Автор: Andyhm

Предисловие автора: Авторское право: Andyhm. 2020

Автор заявляет о своем моральном праве быть идентифицированным как автор данного произведения.

Это произведение является вымыслом. Описанные здесь события являются воображаемыми; обстановка и персонажи являются вымышленными и не предназначены для отражения конкретных мест или живых людей. Все персонажи, вступающие в сексуальные отношения или действия, достигли возраста в восемнадцать лет или старше.

*******************************

Диаграмма Венна:

Диаграмма, изображающая математические или логические множества в виде кругов или замкнутых кривых в пределах охватывающего прямоугольника (универсального множества), общие элементы множеств представлены пересечениями кругов.

Меня всегда интересовало взаимодействие и отношения между людьми. Наиболее интересными являются отношения между незнакомыми людьми, которые имеют общую цель.

Благодарности: эта история пролежала у меня на жестком диске больше года. Оригинал был отредактирован BlackRandl. С тех пор он был сильно переработан и дополнен. Этой версии очень помогли навыки редактирования Nora Fares и бета-чтение Cheryl, bebop3, Killian и Charlie. Благодаря их усилиям эта история стала намного лучше, спасибо им. Любые оставшиеся ошибки - моя вина, поскольку я никогда не могу удержаться от финальной правки.

Предупреждения: В рассказе более сорока одной тысячи слов. Здесь нет «Сжечь суку», и я буду удалять любые неконструктивные комментарии.

*************

Жизнь как диаграмма Венна.

Женщина на кровати зашевелилась и вытянула свои длинные ноги с грациозностью кошки. Ее глаза открылись, и кончик языка облизал губы. Она перекатилась на бок и наклонилась, чтобы поцеловать меня. Сначала это был маленький чмок, а затем долгий, затяжной поцелуй, от которого у нас обоих перехватило дыхание. Ее длинные рыжие волосы упали вперед, и поздний полуденный солнечный свет превратил их в ниспадающий поток огня, который вызвал немедленную реакцию в моем паху.

Мои пальцы прочертили дорожку по ее спине, и каждый сантиметр этой «карты» на ощупь, был давно запечатлен в моей памяти. Я проделал этот хорошо известный путь, пока не достиг шелковисто-гладкого изгиба попки. Она издала легкий стон предвкушения, когда я сжал попку и притянул ее к себе. Она почувствовала, как моя твердая плоть уперлась ей в живот, и я вздрогнул, когда ее рука потянулась вниз и сжала мой ствол.

"Опять?" - наполовину спросила, а наполовину потребовала она.

Я толкнул ее на спину и навис над ней, желая снова обладать и доминировать над своей женщиной. Глядя в ее поразительные зеленые глаза, я прорычал свой ответ: "Да, снова, и снова, и снова; это мой день рождения, любимая".

"А я - твой подарок", - счастливо засмеялась она. Удерживая мой член в руке, она направила его головку к воротам своей земли обетованной.

Я толкнулся вперед в мой подарок, а ее длинные ноги обхватили мои бедра, призывая к большему контакту. Мы оба нуждались в этом, наше желание только усилилось после предыдущего единения. Я толкал, а она приподнималась навстречу мне. Наша вселенная уменьшалась, пока мы стремились к тому моменту агонии и изысканного наслаждения, которого так ждут любовники.

Ее тело предавало ее несколько раз на пути к нашей конечной цели, пока, наконец, струйки белого огня не ворвались в нее, скрепив нас вместе. Обессиленный, я рухнул на ее дрожащее тело.

"Господи, Мэнди, ты самая лучшая любовница на свете, - наконец смог выдохнуть я, когда мы отстранились друг от друга. - Я люблю тебя".

Ее мурлыкание в ответ: "Я люблю тебя", - было сладким подтверждением для моих ушей.

Мне кажется, я никогда не встречал человека, с которым был бы так близок. Она была всем, что я когда-либо хотел видеть в женщине, с которой я бы хотел провести остаток своей жизни. Проблема была только в том, что она не была моей женой. Да, мы были любовниками и жили вместе; лучшая любовница, которую я когда-либо знал, без сомнения. Но мы не были женаты, и не то чтобы я не спрашивал ее об этом, я спрашивал. Я повторял этот вопрос каждый год в свой день рождения, в годовщину того дня, когда мы впервые встретились.

Ранее сегодня, после обеда в пабе, я задал вопрос в шестой раз и получил тот же ответ: самое вежливое и красивое "нет". Акт вопрошания и отказ теперь стали горько-сладкой частью моего праздничного обеда.

"Я люблю тебя всем сердцем, - сказала Мэнди, протягивая мне обратно через стол коробочку с кольцом, - но ты знаешь мой ответ. Я боюсь, что если я соглашусь, то мы разрушим все что у нас есть. Ты дополняешь меня, и я никогда не была так счастлива. Пожалуйста, Алекс, пойдем домой. Пришло время отдать тебе твой подарок".

Мы встали, чтобы уйти, и я положил пустую коробочку в карман. Она была пуста, потому что Мэнди носила кольцо, для которого коробочка была предназначена, на цепочке на шее. Это кольцо принадлежало моей бабушке, семейная реликвия, а на правой руке она носила подходящее обручальное кольцо. Она заявила, что она вся моя, за исключением дурацкой бумажки, так она мне сказала.

В первый раз, когда я задал вопрос, а это было через двенадцать месяцев с момента нашей первой встречи, она опустила меня с небес на землю. Мэнди отпрянула от меня и со слезами на глазах умоляла: "Пожалуйста, не проси меня об этом. Я люблю тебя больше всего на свете. Я не хочу жить без тебя. Но я не могу выйти за тебя замуж. Если я скажу "да", все изменится, и ты перестанешь любить меня. Я потеряю тебя".

Мэнди безудержно рыдала, и я едва разобрал последние пару слов. Она бессознательно проводила кончиком пальца по крошечной татуировке из трех китайских иероглифов на внутренней стороне запястья. Я видел, что Менди всегда делает это, когда волнуется. Я спросил ее об этом, когда мы только познакомились, и она объяснила, что сделала татуировку в память о своем отце.

"Это китайская фраза, которая примерно переводится как честь моему отцу", - сказала она мне.

Я обнял ее, и постепенно Мэнди расслабилась. Я неохотно согласился, но поклялся продолжать спрашивать ее. Она горько улыбнулась: «И однажды, когда я разберусь в себе, я скажу "да"».

Мэнди объяснила свой отказ тем, что не доверяет бракам. Все браки в ее семье заканчивались неудачно. Ее родители, оба брата, тети, дяди и даже обе пары бабушек и дедушек разводились, причем некоторые не по одному разу. Это сделало ее семейное древо очень запутанным, но мы и никогда не общались ни с кем из них.

Она сказала мне: "Это в моих генах, это наследственное. Я не создана для замужества. Никто в моей семье не может оставаться в браке, и я никогда не хочу причинить тебе боль".

********

Мы с Амандой впервые встретились на барбекю, которое я устраивал, чтобы отпраздновать то, что я дожил в целости до двадцати семи лет. Я жил в маленькой деревушке в Суссексе, в доме, который раньше принадлежал моей бабушке. Я был единственным живым представителем моей семьи. Жизнь избила меня и наставила синяков, но я все еще был цел. Я оставался одиночкой, с тех пор как, за несколько дней до нашей свадьбы, обнаружил мою невесту в постели с ее боссом. Это было за год до того, и я все еще был в поисках девушки, которой мог бы доверять.

Мэнди пришла как пара Дэвида. Она вошла в мою жизнь, держась за его руку. Бутылка пива, которую я пил, остановилась на полпути к моему рту и была почти забыта, когда мое внимание привлекла высокая, красивая рыжая девушка, которая вошла в мой сад. Она нервно оглядывалась по сторонам, пытаясь охватить все одним взглядом. Дэвид заметил меня и подвел ее поздороваться.

Когда она приблизилась и я смог разглядеть ее, у меня пересохло во рту. Это была самая красивая женщина, которую я когда-либо видел. Я не был уверен в ее возрасте; ее лицо казалось нестареющим; ей могло быть от восемнадцати до тридцати лет. Позднее я узнал, что ей было двадцать шесть.

"Алекс, это Аманда. Мы ходим в один и тот же спортзал в Лондоне", - сказал Дэвид покровительственно, представляя женщину. Он был моим старым школьным знакомым; мы поддерживали связь, но не были так уж близки. Так я оправдывал то, что украл у него Мэнди, не испытывая никакого чувства вины.

Она улыбнулась мне, и я растерялся вдвойне: "Я Мэнди, Аманда Форбс, и я хочу поблагодарить вас за приглашение", - ее голос был так же прекрасен, как и она сама.

"Алекс, - сумел ответить я. - Меня зовут Алекс Джеймс", - и я протянул руку. Она проигнорировала ее, приблизилась и поцеловала меня, а затем украла мое пиво и одним махом допила оставшееся содержимое.

Она пришла на вечеринку как гостья Дэвида и осталась, чтобы стать моей девушкой и любовницей. Пятьдесят или около того других гостей толпились вокруг, но я игнорировал их всех после появления Мэнди. Я ходил как во сне, забросив гриль, чтобы поговорить с ней, чтобы быть с ней. К счастью для меня и к несчастью для Дэвида, ее интерес ко мне был таким же сильным. Он ушел рано, добавив новый синяк в коллекцию моей жизни.

Она осталась на ночь, а затем и на все выходные. Через пару недель я был вынужден перевезти большую часть ее одежды из ее квартиры в Лондоне в мой коттедж. Она никогда не просила; мне было сказано, что это должно случиться, и с неотвратимостью катящегося с горы камня это произошло. Как женщина могла приобрести столько одежды – и не напоминайте мне о ее обуви!

Коллекция обуви Мэнди сразу же заняла крошечную третью спальню, и я привык находить ее одежду разбросанной по всей мебели.

Мы рассказали о себе в те первые выходные. Она узнала, что я психолог, специализирующийся на проблемах детского поведения, и что я работаю в доме для трудных детей. Я узнал, что она работает в торговом банке и живет в одной квартире в Лондоне с австралийским другом, с которым она училась в университете. Интересно, что по работе ей приходилось проводить одну неделю из трех в Гонконге.

Прошло некоторое время, прежде чем она почувствовала себя достаточно комфортно, чтобы открыть мне остальную часть своей жизни. Когда она все-таки рассказала подробности, я узнал, что она выросла в Гонконге в результате тяжелого развода родителей. Ее отец был менеджером по работе с клиентами в том же лондонском офисе торгового банка, где сейчас работает она. После развода он перевелся в их головной офис в Гонконге. Суд предоставил тринадцатилетней Мэнди право выбора, с кем из родителей она хочет жить, и она выбрала отца. К несчастью для нее, он погиб в катастрофе на море, когда ей было восемнадцать лет.

Она прожила со мной месяц, прежде чем почувствовала себя достаточно уверенно, чтобы рассказать о своем прошлом. Толчком послужило то, что я рассказал о своей жизни с бабушкой, о том, как вырос в деревне. Это был один из тех семейно-исторических разговоров, которые, кажется, возникают у всех новых пар, когда в отношениях становится меньше дикого секса и больше эмоциональных занятий любовью.

Она сидела на диване, прижавшись ко мне, и, должно быть, почувствовала, что время пришло. Она прилетела из Гонконга за день до этого. Это был второй раз, когда мы были в разлуке с момента нашей первой встречи. Осознание того, как сильно мы оба скучали друг по другу и придало ей уверенности чтобы открыться.

Я был открытой книгой; в те самые первые выходные я рассказал ей историю своей семьи. Я был единственным ребенком и оба моих родителя погибли в автокатастрофе, когда мне было двенадцать лет. Меня воспитывали родители моего отца. Дедушка скончался, когда я учился в университете, а бабушка - за три года до того, как я встретил Мэнди. Я был единственным наследником бабушки, и это включало коттедж, в котором я жил. Она прожила достаточно долго, чтобы увидеть, как я закончил университет и устроился на работу детским психологом. Это была должность в частной закрытой клинике для детей с нарушениями развития. Я по-прежнему работал в той же клинике, хотя и стал ведущим врачом.

После этого, Мэнди открылась и стала рассказывать мне о том, как росла в Гонконге. Затем она начала рассказывать мне о смерти своего отца.

"Это были праздничные выходные, и я была слишком занята тем, чем обычно заняты подростки. Я не хотела проводить время со своим отцом", - объяснила она. Слова застряли у нее в горле, и ей потребовалось некоторое время, прежде чем она смогла продолжить.

