Тихо шумел рассветный русский лес. Щебетали вдалеке птицы, где-то звенел ручей, поскрипывали на ветру истекающие тягучей смолой мачтовые сосны. Пройдёт буквально минуты две, и застрекочут кузнечики, разольётся соловей. Через пять — подключатся дятел и кукушка. А если уж и этого будет мало, то ещё через десять заведёт сирена воздушной тревоги — тогда даже мёртвый проснётся. Впрочем, до этого ещё ни разу не доходило.

На экране мобильного, закреплённого в метре над подушкой, имитирующая рассвет картинка набрала 50% яркости. На часах 6:50, приложение светового будильника, обеспечивающее мягкое пробуждение, запустилось десять минут назад.

Данил сел на кровати. Мышцы приятно побаливали после вчерашней тренировки. Ямка между плечом и ключицей тоже ныла вполне ощутимо: двенадцатый калибр – зло: и боеприпас тяжелый, и приклад лягается как конь. Парень повернул голову: девушка рядом ещё спала, разбросав по подушке черные блестящие волосы. Пусть спит: сейчас и её разбудит.

Парень спустил ноги на пол, поежился от холода: конец марта, батареи греют слабо, а ночами всё ещё ниже нуля. Быстро натянув трусы, он ушлёпал в ванну. Утреннее мочеиспускание, умывание и быстрое бритьё убили сон окончательно. Дане был двадцать один год, борода и усы у него почти не росли, но за сутки вылезали из кожи настолько, что Рита, однажды проведя по его щеке ладонью, поморщилась. Хоть и не сказала ничего, но с тех пор он брился каждый день, перед парами.

— Доброе утро! — поприветствовала его Гуля.

Она уже отключила будильник и зажгла на стене бра, в свете которого её голое тело смотрелось ещё приятнее, чем обычно. Но парню с утра было не до любования: будильник — будильником, а сова остаётся совой, как перья ни причёсывай.

— Утро добрым не бывает, — буркнул парень, поднял с пола её трусики и бросил девушке на колени. Он вообще не очень любил по утрам разговаривать, но всё же добавил, чтобы смягчить грубость: — Особенно, когда в понедельник первой парой — семинар по пропедевтике внутренних болезней.

— У меня пропеда завтра, второй парой, — сказала татарская (или башкирская? Впрочем, какая разница...) красавица, упаковывая в лифчик в свою «трёшку». — А сейчас фармакология.

— Та ещё срань, — согласился Даня, натягивая тактические брюки. Даром что они относительно нейтрального, чёрного цвета, всё равно смотрятся агрессивно, тем более, что на брючных карманах — клипсы ножа и мульиитула, в грузовых набедренных — аптечка со жгутом и ППИ, да здоровенное портмоне. На ремне же — кабура травмата и перцовый баллон. – Иди умывайся. Ежедневный комплект городского милитариста на всякий непредвиденный случай.

В фойе больницы, как всегда в этот час, было довольно пусто. Сменив армейские ботинки на сланцы, прикрыв красную футболку с надписью «Драться не умею, но очень люблю» белым халатом и повесив на шею стетоскоп, парень бодрым шагом взлетел по лестнице на второй этаж и вошел на кафедру. До начала пары ещё почти сорок минут, так что успеть сделать домашнее задание — вполне реально. Может даже удастся частично осмыслить прочитанное и записанное. Все зло в мире — от баб. Если бы не они, Даня бы все прекрасно успел бы сделать даже не вчера, а в субботу, перед походом на тренировку. А если шире смотреть, то не было бы необходимости сейчас второй раз учиться на третьем курсе. Бабы – зло. Особенно, когда их несколько одновременно. Впрочем... Если смотреть с другой стороны, то какой смысл жить без этого зла? Какой смысл учиться, тренироваться? Какой вообще смысл жить? Всё, что делают мужчины — делается, в конечном итоге, для и ради женщин.

— Доброе утро, Даниил, — от этого голоса рука парня дрогнула, и и так почти неразборчивое слово превратилось в китайский иероглиф.

— Доброе, Маргарита Александровна, — ответил парень, с большим усилием заставив себя не поднимать голову.

Ритка наконец первой нарушила двадцатидневное молчание. Уже и не вспомнить, после какой именно пренебрежительной резкости парень решился на односторонний игнор. Он даже старался не смотреть в её сторону, хотя это было почти физически больно. Впрочем, праздновать победу пока рано: приветствие — ещё не разговор, а надо чтобы она не просто сама первая заговорила, а желательно, чтобы ещё и извинилась, признала свою неправоту. Вот тогда можно будет считать, что та ледяная стена, которой однокурсница усиленно отгораживалась от Дани долгое время, наконец треснула. Хотя и это никаких гарантий не даст: лед — штука такая... если залить водой и дать замерзнуть — станет крепче, чем раньше. Было такое уже.

— Всё ещё злишься? — к голосу прибавился шорох её халата и сводящий с ума аромат, ощущение плеча: она села рядом на соседнее кресло.

— Записываю алгоритм перкуссии абсолютной сердечной тупости, — сказал Даня. Но все же добавил: — Да, злюсь.

— Посмотри на меня.

Парень подчинился и повернул голову. Светло-русые волосы, высокий лоб, пухлые чувственные губы, нос с горбинкой и россыпью веснушек вокруг глаз. Высокая —заметно выше Дани, стройная. Красивая. Безусловно красивая. Но есть и красивее, притом — существенно. К тому же набор довольно заурядный для наших мест: та же Гулька выглядит экзотичнее, а Ирка из Политеха — красивее, при той же усредненно-русской внешности. Причем, если смотреть ниже шеи, то и та, и другая заметно сильнее подходили под личные вкусы Данила.

Но все меняли глаза. Нет, они не были какого-то невероятного изумрудного или лазоревого оттенка. Обычные такие, серо-непонятные глаза. Зато было в этих глазах что-то такое, что заставляло Даньку терять башку, притом напрочь и безо всякой надежды на её возвращение. Какое-то почти мистическое сияние исходило из них, да и от всего лица целиком: оно было не очень сильным, иногда меркло, иногда усиливалось, да и вообще замечал его только он, и то получилось не сразу. Точнее заметил-то сразу, а вот на осознание у парня ушел без малого год.

