Два слова / Two Words © alextasy

— -==[]=[]=[]==--

Это моя девятая остановка в туре по двадцати городам. Не все из них я бы назвал городами. Некоторые, как этот - просто остановки на шоссе жизни: выступить, покушать, заправиться, передохнуть, а потом снова в путь. Если звезды сошлись удачно, передышка пахнет приятнее, чем я.

Я писатель с новой книгой, и по контракту я должен ее продвигать. Я пишу о том, что знаю. Кровавые сражения, потерянные братья, вечная дружба, умирающие браки. Где-то в этом смешении я вплетаю тему. Бессмысленность войны. Жестокость человека-животного. Сущностная чистота человеческой души.

Не то чтобы я верил в эту чепуху. Война - печальная необходимость. Она разрешает сиюминутный конфликт, но не устраняет уродливый человеческий парадокс, который его вызвал - каждый мужчина, каждая женщина и каждый ребенок на этом крошечном вращающемся шарике одинаково жестоки и чисты сердцем. Обе мои бывшие жены клялись, что любят меня, но это не помешало им нарушить свои торжественные обещания, чтобы удовлетворить свою жажду чужого члена. Даже трусы, заманившие нас в нищую деревню, а затем взорвавшие женщину в центре круга детей, верили в правоту своего дела.

Подписав восемь экземпляров своей книги для шестерых поклонников в сетевом книжном магазине, я еду на арендованном седане к сетевому мотелю, который выглядит и пахнет так же, как и все другие сетевые мотели на этом туре. По соседству находится торговый центр, который также поразительно похож на тот, в котором я был вчера. Думаю, он принадлежит той же сети. Я блуждаю по сетевому ресторану, соединенному с торговым центром, в поисках раннего ужина.

Официантка вежлива, но я для нее просто еще один клиент. Это мой третий опубликованный роман. Они оплачивают счета, но мое лицо не очень известно. Мне нравится анонимность. Я могу приходить и уходить без того, чтобы люди окружали меня толпой или пытались вцепиться в мои деньги или мою душу.

Мне всегда нравилось ходить пешком, даже до того, как армия научила меня делать это правильно. После, в основном, безвкусной еды я делаю круг по торговому центру. В сетевом книжном магазине - не той же сети, что и тот, в котором я был сегодня утром - моя последняя книга в мягкой обложке стоит на видном месте рядом с книгами Джеймса Хиггинса. Я поднимаюсь по социальной лестнице.

Прогуливаясь обратно через парковку торгового центра, я замечаю небольшой бар, спрятанный на боковой улице за отелем. Я не видел его, когда подъезжал. Логотип на светящейся вывеске не принадлежит одной из тех сетей «папоротниковых» баров (тип бара или ресторана, который в оформлении характеризуется обилием зелени, особенно папоротников). Никаких Харлеев или ржавых пикапов не видно, так что, думаю, здесь достаточно безопасно. Я сворачиваю, чтобы осмотреться.

Внутри я как будто наткнулся на редкую жемчужину - заведение для местных. Интерьер из твердого дерева выглядит дорого, освещение приглушенное. Рядом с крошечным танцполом стоит рояль Steinway, но еще рано, и пианист еще не появился.

Скоро начнут собираться люди после работы. Несколько столиков уже заняты. На ближней стороне U-образного бара пара с восторженными глазами держится за руки. На дальней стороне привлекательная одинокая женщина потягивает мартини из бокала.

Мои ноги следуют за моим маленьким мозгом на дальнюю сторону.

Женщина не красавица, но она хорошо одета и приятна на вид. Аромат ее духов тонкий. Судя по кольцам, я предполагаю, что она домохозяйка, ждущая мужа. Я все равно сажусь на табурет рядом с ней. Я могу быть самонадеянным, властным ублюдком. После всего того дерьма, через которое я прошел, иногда мне хочется вывести людей из их зоны комфорта. Это один из таких случаев. Если ее муж попросит меня уйти, я уйду. Но ему придется попросить меня вежливо.

Заметив на верхней полке приличный бурбон, я заказываю двойной с добавкой, без льда. Женщина потягивает мартини с оливкой. Она игнорирует меня, уставившись через бар. Это хорошо. Если бы она кого-то ждала, она бы либо сказала об этом, либо хотя бы бросила бы на меня злобный взгляд. К счастью, она и не флиртует. Замужняя женщина на охоте пробуждает остаточную злость от обоих разводов.

Однако иногда замужняя женщина в баре просто ищет выпить и немного поболтать. Я сталкивался с несколькими такими. Я не извращенец. Если дело не пойдет дальше, я не буду жаловаться. Трудно найти в дороге достойную компанию, которая выглядит и пахнет так же приятно, как эта.

Поэтому я тоже игнорирую ее. Думаю, она скоро даст мне понять, если заинтересована в чем-то еще.

Это занимает почти минуту. Бармен ставит мой напиток передо мной. Краем глаза я вижу, как она поворачивает голову, сначала смотрит на мой стакан, а затем поднимает глаза, чтобы посмотреть на меня.

Вы не найдете такого мужчину, как я, на страницах GQ. На моих щеках еще видны следы подросткового акне. Более свежие шрамы делают мою косматую бороду неровной. У меня нет пронзительных голубых глаз и идеальных белых зубов. Мой костюм не от Armani, а туфли не от Ferragamo.

— Приятно встретить мужчину, который умеет пить бурбон, — говорит женщина.

Ее мягкий альтовый голос настолько чувственный, что может растопить мороженое. Я в беде. Прежде чем ответить, я делаю медленный глоток из своего стакана, чтобы дать своему сердцу время успокоиться.

С максимально невозмутимым выражением лица я поворачиваюсь к ней.

— Приятно видеть женщину, которая умеет держать мартини.

Ее большой палец и кончики пальцев обхватывают коктейль низко на ножке. Столько идиотов держат бокал за чашу, потому что думают, что это делает их похожими на персонажей Ф. Скотта Фицджеральда. Мы все знаем, что с ними стало.

— Один - мой предел, — говорит она, шутя.

Ее лукавая улыбка и дразнящий жест, с которым она поворачивает бокал из стороны в сторону, говорят мне, что она поняла, что я имел в виду.

Я отвечаю ей тем же.

— Похоже, это лишает меня возможности предложить вам еще один.

— О, я не знаю, — говорит она. Ее губы сгибаются в кокетливой улыбке. — При правильном предложении девушка может поддаться искушению.

Мое сердце сжимается. Она восхитительно умная женщина. Мы могли бы пообщаться, поделиться остроумием, а потом разойтись по своим делам. Ее неявное приглашение показывает, какая она на самом деле. Я не буду участвовать в разрушении еще одного брака.

Когда она снова подносит мартини к своим сочным красным губам, она смотрит прямо через комнату, как и раньше.

Как солдат в чужой стране, я научился читать нюансы человеческого поведения. Когда ты не понимаешь языка, это вопрос выживания. Мое выживание как писателя, зависит от моей способности передавать читателям детали через тонкие жесты. Разговоры полны обманчивых шумов. Язык тела редко лжет.

Глядя поверх своего бокала, она заметным поднятием брови посылает кому-то сообщение.

Я сдерживаю желание последовать за ее взглядом. Вместо этого я на мгновение изучаю ее. Она, безусловно, привлекательна. Ее украшения выглядят как настоящие. Подозреваю, что у этой женщины не так много желаний, когда речь заходит о деньгах. По моим предположениям, она немного моложе меня, ей около тридцати или чуть больше.

Эта женщина - интересный объект для изучения противоречий. Ее обнаженные ноги стройные. Если бы они были скрещены спереди, они привлекли бы случайную руку. Вместо этого ее лодыжки скромно скрещены, зажатые под поперечиной табуретки. Дизайнерское платье цвета шампанского - консервативного стиля, за исключением провокационного декольте, которое демонстрирует ее фарфоровые изгибы таким образом, что явно привлекает мой взгляд. За исключением яркого красного цвета губ, ее макияж выполнен со вкусом. Если она носит бюстгальтер - в чем я сомневаюсь - то он не более чем полочка.

Когда я поднимаю глаза, она смотрит, как я глазею на ее грудь. Я пожимаю плечами с застенчивой улыбкой, затем поднимаю свой стакан, поворачиваясь на табурете лицом к бару. Длинный, медленный глоток дает мне прекрасную возможность поискать ее сообщника.

Мужчина смотрит на меня из мягкой кабинки у двери. Я не заметил его, когда вошел. Он быстро отводит взгляд, когда замечает, что я повернулся в его сторону. Он кажется, примерно, моего роста. Они явно пара. Его осанка уверенная, а костюм сидит на нем так, как будто сшит на заказ. С его угловатым, гладко выбритым лицом и твердой челюстью он выглядит как генеральный директор. Блеск золота на его пальце подтверждает мою теорию.

Это меняет дело. Может быть, они ищут секс втроем. С другой стороны, я слышал о мужчинах, которые любят смотреть. Может быть, это и есть то, что происходит здесь? Моя самонадеянность вновь выходит на поверхность. Возможно, для этого вечера еще есть надежда.

— Я не сказал вам, как меня зовут. — Я протягиваю руку женщине. — Джек Галвей.

— Галвей, — повторяет она, морща лоб, когда мы пожимаем друг другу руки. Затем она бросает фразу: — Приятно познакомиться, Джек. Я Дана Драйер. Девичья фамилия МакЛеод.

— А, МакЛеод. Еще один прекрасный шотландский клан.

— Ага, — подмигивает она.

У нее искренняя улыбка.

Мои пальцы слабо сжимают стакан с напитком на барной стойке. Дана накрывает мою руку своей. Ее указательный палец рисует на тыльной стороне маленькие, возбуждающие восьмерки.

— Вы живете в этом районе, мистер Галвей?

— Просто проездом. Завтра буду в Сент-Лу, — говорю я ей.

— У меня есть друзья в Сент-Лу, — говорит она, перекидывая скрещенные ноги вперед.

Ее глаза расширяются, и она вдыхает воздух с удивлением, когда я кладу руку ей на колено. Не уверен, что она была готова к этому. Я сам удивляюсь, когда она раздвигает ноги достаточно медленно, чтобы моя рука осталась на месте, а затем раздвигает их, примерно, на шесть дюймов. Даже выгравированное приглашение было бы менее прозрачным.

В ее глазах идет борьба. Они словно умоляют меня: «Пожалуйста, не...», даже когда ее тело открывается мне. Эта сцена с каждой секундой становится все более сложной.

— Как долго ты живешь в этом маленьком городке? — спрашиваю я, почти уверенный, что она тоже здесь не живет.

