стояла передо мной, перед Виктором Петровичем, перед Юлей – обнаженная, как в день рождения. Безупречная. Ее тело было произведением искусства, доведенным до совершенства часами боли и пота. Виктор Петрович ахнул, оторвав взгляд от Юли. Юля тоже замерла, смотря на Лену с обожанием и завистью.

— Красиво? — спросила Лена, поворачиваясь, демонстрируя себя. — Это стоит дорого, Виктор. Очень дорого. Деньгами. Временем. Болью. И... полной отдачей. — Ее взгляд упал на меня. — Андрей знает. Правда, милый?

— Да, госпожа, — прошептал я. Я стоял на коленях у ее ног, держа в руках ее шорты и топ, как трофеи или как орудия пытки.

— Юля хочет так же, — продолжила Лена, подходя к креслу, где Юля все еще сидела на коленях ошеломленного старика. — Но ей нужен покровитель. Тот, кто оценит ее... потенциал. И заплатит за ее обучение. За ее совершенствование. Ты готов быть таким покровителем, Виктор? Готов вложиться в... эксклюзив?

— Леночка... что ты имеешь в виду? — прошептал он, его руки сжимали бедра Юли.

— Я имею в виду, что Юля будет твоей, — Лена наклонилась к нему, ее грудь почти касалась его лица. — Не навсегда, конечно. На время. Пока она учится. Ты получишь ее. Когда захочешь. Как захочешь. В твоем распоряжении. А взамен... ты оплачиваешь ее занятия с лучшими тренерами. Ее гардероб. Ее... содержание. Дорогое содержание. И еще... — она улыбнулась, оскалив белые зубы. — Ты разрешаешь нам... использовать твою квартиру. Для... уроков. Для практики. Как сегодня.

Виктор Петрович сглотнул. Его взгляд метался от обнаженной Лены к Юле, сидящей у него на коленях, к моей коленопреклоненной фигуре. Жажда, алчность, похоть боролись в нем с остатками благоразумия.

— И... муж? — кивнул он в мою сторону.

— Андрей? — Лена рассмеялась. — Он часть процесса. Наблюдатель. Помощник. Уборщик. Он обеспечивает чистоту... во всех смыслах. И его присутствие... — она посмотрела на меня с холодной усмешкой, — это дополнительный спецэффект. Для Юли. И для тебя. Унижение, которое он испытывает, видя, как ты обладаешь тем, что когда-то было только его... оно придает особый вкус, не находишь? Как трюфель к пасте.

Старик застонал. Его руки впились в бедра Юли. Он был сломлен.

— Да... — выдохнул он. — Да, черт возьми! Я согласен!

— Прекрасно, — Лена выпрямилась, удовлетворенная. — Юля, поздравляю. У тебя теперь есть меценат. А теперь... покажи Виктору Петровичу, чему ты уже научилась. Сними с него халат. И... развлекай его. Мы с Андреем посмотрим. И поможем... если понадобится.

Юля с торжествующей улыбкой принялась расстегивать шелковый халат Виктора Петровича. Он не сопротивлялся. Его глаза были прикованы к ее рукам, к ее губам. Лена опустилась на диван рядом с ними, как королева, наблюдающая за турниром. Она поманила меня.

— Иди сюда. Сядь у моих ног.

Я подполз, сел на пол, прислонившись спиной к дивану, к ее ногам. Она положила босую ступню мне на плечо. Я почувствовал ее вес, ее тепло. Наша поза была одновременно унизительной и невероятно интимной. Мы смотрели, как Юля, теперь уже обнаженная, ведет свою игру с Виктором Петровичем. Она была дерзкой, изобретательной, явно используя все, чему научилась у Лены. Старик стонал, его тщедувшее тело контрастировало с ее молодой, сияющей плотью. Лена наблюдала с холодным интересом профессионала, иногда шепча Юле указания: "Глубже", "Медленнее", "Поцелуй здесь".

