Мозг гудел от напряжения. Сердце било в виски, как сигнал тревоги. Мысли путались, накатывали одна на другую: всё разрушу? Или наконец освобожусь?

Здание казалось выше обычного. Кабинет — дальше. Она вышла из лифта, уверенность дрожала в коленях.

Лиза шла по коридору офиса, держа в руке ключ-карту. Она собиралась сказать ему правду. Не оправдываться, не умолять, просто — сказать. Всё это тлело в ней слишком долго, разъедало изнутри. Лиза больше не могла носить на себе маску преданной жены, зная, что каждый её вздох, каждый взгляд за ужином обман.

На входе её не остановила Марина, секретарша. Обычно та вскакивала из-за стола, приветливо улыбалась и предупреждала Сергея по внутренней линии. Сегодня же ресепшен был пуст.

Странно. Но, так даже лучше. Не придется тратить время на тупые вопросы.

Лиза прошла дальше, высокие каблуки тихо цокали по ламинату, приглушённые ковровой дорожкой. Чем ближе она подходила к двери кабинета, тем сильнее сжимался внутри комок. Но не от страха — от решимости.

Она толкнула дверь.

И остановилась.

— Се...ргей, — произнесла она и застыла в ступоре.

Марина лежала на столе. Белая рубашка расстёгнута, края распахнуты, обнажая грудь без белья. Юбка задрана выше талии, ноги свисают с края стола — как раз там, где обычно сидит её муж. Сергей, сидя на своём кожаном кресле, был уткнут лицом между раздвинутых бёдер секретарши. Он двигался ритмично, сосредоточенно, как будто выполнял нечто, требующее полной отдачи. Его пальцы вцепились в её бёдра, удерживая её на месте. Ни он, ни Марина не заметили Лизу.

Марина стонала. Громко. Сладко. Чересчур сладко.

Лиза застыла в проёме двери, не в силах отвести взгляд. Внутри всё дрожало: сердце, горло, живот... но слёзы не текли. Вместо боли — странная, липкая тишина. Она смотрела на лицо Марины, на её открытые глаза, полузакрытые веки, разомкнутые губы, и... чувствовала фальшь. Женщина всегда распознает другую женщину. Марина стонала, но не двигалась — её руки просто лежали на столе. Она не трогала грудь, не сжимала пальцы в волосах Сергея, не закусывала губу от напряжения. Всё это выглядело как тщательно разыгранный спектакль, в котором актёры забыли, что есть зритель.

— А я-то думаю, почему меня не остановила твоя секретарша, — тихо сказала Лиза, голос её был ровным, даже удивлённо насмешливым. — Оказывается, она тут... занята.

Сергей вздрогнул, отпрянул, посмотрел на жену в дверях. Марина сделала вид, будто не заметила, и лишь чуть приподнялась на локтях, взглянув на Лизу поверх плеча Сергея, лениво, без капли стыда.

Лиза стояла молча. Грудь тяжело поднималась, но не от ярости. Было похоже на облегчение. Она больше не обязана была носить кольцо. Больше не обязана хранить верность. Больше не обязана оправдывать себя.

Она подошла к столу, сняла обручальное кольцо и положила его на гладкую поверхность рядом с мышкой. И не сказав ни слова развернулась и пошла к выходу.

Сергей вскочил, натягивая брюки, растерянный, бледный.

— Лиза... Лиза, стой, подожди, это... это не то, что ты думаешь. Я... я просто... — он замолк, потому что и сам не верил в то, что собирался сказать.

— Ты не хотел? — Лиза обернулась на пороге. — Ты случайно оказался у неё между ног?

— Мы выпили, ты уехала к подруге, я остался... это просто... случилось...

— Ну извини, — вдруг вмешалась Марина, поправляя юбку и вставая со стола. Её голос был ленивым, наполненным презрительной издёвкой. — Не думала, что вы такая прямолинейная пара. У нас тут корпоратив был, праздник, расслабились. А вы, Лиза, как в фильме.

Лиза не ответила. Только слегка усмехнулась, развернулась и вышла из кабинета, не хлопнув дверью.

На улице воздух был свежий, с лёгкой прохладой. Она достала телефон, вызвала такси и села на скамейку у выхода из бизнес-центра.

Сергей выбежал спустя минуту, ещё застёгивая ремень.

