Мне сейчас 33, моей Наташе — 32, а эта история, которая до сих пор жжёт мне душу и тело, случилась ровно год назад. Это был момент, когда мои самые тёмные, самые потаённые желания вырвались наружу, словно зверь из клетки, и я до сих пор не могу понять, гордиться мне этим или стыдиться. Я, как и многие мужчины, наверное, втайне мечтал увидеть, как мою жену, мою Наташу, мою единственную, берёт другой. Эта фантазия сидела во мне годами, как заноза, глубоко в подсознании, и с каждым разом, когда я смотрел на её упругие бёдра или трогал её тугую попку, она разгоралась всё сильнее. Но Наташа — женщина строгая, гордая, с чёткими границами. Все мои робкие намёки на что-то большее, чем наш привычный секс под одеялом, разбивались о её холодное «нет». Я предлагал ей эксперименты, просил разнообразия, но она лишь смеялась или отмахивалась, оставляя меня наедине с моими мыслями. Однако это желание не угасало — оно пульсировало во мне, как вторая кровь, и я знал, что рано или поздно найду способ его реализовать.

И вот однажды мы решили сбежать от рутины и провести выходные на спортивно-курортной базе отдыха. Это место было словно вырвано из мечты: белоснежные склоны, усыпанные искрящимся снегом, лыжные трассы, крутые трамплины, где ветер свистит в ушах, подогреваемый бассейн с паром, витающим над голубой водой, и уютные деревянные сауны, пахнущие смолой и жаром. Но моё внимание приковал ресторан на первом этаже гостиницы — просторный, с высокими потолками, огромными окнами, из которых открывался вид на заснеженные горы, и живой музыкой, что лилась из колонок, смешиваясь с гулом голосов и звоном бокалов. Здесь всегда было полно мужчин — крепких, загорелых, спортивных, приехавших покататься на лыжах, попариться в бане или просто расслабиться после тяжёлой недели. Я сразу понял: это мой шанс. Здесь, среди этой толпы, я смогу найти того, кто поможет мне воплотить мою мечту в жизнь.

День мы провели как в сказке. Утром я помог Наташе застегнуть лыжные ботинки, и мы, смеясь, побежали к трассе. Она скользила по снегу, её движения были лёгкими, почти танцующими, а я не мог оторвать глаз от её фигуры: широкие бёдра обтянуты чёрными лыжными штанами, попка покачивается при каждом шаге, а волосы, выбившиеся из-под шапки, разлетаются на ветру. Мы катались с горок, падали в мягкий снег, обсыпая друг друга, а потом грелись в маленьком кафе у подножия склона, держа в руках кружки с горячим чаем, пахнущим мёдом и корицей. Её щёки пылали от мороза, глаза блестели, и я чувствовал, как внутри меня борются нежность и тот самый зверь, что уже предвкушал вечер. После обеда, когда солнце начало клониться к горизонту, мы вернулись в номер — небольшой, но уютный, с деревянными стенами, мягким ковром и широкой кроватью, застеленной белоснежным бельём. Я предложил отдохнуть перед рестораном, где вечером обещали какую-то развлекательную программу, но в голове уже крутился план.

Собираясь, я решил добавить огня. «Наташ, надень чулки и те кружевные трусики с вырезом сзади», — сказал я, стараясь скрыть дрожь в голосе. Она взглянула на меня с лёгкой улыбкой, чуть прищурившись, и кивнула — утром она обещала мне «нечто особенное» после ужина, и я знал, что она сдержит слово. Я добавил, что мы будем уставшие и пьяные, так что лучше сделать клизму заранее, чтобы всё прошло гладко. Она закатила глаза, но согласилась, пробормотав что-то вроде «ну ты и затейник». Анальный секс у нас был редкостью — она разрешала мне это только после подарков или таких вот роскошных выходных, да и то не полностью. Её попка была такой узкой, такой тугой, что я кончал почти сразу, едва войдя на пару сантиметров. Это было моим маленьким сокровищем — её сопротивление, её жар, её тело, которое я знал до мельчайших деталей.

Наташа вышла из душа, и я застыл, как заворожённый. Она медленно натянула чёрные чулки с тонкими кружевными подвязками, которые слегка врезались в её мягкие бёдра, оставляя красноватые следы на коже. Потом надела те самые трусики — чёрные, с вертикальным вырезом сзади, открывающим её ягодицы, такие упругие, такие манящие, что я едва сдержался, чтобы не броситься к ней прямо там. Лифчик, тоже чёрный, с тонкими бретельками, едва удерживал её грудь второго размера — маленькую, но аккуратную, с розовыми сосками, которые проступали сквозь ткань. Поверх она накинула вечернее платье — короткое, облегающее, с лёгким шлейфом аромата её духов, цветочных и чуть пряных. Это платье было особенным: изначально длинное, до щиколоток, оно стало жертвой её идеи укоротить подол. В ателье перестарались, срезав лишнего, и теперь оно едва прикрывало кружева чулок, обнажая её ноги при каждом шаге. Подол слегка задевал кожу, оставляя за собой шорох, а ткань платья — тёмно-синяя, с лёгким блеском — обтягивала её бёдра и попку, подчёркивая каждый изгиб. Наташа любила это платье, несмотря на его «испорченность», и я понимал почему — в нём она выглядела как богиня, хоть и не носила ничего подобного в обычной жизни. Её фигура была идеальной: широкие бёдра, аппетитная попка, подтянутое тело — следствие юношеских лет в волейболе, где она даже брала призы. Грудь, правда, скромная, но для меня это никогда не было минусом — её нижняя часть тела сводила с ума.

Я тоже готовился, как солдат перед боем. В прикроватную тумбочку — деревянную, с облупившейся краской по краям — я спрятал свои «секреты»: мощный возбудитель, заказанный в тёмных уголках интернета (обещали, что член будет стоять сутки, как каменный), и анальную смазку в серебристом тюбике, холодную на ощупь. А ещё я прикрепил к гардине за шторой маленькую камеру — чёрную, почти незаметную, с красным огоньком, который я прикрыл тканью. Направил её прямо на кровать, проверив угол через телефон: простыни, подушки, всё в кадре. Я хотел запечатлеть каждую секунду, каждый её стон, каждый толчок — даже не подозревая, во что это выльется.

Мы спустились в ресторан по широкой лестнице, устланной красным ковром, слегка потёртым по краям. Я держал Наташу под руку, чувствуя тепло её кожи сквозь ткань платья, и ощущал себя охотником, идущим по следу. Осталось найти того, кто станет частью моего плана. Наташа бы никогда не согласилась на такое добровольно — я знал это точно, — поэтому у меня был козырь: снотворное, купленное там же, где и возбудитель. План был безумным, рискованным, но алкоголь уже гудел в венах, а адреналин подстёгивал меня, заглушая все сомнения.

Вечер в ресторане был в полном разгаре. Свет от хрустальных люстр отражался в бокалах, музыка — джаз с нотками блюза — лилась из колонок, смешиваясь с гулом голосов и смехом. Наташа сидела напротив меня, потягивая вино из тонкого фужера, и выглядела сногсшибательно: платье слегка задралось, обнажая кружева чулок, а её бёдра, скрещённые под столом, притягивали взгляды. Я ловил эти взгляды — жадные, любопытные — и чувствовал странное удовольствие, смешанное с ревностью. Несколько мужчин подходили, приглашали её на танец, но она отмахивалась, смущённо улыбаясь, и прижималась ко мне ближе. Время приближалось к полуночи, и я понял: пора.

