День свадьбы в деревне Козловка выдался жарким — солнце палило так, что пыль на дороге поднималась от каждого шага, а воздух пах сеном и самогоном. Гостей собралось человек сто: родственники, соседи, да и просто любопытные, что пришли поглазеть на невесту Ленку и жениха Витьку. Ленка, стройная, с длинной русой косой и глазами, как васильки, в белом платье сияла, будто иконка. Витька, крепкий парень с широкими плечами, в вышитой рубахе, весь день не выпускал её из рук, пока гармошка пиликала, а столы ломились от холодца и пирогов.

Но в деревне свадьба — это не только песни да пляски. Тут свои законы, свои игры. Ближе к вечеру, когда самогон ударил в головы, а гости начали орать "Горько!", затеялась кража невесты. Дружки Витьки, подвыпившие и разгорячённые, решили пошутить: утащить Ленку, спрятать, а потом выкуп требовать. Всё по старинке, как у деда с бабкой бывало. Только никто не знал, что шутка эта обернётся совсем не весельем.

Пока Витька, раскрасневшийся от тостов, стоял у стола и чокался с дядькой Петром, к нему подкатилась Светка — подружка невесты. Светка была худенькая, узкая в талии, с маленькими торчащими сиськами, что проступали под тонкой кофточкой. Волосы рыжие, кудрявые, а глаза зелёные, хитрые, как у кошки. Она давно на Витьку поглядывала, ещё с весны, когда он Ленку сватать начал, да только шанса не было. А тут — свадьба, гулянка, все пьяные. Самое время.

— Вить, пойдём-ка, покажу тебе кое-что, — шепнула она ему на ухо, обдав горячим дыханием с запахом вишнёвки. Витька моргнул, но она уже схватила его за руку и потащила к старой подсобке за домом, где хранили лопаты да вёдра. Он, не особо соображая, поплёлся следом, думая, что Светка про какой-то сюрприз для свадьбы говорит.

Дверь подсобки скрипнула, и Светка, не теряя времени, затолкала его внутрь. Полумрак, запах сырого дерева и земли, пыльные полки — а она уже прижалась к нему, ловко расстёгивая пуговицы на его рубахе. Витька опешил, хотел что-то сказать, но Светка, не давая ему опомниться, рухнула на колени прямо на земляной пол. Её тонкие пальцы рванули ремень, штаны сползли вниз, и она, не медля, обхватила его член губами — горячими, влажными, жадными. Витька охнул, голова закружилась, а Светка работала ртом так умело, что он и пикнуть не успел. Она посасывала его, то заглатывая глубже, то дразня языком, пока он не задышал тяжело, вцепившись руками в её кудрявую макушку. Её маленькие сиськи колыхались под кофтой, соски торчали, как гвоздики, а узкие бёдра покачивались в такт её движениям.

— Светка, ты чего... Ленка же... — прохрипел он, но она только подняла на него глаза, блестящие от похоти, и пробормотала с полным ртом:

— Ленка подождёт. А я — нет.

Не успел он оттолкнуть её, как Светка вскочила, задрала юбку, обнажив худые ноги и узкую щёлку между ними, и толкнула его к стене. Витька, уже потерявший волю, подхватил её за ягодицы — маленькие, твёрдые, как яблоки, — и она сама насадилась на него, обхватив ногами. Светка была узкая, тугая, и каждый её стон отдавался в нём жаром. Она двигалась быстро, развратно, шепча ему в ухо всякие глупости, пока он, забыв про невесту, не вцепился в неё сильнее и не начал долбить её, прижимая к шершавой стене. Подсобка тряслась от их движений, с полки свалилась какая-то банка, а Светка, закусив губу, кончила с тихим визгом, сжимая его внутри себя. Витька, не выдержав, выплеснулся следом, тяжело дыша и всё ещё не понимая, как его угораздило.

