СМОРЧОК

I.

Василий круто кинул руль влево, свернул с главной, съехал на свою улицу, притормозил у кирпичного дома под красной, железной крышей, стукнул ладонь в ладонь с женой Кристиной, сидящей рядом на пассажирском сиденье, подмигнул чертику под лобовым стеклом, выступил на улицу, поджег петарду и перекинул ее через забор.

Оглушительный хлопок разорвал воздух, за забором остро взвизгнул пес и жалобно завыл, заохала сигнализация невидимого с улицы автомобиля, и сочная листва дикого винограда над калиткой осиялась огнями его фонарей.

Василий запрыгнул обратно в машину, ликующе сжал кулаки:

— Ес! Ес!

И дал по газам.

Кристина радостно визжала и хлопала в ладошки.

Впереди метался черный кот. Водителю было неприятно давить кота, но в то же время и не хотелось, что бы тот успел перебежать дорогу, поэтому он не сбросил скорость, а лишь крепче вцепился в руль.

Однако усатый сумел пропетлять между колес, брызнул в терновые заросли на обочине, но тут же высунул голову их кустов и заинтересованно посмотрел во след машине.

Василий глянул в зеркало заднего вида, досадливо сплюнул:

— Проскочил, мерзавец.

Два месяца назад супруги Коршуновы Василий и Кристина купили тут дом и никак не могли прижиться и обжиться, все время находилось что — то, что омрачало их жизнь.

То люди, то погода, то кот, то сосед.

Впрочем, сосед Гаврила ни чем особо не мешал переселенцам, но те положили глаз на его участок и потихоньку превращали жизнь старика в кошмар. Петарда стала одним из номеров этого аттракциона.

Утром Василий гордо обходил свое новое поместье, значительную площадь которого занимал сад. Да, этот сад был обширен, но слегка запущен. Прежние хозяева - большие аккуратисты - посадку деревьев произвели по четкой схеме, так, чтобы и деревья стояли рядами, и простора между ними было много.

Массив был смешанным, и на первый взгляд было трудно определить, каким именно расчетом руководствовались старые владельцы.

Теперь бушевала весна, и все тут утопало в пышных снегах весеннего цветения.

Белые яблоневые цветы смешивались с белыми вишневыми, и в эти густые, яркие облака чуть приметно подмешивалась кремовая нотка абрикосовых соцветий.

Сорняк еще спал, потому простор сада был ровно покрыт густым, темно — зеленым ковром молодой травы.

И лишь в долгой и ровной как струна внешней ложбине, идущей параллельно плодовому массиву, густо и дружно горели ослепительно — желтые цветы Мать — и — мачехи, над которым уже хлопотали трудолюбивые пчелы.

Сумасшедший аромат вишневого цвета смешивался с запахом свежей земли, молодой травы и ветра и был таким вкусным, что надышаться им было невозможно, даже если дышать в полную грудь.

Новый хозяин окинул взглядом свое владение и пожалел, что луг и река, протирающиеся за ним, не входят в периметр его имения.

Неподалеку на своем участке рылся в земле сосед Гаврила.

— Что ты там копаешь, Гаврила Максимович, никак золото ищешь? - Пошутил вчерашний хулиган.

Старик поднял голову, глянул на Василия и снова взялся за лопату:

— Трезорку хороню, - буркнул он.

— Это пса своего, что — ли?

— Его.

— Издох?

— Убили.

— Кто?

— Нехристи какие — то. Швырнули взрывпакет во двор, вот у него сердце и не выдержало, старый уж был, слабый. Да ты не знаешь ли, кто эту беду утворил?

— Не знаю.

— Ну, ну.

— А какой у него был характер?

— А причем тут его характер?

— Ну, если свирепый, так значит от своей злости он мог и отбросить копыта. Ядом, видать, захлебнулся, брехал день и ночь.

— Не буровь.

Прохладное, погожее, майское утро сушило росу на траве и обещало погожий день.

Гаврила сладил небольшой, но аккуратный холмик, смахнул картуз с лысой головы и перекрестился на встающее Солнце.