"Он хотел выйти в море под парусом, а я не хотела, - сказала Мэнди, и в ее глазах стояли слезы, - Никто точно не знает, что произошло; перевернутую лодку нашли на одном из островов через день, а его тело нашли зажатым в обломках."

"Это было ужасное время. После его смерти я была сама не своя. Я начала принимать глупые решения и позволять моим так называемым друзьям вовлекать меня в опасные ситуации. Моя старая семья ничем мне не помогла. Мама не разрешила мне жить с ней и ее новой семьей. Никто из моих родственников не захотел вмешиваться."

"Совсем не помогли?" - спросил я, потрясенный тем, что она мне рассказала. Как ее семья могла бросить ее в трудную минуту?

"Ничем, - подтвердила она, - К счастью, друг моего отца стал моим белым рыцарем. Алан приютил меня, пока решались все юридические и финансовые вопросы. Это позволило мне закончить последний год обучения в школе."

"Алан работал с моим отцом в банке. Когда они работали в лондонском офисе, у них был общий кабинет. За годы работы они стали близкими друзьями. За год до развода моих родителей Алан перевелся в офис в Гонконге. Именно он предложил отцу подумать о том, чтобы начать жизнь заново в Гонконге."

"Он уладил все юридические вопросы с местными властями и с помощью нескольких друзей отвел меня от пагубного пути, по которому я шла. Он организовал выплату папиной страховки и продажу нашей квартиры. Он взял вырученные деньги и вложил их в банк для меня. Это была не очень большая сумма, у отца было много долгов, но этого было достаточно, чтобы создать для меня небольшое гнездышко."

Когда она упомянула о долгах своего отца, она стала серьезной, а затем криво усмехнулась.

"Я смогла поступить в университет благодаря всему тому, что Алан сделал для меня - предоставил мне жилье и убедил руководство банка предложить мне стипендию и работу после окончания университета. Я очень многим ему обязана."

"Ты все еще видишься с ним?" - спросил я. В ее словах прозвучало тревожное чувство преклонения перед героем, что меня немного насторожило. Я привык чувствовать то, что не сказано вслух; это часть того, чем я ежедневно занимаюсь в клинике. Что-то в ее отношениях с Аланом задевало мои профессиональные струны.

"Конечно. Он мой босс, главный менеджер банка в Гонконге. Я живу в квартире над гаражным блоком на его вилле."

Я не знал, что и думать; отношения подруги и ее босса были для меня больной темой. Теперь она призналась, что живет рядом со своим боссом. "Он женат?", - спросил я. Потому что если бы он был женат, то я бы чувствовал себя немного лучше в этой ситуации.

Она поколебалась, прежде чем ответить: "Он был холост, когда умер отец, но женился примерно через восемнадцать месяцев, это была прекрасная свадьба", - добавила она с тоской.

"Будет ли у меня шанс познакомиться с ним? Похоже, он хороший человек".

"Было бы здорово, если бы вы оба смогли встретиться, но это маловероятно, поскольку он совершает лишь пару коротких поездок в год сюда." Она была права; до сих пор я ни разу не встретил Алана, что само по себе было показательно.

************

Годом ранее Мэнди получила повышение и теперь занимала руководила группой по работе с клиентами банка. Когда она сообщила мне эту новость, я надеялся, что повышение означает, что ей не придется так много путешествовать, но я ошибся. Ее график "одна из трех" продолжал доминировать в наших отношениях. После объявления о повышении я спросил, нужно ли ей продолжать так много путешествовать.

"Я люблю то, что делаю", - с грустью призналась она, - Если бы я сократила количество поездок, мне, вероятно, пришлось бы перейти в другой отдел. Я наладила взаимоотношения с наиболее важными клиентами, и в любом случае большинство из них настаивают на личных встречах. Я заработала это повышение тем, что я делаю, поэтому на данный момент я все еще буду ездить в Гонконг. Это не навсегда, обещаю, может быть, еще пару лет."

Это то, на чем мы и остановились и продолжали жить с пониманием того, что ситуация должна измениться к ежедневной рутине. Мне было интересно, что она считает разумным, и включает ли это в себя брак. В глубине души меня также терзали сомнения. Что было такого в Гонконге, что притягивало ее обратно? Каждый раз, когда я подвозил ее в аэропорт, она излучала ощутимое чувство страха и нетерпения в равных частях, которые нарастали при приближении к аэропорту.

Каждые три недели, регулярно, как часы, она вылетала одним и тем же субботним вечерним рейсом, прибывая в Гонконг после обеда на следующий день. Ее обратный рейс через неделю использовал разницу во времени. Она вылетала поздно вечером в пятницу, а я встречал ее рано утром в субботу. Субъективно девятнадцатичасовой перелет туда и семичасовой обратно. Пару раз в год она задерживалась на лишнюю неделю, но поскольку мы всегда поддерживали связь и ежедневно созванивались по телефону, а также общались по видеосвязи, это не казалось таким уж важным.

Дошло до того, что я настолько привык к ее кочевой жизни, что уже почти не замечал этого. Я даже воспользовался этим, запланировав свои дежурства в детской клинике на то время, когда ее не было дома. Так мне было легче оставаться на ночь в комнате для дежурных в клинике.

Некоторые из детей, которых мы лечили, были крепкими подростками. Они приходили к нам со множеством проблем. Часто их направляли к нам в качестве альтернативы судебному лишению свободы. Их проблемы включали злоупотребление психоактивными веществами и риск саморазрушительного и антисоциального поведения. Это было частное учреждение, и мы в основном обслуживали детей богатых и знаменитых. Родители ожидали наилучшей поддержки для своих "непонятых маленьких ангелочков".

К счастью, на каждых двух изнеженных отпрысков, находящихся в клинике за плату, мы могли принять одного нуждающегося ребенка из местного сообщества и проводить выездные консультации в нескольких местных медицинских центрах.

Профиль нашей работы означал, что в дополнение к постоянному наблюдению со стороны медсестер, санитаров и охраны, по крайней мере, один из четырех штатных врачей психологов должен был быть доступен двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю. Каждую ночь кто-то один из нас проводил в клинике. Обычно мы чередовали эти дежурства между собой, но когда Мэнди была в отъезде, я брал дежурства на большую часть дней недели, давая остальным возможность возвращаться домой к своим семьям в пять часов вечера. Когда Мэнди была дома, мои коллеги делали то же самое для меня и забирали большую часть моих дежурств.

Следствием закрытого характера клиники было то, что мы должны были постоянно поддерживать наличие минимального уровня персонала. Психологам приходилось заблаговременно планировать отпуска, и для выполнения этих обязанностей привлекался проверенный нашей службой безопасности местный психолог. Устроить пару дней отпуска, когда я не дежурил, было просто, но уехать более чем на пару дней без предупреждения было практически невозможно.

Мэнди относилась к этому с пониманием; она называла это своей расплатой за то, что заставила меня принять ее кочевой стиль жизни. Мы планировали наши отпуска, как военные учения, за месяцы вперед. Мы посещали далекие экзотические места, бессовестно пользуясь всеми преимуществами льготных миль авиакомпании, которые зарабатывала Мэнди. В число этих мест никогда не входил Гонконг, хотя я и выражал желание увидеть город где она выросла.

«Я работаю в этом проклятом месте, - говорила она. - Это не то место, где я хотела бы провести отпуск. Я никогда не смогу расслабиться. Я гарантирую, что возникнет проблема, и я получу сообщение: "раз уж ты здесь, что ты думаешь...", и от меня будут ждать, что я все улажу.» Я должен был принять эти слова.

Несколько раз я обдумывал идею неожиданно прилететь и удивить ее в Гонконге. Логистика была сложной, и когда я упомянул об этом, она настаивала, что будет слишком занята, и не сможет проводить со мной достаточно времени, чтобы оправдать такую поездку. Похоже, она предпочитала держать две свои жизни далеко друг от друга, настолько, что иногда я задумывался, нет ли у нее скрытых мотивов держать меня подальше от своего места работы.

Однажды во время спора, вызванного тем, что она не захотела переносить свой рейс, чтобы приехать на свадьбу близкого друга, я предположил, что у нее есть любовник в Гонконге, и именно поэтому она не хочет менять расписание. В свою защиту скажу, что я был расстроен, и это просто прорвалось наружу. Но, честно говоря, у меня всегда были странные сомнения по поводу того, чем она занимается в те недели, когда ее нет дома.

Ее ответ был резким и точным: "Ты единственный любовник, который был у меня с первого дня нашей встречи. Я не хочу другого. Я обещала тебе быть верной, и я всегда была верна".

Мы поцеловались, помирились и занялись сексом после спора, но я все время чувствовал, что она что-то скрывает от меня.

В те недели, которые Мэнди проводила в Англии, она старалась, чтобы ее работа не мешала нашей домашней жизни. Она делила свое время между офисом в Лондоне и домашним офисом, стараясь ограничить время порознь. Забавно, но осознание того, что она находится всего в нескольких милях от меня в Лондоне, было гораздо труднее пережить, чем знание того, что она находится за тысячи миль в Гонконге.

Каким-то образом, и я до сих пор не могу поверить, что мне это удалось, я впихнул письменный стол в третью спальню, ту самую, которую она захватила для своей обуви. Ее забавляло, что я упорно называл ее нашей третьей спальней, а не гардеробной. Между полками от пола до потолка и нагромождением брошенных обувных коробок мне удалось создать для нее домашний офис.

Это было любопытно, но я почти ничего не знал о том, чем она занимается в банке. Я спрашивал, но все что она мне говорила, это то что она занимается проблемами, которые создают чужие деньги.

Это должно было быть что-то, что кто-то в банке считал просто необходимым, ведь компьютерная безопасность в банке была драконовской. В ее ноутбук было встроено программное шифрование военного уровня. В дополнение к случайно меняющемуся паролю, ноутбук использовал распознавание голоса и радужной оболочки глаза, чтобы просто включить его. ИТ-отдел банка также установил в коттедже шифрующий маршрутизатор, доступ к которому имел только ноутбук Мэнди.

Однажды я совершил ошибку и заглянул через ее плечо на экран во время работы. Открытая программа немедленно закрылась. Она выругалась, а потом объяснила, что когда работают важные приложения, встроенная камера безопасности ноутбука сканирует ее лицо каждую секунду. Если камера замечала второе лицо или она отводила взгляд от экрана более чем на двадцать секунд, компьютер блокировал и скрывал окно программы.

Я был удивлен и даже позабавлен такой степенью безопасности и в шутку предположил, что она шпионка. Она рассмеялась и сказала, что спецслужбы были бы рады иметь такую степень защиты, которую использует их банк.

"Банк гарантирует полную безопасность всех своих клиентов, - объяснила она, - и клиенты, с которыми я работаю, требуют такого уровня безопасности. Это то, на чем банк строил свою репутацию более двухсот лет. Я не хочу быть причиной ее потери."

Затем она стала серьезной: "Алекс, шутки в сторону, клиенты, с которыми я работаю, влиятельны и чрезвычайно скрытны. Они требуют от меня полной лояльности, и мне запрещено говорить о моих делах."

Внезапная перемена в ее лице и чувство страха в ее голосе вызвали дрожь в моем позвоночнике. "То, чем ты занимаешься, опасно? Ты в опасности?" - хотел я знать.

Мэнди покачала головой: "Нет, если я буду придерживаться правил, которые они установили. Я никогда не должна обсуждать, кто они и над чем я работаю. Я подвергну опасности нас обоих, если когда-нибудь буду настолько глупа, что нарушу правила".

"Значит, они опасны?"

"Да, думаю, так сказать можно, - согласилась Мэнди. - Но пока я придерживаюсь правил, я в безопасности. Алекс, я не делаю ничего противозаконного, но люди, с которыми я работаю, очень, очень могущественны. Пожалуйста, никогда не проси меня объяснить, я не могу, и это поставит тебя под угрозу."

Должно быть, она почувствовала, насколько тревожным показалось мне ее заявление, потому что она обняла меня и сказала: "Я слишком сильно тебя люблю, чтобы делать что-то, что может подвергнуть тебя риску."

После этого, если она работала дома, я всегда стучал в дверь, прежде чем войти в ее комнату.