Мои пальцы пробираются под подол ее платья, чтобы погладить внутреннюю часть ее колена. Она перестает дразнить мою руку и сжимает кулак.

— Мы, э-э... Я живу, примерно, на полпути между этим местом и Сент-Луисом, — говорит она.

Ее голос дрожит, и шелковистый альт теперь напряжен.

— Я полагаю, под «мы» ты имеешь в виду себя и своего мужа.

Мои пальцы начинают рисовать свои маленькие фигурки на ее нежной коже.

— Моего мужа, — говорит она. Она бросает беглый взгляд через комнату. — Да. Я замужем. Он - не твоя забота.

— Я нисколько не беспокоюсь, Дана. — Я терпеливо улыбаюсь. — Но мне интересно, беспокоится ли тот джентльмен, который смотрит на нас из кабинки у двери. Полагаю, он твой муж?

— О боже! Ты знаешь... — Она начинает учащенно дышать.

— Сделай глубокий вдох, Дана. Просто расслабься. — Убирая руку с ее ноги, я бережно обхватываю ее напряженный кулак. — Ничего не произойдет без твоего разрешения.

— Я... я не... То есть, прошло столько времени. Я забыла, как это делается.

— Ты отлично справляешься. Почему бы тебе не выпить еще немного мартини? — Когда она выпивает его одним глотком, я спрашиваю: — Хочешь еще?

Она улыбается:

— Думаю, это хорошая идея.

Я даю знак бармену, чтобы он наполнил наши бокалы.

— Не хочешь рассказать мне, что происходит, Дана?

— Я чувствую себя такой глупой, — говорит она. — Об этом трудно говорить.

— Я не буду тебя осуждать. Обещаю.

Она смотрит мне в глаза. Когда она находит то, что ищет, беспокойство явно уходит из ее тела. Она дышит легче. Ее кулак разжимается, и она берет меня за руку.

— Мы говорим о детях, — говорит она. — Мой муж, ну... он не такой, как большинство других мужчин.

— Он причиняет тебе боль?

— Нет! Ничего подобного, — говорит она. Затем она смеется. — Ну, наверное, можно и так сказать. Он довольно большой. Я имею в виду, действительно большой. Там, внизу.

Ее взгляд опускается на мои колени.

— Иногда это дискомфортно, когда ты занимаешься любовью.

Дана кивает.

Я слышал истории от знакомых женщин. Большой член и большое эго могут быть плохой комбинацией во многих отношениях.

Нам приносят напитки. Не размыкая наших рук, она протягивает другую руку, чтобы сделать еще один большой глоток. Я делаю то же самое, украдкой наблюдая, как выдающийся мистер Драйер болтает с официанткой. Дана, похоже, этого не замечает.

Она говорит:

— Прежде чем мы создадим семью, я хочу еще раз почувствовать... «нормального» мужчину. — Она бросает на меня косой взгляд. — Я полагаю, ты, ну... «нормальный»?

— Где-то в среднем диапазоне, — смеюсь я.

На самом деле, я чуть-чуть больше среднего, но никто никогда не жаловался. Во всяком случае, не моя вторая бывшая жена. Думаю, она могла учуять десять дюймов за полквартала. Особенно чернокожих.

По иронии судьбы, похоже, что моя близость к вершине колоколообразной кривой делает меня единственным кандидатом на роль внебрачного партнера Даны. Я не могу не улыбнуться. Кто бы мог подумать?

Однако что-то здесь не сходится. Почему счастливо женатый мужчина с огромным членом согласился бы позволить своей привлекательной жене трахаться с другим мужчиной? Он бесплоден, и они ищут донора? Или это какая-то соревнование, где он может продемонстрировать свое альфа-мужское достоинство?

Хм, альфа-мужчина... Да, вот оно.

Поднимая ее руку к своим губам, я целую ее. Она мурлычет. Затем я смотрю ей прямо в глаза.

— Дана, если ты хочешь, чтобы я отвел тебя в свою комнату и насладился твоим великолепным телом, то я не могу отрицать, что мне это интересно.

Ее глаза загораются.

— У нас уже есть номер в соседнем отеле, — говорит она, сжимая мою руку.

— Прежде чем мы куда-нибудь пойдем, мне нужно еще одно от тебя.

— Конечно, — говорит она. Она звучит взволнованно. — Что именно?

— Я хочу, чтобы ты перестала мне лгать.

Она опускает подбородок и ахнула. Рука летит к открытому рту.

Медленно уголки ее губ поднимаются.

— Я должна была догадаться. Ты умный парень, Джек. От тебя мало что ускользает, да?

— Две жены ускользнули от меня, — говорю я ей, и она смотрит на меня с грустью. — Ни одна из них не обращала внимания на детали, когда произносила клятвы.

Дана краснеет. Она смотрит в пол.

— Сколько у него их было? — спрашиваю я.

— Он говорит, что только одна. Я знаю еще о двух. — Она продолжает смотреть вниз. — Одна из них была моей лучшей подругой.

Я подозреваю, что их было больше. Она, вероятно, тоже. Красивый, успешный и обеспеченный мужчина? Да, гораздо больше.

Поднимая палец под подбородок Даны, я заставляю ее поднять глаза.

— Ты серьезно думаешь, что это все исправит?

Она тихо фыркает.

— Не совсем. Я просто надеюсь, что когда он немного почувствует, каково это...

Мы оба знаем, что это не так. Но я не собираюсь разбивать ее иллюзии.

Мои пальцы снова скользят под ее платье, на несколько сантиметров выше колена. Она крепче сжимает мою руку.

— Ты уверена, что хочешь этого? — спрашиваю я.

— Да, Джек. Я уверена.

— Я знаю, что на тебе нет лифчика.

Она открывает рот.

— Как ты...?

— Ты носишь трусики?

Ее губы скривились в хитрой улыбке. Она раздвинула ноги шире.

— Есть один способ это узнать.

— Вот как все будет. — Моя самонадеянная, контролирующая сторона вновь проявилась. — Это мое шоу. Мы делаем все так, как я хочу. Если тебе по какой-то причине станет неудобно, просто скажи два слова: «Мы закончили». Тогда я прекращу все, что делаю, и уйду. Понятно?

Она кивает.

— Скажи это, Дана.

— Это твое шоу. Когда я буду готова остановиться, я скажу тебе: «Мы закончили». Она колеблется. — Но...

— Но что?

— Мой муж, Митч - так его зовут. Он должен быть там. Он сказал, что хочет быть уверен, что я не пострадаю.

Уверен, у него есть другие планы. К счастью, я путешествую с измельчителем планов.

— Если он согласится подчиняться всему, что я скажу, — говорю я Дане. — Я не заставлю его сосать мой член или что-то в этом роде. На самом деле, ему не разрешается трогать ни одного из нас. Только ты можешь это остановить.

— Хорошо, я пойду и скажу ему...

— Ты так и не ответила на мой вопрос. Ты носишь трусики?

— Нет, — ухмыльнулась она.

— Почему?

— Эм... потому что я хочу, чтобы меня трахнули?

— Кто тебя трахнет?

— Я хочу тебя, Джек.

— А если бы меня здесь не было? Ты бы нашла другого парня?

Она морщит лоб.

— Эм... да. Наверное...

— Этот парень был бы твоим мужем?

— Абсолютно нет.

— Итак, ты пришла в бар без трусиков, надеясь, что какой-нибудь парень тебя трахнет, главное, чтобы это был не твой муж. Я думаю, это и есть определение шлюхи-изменщицы.

Дана улыбается.

— Кто ты, Дана?

— Я шлюха-изменщица.

— А шлюху-изменщицу когда-нибудь били по лицу, пока ее трахали?

Она смотрит на меня с открытым ртом.

— Ты серьезно?

— Это мое шоу, Дана. Два слова могут остановить его в любой момент. Скажи их сейчас, и все закончится. Ты доверяешь мне?

Она подозрительно смотрит на меня, не отвечая в течение нескольких секунд. Затем на ее лице снова появляется мягкая улыбка.

— Да, — говорит она. — Не знаю почему, но я доверяю тебе, Джек.

— У этой шлюшки-изменщицы когда-нибудь из ее великолепной попки капала сперма?

— О боже... — Она прикрывает рот рукой.

За ней появляется еще более широкая улыбка. Она заинтересовалась.

Затем она опускает руку и бросает мне вызов.

— Подожди минутку. Откуда ты знаешь, что у меня великолепная попка? Я сижу здесь на своей большой жирной заднице с тех пор, как ты появился. А может, она дряблая и морщинистая?

— Если твоя попка хотя бы наполовину так же прекрасна, как остальные части твоего тела, она затмит все полные луны, которые я видел.

Это явная ложь, и она это знает. Но она женщина. Она примет любую лесть, которая понравится ее тщеславию. На ее щеках появляется нежный румянец.

Когда она говорит мне:

— Тебе следовало бы стать поэтом, — я с трудом сдерживаю смех.

Я еще не упомянул о своей профессии.

Однако ей удалось ловко уклониться от моего вопроса. Я не собираюсь спускать это с рук.

— Ты все еще не ответила. Ты когда-нибудь чувствовала, как горячая сперма мужчины кипит в твоей прямой кишке?

Дана вдыхает воздух с волнением, и румянец на ее щеках становится ярче. Нижняя губа закручивается между зубами. Так же быстро волнение сменяется спокойной решимостью. Она направляет на меня холодный, пронзительный взгляд.

— Мы поговорим об этом.

Я знаю лучше. Дана уже приняла решение. Я почти уверен, что это не потому, что она не может устоять перед моим членом в ее грязном местечке. У нее тоже есть свои планы.

Обхватив ее за шею, я притягиваю ее к себе и целую с силой. Она сопротивляется несколько секунд, но потом я чувствую, как она сдается, и наша сделка заключена. Ее руки обнимают мою шею. Поцелуй становится страстным, и она раздвигает ноги, когда моя рука скользит по ее бедру. Мне нравится, когда у женщины есть волосы на лобке, и я рад, что она не брилась. Мой средний палец находит ее скользкую дырочку. Поворачивая его внутри, я заставляю ее стонать и извиваться.

Без предупреждения я вытаскиваю палец и отстраняюсь. Попасть в газету за то, что меня выгнали из бара за непристойное поведение, вероятно, было бы нарушением пункта о морали в моем контракте.

Дана тяжело дышит. Ее глаза горят от желания.

— Какой номер? — спрашиваю я.

— 327, — отвечает она, улыбаясь, пока я сосу вкусный кончик своего среднего пальца.

— Иди поговори с Ричардом.

Она выглядит сбитой с толку:

— Его зовут Митч.

— Сегодня его зовут Ричард. Ричард Крэниум (сленг, означающий «голова члена» (Ричард - дик, Крэниум (череп) - голова)). Также известный как Дик Хед (Членоголовый).