— Лиза, пожалуйста, я не хотел. Я не знаю, что на меня нашло. Ты ведь должна была уехать. Я думал, ты...

— Думал, можно, раз никто не смотрит? — перебила она, не повышая голос.

Она села в такси.

— Переулок Чайковского, дом двадцать два, — сказала она спокойно.

Сергей остался стоять на тротуаре, как чужой человек, не зная, что сказать.

Лиза откинулась на спинку сиденья, глядя в окно.

Теперь она ехала не к любовнику. Она ехала к себе. Та, кто скрывалась за ролью жены, теперь вышла на поверхность. И ей было спокойно. Теперь ей можно.

Таксист уехал, как только она закрыла дверь. Двор был полон тишины. Она постояла пару секунд у калитки, глубоко вдохнула, как будто собираясь с духом... и позвонила.

Ваня открыл почти сразу. Растрепанный, в домашних шортах и футболке, он замер в дверях, увидев её. Всего на мгновение — а затем шагнул вперёд, обнял, потянул к себе, будто боялся, что она исчезнет. И поцеловал.

Глубоко. Жадно. Без вопросов. Без слов.

Его руки сразу же нашли её грудь — он всегда знал, что это её слабость. Ласкал через ткань платья, сжимая, поглаживая, чувствуя, как она тяжелеет в его ладонях. Один большой палец скользнул вверх, нашёл сосок, через ткань надавил чуть сильнее. Лиза задрожала, едва не простонала.

Он целовал её губы, шею, скулы, снова губы. Её голова кружилась. Она не помнила, как зашли в дом, как дверь закрылась, как он успел одной рукой задрать ей юбку и почувствовать, какая ткань трусиков уже мокрая. Ладонь скользнула между ног, пальцы прошлись по влажной щёлке, потом крепко сжали упругую попу. Он жадно тянул её к себе, и она чувствовала, как его возбуждение давит через ткань брюк.

Она вся горела. Тело кричало: дайся ему сейчас, сразу, забудь всё.

Но внутри что-то зацепилось — капля уязвлённого достоинства, кусочек театра, который она всё-таки хотела доиграть. Шутка, маленькая месть, женская злоба, завёрнутая в нежность.

Она отстранилась резко, почти дернулась, как будто очнулась.

— Стой... — голос дрогнул. Она прикусила губу, как будто вот-вот разрыдается. — Я не могу... Ваня, прости...

Он сразу остановился. Его руки — только что везде — теперь медленно отступили. Он сделал шаг назад, вглядываясь в её лицо.

— Что случилось? Лиза, что?.. — он подошёл ближе, чуть склонился, будто хотел заглянуть в глаза.

Она медленно опустилась на диван. Плечи осели. Грудь вздымалась от сбившегося дыхания.

— Он мне изменил, — сказала она, и голос её был таким тихим, будто в ней что-то сломалось. — Я зашла к нему на работу, и... Марина. Его секретарша. Она была у него на столе, а он... — Лиза всхлипнула, и на этот раз по-настоящему.

Ваня опустился рядом. Его дыхание было тяжёлым — он всё ещё не мог прийти в себя от желания, но взял себя в руки. Похоть ушла вглубь. Он обнял её, притянул к себе, прижал щекой к своей груди. Руки его скользнули вверх по её спине, осторожно, как будто он боялся причинить ей боль. Он гладил её плечи, поглаживал волосы, проводил ладонью по затылку, шепча:

— Он идиот. Как можно тебя предать? Ты же... — он не договорил. Только сильнее прижал.

Лиза замерла в его объятиях. Ей было больно — да. Но ещё больнее было чувствовать, как он убирает от неё руки. Эти пальцы, только что ласкавшие её грудь, теперь лежали на её волосах — как старшего брата, у утешителя, у хорошего, правильного мужчины.

Она чувствовала, как её тело всё ещё требует прикосновений. Как между ног нарастает тупая, мучительная пульсация, как соски под платьем тяжелеют от обиды.

Но она продолжала играть роль.

— Мне так... стыдно, Вань, — прошептала она, поднимая на него глаза. — Я же тоже виновата. Я ведь тебя люблю, а всё равно... была с ним. А он вот... Я поняла как мы нечестно с ним поступали...

Он провёл пальцем по её щеке. Аккуратно. Молча.