Когда Наташа в очередной раз отошла в дамскую комнату — её походка уже была чуть шаткой от вина, — я достал из кармана два пузырька: один с мутноватым снотворным, другой с розоватым возбудителем. Руки дрожали, сердце колотилось, но я накапал в её бокал щедрые дозы — больше, чем нужно, на всякий случай. Вино слегка помутнело, но я размешал его ложкой, и следы растворились. «Если проснётся — хоть будет возбуждена», — мелькнула мысль, пьяная и безрассудная.

За стойкой бара, в углу зала, сидели двое парней — крепкие, с короткими стрижками, в тёмных свитерах, пахнущих табаком и лёгким потом. Они явно приехали сюда отдохнуть, и я заметил, как их взгляды скользили по Наташе, когда она проходила мимо, виляя бёдрами. Ох, эти её бёдра! Широкие, сочные, с мягкой кожей, что дрожала при каждом шаге — я влюбился в неё из-за них, и до сих пор они сводили меня с ума. Когда она вернулась из уборной, пошатываясь сильнее, чем раньше (вино, усталость или снотворное — кто знает?), я решился. Подошёл к парням, чувствуя, как пот стекает по спине.

Я был пьян, язык заплетался, но я выпалил: «Ну что, парни, нравится шлюшка?» Они переглянулись, один ухмыльнулся, другой прищурился. «Хотите её оттрахать? Познакомился с ней сегодня тут, она не против», — соврал я, не упоминая, что Наташа — моя жена. Они кивнули, и я дал им номер телефона, сказав, что позвоню, когда можно будет зайти.

Наташа вернулась, еле держась на ногах. «Всё, милый, пойдём в номер, я так устала», — пробормотала она, виновато улыбаясь. Я помог ей подняться, чувствуя, как внутри всё горит — от страха, от возбуждения, от предвкушения. В номере она рухнула на кровать, не раздеваясь, и прошептала: «Прости, напилась, секса сегодня не будет». Через секунду она провалилась в глубокий сон — лицо расслабилось, губы чуть приоткрылись, дыхание стало тяжёлым. Я аккуратно расправил её платье, поправил подушку под головой и набрал номер парней.

Когда они вошли, я чуть не задохнулся. Алкоголь гудел в голове, член стоял колом, а в груди пылал пожар. Они не теряли времени: один — тот, что повыше, с тёмной щетиной — сорвал с Наташи платье, задрав его до талии, обнажив её чулки и трусики с вырезом. Другой — коренастый, с широкими плечами — принялся мять её грудь через лифчик, сжимая так, что соски проступили сквозь ткань, и тереть промежность, проводя пальцами по вырезу трусиков. «Что за хрень, она как труп, ебать такую что ли?» — буркнул первый, но второй уже закинул её ноги себе на плечи, расстегнул ширинку и вытащил член — твёрдый, с проступившими венами, сантиметров 17. Он плюнул себе на ладонь, смазал головку и с размаху вошёл в её влагалище.

Наташа лежала неподвижно, но её тело реагировало: вагина громко хлюпала, выделяя соки — возбудитель явно сработал, заставляя её течь, даже во сне. Он трахал её резко, глубоко, вгоняя член до основания, так что её бёдра дрожали, а трусики сползли в сторону, обнажая розовые губки, растянутые вокруг его ствола. Я стоял в углу, сжимая камеру в руках, и боялся, что она проснётся, но одновременно молился, чтобы этого не случилось. Первый кончил быстро — через пару минут, с хриплым стоном, залив её влагалище спермой, которая тут же начала вытекать, стекая по внутренней стороне бедра и оставляя белёсые полосы на чулках.

Второй занял его место, расстегнув джинсы и вытащив свой член — чуть короче, но толще, с багровой головкой. Я достал из тумбочки возбудитель — маленькие белые таблетки в блистере — и предложил парням: «Давайте, чтобы подольше». Они проглотили по одной, я тоже, чувствуя, как кровь приливает к паху, а член становится твёрже камня. Второй вошёл в неё медленно, растягивая её влагалище, которое уже блестело от спермы и соков. Он двигался ритмично, с каждым толчком вгоняя член глубже, так что её губки раскрывались всё шире, обхватывая его ствол, а изнутри выдавливались капли чужой спермы. Он кончил минут через пять, не вынимая, добавив свою порцию внутрь, и я видел, как её вагина сжимается, выталкивая лишнее.

Но это было только начало. Они перевернули Наташу на живот, подтащив к краю кровати так, что её колени упёрлись в пол, а попка задралась вверх. Платье задралось до лопаток, обнажая спину, лифчик перекосился, а трусики сползли до колен. «Раз спит — пох, давай её в очко», — сказал первый, и я, не раздумывая, протянул им смазку. Он выдавил холодный гель на пальцы, растёр по её попке, обводя тугое колечко ануса, и смазал свой член, который уже снова стоял, блестя от влаги. Головка упёрлась в её анал, и он надавил — медленно, но уверенно. Я ожидал сопротивления, но, видимо, возбудитель расслабил её мышцы, и член вошёл почти без труда, растягивая узкий проход. Её попка раскрылась, обхватывая его ствол, а он начал двигаться — сначала осторожно, потом быстрее, глубже, вгоняя все 17 сантиметров до упора. Кожа вокруг ануса натянулась, побелела, а с каждым толчком из-под члена выдавливались капли смазки, стекая по её ягодицам.

Он трахал её минут 15, ритмично, с хлюпающими звуками, пока его друг выходил покурить, оставляя за собой запах табака. Я сидел рядом, дроча свой член, который пульсировал от напряжения, и смотрел, как её тело подрагивает, как её попка принимает каждый удар. Когда он кончил, вытаскивая член, её анус издал чавкающий звук, слегка приоткрывшись — красный, блестящий, с вытекающей спермой. Второй не заставил себя ждать: смазал свой толстый член, раздвинул её ягодицы руками, так что кожа натянулась ещё сильнее, и вошёл резко, одним движением. Её попка растянулась ещё шире, обхватывая его ствол, а он начал долбить её с такой силой, что кровать скрипела, а её тело дёргалось вперёд при каждом толчке. Через 10 минут он кончил, залив её анал, и вытащил член с влажным хлопком, оставив дырочку открытой, пульсирующей, с белёсыми струйками, стекающими вниз.

Они ушли, шумно смеясь, а я остался с Наташей. Подошёл к ней, провёл рукой по её ягодицам — горячим, влажным, скользким от смазки и спермы. Не удержался: расстегнул штаны, смазал свой член и вошёл в её попку — она была мягкой, растянутой, но всё ещё тугой. Я двигался медленно, чувствуя, как её анус обхватывает меня, как внутри смешиваются смазка и чужая сперма. Кончил быстро, с рыком, добавив свою порцию, а потом взял полотенце — белое, с вышитым логотипом базы — и начал вытирать её. Засунул два пальца в её анал, растягивая его, выталкивая сперму, которая текла густыми каплями, смешиваясь с выделениями из влагалища. Она лежала неподвижно, дыша ровно, а я смотрел на неё — мою жену, мою «шлюшку» — и чувствовал, как восторг и стыд разрывают меня на части.

Мы спустились в ресторан, парни растворились в толпе, а я заказал коктейль — что-то крепкое, с виски и льдом, — чтобы унять дрожь. Возбудитель всё ещё действовал, член стоял, как железный, и я оглядывался в поисках новой «жертвы», но вокруг были только парочки да шумные мужские компании.