Дана фыркает.

Я становлюсь серьезным.

— Если он согласится, вы уйдете вместе. Я присоединюсь к вам в номере, когда допью свой напиток. Если он откажется, садись за его стол. Я уйду, и ты больше никогда меня не увидишь.

— Не волнуйся, — говорит она. — Это не предмет для обсуждения. Ты никуда не пойдешь, пока я не скажу эти два слова.

Мне нравятся сильные женщины. Особенно сильные женщины, которые умны и сексуальны. Дана удивляет меня поцелуем в губы. Вместе с большинством мужчин в заведении я наблюдаю, как она прогуливается по бару к своему мужу. Сзади у ее платья глубокий разрез, и она кокетливо покачивает попкой. Чертовски красивая попка. Большая подушка. Да, мне это понравится.

Они разговаривают. Они спорят. Он злобно смотрит на меня, потом они спорят еще немного. Она все время стоит над ним, положив руки на бедра. Наконец, она поворачивается и выходит из двери. Он следует за ней, бросая на меня еще один злобный взгляд на выходе.

Наслаждаясь последними глотками бурбона и облизывая средний палец, я думаю, что мистер Ричард Крэниум еще не раз бросит на меня злобные взгляды, прежде чем мы закончим.

— -==[]=[]=[]==--

В последние мгновения перед битвой меня охватывает спокойствие, словно чистый белый покров. Все мое существо сжимается в один выдох, который распространяется в космос, мимо солнца, звезд и всего, что за ними, пока я не смотрю на себя так, как, по моему представлению, мог бы смотреть на меня Бог - если бы я верил в такие сказки. В поглощающей безбрежности я меньше, чем прыщик на частичке космической пыли. Ни мой успех, ни моя смерть не будут иметь никаких последствий. У меня просто есть работа, которую нужно выполнить.

Это ритуал я совершаю, стоя перед дверью номера 327. Каждая битва отличается от других. Некоторые битвы - важные - затрагивают нечто большее, чем просто еще один участок земли.

Я взял все необходимое из своего номера. Вооружен. Настроен. Я готов.

Стучу два раза.

Злые голоса внутри затихают. Дверь открывается.

Дана стоит в лучах заходящего солнца, создающих ореол вокруг ее золотисто-каштановых волос. Платье цвета шампанского дополняет ангельский образ. Она босая, и я вдруг не могу думать ни о чем более эротичном, чем поцеловать ее божественные ноги.

— Я уже начала сомневаться, что ты придешь, — говорит она, приглашая меня войти.

Ее муж удобно устроился в кресле у стеклянных балконных дверей. В одной руке он держит стакан, а другой играет с телефоном. Он ухмыляется мне. Он в выигрышном положении, или так ему кажется.

Не говоря ни слова, я обнимаю Дану за талию и плечи, а затем прижимаю ее к себе, чтобы поцеловать. За исключением первоначального удивления, она не сопротивляется. Ее губы раскрываются, приглашая мой напористый язык. Она обнимает меня за шею. Ее пальцы играют с волосами на моем затылке. Ее стоны скорее ощущаются, чем слышатся. Когда я опускаю руку по ее обнаженной спине, чтобы сжать ее мягкую попку, звуки становятся низкими и страстными.

Смягчая поцелуй, я сосу ее нижнюю губу. Ее глаза закрыты. Она расслаблена и покорна.

Я подношу рот к ее уху. Мой голос тихий, так что только она может его услышать.

— Твое тело принадлежит тебе, Дана. Не ему, не мне, никому другому. Ты контролируешь все, что здесь происходит.

Я слышу удивленный вздох. Ее пальцы мнут мою шею.

Затем я говорю ей:

— Но пока ты не скажешь иначе, ты моя.

Ее теплое дыхание щекочет волоски на моей шее. Она поворачивает голову и целует меня под ухом.

— Я вся твоя, — шепчет она.

Отойдя назад, я смотрю ей в глаза. Она уверена в себе и решительна. Я целую ее в губы, а затем отстраняюсь.

На другом конце комнаты Придурок откладывает телефон, все еще ухмыляясь. Он пытается выглядеть безразличным. Костяшки пальцев, сжимающие резные деревянные подлокотники кресла, побелели.

Дана представляет нас друг другу. В обезоруживающем, подобострастном жесте я подхожу к нему, первым протягивая руку. Он думает, что я клоун. Он не встает со своего кресла. Низкий угол его руки заставляет меня наклониться, как будто кланяясь, чтобы дотянуться до нее.

Используя свое преимущество, он маневрирует рукой, намереваясь пожать мне руку так, что кости затрещат. Я прижимаю перепонку большого пальца к его большому пальцу, а затем сгибаю пальцы под его ладонью. Он ведет себя непринужденно, но легкое нахмуривание бровей говорит мне, что он не может понять, почему это не работает, как обычно.

Я натягиваю на лицо неискреннюю улыбку.

— Приятно познакомиться, «Ричард».

Дана фыркает. Ей приходится отвернуться, чтобы муж ее не увидел. Это наш особый секрет. Мы связаны нашим предательством. Началось наставление рогов.

Ее раздраженный муж не понимает:

— Меня зовут Митчелл.

— Конечно, Ричи.

Это первый выстрел в цель. Его ноздри раздуваются. Дана издает странные звуки, не в силах сдержаться. Это выводит его из себя еще больше.

— Ладно, Джеко, или Джек-офф (Дрочка) или как там тебя зовут. — Он улыбается своему слабому остроумию. Отмахиваясь рукой, он говорит: — Давай закончим эту дурацкую сцену, чтобы мы все могли убраться отсюда.

— У тебя номер на всю ночь. Просто сиди смирно, маленький человечек.

Он ощетинился, а затем снова ухмыльнулся.

— Хочешь увидеть «маленького»?

Митч расстегнул брюки и спустил их по бедрам. Должен признать, это впечатляет. Его пальцы и большой палец не соединяются, когда он гордо поглаживает его. Небольшая коническая головка достигает уровня пупка. Выглядит ненормально.

Напыжившись и продемонстрировав свое превосходство, доминантный сильвербэк (В контексте биологии это относится к самцам горилл, достигшим зрелого возраста, у которых спина покрывается серебристыми или серыми волосами. В более широком смысле «silverback» может использоваться для обозначения сильного, влиятельного и старого человека, который занимает ведущую позицию в обществе) бросает вызов незваному гостю.

— А что у тебя, «маленький человечек»?

— У меня есть член, который будет трахать твою сексуальную жену так, как ты никогда не сможешь.

Небольшая гримаса нарушает его высокомерие. Он знает, что это часть причины, по которой мы здесь. Небольшая часть. Остальные его проблемы мы решим в свое время.

— Неважно, — качает он головой, бросая раздраженный взгляд на Дану. — Просто сделай это и покончи с этим. Презерватив лежит на столе вон там и...

— Никаких презервативов.

— Откуда мне знать, не...

— Ты не знаешь.

— Слушай, Джеко. Вот правила. Номер один...

— Единственные правила, которые тебе нужно знать - это сесть, заткнуться и не мешать мне на хрен.

Он выпрямляется в кресле.

— Ты ничтожный мелкий ублюдок. Ты, похоже, не понимаешь, кто, блядь...

Опытным движением я достаю пистолет из-за спины. Он направлен на несколько градусов южнее его паха.

— Да, я понимаю. У тебя большой член и много денег. Ты думаешь, что это делает тебя крутым, — говорю я ему. — А это Смит и Вессон. Его стоимость около трехсот долларов. У него член длиной 3, 1 дюйма, который выстреливает восемь раз девятимиллиметровыми пулями с полым наконечником. Этот маленький член убил двух мужчин и одну женщину за нашу страну. Он может превратить тебя в евнуха, прежде чем ты успеешь досчитать до одного. Есть вопросы, Ричи?

Он дрожит. В своем сшитом на заказ пиджаке и рубашке, с брюками на коленях и быстро уменьшающимся чудовищем, лежащим на его ноге, он выглядит жалко. Он делает еще одну попытку показать, что он здесь главный.

— Тебе это с рук не сойдет. Похищение людей незаконно.

— Похищение? Вы оба можете уйти в любой момент, — смеюсь я. — Что вы скажете полиции? Вы не знаете моего настоящего имени, откуда я, на чем я езжу и чем занимаюсь.

— Ты тупая гребанная сука! — кричит он Дане, обращаясь к единственному человеку, которого, как он думает, еще может запугать. — Видишь, что ты наделала?

— Не впутывай ее в это! — кричу я, и он подскакивает. Моя улыбка исчезает. Я смотрю на него самым холодным взглядом. Мой голос спокоен. — На твоем месте я бы был особенно любезен с женой. Она - твоя линия жизни. Она может положить конец всему этому двумя словами.

Хотя я смотрю на ее мужа, я говорю с Даной. Она стоит за моей спиной. Я оставил себя без защиты. Она сказала, что доверяет мне. Наличие девятимиллиметрового пистолета требует совершенно другого уровня доверия.

— Скажи ему, Дана, — умоляет он ее. — Скажи ему, чтобы он ушел. Я все тебе компенсирую. Пожалуйста, давай просто забудем об этом и поедем домой.

— Хватит ныть, Митчелл, — говорит она, обращаясь к нему по имени, как родитель к капризному ребенку. — Ты знал, на что шел, когда решил поехать со мной. Это был мой выбор. Это произойдет, независимо от того, здесь ты или нет. Либо делай, что он говорит, либо жди меня в машине.

Мое напряжение спадает до низкого уровня. Наша связь сильнее, чем я надеялся. У меня создается впечатление, что она наслаждается дискомфортом своего слабохарактерного мужа. Месть - это ад.

— Я не оставлю тебя наедине с этим сумасшедшим, — говорит он, хотя я подозреваю, что у него есть другой мотив, чтобы остаться.

— Браво, Ричи! — улыбаюсь я. — Ты же не всегда такой трус, правда?

Прежде чем он успевает обдумать логику этого вопроса, я наношу ему еще один удар.

— Знаешь, что я думаю? — дразню я его. — Я смотрю на эту большую, твердую эрекцию ослиного размера, и это заставляет меня думать, что ты просто еще один рогоносец, который получает удовольствие, наблюдая, как его милая жена трахается с настоящим мужчиной.

— Ты сукин с... — он начинает подниматься.

— Поосторожнее, Ричи-бой. — Я покрутил S&W в руке, чтобы напомнить ему. Он отступил. — Здесь курок очень похож на тебя. Достаточно легкого прикосновения, чтобы он сработал.

Дана хихикает. Лицо Митча краснеет. Надеюсь, он не умрет от инфаркта слишком рано. Цирк только начинается.