Её дыхание сбилось, но не от слёз. Она знала — стоит ей только чуть податься вперёд, коснуться губами его шеи, прошептать хоть одно слово... и он сорвётся. Он будет в ней, и будет по-настоящему, впервые не как любовник, а как мужчина, который забирает всю её.

Но она держала паузу.

Она хотела, чтобы он захотел её сильнее. Чтобы почувствовал — она рядом, голая под платьем, живая, теплая, его... но не сейчас. Ещё немного — и он будет умолять.

А может быть, это она сама уже умоляла — взглядом, дыханием, телом.

Он всё ещё держал её, гладил по волосам, шептал что-то ободряющее, пока не понял: она больше не дрожит. Не плачет. Её дыхание ровное... слишком ровное. Он опустил взгляд и замер.

Её рука — медленно, уверенно — скользила по его животу вниз. К паху. Она гладила его через ткань, с нарастающей настойчивостью. На лице уже не было боли. Там была — усмешка. Глубокая, почти торжествующая.

— Ну и пусть, — прошептала она. — Мне же лучше. Теперь я могу не скрываться. Могу отдаться тебе... по-настоящему. Без остатка.

Она опустилась на колени, стянула с него шорты, и Ваня даже не успел что-то сказать — её рот уже был на нём. Горячий, нетерпеливый, глубокий. Она жадно глотала всю длину, шумно, влажно, не стесняясь, показывая, как сильно скучала. Его стон вырвался почти сразу.

Затем она вытащила его изо рта, провела стволом по своей щеке, чуть прижалась губами к головке, и прошептала:

— Скучала, Ваня... очень.

Её язык скользнул к основанию, она целовала низ ствола, ласкала его медленно, будто возвращала себе право наслаждаться каждым миллиметром. Он сжал подлокотники кресла, тело рвало вперёд, но она вдруг остановилась, подняла голову.

— Потерпи. Я расскажу тебе всё... — она улыбнулась, села на пол перед ним, на колени, и начала свой рассказ, держа его член в ладонях, нежно, как что-то драгоценное.

Лиза сидела перед ним на коленях, её пальцы всё ещё ласкали его член, будто боялись отпустить. Ваня смотрел на неё сверху вниз, затаив дыхание, пока она, наконец, подняла взгляд.

— Я... — начала она, но вместо слов вновь наклонилась и провела языком от основания до самой головки, будто ей физически было трудно оторваться. Только потом, сдерживая дрожь, она вытащила его изо рта и заговорила.

— Я металась. Целую неделю. Между тобой и Сергеем... — она прижалась щекой к его бедру, пальцами лаская ствол. — Сегодня утром... я ехала к тебе. Правда. А потом передумала. Решила... признаться.

Она снова взяла его в рот, глубоко, медленно, почти молитвенно. Несколько секунд — и снова вытянула губы, оставив след влажного тепла, смотря ему в глаза:

— Я хотела быть честной. Хотела рассказать ему всё. Думала, будет правильно... Но когда вошла в его кабинет...

Её лицо вдруг исказилось от лёгкой злости. Она крепче сжала его член, провела языком по боковой вене, как будто хотела отвести напряжение, но это лишь распалило её ещё сильнее.

— Он был с ней. С Мариной. Она лежала на его столе с раздвинутыми ногами, юбка задрана... а он — между её бёдер. Лижет. А она... — Лиза презрительно усмехнулась. — Она даже не пыталась играть. Симулировала, как последняя актриса.

Она снова наклонилась, быстро, будто не могла больше говорить без перерыва, взяла головку в рот и пососала, с лёгкими всхлипами, будто боль теперь уходила с каждым движением языка.

Вытащив его вновь, она прошептала:

— И я... не разозлилась. Не заплакала. Не закричала. Я почувствовала... радость. Облегчение. Я была свободна. Теперь я могу быть с тобой. Не врать. Не прятаться.

И вновь — в её рот, до самого основания. Она задохнулась, но не остановилась. Ваня не выдержал. Наклонился, подхватил её под мышки, и она обвила его шею, позволив себе повиснуть в его объятиях. Он прижал её к себе, одной рукой сжал ягодицы, другой сдвинул в сторону тонкие трусики.

Вошёл в неё.

Она ахнула, выгибаясь на руках, вцепившись в его плечи.

— Наконец-то... — выдохнула она, глядя ему в глаза. — Ты не представляешь, как тяжело мне было. Целую неделю. Без тебя. Я была пустая... мёртвая...