А тем временем Ленку утащили подальше — не в соседний двор, как планировали, а в старый сарай на краю деревни. Там пахло сеном, навозом и ржавым железом, а в углу валялись пустые бутылки. Дружки Витьки, хохоча, втолкнули её внутрь и закрыли дверь, крикнув: "Жди выкупа!" — а сами ушли за самогоном. Ленка, поправляя сбившееся платье, огляделась, думая, что это просто шутка, пока из тени не шагнул он — Серёга, её бывший.

Серёга был высокий, жилистый, с тёмными глазами и кривой ухмылкой. Они с Ленкой два года назад гуляли, пока он не уехал в город, оставив её с разбитым сердцем. А теперь стоял перед ней, в старой куртке, с бутылкой пива в руке, и смотрел так, будто ничего не изменилось.

— Лен, красавица моя, — начал он низким голосом, подходя ближе. — Помнишь, как мы тут с тобой в сене валялись? Ты тогда кричала, что любишь меня, а я тебя за косу дёргал.

Ленка нахмурилась, отступила к стене, но сарай был маленький, деваться некуда. Серёга шагнул ещё ближе, его запах — табак, пот и что-то родное — ударил ей в ноздри. Он заговорил про их лето, про ночи у речки, про то, как она смеялась, когда он её на мотоцикле катал. Ленка сначала отмахивалась, но голос его, мягкий и настойчивый, цеплял старые струны. Её щёки порозовели, глаза заблестели, и она сама не заметила, как перестала сопротивляться, когда он коснулся её руки.

— Серёж, не надо, я же замужем теперь, — прошептала она, но он уже прижал её к стене, задрал подол платья и провёл рукой по её бедру. Ленка вздрогнула, но не оттолкнула. Серёга, ухмыльнувшись, расстегнул штаны, и Ленка невольно глянула вниз — его член, большой, толстый, с набухшей головкой, торчал, как оружие. Она сглотнула, вспомнив, как он брал её раньше, грубо и жадно, и что-то в ней дрогнуло.

Он не стал церемониться — развернул её, прижал к деревянной перекладине и вошёл сзади, одним мощным толчком. Ленка вскрикнула, её тело напряглось, но тут же подалось назад, принимая его. Серёга двигался сильно, глубоко, его большой хуй растягивал её, заполняя до предела, а она, вцепившись в доски, начала стонать — сначала тихо, потом громче. Сено под ногами шуршало, сарай скрипел, а Серёга, сжимая её бёдра, долбил её, шепча:

— Ты моя, Ленка, всегда была моя.

Она уже не думала про Витьку, про свадьбу — только про жар, что поднимался в ней от каждого удара. Её ноги дрожали, пот стекал по спине, а Серёга, рыча, ускорил темп, пока она не задрожала в оргазме, сжимая его внутри себя. Он кончил следом, выплёскивая в неё горячую струю, и отстранился, тяжело дыша.

Но тут дверь сарая хлопнула, и в проёме показались двое — дружки Серёги, Колька и Мишка, что пришли на шум. Оба поддатые, с похотливыми ухмылками, они шагнули внутрь.

— О, Серёга, ты с невестой тут развлекаешься? Дай и нам попробовать, — загоготал Колька, расстёгивая ремень.

Ленка, ещё в тумане от оргазма, попыталась прикрыться платьем, но Серёга, ухмыляясь, кивнул им:

— Валяйте, ребята, она горячая сегодня.

Колька, низкий и коренастый, с широкими, как у борца, плечами, шагнул к Ленке первым. Его толстые пальцы грубо схватили её за запястья, сжав их так, что она невольно выгнулась, пытаясь вырваться. Мишка, долговязый, с кривым шрамом, пересекающим щёку, тут же подскочил с другой стороны — его длинные руки рванули подол её белого платья вверх, обнажая бёдра, ещё влажные от Серёги, и тонкие полоски трусиков, сбившихся набок. Ленка слабо пискнула, звук вырвался из её пересохшего горла тонкий и беспомощный, но тело её, разгорячённое недавним напором Серёги, уже не слушалось разума. Жар между ног пульсировал, кожа горела, а разум затуманился, оставив её на милость инстинктов.