Засунув девятимиллиметровый пистолет за пояс - где Дана легко сможет его достать, если захочет - я достаю из внутреннего кармана пиджака свой самый дешевый галстук.

— Зачем это? — спрашивает он.

— Это страховка, — говорю я ему. — Я не хочу, чтобы ты играл в большого героя и подкрался ко мне сзади, пока я занимаюсь грязными делами с твоей красивой женой. Я привяжу только одну руку к креслу и...

— Нет!

— Это мое шоу и мои правила, Ричи-бой, — грубо напоминаю я ему. — Или так, или тебе придется уйти.

— Ты не выгонишь меня из моего собственного чертового номера.

— Окей, — я пожимаю плечами. Дана наблюдает за происходящим, растянувшись на кровати и подперев голову локтем. Она выглядит соблазнительно. Я говорю ей: — Собирай свои вещи. Мы идем в мою комнату.

— Нет! Подожди! — говорит Митч, как я и ожидал. — Только одну руку?

— Я не дикарь. — Я киваю в сторону его стакана. — Серьезно, как еще ты будешь пить свой скотч, когда твоя жена кончит на мой маленький член?

Он хмурится, но сдается.

— Окей, — говорит он. — Не слишком туго.

— Я профессионал, — говорю я ему. Глядя то на одну руку, то на другую, я спрашиваю: — Какой рукой ты дрочишь?

Дана рассмеялась.

Митч бросает на меня ледяной взгляд. Я не удивляюсь, когда он перемещает свой телефон вправо, к стакану.

— Тебе понадобится не больше десяти минут, чтобы освободиться, — говорю я ему, привязывая его левое запястье к деревянной подлокотнику двойным узлом.

Он вскакивает, когда я приседаю и хватаю его штаны, чтобы стянуть их до щиколоток.

— Какого хуя...?

— Часть страхового пакета, — говорю я ему, туго затягивая ремень вокруг его ног и завязывая его.

Это было бы гораздо сложнее, если бы я не смог уговорить его стянуть брюки до половины.

Встав, я наполняю бокал Митча. Он смотрит на меня с подозрением. Он учится, когда можно мне доверять. То есть «никогда».

Я проверяю этикетку. Это хороший товар.

— Семь тысяч за бутылку, — говорит он снисходительным тоном.

Он хочет, чтобы я попросил выпить.

— Да, я пробовал, — говорю я, солгав. — Я шотландец. Настоящий шотландец не пьет эту высокогорную дрянь. Она на вкус как овечья моча.

Он начинает возражать, но когда я слишком сильно хлопаю бутылкой, он кричит:

— Эй!

Пока он сосредоточен на том, не треснула ли бутылка, я хватаю его телефон.

— Эй, постой! Он мой! Верни его. Мне... он может понадобиться.

Я кладу его на другой конец комнаты, рядом с телевизором.

— Заберешь его, когда уйдешь, Ричи. Не хочу, чтобы ты делал еще фотографии, которые мог бы использовать в бракоразводном процессе.

Его лицо бледнеет. Он резко поворачивает голову к жене.

— Он врет, Дана. Я не собирался этого делать. Ты же знаешь, что я никогда не разведусь с тобой. Я люблю тебя, милая.

Это умилительное выражение лица выглядит почти комично.

Я спрашиваю:

— Значит, если мы посмотрим последнее видео, то не увидим, как мы целуемся?

Он сдувается. Он не отвечает.

Дана хмурится на мужа. Ее вера в их брак не позволила бы ей даже подумать о такой возможности. Думаю, она больше не повторит эту ошибку.

После того, как я демонстративно вытащил магазин из своего девятимиллиметрового пистолета и разрядил его, я засунул руку в пиджак, но ладонью прикрыл магазин. Митч следит за S&W, когда я кладу его рядом с его телефоном, а сам незаметно опускаю магазин в карман брюк.

— -==[]=[]=[]==--

Противник нейтрализован. Эта битва выиграна, насколько в любой битве действительно может быть победитель.

Как говорится, «Победителю достается добыча». Моя роль в битве всегда была ролью защитника. Я был там, чтобы защитить невинных, удержать важный горный перевал, спасти свой брак или иногда просто то, что осталось от моего достоинства. Если мне везло, я сохранял то, что имел. Если нет, то... Слово «добыча» часто не подходит для описания отвратительных результатов.

На этот раз я - агрессор. Я планирую получить огромное личное удовлетворение, пожиная плоды.

Я вешаю пиджак на стул у стола, недосягаемый для Митча. Он смотрит на него, сдерживая улыбку. Достаточно того, что он думает, будто что-то знает.

— Встань, Дана.

Она с кошачьей грацией сгибает ноги и ползет по большой кровати. Ее глаза прикованы к моим. Она встает на ноги, становясь лицом к мужу и спиной ко мне.

— Расстегнешь мне молнию?

Застежка начинается, примерно, на ширину ладони выше ее крестца. Я тяну застежку вниз так медленно, как только могу, заставляя ее дрожать от полудюжины маленьких поцелуев на ее обнаженных плечах и по позвоночнику. Слой мягкой и сладко пахнущей кожи скрывает мышцы ее спины. Ее кожа бархатисто гладкая и упругая на ощупь.

Слегка надавливая на ее плечо, я поворачиваю ее, прежде чем сдвинуть бретельки. Дана скрещивает руки, чтобы удержать ткань. Кажущаяся скромность этого движения опровергается ее смелыми глазами. Позже, когда я научусь оценивать глубину ее желаний, я, возможно, продемонстрирую более суровую реакцию на такое неповиновение. А пока я одним пальцем мягко нажимаю на сгиб ее рук.

Ее руки послушно опускаются по бокам. Верх платья падает, свисая с ее талии. Ее груди цвета слоновой кости ни большие, ни маленькие. Я беру их обе в ладони. Она тихонько стонет, ее ресницы трепещут, когда мои большие пальцы обхватывают темно-розовые соски, а затем дразнят толстые бугорки. Они морщатся и твердеют под моим прикосновением. Она сжимает руки в кулаки.

— Они идеальны, — говорю я ей.

Она смотрит вниз.

— Они такие маленькие и...

Мой палец прижимается к ее губам.

— Я думаю, что они абсолютно идеальны. Видишь, как они помещаются в моих руках?

— Ты действительно так думаешь?

Почти все женщины стесняются своей попы и груди. Это похоже на мужчин и наши члены. Готов поспорить, что ее муж перестал делать ей комплименты много лет назад.

Я смотрю ей в глаза, когда говорю:

— Мне нравятся твои груди, Дана. Я бы не хотел, чтобы они были другими.

Это вызывает у нее теплую, довольную улыбку.

Она отдает предпочтение левой груди. Это небольшой жест, но она продолжает пытаться подтолкнуть ее к моей руке. Я подношу сосок к губам и сосу.

— О боже! — кричит она, прижимая мою голову к себе. Когда я сжимаю резцы, чтобы прикусить сосок, она восклицает: — Да! Да! О, блядь... да!

Она тяжело дышит и улыбается, когда я отстраняюсь. Когда я расстегиваю верхнюю пуговицу рубашки, она вытаскивает ее из брюк и начинает расстегивать нижние пуговицы. Я снимаю рубашку и кладу ее на пиджак, затем снимаю футболку через голову и бросаю ее сверху.

Я не в той форме, что был восемь лет назад. Я потерял шесть кубиков на животе и обзавелся небольшим животиком, но я достаточно занимаюсь физическими упражнениями, чтобы контролировать свой вес. Дана проводит руками по моим мышцам пресса и груди. Одобрительный взгляд поднимает мое самолюбие. Думаю, у Митча нет ничего похожего.

Она трогает пальцами двухдюймовый шрам чуть ниже моей левой грудной клетки. Ее глаза поднимаются, полные вопросов.

— Однажды в столовую зашел местный житель, которому мы доверяли, и открыл огонь из АК, — объясняю я. — Большинство из нас не были вооружены. Он убил двух наших парней и ранил меня и еще нескольких, прежде чем я успел выстрелить. Он был вторым человеком, которого мне пришлось убить из запасного оружия.

Я указываю на свой верный S&W.

Я рассказывал эту историю столько раз, что, наверное, мог бы повторить ее во сне. Но это не та история, которая обычно будит меня в поту и ознобе.

Дана кусает нижнюю губу.

— Сколько людей ты убил?

— Не знаю. Больше, чем я хочу думать.

— А что насчет женщины? Ты действительно...

Снова прижимаю палец к ее губам. Я не готов говорить об этом. Если ее так заинтересовал маленький шрам от пули, то позже ей будет чем заняться.

Митч нетерпелив:

— Давай, хватит уже с этими дурацкими военными историями, сделай это, чтобы мы могли убираться отсюда.

Я говорю Дане:

— Если твой маленький Ричи-бой не может держать рот на замке, мне придется связать ему другую руку, заткнуть ему рот моим грязным нижним бельем и обмотать голову скотчем.

— Я не против, — говорит она, сдерживая улыбку.

— Еще что-нибудь хочешь сказать, Ричард?

Это заставляет Дану снова хихикнуть. Его лицо становится еще краснее.

— Хотя бы сними кольца, — ворчит он. — Я не хочу, чтобы они касались его маленькой грязной сосиски.

Это справедливая просьба. Она снимает бриллиантовое и золотое кольца и кладет их на тумбу под телевизором. Меня не удивляет, что он об этом подумал. Готов поспорить, что когда он встречается с любовницей, ему доставляет удовольствие заставлять ее не снимать кольца, чтобы еще больше очернить ее брак.

Зацепив большими пальцами за бока платья Даны, я сдвигаю его с ее бедер, пока ткань цвета шампанского не соскальзывает по ее ногам на пол.

Ее обнаженное тело... среднее. Думаю, десять лет назад у нее была хорошая фигура. Ее бедра и талия, вероятно, были меньше. Представляю, что ее живот был плоским.

— Не на что смотреть, да?

— Дана, я думаю, что ты невероятно красивая женщина.

Я действительно так думаю. Нет, она не сногсшибательна. У меня были сногсшибательные. Сногсшибательные водят тебя за нос, встряхивают своими густыми рыжими волосами, смеются над всеми твоими шутками и трахают тебя до потери сознания. Потом ты обнаруживаешь, что она смеется не только над твоими шутками, и не только твой член теряет сознание.

— Я хочу тебя. — Мой голос глубокий и тихий. — Мой член бушует от желания тебя. То, что я хочу сделать с твоим соблазнительным телом, заставило бы покраснеть даже бангкокскую шлюху.

— О боже... — Ее нижняя губа снова закручивается между зубами. Ее грудь быстро поднимается и опускается.