Он двигался в ней медленно, сдержанно, чувствуя, как каждое их соединение словно возвращает её к жизни. Она тянулась к нему губами, шептала:

— Теперь вся жизнь впереди... Теперь можно не спешить...

И они продолжили — не торопясь, не боясь. Впервые — свободные.

Они лежали в полумраке, в теплой, уже немного растрепанной постели. Лиза прижалась к нему спиной, Ваня обнял её, укладывая подбородок в изгиб её шеи, его ладони скользнули к груди и мягко обхватили её — тёплую, живую, откликающуюся на каждое прикосновение.

Он лениво играл пальцами, сжимая её соски, пока не убрал руки, собираясь, казалось, просто обнять или перевернуться. Но Лиза тут же поймала их, притянула обратно, прижав к себе как нечто важное, почти священное.

— Знаешь... как им было тяжело без тебя всю неделю? — прошептала она, чуть поворачивая голову к нему. — Никто их не трогал. Они скучали.

Он усмехнулся, пальцы вернулись к её соскам, перебирая их нежно, с нажимом.

— Твоим сиськам нужны мои руки?

Она выдохнула:

— Да... моим шлюшьим сиськам нужны только твои руки...

Они снова погрузились в тишину — нежную, довольную, согретую телами. Но Ваня чувствовал беспокойство, которое не давало ему покоя. Он тихо заговорил:

— Раз ты призналась... я тоже должен. Неделю... я всё думал только о тебе. Хотел повторить... Хотел —

— Погоди. — Лиза прервала его, повернулась к нему, глядя с хитрой полуулыбкой. — Когда я признавалась, я кое-что делала...

Она положила ладони на его плечи, медленно, но уверенно надавила, опуская его вниз по своему телу. Он подчинился без вопросов.

Когда его губы коснулись её живота, она раздвинула бёдра. Ваня опустился ещё ниже, обвив руками её талию, прижался губами к её центру. Сначала осторожно, как будто вспоминая вкус. Потом жаднее, увереннее, будто пытаясь стереть время разлуки.

Лиза запрокинула голову, её руки тянулись к его волосам, а грудь сама просилась в ладони. Он понял — поднял одну руку, обхватил грудь, сжал, начал играть с соском. Её дыхание сбилось, тело извивалось под ним.

— Я... — проговорил он между движениями языка. — Я думал, это просто... нехватка секса. Снимал каких-то девчонок в клубе. Приводил домой...

Она не отвечала. Только сильнее стискивала простыню, её бёдра дрожали.

— Но когда они... — продолжил он, усиливая ритм. — Когда одна из них делала мне минет... я думал о тебе. Видел тебя. Слышал, как ты дышишь. И не мог... просто не мог...

Он остановился на секунду, поднял взгляд. Лиза смотрела на него снизу, лицо пылало от возбуждения и любви.

— Я выгонял их. Каждую. Потому что всё, что мне нужно... — он наклонился и прошептал в неё, — это ты.

И он снова продолжил — без пауз, без слов. Только с руками на её груди, с губами между её ног и с желанием, которое больше не нужно было скрывать.

Всю ночь, лежа в обнимку, они говорили. Без спешки, без притворства, как два человека, которым больше нечего скрывать. Разговаривали о будущем, о доме, где не будет боли, о вечерах, где не придётся врать или сдерживаться. Всё стало простым и честным: они понимали — теперь у них одна дорога. Только один человек оставался тенью между ними — Сергей.

Развод был тяжёлым. Сергей не хотел отпускать. Сначала уговаривал, потом злился, писал, звонил, появлялся у её дверей. Он не мог поверить, что потерял её. Пытался стать лучше, обещал начать сначала, вымаливал прощение — но Лиза не дала ему ни шанса. Для неё всё было решено. Она уже принадлежала другому мужчине — не телом, телом она давно принадлежала, — а теперь и сердцем, и выбором.

Когда все бумаги были подписаны, она без колебаний села в машину и поехала к Ване.

Он открыл дверь раньше, чем она успела позвонить. Он ждал её.

— Всё, — улыбнулась она. — Мы свободны.

Он схватил её в объятия, закружил, целуя в волосы, в виски, в губы, в шею. Повёл в спальню, и она послушно шла, уже раздеваясь на ходу. Ваня лег на кровать и потянул её к себе, руки скользнули по бёдрам, груди, животу — он хотел её здесь и сейчас, войти в неё, как раньше, как всегда, как заслуженно.