А я... я смотрел. Смотрел на Юлю, которая уже не была той смущенной девушкой. Она была хищницей. Продуктом Лениной воли. Смотрел на старика, захлебывающегося в волне несвойственного ему сладострастия. И чувствовал ступню Лены на своем плече. Ее присутствие. Ее абсолютную власть надо всем этим хаосом плоти и желания. И в этом наблюдении, в этой позе вечного слуги и свидетеля, я нашел странное умиротворение. Я был частью ее мира. Важной шестеренкой в ее машине наслаждения и власти. Без меня этот спектакль терял половину остроты. Мое унижение было солью на их пиршестве.

Когда Виктор Петрович, наконец, издал хриплый вопль, кончая на живот Юле, в комнате повисла тишина, нарушаемая только тяжелым дыханием. Юля отстранилась, ее лицо сияло торжеством. Лена одобрительно кивнула.

— Неплохо, Юль. Но надо выносливостью работать. — Она сняла ногу с моего плеча. — Андрей. Твоя очередь. Убери. Вытри Виктора Петровича. И... прибери за Юлей. Тщательно. Я хочу видеть чистоту.

Я встал. Мои движения были автоматическими. Я взял влажное полотенце с подноса, поданного невидимым слугой (Виктор Петрович позвонил в звонок, не в силах пошевелиться). Я вытер трясущиеся бедра старика, потом подошел к Юле. Она стояла, обнаженная, гордая, с каплями его семени на животе. Она смотрела на меня сверху вниз, с вызовом.

— Вылижи, — приказала она просто. — Вылижи дочиста. Как ты умеешь.

Я опустился перед ней на колени. Запах ее возбуждения, смешанный с чужим семенем, ударил в нос. Я прижался лицом к ее животу, начал лизать. Вылизывать. Очищать. Соленый, чуждый вкус заполнил рот. Юля закинула голову назад, застонала от удовольствия, ее пальцы впились в мои волосы. Я лизал, пока не остался только ее вкус, чистый и молодой. Потом поднялся, взял полотенце, вытер ее кожу досуха.

— Хорошая собачка, — пробормотала Юля, потрепав меня по голове, как пса.

Лена наблюдала за всем этим, полулежа на диване, с бокалом вина, которое принес все тот же невидимый слуга. Ее лицо выражало глубочайшее удовлетворение.

— Ну вот, — сказала она, когда я закончил. — Бизнес заключен. Урок усвоен. Порядок наведен. — Она подняла бокал. — За новое начало, Юля. За твою... свободу в рамках договора. — Она посмотрела на меня. — И за тебя, Андрюша. За твою... безупречную службу.

Мы выпили. Виктор Петрович дремал в кресле, обессиленный. Юля натягивала одежду, ее глаза горели новыми планами. Лена встала, потянулась. Ее обнаженное тело в лучах заходящего солнца, бьющего в панорамные окна, казалось вырезанным из золота.

— Поехали домой, — сказала она просто. — Я устала. Андрей, одевай меня.

Я послушно поднял ее шорты, помог ей в них влезть. Потом топ. Каждое прикосновение к ее коже было ритуалом. Поклонением.

Обратная дорога была тихой. Юля дремала на заднем сиденье. Лена вела машину, задумчивая. Я смотрел на ее профиль, на тонкую линию скулы, на ресницы, отбрасывающие тень на щеку. В ее глазах читалась усталость, но и глубокая, бездонная уверенность. Уверенность творца, довольного своим творением.

Дома она сразу направилась в душ. Я ждал в спальне. Сидел на краю кровати, глядя на пояс верности, лежащий на тумбочке. Не символ лишения. А символ принадлежности. Клеймо. Как браслет на запястье.

Она вышла из ванной, завернутая в полотенце, с влажными темными волосами. Парила, как призрак. Подошла ко мне. Ее пальцы коснулись моего лица.

— Ты сегодня был совершенен, — прошептала она. Ее голос был неожиданно мягким, почти нежным. — Абсолютно послушен. Абсолютно мой. Ты нашел свое место. Нашел покой в нем. Я вижу.

— Да, госпожа, — ответил я. Это была правда. Горькая. Сладкая. Абсолютная. — Я ваш.