Я имею в виду каждое из этих слов. Дана - женщина. Она не глупая, впечатлительная блондинка с терпением девятилетнего ребенка, которая клянется, что любит только своего мужа, и не может понять, почему он так злится, когда возвращается домой после восьмимесячного турне и обнаруживает, что она на четвертом месяце беременности.

Нет, Дана - настоящая женщина, зрелая женщина с небольшим количеством жира на костях, которая ведет себя с достоинством и элегантностью. Она умная и сексуальная женщина с жарким желанием, горящим в ее нутре. Она женственная, сильная, стройная, и она создана для секса.

— Ложись на кровать лицом вниз, — спокойно говорю я ей.

Несмотря на то, что я очень хочу, я не буду торопиться. За то короткое время, которое у меня есть с этой женщиной, я планирую насладиться ею как можно больше.

Она забирается на кровать, лицом вниз и с высоко поднятой попкой, готовая по-собачьи. Ее попка действительно великолепна. Она полная и круглая, и, о боже, я должен ее отшлепать.

Отведя руку назад, я наношу ей один жестокий шлепок, от которого она вскрикивает, а ее муж-идиот проливает свой скотч и выкрикивает проклятие, забыв, что он привязан к стулу.

— Ложись на живот! — приказываю я, прижимая ее попку.

Дана опускается, и я быстро снимаю туфли и носки, прежде чем залезть на кровать, чтобы оседлать ее талию, оставаясь только в трусах.

— Срань господня... — едва слышно шепчет Митч.

Предполагаю, что он только что мельком увидел мою спину. Я поворачиваюсь к нему. Он смотрит на меня, как на какого-то монстра. Я не в первый раз вижу такой взгляд. Может, он и прав. Я прикладываю палец к губам и качаю головой. Он кивает, как будто понимает, что я пережил то, что он не может себе представить.

Начиная с плеч Даны, я использую пальцы, большие пальцы и ладони, чтобы размять и проработать напряженные мышцы. Она стонет, вздыхает и издает тихие, полные удовольствия звуки. Я массирую обе руки, а затем провожу большими пальцами по обеим сторонам ее позвоночника. Это вызывает у нее низкий и чувственный стон:

— Ох... боже...

Я продвигаюсь вниз к ее попке. Когда я целую ее, она соблазнительно покачивает попкой. Я сжимаю и массирую ее упругие ягодицы. Ее ноги хорошо подтянуты и упруги, практически, без жира. Когда я сосу ее пальцы ног и массирую ее ступни, она становится расплавленной каплей удовольствия.

Перевернув ее на спину, я возвращаюсь к ее ногам, используя рот и пальцы, а также поглаживая ее чувствительную кожу короткой, жесткой щетиной на своем лице. Мягкие, чувственные звуки, исходящие от нее, возбуждают мое либидо. Подавляя свои животные желания, я действую медленно.

К тому времени, когда я добираюсь до самой сути, ее алый цветок распускается и блестит. Ее аромат притягивает мой язык, чтобы попробовать ее росу. Обхватив ее бедра руками, я толкаю их вверх, чтобы мои руки могли добраться до ее груди, одновременно приподнимая ее ягодицы.

Дана вскрикивает и поднимается, когда мой язык касается ее пряного, темного входа. Я прижимаю ее, чтобы она не могла сбежать. Вскоре она стонет и бормочет:

— О, да... да... о, блядь! Ты грязный, грязный мужчина... — пока мой язык настойчиво проникает в нее.

Я слышу еще одно «Срань господня...» от ее мужа.

Первый оргазм Даны переполняет мои чувства. Она громко выражает свои чувства, произнося ругательства и эпитеты, которых я не ожидал, а затем кричит, когда ее тело замирает в экстазе. Ее женский нектар восхитителен, и запах ее страсти заставляет мой член пульсировать.

Мои пальцы находят ее точку G. Вместе с моими сжатыми губами, сосущими ее набухшую жемчужину, я довожу ее до очередного кричащего оргазма.

— Трахни меня, Джек! Ты мне нужен сейчас! — умоляет она.

Я сбрасываю трусы. Я жду какого-нибудь комментария от Митча по поводу моего маленького писюна, но он странно молчит. Вероятно, он никогда не наблюдал за изысканным очарованием женщины, достигающей оргазма, когда он не был сосредоточен на своем собственном эгоистичном удовольствии.

Устроившись между ее ног, я погружаюсь в ее скользкую теплоту. Она дрожит и стонет, когда моя эрекция проникает глубже. Когда наши лобки соприкасаются, она улыбается.

— О, это так хорошо. Ты идеально подходишь мне. Ты знаешь, сколько времени прошло с тех пор, как я в последний раз мужчину чувствовала?

От мужчины, привязанного к креслу, доносится печальный стон.

Она хочет, чтобы я был жестким. Я даю ей это, ударяя тазом о ее ягодицы, пока мои яички шлепают по ее заднице. После того, как она кончает на мой член в первый раз, она начинает смеяться. Она не может насытиться этим.

Я переворачиваю нас, чтобы она могла оседлать меня. Она раскачивается взад-вперед, потираясь клитором о неровности моего члена, пока не кончает снова. Затем я сбрасываю ноги с кровати, и она садится на меня верхом. Мы обнимаем друг друга и целуемся, как любовники, пока наши тела двигаются медленно и чувственно.

Внезапно я хватаю ее за задницу и встаю, заставляя ее визжать от смеха. Неся ее к стене с ногами вокруг моей талии и ее сиськами, прижатыми к моей груди, я трахаю ее жестко и быстро, доводя ее до еще одного дрожащего, заставляющего задыхаться оргазма.

Снимая ее с себя, я бросаю ее лицом вниз на кровать, затем хватаю ее за руку и выкручиваю ее, пока вгоняю свой член в нее сзади. Она кричит и обзывает меня ужасными словами, когда я тяну ее за волосы, шлепаю по попке и быстро и глубоко трахаю ее. Она пищит, когда моя головка касается ее шейки матки. Вставляя мой мокрый от слюны палец в ее анус, я заставляю ее кончить снова.

Я все еще не услышал двух слов, которые бы означали конец нашей игры.

Еще раз я переворачиваю ее и забираюсь на нее. На этот раз мы смотрим друг другу в глаза, делясь своими душами, пока занимаемся томной, чувственной любовью.

Она шокирована, когда три пальца хлопают ее по щеке.

Как и ожидалось, Митч протестует.

— Эй! Смотри.

Игнорируя его, я смотрю на Дану и шепчу:

— Моя.

Постепенно из ее первоначального замешательства вырастает удивление.

— Еще раз, — тихо говорит она. — Сильнее.

Улыбаясь ей, я кладу руку на другую сторону ее лица, чтобы удержать ее, а затем даю ей еще один легкий шлепок, используя все четыре пальца.

Мой голос низкий и грубый:

— Моя.

Она улыбается от уха до уха. Ее щека розовая.

— Твоя.

Я держу ее голову и страстно целую. Отодвигаясь, я смотрю на нее сверху, наши лица находятся всего в паре сантиметров друг от друга. Мы обмениваемся горячим дыханием и смотрим друг другу в глаза, пока моя дикая энергия быстро нарастает, и я не начинаю отчаянно трахать ее киску, а она подгоняет меня.

— Кончи для меня, Джек! Давай! Дай мне это, ты, гребаный ублюдок!

Сильные эмоции слишком сильны. Мое жесткое самообладание распадается. Выдавая громкий рык, я вбиваю свой член так глубоко, как только могу. Эйфорическая ракета взлетает по моему позвоночнику и взрывается у основания черепа. Сперма хлещет из моего члена, а Дана издает тихие звуки удовольствия, когда тепло моего удовлетворения распространяется по ее животу.

Мы обнимаемся в послесексуальном блаженстве, целуемся и ласкаем друг друга.

— Это было... потрясающе, — говорит Дана.

Не знаю, что ей сказать. Я никогда раньше не испытывал ничего подобного. Да, секс был невероятным. Но меня гложет что-то еще. Это чувство, которое я боюсь выразить вслух, потому что, назвав его по имени, я могу лишиться его.

Мне нужно время, чтобы подумать, и я целую роскошное тело Даны, останавливаясь, чтобы пососать и покусать ее чувственные груди, а затем спускаюсь между ее ног. Я знаю, что будет дальше. Разглагольствование начинается, как только первый липкий вкус касается моего языка.

— Срань господня! — хохочет он. — Я знал. Ты все-таки просто еще один жалкий маленький педик.

— Просто заткнись нахуй, Митчелл! — говорит Дана. — Это чертовски сексуально.

Это меня удивляет. Не то, что она находит это сексуальным. Ее позвоночник напрягается. Это из-за того, что я сделал? Я продолжаю лизать.

Митчелл не отступает.

— Господи, Дана! Этот извращенец вылизывает свою отвратительную сперму из твоей киски!

Она резко отвечает:

— Ты, кажется, не против, когда я глотаю твою сперму, но ты слишком чопорный педик, чтобы даже поцеловать меня, если я не почищу зубы. Ты даже не представляешь, как это оскорбительно. Приятно знать, что есть несколько настоящих мужчин, таких как Джек, которые не боятся своих собственных телесных жидкостей.

— Единственные парни, которых я встречал, которые сосут сперму - это педики и рогоносцы, — презрительно говорит он. — Как насчет тебя, Джеко? Хочешь попить прямо из источника, неженка? Готов поспорить, тебе нравится и в задницу.

Я поднимаю голову:

— Если я когда-нибудь прикоснусь к твоему генетическому уродству, обещаю, что оно больше никогда не будет работать как раньше.

Дана хихикает, когда я возвращаюсь, чтобы покусать ее половые губы. Это заставляет ее тихо стонать, и она проводит пальцами по моим волосам. Я жду ответа Митча на мою шутку про его «уродство», но, по-видимому, он не полный идиот.

Однако его оплошность не осталась незамеченной. Интересно, заметила ли ее его жена. Как и большинство нарциссов, он не знает, когда нужно держать рот на замке. Мне нужно подумать, как я хочу это использовать.

А Дана сказала, что она глотает...

— -==[]=[]=[]==--

— Неважно, — бормочет Митч под нос. — Окей, ты уже потрахалась с этим гомиком. Давай заканчивать и убираться отсюда. Мы еще успеем домой до десяти.

— Я никуда не собираюсь, — говорит Дана. — Мы определенно еще не закончили.

Когда я смотрю поверх ее аккуратно подстриженной темной буквы V, она смотрит на меня с ухмылкой, облизывая губы, на случай, если ее сообщение было неясным.

— О, Господи, — говорит Митч. — Ты же не серьезно?