Но Лиза мягко отстранилась, улыбнулась хитро, с каким-то почти детским лукавством. Ваня удивлённо приподнялся.

— Ты что...?

Она погладила его по щеке, будто уговаривая успокоиться:

— Я же тебе кое-что обещала...

И, не отводя взгляда, встала на четвереньки. Медленно, чувственно. Подняла взгляд на него через плечо и протянула тюбик геля.

— Помнишь?

Он смотрел на неё несколько секунд, ошарашенно. Это был первый раз, когда она сама отказывала ему... и в то же время — дарила нечто большее.

— Ты уверена? — спросил он, уже беря тюбик, сдвигаясь к ней.

— Нет, — прошептала она, — но я хочу, я твоя. Вся.

И больше не нужно было слов.

Она стояла на четвереньках, приоткрыв бёдра, с ровной, спокойной спиной — ни капли напряжения, только тихое дыхание и тёплое ожидание. Он провёл ладонью по изгибу её поясницы, по мягкому рельефу бёдер, задержался чуть ниже, на её округлостях. Всё в этом положении говорило о доверии — не вызове, не демонстрации, а именно готовности открыть то, что раньше было закрыто.

Он сел рядом, на мгновение просто наблюдая. Чуть ниже копчика, будто скрытая жемчужина, пульсировала тёплая точка, хранившая девственность — не телесную, а пространственную. Та, куда ещё не ступала ничья близость. Ваня выдавил немного геля на пальцы — холодные капли вспыхнули на коже. Она вздрогнула и тихо усмехнулась, но не отвела взгляда — только расслабилась ещё глубже, чуть сильнее прогибаясь, словно приглашая.

— Сфоткай, — вдруг сказала она, не оборачиваясь. Голос был тихим, немного смущённым, но в нём звучало что-то тёплое, доверительное. — Я... хочу потом посмотреть. Как было. Как стало.

Он улыбнулся, почувствовав, как важен для неё этот момент. Как искренне она отдалась ему — не только телом, но и в этом, почти детском желании сохранить память, сравнить. Зафиксировать перемену. Он достал телефон, сделал снимок — аккуратно, без лишнего.

Он смазывал осторожно, почти как художник, трепетно и не торопясь. Это было больше, чем физическая близость. Это был жест принятия, шаг туда, где всё становится настоящим. Где тела перестают быть просто телами. И Ваня ощущал это — не как власть, не как триумф, а как дар.

Её дыхание стало глубже, ровнее. Вся она будто растворилась в этом доверии — спокойная, открытая, полностью его. И он чувствовал себя не просто мужчиной, а тем, кому поверили — по-настоящему, без остатка.

— Холодный... — прошептала она, чуть повернув голову.

— Сейчас привыкнешь, — ответил он и начал втирать средство — медленно, бережно, массируя её, как будто лепил эту хрупкую готовность из её желания и своего терпения.

Он не ограничился только входом — осторожно провёл пальцем чуть глубже, и она тихо застонала. Не от боли — от ощущения, от смущения, от того, как интимно и бережно это происходило.

Он намазал и себя, весь ствол — обильно, щедро, зная, что это будет непросто. Затем аккуратно приставил головку, скользнул ею по зажатому, скользкому входу. Она напряжённо сжалась, вцепилась пальцами в простыню.

— Тише, — прошептал он, — давай по чуть-чуть... Если хочешь — остановимся, потом продолжим. Не спешим.

— Нет, — с трудом выдавила она. — Я хочу. Я же тебе обещала. Я хочу, чтобы ты был первым. Нельзя останавливаться на середине...

Он кивнул, даже если она не видела. Осторожно надавил чуть сильнее — она зашипела сквозь зубы. Он остановился. Подождал. Погладил её по пояснице, другой рукой сжал грудь, отвлекая, отвлекая… и снова чуть продвинулся.

Медленно. Сантиметр за сантиметром. Каждый шаг — как преодоление. Он останавливался, целовал её в спину, шептал, спрашивал, готов был вытащить… но она только качала головой.

Прошло почти полчаса. Пот и слёзы, полустоны, полусмех, лёгкая паника и невероятная храбрость. И вот он оказался полностью в ней. Горячий, большой, глубоко. Лиза не двигалась, лишь тяжело дышала, прижавшись лбом к подушке.