Но это был лишь пролог к настоящему хаосу. Время шло, ночь клонилась к утру, и я уже собирался вернуться в номер, чтобы ещё раз взять Наташу, как ко мне подсел какой-то парень — худощавый, с татуировкой на шее. «Чего сидишь один, братан? Там в 25-м номере шлюху пьяную ебут, я уже три раза туда ходил», — сказал он, ухмыляясь. У меня всё похолодело — 25-й был наш номер. Через три минуты я стоял у двери. Обналичка была сорвана, дверь — хлипкая, из тонкого дерева — болталась на петлях. Я толкнул её, вошёл — и замер: комната кишела мужиками, как муравейник, — человек 40, если не больше. Запах пота, алкоголя и спермы висел в воздухе, густой, как туман над болотом. Наташино платье — скомканное, пропитанное спермой, с пятнами, что темнели на ткани, — валялось на кровати, она лежала в одних чулках и туфлях — чёрных, на высоком каблуке, с потёртой подошвой. Её тело было покрыто слоем спермы, как белым покрывалом, мерцающим в тусклом свете лампы. Волосы — длинные, тёмные, слипшиеся от спермы — лежали на подушке, как мокрая паутина, голова повернута набок, лицо залито белёсыми потоками, глаза заплывшие, ресницы склеенные, будто запечатанные воском — открыть их она бы не смогла, даже если бы очнулась. Сперма была повсюду: на спине, где она стекала вдоль позвоночника, оставляя блестящие дорожки, на бёдрах, где капли срывались вниз, как дождь, на полу под кроватью — целая лужа, густая, вязкая, с пузырьками, вытекающая из её растянутой попки, как из разорванного шланга.

Её анус был раскрыт, как кратер вулкана — красный, блестящий, не закрывающийся ни на секунду, пульсирующий, сантиметров шесть в диаметре, с вытекающей спермой, что стекала по внутренней стороне бёдер, смешиваясь с смазкой и оставляя белёсые разводы на порванных чулках. Влагалище — розовое, растянутое до предела, с губками, что расходились в стороны, как лепестки, не смыкаясь, — блестело от соков и спермы, открывая глубокую розовую плоть внутри, где виднелась матка, чуть пульсирующая, заполненная густой спермой, что переливалась, как жидкий жемчуг. Один парень — высокий, с татуировкой дракона на шее — только что встал с неё, вытаскивая свой член из её ануса с громким, влажным чавканьем. Он держал телефон в руке, снимая крупным планом, как её дырочка остаётся открытой — широкой, с красными краями, из которых сочилась сперма, густая, как сметана. «Гляньте, пацаны, это ж пиздец, видно кишки!» — заорал он, приближая камеру, пока свет вспышки высвечивал каждый сантиметр её растянутого ануса, каждую каплю спермы, что вытекала, как из крана.

Тут же другой — коренастый, с короткой бородой и волосатыми руками — занял его место, вгоняя свой толстый член, сантиметров 18, с багровой головкой, в её попку одним резким толчком. Он тоже достал телефон, направив камеру вниз, снимая, как его ствол входит и выходит, растягивая её анус ещё шире, до багрового, блестящего кольца, из которого выдавливались сгустки спермы с каждым движением. Звук был оглушительный — будто ладонью бьют по луже, — ритмичный, с каждым ударом всё яростнее. «Смотрите, как я её разъёбываю, это порно года, бля!» — рявкнул он, поворачивая телефон, чтобы взять крупный план её влагалища, где губки висели, как мокрые тряпки, а внутри блестела сперма, заполняя её до краёв, с виднеющейся маткой, розовой и пульсирующей. Толпа гудела, некоторые доставали свои телефоны, снимая фото и видео, вспышки сверкали, как молнии, освещая её тело, её дыры, её унижение и мою мечту, ставшую кошмаром.

Я посмотрел на тумбочку: баночка с возбудителем — пустая, сто маленьких белых таблеток исчезли, как снег весной, тюбик смазки — выдавлен до последней капли, смятый, как жестянка. Они сожрали всё, и я понял: это конец света. Сорок человек, пьяных, возбуждённых, с членами, что стояли как гранитные столбы, и кто знает, сколько их было до этого. Я стоял в углу, парализованный, чувствуя, как паника сжимает горло, а возбуждение — яйца, как тиски. Остановить их было невозможно — сорок зверей, потерявших разум, против одного меня, пьяного и растерянного. Дверь скрипнула, и вошли ещё пятеро — шумные, с громкими голосами, пропитанными виски: «Эй, кто последний, тот сосёт! Шлюха ещё жива?» Они протиснулись к кровати, толкая друг друга локтями, а я смотрел, как толпа оживилась, как волки, учуявшие кровь. Один из них — молодой, с пирсингом в брови — сразу вытащил телефон, снимая видео, как он подходит к Наташе, крупным планом фиксируя её раскрытые дыры. «Охуеть, пацаны, её жопа как тоннель, а пизда — как ведро спермы!» — заржал он, наклоняясь ближе, чтобы камера поймала каждую деталь: её анус, красный и открытый, с вытекающей спермой, и влагалище, где губки дрожали, а внутри виднелась матка, утопающая в белёсой жиже.

Кто-то сунул мне бутылку коньяка — тёплую, липкую, с отпечатками чужих пальцев, уже пущенную по кругу, как Наташу. Я отпил сразу полстакана, чувствуя, как огонь растекается по венам, и начал привыкать к этому аду. Я разглядывал их: знакомые лица из ресторана, шумная компания из углового столика — крепкие парни с татуировками, мужики лет сорока с сединой, молодняк с пирсингом. Партнёры сменялись без остановки: один кончал, вытаскивая член с чавкающим звуком, оставляя её анус открытым, как туннель, и тут же его место занимал другой, снимая всё на телефон, комментируя: «Гляньте, как я её заливаю, это кино на миллион лайков!» Возбудитель был дьявольским — члены не падали, лишь чуть обвисали, чтобы через минуту снова встать, как стальные копья.

Рядом со мной ждали очереди пятеро, и я не мог отвести глаз от их членов — каждый был как оружие, готовое к бою. У одного — худого, лет сорока, с сединой в висках — был ствол, как из легенд: 27 сантиметров, толстый, как моё запястье, с багровой головкой, блестящей от пота, и венами, что выпирали, как корни дерева. У второго — крепкого, с волосатыми руками — чуть меньше, сантиметров 22, но шире, с кожей, натянутой до блеска, и тяжёлыми яйцами, что болтались при каждом шаге. Третий — молодой, с татуировкой орла на груди — держал в руке член сантиметров 19, изогнутый вверх, с каплями на кончике. Четвёртый — лысый, с короткой бородой — похлопывал по ладони стволом сантиметров 20, толстым, как бутылка пива. Пятый — здоровяк с бычьей шеей — теребил свой член, сантиметров 25, с багровыми прожилками, что пульсировали под кожей.