Дана поворачивается, чтобы прикоснуться губами к моему вялому, липкому члену. Я притягиваю ее к себе, хватаю ее полные ягодицы и снова наклоняю голову к ее половым губам. Я благодарен ей за нежное прикосновение к моей чувствительной плоти. Никакого любительского жесткого сосания. Ее пальцы держат меня на высоте, а ее влажные губы скользят по моей крайней плоти. Другие пальцы дразнят и ласкают мое мошонку. Мой рот и язык столь же нежны к ее женским частям тела. Никто из нас не сосредоточен на цели. Мы наслаждаемся путешествием.

Со временем происходит предсказуемое. Ее киска возбуждена и мокрая, а моя эрекция возвращается в полную силу. Она становится более оживленной и пытается взять меня глубже, но это только заставляет ее давиться и кашлять. Я уверен, что у нее не так много опыта. Я не могу представить, что многие женщины могли бы проглотить всего у ее мужа, даже моя вторая жена. Если честно, я чувствую легкое сочувствие ко всему тому удовольствию, которое он упускает.

Как бы мне ни хотелось наполнить рот Даны соком Джека - только для того, чтобы потом поцеловать ее - у меня на уме другая цель. Я переворачиваюсь на бок и встаю, чтобы достать что-то из кармана брюк.

— О боже... — задыхается Дана.

Дерьмо. Я забыл. Моя спина. О, ну...

Пока я встаю, я наполняю стакан Митча скотчем. Мне нужно, чтобы он был пьян, если я хочу получить то, что хочу позже.

Затем, спрятав в руке маленькую пластиковую бутылочку из кармана брюк, я возвращаюсь к кровати.

Дана выглядит потрясенной.

— Что случилось? — спрашивает она.

— Был взрыв. — Это все, что ей нужно знать.

Она не может устоять. Она переходит за мою спину.

— Это... больно?

— Нет, — я качаю головой.

Это полуправда. Видимые шрамы больше не болят.

Сначала осторожно, ее пальцы скользят по гладким, как атлас, кожным трансплантатам, которые больше ее ладони. Она прослеживает пальцем странные зубчатые линии. Она не первая женщина, которая делает это, но ее прикосновения странно успокаивают. Когда она целует мою израненную спину, невольные слезы затуманивают мой взгляд. Такого раньше никогда не было.

Я моргаю, чтобы смахнуть слезы, и переключаю внимание на то, чего я хочу от нее дальше. Как будто читая мои мысли, Дана обнимает меня за талию, чтобы ее пальцы могли обхватить мою твердость. Она тянет за нее.

— Хм... Похоже, это не пострадало. — Ее голос хриплый. — Какой план на второй раунд?

Я поворачиваюсь к ней лицом.

— Мы будем играть в «Звездный путь».

— Как мы это сделаем?

— Туда, где еще не ступала нога человека.

Это занимает около двух секунд.

— О боже...

— Что происходит? — спрашивает Митч.

— Заткнись, Ричи! — говорим мы ему одновременно.

Мы смотрим друг на друга, а потом начинаем смеяться.

Поворачивая Дану лицом к мужу на четвереньках, я становлюсь на колени позади нее и вставляю свой член обратно в ее гостеприимную женственность. Она стонет. Ее тело закрывает Митчу вид, пока я разогреваю смазку в руках. Она выгибает спину и бормочет возбужденное:

— Бля... — когда мой скользкий палец проникает в ее зад.

Из ее уст доносятся слабые звуки, похожие на крики маленького животного, перемежающиеся с:

— Да... о, бля, да... о, Джек, как хорошо... — пока мой член качается вперед-назад, а мои пальцы постепенно растягивают ее анальное отверстие.

Митч смотрит на нее. Он возбужден. Думаю, он не осознает, что дрочит себя.

Моя надменная, властная личность вновь выходит на поверхность. Я не могу удержаться.

— Готов поспорить, твоя жена никогда не издает таких звуков, когда ты ее трахаешь.

— Конечно, издает, — нервно смеется он.

Его глаза бегают из стороны в сторону, и он быстро моргает.

В самом начале тура я познакомился с мудрым старым пуштунским вождем. В то время он не был моим другом и даже союзником. В «песочнице» такие связи меняются, как ветер, дующий из Хайбера. После того, как я передал ему некоторую информацию низкого уровня, в том числе о плане соперничающего вождя напасть на одну из его маковых ферм, я завоевал некоторое доверие. Слово мужчины среди его народа ценится как чистое золото.

Позже мне была предоставлена редкая привилегия присутствовать на заседании совета. Перед встречей седобородый вождь рассказал мне об одном из лидеров ополчения, который тайно презирал Америку. Он дал мне несколько советов, как распознать, когда амбициозный и вероломный молодой лидер лжет мне.

Митч демонстрирует все эти признаки.

В порыве яростного траха я смотрю на него, пока использую пизду его жены как свою, тяну ее за волосы и ласкаю ее задницу пальцами, прижимая бедра к ее упругой попке. Это невероятно сильное ощущение, которое он никогда не испытает. Мою радость усиливает страстное требование Даны.

— Да! Трахни меня! Сильнее! О, боже мой, я люблю твой член!

Через мгновение я вставляю третий палец в ее сфинктер, и она кричит:

— О боже! Я... я кончаю... — Безумные слова становятся все выше и выше по тону: — О боже, о боже, о боже... о... о... — и заканчиваются слабым стоном, когда оргазмическое короткое замыкание перегружает ее нервную систему.

Чувство вины, которое я испытываю, глядя на озабоченное лицо Митча, смягчается моим чувством справедливости. Я не сомневаюсь, что он побуждал своих замужних любовниц презирать своих мужей. Благодаря его промаху раньше я подозреваю, что он совершал гораздо худшие унижения. С небольшой долей удачи и изящества мы скоро это выясним.

Сначала его прощение требует еще одного покаяния.

Дана все еще задыхается, когда я переворачиваю ее на спину. Ее удовлетворенная улыбка согревает мое сердце. Давно уже лучик солнца не проникал в эту тьму. Я не смею надеяться. Моя зависимость от надежды нанесла достаточно вреда.

Поднимая ее бедра вверх и в стороны, я обильно смазываю свой член лубрикантом. Я изменил наше положение, чтобы Митч мог все хорошо видеть.

— Ч-что ты делаешь? — Его голос дрожит. Его лицо побледнело. — Нет! Только не туда! — кричит он, когда я ухмыляюсь и направляю свой член к расширенному отверстию Даны.

— Пожалуйста, Дана. Не позволяй ему этого делать.

— Прости, Митч, — говорит она. — Я должна знать. Я ни за что не смогу принять там твою огромную штуку.

Он стонет.

Дана вздрагивает и проявляет дискомфорт, когда моя широкая головка проникает внутрь. Я говорю ей, чего ожидать и что она может сделать, чтобы уменьшить первоначальное жжение.

Митч снова стонет, когда я проникаю внутрь. Его взгляд прикован к моей исчезающей длине. Его кулак движется все быстрее.

Когда я вижу, как Дана морщится, я напоминаю ей, что делать. Я чувствую, как ее мышцы напрягаются, выталкивая наружу. Внезапно ее попка становится мягкой, как масло, когда она открывается для меня. Медленно и осторожно я вхожу в нее, наслаждаясь видом ее широко раскрытых глаз, судорожных дрожь и тем, как она отчаянно хватается за постельное белье, бормоча:

— О, блядь... о, блядь...

Она тихо шепчет «Блядь...», когда мои лобковые волосы прижимаются к ее мягким ягодицам.

— Ты в порядке? — спрашиваю я.

Несмотря на ее быстрое кивание, ее глаза выражают неуверенность. Я утешительно улыбаюсь ей. Я видел это и раньше. Когда я медленно выхожу из нее, ее глаза становятся еще больше, а ее возбужденные движения еще более интенсивными.

— О, боже! — пищит она. — Это... это... о, боже!

Я с трудом сдерживаю смех. Именно эта реакция заставила меня серьезно подумать о том, чтобы когда-нибудь попробовать это с принимающей стороны (Точно педик. Героический).

Намазав еще один слой смазки на член, я снова вхожу в ее сжатую как кулак, раскаленную дырочку. Наблюдая за ее реакцией, я постепенно ускоряю темп. Когда она робко говорит:

— Еще... — я вкладываю в свои толчки немного больше энергии.

Когда она твердо говорит:

— Сильнее, — я хватаю ее мясистые ягодицы и одним резким движением вхожу в нее по самые яйца.

Она запрокидывает голову и кричит:

— Блядь!

Выпустив из клетки зверя в своих чреслах, я насилую ее бедную попку под ее непрекращающиеся восторженные призывы. Дана - чувственная и сексуально заряженная женщина. Я не удивлен, увидев, как ее рот открывается, а узкие, полные желания глаза внезапно становятся огромными.

— Ч-что происходит? Нет... нет... Джек, я не могу... о боже... о боже...

Все ее тело начинает дрожать, затем ее голова откидывается назад. Она неподвижна, за исключением сильных сокращений, сдавливающих мой член.

— Господи!

Вспышка эмоций Митча привлекает мое внимание. Его кулак превращается в размытое пятно. Его глаза закатываются, и он стонет. Белые ленты брызгают по всей его сшитой на заказ рубашке.

Наставление рогов завершено.

Дана спускается с вершины оргазма.

— Я действительно...?

— Да, ты сделала, — киваю я. — И это было прекрасно, не так ли, Ричи-бой?

Он покраснел и выглядит побежденным. Его великолепный инструмент сморщился, хотя все еще больше моего.

Дана смотрит на своего мужа с тонкой улыбкой. Затем ее глаза обращаются ко мне.

— Ты мне обещал, — говорит она. — Что-то про горячую сперму, кипящую в моей прямой кишке?

Я трахаю ее сжимающуюся задницу в горячем порыве. Она подбадривает меня, клянясь, что мой член невероятно хорош, и требуя, чтобы я кончил в ее грязную дырку. По моим яйцам начинает пробегать покалывание, которое распространяется под кожей. Рыча от восторга, я чувствую, как моя сперма пульсирует в моем члене, наполняя кишечник Даны.

— О боже! — кричит она, сжимая простыню в кулаках. — Я чувствую это! Это так... так горячо... так прекрасно... о мой гребанный бог!

— -==[]=[]=[]==--

Я падаю на бок, и Дана перекатывается вместе со мной. Мой член все еще твердый, сжатый внутри ее черного хода. Мы нежно целуемся. Дана в восторге. Она говорит мне, что ей понравилось. Она любит мой член. Она любит...