Колька, не теряя времени, расстегнул свои заношенные штаны, высвобождая член — короткий, но толстый, с багровой головкой, блестящей от напряжения. Он отпустил её руки, тут же вцепившись в её бёдра, и с хриплым стоном вошёл в неё — резко, одним толчком, растягивая её ещё чувствительное лоно. Его член двигался тяжело, с натугой, словно таран, врываясь в неё до упора и выходя с влажным чавканьем, смешивая её соки с остатками Серёги. Ленка дёрнулась, её колени подогнулись, но Мишка, стоя сбоку, поймал её под мышки и прижал к себе, его костлявые пальцы жадно заскользили по её маленькой груди. Он мял её через ткань платья, чувствуя, как твёрдые соски проступают под его ладонями, и хрипло дышал ей в шею, пока Колька долбил её снизу, его бёдра шлёпали о её ягодицы с глухим ритмом.

Потом они поменялись местами, будто по молчаливому сговору. Колька отступил, его член, мокрый и блестящий, покачивался в воздухе, а Мишка, с горящими глазами, толкнул Ленку к шершавой деревянной стене сарая. Он расстегнул ширинку, вытащив свой член — длинный, тонкий, слегка изогнутый, с узкой головкой, уже сочащейся каплями. Прижав её спиной к доскам, он задрал её ногу, закинув себе на бедро, и вошёл спереди — медленно сначала, позволяя ей почувствовать, как его длина проскальзывает внутрь, раздвигая её тугие стенки. Затем он ускорился, вбиваясь в неё длинными, резкими толчками, его член скользил глубоко, касаясь самых чувствительных точек, а Ленка, прижатая к стене, начала задыхаться от смеси боли и нарастающего жара.

Колька, не желая оставаться в стороне, плюнул себе на ладонь и пристроился сзади. Его толстые пальцы раздвинули её ягодицы, обнажая узкую, сжатую дырочку её попки, и он, не церемонясь, начал проталкивать свой член внутрь. Ленка вскрикнула — громко, почти сорвав голос, когда его толстый ствол растянул её неподготовленный вход, входя медленно, но неотвратимо, пока не заполнил её полностью. Боль обожгла её, но тут же смешалась с острым, странным удовольствием, когда Колька начал двигаться — короткими, тяжёлыми толчками, в то время как Мишка спереди задавал свой ритм, его длинный член скользил всё быстрее, ударяя в глубину её влагалища.

Сарай наполнился звуками — скрипом досок, влажным шлепаньем тел, её криками, что переходили в стоны, хриплым дыханием мужиков. Ленка потерялась в этом хаосе: её тело, зажатое между двумя, дрожало от напряжения, пот стекал по спине, платье сбилось под грудью, обнажая её полностью. Колька сзади рычал, его член, толстый и горячий, растягивал её попку до предела, входя и выходя с грубой силой, оставляя жжение и странное чувство заполненности. Мишка спереди, наоборот, двигался плавнее, но глубже, его тонкий ствол задевал внутри что-то, от чего её ноги начинали подкашиваться, а внизу живота нарастала тугая волна.

Она уже не сопротивлялась — её руки, сначала упиравшиеся в стену, теперь обхватили шею Мишки, а бёдра сами подались навстречу, ловя их ритм. Колька сжал её ягодицы, вгоняя свой член с такой силой, что она чувствовала каждый его дюйм, а Мишка, прикусив губу, ускорил темп, его длинный ствол скользил всё быстрее, пока Ленка не начала дрожать всем телом. Жар внутри неё лопнул — она кончила резко, с протяжным стоном, её влагалище сжалось вокруг Мишки, а попка судорожно стиснула Кольку. Волна оргазма прокатилась по ней, от низа живота до груди, заставив её выгнуться и закричать, не сдерживаясь. Мишка, почувствовав её спазмы, выплеснулся следом, заливая её горячим семенем, а Колька, с последним хриплым рыком, кончил в её попку, оставив внутри липкое тепло.