Сейчас прищур этих волшебных глаз был ехидно-ироничным.

— Как бы ты ни злился, а всё равно на меня смотришь одинаково. Выражение лица меняется, а глаза одни и те же, — сказала девушка, пристально всматриваясь в зрачки Данила.

— Да, — кивнул парень, — Потому что, как бы ты себя ни вела, я всё равно продолжаю любить тебя.

— Пожалуй, что так, — согласилась Рита.

Она хотела сказать что-то ещё, но в этот момент на кафедру вошёл профессор Сытников и разговор прервался сам собой. Студенты поздоровались с преподавателем и вошли в открытый им кабинет. Теперь появилась возможность писать конспект усевшись за потрепанную парту, а не на коленях, и парень быстро застрочил в тетради. Маргарита тихо сидела рядом — она теперь всегда сидела рядом, с тех самых пор, как поняла бессмысленность любой конспирации. Только иногда, во время серьёзных ссор, она отсаживалась на другой конец аудитории, да и то не всегда: это сразу становилось причиной пристального внимания одногруппников. Кабинет быстро наполнялся, и это поставило крест на возобновлении прерванной беседы.

— Доброе утро, доктора! — поприветствовал всех Сытников, избавившийся теперь от пальто, надевший безупречно белый халат и вооружившийся чашкой крепкого чёрного кофе, бодрящий аромат которого разбудил всех, кто ещё не успел до конца проснуться.

Быстро проверив конспекты, он без предисловий велел Даньке раздеться до пояса: когда на дюжину человек всего двое парней, выбор наглядного пособия невелик. Профессор пригладил аккуратную тёмную, с проседью, бородку, как контраст абсолютно лысой голове, и начал демонстрацию манипуляции, применимой разве что в условиях использования ядерного оружия по городам (в этом случае все электронные приборы сгорят, и у врача останутся только собственные глаза, уши и руки для постановки диагноза вместо УЗИ, ЭКГ, МРТ и рентгена). Впрочем, штурманов тоже до сих пор учат навигации с помощью часов и секстанта... Пусть никогда не пригодится, но знать и уметь должен. И это правильно.

Свои действия доктор медицинских наук, врач высшей категории Давид Наумович Сытников, сопровождал подробными комментариями. Наконец он закончил и спросил:

— Всем всё понятно? Отлично. Кто первый определит, где находится сердце у этого молодого человека? — преподаватель достал из кармана йодный маркер.

Первая подняла руку Маргарита — отличница же...

— Горская, сиди. А то у Бажова опять сердце уедет куда-нибудь, не найдём. На Рыбникове потренируешься, — с легкой иронией помотал головой препод.

Взаимоотношения Дани и Риты были очевидны всем, особенно быстро их выкупали почему-то старые мудрые мужики. А может быть, просто только они считали возможным это демонстрировать. Тот же Сытников на первом же занятии вызвал Марго отвечать, а потом резко, на середине ответа, спросил, какого цвета у Бажова глаза.

— Синие, — без паузы ответила девушка, даже покраснев от мгновенности собственной реакции.

В следующую секунду красным как варёный рак стал уже Данька, потому что на аналогичный вопрос, обращённый уже к нему, он просто не смог ответить и завис. Причём не потому, что не знал, а потому что цвет трудно поддаётся описанию. Позже он придумал красивый и романтичный ответ, но почему-то больше никто таких вопросов не задавал, и разочарованный цок языком Сытникова это не отменило.

Семинар прошёл достаточно легко и ненапряжно. Под конец, к удивлению Даньки, Рита всё же добралась до него и тщательно обстучала пальцами всю его грудную клетку. Полученные точки она старательно обвела фломастером, причем не йодным, который впитывается за десять минут, а зеленочным, будто демонстрируя эксклюзивное право на это сердце. Препод ухмыльнулся в бороду, но ничего не сказал.

Обратно из кабинета в фойе парень с девушкой шли рядом, но молча, не касаясь и даже не глядя друг на друга. Только на последнем пролёте Марго сунула одногруппнику в ладонь свой номерок, как бы говоря: «Не уходи без меня».

Завязывал шнурки армейских ботинок и накидывал камуфляжную парку парень молча. Также молча девушка застёгивала высокие сапожки и просовывала руки в рукава поданной ей кожаной куртки. Маргарита снова заговорила только когда они сели в автобус и устроились на заднем сиденье.

— Долго ещё планируешь обижаться? — спросила она, рукой в тонкой лайковой перчатке поправляя платок из голубой газовой ткани.

— Пока ты не скажешь, что достаточно, — пожал плечами парень.

— Так просто? — удивилась Марго.

— А зачем усложнять?

Наконец он повернулся и посмотрел на неё: однокурсница выглядела смущенной.

— Даня... — она замялась, но парень понял её без слов. Накрыл её кисть рукой и чуть сжал. — Чем дальше, тем сильнее убеждаюсь, что ты прав, — сказала Маргарита уже совсем спокойно.

— В чем именно?

— Ты как-то сказал, что наше с тобой молчание порой интимнее, чем секс.

— Сказал, — кивнул молодой человек. — Отчасти поэтому я терпеливо жду и не форсирую события, хотя ты уже три месяца в моем телефоне записана как Бажова.

— Ты бы терпеливо ждал, если бы именно ждал, а не трахал при этом все, что шевелится, — ехидно заметила Рита, потом добавила свое любимое: — Грязный шлюх.

— Претензия была бы обоснована, если бы ты сама соблюдала целибат. А ты, насколько я понимаю, живешь с парнем?

— Не живу. Мы просто встречаемся. Достаточно часто. Да и не претензия это. Так... беззлобная подколка, — немного погрустнела студентка.

— Два местоимения, и из моей жизни исчезнут все женщины, кроме тебя, — на Данила напала какая-то флегматичность.

— Какие? — заинтересовалась девушка. — Ты мой?