********

Наступал вечер, и хотя на улице было еще светло, ветерок, проникающий через окно спальни, был прохладным. Этого было достаточно, чтобы я натянул покрывало на наши сексуально пресыщенные тела. Но голод наконец-то выманил нас из теплого кокона; за обедом мы оба ели мало в предвкушении того, что обещает остаток дня.

Мэнди заказала индийскую еду с доставкой из местного ресторана. Пока мы ждали, мы вместе приняли душ, что нам никогда не надоедало. Я переоделся в джинсы и футболку и спустился на кухню, чтобы достать тарелки и открыть бутылку вина.

Мэнди спустилась через десять минут в моей старой толстовке, одной из тех, что она экспроприировала у меня за эти годы. На ней ее подол доходил до середины бедра. Она прошла на кухню и села, сосредоточенно читая и перечитывая сообщение на своем телефоне; ее мрачное выражение лица начало меня беспокоить.

"Все в порядке?" - спросил я.

Она сглотнула и не смогла встретиться с моими глазами: "Нет, - тихо сказала она, а затем посмотрела на меня, чтобы оценить мою реакцию на ее последующие слова. - Я должна вернуться в Гонконг раньше, чем ожидалось".

"Насколько раньше?" - спросил я, становясь обеспокоенным. Она должна была вернуться в Гонконг только через три недели, потому что через два дня у нас начинался отпуск.

"У меня забронирован билет на завтрашний рейс".

Я посмотрел на нее в ужасе; это не могло быть правдой! Через два дня мы летели на Мальдивы, наш первый полноценный отпуск почти за год. Мое беспокойство переросло в гнев, и я чувствовал, как пульсируют вены на моих висках.

До прошлого года ее поездки в Гонконг были регулярными, как часы. Но в последнее время появились дополнительные поездки, а несколько командировок были продлены. Она была очень скрытна в отношении причин дополнительных дней в Гонконге. Ее последняя поездка была увеличена восемь недель назад, и мы поссорились, когда она вернулась. Мне пришлось отдать билеты в театр, которые я купил как сюрприз.

Она пообещала, что больше такого не повторится, и две следующие поездки прошли без проблем. Теперь это началось снова, и я был недоволен. Она собиралась нарушить свое обещание, и на этот раз я не собирался мириться с ситуацией.

"Нет, черт возьми, нет, - огрызнулся я в ответ. - Мы уезжаем. Мы планировали этот отпуск за несколько месяцев. Перезвони им и скажи, что это невозможно".

"Я не могу, Алекс; мне нужно ехать, мы можем просто перенести наш отпуск".

"Это невозможно; ты можешь менять даты отпуска по своему усмотрению, но я не могу. Моя замена в клинике уже согласована, и потребуются месяцы, чтобы перенести его", - мой голос постепенно становился громче, и Мэнди выглядела обеспокоенной.

Должно быть, я все еще таил обиду на нее за то, что она отвергла мое ежегодное предложение руки и сердца. Это должно было быть причиной того, что ее заявление вызвало у меня чрезмерную реакцию. Ожидание от меня того, что я спокойно приму ее внезапное изменение планов, было соломинкой, сломавшей спину верблюда.

"Я не могу, бля, изменить даты, и если я отменю поездку в последний момент, то мы потеряем деньги, - огрызнулся я, - И пройдет как минимум три месяца, прежде чем я смогу согласовать другой отпуск; у коллег тоже есть свои планы".

Я был в ярости, и она знала это и знала почему. Мы иногда спорили по пустякам, но невыполнение обещания - это то, что гарантированно могло стать причиной ссоры.

"Я должна ехать. Пожалуйста, Алекс, ты должен понять, что у меня нет выбора в этом вопросе", - в ее словах прозвучала настоятельная необходимость и чувство ужаса, что на секунду заставило меня задуматься.

Я покачал головой: "Нет, я не понимаю. Мне кажется, что ты постоянно ставишь банк и себя выше наших отношений. Ты исчезаешь каждые три недели, и я скучаю по тебе, черт возьми, ты могла бы попросить остаться в Лондоне после своего последнего повышения, но ты этого не сделала. Господи, ты даже не хочешь выйти за меня замуж", - я почти пожалел о последней части, но потом понял, что не жалею.

Она смотрела на меня так, словно у меня выросли рога и хвост: "Алекс, я выйду замуж, если я должна. Я никогда никого не любила так сильно, как тебя, но я думала, что мы и так счастливы. Я думала, что предложение было одной из твоих маленьких шуток после всего этого времени, частью ритуала твоего дня рождения".

Я покачал головой, пораженный тем, что она посчитала это шуткой. Это была шутка надо мной. «Для меня это не шутка, каждый год еще что-то во мне умирает, когда ты говоришь "нет"».

Я собирался добавить еще что-то, но в дверь позвонили. Принесли еду. Я оставил ее стоять на кухне с открытым от шока ртом, а сам побрел забирать еду у курьера. Я заплатил и оставил ей хорошие чаевые.

Я закрыл дверь и прислонился спиной к твердому, неподатливому дереву, пакет с едой стоял на полу у моих ног. Я сделал несколько глубоких вдохов, пытаясь успокоиться. Неужели Мэнди думает, что все мои предложения были продуманной игрой? Неужели она так низко меня ценит, что наш совместный отпуск так мало для нее значит? С той секунды, как она спустилась по лестнице, ее язык тела был похож на язык заключенного, идущего на казнь. Она должна была знать, как я отреагирую, и между тем, как я спустился вниз, и тем, как она впервые сказала мне, что ей нужно уехать, прошло не так много времени, чтобы она могла сделать что-то большее, чем прочитать или прослушать сообщение. Она не предприняла никаких усилий, не перезвонила Алану, чтобы привести доводы в пользу отказа от поездки. Было похоже, что она приняла свою судьбу без обсуждения, невзирая на причиненный ущерб.

Ни одна работа, как я считал, не стоит того, чтобы разрушать отношения: ни ее, ни моя. Я даже как-то предлагал ей собрать вещи и переехать в Гонконг, если она хочет занять постоянную должность, а не продолжать вести кочевой образ жизни.

Я подхватил пакет и вернулся на кухню. Комната была пуста, и я практически бросил еду на стол. Я догадался, где она будет, и оказался прав: дверь в кабинет была закрыта, и я слышал ее повышенный голос. Сегодня я не чувствовал себя виноватым за то, что подслушивал ее разговор. Я подошел ближе, чтобы послушать, но дверь была из цельного дуба, и я мог разобрать только отдельные слова.

"...не могу, ты знал..."

"... планы. Что такого чертовски важного?"

...

"Черт возьми, Алан, это не то, о чем мы договаривались..."

Я приложил ухо к дереву, и это помогло мне услышать часть диалога – то, что говорила Мэнди: "Я знаю, что я обещала вам обоим. Я выполняю свою часть сделки. Я выплачиваю свои долги, теперь ты должен выполнить свою часть".

...

"Мы все согласились, что я заслужила право на то, чтобы мне позволили жить своей жизнью, и именно это я и пытаюсь сделать. Вы понимаете, какую проблему вы создаете?"

...

"Я знаю, что он планировал. Я сказала вам, что это не удобно, и меня там не будет. Я думала, вы оба понимаете". Ее голос затих, и я не мог разобрать ничего из остальной части ее разговора, пока она не придвинулась ближе к двери, и я услышал некоторые из последних фраз ее разговора.

"... и я тоже скучаю по тебе, Алан, но я храню..."

"..тебе нужно сохранить свое. Ты должен..."

"...с документами разобрались..."

"...давно. Слушай, я..."

"...чтобы пойти и..."

"... я могу сделать, чтобы притушить огонь, который ты разжег".

Я поспешил вниз по лестнице, сел за кухонный стол и уставился на пустую тарелку. Мэнди появилась не сразу; она не стала переодеваться, чего я ожидал. Мэнди села напротив меня; еще недолго она играла со своим телефоном, затем аккуратно положила его рядом.

"Что я могу сделать, чтобы ты понял, что у меня нет выбора? - спросила Мэнди и на ее лице было написано отчаяние, - Я должна быть в Гонконге к вечеру воскресенья и я не могу отказаться".

Ты можешь, подумал я, но ее поза, ее тон говорили мне, что сама она уверена: у нее нет выбора в этом вопросе. Это было не похоже на ту сильную женщину, которой, как я знал, она была.

"Мне нужно, чтобы ты честно выполнила данное мне обещание и улетела со мной в понедельник", - ответил я; учитывая все, что произошло за последние несколько месяцев, мне нужно было, чтобы она поняла, что я хочу, чтобы она сделала выбор. Это был выбор между ее работой и нашими отношениями. Пришло время бросить кости и надеяться, что я не выброшу «глаза змеи» (комбинация из двух единиц – самое малое число, которое можно выбросить – прим. переводчика).

"Я должен знать, что для тебя важнее: банк или мы".

Она уткнулась головой в свои руки: "Ты не знаешь, насколько сильно я хочу поехать с тобой, но я просто не могу", - сказала она, ее голос был приглушенным и тягучим. Она подняла голову и сказала нерешительно и более чем просто с намеком на отчаяние: "Если я соглашусь выйти за тебя замуж в следующем году, ты отпустишь меня?"

Господи Иисусе, вот такого броска костей я не ожидал. Я смотрел на нее в недоумении; после всех этих лет она хотела подкупить меня единственным, чего, как она знала, я жаждал. Это было неправильно; она должна была хотеть этого, а не предлагать мне это в качестве утешительного приза за мое согласие с ее планами. Мне не нужно было ничего ей говорить, мое выражение лица сказало все. Мое чувство обиды было подобно свинцовому комку в моем желудке.

На ее лице было написано страдание и страх, что она переступила черту. Она прошептала: "Прости, Алекс, я сказала глупость. Пожалуйста, не нужно ненавидеть меня, но я отчаянно хочу, чтобы ты меня понял. Я бы хотела сказать тебе, почему я должна уехать, но я просто не могу рисковать твоей безопасностью".

— Этого недостаточно; я годами просил тебя выйти за меня замуж, а теперь ты предлагаешь мне это как дурацкую взятку.

— Это не то, что я хотела сказать.

— Это то, на что это было похоже. Черт, годами я не спрашивал, почему твой проклятый банк имеет над тобой такую власть. Теперь хоть раз ты собираешься сказать мне, почему ты готова поставить их нужды выше наших?

— Я не могу. Все, что я могу сказать, это то, что Алан не стал бы требовать моего возвращения, если бы не было серьезной причины.

— Тогда, похоже, мы зашли в тупик, - с сожалением сказал я. - Ты собираешься уехать и даже не можешь сказать мне, как долго тебя не будет.

Слезы стекали по ее лицу, когда она умоляла меня подождать: "Я могу вернуться через несколько дней. Я могу забронировать наш перелет в конце недели, черт, банк может оплатить билеты. Мы могли бы еще насладиться большей частью нашего отпуска".

"Может быть, возможно, но этого недостаточно, Мэнди, - заметил я, - Я ни за что не собираюсь сидеть и ждать тебя здесь, в надежде, что ты вернешься раньше, чем я должен буду вернуться на работу".

Я вздохнул. Она не оставляла мне выбора. Если я позволю ей уйти без боя, Алан будет знать, что, независимо от ее желания, ему достаточно щелкнуть пальцами, и она прибежит. В последнее время ситуация становилась все хуже; Мэнди должна была понять, что игра, в которую она играет, имеет последствия. В прошлом у нас уже были споры, когда ее работа мешала нашим отношениям, и в итоге, в каждом случае я отступал. В этот раз все было по-другому; нужно было провести красную линию.

Я покачал головой: "Прости, Мэнди, но не в этот раз. Я собираюсь полететь на Мальдивы, как мы планировали, и тебе решать, с тобой или без тебя. Это твой выбор".

Я был в растерянности, не зная, что еще сказать. Даже после всего, что было сказано, у меня не было ощущения что Мэнди полностью осознала насколько серьезно я настроен. Мне оставалось только сделать последний бросок костей, последнюю попытку шокировать ее настолько, чтобы она свернула с пути по которому шла.

"Если ты улетишь завтра вечером, - сказал я, - то это будет без колец моей бабушки. Я не хочу, чтобы ты брала их с собой, и думаю, будет лучше, если по возвращении ты переедешь в свою квартиру в Лондоне". Я протянул руку ладонью вверх.

Ее рука метнулась к кольцу на цепочке на шее, и она посмотрела вниз на кольцо на своем пальце: "Пожалуйста, не заставляй меня делать это", - прошептала она, и по ее лицу хлынул новый поток слез.