Когда всё закончилось, они оставили её в сарае — растрёпанную, с размазанной тушью и липкими бёдрами. Ленка сидела на сене, глядя в пустоту, и не знала, как теперь вернуться к Витьке. А тот, в подсобке, уже застёгивал штаны, пока Светка, довольная, поправляла юбку и шептала ему:

— Не переживай, Вить, свадьба ещё не кончилась.

Она бросила на него последний хитрый взгляд, провела пальцем по его подбородку и выскользнула из подсобки, оставив за собой шлейф вишнёвого аромата и лёгкий скрип двери. Витька постоял ещё минуту, тяжело дыша, глядя на свои дрожащие руки. Рубаха была расстёгнута, штаны застёгнуты кое-как, а в голове шумело от самогона и того, что только что произошло. Он вытер пот со лба рукавом, пытаясь собраться с мыслями. "Ленка... свадьба... что я наделал?" — крутилось в мозгу, но ноги уже несли его обратно к гулянке.

В зале было шумно: гармошка надрывалась, гости орали песни, кто-то стучал ложками по столу. Витька протолкался сквозь толпу, ища Ленку глазами. Её не было среди танцующих, не было у стола с пирогами. Сердце ёкнуло — он вспомнил про кражу невесты, про дурацкую затею дружков. "Где она?" — пробормотал он, оглядываясь, пока не заметил, как дверь в дом хлопнула, и в зал вошла Ленка.

Она выглядела не так, как час назад. Белое платье, ещё утром сиявшее чистотой, теперь было смято, подол перепачкан пылью и сеном, а под глазами размазалась тушь, будто она тёрла лицо руками. Коса растрепалась, русые пряди выбились и липли к мокрым щекам. Ленка шагала медленно, словно ноги её не держали, и старалась не смотреть по сторонам. Витька замер, глядя на неё, и в груди у него что-то сжалось — не то от тревоги, не то от злости.

— Лен, ты где была? — крикнул он, перекрывая гомон, и шагнул к ней. Гости притихли, кто-то хихикнул, думая, что это часть игры с выкупом. Ленка подняла на него глаза — васильковые, но теперь мутные, будто в них что-то пряталось. Она улыбнулась, но улыбка вышла кривой, натянутой.

— Дружки твои утащили, в сарай засунули, — голос её дрогнул, и она быстро отвела взгляд, поправляя платье. — Шутники, мать их...

Витька подошёл ближе, всматриваясь. На шее у неё алел свежий след — не то укус, не то засос, а на бедре, где платье задралось, виднелась красная полоса, как от чьих-то пальцев. Он нахмурился, прищурился, чувствуя, как самогон в желудке начинает бурлить. Запах сена, пота и чего-то ещё — резкого, чужого — ударил ему в нос, когда она прошла мимо к столу. Витька сжал кулаки, в голове зашумело сильнее.

— В сарай, говоришь? — переспросил он, голос стал низким, хриплым. — А чего ты такая растрёпанная? И это что у тебя на шее?

Ленка замерла, её рука, тянувшаяся за стаканом воды, дрогнула. Она повернулась к нему, пытаясь изобразить удивление, но глаза выдали — в них мелькнула паника.

— Да упала я там, в сено, пока вырывалась, — выпалила она слишком быстро. — Чего ты выдумываешь, Вить? Свадьба же, веселись давай.

Но Витька уже не слушал. Он вспомнил, как дружки переглядывались перед тем, как утащить её, как Серёга, её бывший, утром крутился у двора, хотя его никто не звал. И этот запах — не просто сено, а мужской пот, грубый, как от тех, кто весь день в поле пашет. Подозрения, сначала смутные, начали складываться в картинку, от которой у него в горле пересохло. Он шагнул к ней, схватил за локоть, не сильно, но твёрдо.