В какой-то момент её попка освободилась, и меня толкнули в спину: «Давай, не тормози, сука!» Я упал на колени, дрожа от дикого возбуждения, и вошёл в её анус. Это было как нырнуть в бездну — её попка была разъёбана до предела, мой член просто провалился внутрь, не встретив ни капли сопротивления. Её анус был открыт, как пещера — сантиметров шесть в диаметре, красный, блестящий, с вытекающей спермой, что капала на пол с каждым моим толчком. Я схватил её за волосы — слипшиеся, тяжёлые, как мокрая глина, пропитанные спермой, — и начал долбить её с бешеной скоростью. Сперма вылетала сгустками, с громким хлюпаньем, пачкая мои бёдра, кровать, ковёр, издавая звук, как будто кто-то месил тесто. Рядом парень с татуировкой орла снимал всё на телефон, наклоняясь так близко, что камера ловила каждый мой толчок, каждую каплю спермы, вытекающую из её ануса. «Бери крупняк, пацаны, это жопа века!» — орал он, пока вспышка слепила глаза. Через десять минут мне заорали: «Быстрее, мудак, не один тут!» Я встал, так и не кончив, задыхаясь, с членом, что пульсировал, как вулкан перед извержением.

Её тут же занял седой с огромным членом. Он плюнул на ладонь, смазал свой ствол и вошёл в её попку медленно, растягивая её ещё шире — её анус раскрылся, как ворота ада, до семи сантиметров, обхватывая его 27 сантиметров, а звук стал громче, глубже, с влажным эхом, будто молот бьёт по мокрой глине. Он тоже снимал, держа телефон в одной руке, направляя камеру вниз, чтобы поймать крупный план: её анус, красный, открытый, с вытекающей спермой, и влагалище, где губки дрожали, а внутри блестела матка, утопающая в сперме, что переливалась, как лава. «Смотрите, пацаны, это не жопа, а бездонная яма!» — рявкнул он, пока толпа ржала, снимая фото, вспышки сверкали, как салют. Я наклонился, глядя на её бёдра: сперма текла рекой, капала на пол, образуя лужу, что блестела, как ртуть, в свете утреннего солнца, что пробивалось сквозь шторы. За окном светало, но толпа не редели — наоборот, казалось, что все мужики с базы стекались сюда, как на пир. «Эй, шлюха, сколько ещё выдержишь?» — крикнул кто-то, и толпа заржала. «Да она течёт, как кран, смотрите, пиздец!» — добавил другой, тыкая пальцем в её влагалище, снимая видео, как соки и сперма вытекают, обнажая матку, розовую и блестящую.

Они начали шутить, грязно, громко: «Давай, сука, открывай пошире, щас тебя наизнанку вывернем!» — орал лысый, хлопая её по ягодицам и снимая фото её попки крупным планом, где анус зиял, как кратер, полный спермы. Молодой с пирсингом ржал, снимая видео: «Глянь, её жопа как колодец, монетку бросишь — не достанешь! А пизда — спермобанк!» Толпа гудела, как стадион, подбадривая друг друга, телефоны сверкали, фиксируя каждый момент. Вдруг её схватили за бёдра и перевернули на живот, растянув ноги в стороны. Один — здоровяк с бычьей шеей — лёг под неё, вгоняя свой 25-сантиметровый член в её влагалище одним движением. Её губки растянулись, как резина, не закрываясь, обхватывая его ствол, а он снимал снизу, направляя камеру вверх: «Смотрите, как я её насаживаю, видно всё до матки, бля!» Её вагина блестела, полная спермы, что выдавливалась с каждым толчком, а он долбил с шлепками, что эхом разносились по комнате.

Тут же сверху на неё навалился второй — лысый, с бородой, — и, плюнув на свой 20-сантиметровый член, вошёл в ту же пизду, прямо поверх первого. Он тоже снимал, держа телефон над её бёдрами, крупным планом фиксируя, как её влагалище растягивается до предела — губки разошлись в стороны, открывая розовую плоть, где два члена двигались вразнобой, выдавливая соки и сперму, что текли по её ногам. «О, бля, она щас лопнет, снимайте, пацаны!» — заорал он, пока камера ловила каждый сантиметр её растянутой вагины, полную спермы до краёв, с маткой, что дрожала внутри. Толпа снимала, комментировала: «Два хуя в одной пизде, это мировой рекорд!»

И тут Наташа взорвалась. Её тело задрожало, как в судорогах, бёдра сжались, а из горла вырвался хриплый, животный крик — она кончала, мощно, неудержимо, содрогаясь между двумя членами. Её влагалище пульсировало, сжимаясь вокруг них, выталкивая потоки соков, что брызнули на простыни, смешиваясь со спермой. Её анус, всё ещё открытый, как туннель, дёргался в такт, выдавливая остатки спермы, пока она кричала, стонала, извивалась, потеряв всякий контроль. Молодой с татуировкой снимал крупняк, приближая камеру к её бёдрам: «Гляньте, как течёт, пиздец, сперма фонтаном!» Седой подхватил, делая фото: «Щас её пизда до потолка взлетит, снимайте, пацаны!» Вспышки сверкали, телефоны фиксировали её оргазм, её дыры, её тело, покрытое спермой, как трофей.

Но это был не конец — это был новый виток безумия, как будто сам дьявол дирижировал этим оркестром похоти. Первый акт начался с парня — худого, с длинными пальцами и татуировкой черепа на запястье. Его член, сантиметров 19, был тонким, но жёстким, как стальной прут. Он подошёл к Наташе, схватил её за бёдра, приподнял их и вошёл в её анус, снимая всё на телефон. Камера ловила крупный план: её попка, растянутая до семи сантиметров, красная, блестящая, с вытекающей спермой, что капала на пол. «Гляньте, пацаны, это жопа для учебников!» — орал он, долбя её быстро, с шлепками, как выстрелы. Я стоял, чувствуя, как сердце бьётся в горле, а он кончил, вытаскивая член с чавканьем, снимая, как её анус остаётся открытым, полный спермы.

Второй акт начался с появления здоровяка с бычьей шеей — громоздкого, массивного, как медведь, с широкими плечами, покрытыми густыми чёрными волосами, и шеей, толстой, как ствол молодого дуба, на которой проступали вены, пульсирующие от напряжения. Его лицо — красное от алкоголя и возбуждения, с глубоко посаженными глазами, блестевшими звериным голодом, — было покрыто каплями пота, что стекали по щекам и падали на грудь, оставляя влажные следы на выцветшей серой футболке, пропитанной запахом табака и виски. В руках он держал телефон — старый, с треснувшим экраном, но камера работала безупречно, и он уже включил запись, направив объектив вниз, чтобы запечатлеть каждый момент. Его член — чудовищный, 25 сантиметров в длину, толстый, как банка пива, с багровой головкой, влажной от пота, и прожилками, что выступали под натянутой кожей, как корни старого дерева, — торчал из расстёгнутых джинсов, готовый к действию. Он плюнул на ладонь — густая слюна с запахом перегара шлёпнулась на его пальцы — и размазал её по головке, смазывая ствол с ленивой ухмылкой, будто готовился к ритуалу.

Он рухнул на кровать с такой силой, что пружины заскрипели, как ржавые ворота, и лёг на спину, подтянув Наташу к себе за бёдра. Её кожа — горячая, липкая от пота и спермы — скользнула по его ладоням, оставляя влажные следы, а её тело, всё ещё дрожащее от предыдущих толчков, безвольно упало на него. Он схватил её за ягодицы, сжимая их так, что пальцы оставили красные отпечатки на белой коже, и притянул к себе, усаживая её влагалище прямо на свой член. Одним резким движением он вошёл в неё — его ствол врезался в её растянутую вагину, как таран в крепостные ворота, растягивая её губки до предела. Они разошлись в стороны, красные, блестящие от соков, обнажая розовую плоть внутри, где уже скопилась сперма предыдущих парней — густая, белёсая, с пузырьками, что лопались при каждом его толчке. «Смотрите, как я её насаживаю, пацаны, видно матку, бля!» — прорычал он, его голос был низким, хриплым, как рёв мотора, пока он направлял телефон вниз, снимая, как его член входит и выходит, оставляя за собой влажный след.