Я ничего не сказал. Больше нечего было сказать: либо она сделает это, либо нет. И вдруг она встала; впервые за этот вечер я увидел, что на ее лице написана решимость. Ее стул опрокинулся назад и с громким стуком упал на пол.

"Не шевелись, черт возьми, - потребовала она. - Мне нужно позвонить".

Она была уже на полпути к выходу из комнаты, когда остановилась и сказала: "Я не отдам ни тебя, ни твои кольца без боя".

Но с кем ты собралась бороться, задался я вопросом? Со мной, Аланом или с собой? Наверху дверь в кабинет захлопнулась за ней. Я догадался, что она снова звонит Алану. То, что она не стала звонить в моем присутствии, было постоянным напоминанием о тайне, которая пронизывала ее жизнь.

Я не мог припомнить ни одного случая, когда она принимала или делала звонок своему бывшему наставнику находясь в пределах моей слышимости. Господи, как же я ненавидел этого человека. Я никогда не встречал его, но казалось, что он управляет нашими жизнями как кукловод. Он дергал за ниточки, а мы с Мэнди, как марионетки, плясали под его дудку.

Сидя за кухонным столом, я обдумывал возможности. К сожалению, их оставалось не так много; я загнал себя в угол. Все зудящие сомнения в наших отношениях, которые я старательно прятал под ковер годами, достигли критической массы и вырвались наружу. Больше четырех месяцев в году ее жизнь была для меня закрытой книгой. Она была голосом или лицом на экране, говорящим мне то, что, по ее мнению, я хотел услышать. Я понятия не имел, какой была ее жизнь в другом доме. Я даже не видел ни одной фотографии. Парни? Подруги? Любовники? Все это было возможно; я просто не имел ни малейшего представления.

Сможем ли мы это пережить? Что ж, то, что случится в понедельник, покажет. Если ее не будет в самолете, то я, наконец, узнаю. Этот инцидент был бы последним в длинной череде проблем, которые поставят точку в наших отношениях. Но самое неприятное заключалось в том, что я любил ее. Любил с того момента, как впервые увидел ее, и, несмотря на кризис в котором мы оказались, я все еще любил ее. Но я больше не был уверен, что смогу жить с ней, если она продолжит ставить свою работу и Алана выше наших отношений.

Еда в контейнерах превратилась в холодное месиво; у меня больше не было аппетита, поэтому я поставил их в холодильник на случай если Мэнди все еще будет голодна. Я налил себе бокал вина и остановился у подножия лестницы. Казалось, ничто не шевелится и мне не хотелось снова прислушиваться у двери. Я вышел во внутренний дворик, который тянулся вдоль задней части коттеджа.

Ветер утих, и вечер был по-прежнему приятно теплым. Я сел на старое бабушкино кресло-качалку и смотрел на поздний закат, пока цветная полоса не погасла. Вино имело резкий вкус, когда я глотнул его, - горький напиток, который я пил в ожидании ответа на вопрос о моей судьбе от женщины, которую я любил.

Ночь была темной, и мириады звезд сияли вверху. Вечер стал прохладным, и я сжался от холода. Минуты? Часы? Не знаю точно, через какой промежуток времени появилась Мэнди с двумя кружками кофе по-ирландски. Она натянула шорты, но осталась в той же толстовке. Мэнди села рядом со мной и протянула мне кружку. Сочетание кофе и алкоголя обожгло меня, когда я отпил глоток, тепло стало приятной альтернативой холоду, который я ощущал.

Долгое, долгое время мы сидели и молча потягивали кофе, ни один из нас не хотел начинать. Наконец, очень тихо Мэнди сказала: "Я подтвердила свой перелет на завтрашний вечер".

"Ох, " - это все, что я мог сказать. Я догадывался, что так и произойдет, но мне ведь можно было надеяться, не так ли? Мне хотелось плакать и кричать о конце наших отношений, но я не мог; все, что у меня осталось - это вежливость.

"Хочешь, чтобы я отвез тебя в аэропорт? - спросил я, - Я соберу твои вещи и подготовлю их к твоему возвращению".

"Тебе не нужно собирать мои вещи, я никуда не собираюсь, но мне нужно, чтобы ты отвез меня в аэропорт, а потом я бы хотела, чтобы ты сел на тот же самолет и полетел со мной в Гонконг".

Я не хотел смотреть в зубы дареному коню, но и не понимал перемену в ее сердце. Бесчисленное количество раз я предлагал ей встретиться в Гонконге и каждый раз она находила какие-то причины, чтобы отклонить мое предложение.

Я открыл рот, чтобы что-то сказать, но потом закрыл его. Что, черт возьми, я мог бы сказать, кроме того, что мне казалось, будто она удваивает свое предложение о браке: еще один бросок костей, чтобы заставить меня принять ситуацию.

— Скажи что-нибудь, - попросила она, нарушая затянувшееся молчание.

— Почему сейчас? - хотел я знать.

— Потому что я знаю, что если я отправлюсь в эту поездку без тебя, то потеряю тебя, а я не могу этого сделать.

— Я не уверен, что ты все еще не потеряла. Что-то должно измениться, - пробормотал я.

"Я пытаюсь разобраться с этим, - Она придвинулась ближе и положила голову мне на плечо, - Обними меня; у меня только что была мать всех ссор с... Аланом. Это было еще хуже, чем спорить с отцом".

Я положил руку ей на плечо, притянул ее ближе, и она издала вздох облегчения. Затем более деловым тоном она сказала: "Алан согласился забронировать для тебя билет и один из лучших люксов в отеле "Мандарин Ориентал". Банк заплатит; это самое малое, что они могут сделать за пересраный отпуск".

Это звучало слишком идеально, а потом я уловил еще одну часть ее заявления: "Номер для меня, а не для нас?" - спросил я.

Она заколебалась, что никогда не было хорошим предзнаменованием: "Алекс, я буду жить в своей квартире, - призналась она. - Это единственная уступка, на которую мне пришлось согласиться. Алан хочет, чтобы меня никто не отвлекал, пока я разбираюсь с беспорядком; клиент требует, чтобы я сосредоточилась на его проблеме, исключив все остальное".

"Значит, я теперь проблема. Я могу видеть тебя в любое время?"

"Конечно". Но почему-то в ее словах не было убежденности.

Я откинулся на спинку кресла, мои мысли были в беспорядке. Я променяю один одиночный отпуск на другой, полный еще большей душевной боли. Я не видел в этом смысла: "Нет, я собираюсь придерживаться нашего первоначального плана", - с сожалением сказал я и услышал, как она перевела дыхание и начала плакать.

"По крайней мере, там я смогу смириться с тем, что я один. Я буду знать, где я нахожусь, и, возможно, мне удастся расслабиться на пляже и попытаться сделать что-то из того, что мы планировали".

Мэнди хныкала, но я не обращал на нее внимания: "Что меня ждет в Гонконге? - спросил я, - ничего, у меня будет сомнительное удовольствие сидеть в отеле или самостоятельно осматривать достопримечательности: все время знать, что ты рядом, просто горькое напоминание о том, что могло бы быть. Скорее всего, мне удастся увидеться с тобой только тогда, когда это будет удобно Алану или твоему таинственному клиенту, а это, похоже, никогда! Это была бы извращенная форма китайской пытки. Нет, я хочу, чтобы ты выполнила свои обязательства перед нами, передо мной. У меня заказан отпуск, и я собираюсь сделать все возможное, чтобы насладиться им, с тобой или без тебя".

Настала ее очередь откинуться в кресле: "А если я пообещаю быть с тобой каждый вечер?"

"Не обещай мне того, что я сомневаюсь, ты сможешь выполнить, и почему я должен соглашаться только на вечера? На Мальдивах мы были бы вместе все дни и ночи".

"Но я люблю тебя", - мягко сказала она.

"Я знаю, что любишь, и несмотря ни на что, я тоже все еще люблю тебя, но, похоже, ты любишь свою работу больше, и я не думаю, что смогу и дальше быть на втором плане. Я устал от всей этой секретности, от отсутствия доверия, от того, что я никогда не знаю, чем ты занимаешься когда ты там".

Она села рядом со мной и подтянула ноги, прижав колени к себе: "Но я рассказываю тебе".

"Нет, ты можешь упомянуть, что ходил куда-то выпить или поесть, но никогда не говоришь, куда и с кем. Господи, у меня даже нет твоих контактов, только твой британский номер телефона, да и тот половину времени уходит на голосовую почту".

Она слегка покачивалась и плакала, с ее губ срывались маленькие всхлипы. Я не мог понять, плачет ли она о себе или о нас? Все, что я мог делать, это обнимать ее и гадать, что же такого Алан сделал с ней, что заставило ее так реагировать.

Наконец, всхлипывания прекратились, и она вытерла глаза низом толстовки, которая была на ней. Она сделала несколько глубоких вдохов и встала, опрокинув стул, отчего тот заскользил по полу.

Мэнди начала отходить, но потом остановилась, побарабанила пальцами по задней панели телефона. Она снова направилась к задней двери, затем остановилась и оглянулась на меня, изучая выражение моего лица. Мэнди подошла и встала передо мной. Потом взяла одной рукой мою руку, а другой достала из кармана свой телефон.

Она набрала номер: "Слушай и не перебивай меня, - сказала она в трубку, когда на звонок ответили. - У тебя есть два варианта; на самом деле, у тебя их три! Во-первых, я отправляюсь в свой запланированный отпуск с твоего благословения и ты обещаешь не беспокоить нас. Во-вторых, я остаюсь с Алексом в номере люкс, или он остается в моей квартире, мне все равно. Я работаю только пару часов по утрам. Или, наконец, я ухожу в отставку, и вы знаете, что это будет означать для всех нас, но я готова рискнуть. Это время отпуска Алекса, и я сделаю все возможное, чтобы провести с ним как можно больше времени и убедиться, что он наслаждается им", - в ее последних словах прозвучала странная нотка, которая меня обеспокоила.

Она сделала паузу, несколько секунд слушала собеседника, а затем добавила: "Независимо от того, на каком варианте ты остановишься, все наши предыдущие договоренности закончились. Ты должен сделать то, что обещал. Перезвони мне, когда сделаешь свой выбор".

Она закончила разговор, не дав собеседнику возможности ответить. По логике, это должен был быть Алан, но она не назвала имени, так что это мог быть и кто-то другой.

Она села рядом со мной, не глядя на меня, и сказала: "Есть несколько вещей, которые я должна рассказать тебе о том, как росла в Гонконге, но сейчас не лучшее время. Что тебе сейчас нужно сделать, так это забрать меня в постель и закончить то, что ты начал сегодня днем. Я подозреваю, что Алан решит закусить удила и попробует поиметь меня, так что я в конце концов подам в отставку. Если меня кто-то и будет трахать, то лучше, чтобы это делал мой любовник".

Я не успел указать на довольно существенный недостаток, который я видел в предложенных ею вариантах, как у нее зазвонил телефон. Прошло меньше минуты, и это ее испугало. Она посмотрела на имя звонившего и подняла брови: "Это было намного быстрее, чем я ожидала".

Мэнди ответила на звонок. Она держала телефон у уха, ближе ко мне, и я мог слышать обе стороны разговора. Не знаю, сделала ли она это, чтобы доказать мне свою искренность, или просто забыла, потому что это был первый раз, когда она принимала звонок от Алана или из банка, не выходя из зоны моей слышимости.

Голос Алана был таким громким и резким, что я мог бы, наверное, услышать его и с другой стороны патио: - Аманда, никогда больше не звони мне и не угрожай подобным образом.

— Это были не угрозы, Алан; я просто перечислила тебе варианты. Тебе решать, какой из них ты выберешь.

— Господи, ты же знаешь, как важны Сунги для банка. Патриарх требует только твоего полного внимания, и он не поймет твоего увлечения любовником. Только не с твоей историей.

Какой историей? Еще один вопрос, который я бы добавил к списку.

— Ну же, Алан; это простой выбор, один, два или три. Скажи мне, какой.

— Нет, - перебил я и сказал ей. - Здесь нет трех вариантов; только два. Либо первый, либо последний; средний вариант я не приму. Я сказал тебе, что не соглашусь делить тебя с твоей работой в нашем отпуске.

— Я ставлю звонок на удержание, - грубо сказала она Алану и сделала это, уронив телефон на подушку рядом с собой и оборвав его возмущенное «Подожди».