— Я и так твой, и ты это знаешь. Думай лучше.

Парень даже снова отвернулся к окну, не отпустив, впрочем, руку девушки. А та, как будто, этого не заметила.

— Ладно, подумаю. А вообще, ты очень вредный тип. Даже с восьмым марта меня не поздравил.

Даня смотрел в окно, но отчетливо видел её лицо. Смущенно-расстроенная мордашка пятилетней девочки, спрашивающей папу, за что тот сердится на нее. Обернулся: так и есть. Только шарка носком летней туфельки не хватает, и руки спрятать за спину. От невозможности это сделать сидя в автобусе, она теребила ручку своей сумки на коленях, отпустив туда же взгляд. Данил засмеялся.

— Знаешь, было бы довольно странно, если бы я поступил иначе.

Он бросил взгляд на внутреннюю часть запястья, на экран массивных электронных часов: до начала патологической анатомии всего двадцать минут, придется опоздать немного.

— Не хнычь, моя маленькая большая девочка, все будет хорошо, — парень ободряюще улыбнулся и подмигнул спутнице.

Разумеется, он прекрасно знал, что ей не очень-то нравится такое обращение, но что поделать, если оно такое точное: в третьеккурснице поразительно уживались непосредственность и эгоцентричность пятилетней феи в розовом платьице, с мудростью, манерами и выдержкой взрослой женщины, которая не у всех и к строка появляется. Собственно, и в семьдесят многие остаются тупорылыми шаболдами и малолетними долбоебами. С увеличением продолжительности жизни возраст перестал быть индикатором ума.

До корпуса было ещё несколько остановок, но студент последний раз сжал руку Маргариты, встал и вышел из автобуса. Настроение из просто приподнятого перешло практически в эйфорию. Всё получилось! Ещё одна ступенька пройдена!

Данил стоял на одной из центральных улиц уральского города-миллионника. Первые этажи сталинских номенклатурных пятиэтажек с трехметровыми потолками были заняты главным образом ювелирными и цветочными магазинами. Ювелирка — это, конечно, хорошо, но в студенчестве малореально для спонтанного подарка. Выбор же и покупка цветов много времени не заняли: Даня просто взял кроваво-алых роз почти на все деньги, что у него были, и попросил их завернуть в прозрачную глянцевую пленку. Кто-то скажет — банальность, а кто-то — нестареющая классика.

Покинув лавку с завернутым в коричневую оберточную бумагу букетом, парень побежал. Может быть, быстрее было бы дождаться следущего автобуса и доехать, но хотелось именно бежать, не смотря на то, что бегуном Данила Бажов был, мягко сказать, посредственным: сказывались и коротковатые ноги с небольшим ростом, и довольно широкое телосложение и общая нелюбвь к этому занятию. Тем не менее, он бежал. Бежал по сырому от почти сошедшего, но ещё не высохшего снега тротуару, порой на красный перебегая перпендикулярные улицы, под стук рюкзака по спине. Не успев отдышаться, переоделся в фойе, взлетел на четвертый этаж. Пара шла уже почти десять минут, но он все же остановился в рекреации кафедры патологической анатомии, чтобы чуток успокоить дыхание и сорвать бумагу с цветов. На открытие двери у всех сработал поверхностно-ориентировочный рефлекс: что такое? На Данила с букетом уставились двадцать четыре пары глаз: две группы и преподаватель.

— Здравствуйте, – негромко сказал Даня и прошел в аудиторию, походя положив букет рядом с микроскопом Маргариты, сидевшей с краю.

Стул рядом с ней был занят, и парню пришлось занять единственное свободное место возле преподавательского стола. Только выложив дрожащими (бег не до конца снял эйфорический шторм) руками тяжелый учебник на стол, он решился обернуться: глаза Марго светились бенгальскими огнями, грозя поджечь тетрадь вылетающими искрами, на полных губах блестела счастливая улыбка.

Пара пролетела незаметно, даром что длилась не два, а три академических часа. В перерыве Даня и Рита счастливо болтали ни о чем и сделали несколько фото с букетом на планшет девушки, не обращая внимания на любопытные взгляды окружающих, получивших, наконец, как им казалось, подтверждение очевидному. После занятия, кое-как завернув цветы обратно в оберточную бумагу, девушка и молодой человек покинули корпус. Им предстояло преодолеть две сотни метров до поворота, и ещё столько же — вверх по улице, параллельной проспекту, и они шли медленным шагом, обдуваемые мокрым ветром престарелого марта. Рита несла в обеих руках сверток, а Данька, как козел, скакал вокруг нее и фотографировал немного смущающуюся спутницу. Они оба были по-настоящему счастливы в этот момент, и со стороны даже было не совсем понятно почему. Да, букет в руках девушки был достаточно большим и красивым, но разве это причина для такого всеобъемлющего, безумного счастья?

— Я люблю тебя, Ритка, – сказал парень, убрав наконец смартфон в карман и решаясь снова взять однокурсницу за руку.

Та рассыпалась звонким хрустальным смехом, против обыкновения не пытаясь высвободить ладонь. Притянув её к своему лицу обеими руками, поцеловал холодную лайку перчатки и приложил её к щеке. Сказка заканчивалась: они остановились у пешеходного перехода. Сейчас они перейдут дорогу на другую сторону, он посадит её в автобус, а сам поднимется выше: до съемной квартиры рукой подать. Снова они увидятся только через час, на лекции по оперативной хирургии, и едва ли к тому времени от этой эйфории останется хоть кусочек. От неизбежности расставания на лице Дани была неподдельная мука.

— Я знаю, Даня, — ответила Маргарита.

И была в этих жестоких словах какая-то грустная горечь, чуть подсластившая парнишке горькую пилюлю.

