Я ехала домой, в лифчике, пропитанном его запахом. Чувствовала себя грязной, но я была счастлива. И впервые сама прикоснулась к себе, лежа ночью рядом с Сашей, который спал.

После первого минета я чувствовала себя… другой. Не виноватой. Не падшей. А будто я наконец-то узнала что то новое, как будто язык, на котором всегда хотела говорить, но не умела.

Саша стал замечать, что я чаще переодеваюсь, перед зеркалом задерживаюсь подольше. Пару раз он даже сказал:

— Ты стала как будто сексуальнее. Что-то изменилось?

Я улыбалась и целовала его в щеку.

— Все ради тебя, любимый.

Он, не зная почему, начал чаще лезть в постели. Я охотно соглашалась. Но после того, что я чувствовала у Алексея Алексеевича — каждое касание мужа казалось механическим, жалким. Я притворялась. Подыгрывала. А потом — шла в ванную и теребила себя до дрожи, вспоминая, как я держала во рту чужой член.

Очередной вечер. Он встретил меня с вином. Налил.

— Хочешь увидеть себя настоящую сегодня?

Я сделала вид, что не поняла.

— Я уже чувствовала себя…

— Нет. Ты начала. Но не пускала до конца. Хочешь узнать, что будет, если отпустишь всё?

Я замерла. Сердце забилось в ушах.

— Я замужем.

— Я знаю.

— Это… уже измена.

— Всё, что мы делали — было ею. Просто ты не признавалась. Потому что боялась.

Молчание.

Он подошёл. Встал за моей спиной. Его руки обхватили талию. Пальцы легли на живот.

— Если скажешь «нет» — я отойду. Если скажешь «покажи» — я буду твоим. На один раз. Только один. Но настоящий.

Я развернулась. Губы дрожали. Я искала оправдание. Но в горле был только один шепот:

— Покажи…

Он сразу прижал меня к стене, поднял платье. Без прелюдий. Его член уже был твёрд. Он водил им по губам моей киски, которая была мокрая — от вина? От страха? От возбуждения?

— Ты такая скромная… и такая готовая.

— Я не…

— Молчи. Сейчас ты — просто дырочка. Моя дырочка.

Я ахнула. Он вошёл. Без презерватива. Глубоко. Я вскрикнула — не от боли, а от шока. Он держал меня за волосы. Двигался медленно сначала.

— Вот она… женушка. Вся в слюнях, в сперме… в чужом члене. Скажи, чья ты?

— Я… не знаю…

Он ускорился.

— Шлюха не думает. Шлюха знает. Скажи.

— Твоя… я твоя шлюха…

Я кончила. Не помню как. Кричала. Он сжал бёдра. Он входил и выходил, я чувствовала каждый сантиметр его члена, каждое его движение приносило мне удовольствие, я кричала так громко что сама себя пугалась, но не могла остановиться, и не хотела. И кричала, и кричала. Он кончил в меня. Без предупреждения. Глубоко. В тот вечер я не могла посчитать сколько раз кончила я, с момента как я зашла к нему, до момента пока он не не вытащил свой член из меня был как один бесконечный поток оргазмов.

После — тишина. Мы лежали, его сперма текла из меня по ногам. Он курил.

— Это был последний раз, если ты не захочешь ещё.

— Я захочу…

— Я знаю.

Позже я ехала домой. В метро. В трусах, пропитанных им. И впервые не чувствовала вины. Только жар и… голод.

Она устроилась на работу к мужу, он думал что она хотела быть ближе к нему и был доволен, но причина была в другом. Она стояла спиной к нему, будто не замечая, будто всё ещё увлечена разговором с своей подругой Мариной. Но внутри всё плавилось — от жара, от смущения, от пугающе сладкой вибрации между ног.

«Что это было?..» — попыталась задать себе вопрос, но не смогла удержать ни одной мысли. Она чувствовала, как пульсирует кровь в висках, как по позвоночнику разливается что-то плотное, горячее… опасное. Её ладони вспотели, дыхание участилось.