Она бросила на меня страдальческий взгляд: - Почему ты ничего не сказал раньше?

— Я пытался, но ты не слушала. Ты была так зациклена на том, чтобы решить все свои проблемы и сделать всех счастливыми, - сказал я.

Я взял ее руки в свои, надеясь, что она поймет: - Я сказал тебе, что не желаю сидеть в отеле в тщетной надежде когда-нибудь увидеть тебя. Ты много лет знала, что я хотел бы поехать с тобой в Гонконг. Но ты была единственной, кто всегда говорил "нет", и почему? Потому что ты говорила, что не сможешь проводить со мной достаточно времени. Так что же изменилось? Ничего, кроме того, что теперь тебе это подходит. Я должен сидеть в отеле и быть счастливым? Я так не думаю. То, что ты предлагаешь, - это не мое представление об отпуске.

— А что если я пообещаю тебе, что это будет всего пара часов в день, не больше, и я даже позволю тебе выбрать их. Если мне повезет, я смогу завершить все за три или четыре дня. Я хочу иметь возможность показать тебе места, в которых я жила, и познакомить тебя с некоторыми людьми, с которыми я выросла.

— Я бы с удовольствием познакомился с твоими друзьями и увидел те важные места. Но почему-то я не верю, чтобы Алан или твой клиент позволили тебе сдержать свое обещание.

Ее голос был холодным и жестким, когда она ответила: "О, они позволят; они, как никто другой, должны мне это, - ее тон смягчился, - Я не потеряю тебя".

Я не уверен, что ты уже не потеряла, подумал я. Она загоняла меня в угол. Единственным логичным выбором Алана был тот, который я убирал со стола.

"Ты не оставляешь мне выбора, не так ли, - сказал я, - Алан выберет вариант с Гонконгом; это единственное, что он может сделать. Так что либо я потеряю тебя сейчас, либо через несколько дней, когда он заставит тебя нарушить свое обещание".

"Я не позволю ему", - но даже я услышала намек на неуверенность.

Я знал, что если я соглашусь с требованием Алана, то я просто отсрочу неизбежное, но иногда нужно совершить прыжок веры, и это был мой случай. Я любил ее, и мне нужно было показать ей это. В конце концов, я наверное пожалею об этом, но я сказал: "Я поеду с тобой в Гонконг, если он выберет именно этот вариант".

Она начала расслабляться и потянулась взять телефон, но остановилась, когда я продолжил: "Но должны быть некоторые основные правила. Я собираюсь требовать выполнения тобой обещания - никакого отдельного жилья. Ты будешь работать только пару часов в день, и никогда вечером. Я дам тебе неделю, и не больше. И ты должна начать говорить мне правду и перестать хранить от меня секреты. Как только ты нарушишь обещание или не ответишь на один из моих вопросов, я улечу домой первым же рейсом".

Она выглядела так, словно оказалась между молотом и наковальней: "Я сдержу каждое обещание, но помни, я не могу отвечать на вопросы о банке или его клиентах".

"Это справедливо, но я не хочу, чтобы ты использовала отговорку, что кто-то является клиентом, чтобы избежать ответа на вопрос. Ты можешь сказать о каждом, что он клиент, и я не смогу узнать ничего больше".

Она глубоко вздохнула и сказала: "Я обещаю, что единственные вопросы, на которые я не буду отвечать, будут касаться работы банка или отношений конкретного клиента с банком, ты согласен?"

Я кивнул, и она не дала мне шанса изменить о свое решение. Она подняла трубку, сняв ее с удержания.

"Алан", - сказала она, поднося трубку к тому же уху.

Он почти кричал в трубку: "Никогда больше не ставь меня на удержание, Аманда!"

"Алан, мне очень жаль, но у нас с Алексом возникла проблема, которую нам нужно было решить. Второй вариант снова в силе с парой изменений, не подлежащих обсуждению. Я буду работать над счетом клана Сунг пару часов каждое утро, но только утром, и не дольше недели. После недели банк отправит нас с Алексом на Бали, и мы будем жить на вилле, принадлежащей банку. Мне все равно, если она уже забронирована, ты позаботишься о том, чтобы она была свободна для нас".

"Черт возьми, Мэнди, ты берешь меня в заложники; ты знаешь, что Сунги будут иметь дело только с тобой. У меня нет выбора; я приму твой второй вариант".

Его голос стал тише, и теперь я едва мог его слышать: "Я никогда ни о чем не жалел, и надеюсь, что ты не пожалеешь; мы выжали лучшее из этой ужасной ситуации, но все равно, мне жаль".

Она бросила на меня виноватый взгляд и поднесла трубку к другому уху: "Алан, мы оба сделали то, что должны были сделать. Мы будем там в воскресенье днем, и я остановлюсь с Алексом в отеле "Мандарин", и лучше бы это был один из лучших люксов. Даже не думай о том, чтобы не заказать ему билет, он полетит со мной".

Она улыбнулась мне, а потом, похоже, ей пришла в голову другая мысль: "Алан, отмена нашего отпуска будет стоить Алексу больших денег; они не вернут деньги, которые он заплатил за наш отпуск при отмене в последний момент. Поэтому ты покроешь эти расходы, я хочу, чтобы ты перевел десять тысяч на счет Алекса; это должно все покрыть. И не забудь договориться о вилле".

...

"Нет, фунтов стерлингов, а не конговских долларов, упрямый засранец".

Она закончила разговор и повернулась ко мне: "Итак, на чем мы остановились?"

Она взяла мое лицо между ладонями и стала целовать меня крепко и жестко, останавливаясь только для того, чтобы отдышаться.

"Я собираюсь вернуть тебя в нашу постель и доказать тебе, как сильно я тебя люблю, - она потянулась вниз и прижала свои руки к выпуклости на моих джинсах, - Черт, я вся твоя и я хочу, чтобы эта штука была во мне. Я причинила тебе боль, и ты должен наказать меня". Мэнди схватила меня за руку и потащила наверх.

*********

Мы едва успели на самолет. Мэнди отчаянно пыталась доказать мне, как сильно она меня любит. Первым делом она разделась и легла мне на колени, настаивая, чтобы я шлепал ее до тех пор, пока ее ягодицы не побагровеют. Затем она трахала меня до тех пор, пока мое тело не закричало о капитуляции. Мы заснули только после восхода солнца. Ее громкий будильник вернул нас в реальный мир в полдень, и нам обоим понадобились целебные свойства душа, чтобы снова почувствовать себя людьми.

Мэнди обычно путешествовала налегке, с ручной кладью. Вся необходимая одежда и туалетные принадлежности были у нее в квартире. В этот раз она пихала лишние вещи в чемодан, пока я пытался упаковать еще один со своими вещами. Моя ручная кладь для перелета, старый рюкзак, вмещала MacBook Air и iPad. Я добавил фотоаппарат и аксессуары, а также пару книг для полета.

Обычно, когда я отвозил Мэнди в аэропорт на ее рейс, дорога занимала у меня не менее полутора часов. Сегодня мне нужно было припарковать машину, и я предполагал, что это займет еще час. Наш рейс должен был вылететь в шесть тридцать, а мы должны были приехать за пару часов, чтобы пройти контроль безопасности.

Было три, когда мы все-таки выехали из коттеджа, Мэнди разговаривала по телефону, пытаясь зарегистрировать нас. "Отлично, у нас есть билеты на первый рейс", - сказала она. Затем Мэнди позвонила в справочную службу для Золотых клиентов Британских авиалиний (БА) и выяснила, что мы можем воспользоваться услугами парковщика, чтобы отправить машину на стоянку. Она набрала столько миль, что еще за несколько лет до этого приобрела пожизненный золотой статус и теперь находилась на самом высоком уровне обслуживания. Невероятно, как много может сделать этот статус, вкупе с бронированием билетов в первом классе для сокращения бюрократической волокиты.

Конечно, это чудовище, более известное как трасса M25, оправдало свою репутацию, и было уже почти пять тридцать, когда я подъехал к терминалу пять. Там нас уже ждали несколько представителей авиакомпании и парковщик. Одним тщательно срежиссированным движением парковщик взял на себя ответственность за машину. Представители БА выдали нам посадочные талоны и разобрались с нашим багажом, а затем провели нас через контроль безопасности.

Мы были не самыми последними пассажирами, но одними из. Когда нас провели к нашим местам, 3E и 3F, в первом классе сидело всего несколько пассажиров. Стюардесса опустила перегородку, разделяющую два места, и мы уселись.

Мэнди взяла меня за руку и улыбнулась: "Не думай, что я обычно так путешествую, я обычно не летаю первым классом, - призналась она, - в большинстве моих поездок я летаю в бизнес классе".

Вокруг нас экипаж готовил салон к взлету. Нам предложили напитки, и мы оба выбрали бокал шампанского.

— А почему мы летим первым классом?

— Я думаю, Алан чувствует себя немного виноватым. Похоже, он попросил девушек в офисе забронировать мне место в первом классе. Я подозреваю, что он собирался забронировать тебе место в эконом-классе, поэтому я и прямо сказала ему, чтобы он заказал тебе место в том же классе, что и мне.

— Ну, я не жалуюсь, - я потянулся, чтобы поцеловать ее.

Рейс вылетел вовремя, и через некоторое время мы набрали крейсерскую высоту и табло «Пристегните ремни» погасло. Первая часть полета проходила по обычному сценарию. Нас накормили и дали напитки, а затем приглушили свет и погрузили салон в глубокие сумерки.

Я откинул свое кресло в удобное положение и уже подумывал открыть книгу, когда Мэнди перебралась ко мне на колени и свернулась калачиком.

"Прежде чем ты что-то спросишь, я уточнила у стюардессы, можно ли сидеть так, и она ответила «Да», - сказала Мэнди мягким, хихикающим голосом. Она повозилась с моим ремнем безопасности, - Но я должна пристегнуть нас на случай турбулентности", - она щелкнула фиксатором и затянула ремень.

Мэнди откинула сиденье еще немного, затем слегка поворочалась, чтобы устроиться поудобнее и расслабиться. Или попыталась сделать это; мне показалось, что я все еще чувствую ее напряжение, и когда я перевел взгляд на нее, она смотрела мне в глаза, и вид у нее был испуганный.

"Пожалуйста, помни, что я люблю тебя", - прошептала она, языком тела показывая, что это начало разговора, который она надеялась никогда не вести со мной.

"Я думаю, что знаю это с того первого дня", - ответил я, пытаясь успокоить ее и поцеловал. Наши рты соединились, и на краткий миг я почувствовал, как она расслабилась, пока я пытался подтвердить свои последние слова делами.

Она улыбнулась, когда мы оторвались друг от друга, и тихо сказала: "Думаю, ты заметил, что я не была девственницей, когда мы встретились".

"Когда ты сказала мне: «Это был лучший трах в моей жизни», после того первого раза, ты, возможно, выдала себя".

"Да, но..., - и она покраснела. - Я знаю, что никогда не рассказывала тебе о том, как росла в Гонконге, не так ли? Полагаю, сейчас самое подходящее время, чтобы осветить основные моменты". Она слегка хихикнула, но ее тело выдало ее. Оно было напряжено, как пружина.

"Ты уверена?"

Она не спешила отвечать. "Да... Нет, но я боюсь того, что ты подумаешь обо мне и о том, что я сделала. Черт, позволь мне сначала разобраться с легкой частью. До смерти отца у меня было пара парней, просто влюбленности школьницы, ничего серьезнее, это не зашло дальше петтинга. Так что я все еще была очень наивной; все изменилось после смерти отца. У меня было два любовника, один недолго, другой был длительным романом".

Она остановилась, и я тихо спросила ее: "Так сколько тебе было лет?".

Она заколебалась, а затем ответила: "Мне было почти 18 с половиной, когда я переспала с первым из них. Со вторым у меня начался роман только через год. Это было ужасное время для меня; сначала я была напугана и потеряна, а потом я связалась с мужчиной старше меня, и в течение нескольких месяцев я чувствовала себя в безопасности как его спутница, его любовница".

Последние несколько слов она произнесла так тихо, что я едва расслышал ее за гулом реактивных двигателей. Было похоже, что она пыталась убедить себя в правдивости своих слов.

"Это был Алан?" - спросил я, будучи уверенным, что ответ будет утвердительным. Я всегда думал, что у них была история, и это, похоже, было доказательством.