Девушка посмотрела за спину молодому человеку: светофор последний раз мигнул зеленым и загорелся красным. И вдруг ею овладели сомнения, Маргарита заколебалась. Из глубин мозга вынырнула мысль, все чаще и чаще приходившая в голову последние пару месяцев. Ссора поначалу её притопила, но как будто придала больше плавучести. Мысль приобрела характер назойливой мухи, а два дня назад она уже чуть было не решилась. Таймер на табло светофора отсчитывал положенное время. Когда единица сменилась нулем и вновь загорелся зеленый человечек, Марго сделала выбор. В конце концов, рано или поздно его пришлось бы сделать, так почему не сейчас, когда все так хорошо и замечательно?

— Ты говорил, что живешь здесь где-то недалеко? – спросила она резко.

— Да, совсем рядом, в паре кварталов, — Данил был удивлен внезапной перемене, которую ощутил скорее кожей, чем как-то иначе, но умудрился не подать виду, лишь постфактум отмечая новую интонацию голоса и взгляд любимой.

— Пойдем, — сказала она и, пожалуй, впервые с момента знакомства сама взяла молодого человека за руку, перехватила поудобнее букет и уверенно шагнула на проезжую часть.

Меж лопаток Дани скользнул холодок, ладони вспотели. Впервые он порадовался, что Рита носит перчатки. В перемену сложно было поверить, и для проверки он скользнул своими пальцами меж её, чуть сжал, в любой момент готовый выпустить, если такой жест покажется спутнице слишком дерзким. Но напротив, та сама крепко сжала ладонь, давая наконец парню понять, что нуждается в нем и боится потерять. Утренние разговоры и позирование с букетом – это, конечно, хорошо, но он не обманывал себя: едва ли от этого что-то могло измениться столь радикально. Это что-то совсем иное. Что же? Скоро выянится: карты на столе, пора играть.

К разделительной полосе парень полностью справился с волнением, перехватил инициативу и, твердо перешагнув белую черту на асфальте, повел Маргариту за собой, словно разделив жизнь на до и после. Марго даже не пыталась протестовать, спокойно уступив право принятия решений парню, который ещё совсем недавно повиновался даже не мановению пальца, а движению брови.

Они шли быстро и молча. Смех куда-то улетучился, но ощущение вселенского счастья осталось, только как будто видоизменилось, из эфемерного и невесомого оно словно стало вдруг материальным, мягким, теплым и увесистым, почти осязаемым. Шум центра остался позади, мелькнул тихий переулок, пара дворов, и Данил уже открывал подъезд серой кирпичной пятиэтажки.

— Мрачноватая квартирка, – прокомментировала Рита, входя в однушку на первом этаже.

— Да, – не стал спорить парень, запирая за собой дверь и включая свет в прихожей, отделенной от комнаты брезентовой занавеской. – Очень темная. Солнце сюда не заглядывает вообще, обогреватель нужен иногда даже летом, зато самый центр, и, несмотря на это, тихо. К тому же коммуналка включена в стоимость аренды. Можно тебя попросить?

— Смотря о чем, – ответила девушка, поворачиваясь спиной и позволяя однокурснику снять с себя куртку.

— У меня неубрано. Я все же холостяк, недавно выгнавший жену. Дай мне буквально три минуты, — он быстро скинул обувь и куртку.

— Ладно, умоюсь пока, – пожала плечами Рита и прошла в открытую дверь ванной комнаты.

На самом деле в квартире был не такой большой бардак, на который намекал Данил: он вел довольно спартанский образ жизни и обладал минимумом вещей. А уж после того, как бывшая наконец съехала к сучьей матери, (к своей, то есть), в жилище и мебели-то осталось чуть. Шкаф арендодателя, диван, пара стульев, офисное кресло и компьютерный стол, собранный на саморезы и стальные уголки из обломков шифоньера с ближайшей помойки. К столу прилагался компьютер с двумя мониторами и оружейный шкаф на стене — вот и все убранство комнаты в двадцать квадратных метров. Ну ещё в углу, за занавеской из плотного полиэтилена, притаился крошечный верстачок с инструментом, также изготовленный дендрофекальным способом. Так что прибирать было не так уж много: грязный пол чистым за это время в любом случае не сделать, да и, по мнению Дани, он перестал быть таким уж страшным с тех пор, как две недели назад его помыла какая-то уж совсем случайная подружка.

Быстро согнав раскиданные по квартире носки в одну кучу и запихнув их глубже под диван, студент-медик бросился сдергивать с постели белье: оно ещё пахнет феромонами Гульнары, а может, и Лизы, спавшей здесь позавчера. Вряд ли, конечно, на подушке остались волосы, Ритка, скорее всего, ничего не заметит, и запах этот едва ли существует где-то, кроме как в мозгу Дани, но... Но, но вот так. Не из-за носков он попросил Марго подождать. Не из-за носков.

Затолкав кое-как тряпочный ком в шкаф, ухитрившись не позволить вывалиться оттуда военному снаряжению и просто хламу, парень отдернул занавеску в прихожей.

— Готово, заходи, – сказал он, а сам ушел на кухню.

Она была крошечной. Неизвестно почему, но создавалось впечатление, что она меньше стандартных для хрущевки шести метров. В ней и для стола-то не было места: холодильник, раковина, плита, да пара шкафчиков. Микроволновка расположилась на холодильнике, а чайник — на подоконнике, рядом с огромной четырехэтажной клеткой, в которой проживали две милых декоративных крысы, белые, с черными пятнами.

Поставив воду кипятиться, Даня вытащил из-за холодильника пыльную трехлитровую банку. Как и откуда она взялась, он и сам не знал: наверное от прежних жильцов осталось, сейчас вот пригодилась. Он быстро сполоснул её под краном, а когда наполнял водой, понял, что руки снова дрожат, даже, пожалуй, сильнее, чем когда входил в аудиторию с букетом. А ведь не слабую тему они с Рикой подкинули сегодня сплетницам для обсуждений. Какие только слухи не ходили за их спинами! Пусть говорят... Даня брызнул себе водой в лицо. Да что такое-то?! Вдох. Выыыдох... Вроде не двенадцать лет уже. Первая роза подарена девочке в пятом классе, десять лет назад почти.

Закрыв кран, он снова появился в комнате, усилием воли отогнав иррациональный страх накосячить и прогневать Маргариту. Та сидела, забравшись с ногами на диван, и с интересом изучала обстановку.