— Гаврила Максимыч, а Гаврила Максимыч? - Снова окликнул его сосед.

— Чего тебе?

— Продай участок.

— Тьфу ты, нечистая сила, я же тебе сказал, Васька, что не продам.

— Он у тебя золотой, что ли?

— А то не твоего ума дела.

— Я тебе денег дам.

— Знаю я вас, городских спекулянтов, много вы не дадите, а всю душу вымотаете. Не продам и не проси, это мое, родовое. Корни мои тут.

Гаврила взял лопату и поковылял к дому.

«Спекулянт» проводил его взглядом и пожалел, что старик хоть сутулый и тщедушный, но еще крепкий и может протянуть долго.

А пенсионер неожиданно обернулся и поглядел на «покупателя»:

— «Характер», говоришь? Ну, ну...

Кристина все еще нежилась в постели, хотя уже проснулась и теперь пытливо разглядывала свои ухоженные ноготки.

— Дорогая, у меня хорошая новость, - заглянул в спальню муж.

— Какая?

— У Гаврилы кобель сдох, все, руки у нас теперь развязаны.

— Вот вечно ты, Васята, сначала обрадуешь, а потом огорчишь. Я то думала правда что — то хорошее случилось.

— А это разве не хорошее. Эта же противная собака все карты нам путала. У — у, злющий был зверюга, ко двору не подступишься.

А сейчас дом Гаврилы - без присмотра, достанем теперь деда, понимаешь?! - Подмигнул суженый.

Жена блаженно потянулась, сверкнув голой грудью, двинула молодым, сильным телом, одеяло съехало, показалось умопомрачительное бедро.

Кристина любила спать обнаженной.

Мужчина не выдержал, на ходу как попало посбрасывал одежду, бросился в постель, как в реку и стал жадно обцеловывать женщину:

— Ты б хоть душ принял, лазил где попало, сумасшедший! - Извиваясь, хохотала она, шутливо отталкивала охальника и ерошила его прическу.

А он жарил засосами ее в лобок, в пупок, в грудь.

Через десять минут они лежали рядом головами на одной подушке и молча глазели в свой замечательный европотолок.

— Было бы гораздо лучше, если бы крапинка на панелях была голубенькая, а не желтая, правда? - Рассуждала Кристина.

— И так сойдет, - махнул рукой Васята и поднял кудлатую голову:

— Дорогая, пожарь мне сырничков, - заныл он.

— Мне надо в ванну, дорогой, пожарь сам.

II.

— Представляешь, Васята, я у Гаврилы во дворе какую — то девку видела? Одета как лохушка, но молодая. Как думаешь, кто это, неужто дед наш ходок?

— Ой, я тебя умоляю, какой «ходок», с него песок уж сыплется. Внучка небось

В доме раздался звонок. Кристи глянула в экран домофона, у ворот снаружи стояла та самая «лохушка»:

— Господи, ей то что тут надо?

Заинтересованные хозяева вышли к воротам.

— Соседи, простите радо Бога, - приложила ладони к груди девица, - у вас нет ничего от желудка? У Гаврюши живот болит.

Кристина смерила просительницу пытливым взглядом, взялась за ручку калитки:

— Нет у нас ничего. А кто он вам?

— А вам какая разница?

Девица была юна и вызывающе красива, к тому же, явно с характерцем, она уперла кулачки в бока и прямо глянула на Кристину.

Это был настоящий парад сердитой красоты - статная, породистая, ногастая Кристина с чистым пробором в светлом каре и дикая сельская красотка с огромными голубыми глазами, пылающими в густой, растрепанной прическе.

Василий невольно залюбовался ею, жена досадливо ткнула его в бок и захлопнула калитку.

— Нет, ну ты слышал, эта чумичка называет его «Гаврюшей», ну умора.

Не село, а просто ебанариум какой — то! Васята, твоей Кристи срочно нужна виллочка в Испании, жить в этом навозе у твоей Кристи нет сил. - Дула губки городская фифа.