Она удивила меня; она покачала головой: "Нет, это был не он, это был пожилой китайский джентльмен, давний знакомый моего отца. Он пришел мне на помощь после всей этой неразберихи, связанной со смертью моего отца. Первые несколько месяцев он оберегал меня и решил ряд проблем, которые оставил мне отец. Я спала с ним, потому что мне нужно было, чтобы кто-то меня утешил. Думаю, он любил меня, но я никогда не была в этом уверена. Но он был женат, и роман не мог продолжаться долго, поэтому он прекратил его. Но с тех пор мы остались хорошими друзьями, и я очень многим ему обязана".

"А кто же был вторым?"

"Второй всегда был рядом, и когда моему первому любовнику пришлось прекратить отношения со мной, он продолжил заботиться обо мне, и, в конце концов, мы стали любовниками". Она снова сделала паузу, как будто боялась, что я в гневе сброшу ее со своих колен.

Когда я этого не сделал, она продолжила, ее голос был прерывистым и нерешительным: "Я была его спутницей и любовницей в течение нескольких лет. Когда я училась в университете, я прилетала к нему на каникулы. Он оплачивал мои счета и снимал для меня квартиру, чтобы я не жила в общежитии. Я все еще жила с ним, когда встретила тебя, но к тому времени это было больше для удобства, чем для чего-то еще. Я уже давно знала, что не люблю его. Быть с ним было скорее комфортно для нас обоих, думаю, можно сказать, что мы были друзьями с привилегией от случая к случаю".

Она снова сделала паузу, чтобы оценить мою реакцию, ничего не почувствовав, она продолжила: "Я позвонила ему на следующий день после встречи с тобой и сказала, что все кончено. Он не стал суетиться. Он сказал, что уже чувствовал, что я готова двигаться дальше, и дал мне свое благословение. Когда я прилетела обратно, первое, что я сделала, это переехала в новую квартиру. Я клянусь тебе, что с тех пор, как я встретила тебя, я ни разу не спала с другим мужчиной".

"Почему ты рассказываешь мне о них сейчас? Они были в твоем прошлом и не имеют отношения к нашему будущему. Ты никогда не беспокоилась о встрече с моими бывшими девушками, так почему я должен беспокоиться о твоих?".

"Потому что у тебя не было таких отношений, какие есть у меня с ними. Теперь есть большая вероятность, что ты встретишь одного из них или обоих в ближайшие несколько дней. Я не хочу, чтобы они застали тебя врасплох".

Пока она говорила, я смотрел на ее макушку; теперь она подняла ее, и я увидел слезы в ее глазах: "Ни один из них не сделал мне ничего плохого, но, к сожалению, они оба из тех людей, которые получат огромное удовольствие от того, что ты узнаешь о моих отношениях с ними".

Я уже давно догадался, что у нее были проблемы в прошлом, помимо смерти отца. Она никогда не могла скрыть это от меня полностью, поэтому я не был полностью удивлен тем, что она сказала.

— Полагаю, это одна из причин, по которой ты никогда не была заинтересована в моем приезде в Гонконг, не так ли? - спросил я.

— Да, - тихо ответила она.

— А другие причины?

— Очень сложные, - выражение ее лица подсказало мне, что на данный момент я должен забыть об этом.

— Что изменилось? Почему сейчас? - спросил я.

— У меня был выбор: продолжать пытаться скрывать свое прошлое и потерять тебя или бросить осторожность на ветер и умолять тебя принять меня. Это был легкий, но очень пугающий выбор.

— Но почему ты продолжала работать в Гонконге? Ты должна была знать, что рано или поздно произойдет нечто подобное? У тебя было несколько возможностей перевестись на постоянную работу в лондонский офис. Почему ты не воспользовалась одной из них?

— Это другой вопрос, очень сложный вопрос, и у меня нет разрешения рассказать тебе об этом.

На этот раз, когда Мэнди сделала паузу, чтобы посмотреть, как я воспринял ее объяснения, она осталась недовольна увиденным, и поняла, что я на нее разозлился.

— Насколько сложным это может быть..., - ее голос был мягким, но отчаянным. - Я ничего не могу сделать, пока мне не разрешат рассказать тебе. Я обещаю, что спрошу, но это напрямую связано с банком и рядом их клиентов. Я никогда ни в чем тебе не отказывала, но это одна вещь, о которой я просто не могу говорить.

— Это связано с тем, почему ты была так категорична, что у тебя нет выбора после звонка Алана?

— Да, но опять же, пока я не получу разрешения, это все, что я могу сказать, пожалуйста, не спрашивай меня больше.

Больше никто из нас ничего не мог сказать, поэтому я сказал ей, что понимаю. Я не был доволен, но согласился и почувствовал, как она расслабилась в моих объятиях. Я был убежден, что за этим кроется гораздо больше, но сейчас было не время и не место для этого.

Долгие годы я думал, что понимаю эту женщину. У нас был немного странный образ жизни, но мы всегда восполняли неделю разлуки за две недели вместе. Однако, похоже, у нее было скрытое прошлое, двое любовников. Хотя почему именно она думала, что я расстроюсь, узнав, что у нее были любовники до меня, понять было трудно. Она была красивой двадцатишестилетней девушкой, когда я ее встретил, и еще более привлекательной сейчас. Никто в здравом уме не мог бы подумать, что у нее не было любовников в прошлом. Я был просто благодарен за то, что я был тем, кого она решила сделать своим будущим.

Я поцеловал ее в макушку. Я был расстроен сложившейся ситуацией, но это не означало, что я любил ее меньше. Она подняла голову и посмотрела на меня сонными глазами.

"Я люблю тебя, - прошептал я. - Мне жаль, что из-за меня все это произошло".

"Ты не виноват, это все моя ошибка. Но в каком-то смысле мне не жаль, потому что я наконец-то смогу показать тебе свой другой мир. Где я выросла, мою школу, мои любимые места и рестораны. Я смогу познакомить тебя с моими гонконгскими друзьями, и я наконец-то смогу побыть там туристом; прошло десять лет с тех пор, как у меня была возможность провести день, просто исследуя это место, - она улыбнулась и прошептала, - О, и я тоже тебя люблю".

"Мне будет приятно иметь своего собственного гида".

Она усмехнулась и улеглась. Я засунул руку под пояс ее джинсов и прижал ее ближе; она вздохнула и вскоре уснула. Я задремал, и так мы провели следующие несколько часов полета, пока вспыхнувший свет в салоне не сообщил, что пришло время завтрака.

Мэнди воспользовалась туалетом, чтобы освежиться и переодеться в платье, великолепное зеленое шелковое платье, которое я никогда раньше не видел. Оно облегало ее как вторая кожа, подол опускался до середины бедра. Рядом с ней я почувствовал себя бродягой. Я привел себя в порядок, как мог, в туалете и проклял свою непредусмотрительность, что не положил в ручную кладь сменную одежду.

В дверь поскреблись, и Мэнди тихонько позвала меня по имени. Я открыл дверь, она проскользнула внутрь рядом со мной и закрыла за собой дверь. Я должен был отдать должное БА: их туалеты в первом классе не были маленькими закутками, с которыми я сталкивался на предыдущих рейсах. В этом туалете было достаточно места, чтобы размахивать пресловутой кошкой («enough room to swing a cat» - известная идиома на английском, подходящей русской не знаю разве что «достаточно места для аквариума с бегемотами»? – прим. переводчика).

"Я пришла с подарками", - тихонько хихикнула она.

Я многозначительно поднял брови, что вызвало ее забавное фырканье.

"Идиот, - прошептала она и поцеловала меня, - я знала, что ты забудешь взять сменную одежду для полета". Она передала мне небольшую сумку, которую держала в руках. "Я собрала кое-что для тебя; там чистая рубашка, пара трусов и небольшой набор туалетных принадлежностей".

"Теперь я знаю, за что я люблю тебя".

"Это мой мегамозг, не так ли?"

Я просунул руку под подол ее платья и коснулся ее попки: "Почти угадала".

Она задрожала от моего прикосновения и, обхватив руками мой затылок, притянула мою голову к себе. Она поцеловала меня так, как будто от этого зависела судьба мира. Когда мы оторвались друг от друга, она увидела в моих глазах незаданный вопрос.

"Я беспокоюсь, - призналась она, - я боюсь, что испортила наши отношения до такой степени, что их невозможно будет восстановить. Я никогда не хотела, чтобы мое прошлое встало между нами".

"Это не так; ничто из того, что ты сделала, никогда не изменит моих чувств к тебе, - быстро успокоил я ее. Затем усмехнулся, пытаясь разрядить обстановку, - Я всегда фантазировал о том, как трахаю тебя в самолете".

Она бросила на меня изумленный взгляд, а затем выражение ее лица стало хищным. Она облизала губы: "У нас никогда не будет для этого лучшего шанса", - прошептала она.

Моя ухмылка стала еще шире, когда она ловко расстегнула мои джинсы и приспустила трусы на бедрах. Она встала на колени и поцеловала головку моего члена там, где он выпирал из-под резинки. Ее язык прошелся по моей твердой плоти, собирая капли предэякулята в качестве платы.

"Ооо, Мэнди", - задохнулся я.

"Тише, не так громко, помоги мне, я не хочу испортить платье", - она повернулась ко мне спиной, и я расстегнул молнию на ее платье. Она тряхнула плечами, выскользнула из него и повесила на крючок на двери. Ее нижнее белье было дорогим, шелковисто-мягким и почти прозрачным. Я приподнял ее, усадил на стойку и стянул ее крошечные трусики вниз, пока они не повисли вокруг одной лодыжки, как ножной браслет.

На губах ее киски блестела влага, и она смотрела на меня с предвкушением и темным вожделением.

"Трахни меня сильно и быстро", - потребовала она.

Я схватил член и прижал его к ее входу. Она застонала в предвкушении, затем укусила меня за плечо, чтобы не закричать, когда я вошел в нее одним резким движением.

"Ебать", - задыхался я. Она была такой мокрой и горячей.

Я сделал нескольких сильных толчков, а потом почти вынул член и остановился неподвижно с головкой между ее пухлых губ, чтобы подразнить ее. "О Боже, не останавливайся", - простонала она. Затем обвила ногами мою талию и схватила руками за задницу, пытаясь втолкнуть меня в себя.

"Ты, злобный ублюдок, трахни меня. Я так хочу кончить", - захныкала она.

Я снова вошел в нее, и мы трахались сильно и быстро, все ее тело содрогалось, когда я входил в нее. Это и близко не было изысканным занятием любовью; это был лучший вид великолепного животного секса; никто не просил пощады и не собирался ее давать.

Она кончила, и ее лицо исказилось от усилий промолчать, а ее ногти вырыли кровавые борозды на моей заднице. Я извергался в нее долго и глубоко, кончая вместе с ней, содрогаясь, когда пытался выкачать все до последней капли в ее ждущее тело.

"Ооо, ебааать, это было охуенно", - прошептала она и пробежала россыпью легких поцелуев по моему лицу и вниз по шее.

В какой-то момент я стянул с нее лифчик и он валялся неподалеку. Я поцеловал ее в шею, а затем в соски.

Она ахнулала, а затем застонала от разочарования, когда я вышел из нее. Ее стон превратился в обеспокоенный вздох, когда сперма потекла по ее ноге.

"Быстро, дай мне полотенца".

Пока Мэнди вытирала улики нашей связи, я быстро использовал влажную салфетку, чтобы привести себя в порядок, а затем переоделся в свежую рубашку и боксеры, которые она мне принесла. Мэнди прижала прокладку к своим трусикам и натянула их.

Она поморщилась: "Это та часть в быстром сексе, о которой тебе никогда не рассказывают".

Я улыбнулся и передал ей платье, а когда она натянула его, застегнул на ней молнию. Она быстро привела себя в порядок, затем поцеловала меня и выскользнула из туалета.

Я подождал немного, а затем прошел свой позорный путь обратно на свое место, убедившись, что, похоже, и экипаж и пассажиры знают, чем мы занимались.

Мэнди рассмеялась, когда я сел: "Боже, ты выглядел таким виноватым; не волнуйся, никто не заметил".

Мы устроились в креслах; самолет заканчивал свой маршрут, вскоре начал снижение, и загорелись знаки: "Пристегните ремни".

В салоне появились члены экипажа, делая последние приготовления к посадке. Старший бортпроводник, темноволосая женщина лет тридцати, заговорила с Мэнди, проверяя, пристегнут ли ремень безопасности, и они обе прыснули. Женщина поцеловала Мэнди в щеку и улыбнулась мне, после чего вернулась на свое место.