— Да, действительно холостяцкая берлога, – констатировала она, увидев в руках молодого человека банку. — Даже вазы для цветов нет, – сказала, как всегда, напрямую, в своей извечно грубоватой манере, но вместе с тем как-то иначе.

И интонация, и выражение лица говорили, что это не обычное отстраненное тыкание пальцем в чужие недостатки, а нечто совершенно иное. Что-то такое, о чем Даня боялся даже мечтать. По его спине опять дружно чеканил шаг полк мурашек. Рита произнесла это так, словно ей предстояло провести в этой квартире как минимум, жизнь. И даже если предположить, что у Данила бред, и он увидел скрытые смыслы там, где их нет и не было, то какого дьявола акцент на банке? Логичнее было бы сказать про лампочку, одиноко свисающую с потолка без плафона. Сейчас она ещё скажет, что завтра принесет сюда вазу...

— Кофе у тебя есть? – Марго явно мыслила прагматичнее, чем в думках своего одногруппника.

Взяв банку, девушка сама лично погрузила цветы в воду.

— Нет, – мотнул головой, Данил. – Не люблю я его. Есть какао и несколько видов вкусного чая. И ещё печенье всякое. Будешь? — с какой-то робкой надеждой спросил он, внутренне готовый к нагоняю за сладкое и неправильное питание.

Рита — она такая. Спортсменка и ЗОЖница до мозга костей. Радовало еще, что с предметом она знакома не по надписям на интернет-заборах, а по медицинскому университету и спортшколе Олимпийского резерва, (кандидат в мастера спорта, между прочим!).

— Неси чай тогда.

Упрека не последовало. Девушка улыбалась. И это была не надменная насмешка королевы над дерзким виконтом, не ирония девушки-стервы над неудачником из френдзоны. Это была теплая, ободряющая улыбка мамы. Все же контраст его странной робости перед ней с агрессией, до злобы, с другими людьми, которую она иногда видела, ей льстил, и относилась она к нему с пониманием.

— Только сахар не клади мне, дракончик Сладкоежка.

Это ироничное прозвище Рита придумала два с половиной года назад, задолго до «Грязного Шлюха», увидев Даню в торговом центре с большим стаканом газированной воды с сиропом, а-ля СССР, тархуном, кажется. Несколько позже парень посмотрел одноименный советский мультик для малышей трех-пяти лет и долго смеялся и над ним, и над собой.

Только оказавшись на кухне, он додумался ляпнуть:

— А какой тебе?

— Как себе сделай, — был безразличный ответ.

Как будто она чай сюда пить пришла... Идиот! Сунув наугад руку в шкаф, парень вытащил первую попавшуюся жестяную коробку. На приклеенной скотчем бумажке кривыми буквами значилось: «зел. жас.». Снова вспышка флешбэка:

В шестнадцать лет Даня первый раз ведет девушку в кино, в ожидании сеанса они пьют зеленый чай с жасмином и едят пирожные в кафе. Как её звали-то? Аня, кажется... А фильм уже, хоть убей, не вспомнить.... Наверное, какая-нибудь чушь для белых американских подростков. Да нахрен с пляжа! Сейчас ему двадцать один, и в комнате его ждет для серьезного, взрослого разговора, любовь всей его жизни. Ради этого дня, ради этого момента он выгнал взашей неплохую, в общем-то, девушку, с которой прожил больше трёх лет. И вот оно, счастье — за стенкой сидит, а он стоит, как баран и рефлексирует. За два с половиной года, прошедших с момента знакомства, он поцеловал её один раз, на первом свидании. Она его — дважды, летом прошлого года, ломавшись перед этим по полчаса.

К двум здоровенным стеклянным пивным кружкам по 0, 6 литра на поднос отправилась тарелка, в которую посыпались повидловые «минутки», варёно-сгущённые орешки и заварные творожники. К ним бы ещё кефир с вареньем, вместо чая... Даня обдал кружки кипятком, кинул на дно ситечки с заваркой и наполнил доверху. Последней на поднос опустилась форма со льдом. Надо быть смелее. Вдох-выыыыдох. Пошёл!

Маргарита всё так же сидела на тахте, положив щёку на коленку, и любовалась розами в банке. Парень протянул ей поднос, а когда та взяла его обеими руками, наклонился и быстро поцеловал её в тёплые, мягкие губы. Приём неоднократно испытан на многих девушках, с Ритой он тоже сработал когда-то давно, на первом свидании, но Даня совсем не был уверен в реакции сейчас. Краткий поцелуй не перешёл в долгий, но и отстраняться или отворачиваться Маргарита не стала. Лишь шепнула на ухо, приняв поцелуй:

— Не торопи события, — в дополнение к обернутому в бархат хрусталю своего голоса, девушка потерлась о него щекой: — Присядь.

Она поставила поднос на диван рядом с собой, спустила ноги на пол. Дане, чтобы не быть отделённым от девушки чаем, пришлось опуститься на пятки у её маленьких ступней в коротких белых носочках. От неожиданной ласки мурашки танцевали джигу. Тонкие пальцы, знающие отличие белых клавиш от чёрных, подхватили тяжёлый сосуд, поднесли к губам. Из-под бровей в Даню стрельнул ироничный взгляд:

— Другой посуды просто нет, — он смутился и неуклюже сострил: — Из мелкой тары не пью.

Впрочем, это была чистая правда: чай, какао, кефир и квас он действительно пил из этих кружек. А вот алкоголь не употреблял. Вообще. Никакой, никогда и нисколько, даже на похоронах любимой бабушки обошёлся соком. Также относился к табаку и наркотикам, причём Маргарита к этому никакого отношения не имела: скорее, это заслуга отца, который в определённый период жизни синячил по-скотски. Но и то — лишь отчасти, в конце концов, у Риты нет монополии на здоровый образ жизни.

— Знаешь, должна сказать, что ты трус, подлец и мерзавец, — задумчиво произнесла девушка, отставив горячий чай и взяв вместо него орешек.