Он начал долбить её снизу, с такой мощью, что её тело подпрыгивало, а кровать дрожала, издавая жалобный скрип, будто молила о пощаде. Каждый толчок сопровождался громким шлепком — его яйца, тяжёлые, покрытые грубой кожей, бились о её ягодицы, оставляя красные пятна. Её влагалище хлюпало, выдавливая соки и сперму, что стекали по его стволу, капая на простыни, уже пропитанные липкой влагой. Я стоял в стороне, чувствуя, как сердце колотится в груди, как адреналин смешивается с возбуждением и страхом, а камера в моих руках дрожала, фиксируя эту сцену. Его движения были ритмичными, но жёсткими — он вгонял член до упора, так глубоко, что её живот слегка выпирал, а внутри, через растянутые губки, виднелась матка, розовая, пульсирующая, утопающая в сперме, что переливалась, как расплавленное серебро. «Чувствуешь, шлюха, как я тебя рву?» — рычал он, его зубы сверкали в ухмылке, пока пот стекал по его шее, капая на грудь Наташи, где её соски торчали, красные и твёрдые, как рубины, от постоянного трения и щипков.

Толпа вокруг гудела, некоторые снимали на телефоны, вспышки сверкали, как молнии, освещая его массивную фигуру и её дрожащее тело. Один из парней — худой, с татуировкой на руке — наклонился ближе, снимая крупный план её влагалища, комментируя: «Бери, братан, глубже, щас её пизда наизнанку вывернется!» Здоровяк засмеялся, его грудь заколыхалась, и он ускорил темп, вгоняя член с такой силой, что её бёдра задрожали, а сперма внутри начала выплёскиваться наружу, брызгая на его живот и простыни. Её кожа блестела от пота, волосы прилипли к спине, слипшиеся от спермы, а воздух наполнился запахом секса — тяжёлым, животным, с нотами алкоголя и сырости. Я чувствовал, как возбуждение сжигает меня изнутри, как стыд и восторг борются в моей душе, а он продолжал долбить, не останавливаясь, пока его дыхание не стало прерывистым, как у загнанного зверя.

Её грудь подпрыгивала в такт его толчкам, маленькая, но упругая, с сосками, что казались готовыми лопнуть от напряжения. Он бросил телефон на кровать — камера упала так, что снимала её лицо, искажённое смесью сна и невольного удовольствия, с заплывшими глазами и приоткрытым ртом, из которого стекала слюна, смешиваясь со спермой на подбородке. «Щас я тебе всю душу выебу!» — рявкнул он, сжимая её бёдра ещё сильнее, оставляя синяки, и начал двигаться ещё яростнее, вгоняя член так глубоко, что её тело сотрясалось, как от ударов молота. Её влагалище было растянуто до предела, губки дрожали, не смыкаясь, а внутри сперма бурлила, выдавливалась наружу с каждым его движением, как лава из вулкана. Толпа снимала, кто-то орал: «Давай, бык, заливай её до краёв!» — и он, с хриплым рёвом, кончил, заливая её вагину своей спермой — густой, горячей, что вытекала наружу, смешиваясь с уже имеющейся, образуя белёсую лужу на простынях.

Он вытащил член медленно, с чавкающим звуком, как будто выдергивал пробку из бутылки, и её влагалище осталось открытым, блестящим, с губками, что висели, как мокрые лепестки, обнажая розовую плоть внутри. Камера, лежащая на кровати, всё ещё снимала, фиксируя, как сперма вытекает из неё, капая на его бёдра, оставляя липкие следы на его волосатой коже. Он встал, тяжело дыша, пот стекал по его груди, а его член, всё ещё твёрдый, блестел от влаги. «Вот это я её отымел, пацаны, снимайте дальше!» — бросил он, хлопнув её по ягодице так, что звук эхом разнёсся по комнате, а её кожа покраснела от удара. Я смотрел на неё, чувствуя, как внутри меня всё кипит — смесь ужаса, возбуждения и какого-то мрачного триумфа, — а толпа уже снимала её крупным планом, комментируя: «Гляньте, какая дыра, сперма аж до матки дошла!» Её тело лежало, дрожащее, покрытое потом и спермой, как трофей после битвы, а я стоял, не в силах отвести взгляд, понимая, что этот момент навсегда останется в памяти — и на десятках телефонов.

Третий в этом безумном параде оказался лысый мужик с короткой, густой бородой, чёрной, как уголь, с редкими седыми нитями, что торчали, словно проволока. Его череп блестел в тусклом свете лампы, отражая блики, а кожа на голове была покрыта мелкими каплями пота, стекавшими по вискам и исчезавшими в бороде, оставляя влажные дорожки. Он был невысоким, но коренастым, с широкими плечами и руками, покрытыми узлами мышц, что напрягались под кожей, как канаты. В правой руке он держал телефон — новый, с большим экраном, на котором уже мигала красная точка записи, а левой он расстёгивал штаны, вытаскивая свой член: сантиметров 20, толстый, как бутылочное горлышко, с багровой головкой, влажной от пота, и венами, что проступали под кожей, как реки на карте. Он ухмыльнулся, обнажая кривые зубы, и плюнул на ладонь, размазывая слюну по стволу с ленивой уверенностью, будто готовился к привычному делу.

Он подошёл к Наташе, лежащей на животе, её тело всё ещё дрожало от предыдущих толчков, а ягодицы блестели от пота и спермы, что стекала по внутренней стороне бёдер, оставляя липкие следы на порванных чулках. Лысый схватил её за бёдра, сжимая их так, что кожа побелела под его пальцами, и раздвинул ягодицы, обнажая её анус — красный, растянутый, как кратер, диаметром сантиметров шесть, с вытекающей спермой, что капала на простыни, образуя вязкую лужу. Он направил телефон вниз, снимая крупным планом, приближая камеру так близко, что экран, должно быть, показывал каждую складку её кожи, каждый пульсирующий край её дырочки, полную густой, белёсой жижи. «Щас я её до кишок проебу, смотрите, пацаны!» — рявкнул он, его голос был хриплым, пропитанным виски и табаком, пока он упирал головку в её анус. Одним движением он вошёл — медленно, с наслаждением, растягивая её ещё шире, до семи сантиметров, пока её попка не раскрылась, как цветок под дождём, обхватывая его ствол.

Он начал долбить её с ритмичной яростью, каждый толчок сопровождался влажным чавканьем, будто кто-то месил грязь, а её тело дёргалось вперёд, как марионетка на нитях. Её ягодицы дрожали, кожа натягивалась, багровела, а сперма внутри выдавливалась наружу, стекая по его члену и бёдрам, капая на ковёр с тихим шлепком. Телефон в его руке дрожал, но он держал кадр, снимая, как его ствол входит и выходит, оставляя за собой блестящий след. «Гляньте, как хлюпает, это жопа года!» — орал он, ухмыляясь, пока пот стекал по его лбу, падая на её спину, где уже лежали слипшиеся от спермы волосы, тяжёлые, как мокрая тряпка. Я стоял в углу, чувствуя, как сердце колотится в груди, как адреналин смешивается с возбуждением и отвращением, а запах секса — тяжёлый, животный, с нотами пота и алкоголя — душил меня, как дым. Он ускорил темп, вгоняя член глубже, так что её попка дрожала, а звук стал громче, глубже, как барабаны войны. Толпа вокруг снимала на свои телефоны, вспышки сверкали, кто-то кричал: «Давай, Лысый, порви её, снимай крупняк!» Он кончил минут через семь, с хриплым стоном, заливая её анус своей спермой — горячей, густой, что вытекала наружу, смешиваясь с уже имеющейся. Вытащил член с громким хлопком, снимая, как её дырочка остаётся открытой, красной, блестящей, с вытекающей жижей, что стекала, как река после дождя. «Вот это я её отымел, пацаны, кино готово!» — бросил он, вытирая пот с лица рукавом.