— Лен, ты мне правду скажи, — процедил он сквозь зубы. — Что там было? С кем ты там была?

Она выдернула руку, её лицо вспыхнуло — то ли от стыда, то ли от злости. Гости вокруг загудели, кто-то крикнул: "Давай, Витька, выкупай её обратно!", но он не слышал. Перед глазами встала подсобка, Светка на коленях, её жаркий рот — и чувство вины тут же сменилось яростью. "Если я оступился, то она-то что?" — подумал он, и пальцы его сжались в кулак.

— Ничего не было, Вить, отстань, — отрезала Ленка, но голос её сорвался, и она отвернулась, пряча лицо. А он заметил, как между ног у неё платье чуть липнет к коже — влажное, будто она не просто упала, а... Витька стиснул зубы, кровь ударила в виски. Он не хотел верить, но всё в ней — растрёпанная коса, следы на шее, дрожащие руки — кричало о том, что сарай скрыл больше, чем просто шутку.

— Серёга там был, да? — выдохнул он, и Ленка вздрогнула, как от удара. Она не ответила, только сжала губы, а в зале повисла тишина — даже гармошка замолкла. Витька шагнул к выходу, бросив через плечо:

— Пойду проверю, что за выкуп такой дорогой.

Ленка схватила его за рукав, но он вырвался и пошёл к сараю, где ещё витал запах сена и греха. А она осталась стоять, чувствуя, как взгляды гостей жгут ей спину, и понимая, что свадьба в Козловке уже трещит по швам.

Витька шёл к сараю быстрым шагом, почти бегом, не оглядываясь на гомон гостей, что уже высыпали из дома следом за ним. Пыль поднималась под его сапогами, сердце колотилось в груди, как молот по наковальне, а в голове крутился один вопрос: "Что там было?" Руки сжимались в кулаки так, что костяшки побелели, а самогон, ещё бурливший в желудке, теперь казался кислым, горьким, как его мысли. Ленкин голос — "Ничего не было, Вить, отстань" — звенел в ушах, но он не верил ни слову. Следы на шее, мутные глаза, липкое платье — всё это било в голову, как топор в сухое полено.

Сарай стоял на краю деревни, покосившийся, с облупленной краской на дверях. Витька толкнул их ногой — дерево скрипнуло, и запах ударил в лицо: сено, навоз, пот и что-то ещё, резкое, животное. Света внутри почти не было, только тонкие лучи пробивались сквозь щели в стенах, рисуя полосы на земляном полу. Он шагнул внутрь, прищурился, привыкая к полумраку, и сразу заметил — в углу, на куче сена, валялась пустая бутылка из-под пива, а рядом — мятая пачка сигарет. Чужая. У дружков таких не было.

— Серёга, сука, — выдохнул Витька, и в этот момент из тени у дальней стены послышался шорох. Он резко повернулся, и там, прислонившись к столбу, стоял он — Серёга, с ухмылкой на губах и сигаретой в зубах. Куртка расстёгнута, штаны застёгнуты криво, а глаза блестят, как у кота, что только что стащил сметану.

— Чего орёшь, жених? — лениво протянул Серёга, сплюнув на пол. — Невесту свою ищешь? Так она уже дома, небось, платье гладит.

Витька шагнул к нему, чувствуя, как кровь приливает к вискам. Запах табака и пота от Серёги был тот самый, что он учуял на Ленке, и это добило его. Он схватил Серёгу за грудки, рванув так, что тот чуть не упал.

— Ты её трогал, гад? — прорычал Витька, его голос дрожал от ярости. — Говори, что было, или зубы тебе вышибу!

Серёга засмеялся — хрипло, нагло, выдохнув дым ему в лицо. Он не сопротивлялся, только ухмылка стала шире.