Супруг целовал ее в ушко и шептал непристойности.

В другой раз Василий явился домой какой — то загадочный и возбужденный, он явно давился смехом. А, закрыв дверь, расхохотался вприсядку:

— Ты помнишь, я рассказывал тебе, как подвозил Гаврилу от трассы? - Спрашивал он у растерянной жены, - ну, когда у него машина сломалась.

— Ну помню, и что? - Насторожилась Кристина.

— Он тогда еще в городе туфли купил?

— Ну, да, да. И что?!

— Я купил точно такие же, но на два размера меньше и подменил ему.

Обувь же у него на крыльцах стоит, а кобель отдал Богу душу, так что проблем не было, - ухахатывался Васята.

— А сейчас, слышь, еду, а он ковыляет по дороге. Говорю ему, что, Гаврила, хромаешь? Старость подкосила? А этот олух мне на полном серьезе отвечает, что Бог навел порчу на его туфли и уменьшил их, не хочет Бог, чтобы Гаврила в туфлях ходил. Ну, не дебил ли?! Ой, не могу.

Таскался в медпункт, так там врач чуть ли не плоскогубцами пальцы на ногах ему разгибал, прописал ему какую — то мазь от ног. Он все свои копыта в тех туфлях сбил.

— Господи, ну ты как ребенок, - рассердилась Кристина. - Ты бы лучше в управу съездил, узнал, может его как по закону можно с этой земли сковырнуть. Может взятку какую дать.

— Хорошее место, - ворочал за ужином ложкой супруг, - ровный участок, лес, чистая река, город рядом. Оно мне все больше нравится. Тут года через три будет золотое дно. Удивительно, что до нас его никто не открыл, как можно больше надо подгрести землицы пока не поздно.

Сделаем бассейн, теннисный корт, построим гостевой дом, баню, раскорчуем посадку, будет наше родовое поместье, нарожаем детей и важных гостей станем приглашать на шашлыки. Не жизнь будет, а сказка.

— Ты сначала соседа выкури, - красила губки Кристина.

— Выкурим, не сомневайся.

Супруги собирались в областной центр, в театр, где на гастролях была московская труппа. Ставили "Ревизора".

Кристи и Васята не любили Гоголя, но в постановке были заняты знаменитости. Новоявленные театралы ехали на них посмотреть, себя показать.

III.

Дня через два в муниципалитете рассказали Василию, что у его соседа все документы на землю выправлены, никак его не потеснишь, и никакая взятка не поможет.

И если он, то есть Василий, положил глаз на участок, есть только один путь — договориться с хозяином.

А если столковаться не получится по - хорошему, то с этим дедом лучше не связываться, он, если начинает переть, то прет как танк, не остановишь. Он по молодости что — то не поделил с председателем, так у того в колхозе все скирды с соломой погорели. И взорвались четыре цистерны с соляркой в уборку. И, вообще, по молодости этот Гаврила служил в «Морских котиках».

— Ага, договоришься с ним, как же, - плевался наш герой, выходя их управы. Легче с чертом договориться, чем с этим ненаядным пескоструем.

Нет уж, мы будем действовать иными методами. Партизанскими!

По дороге он купил дрожжей, да под покровом ночи в выгребной сортир соседа их бросил. Благо будка была с другой стороны соседского участка, поэтому Василий не боялся, что экологическая катастрофа, которая должна была постичь соседа, накроет и его.

Катастрофа действительно разразилась, но накрыла она не только Гаврилово поместье, но и его соседа с другой стороны. Тот нажаловался в район на мух и на вонь, приехала санэпидемслужба, санитары залили весь участок Гаврилы хлоркой, да еще и оштрафовали хозяина, что своевременно не откачивает выгребную яму. Пропал весь урожай, и погорел виноград.

Всю ночь у Гаврилы горел свет.

А наши изобретательные супруги пили дорогой виски, перемаргивались и поднимали тосты за удачно проведенную спецоперацию.

— Видеть его не могу, - кривила губки Кристина, - таких уродов надо на базарах показывать, как это раньше делали.