Мэнди подождала, пока мы спустимся по трапу, и объяснила, что сказала ей женщина.

— Она поприветствовала нас в клубе, - сказала она мне.

— Какой еще клуб? - подозрительно спросил я.

— Клуб любителей потрахаться в полете - Высокая Миля, и мы даже получили значки, - она показала мне значок, на котором были изображены два крошечных золотых самолетика, один поверх другого.

— О боже, - простонал я.

— Этот твой, а я уже надела свой, - черт, на ней, и вправду, был такой же.

**********

Наземный персонал направил меня и других пассажиров первого класса к дорожкам ВИП-погранконтроля. Я был удивлен, когда Мэнди предъявила гонконгский паспорт, а не британский. Иммиграционный контроль занял всего несколько минут. Наш багаж был в числе первых шести предметов на карусели.

"Итак, ты гражданка Гонконга. Ты когда-нибудь собиралась рассказать мне эту маленькую деталь?" - спросил я, укладывая наши сумки на тележку.

"Это неважно; это было то, что банк организовал для меня. У меня двойное гражданство, поэтому я использую британский паспорт для въезда в Великобританию и гонконгский, когда приезжаю сюда, - она пожала плечами, - так очереди обычно короче".

После того как мы прошли таможню, Мэнди сказала: "Нас должны встречать. Обычно банк присылает за мной машину, но, поскольку мы остановились в "Мандарине", отель должен прислать свою".

Нас ждала машина, но она не была одной из тех, о которых говорила Мэнди.

Я толкал тележку с нашими чемоданами, когда мы выходили из зала таможни. Мэнди шла впереди меня, высматривая водителя. Она остановилась, когда мы были в нескольких шагах от выходных дверей. Мы оба смотрели в сторону толпы людей, ожидающих чтобы поприветствовать прибывающих пассажиров, надеясь увидеть табличку с нашими именами. Я чуть не задел тележкой ее ноги и бросил на нее озадаченный взгляд, когда увидел, как из толпы вышел элегантный джентльмен с серебряными волосами лет пятидесяти и направился в нашу сторону.

"Что ты здесь делаешь, Алан?" - спросила Мэнди спокойным и размеренным тоном, когда он подошел к нам.

Итак, это был загадочный Алан. В его поведении было что-то такое, от чего у меня зашевелились волоски на затылке.

"Поскольку я причина всех твоих проблем, то я подумал, самое меньшее, что могу сделать, это забрать тебя из аэропорта", - он наклонился вперед, чтобы поцеловать ее в губы, но Мэнди отвернула лицо, и его губы едва коснулись ее щеки.

Она сделала шаг назад и сказала: "В этом не было необходимости, «Мандарин» должен прислать за нами трансфер".

"Боюсь, что нет; я позвонил в отель и отменил вашу машину. Нам нужно поговорить до того, как ты встретишься с Сунгами сегодня вечером, - он посмотрел на тележку, - Я не знал, что ты притащишь с собой кухонную раковину, вместе со своим парнем, - его тон был пренебрежительным.

"Какого хрена ты делаешь...", - начала гневно Мэнди, но остановилась, когда я взял ее за руку. Она вздрогнула от моего прикосновения, а затем заметно расслабилась.

Она сделала пару глубоких вдохов: "Извини, Алекс, это Алан Дэвис. Он главный менеджер банка, и из-за него нам теперь нужно найти такси".

Я протянул руку, и мы пожали друг другу руки. Не было ничего из того сжимания рук мачо, о котором вы читали, просто быстрое пожатие и все. Мы отошли назад, и каждый оценил своего соперника.

Он казался высоким по сравнению с толпой вокруг нас, но на самом деле он был на дюйм или около того ниже меня. Он был красивым мужчиной, и, вероятно, когда они с Мэнди впервые встретились, он был ошеломляюще привлекателен. Я мог понять, почему Мэнди была увлечена им. Она не говорила, что он был вторым из ее любовников, о которых она мне рассказывала, но я был уверен, что это был именно он. Я не был уверен, что он увидел во мне, но выражение его лица ожесточилось.

"Приятно познакомиться", - сказал он, но в его словах не было искренности, мне было легко это определить.

"Алекс, я возьму для тебя такси до отеля, - сказал он, - мне нужно поговорить с Мэнди о проблеме, и я боюсь, что все, что мы будем обсуждать, конфиденциально".

Мэнди выпрямилась и ткнула пальцем ему в грудь: "Нет. Не пытайся заставить меня нарушить обещание, которое я дала Алексу уже через несколько минут после нашей посадки".

Затем она обратилась ко мне: "Алекс, милый, вон там находятся стойки лимузинов. Не мог бы ты заказать один из них, чтобы отвезти нас в "Мандарин"? Я подойду через минуту".

Я пошел, не желая вставать между ними, но я не мог не наблюдать, пока ждал у стойки. Мэнди выглядела не слишком веселой, и, похоже, я был на первом месте в повестке дня, поскольку оба то и дело бросали взгляды в мою сторону. Казалось, что ситуация накаляется, как вдруг Алан сделал короткий жест рукой, и Мэнди замерла. Затем она как будто встряхнулась, и я услышал ее "НЕТ" даже с того места, где стоял. Она повернулась на пятках и направилась ко мне.

"Боже, он такой... такой мужлан", - прорычала она, дойдя до меня. Я улыбнулся ее возмущению и решил отложить вопрос об их отношениях до более подходящего момента.

"Так что происходит? Ты идешь на встречу сегодня вечером?"

"Нет, для нас это лимузин, отель, секс, и не обязательно именно в таком порядке!"

Я рассмеялся, и она широко улыбнулась: "Прости, это было глупо с моей стороны, - сказала она, - но я не шутила насчет секса. Я сказала Алану отменить встречу и напомнила ему, что во всем ты на первом месте".

Я оглянулся назад, где все еще стоял Алан и оживленно разговаривал по телефону. Мэнди проследила за моим взглядом и поджала губы.

"Господи, я знаю Алана почти половину своей жизни, а он все еще умудряется удивлять меня", - сказала она, когда мы уже шли за водителем, который повел нас к лимузину.

"Половину?"

"Даже больше. Мне было тринадцать, когда я впервые приехала сюда жить с папой. Алан был одним из его друзей, а также его боссом в банке. Они с папой немного общались, но я не обращала на него особого внимания до тех пор, пока папа не попал в аварию".

Водитель уложил наши вещи в багажник, и мы устроились на заднем сиденье. Она достала из сумки свой ноутбук. Прежде чем открыть его, она извиняясь улыбнулась мне: "Не сердись, но я обещала взглянуть на пару документов, которые мне прислал Алан. Я сделаю это сейчас, а потом смогу сосредоточиться на тебе, и только на тебе, когда мы приедем в отель".

Я надеялся больше узнать о гонконгской версии Мэнди, поэтому спросил: "Я увижу твою квартиру? Ты никогда не говорила мне, где она находится".

Она слегка напряглась: "Думаю, да, она находится на холмах с видом на город. Дом Алана - это одна из старых вилл в том районе. Моя квартира была переделана из старых комнат для прислуги над гаражом. У нее отдельный вход, так что обычно я не вижу Алана, разве что на работе", - она подчеркнула последнюю часть.

Мэнди бросила взгляд на ноутбук, который лежал у нее на коленях. Я понял намек; мне нечего было сказать. Я просто надеялся, что это не было предзнаменованием для всей остальной части поездки. Пока она открывала ноутбук и ориентировала камеру так, чтобы я не попадал в кадр, я проверил свою почту на iPad. Там не было ничего важного, поэтому я повернулся, чтобы понаблюдать за Мэнди.

Она сидела, поджав ноги, и смотрела на экран. Прядь ее волос была намотана на палец, которым она поглаживала щеку, сосредоточившись на оценке информации, полученной от Алана.

Она подняла взгляд и увидела, что я наблюдаю за ней; она улыбнулась мне с грустью: "Я остановлюсь, как только мы приедем. Затем я собираюсь побаловать тебя, а этим вечером я бы хотела сводить тебя в одно из моих любимых мест, где можно поесть и выпить".

Аэропорт находился далеко за городом, и в условиях интенсивного движения дорога заняла около часа, прежде чем мы прибыли в наш отель. На стойке регистрации Мэнди удивила меня тем, что свободно говорила по-китайски с девушкой за стойкой. Не знаю, почему я удивился, ведь она прожила здесь изрядную часть своей жизни, но это был первый раз, когда я услышал, как она использует этот язык.

Она увидела мой удивленный взгляд: "Да ладно, я здесь уже много лет; конечно, я говорю по-китайски. Я свободно говорю и на мандаринском, и на кантонском, - сказала она. - Многие мои школьные друзья были китайцами, и они научили меня".

"Ты продолжаешь меня удивлять".

"Это хорошо", - она мило улыбнулась мне.

Из комнаты, нет, это не то слово, из дворца на верхнем этаже открывался потрясающий вид на гавань.

Мэнди усмехнулась, рассматривая номер: "Бог знает, во сколько это обходится банку".

Номер состоял из большой спальни, колоссальной гостиной и столовой. Мэнди открыла ванную комнату, пока я любовался потрясающими видами. Я последовал за визгом и следом из сброшенной одежды и обнаружил Мэнди в ванной комнате, смотрящую на огромную белую отдельно стоящую ванну. Она была установлена на невысоком цоколе, а в стене рядом с ней было окно во всю высоту стены. В каждой из комнат также была стеклянная стена.

Мэнди пустила воду и добавила щедрую порцию из одного из флаконов на стойке. Приятный аромат лаванды заполнил комнату. Она сказала: "Она достаточно большая для целой семьи, не говоря уже о нас двоих. Ты присоединишься ко мне?"

Глупый вопрос. Я ответил ей тем, что просто разделся.

Я влез в горячую воду, и Мэнди последовала за мной, осторожно подошла и устроилась возле меня. Она легла спиной ко мне, положив голову мне на грудь, и кончики ее грудей чуть выступали над поверхностью воды. Ее руки лежали на бортике ванны. Мой крепнущий член прижался к ее спине. Я обнял ее руками, и она удовлетворенно вздохнула.

Мэнди промурлыкала: "Это так приятно, - она сильнее прижалась ко мне и продолжила. - Я уже начала чувствовать себя виноватой за то, что заставила тебя пойти со мной, - она жестом обвела обстановку, - Но теперь нет".

Я целовал ее шею и ласкал мягкие изгибы ее груди. Она вздохнула и положила свои руки поверх моих, прижав мои ладони к своим твердым соскам. Мы лежали, глядя в окно и наслаждались видом, Мэнди показала некоторые выдающиеся достопримечательности, пока горячая вода воздействовала на наши уставшие тела.

Наконец, с плеском и брызгами воды она повернулась ко мне лицом. Она скользнула вдоль моего тела, пока ее лицо не оказалось над моим. Мой бедный твердый член был зажат между нами, и я издал легкий стон, когда она потерлась о него. Мэнди поцеловала меня, и еще больше воды хлынуло через край ванны.

— Это весело, - сказала она, - Нам нужно купить ванну побольше в наш коттедж.

— Полагаю, ты хочешь, чтобы я снес стену и установил панорамное окно?

— Хм, было бы забавно позволить жителям деревни наблюдать за нами.

— Наблюдать за чем?

— За этим.

Она поднялась и встала над моим твердым членом, две трети которого, как перископ, торчали над поверхностью воды. Ощущения пронзили меня, когда она медленно опустилась вниз, заключая меня в мягкую шелковистую влажную плоть своей вагины. Ее мышцы протестующе сжимали меня, когда я заполнял ее, венчик моего члена ласкал вход в ее матку.

Она подняла склоненную голову, чтобы посмотреть на меня: "Ооо, черт, Алекс, я люблю тебя", - задыхаясь, простонала она и начала раскачиваться. Я покачивал бедрами, отвечая на каждое ее движение. Вода поднималась и опускалась, переливаясь через край. Ее глаза были расфокусированы, а рот открыт, и она ритмично постанывала в такт нашим движениям. Я прошептал нежные слова поощрения, и она отреагировала, ее движения стали более агрессивными, ее таз прижался к моему.