— Ну зачем у тебя такой большой… — хрипло выдохнула она, то ли жалуясь, то ли играя.

Он засмеялся и сжал её грудь в ответ, целуя между лопаток.

— Начинай… — шепнула она спустя минуту. — Только медленно.

Он послушался. Медленно начал двигаться — аккуратно, внимательно к каждому её вздоху. Да, ей всё ещё было больно. Но одновременно с этим — какое-то глубокое, тяжёлое удовлетворение заполняло её изнутри. Она справилась. Отдалась ему полностью. Стала его — не только телом, но и выбором, окончательным, необратимым.

Он кончил глубоко в ней, сдавленно, сдержанно, боясь причинить ещё боль. А она просто лежала, тяжело дыша, с мокрыми волосами на спине и ноющим телом.

Она не кончила, ей было слишком дискомфортно, но она была довольна, и счастлива, она выдержала, она смогла.

Он отстранился, погладил её по бедру.

— Умничка ты моя…

— Теперь, — добавила она, уже лёжа на боку, — нужно чаще повторять. А то опять будет тяжело.

И они оба рассмеялись. По-настоящему.

Утром Лиза спала на животе, лицо уткнув в подушку, а под простынёй мягко приподнималась обнажённая спина. Ваня сел рядом и провёл пальцами по её пояснице. Она шевельнулась и тихо застонала, словно напоминая — её тело всё ещё ощущает последствия прошедшей ночи.

— Горит? — с улыбкой спросил он, нежно коснувшись её бедра.

— Как факел, — пробурчала она сквозь подушку, не оборачиваясь.

Он показал ей фото на телефоне — сделанное ночью, в слабом свете прикроватной лампы. Она стояла на четвереньках, обнажённая, её тонкая изящная спина казалась почти хрупкой, а позади — его силуэт, массивный, властный, и между её бёдер отчётливо виднелся его член, выглядевший на фоне её тела ещё больше, почти пугающе.

Лиза, взглянув, вздрогнула и чуть отшатнулась.

— Ты меня не порвал только чудом… — Она покачала головой, на губах промелькнула полуулыбка, но в глазах блеснуло что-то гордое и нежное — она справилась, она принадлежала ему.

Он переслал ей снимок. И она не удалила его.

Позже в тот же день они вместе подали заявление в ЗАГС. Всё шло к этому — спокойно, осознанно. Ни сомнений, ни страха — только уверенность.

На обратной дороге Ваня случайно заметил на её экране имя: Глеб. Простое уведомление, новое сообщение. Он ничего не сказал, лишь краем глаза наблюдал, а пальцы на руле сжались чуть сильнее.

Лиза не стала скрывать. Открыла диалог прямо при нём. Несколько сообщений подряд — дерзкие, грубые, с тем тоном, который когда-то возбуждал её, а теперь вызывал лишь отвращение. Он писал, что всё ещё помнит, как она отдавалась ему в машине, как смотрела снизу вверх, как будто жадно нуждалась. Напоминал ей туалет клуба, шёпот, запах, её губы. В конце красовалось фото его члена, с подписью, «ты же его хочешь, он ждёт твой сладкий ротик»

Лиза долго не отвечала. Затем молча выбрала старое фото — то, где она на коленях перед Иваном, взгляд в камеру, в нём не было пошлости — только преданность. Установила режим одноразового просмотра и добавила короткое сообщение:

«Ни на кого не променяю».

Пальцы уверенно коснулись экрана. «Заблокировать».

Телефон лег обратно в сумку. Она посмотрела на дорогу не подав вида, Ваня сделал вид будто ничего не заметил. Он всё понял. И больше не нужно было слов.

Ни одного слова. Ни объяснений. Ни театра. Для неё это уже было естественно. Она знала, кому принадлежит. И кому хочет принадлежать.

Свадьбу сыграли спустя два месяца — скромную, для своих. Без пафоса, без показухи. Просто — как должно было быть.

С Сергеем всё завершилось спокойно: бизнес разделили честно, без скандалов. Ваня мог бы забрать всё — формально он был главным, но не стал. Слишком уважал себя, чтобы добивать. Сергей принял это молча и вскоре уехал в другой регион, начав новую жизнь с Мариной.