Она сделала шаг в сторону, будто чтобы налить себе ещё воды, но в действительности — чтобы скрыться. Спрятаться от него. От себя.

Наклонилась к кулеру, а руки дрожали. Представила, как он смотрит — в затылок, на изгиб спины, на шею, приоткрытую под слишком тонкой кофтой. И это ощущение… не исчезло, наоборот — стало ещё более реальным, будто он правда стоял позади. Глаза её жгли. Он не прикасался — но всё тело отозвалось.

Она вернулась к столу, заставила себя слушать, смеяться, кивать в нужных местах, но мысли снова и снова возвращались к нему. К тому, как он посмотрел. Как будто знал. Как будто чувствовал её слабость.

Она случайно поймала его взгляд. Он говорил с кем-то, но на секунду — на крошечный миг — их глаза встретились.

И она не отвела взгляд. Не сразу.

Что-то внутри неё поддалось, как хрупкая створка.

И он это понял.

Он словно ощупывал каждый миллиметр её тела взглядом. Не торопливо, с ленивым наслаждением, будто знал — она уже на крючке.

Взгляд был уверенный, слишком уверенный — такой, какой обычно пугает. Но сейчас… она не могла оторваться.

Её затопило волной стыда, но и чего-то другого — острого, манящего. Она повернулась обратно к подруге, сжала пальцы в кулак под столом.

«Нет. Нельзя. Это просто… игра. Проказливость. Это даже не он — это я себе придумала. Он просто… начальник, Мужа и мой. Не более».

Но внутри что-то хищное шевельнулось. Что-то, что ждало все эти годы.

— --

На следующий день она выбрала рубашку, которую обычно не надевала на работу. Белую, полупрозрачную, слишком облегающую в груди. Поверх — жилет, строго и по правилам. Но стоило чуть наклониться — и край лифчика проступал.

Она долго смотрела на себя в зеркало. Сначала — с упрёком. Потом — с любопытством. И наконец — с каплей удовольствия.

Она пришла раньше всех. Сделала себе кофе, устроилась за компьютером. Через несколько минут он вошёл.

— Доброе утро, — коротко бросил, проходя мимо.

Ни тени заигрывания. Ни улыбки. Ни взгляда.

И почему-то именно это обожгло сильнее всего.

Она весь день ловила себя на том, что хочет… нет, ждёт этого взгляда. Его внимания. Хоть чего-то. Но он будто забыл о ней.

К обеду у неё дрожали пальцы. Она ловила отражение в мониторе — всё ли в порядке с макияжем? Не слишком ли вызывающе она одета? Или наоборот — слишком скучно? Почему он не смотрит?

Стыдно было даже себе признаться — но ей было больно. Почти физически.

Когда он встал и направился в сторону выхода, она поднялась слишком резко — будто случайно.

— Я тоже хотела выйти, — сказала чуть громче, чем надо.

Он остановился, кивнул.

— Хорошо. Пойдёмте.

Они шли рядом по коридору. Не говоря ни слова.

Воздух был натянут, как струна.

— Вы как, освоились уже? — наконец спросил он.

— Да. Всё нравится. Коллектив приятный, — ответила тихо.

— Хорошо.

И всё. Больше — ни слова.

Она стояла у окна в конце коридора, глядя вниз на двор, и чувствовала, как внутри скапливается досада, отчаяние, унижение. Как можно быть такой глупой? Она хотела внимания — а он просто играет с ней. Или не замечает вовсе.

И всё же, когда он вернулся в кабинет, она осталась стоять у окна.

Дольше, чем нужно.

Зная, что он может посмотреть.

Прошло ещё несколько дней. Он по-прежнему держался сухо, сдержанно, почти холодно. Только иногда — мимолётный взгляд, еле уловимая улыбка уголком губ. И это сводило её с ума сильнее любых слов.