Разделив его на две части, она одну половинку положила на язык себе, а вторую плавным движением поднесла ко рту сокурсника. Тот аккуратно взял сладость зубами и ответил, жуя:

— Сильное заявление, — он напрягся. — Обоснование будет?

— Будет, — безмятежно кивнула Рита, добавляя в кружку лед и отпивая. — По пунктам: мы познакомились с тобой два с половиной года назад. Я ведь тебе понравилась тогда?

— Более чем, — хмуро кивнул Данил, начиная понимать, к чему клонит девушка. — Правда, я тогда ещё не понял, насколько.

— Тем не менее. Я была одна, девственна, и ты мне тоже понравился. Честно. Несмотря на маленький рост и то, что ты пришел на первое свидание пешком. А твой поцелуй, когда ты неслышно подкрался ко мне сзади и запрокинул голову, я до сих пор помню. Всё ведь было в твоих руках, Дань, а ты слился. – Она снова отхлебнула, и насмешливо посмотрев на парня поверх кружки, добавила: — Грязный Шлюх, самоуверенный бабник испугался девственницы и слился. Кто ты после этого?

— Трус.

Ему, конечно, было что возразить: что тогда он ещё не был столь опытен, и не заслужил ещё пресловутого звания Грязного Шлюха, что лишение девушки невинности – удовольствие сомнительное, требующее серьезной подготовки и стараний, (если, конечно, девушка для тебя что-то значит) причём при неясном результате. Что он тогда только женился, наконец! Только все это — бред. Аргументы в пользу бедных, которые никогда не будет слушать женщина, от которой отступились.

— И подлец, – добавила Марго, откусывая пирожное со сладким взбитым творогом. — Потому что подло оставил мое сердце на растерзание негодяю Воланду, когда мог забрать его себе, и мы были бы счастливы. А встретив меня через год, ты даже не вспомнил моего имени.

— Трус и подлец, — тяжело вздохнув, согласился парень, в то же время понимая, что главное ещё не сказано.

— А мерзавец потому, что так до сих пор ничего и не сделал, – безапелляционно закончила однокурсница и рассыпалась своим чудесным смехом.

Обстановка мгновенно разрядилась, парню оставалось только посмеяться вместе с девушкой.

— Я — трус, подлец и мерзавец, – согласился он, наконец, отсмеявшись. Посерьезнел: — Так какой из этого всего вывод? Что ты хочешь, чтобы я сделал? Я готов на все, чтобы искупить свою вину.

— На все? — Рита тоже отставила шутки в сторону, вместе с чаем, подалась вперед всем телом так, что они едва не соприкоснулись носами, напряженно впилась взглядом в зрачки молодого человека. — Легко не будет.

— На все, — самообладание к нему вернулось в полном объеме, он уверенно кивнул, понимая, что это именно то, чего от него ждут. В нем хотят найти железобетонную стену, а не новомодный гипсокартон.

Сияние из глаз Маргариты усилилось:

— Влюби меня в себя.

Даня очень старался сохранить каменное выражение лица, но, по видимому, это получилось плохо. Маргарита сочла нужным пояснить:

— Мы с тобой учимся в одном ВУЗе, и оба знаем, что любовь – это всего лишь физиология. Частично — обоняние, частично — центральная нервная система и гормоны. Я люблю Воланда. Страдаю от этого, понимая болезненность зависимости, но сделать ничего не могу. Я хочу, чтобы ты обратил его в пепел, в прах, чтобы даже память о нем стерлась из моей души. Тогда, давно, ты легко мог влюбить меня в себя. Мог, но не сделал, и твое место занял он. Я приклеилась к нему, как муха к смоле, подарила ему свою девственность, познакомила с родителями, планировала брак... А он пил чай с моим отцом и лицемерно изменял мне с бывшей! Позавчера я их практически поймала за руку.

— Постой, Рит, — молодой человек чуть сжал её руку. — Ты что, просто хочешь отомстить? Заняться со мной сексом, изменив ему в ответ, и только?

От этого подозрения на душе стало досадно и немного гадко.

— Нет, Данечка, ты невнимательно слушал, – девушка сжала со всей силы кисть молодого человека, давая почувствовать ему все свое напряжение. — Я хочу, чтобы ты меня не просто трахнул, а именно влюбил в себя. Я хочу болеть тобой так, как болею им. Понимаешь? Я чувствую твою искренность, хоть и признаю, что не очень хорошо тебя знаю. Я испытываю постоянную потребность в тебе. В твоём взгляде, в твоём дыхании за своей спиной, просто в ощущении, что ты рядом. Но вместе с тем, я знаю, что от Воланда просто так не уйти: он не смирится с тем, что я его бросила. Будет искать встречи и со мной, и с тобой. Не знаю, что будет, если встретитесь вы, но, встретившись со мной, он скомкает как газету и выбросит мою решимость. Щелчок пальцев — и я вернусь к нему. Сломай эту систему, разорви порочный круг и я стану твоей. Вырви меня из токсичных отношений и мы станем счастливыми. Я рожу тебе детей: девочку с моими глазами, мальчика — с твоими.

Она, выжидающе смотрела на парня, с упорством ракеты с тепловой головкой самонаведения, следующего за ней с начала третьего курса.

Парень медлил. Услышанное звучало так волшебно и так дико, что его взяла оторопь. С того октябрьского утра, когда он, походя, совершенно между делом, без лишних слов и ненужных фраз, признался вначале себе, а потом и ей, что любит, с того самого момента, как понял, что ждущая дома истеричка-жена — не более чем затянувшаяся ошибка и дурное стечение обстоятельств, с тех самых пор он всеми силами старался осуществить то, о чем Маргарита только что попросила сама. И не получалось. Вернее, все шло крайне медленно: Рита сопротивлялась, как дикая пантера. Даже разговаривать нормально они начали совсем недавно, а было время, несколько месяцев, когда Марго Даню по-настоящему избегала: не разговаривала и не давала приближаться ближе десяти метров.