— У него генератор хороший, новый, - задумчиво вспоминал Василий. Нам бы такой.

Ну, а потом муж прибежал в дом, матерясь и хватаясь за голову, стал носиться по комнатам, а напуганная жена никак не могла понять, что случилось.

И тут выяснилось, что был Васята в мастерской, собирался ручку для ножа выстругать.

Супруги наконец уселись рядком на кровати и встревоженный не на шутку мужчина рассказал вот что: заходит он в мастерскую, включает электропилу, а у той срывает круглый нож, и он пролетает буквально рядом с его головой.

— Два сантиметра левее и полчерепушки бы снесло, - пучил глаза самодеятельный столяр.

— А я тебе говорила, закрывай мастерскую на замок, везде замки поставить надо, - увещевала его Кристина.

— Погоди, это ты к чему? - Насторожился хозяин.

— А то ты не понимаешь?

— Неужели это ОН? - Хлопнул себя по лбу пострадавший.

— Гаврила, тут и дураку ясно.

— Точно, он, подлюка, гайки открутил, больше некому... Но, погоди, это же преступление. Его же под суд надо отдавать!

— Успокойся, «суд», ты сначала докажи. Просила тебя, поставь видеонаблюдение.

— Это что же это выходит, мы теперь кругом в опасности? Да его надо срочно искоренять. Нет, пожалуй, поеду - ка я в область, дам денег, чтоб его в дурку или в тюрьму загребли.

И не известно, что делал Василий в области, только вернулся сияющий и загадочный, грудь колесом.

— Капец нашему Гавриле, - доверительно шепнул он жене.

А вечером того же дня взлетела на воздух машина супругов прямо у дома, закидав ошметками шин крышу и клумбы с цветами и окатив волной огня железные ворота.

Когда по пепелищу отработала пожарка, зеваки разошлись и огнеборцы уехали, Василий схватился за нож и побежал к соседу.

Тут же откуда — то словно из - под земли выкатилась полицейская машина. Кристина подумала было, что менты явились к ним, расследовать дело по подрыву, но полицейские тоже срулили к дому Гаврилы, и вскоре вывели из него брыкающегося и плюющегося, растрепанного Василия в наручниках.

Потом подоспели два других полицейских автомобиля, эти уже — к Коршуновым.

Следователи, как и положено, обфотографировали остывший остов «Митсубиси», взяли образцы краски и пепла, составили протокол.

На вопрос, кого подозреваете в поджоге машины, Кристина ничего не ответила. Теперь ее больше волновала судьба Васяты.

IV.

Ну, а дальше выяснилась такая картина: менты Васяту накрыли как раз в тот момент, когда он нападал на законопослушного соседа с тесаком, покушаясь на убийство.

При обыске в поместье обвиняемого, в мастерской, в ящике с инструментами был обнаружен пистолет ТТ с патронами.

Кристина и понятия ни о чем таком не имела.

В общем, согнули Василия сразу и крепко. За все подвиги ломился ему червонец, в лучшем случае. А что касается подрыва машины, было решено, что - то типичные бандитские разборки, они, как известно, у бандитов - обычное явление.

Получалось, что Гаврила тут ни с какой стороны не причастен, что чист он как гусь, вышедший сухим из воды.

Два дня ждала верная супруга вестей из кутузки, потом поехала туда сама, а потом, делать нечего, побежала к ненавистному Гавриле требовать, чтобы он забрал свое заявление.

К деду она ворвалась, окрыленная какой — то взрывчатой яростью — ее накрутили в СИЗО, она сломала ноготь, а тут еще в голове, кстати — некстати, крутился мотив дурацкой песенки Леонтьева «Ветка хризантем, никаких проблем», которую она «подхватила» где — то в дороге.

Кристи переживала за себя, за мужа, за судьбу семейного капитала, и теперь готова была разорвать этого чертова соседа на куски.