Она останавливается, глядя мне в глаза. Я вижу блестящие слезы. Она не может произнести эти слова. Может быть, потому что ее муж находится в нескольких метрах от нас. Может быть, есть другая причина. Мои эмоции прыгают, как стальной шарик в пинболе. Я не могу решить, хочу ли я услышать эти слова. Я слышал их раньше. Однажды сказанные, они никогда не забываются, даже после того, как теряют смысл.

Это трогательный момент прерывается ее хихиканьем, когда ее задница выплевывает мою опустошенную сосиску.

Без единого слова я вскакиваю с кровати и тащу ее за руку в ванную, по пути хватая свои штаны. Мы стоим вместе под теплым душем, обнимаясь как любовники.

Дана поднимает голову.

— Это было... Я не могу описать это. Ты - самое замечательное, что со мной случилось с тех пор... с тех пор, что я даже не помню, когда.

Я прижимаюсь губами к ее губам для короткого поцелуя.

— Ты исключительная женщина.

Она смотрит мне в глаза. Этот страх вернулся. Пожалуйста, скажи это. Пожалуйста, не говори этого. Пожалуйста, просто...

— Здесь что-то происходит, не так ли? — говорит она. Это не вопрос. — Что-то... важное.

Я киваю, боясь открыть рот, боясь, что если начну, то не смогу остановиться.

Дана говорит:

— Я хочу... нет, мне нужно увидеть тебя снова, Джек. Нам нужно поговорить. Долго поговорить. Где-нибудь подальше от него.

Она права. Но прежде чем это произойдет, у меня есть еще одна работа.

— Нам нужно привести себя в порядок.

Она огорченно смотрит на меня, когда я не отвечаю на ее искреннюю просьбу. Мы молча смываем друг с друга пот и грязь. Она продолжает смотреть на меня, полная надежды.

Когда я быстро вытираюсь, надеваю брюки и оставляю ее в ванной, она зовет меня:

— Джек? — звуча еще более расстроенной.

Прежде чем это зайдет дальше, нужно закончить еще одно дело.

Когда мы вошли в ванную, мой пиджак был под рубашкой и футболкой. Теперь он лежит сверху. Вмятины на ковре подтверждают, что Митч сдвинул свое кресло. Он пытается выглядеть непринужденно. Я надеваю рубашку, подходя ближе к нему, пока застегиваю пуговицы.

— Я должен признаться, — говорю я тихим, таинственным голосом. — Мы с тобой из одного теста, Митч. Нет ничего лучше, чем трахать чужую жену, правда?

Он смеется:

— Лучшее чувство в мире.

— Это первый раз, когда я делаю это на глазах у мужа. Должен признать, ты неплохо держался.

Пока я льщу ему, я медленно отхожу в сторону, чтобы отвлечь его взгляд от двери ванной.

— Это было не так уж и сложно, — говорит он, поворачивая голову, чтобы следить за мной. — Ты не доставил мне таких хлопот, как я своему рогоносцу.

Я смеюсь, отходя еще дальше, так что нам приходится говорить немного громче. Его голова повернута в мою сторону. Сейчас, в любую секунду...

— Так ты действительно так делаешь? — спрашиваю я, делая удивленное лицо. — Помнишь ты говорил раньше, что заставляешь рогоносца отсасывать тебе. Он что, муж твоей секретарши или что?

— Нет, это одна из шлюх из нашей почтовой комнаты. Она толстая, всего двадцать два года. Ты же знаешь, как легко с толстыми девчонками. После того, как я трахаю ее на их кровати, я заставляю ее мужа-педика ползать...

— Ты, черт побери, двуличный сукин сын!

Он резко поворачивает голову в сторону ванной. Его лицо мрачнеет при виде жены. Она обернута полотенцем вокруг груди, а еще одно полотенце намотано на голову.

— Э-э, мы просто шутили, милая. Мы не серьезно...

Дана в ярости. В считанные секунды она пересекает комнату. Голова Митча отскакивает в сторону, когда она наносит ему яростную пощечину.

— Хватит, блядь, врать! Тебе мало того, что ты трахнул мою лучшую подругу. Не говоря уже о той шлюхе, которую ты подцепил в баре, и той суке на вечеринке, и кто знает, скольких еще. Милая маленькая Кристин тоже?

— Она сама на меня набросилась, милая. Клянусь, я...

Еще одна пощечина эхом раздается по стенам. Когда она поднимает бутылку скотча за горлышко и размахивает ею над головой, я вмешиваюсь и хватаю ее за запястье. Она смотрит на меня, и ее тело сгибается, когда гнев испаряется. Я вынимаю бутылку из ее руки, а затем беру ее в объятия. Она прижимается ко мне, жалобно рыдая.

Когда она выплакалась, я тихо говорю ей:

— Одевайся.

Ее опухшие, красные глаза поднимаются на меня.

— Мы разве не собираемся...

— Без вопросов. Просто оденься.

Она как зомби подтягивает платье и надевает бретельки на плечи.

— Милая? Клянусь, это не...

Громкий щелчок магазина, вставляемого в пистолет, прерывает нытье Митча.

— Еще одно слово, жалкий червь, — рычу я. — Скажи еще одно слово своей жене, и клянусь, я вложу ей это в руку и уйду.

Она сердито смотрит на него, пока я застегиваю ей молнию. Мы оба надеваем обувь.

— Э-э, Джек. Куда вы уходите? — спрашивает Митч.

— В другое место.

— Когда вы вернетесь?

— Не знаю. — Это неправда, но правда для этого засранца не имеет никакого значения, так что это неважно. — Можешь позвонить ей, если мы не вернемся к восьми утра. До этого не звони.

— А что мне делать?

— Несложно понять, как развязаться. Можешь переночевать здесь.

— Я не буду спать в твоей проклятой сперме.

— Номер 206. — Я бросаю запасную ключ-карту на кровать.

Она случайно приземляется на мокрое место.

— Не уходи, Дана, — говорит он. Он выглядит опустошенным. — Нам нужно поговорить. Я люблю тебя.

Это первые слова, которые я слышу от него и которые звучат искренне.

Она бросает на него полный отвращения взгляд. В ее голосе нет эмоций, когда она говорит мне:

— Пойдем.

Ее волосы мокрые и спутанные. Она - оскорбленная женщина. Она прекрасна.

— Дана... — снова зовет он, когда дверь за нами закрывается.

Я кладу руку ей на спину, и мы спускаемся на лифте в мой номер. Дана смотрит на номер моего номера и ухмыляется. Это не тот номер, который я дал Митчу.

К счастью, я еще не успел распаковать вещи. Я закрываю чемодан и несу его в холл, чтобы выписаться. Дана не говорит ни слова, но на ее лице играет небольшая удовлетворенная улыбка. Думаю, она все поняла.

Я открываю ей дверь арендованной машины, а затем бросаю свои сумки на заднее сиденье.

— Какая из них машина Ричарда? — спрашиваю я.

Дана смеется и указывает на черный роскошный внедорожник. Мой SOG (бренд компании, производящей качественные ножи, мультитулы и другое снаряжение для туризма и активного отдыха, который изначально был создан по образцу ножей и инструментов, разработанных для специального армейского подразделения Studies and Observation Group) спускает два колеса, затем я возвращаюсь и сажусь на водительское сиденье. Из папки в консоли я достаю лист бумаги и передаю его ей.

— Там указан мой рейс в Сент-Лу. Позвони в авиакомпанию и отмени мою бронировку.

— Мы едем в Сент-Лу?

— Я туда еду.

В свете парковки я вижу, как дрожат ее губы. Я мог бы сказать ей, чего я хочу, и она бы согласилась. Но нам обоим нужно, чтобы она сама приняла решение.

Я спрашиваю ее:

— Сколько времени займет дорога до твоего дома?

— Около... около двух с половиной часов. — Она всхлипывает. — Но Джек, я не хочу...

— У тебя есть два с половиной часа, чтобы принять решение. У тебя есть три варианта. Если хочешь, я отвезу тебя домой и оставлю там. Я могу отвезти тебя домой, трахнуть тебя в постели твоего мужа и оставить там. Или я отвезу тебя домой, трахну тебя в постели твоего мужа, помогу тебе собрать вещи и заберу тебя с собой.

Дана молчит. Я запускаю машину и направляюсь к шоссе.

Она говорит:

— А Сент-Лу - это конечная точка моего пути?

— Это зависит от тебя. Ты знаешь, что нужно, чтобы покончить с этим, верно?

— Два слова.

Я смотрю на нее и вижу улыбку. Она звонит в авиакомпанию и вносит изменения.

С тех пор, как мы выехали на шоссе, мы ни слова не сказали. Мы проехали около пяти миль. Она берет телефон и нажимает кнопку быстрого набора. Когда она подносит трубку к уху, я замечаю, что на ней нет колец. Должно быть, она оставила их на тумбочке под телевизором.

— Мам? Да, я знаю, что уже поздно. Все в порядке. Произошло кое-что. Ты была права. Все оказалось еще хуже, чем я думала... Да, я должна была сделать это еще несколько лет назад, но я звоню именно по этому поводу. Я просто хотела сказать тебе и папе, что я уезжаю на некоторое время...

Она хихикает, а потом смотрит на меня. Похоже, она приняла решение. На моем лице расцветает широкая улыбка.

— Я не знаю, мам. Сейчас я не знаю, куда поеду. Просто уеду, — говорит она. — Не хотела, чтобы ты волновалась. Я буду на связи. Ты знаешь, что делать, если он позвонит... нет, скажи папе, чтобы он спрятал свой пистолет.

Мое внимание переключается в ее сторону. Я смотрю на нее. Она улыбается мне кривой улыбкой.

— Да, окей, — говорит она в трубку. — Я тоже тебя люблю. Обними папу.

Она отключает трубку.

— Твой отец военный?

— В отставке, — отвечает она. — Я армейский ребенок.

— Где вы базировались? — Я был готов к длинному списку.

— Папа был везде. Когда я была маленькой, мы некоторое время жили в Германии. Мама хотела, чтобы у меня и моей сестры была стабильная школьная жизнь, поэтому мы переехали поближе к бабушке и дедушке. — Повернувшись на сиденье в сторону, она сказала: — Теперь расскажешь мне о своей спине?

Большинство людей не поймут. Да, можно сказать, что это просто работа. Точно так же, как пожарный, бросающийся в горящее здание, просто выполняет свою работу. Если отец Даны ушел в отставку, она знает, что такое долг. Она сильная. Я должен был это понять.

— Это было восемь лет назад. У меня было около шести недель до очередной ротации. Я не собирался продлевать контракт в третий раз. Мою команду вызвали для перехвата группы боевиков Талибана. Нам сказали, что они планируют напасть на школу. Когда мы прибыли в деревню, учительница стояла на деревянном ящике перед школой, окруженная своими учениками. Она казалась испуганной. Мы позвали учеников, но они отказались двигаться. Она продолжала жестикулировать, призывая нас подойти и забрать их. Что-то было не так.