— А ты у неё спроси, Вить. Она сама ко мне ластиться начала, как кошка. Помнит, видать, старые деньки. Я её только пальцем поманил, а она уже ноги раздвинула. Горячая девка, твоя Ленка, не то что ты, тюфяк.

Витька не выдержал — кулак сам полетел вперёд, врезавшись Серёге в челюсть. Тот отшатнулся, сплюнул кровь, но смеяться не перестал. А потом из-за сарая послышались голоса — низкие, хриплые, с пьяным гоготом. Колька и Мишка, дружки Серёги, вывалились из-за угла, оба красные, с бутылками в руках. Увидев Витьку, они переглянулись, и Колька, коротышка с бычьей шеей, шагнул вперёд.

— Чего буянишь, жених? — прогундосил он, ухмыляясь. — Свадьба же твоя, а ты тут морды бить пришёл. Лучше бы Ленку свою приглядел, а то она у нас в сарае такое вытворяла...

Витька замер, кулак всё ещё сжатый, а в груди будто лёд разлился. Он повернулся к Кольке, медленно, как зверь перед прыжком.

— Что вытворяла? — голос его был тихим, но опасным, как змеиное шипение. — Говори, падла, или башку тебе проломлю.

Мишка, долговязый, со шрамом, хмыкнул и хлопнул Кольку по плечу.

— Да чего скрывать? Мы её тут все по кругу пустили, пока ты с гостями чокался. Серёга начал, а мы подхватили. Ленка твоя кричала, но не от страха, уж поверь. Ей понравилось, аж тряслась вся.

Витька почувствовал, как земля уходит из-под ног. Перед глазами встала Ленка — её растрёпанная коса, красные следы на бёдрах, влажное платье. И эти трое, ржущие, с самодовольными рожами, подтверждали то, что он боялся даже представить. Он бросился на Мишку, повалив его на землю, и начал молотить кулаками, не разбирая, куда бьёт — в нос, в скулы, в зубы. Колька кинулся оттаскивать, но Витька, обезумевший от ярости, двинул ему локтем в живот, и тот рухнул, хрипя. Серёга смотрел со стороны, потирая челюсть, но вмешиваться не стал — только ухмылялся, как будто знал, что Витька уже проиграл.

А в это время Ленка стояла в зале, окружённая гостями. Её трясло, руки дрожали, пока она пыталась пригладить платье и натянуть улыбку. Тётя Маша, толстая и громогласная, сунула ей стакан с водой, причитая:

— Да что с тобой, Леночка? Вся как с креста снятая! Где Витька-то твой?

Ленка не ответила, только сглотнула, чувствуя, как горло сжимается. Она знала, что Витька пошёл в сарай, знала, что он найдёт Серёгу, а может, и хуже — узнает всё. Её тело ещё помнило грубые руки, жар внутри, тот стыдный оргазм, что она не могла остановить. Она ненавидела себя за это, но в то же время что-то в ней шептало, что ей это понравилось — и от этого было ещё хуже.

Дверь в дом хлопнула, и в зал ввалился Витька. Лицо его было в крови — не своей, чужой, глаза дикие, рубаха порвана. Гости ахнули, кто-то закричал, а Ленка выронила стакан, и он разлетелся по полу с звонким треском. Витька остановился посреди зала, глядя на неё, и в его взгляде было всё — боль, ярость, предательство.

— Ленка, — выдохнул он, голос хрипел, как у старика. — Это правда? Ты с ними... там...?

Она открыла рот, но слова застряли. Глаза наполнились слезами, и она только покачала головой, не в силах ни соврать, ни признаться. Витька шагнул к ней, но остановился, будто наткнулся на стену. А потом развернулся и пошёл к столу, где стояла бутылка самогона. Налил полный стакан, выпил залпом, не морщась, и рухнул на лавку, уткнувшись лицом в ладони.