Она брезгливо окинула взглядом жилище, вильнула глазами по стенам, по вешалке, по холодильнику, по велосипеду с проколотыми шинами, висящему на стене в прихожей. Отвратительно воняло рыбным супом и дешевым, мерзким одеколоном - «Шипр» кажется.

Под потолком по всему периметру комнаты висели пучки сухой травы и калины. Этот дед был еще и травником.

— Эй, вы, где вы там, ну — ко идите сюда, - решительно позвала незваная гостья.

В доме царила полная тишина, и это почему - то слегка остудило пыл неуловимой мстительницы.

Вдруг где - то остро зашуршала газета и в коридор, на ходу складывая очки, вышел Гаврила Максимович в просторных, шерстяных штанах и клетчатой рубахе навыпуск.

— Молитесь и грешите, да? - Сходу взяла быка за рога визитерша, она все еще тяжело дышала, ее грудь ходила ходуном, а выразительные, изумрудные глаза метали молнии.

— Кто это грешит? - Удивленно поднял косматые брови старик.

— Да вы.

— Где же я согрешил?

— А невинного человека в тюрьму определить, это не грех?

— А пусть с кинжалом на безоружных людей не бросается. Его необходимо изолировать и срочно от бешенства лечить.

В коридоре горела лампочка, тускло отражаясь в пестрой, крутой лысине пенсионера. Он весь был похож на большого осьминога, резко активизировавшегося от вторжения инородного организма.

— Заберите заявление.

— Ась?

— Заберите, прошу по - хорошему.

— А то, что?

— Позову ребят, они вашу избушку по бревнышку раскатают.

— Ой, боюсь.

Она распалялась, а этот хищный «моллюск» жадно шарил по ее телу взглядом: короткая, плиссированная юбка, крутые бедра, тяжелые груди в тесной, белоснежной, прирасстегнутой на зоне декольте блузке в обтяг, пуговки которой готовы были разлететься от натиска этих аппетитных, белых булок.

— Ладно. Сколько вы хотите? - Перевела дух молодица.

— Чего именно? - Жадно облизнулся дедуган.

— Денег.

— А у вас их много?

— Достаточно. Надо, так не только вас, а и все суды купим.

— Да суд то ты может и купишь, Бога купить сложно.

— Не заберешь бумагу, мы тебя уничтожим.

— А ты это ему скажи, - указал дед сложенными очками на фото какого -то белобрысого мальчика, стоящее в рамке на крышке холодильника.

— А кто это? - Осеклась визитерша.

— А это мой сын Петро, школьный портрет. Теперь он полковник полиции, служит в министерстве на генеральской должности. Так что ступай, от греха. И в доме хорошенько поищи, может, еще чего интересного найдешь.

— Ой, ты глянь на него, про грех заговорил. Да сам — то ты... да на тебе на самом клейма ставить негде.

— Это почему?

— А кто малолеток привечает?

— А это не твоего ума дело, ну, привечаю, и что?

— Ой, «привечала», у тебя уж там привечалка небось ссохлась. Осталось - то хоть на один зубок?

Чертенок кувыркнулся в мутных глазах пенсионера, блеснув на их пленке отсветом адских огней. Хозяин загадочно ухмыльнулся и дернул какую — то веревочку на поясе. Штаны разом упали на его крупные ступни, обнажив все его морщинистое, старческое естество: короткие, кривые, шишкастые ноги, худые до уродливости, обвешанные слоеными складками кожи, морщинистый лобок, осыпанный седыми, редкими мудями, и вялый член, свисающий чуть ли не до колена, его залупленная сливообразная головка, какого — то больного, редисочного цвета, тоже вся была сморщенной.

— Давай, попробуй его на зубок, - снова ухмыльнулся Гаврила, в этот раз похабно. - Соси!

Она глазела на старика во все глаза, кровь прилила к ее голове, рот непроизвольно открылся, она сама себе сдавила пальчиками виски.

По - хорошему такую рухлядь надо было бы прятать подальше от посторонних глаз, но дед явно бахвалился своими доспехами.

— Нет, - брезгливо скривила губы чужая жена.