У Даны звонит телефон. Она качает головой и отклоняет звонок. Похоже, он наконец-то разгадал, как развязать узел.

— Продолжай, — говорит она. Ее голос мягкий.

— Я был командиром отряда. Я отдал свой автомат капралу и поднял руки, чтобы женщина поняла, что я не вооружен. Велев всем остальным оставаться на месте, я подошел к ней один. Женщина продолжала пытаться заставить всех подойти и забрать детей. Я был всего в трех метрах от нее, достаточно близко, чтобы увидеть, как ее брови сдвинулись в гневе, когда она поняла, что я единственный, кто собирается помочь. Она подняла руки в воздух и крикнула два слова:

— Аллаху Акбар.

Звонит телефон. Дана снова отклоняет звонок, затем поворачивается ко мне и ждет.

— Когда женщина подняла руки, я увидел кнопку, которую она собиралась нажать большим пальцем. Они всегда устанавливают второй спусковой механизм. Я предположил, что она стояла на датчике давления, и мы все были обречены. Вытащив запасной пистолет, я выстрелил, молясь о чуде.

Телефон Даны пищит. Она даже не смотрит на сообщение.

— Впереди река, — говорит она, указывая вниз по холму. — Перейди на правую полосу на мосту и сбавь скорость.

Я делаю, как она говорит. Она опускает окно, и телефон летит через бетонное ограждение.

Дана положила руку мне на плечо.

— Ты все еще здесь, значит, чудо произошло.

— Я тоже так думал. Когда женщина начала падать, я подскочил, подхватил ближайшего ребенка и отвернулся, надеясь, что смогу защитить его от взрыва. Ничего не произошло. Взрыва не было. Я подумал, что кто-то, наверное, неправильно подключил что-то. Дети кричали и бегали вокруг. Моя команда начала собирать их. И тогда я заметил парня в одежде талибов, выглядывающего из-за угла здания. Я крикнул, чтобы все отступили, и сделал три длинных шага. Следующее, что я помню - это то, что три месяца спустя я очнулся в больнице «Уолтера Рида».

Ей не нужно знать об операциях, пересадке кожи, трубках, выходящих из меня, или мучительной терапии. Моя спина не может регулировать тепло, поэтому иногда у меня стучат зубы или я горю от жара. Может быть, если все сложится, мы поговорим об этом в другой раз. Как бы я ни хотел верить, что это возможно, я не полагаюсь на надежду.

— Ты герой.

Я пожимаю плечами.

— Герои - это для газет. Я просто делал свою работу.

Поскольку она, к счастью, не спрашивает о медалях, я предполагаю, что ее отец объяснил ей, что они из себя представляют. У него, наверное, их десятки в шкафу.

Но я готов поспорить, что он не получил коробку.

Прошло около года после того кровавого и ужасного дня. В мою квартиру пришла большая картонная коробка. Почтовая марка была из Сингапура, но это не имело смысла. Естественно, я вызвал местную саперную службу. Когда я рассказал им немного о себе, они привезли одну из тех роботов-собак из большого города, которая обнюхала коробку, просветила ее рентгеном, потрясла, постучала по ней и, наконец, объявила ее «чистой».

Парень в костюме Мишлена - над которым я посмеялся, заверив его, что это не поможет - открыл коробку. Настала его очередь смеяться. Коробка была заполнена наличными. Стодолларовые купюры, все еще в пластиковой упаковке, как и выплаты, которые «секретные белки» (В американской разведке "Secret Squirrel" может быть разговорным названием для секретного агента, особенно в рамках спецопераций) давали своим друзьям. Всего более восьмисот тысяч.

В госпитале «Уолтера Рида» я узнал, что тот парень, которого я подхватил, оказался сыном любимой племянницы старого вождя. Это не такая уж случайность, как можно подумать. Там все друг с другом связаны. Это Западная Вирджиния Ближнего Востока.

Мой друг передал свою вечную благодарность через моего капитана. У меня не было возможности это подтвердить, но я предположил, что подарок был от него. Поскольку я был уверен, что кто-то начнет задавать неудобные вопросы, если я появлюсь в банке с этими купюрами, я взял коробку с собой в отпуск на Каймановы острова. После покупки дешевой квартиры и щедрого пожертвования местной саперной службе я получил ежемесячный процент, которого едва хватало на то, чтобы прожить, пока я писал свой первый роман. Теперь это просто сливки.

Дана спросила:

— Зачем тебе завтра ехать в Сент-Лу?

— Я должен продавать свою книгу.

— О, ты писатель? Какие книги ты... Подожди-ка, черт возьми. Ты Джек Галвей! Тот самый Джек Галвей.

— Ты слышала обо мне?

— Мой отец любит твои книги. Я только что купила новую к его дню рождения. Он был майором в рейнджерах.

— Майор... — повторяю я, пытаясь вспомнить ее девичью фамилию.

И тут меня осенило - майор МакЛеод. Я никогда не встречал этого человека. Он ушел, примерно, в то время, когда я вступил в 75-й полк. На протяжении многих лет его имя упоминалось как «один из лучших».

Дана - его дочь.

Мы оба молчим минуту.

— Джек, а что будет, если я не скажу эти два слова?

Надежда манит меня, как игла наркомана. Я чувствую, как меня тянет. Я так сильно этого хочу. Я должен быть осторожен.

— Думаю, это значит, что ты моя, пока не скажешь, что это не так.

— А если я никогда не скажу?

Мои глаза затуманиваются. Возможно, мне придется остановиться. Я отчаянно хочу эту женщину, но не знаю, смогу ли я выжить, если это закончится крахом.

— Дана, я дважды обжегся. Ты только что узнала, что твой муж...

— Черт возьми, Джек! Перестань быть таким засранцем хотя бы на пару минут. Сегодня вечером я поняла три вещи. Во-первых, я хочу тебя. Я хочу принадлежать тебе. Когда ты ударил меня по лицу, пока трахал, это было как будто небо распахнулось. Я никогда не позволяла мужчине полностью владеть мной так, как ты. Я не могу придумать ничего более возбуждающего, чем быть твоей личной шлюхой. Я сделаю все, что угодно. Я научусь сосать твой член до самого горла. Я хочу, чтобы ты трахал меня в задницу хотя бы раз в неделю.

Я смотрю на нее.

— Тебе понравилось, да?

— Этот чертов оргазм чуть не снес мне пальцы на ногах, — хихикает она. Затем она становится серьезной. — Более того, я нуждаюсь в тебе, Джек. Мне нужен сильный мужчина, который сможет взять контроль, когда я становлюсь стервой. И да, иногда я могу быть настоящей занозой в заднице.

— Я слышал, что хорошая порка может творить чудеса с занозами в заднице.

— Нам следует проверить эту теорию при первой же возможности, — говорит она. — Мне также нужен мужчина, которому я могу доверять. Ты не похож на того лживого, изменяющего сукина сына, за которого я вышла замуж. Ты бы никогда не солгал мне, правда, Джек?

— Ни в чем, что могло бы тебя ранить. Я не лгал, когда сказал, что твоя попка и грудь великолепны. Возможно, иногда я смогу немного приукрасить, как на тебе смотрится платье.

— Иначе и быть не может, — улыбается она. Затем она снова становится серьезной. — Самое важное, что я поняла сегодня вечером - это то, что я люблю тебя, Джек. Я знаю, что мы только что познакомились, но я собираюсь заставить тебя поверить в эти три слова. Я обещаю, что ты никогда не услышишь от меня двух слов, которые положат конец тому, что между нами есть. Никогда. Если ты примешь меня, я буду твоей во всех смыслах.

— Чего ты хочешь от меня, Дана?

— Я хочу, чтобы ты поверил в меня. Жизнь обманула тебя так, как я даже представить не могу. Мы оба пострадали от неудачных браков. Мы оба знаем, как это больно. Я никогда не предам твое доверие, и я знаю, что ты никогда не обманешь меня.

За несколько часов, проведенных вместе, Дана возродила веру, которую я считал утраченной навсегда. С ней легко поверить в будущее, которое наступит после завтрашнего дня.

Ее тон смягчился.

— Есть еще одна вещь, которую я хочу от тебя. Это не является условием для заключения сделки. Когда ты был в больнице, они говорили что-нибудь о проблемах с твоими, э-э... «детородными органами»?

В моей голове возникает образ маленькой девочки, похожей на Дану, которая бежит ко мне и прыгает мне в объятия.

Я едва могу дышать. Думаю, я только что проиграл эту битву.

Мой голос звучит хрипло, когда я говорю ей:

— На самом деле, врачи сказали, что мои маленькие рейнджеры...

— Ведут за собой! — Дана смеется вместе со мной.

Без сомнения, ее отец запечатлел девиз рейнджеров в ее генах.

— Можно одолжить твой телефон? — спрашивает она.

Я склонил голову, но разблокировал телефон и протянул его ей. Она набрала номер.

— Привет, мам. Извини, что снова беспокою тебя. В планах произошли изменения. Мне нужно, чтобы ты и папа встретили меня у дома, примерно, через три часа... Да, я знаю, сколько сейчас времени. Это важно. Пригоните пикап и большой прицеп. Нам нужно быстро упаковать много вещей, пока Ричард не вернулся домой, чтобы вы могли их хранить до... Нет, я правильно сказала. Ричард. Как «Ричард Крэниум».

Прежде чем она успевает объяснить, я слышу пронзительный взрыв смеха в трубке с другой стороны машины. Мне уже нравится ее мать.

Дана продолжила:

— Убедись, что папа тоже приедет... Мне все равно. Скажи ему, что я велела ему немедленно поднять свою ленивую толстую задницу с дивана. Он может спать всю оставшуюся пенсию... Окей, мам. Я тоже тебя люблю.

Я замечаю здесь определенную закономерность. Жизнь с этой женщиной не будет похожа на жизнь с моими двумя первыми женами. Они улыбались мне, ласкали меня и притворялись очаровательными, любящими спутницами жизни, а на самом деле втыкали мне нож в спину. С Даной нет притворства, нет обмана. То, что видишь, то и получаешь. Мне нравится то, что я вижу.

Она протягивает мне телефон. Ее рука естественно опускается на мое бедро. Это не провокационный жест. Это простое, ласковое прикосновение.

— Не знаю, что мне понравится больше, — говорит она. — Трахать тебя в постели моего будущего бывшего мужа или выражение лица папы, когда он встретит отца своих будущих внуков.

Улыбка поднимается из глубины моей груди. Похоже, у меня появилась новая задача.