Она развернула полотенце. Оно упало к ее ногам. Она была обнажена, чиста, сияющая после душа. Совершенная богиня моего личного ада.

— Ложись, — приказала она. — На спину. Разведи ноги.

Я повиновался. Сердце забилось чаще. Что теперь? Новый урок? Новая боль? Новая вершина унижения?

Но она не полезла к моей "грязной дырочке". Она легла сверху на меня. Ее тело прижалось к моему. Кожа к коже. Грудь к груди. Она смотрела мне прямо в глаза. Ее взгляд был глубоким, проникающим, лишенным привычной насмешки или жестокости. В нем было что-то... иное. Почти человеческое.

— Я устала властвовать сегодня, Андрей, — прошептала она. Ее губы были так близко. — Я устала быть госпожой. Хочу... просто быть. С тобой. Так, как было... давно. В самом начале. Помнишь?

Я помнил. Университетскую скамью. Ее смех. Мою робость. Первый поцелуй в темноте общежития. Без власти. Без игр. Просто двое.

— Помню, — прошептал я.

— Тогда обними меня, — сказала она. — Просто обними. Крепко. Как тогда.

Я обнял ее. Мои руки обхватили ее хрупкие, но такие сильные плечи, ее упругую спину. Она прижалась ко мне, спрятала лицо у меня на шее. Ее дыхание было теплым. Мы лежали так, молча. Двое людей. Мужчина и женщина. Без поясов. Без браслетов. Без ролей.

Этот момент был самым страшным за все время. Страшнее, чем Сергей. Страшнее, чем пальцы в моей попке. Страшнее, чем вылизывание Юли. Потому что это было... искренне. Настояще. И поэтому – непредсказуемо. Я боялся пошевелиться. Боялся спугнуть эту хрупкую иллюзию нормальности.

Она подняла голову. Посмотрела на меня. В ее глазах стояли слезы? Или это был блеск влаги после душа?

— Я люблю тебя, Андрей, — сказала она тихо, так тихо, что я едва расслышал. — Не как госпожа. Не как хозяйка. А как женщина. Твоя женщина. Понимаешь?

— Я... — я задыхался. — Лена... я...

— Молчи, — она положила палец мне на губы. — Просто знай. Знай, что где-то там, под всем этим... я твоя. Так же, как ты мой. Навсегда.

Она поцеловала меня. Поцелуй был долгим, глубоким, нежным. Без привкуса власти. Без игры. Просто поцелуй. Как тогда. В начале. До алтаря. До клуба. До пояса. До всего.

Потом она уснула у меня на груди. Дыша ровно. Доверчиво. Как обычная женщина. Я лежал, не в силах уснуть, гладя ее влажные волосы. Ее слова горели во мне: "Я люблю тебя". "Я твоя". Была ли это правда? Или всего лишь новая, самая изощренная игра? Новая форма контроля, еще более глубокая, потому что основанная не на страхе, а на... надежде?

Я не знал. Я никогда не смог бы понять до конца ее извилистую, темную душу. Но я знал другое. Знаю до сих пор. Неважно, где правда, а где ложь. Неважно, любовь ли это или самая утонченная форма ненависти. Я принадлежу ей. Всецело. Без остатка. Как она сказала – навсегда.

Волна, которой я доверился в тот далекий день в университете, давно накрыла меня с головой. И я не хочу всплывать. Я нашел свой океан. Свой ад. Свой рай. Ее имя – Лена. И в этом океане я – ее вечный пленник, ее раб, ее муж, ее свидетель, ее соучастник. И я плыву. Куда несет волна. Без мыслей. Без вопросов. Потому что сопротивление бесполезно. Потому что в самой глубине, под слоями стыда, унижения и извращенного блаженства, живет та самая, первая, чистая любовь. Та, что была в начале. И ради ее призрака... я готов на все. Даже на вечное падение. Ведь это падение – к ней. В ее объятия. В ее ад. В ее единственную, неповторимую, абсолютную истину. Которая стала моей.