— Соси, сказал! Хорошо отсосешь, отпустят твоего дурачка.

Девушка распрямила спину, тряхнула прической и, гордая, вышла. Она брела по двору сама не своя и совершенно не знала, что ей теперь делать. Этот гнусный дед не просто обидел ее, он ее унизил. Это за кого же он ее принимает, если позволяет себе с ней такой пошлый интим?

Она подняла глаза: синие ворота, опаленные сети винограда, местами еще живые и зеленые, почтовый ящик с дырочками, красный, советский флаг со звездой - над калиткой.

«И что же теперь делать? - Думала она, - как спасти семью, себя, капитал? Ведь если я правильно поняла этого мерзавца, то у нас в доме могут еще черти что найти, наркотики например, тогда и я пойду следом за мужем».

И она вернулась.

Гаврила все также стоял в прихожей и щерился во весь свой щербатый рот. Он снял с себя все и теперь был похож на серого сморчка.

Вообще, они являли собой впечатляюще разительный мезальянс: он — бледный сморчок, а она яркая, цветная стрекоза.

— Тут же пол грязный, - умоляла она.

— Давай, давай, хватит ломаться, я этого не люблю, а то передумаю, - выкобенивался он.

И тогда она, не помня себя, подняла юбочку, выпустила колена, широко встала ими в тот самый, грязный пол, и взяла его увесистую штуку в руку.

«Сколько ж баб его облизало?!», - мелькнуло у нее в голове.

— Не так, - властно велел дед. - Голая!

Красавица сама не пронимала, что с ней происходит, кровь била в виски, а по телу пробежала какая — то мелкая дрожь, вызванная не то брезгливостью, не то возбуждением.

Словно заколдованная дева начала раздеваться. Перед СИЗО она надела кружевное белье, она не знала правил заключения и надеялась, что им с мужем могут позволить последнее интимное свидание.

Уж никак она не предполагала она, что наряжается для этого вонючего, соседа. А тот жадно вдыхал ее терпкий запах, и его яйца уже вяло шевелились в мошонке, и мутная капля смазки выкатилась из отверстия в залупе.

— Старайся, старайся, - подбадривал ее Гаврила Максимович, - потешь меня ради мужа. Сейчас мы с тобой будем его освобождать.

И вот она аккуратной стопкой сложила одежку на тумбочку и осталась в одних кружевных стрингах, узкая полосочка которых глубоко врезалась между ее ягодиц.

Потрясающе смотрелось это божественное девичье тело с твердыми, коричневыми сосками в убогой прихожей деда заваленной всяким хламом. Это тело плавными изгибами своих линий походило на белую виолончель, на которой своим опытным смычком собирался играть этот искушенный, сморщенный старик.

— Ты рожала? - Спросил он ее.

— Нет, - подняла она свои прекрасные глаза.

Член мерзкого совратителя уже ощутимо приподнялся, прямо просясь всем своим выгнутым телом в ее прекрасные ручки.

— У вас пол холодный, - сказала Кристина.

— Ничего, сейчас тебе станет жарко, - сказал Гаврила.

И тогда она аккуратно заправила крылья своего каре за ушки, бережно приняла этот ствол, как великую драгоценность и преданно взглянув в глаза мужчине, аппетитно облизала липкую головку.

И кто тут уже мог понять, старается ли она из любви к мужу или уже отдается на волю вековому инстинкту, когда природа делает самку целиком подвластной самцу.

И удивительна была метаморфоза, произошедшая с ней: в дом она ворвалась воинствующей стервой, а теперь же была ласковой, послушной рабыней — наложницей своему старику.

Под ее ласками член оживал, причем гораздо быстрее, чем она думала. Он разворачивался во всю свою мощь, расправлялся всеми своими складками и рельефом, и вскоре взметнулся во всей своей красе — крепкий и сильный. От былых морщин не осталось и следа, и даже кожа лобка выровнялась, потянувшись за ним, да и сама головка теперь была твердой и гладкой, как зеленое яблоко...

Полная история - на Бусти https://boosty.to/oxisslaif