Однажды это даже чуть было не привело к трагедии, кстати, на том самом перекрестке, где сегодня был преодолен Рубикон. Изображая из себя Буку, студентка спряталась вглубь капюшона зимней куртки и пошла через дорогу на красный свет. Несущийся слева автобус она просто не увидела и не услышала. Данил в этот момент дисциплинированно шел пятнадцатью метрами позади, и когда понял, что «Она, же не дура, ходить на красный!» шагает под колеса, дернуться уже не успевал. Только чудом они разминулись: окажись девушка десятью сантиметрами дальше, многотонная машина размазала бы её по асфальту. От этой картины парень до сих пор периодически просыпался в холодном поту, хотя уже полгода прошло.

С того момента, несмотря ни на какие протесты, он находился рядом, не далее метра. Все время, с начала первой пары и до подъезда. Поначалу Марго возмущалась, несмотря на то, что парень демонстративно держал руки в карманах. Возмущалась, но машиной пользовалась все реже, и расстояние уменьшалось. Лиса и лев? Может быть.

— Разумеется, я согласен. Надеюсь, ты мне поможешь?

— Помогу, – просто кивнула девушка и поцеловала его.

Первый раз сама, без жеманности и кокетства. Данил почувствовал, что она дрожит. Крупная дробь била девушку, как перед прыжком в омут, полуоткрытые губы трепетали. Парень медленно отстранился, плавным движением переставил поднос с дивана на пол, перетек на тахту, обволакивая её руками.

— Я поняла, какие два местоимения ты хотел услышать, – прошептала она вдруг, когда между ними оставался сантиметр.

Парень замер.

— Я — твоя.

Маргарита, только что властная, секунду назад — напряженная, как струна, вдруг расслабилась. Обмякла, опадая назад и увлекая за собой молодого человека, запрокинула голову, открывая горло в самой подчиненной позе, полностью вверяя себя мужчине.

Его руки залезли под блузку, огненным вихрем обожгли спину, унимая непрошенную дрожь, расстегнули застежку лифчика и нетерпеливо стянули верх через голову. Маргарита не протестовала, только прошептала:

— Только будь нежнее... — не приказ, не распоряжение, не условие. Просто просьба нежного лепестка крокуса к безжалостному секретару сборщика.

Данил проглотил рубущийся наружу рык, мутная пелена на глазах чуть рассеялась, но отвечать словами он не стал, лишь припал поцелуем к надключичной ямке девушки, проводя рукой по плоскому животу Риты. От прикосновения жарких губ из уст студентки вылетел протяжный стон, шея выгнулась назад ещё сильнее, как бы предлагая чудовищу прокусить сонную артерию и выпить её до последней капли. Узкие ладони с длинными пальцами влезли в густую русую шевелюру и прижали голову парня к себе.

Клокотавший в глотке звериный рык все же вырвался наружу, язык облизнул шею вдоль по ходу сосуда, несущего кровь от сердца к голове. Язык чувствовал биение жилки под тонкой кожей, а широкие руки, в покрытой белыми шрамами грубой коже, коснулись бархатистых сосков и с нежной силой растёрли их.

— Я люблю тебя, — почти провыл Данил, отрываясь, наконец, от шеи.

Девушка ничего не ответила, лишь потянула его ниже. Страстный порыв содрать с девушки джинсы вместе с трусиками и носками, одним движением, так, чтобы пуговица выстрелила в стену, был задавлен отчаянно старающимся сохранить контроль парнем.

Пуговка была расстегнута аккуратно, джинсы соскользнули с гладких тонких ножек почти нежно, когда Рита приподняла таз. Мягкие короткие носочки упали на пол с зацелованных ступней. Девушка осталась лежать на покрывале в красных кружевных стрингах. Значит и вправду: не в цветах дело. Это не порыв, это осознанный выбор, сделанный не сейчас и не сегодня. От осознания этого в сердце молодого мужчины стало чуть спокойнее, в голове — чуть яснее: нельзя обмануть её ожиданий, нельзя сейчас думать о себе. Ведь сейчас, по сути, она второй раз лишается невинности. С ним.

Первое лобзание он подарил низу живота, над самой резинкой стрингов. Сделал дорожку из поцелуев влево и вправо, до выступов таза. Аккуратно, зубами, приспустил резинки на пару сантиметров, обнажая верх лобка и его гладко выбритую кожу: руками коснуться он пока не решался. В это время его руки судорожно расстёгивали ремень и сдергивали тактические брюки, вырывая пуговицы ширинки с мясом. Вместе с ними на пол упали боксеры и носки.

Член, гордо поднявший влажную глиловую голову, стоял как памятник; неподвижный, но готовый к бою. Заставив себя на секунду оторваться от девушки, Данил сбросил с себя и рубашку-поло, оставшись лишь в часах и солдатском медальоне. Кончиками пальцев он ласкал внутреннюю часть бедер Риты, вызывая мурашки и дрожь по всему телу, а ртом ласкал киску, сквозь ткань трусов дразняя и выдавливая томные стоны из уст девушки. Длинные пальцы в муке сжимали ткань постели, впиваясь ногтями в покрывало. Дырочка была мокрая и источала столько сока, что не было до конца понятно, чем пропитана ткань: маслянистой миррой женщины или слюной мужчины.

В какой-то момент девушка не выдержала, с грудным стоном она вновь вцепилась в волосы Данила и потащила его наверх. Уста вновь слились, языки начали свой танец, а член нежно коснулся половых губ студентки сквозь мокрое кружево трусиков. Сам орган может и хотел бы попасть внутрь, но его хозяин считал, что нормальные герои всегда идут в обход: Даня массировал головкой клитор и вульву, тыкался внутрь, до куда пускало полотно стрингов — на полголовки, не дальше, форменным образом издеваясь, пытая девушку, словно бы говоря: ты меня столько мучила теперь я немного отыграюсь.

Стоны Марго переходили то в скулёж, то почти в вой или даже рык. Парень истязал её минут двадцать, а казалось, что три часа. Руки девушки давно опустили голову любовника и теперь держались за спину, то и дело впуская в ход ногти и оставляя за собой протяжные красные полосы, от которых эрекция только крепла. Хотя куда уж дальше... Наконец Маргарита не выдержала:

— Войди уже наконец! — взмолилась она, чуть не плача.