На прощание Марина улыбалась — широко, сладко, чуть наигранно. Но в её взгляде было то, что Ваня отметил сразу: это был взгляд шлюхи. Не «шлюшки», как у Лизы — той, что хочет принадлежать одному и жаждет быть только для него. А именно шлюхи: женщины, которая может принадлежать кому угодно, кому выгодно. В этом взгляде было слишком много пустоты и слишком мало искренности. Но это уже была не его забота.

Вечером, вернувшись домой, он открыл дверь и услышал запах еды. Лиза стояла у плиты, в свободной майке, скользящей по округлившемуся животу. Беременность шла ей — придавала мягкость, глубину. Но готовить с таким животом было уже тяжело.

— Давай закажем, — предложил Ваня, подойдя сзади, положив руки на её бёдра.

— Нет, — ответила она, не оборачиваясь, — я же обещала: пока ты меня будешь так трахать, я буду тебе готовить сама.

Он усмехнулся и прошептал ей в ухо:

— А я обещал: пока ты будешь так готовить — я буду тебя так трахать.

После ужина он прошёл в спальню. Лиза уже ждала его — голая, стоя на четвереньках, медленно прогибаясь, выставляя бёдра назад. Она не отворачивалась, не пряталась, не ждала команды. Это стало её нормой — отдавать себя ему полностью.

Он вошёл в неё сзади, уверенно, спокойно. Им больше не требовалась подготовка, без геля, без паузы. Её тело привыкло, а душа — смирилась. Или приняла.

Теперь это был просто их способ любить.

Спустя пять лет.

У них родилась прекрасная дочь. Лиза перенесла роды легко, почти без мучений. Врач, с улыбкой глядя на графики, сказал:

— У вас очень удобный для родов таз, прямо анатомически идеальный.

Она только усмехнулась, подумав про себя: «Спасибо тебе, Ваня, за это…» Регулярные, почти ритуальные тренировки — растягивающие, раскрывающие, подчиняющие — сделали своё дело. Она знала, кому обязана этой лёгкостью.

О Сергее уже давно не было слышно. Последнее, что доходило до Вани — Глеб трахнул Марину, и Сергей узнал. Развод был громким. Марина забрала свою часть, ушла без сожаления. Она всегда умела вовремя сменить сторону.

А Ваня каждый день возвращался домой. В привычный, но никогда не надоевший уют. Его встречала жена — по-настоящему любящая, не уставшая. С дочкой на руках, с лёгкой улыбкой, в платье, чуть подчёркивающем её формы. В ней всё ещё жила та же Лиза — его. Только теперь она была матерью. Его шлюшка, ставшая женой. Его жена, ставшая матерью. И всё это — в одном теле, в одном взгляде.

В Instagram Лизы больше не было провокаций. Она писала, что счастлива быть женой, что открыла в себе женственность, заботу, силу материнства. Мужчины всё ещё оглядывались ей вслед, особенно когда она появлялась в обтягивающем платье с глубоким вырезом. Но теперь — никто не знал, кто с ней. И никто не владел ею. Кроме одного.

Только Ваня.

Вечером, когда дочь уже спала, а свет в спальне горел мягко, Лиза лежала на нём, тяжело дыша после очередного оргазма, оставляя следы ногтями у него на груди. Она встала, села на край кровати, накинула халат — и протянула ему маленькую коробочку.

Он открыл её молча.

Детские носочки.

Белые, совсем крошечные. И он сразу всё понял. Не нужно было слов, не нужно было вопросов. Он просто притянул её к себе, коснулся губами её губ. Долго. Чувственно. С благодарностью.

Они умели молчать. И молчание у них было — о самом главном.

Утром, собираясь в садик, дочка неожиданно спросила:

— Мам, а как вы познакомились с папой?

Лиза усмехнулась, на мгновение застыла, вспоминая всё — с самого начала. Конечно, она не рассказала правду. Не было ни Сергея, ни офисов, ни ультиматумов. Она поведала дочке простую сказку: как папа за ней ухаживал, дарил цветы, приходил каждый день, пока она не поняла — любит его.

Дочка слушала с широко раскрытыми глазами, а потом побежала надевать ботиночки.

А ночью они вспомнили, как всё начиналось на самом деле. С шантажа. С боли. С Сергея.

И как всё закончилось — их дочерью, теплом, верностью.

Они легли спать, прижавшись друг к другу. Её голова — на его груди, его ладони — на её груди. Ей так было спокойно. А ему — бесконечно правильно.