Четвёртый был парнем с татуировкой орла на груди — худощавым, но жилистым, с длинными руками и пальцами, покрытыми мозолями, что выдавали годы тяжёлой работы. Его грудь, открытая под расстёгнутой рубашкой, блестела от пота, а татуировка — чёрный орёл с распростёртыми крыльями — казалась живой, когда он двигался. Лицо — острое, с впалыми щеками и глазами, горящими лихорадочным азартом, — было напряжено, а губы растянуты в кривой ухмылке. В руках он держал телефон — старый, с потёртым корпусом, но камера сверкала, готовая к записи. Его член, сантиметров 19, был изогнут вверх, с каплями на кончике, тонким, но твёрдым, как стальной клинок, с кожей, натянутой до блеска. Он подошёл к Наташе, всё ещё лежащей на животе, её голова свисала с края кровати, волосы свисали, как мокрая занавеска, пропитанные спермой и потом.

Он схватил её за волосы, запрокинул голову назад, сжимая слипшиеся пряди так, что она невольно открыла рот, и сунул свой член ей в горло. Телефон в его руке зафиксировал всё крупным планом: её губы, растянутые вокруг его ствола, красные, блестящие от слюны и спермы, что уже стекала по подбородку. «Глотай, сука, это кино для потомков!» — рявкнул он, его голос дрожал от возбуждения, пока он начал долбить её рот, вгоняя член до упора, так что она давилась, из глаз текли слёзы, смешиваясь с белёсыми каплями на её лице. Её горло сжималось, издавая хриплые звуки, а слюна текла по его стволу, падая на простыни с тихим шлепком. Я смотрел, чувствуя, как внутри меня всё сжимается, как возбуждение борется с тошнотой, а он снимал, приближая камеру к её лицу, чтобы поймать каждую деталь: её заплывшие глаза, слипшиеся ресницы, рот, полный его члена. «Соси глубже, шлюха, щас в глотку налью!» — орал он, пока толпа гудела, снимая фото, вспышки слепили, кто-то кричал: «Давай, Орёл, засади ей до желудка!» Он двигался быстро, с жёстким ритмом, его яйца бились о её подбородок, оставляя влажные следы, а воздух наполнился запахом пота и слюны. Кончил он с рыком, заливая её рот спермой — густой, липкой, что вытекала из уголков её губ, стекая по шее, пока он снимал, как она глотает, давясь, но принимая. Вытащил член с влажным звуком, оставляя её губы открытыми, блестящими, с каплями, что падали на грудь. «Вот это минет, пацаны, снимайте дальше!» — бросил он, вытирая член о её волосы.

Пятый был крепким мужиком с волосатыми руками — высоким, с широкой грудью и руками, покрытыми густыми чёрными волосами, что вились, как проволока, от запястий до плеч. Его кожа была загорелой, с пятнами пота, что блестели в свете лампы, а лицо — грубое, с квадратной челюстью и шрамом на левой скуле — выражало смесь усталости и похоти. В руках он держал телефон — дешёвый, с потрескавшимся экраном, но камера работала, и он уже снимал, направляя её на Наташу. Его член, сантиметров 22, был широким, как кулак, с толстой багровой головкой и кожей, натянутой до предела, с каплями пота, что стекали по стволу. Он подошёл к ней, всё ещё лежащей на животе, её бёдра дрожали, а влагалище блестело от соков и спермы, открытое, с губками, что висели, как лепестки после дождя.

Он лёг под неё, подтянув её к себе за талию, его волосатые руки оставляли красные следы на её коже, и вонзил свой член в её влагалище одним мощным движением. Её губки растянулись ещё шире, обхватывая его ствол, а он начал долбить снизу, с шлепками, что звучали, как удары молота. Телефон в его руке снимал крупным планом: её вагина, растянутая до предела, блестящая, полная спермы, что бурлила внутри, с виднеющейся маткой, розовой, пульсирующей, утопающей в белёсой жиже. «Гляньте, пацаны, какая дыра, сперма до краёв!» — рявкнул он, его голос был низким, как гул мотора, пока он вгонял член глубже, так что её живот дрожал, а соки текли по его бёдрам, оставляя липкие следы. Я стоял, чувствуя, как пот стекает по спине, как возбуждение сжигает меня, а он снимал, приближая камеру, чтобы поймать каждую деталь: её губки, дрожащие от напряжения, сперму, что выдавливалась наружу, капая на простыни. «Щас я её до позвоночника проебу!» — орал он, ускоряя темп, пока её тело не начало дрожать, а грудь подпрыгивала, соски торчали, красные от трения. Толпа снимала, кто-то кричал: «Давай, Волосатый, заливай её!» Он кончил с хрипом, заливая её вагину спермой — горячей, густой, что вытекала наружу, смешиваясь с уже имеющейся, образуя лужу на кровати. Вытащил член с чавканьем, оставляя её влагалище открытым, блестящим, с вытекающей спермой, что капала на его ноги. «Снимайте, пацаны, это пиздец!» — бросил он, вытирая пот с лица ладонью.

Шестой был седым мужиком — высоким, худощавым, с длинными руками и лицом, покрытым морщинами, как старое дерево. Его волосы, редкие и седые, торчали в разные стороны, а глаза, глубоко посаженные, блестели холодным, почти безумным огнём. В руках он держал телефон — старый, с кнопками, но с камерой, что снимала в тусклом свете. Его член, сантиметров 27, был толстым, как моя рука, с багровой головкой и прожилками, что пульсировали под кожей, влажной от пота. Он подошёл к Наташе, её тело лежало, покрытое потом и спермой, анус блестел, открытый, как туннель, с вытекающей спермой, что капала на ковёр медленно, как воск.

Он плюнул на её попку, густая слюна шлёпнулась на её ягодицы, и размазал её по своему стволу, смазывая головку с ленивой ухмылкой. Направил телефон вниз, снимая крупным планом, как он упирает член в её анус, растягивая его ещё шире, до восьми сантиметров, пока её дырочка не раскрылась, как бездна, красная, блестящая, полная спермы. «Это не жопа, а спермосборник, пацаны!» — бросил он, его голос был хриплым, усталым, но полным злорадства, пока он входил медленно, с наслаждением, вгоняя ствол до упора. Он начал долбить её глубоко, с ритмичными шлепками, а её попка дрожала, выдавливая сгустки спермы с каждым толчком, что капали на пол с тихим звуком. Я смотрел, чувствуя, как внутри меня всё кипит, как стыд и возбуждение рвут меня на части, а он снимал, приближая камеру, чтобы поймать её анус, открытый, как кратер, с вытекающей спермой, что текла рекой. «Гляньте, как я её насквозь ебу!» — орал он, пока толпа снимала, вспышки сверкали, кто-то кричал: «Давай, старик, до кишок достань!» Он кончил с хриплым стоном, заливая её анус спермой — густой, белёсой, что вытекала наружу, смешиваясь с уже имеющейся. Вытащил член с громким чавканьем, снимая, как её дырочка остаётся открытой, блестящей, с вытекающей жижей, что стекала по её ногам. «Снимайте, пацаны, это кино для вечности!» — бросил он, вытирая пот с лица рукавом.