Она стала замечать, как сама подставляется. Стоит чуть ближе, чем нужно. Приседает, зная, что он может видеть изгиб её бедра. Смеётся слишком звонко, наклоняясь к коллеге — зная, что он где-то рядом, что он может смотреть.

И каждый раз — ничего.

Он уходил, не сказав лишнего слова, не оставив ни взгляда, ни жеста.

Только внутри — всё клокотало.

Однажды вечером, уже почти перед уходом, она случайно осталась в кабинете одна. Остальные разошлись, кто-то ушёл пораньше, кто-то задержался в другой комнате. Свет был полумягкий, уличный закат проникал сквозь жалюзи.

Он подошёл к ней почти бесшумно.

— Поздно сидите, — тихо, почти с укором.

Она вздрогнула, обернулась слишком резко, уронив ручку. Он наклонился почти одновременно с ней, их пальцы соприкоснулись.

Она замерла.

Он тоже.

Их лица были на расстоянии дыхания.

Она почувствовала его запах. Тёплый, мужской, слишком близкий. Грудь сжалась. Она отпрянула первой, быстро, неловко.

Он поднялся, глядя на неё.

Долго.

Молча.

— Не стоит оставаться одной в офисе, — наконец сказал. Голос был низкий, ровный, почти ленивый — но в нём что-то вибрировало.

— Да… я просто не заметила время, — почти прошептала.

Он подошёл ближе. Неопасно. Но ближе, чем позволено.

— Вам нравится работать здесь? — вопрос прозвучал буднично. Но его взгляд — совсем нет.

— Нравится…

— Это хорошо. Важно быть… на своём месте.

И снова — тишина. Его глаза скользнули по её лицу, по губам.

Её дыхание сбилось.

Он протянул руку и легко, как бы по-дружески, убрал прядь волос с её щеки.

Пальцы едва коснулись кожи.

И этого было достаточно.

У неё перехватило дыхание. Влажно между ног. Холодно в груди. Всё тело напряглось — как струна, как капкан.

Он посмотрел ещё секунду — и отступил.

— Увидимся завтра, — сказал спокойно и ушёл.

Она стояла посреди кабинета, не в силах пошевелиться. Пальцы подрагивали. Сердце колотилось. Она чувствовала себя… распятой. Между желанием и стыдом, между страхом и наслаждением. Что это было? Просто жест? Просто забота?

Но она знала — это не просто.

Позже, дома, она долго лежала в ванной. Горячая вода не помогала. Она вспоминала каждый его жест, каждый взгляд. И… чувствовала, как руки сами скользят ниже.

«Нет… нельзя… нельзя…»

Но всё внутри было натянуто до боли. Она осторожно коснулась себя, и тело выгнулось в ответ.

Образ мужа всплыл лишь на мгновение — и растворился, вытесненный другим. Сильным. Уверенным. Теплом мужской руки, взглядом, в котором было слишком много власти.

Она кончила быстро. С приглушённым стоном, с уколом вины. Но в ту же секунду поняла — это не конец. Это только начало. И она уже перешла какую-то черту.

На следующий день он снова был обычным. Деловым, спокойным, будто ничего не произошло.

Но она уже не могла быть прежней.

Каждое слово, каждое движение — она ловила, анализировала, ждала. И он это знал. Видел, чувствовал, почти наслаждался её внутренним напряжением.

На обеде она осталась за общим столом, а он прошёл мимо, не взглянув. Но позже, в коридоре, когда она стояла у кулера, он подошёл слишком близко.

— Сегодня прекрасно выглядите, — сказал тихо, как будто мимоходом. Но голос…

Этот голос был не для других. Только для неё.

Она не знала, как реагировать. Просто кивнула, не глядя в глаза.

Он ушёл, не дожидаясь ответа.

С каждым днём он становился всё смелее — и всё незаметнее. Касался её спины, когда проходил мимо. Задерживал взгляд на губах. Мог говорить о чём-то пустом, а она чувствовала: его слова — это игра. Проверка. Он смотрит, как далеко она зайдёт.