— А ты родишь мне дочку? — ехидство Данила вылезало наружу, как шило из мешка, даже во время секса.

— Да... — был шепот.

Теперь уже парень взял любимую за голову, поймал взгляд её безумных глаз:

— Не слышу, — строго сказал он с нажимом.

— Чертенок! Конечно да! Да! Да!!!! А-а-а-ооох... — прокричала девушка в полный голос, всхлипнув, когда стринги оттянулись в сторону и так ожидаемый ею член плавно погрузился в её недра до основания.

Рита обаила любовника руками и ногами, с силой вжимая его в себя. Словно он хотел бежать, разорвать контакт, а девушка напротив — максимизировать площадь касания. Когда же член дошел до точки и коснулся шейки матки, цепь замкнулась. Рита содрогнулась так, что ток прошел не только по её телу, но и по телу юноши, придавившего её всем весом в миссионерской позе. Они пролежали так минуту. Данил хотел уже снова начать двигаться, но Маргарита мягко остановила его, не дав пошевелиться, не дав разрушить это замечательное чувство наполненности после оргазма, тем более, что парень ещё не кончил, и его орудие так и не думало сдуваться.

— Хорошо-то как... — промурлыкала девушка, целуя студента в шею и разжимая объятия.

Третьекурсник повиновался. Он осторожно вышел из девушки, освобождая её и отстраняясь. Маргарита села на кровати, поцеловала его в губы и сама сбросила на пол ненужную деталь одежды. Но почему-то не привлекла Даньку к себе для продолжения соития, а подвинула его, усадив почти на край и заставив откинуться назад.

— Вот ты какой, оказывается... — с интересом сказала она, разглядывая вздыбившееся орудие и пробегая легкими пальчиками по крупным кривым венам.

Член был мокрым от её сока, агрессивно топорщился спущенной крайней плотью, из уретры выступила крупная прозрачная капля смазки. Девушка осторожно притянула член к себе и слизнула эту каплю. Задумчиво пожевала губами, как будто стараясь распробовать вкус. Данил наблюдал за этим, затаив дыхание, не решаясь пошевелиться.

Наконец девушка откинула волосы в сторону и медленно погрузила член в рот, с силой прокатив его между языком и небом. Она стала делать неторопливые движения головой вверх-вниз, одновременно перекатывая в ладони яички. Периодически Рита выпускала член изо рта, чтобы потереться о него лицом, пощекотать кончиком носа уретру или просто помассировать, подержать его в ладонях. У Даньки даже создалось впечатление, что она не столько минет делает, сколько просто балуется с новой, но сразу полюбившейся игрушкой. Это было довольно странное ощущение, хотя и несомненно приятное. Все девушки и женщины, сосавшие ему когда-либо раньше, как правило, делали это, стараясь угодить ему. У кого-то получалось хуже, и они бестолково елозили по члену туда-сюда. У кого-то — лучше, и порой они выдавали блестящее шоу, со стрельбой глазами в Даньку или даже в камеру его мобильника. Но никто из них не брал в рот так самозабвенно и увлеченно. Парня вообще как будто бы не было в комнате, Маргарита на него даже не смотрела, не заглядывала в глаза, чтобы проверить: хорошо получается или нет? Её будто вовсе не интересовали ощущения любовника. Однако против обыкновения из уст Данила вдруг вырвался тихий стон. Ни разу, ни одной, даже самой лучшей соске, не удавалось довести его до оргазма ртом, да и вообще чем бы то ни было: он всегда заканчивал в ручном режиме, из-за особенностей чувствительности оставшейся от родовой травмы. И уж тем более никому не удавалось заставить его потерять самообладание и издать посторонний неконтролируемый звук. А тут он вдруг застонал, протяжно и почти жалобно. Глаза закатились.

Девушка издала торжествующий смешок и удвоила усилия. Понимая, что вот-вот кончит, Данил грубо оторвал девушку от члена и притянув к себе, поцеловал.

— Я тебя хочу, — прошептал он, перебираясь руками по спине, к заднице. — А если ты продолжишь в том же духе — я кончу.

— Ну так кончай, — озорно мурлыкнула Марго. — Я же уже кончила, теперь тебе надо доставить удовольствие.

— У тебя был всего один раз, а я так толком и не побывал в твоей киске, — его голос был как будто бы просящим. — Вот кончишь раз пять хотя бы, тогда и я...

— Данечка, я не умею так... Только один раз и все: дальше становится неприятно.

— Как так? — опешил студент.

За всю свою довольно бурную половую жизнь таких случаев он не встречал.

— Ну вот так. Я больше не возбуждаюсь. Следующий раз — через часик.

— А... — у парня запутались мысли, но Маргарита поняла невыраженную мысль:

— Не бойся, я никуда не уйду. Попросим Настю, чтобы нас отметили на лекции, — девушка озорно чмокнула любовника в сосок. — И сегодня я ночую с тобой.

— А завтра? — с надеждой спросил парень.

— А завтра — посмотрим. Сейчас кончи мне на животик, ладно?

Маргарита поцеловала однокурсника в губы и откинулась на спину, расставив ножки и призывно блестя киской. Во все глаза глядя на то, к чему стремился долгих полтора года и что видел впервые, Данил заелозил рукой и сосредоточился.

Вот он миг: вспышка сверхновой, рождение или смерть целой Вселенной. Его выплеснуло всего и даже чуть больше. Тугие струи липкой жидкости упали на плоский белый живот, покрыв его от лобка и до груди. Красиво, конечно, но было немного грустно: кончить хотелось не туда и значительно позже.

Данил лег рядом с любимой, чтобы перевести сбитое дыхание, погладил её по волосам, снова поцеловал. Девушка ответила, но быстро отстранилась и спустилась ниже, чтобы собрать остатки семени с члена

1244   340 45671  143   1  +10 [8]

Романтика, криминальнальная эротика, студенты