Седьмой был низким, коренастым парнем с круглым лицом и щетиной, что покрывала щёки, как жёсткая трава после дождя. Его глаза — маленькие, тёмные, блестящие от возбуждения — бегали по комнате, а губы растянулись в широкой, почти детской улыбке, контрастирующей с его грубым видом. На нём была мятая футболка с пятнами пота под мышками, пахнущая пивом и сыростью, а в руках он сжимал телефон — дешёвый, с потёртым корпусом, но с яркой вспышкой, что уже мигала, фиксируя каждый шаг. Его член, сантиметров 18, был коротким, но толстым, как огрызок бревна, с багровой головкой, влажной от пота, и кожей, натянутой до блеска. Он подошёл к Наташе с тяжёлой походкой, его ботинки скрипели по ковру, оставляя грязные следы, а дыхание было частым, с присвистом, будто он только что пробежал лестницу.

Он встал перед ней, глядя на её лицо, всё ещё покрытое спермой и слюной, с заплывшими глазами и приоткрытым ртом, и плюнул на ладонь, смазывая свой член с лёгким чавканьем. Телефон он направил на её грудь, снимая крупным планом её соски — маленькие, но твёрдые, красные от трения, торчащие, как бутоны среди липкой белёсы. «Щас я ей между сисек засажу, пацаны, смотрите!» — хохотнул он, его голос был высоким, почти писклявым, но полным восторга. Он схватил её за плечи, подтянул к себе, прижимая её грудь к своему члену, и начал двигаться, сжимая её маленькие сиськи вокруг своего ствола. Кожа между ними скользила, липкая от пота и спермы, а он тёрся о неё, издавая влажные звуки, будто месил тесто. Её грудь дрожала, соски тёрлись о его кожу, оставляя красные следы, а он снимал, наклоняя телефон, чтобы поймать каждый толчок, каждую каплю пота, что падала с его лба на её кожу. «Чувствуешь, шлюха, как я тебя мну?» — бросил он, хихикая, пока толпа гудела, снимая фото, кто-то кричал: «Давай, Толстяк, отполируй ей сиськи!» Я смотрел, чувствуя, как внутри меня всё сжимается, как возбуждение смешивается с отвращением, а он ускорил темп, его дыхание стало громче, с хрипами. Кончил он с коротким стоном, заливая её грудь спермой — тёплой, липкой, что стекала по её рёбрам, оставляя белёсые дорожки. Он отступил, снимая, как её сиськи блестят, покрытые его выделениями, и ухмыльнулся: «Вот это я её украсил, пацаны!»

Восьмой был долговязым парнем с узким лицом и длинным носом, похожим на клюв, а его кожа была бледной, почти синюшной, с пятнами пота, что блестели на висках. Глаза — светлые, водянистые, с красными прожилками — горели лихорадочным блеском, а губы дрожали от возбуждения, обнажая мелкие зубы. На нём была растянутая майка, пропитанная запахом дешёвого одеколона и табака, а в руках — телефон с треснувшим экраном, но с яркой вспышкой, что мигала, как маяк. Его член, сантиметров 23, был длинным и тонким, как копьё, с бледной кожей и синеватыми венами, что проступали под ней, заканчиваясь острой багровой головкой. Он подошёл к Наташе, всё ещё лежащей на животе, её бёдра дрожали, а влагалище блестело, открытое, с вытекающей спермой, что капала на простыни.

Он рухнул на колени перед ней, его длинные ноги подогнулись, как у журавля, и плюнул на свой член, смазывая его с тихим чавканьем. Телефон он направил на её вагину, снимая крупным планом её губки — растянутые, красные, дрожащие, с вытекающей спермой, что обнажала розовую плоть внутри, где пульсировала матка, утопающая в белёсой жиже. «Щас я её в пизду проткну, пацаны!» — бросил он, его голос был высоким, срывающимся, полным нервного восторга. Он вошёл в неё одним резким движением, вгоняя свой длинный ствол до упора, так что её тело дёрнулось, а губки растянулись ещё шире, обхватывая его член. Он начал долбить её с жёстким ритмом, его худые бёдра шлёпали о её ягодицы, издавая звук, как хлопки в ладоши, а сперма внутри выдавливалась наружу, стекая по его ногам. Я стоял, чувствуя, как пот холодеет на спине, как возбуждение смешивается с ужасом, а он снимал, наклоняя телефон, чтобы поймать её вагину, полную спермы, и её дрожащие бёдра. «Гляньте, как я её насквозь ебу!» — орал он, пока толпа снимала, вспышки сверкали, кто-то кричал: «Давай, Дылда, проткни её до спины!» Он ускорил темп, его дыхание стало прерывистым, с присвистом, а её тело дрожало, грудь подпрыгивала. Кончил он с долгим стоном, заливая её вагину спермой — жидкой, обильной, что вытекала наружу, смешиваясь с уже имеющейся. Вытащил член с чавканьем, снимая, как её влагалище остаётся открытым, блестящим, с вытекающей жижей. «Снимайте, пацаны, это шедевр!» — бросил он, вытирая пот с лица тыльной стороной ладони.

Девятый был широкоплечим мужиком с густыми бровями и лицом, покрытым недельной щетиной, что придавала ему вид лесоруба. Его кожа была загорелой, с грубыми морщинами на лбу, а глаза — тёмные, с тяжёлым взглядом — блестели от похоти. На нём была чёрная куртка, пропахшая бензином и потом, а в руках — телефон с большим экраном, на котором уже мигала запись. Его член, сантиметров 21, был толстым, с багровой головкой, влажной от пота, и кожей, покрытой редкими волосками, что вились у основания. Он подошёл к Наташе с тяжёлой походкой, его ботинки оставляли грязные отпечатки на ковре, а дыхание было глубоким, с хрипами, как у загнанного зверя.

Он встал над ней, глядя на её спину, покрытую спермой и потом, и плюнул на свой член, смазывая его с грубым звуком. Телефон он направил на её анус, снимая крупным планом её дырочку — красную, растянутую, диаметром сантиметров восемь, с вытекающей спермой, что стекала по её ногам, обнажая розовую плоть внутри. «Щас я ей жопу до предела растяну!» — бросил он, его голос был низким, гулким, как эхо в пещере. Он вошёл в её анус одним мощным движением, вгоняя ствол до упора, так что её тело дёрнулось, а ягодицы задрожали, обхватывая его член. Он начал долбить её с тяжёлой ритмичностью, его широкие бёдра шлёпали о её кожу, издавая звук, как удары топора, а сперма внутри выдавливалась наружу, стекая по его ногам. Я смотрел, чувствуя, как внутри меня всё горит, как возбуждение борется со стыдом, а он снимал, наклоняя телефон, чтобы поймать её анус, открытый, как туннель, и её дрожащие ягодицы. «Гляньте, как я её разъёбываю!» — орал он, пока толпа снимала, вспышки слепили, кто-то кричал: «Давай, Лесник, до кишок достань!» Он ускорил темп, его дыхание стало громче, с рычанием, а её тело дрожало, грудь подпрыгивала. Кончил он с хриплым рёвом, заливая её анус спермой — густой, горячей, что вытекала наружу, смешиваясь с уже имеющейся. Вытащил член с громким чавканьем, снимая, как её дырочка остаётся открытой, блестящей, с вытекающей жижей. «Снимайте, пацаны, это классика!» — бросил он, вытирая пот с лица рукавом куртки.