И она… шла. Шаг за шагом. Почти бессознательно.

Однажды он попросил её остаться после планёрки.

— Есть пара уточнений по отчёту. Быстро, пять минут.

Когда все ушли, он подошёл к её креслу, встал за спиной.

Она слышала его дыхание.

Чувствовала тепло тела позади.

Он наклонился, заглядывая через плечо, будто в экран.

— Здесь… — его пальцы указали на строчку, — а вот тут…

Но вместо бумаги он смотрел на её шею. Он знал, как пахнет её кожа. И теперь хотел большего.

Её тело напряжено. Она не двигается. Даже не дышит.

И тут — его ладонь опускается на её плечо.

Медленно.

Твёрдо.

Он чуть сжимает, как бы одобряя работу. Но это не о работе.

Она знает это.

Он медлит. Рука скользит к шее.

Тепло. Давление.

И вдруг — пауза.

— Всё понятно? — голос тихий, почти хриплый.

— Да… — еле слышно.

Он ещё пару секунд держит её — и убирает руку.

Уходит, не оглядываясь.

Она остаётся одна. Губы дрожат. Сердце стучит в висках. Она не понимает, чего он хочет. И в то же время знает — он хочет, чтобы она сама захотела.

В ту ночь она не спала. Лежала рядом с мужем, слушая его ровное дыхание. Он обнимал её, как всегда. Спокойно, тепло. С любовью.

Но её мысли были не о нём.

Перед глазами — его ладонь на её плече. Его дыхание. Его голос, проникающий куда-то вглубь, в самые неосвещённые уголки её желания.

Она хотела.

Стыдно. Остервенело.

Того, чего не должна была хотеть.

Она пробовала отвлечься — гладила мужа по груди, целовала в шею. Он повернулся к ней, с привычной нежностью.

И она позволила. Сделала всё как обычно — ласково, привычно.

Но в голове, как отравленный огонь, жгло одно: а как бы он это делал?

Она кончила быстро — не от мужа. От образа.

— --

Неделю спустя он снова задержал её.

— Ты сегодня не сдала отчёт.

— Я… Он почти готов, я просто…

— Нет. Ты останешься и доделаешь.

Голос жёсткий. Не терпящий возражений.

И это… возбуждает.

Когда все ушли, он закрыл дверь. Медленно. На ключ.

Она даже не обернулась — просто сидела за компьютером. Руки дрожали.

Он подошёл.

Не торопясь.

Молча.

Положил ладонь на спинку её стула — рядом с шеей.

Нагнулся к уху:

— Ты же знаешь, почему ты здесь.

Она сглотнула.

— Я…

— Не надо слов.

Он провёл пальцами по её волосам. Вниз — к плечу. Ниже.

Её дыхание сбивается. В груди всё сжато.

Но она не сопротивляется.

Он наклоняется ближе.

Губы касаются шеи.

— Хочешь, чтобы я остановился? — шепчет он.

— Нет… — еле слышно.

Он отодвигает стул.

Медленно.

Она чувствует, как ткань юбки натягивается, когда он встаёт позади.

Он не спешит — будто изучает, разглядывает.

И ей страшно.

Стыдно.

Но ещё сильнее — жарко.

— Встань.

Она подчиняется. Молча.

Руки дрожат, сердце колотится.

Он разворачивает её лицом к себе.

Смотрит в глаза.

— Сними блузку.

Она закрывает глаза.

Глубокий вдох.

Пальцы не слушаются — но пуговицы поддаются одна за другой.

Ткань падает на пол.

Он берёт её за подбородок.

— Ты ведь знала, к чему всё идёт?

Она не отвечает. Только кивает.

— Покажи, как сильно ты этого хотела, — приказывает он.

Она опускается на колени.

Сама.

Без слова. Без просьбы.

Он лишь смотрит сверху — спокойно, почти холодно.

Но в его глазах… власть.