Десятый был молодым парнем с короткой стрижкой и веснушками, что покрывали его лицо, как россыпь ржавчины. Его глаза — зелёные, блестящие от возбуждения — бегали по комнате, а губы дрожали в нервной ухмылке. На нём была лёгкая ветровка, пропахшая сигаретами и дешёвым пивом, а в руках — телефон с ярким экраном, уже снимающий. Его член, сантиметров 17, был тонким, но твёрдым, с розовой головкой, влажной от пота, и кожей, натянутой до блеска. Он подошёл к Наташе, всё ещё лежащей на животе, её грудь была прижата к простыням, покрытым спермой и потом, а соски торчали, красные от трения.

Он встал перед ней, глядя на её лицо, всё ещё покрытое спермой, с приоткрытым ртом, и плюнул на свой член, смазывая его с тихим звуком. Телефон он направил на её рот, снимая крупным планом её губы — красные, блестящие, с вытекающей слюной и спермой, что стекала по подбородку. «Щас я ей в глотку засажу, пацаны!» — бросил он, его голос был высоким, срывающимся от волнения. Он схватил её за волосы, приподнял голову и сунул свой член ей в рот, вгоняя его до упора, так что она давилась, из горла вырывались хриплые звуки. Он начал долбить её с быстрым ритмом, его худые бёдра двигались, как поршни, а слюна текла по его стволу, падая на её грудь. Я смотрел, чувствуя, как внутри меня всё кипит, как возбуждение смешивается с отвращением, а он снимал, наклоняя телефон, чтобы поймать её лицо, её заплывшие глаза, её рот, полный его члена. «Глотай, шлюха, щас я тебе полный рот налью!» — орал он, пока толпа снимала, вспышки сверкали, кто-то кричал: «Давай, Веснушчатый, до горла достань!» Он ускорил темп, его дыхание стало прерывистым, с присвистом, а её губы дрожали, принимая его. Кончил он с коротким стоном, заливая её рот спермой — жидкой, обильной, что вытекала из уголков её губ, стекая по шее. Вытащил член с влажным звуком, снимая, как её губы остаются открытыми, блестящими, с вытекающей жижей. «Снимайте, пацаны, это хит!» — бросил он, вытирая пот с лица ладонью.

Одиннадцатый был массивным мужиком с пивным животом, что выпирал под растянутой футболкой, пропитанной потом и пивом. Его лицо — красное, с толстыми щеками и маленькими глазками — было покрыто каплями пота, что стекали по шее, исчезая под воротником. Руки — короткие, но мощные, с толстыми пальцами — сжимали телефон, новый, с большим экраном, уже снимающий. Его член, сантиметров 24, был толстым, как бутылка, с багровой головкой, влажной от пота, и кожей, покрытой редкими волосками. Он подошёл к Наташе с тяжёлой походкой, его шаги гудели по полу, а дыхание было тяжёлым, с хрипами, как у старого паровоза.

Он встал над ней, глядя на её спину, покрытую спермой и потом, и плюнул на свой член, смазывая его с громким чавканьем. Телефон он направил на её анус, снимая крупным планом её дырочку — красную, растянутую, диаметром сантиметров восемь, с вытекающей спермой, что стекала по её ногам, обнажая розовую плоть внутри. «Щас я ей жопу до предела разъебу!» — бросил он, его голос был низким, гулким, как раскат грома. Он вошёл в её анус одним мощным движением, вгоняя ствол до упора, так что её тело дёрнулось, а ягодицы задрожали, обхватывая его член. Он начал долбить её с тяжёлой ритмичностью, его толстые бёдра шлёпали о её кожу, издавая звук, как удары молота, а сперма внутри выдавливалась наружу, стекая по его ногам. Я смотрел, чувствуя, как внутри меня всё сжимается, как возбуждение борется со стыдом, а он снимал, наклоняя телефон, чтобы поймать её анус, открытый, как бездна, и её дрожащие ягодицы. «Гляньте, как я её рву!» — орал он, пока толпа снимала, вспышки слепили, кто-то кричал: «Давай, Жирный, до кишок достань!» Он ускорил темп, его дыхание стало громче, с рычанием, а её тело дрожало, грудь подпрыгивала. Кончил он с хриплым рёвом, заливая её анус спермой — густой, горячей, что вытекала наружу, смешиваясь с уже имеющейся. Вытащил член с громким чавканьем, снимая, как её дырочка остаётся открытой, блестящей, с вытекающей жижей. «Снимайте, пацаны, это эпик!» — бросил он, вытирая пот с лица футболкой.

Я вышел, пошатываясь, и спустился в ресторан, заказав виски — чистый, безо льда, чтобы обжечь горло. Время было 14:40, обед, голова гудела, как после войны. Подошёл к шумной компании: «Ну что там, в 25-м?» Один ответил: «Мы её в ванну закинули отмокать, сами перекурить вышли.» Я поднялся, крадучись, как тень, и вошёл в номер. На кровати — пусто, простыни в сперме, как поле боя, на полу лужи, пара пьяных тел храпела в креслах. Дверь в ванную была приоткрыта, я заглянул: Наташа лежала в джакузи, вода пенилась, смывая сперму с её тела, как река смывает грязь после потопа. Она повернула голову: «Ну что, доволен, герой?» Я замер, как громом поражённый. «Ты не спала?» — выдавил я, чувствуя, как земля уходит из-под ног. «Я не уснула сразу, услышала твой звонок парням и притворилась, — сказала она, глядя мне в глаза, холодно и ясно. — Не знаю почему, но я потекла, как сука. Чувствовала, как меня трахали первые двое, и текла ещё сильнее. В студенчестве я пару раз была в оргиях — это не впервой. Не хотела тебе говорить, боялась сорваться снова, поэтому и отказывалась от третьего. Но ты сам захотел — и вот, я сорвалась, как в юности.»

Она вылезла из джакузи, и я помог ей вытереться — полотенце было влажным, тяжёлым от воды. Когда она нагнулась, я раздвинул её ягодицы: её анус был как бездонный колодец — открытый, красный, сантиметров семь в диаметре, с вытекающей спермой, что капала на пол, обнажая розовую плоть внутри, чуть ли не прямую кишку. Влагалище — растянутое, с губками, что висели, как лепестки, не смыкаясь, блестело от соков, показывая матку, полную спермы, что переливалась внутри. Она взяла душ, открутила лейку, вставила шланг в попку, наполнила себя водой и выпустила всё в джакузи, смывая остатки этой ночи — бурной, как шторм. «В студенчестве я была слабой на передок, как болезнь, — призналась она, глядя в пустоту. — Боялась вернуться к этому, но ты меня толкнул в пропасть.» Я рассказал про снотворное и возбудитель, и она усмехнулась, горько и устало: «Ну, хоть дурман объясняет, почему я вырубалась и просыпалась, как в агонии.» Это был наш реал — грязный, величественный, как падение империи, записанный на десятки телефонов, и мы оба были его творцами.