Мы кончили с разницей в несколько секунд, сначала она, а затем я, вливая в нее свою эссенцию, пока она высасывала меня досуха. Мэнди рухнула на мою грудь, восстанавливая дыхание, затем ее губы нашли мои. Она задрожала, и я понял, что вода уже была еле теплой. Мы вылезли, я завернул ее в большое пушистое белое полотенце и притянул к себе. Она прижалась лбом ко мне и посмотрела на меня долгим страдальческим взглядом, который пробрал меня до костей.

"Что бы ни произошло, эта неделя изменит нас, и я не хочу, чтобы ты пострадал, - прошептала она и ее голос был едва различим над фоновым гулом кондиционера. - Просто помни, что я люблю тебя больше всего на свете".

"Я знаю, что любишь, - ответил я, как для того, чтобы убедить себя, так и для того, чтобы успокоить ее. - Ты - самое важное в моей жизни, и я никогда не перестану любить тебя".

"Обещаешь мне это?" - сказала она настоятельно.

"Да".

Она привела меня в спальню, бросила полотенце на пол, мы легли и обняли друг друга, позволяя позднему вечернему солнечному свету омывать нас. Она перевернулась на бок, а я свернулся калачиком рядом, защищая ее.

Внезапно, без предупреждения, она сказала: - Задай мне вопрос снова.

— Какой вопрос, - подумал я, ведь я так много хотел задать ей! – Какой именно?

— Тот, который ты всегда задаешь мне в свой день рождения.

— Ааа, этот. Есть ли какая-нибудь причина, почему я должен это делать? Я знаю твой ответ.

— Нет, не знаешь.

— Хорошо, Аманда Форбс, ты выйдешь за меня замуж?

— Да! - одно простое слово, сказанное с такой глубиной чувств.

Я не знал, что и думать. Почему сейчас?

— Когда? - она сказала "да", и теперь мне нужно было знать, серьезно ли она это сказала. Дата показала бы, насколько серьезно она настроена.

— Как можно скорее, обещаю. Мне нужно решить пару юридических вопросов, связанных со смертью моего отца, прежде чем мы сможем назначить дату.

— Господи, Мэнди, это было почти пятнадцать лет назад; не может быть, чтобы все еще оставались какие-то проблемы.

— Я знаю, - смесь печали и горечи в этих двух словах ошеломила меня.

— Прости, любимая, это было жестоко с моей стороны.

Она повернулась ко мне лицом: "Тебе никогда не нужно извиняться передо мной. Это я от тебя все скрывала".

Как будто какой-то мысленный переключатель был переведен в положение "включено". Ее выражение лица стало расслабленным и решительным одновременно.

Ее голос, когда она заговорила, был низким и размеренным: "Мой отец не погиб в результате несчастного случая; он покончил с собой. Мне не было восемнадцати, мне было семнадцать с половиной. Мама отреклась от меня, когда я решила остаться с отцом после развода. Господи, у нее был не один роман, у нее было множество любовников, часто несколько одновременно, и ей нравилось тыкать отцу в нос своими изменами. Я ненавидела ее за то, что она сделала с ним, с нашей семьей. Она превратила его в слабого и жалкого рогоносца, отравила его отношения с моими стервами сестрицами. Я была всем, что у него осталось, и когда я решила жить с ним, вся моя семья отреклась от меня. После развода я никого из них не видела".

Она пыталась быть стоиком, но эмоции взяли верх, и она начала плакать. Все, что я мог сделать, это прижать ее к себе и осыпать поцелуями ее лицо и плечи. Я нежно поглаживал ее спину, шелковисто-мягкая кожа была восхитительна на ощупь. Она улыбнулась мне, взяла мою руку и прижала к своей груди.

Когда она немного успокоилась, я сделал то, что должен был сделать раньше. Я снял цепочку с ее шеи и снял кольцо. Она смотрела, застыв на месте, как я надел его на ее безымянный палец, а затем снял обручальное кольцо с другой руки.

"Ты получишь его, когда мы поженимся, так что чем быстрее мы решим твои проблемы, тем быстрее ты получишь его обратно".

Я все еще не знал, что это могут быть за проблемы, поэтому ждал, что она мне скажет. Она протянула руку, чтобы было видно кольцо на ее пальце, и это, казалось, укрепило ее решимость окончательно обнажить душу, но по мере того, как она говорила, я понимал, что за всем этим есть что-то еще, о чем она все еще не хочет говорить. Она перевернулась на другой бок и придвинулась ко мне, очевидно, решив, что ей удобнее говорить, если она не видит моего лица. Она прижала мою руку к своей груди, ее взгляд был прикован к бриллианту, сверкавшему в солнечном свете.

"Это все потому, что я не была взрослой, когда он умер. Папа спланировал свою смерть, как и свою жизнь, в мельчайших подробностях. Сейчас это уже древняя история, но, похоже, у него возникли серьезные проблемы с одним деловым предприятием. Он использовал средства клиентов банка без их ведома. Когда предприятие провалилось, он не смог найти выход и покончил с собой".

Она тихо всхлипнула: "Я так и не смогла сказать ему, что люблю его. Я всегда думала, что если бы я вышла с ним на яхте в те выходные, он был бы жив".

Я обнял ее, и Мэнди понадобилось несколько минут, прежде чем она захотела продолжить.

"Я знала, что после его смерти были какие-то проблемы, но не знала, насколько все было плохо еще в течение некоторого времени. Некоторые из историй, которые мне рассказывали, не сходились, и я заставила Алана рассказать мне правду".

"Послушай, ты уверена, что хочешь рассказать мне все это?"

"Да... Нет, но я должна рассказать тебе все, что могу. Я думаю, он знал, что после его смерти будут проблемы. Он беспокоился, что китайские власти передадут меня маме, а он этого не хотел, поэтому он договорился со своим другом, чтобы тот стал моим законным опекуном, пока мне не исполнится двадцать один год".

"И это был Алан?"

"Не в начале; ты должна помнить, что Алан был папиным боссом. Я думаю, он беспокоился, что когда банк узнает, чем занимался папа, его могут втянуть в это дело, что создало бы для меня еще больше проблем. Нет, моим первым опекуном был китайский коллега отца по бизнесу. Он и его жена были добры ко мне, но она не знала, что делать с угрюмой девочкой-подростком. Когда все успокоилось, Алану пришла в голову идея, что он должен разделить мое опекунство. Тогда я и отправилась погостить к Алану".

Я сохранял нейтральное выражение лица, не то чтобы она могла меня видеть, а многолетняя работа с трудными детьми дала мне способность скрывать свои эмоции. Внутри я был растерян и обеспокоен. Ее отец говорил, что любит ее, но при этом совершил самоубийство. То, что она говорила, в дополнение к языку ее тела, вызывало у меня профессиональную тревогу.

Я также мог сказать, что она уклоняется от правды; в ее первом опекуне было гораздо больше, чем она призналась; она говорила в благоговейных тонах, когда упоминала о нем. Затем я мысленно пнул себя; конечно, он был ее первым любовником, и она все еще испытывала к нему чувства. Вероятно, он предложил изменить опекунство, когда устал от того, что угрюмый подросток мог сделать с его домашней жизнью.

Алан был холост и был идеальным выбором, чтобы взять дочь старого друга под свою защиту, как только последствия самоубийства ее отца утихли. Это, конечно, сделало его ее вторым любовником, и она осталась его любовницей после того, как он женился.

"А когда ты переехала к Алану, как скоро ты стала его любовницей?"

Последовала долгая пауза, прежде чем она ответила, признавая то, о чем я подумал: "Несколько месяцев; мы как-то незаметно перешли к отношениям. Это началось за несколько месяцев до того, как я должна была провести четыре года в университете в Австралии. Он всегда мне нравился, и это казалось естественным развитием событий. В университете у меня были случайные любовники, но никого серьезного. Я всегда возвращалась к Алану во время каникул. После университета я была двадцатидвухлетней выпускницей, и он нашел для меня работу в банке. Так что я начала работать в гонконгском офисе его помощником".

"Не было ли это неловко для него, когда его любовница начала работать с ним?"

Она начала говорить "да" и остановилась: "Господи, я все время забываю, кто ты, - сказала она с горечью. - Ты анализируешь меня, не так ли?"

Я поцеловал ее и пожал плечами: "Не намеренно, но мне трудно этого не делать. Эта кровать - лучшая консультационная комната, которая у меня когда-либо была, - я начал поглаживать грудь, на которой лежала моя рука, пока она говорила, и поцеловал ее в шею, - И я люблю предмет анализа".

— А я люблю своего аналитика, - ответила она. Она полуобернулась и легла на спину, чтобы смотреть мне в лицо, - Ты - лучшее, что когда-либо случалось со мной, и мне бы не хотелось думать, что мои слова причинят тебе боль.

— Ты любишь меня?

— Да.

— Тогда я не вижу, как ты можешь причинить мне боль.

Ее глаза были прикованы к моим, и, видимо, ей было приятно то, что она в них увидела, поэтому она продолжила.

— Ты спросил, сложно ли было работать помощницей моего любовника; ответ - и да, и нет. Да, потому что вначале я все еще думала, что влюблена в него, и все, чего я хотела, это быть рядом с ним. И нет, потому что в офисе он всегда был идеальным джентльменом. Но то, что мы были так близки, на работе и дома, заставило нас увидеть трещины в наших отношениях. Он был влюблен в меня. Я думала, что влюблена в него, но не настолько, чтобы это сработало. Как только представился удобный случай, он помог мне продвинуться по службе в банке. Он использовал старые связи, но и я полностью соответствовала должности. Это была та самая должность, которую я занимала, когда впервые встретила тебя.

— Это было в офисе в Лондоне?

— Да, им нужен был человек, владеющий мандаринским и кантонским языками и способный работать с ведущими китайскими клиентами банка, имеющими деловые отношения в Лондоне и Гонконге. Эти клиенты искали одного человека, который мог бы решать их проблемы. Я смогла предложить банку крупный бонус. Я училась в школе с сыновьями и дочерями многих клиентов и пользовалась их дружбой и доверием.

Она посмотрела на потолок и закрыла глаза, и я подумал, не зашла ли она настолько далеко, насколько могла. Но нет, через мгновение она продолжила.

— Вначале я проводила в Гонконге две недели из трех, но к тому времени, когда мы повстречались, все изменилось до графика одна из трех, к которому ты привык.

— А что насчет Алана?

— Через год мы стали больше похожи на друзей, чем на любовников. У меня всегда была своя комната на его вилле. Я спала в его комнате в те ночи, когда мы были вместе, но потом возвращалась в свою комнату. Я сомневаюсь, что мы спали вместе больше пары раз в те последние месяцы перед нашей встречей, думаю, это была скорее привычка, чем что-то еще. Он уже начал переоборудовать жилье для персонала в квартиру для меня, чтобы у меня было свое собственное жилье в Гонконге. Совместно с другим моим опекуном, они помогли мне купить квартиру в Лондоне.

Она говорила убедительно, но я не мог отделаться от ощущения, что я получаю ее «безопасную для моего парня» версию, а реальность была несколько иной. Насколько другой был вопрос?

— Я думал, ты купила ее на деньги, полученные по страховке после урегулирования дел твоего отца? - спросил я, уверенный, что ранее она говорила мне именно это.

Она покачала головой: - После того, как его душеприказчик закончил работу, от страхового возмещения почти ничего не осталось. Отец обналичил большую часть своих полисов, и у него было много долгов. Мне хватило только на депозит за квартиру, остальное одолжили мои опекуны. Банк платит мне щедрую компенсацию расходов на проживание, и я использую ее и все бонусы, которые получаю, чтобы расплатиться с опекунами.

Когда я впервые встретил Мэнди, у нее был сосед по квартире, который все еще продолжал жить в ее лондонской квартире. Я не знал, есть ли у нее такой здесь: "А когда ты здесь, у тебя есть сосед?".

Она бросила на меня изумленный взгляд и покачала головой: "Это моя квартира, я живу сама по себе. В любом случае, это не очень большое место, только одна спальня. Когда я переехала, Алан добавил к квартире небольшой участок земли, который примыкает к гаражному блоку. Он благоустроил его, чтобы мне было где посидеть на улице и полюбоваться видом. У меня есть крошечный сад с террасой и место для парковки машины. Я покажу тебе его завтра".

Казалось, она закончила, но у меня все еще оставался один вопрос, и я почувствовал, как она напряглась, когда я его задал.

— Итак, те маленькие проблемы, которые ты должна решить, прежде чем мы сможем пожениться. Что это?

— Это просто местная юридическая волокита, - сказала она пренебрежительно, но при этом не желала смотреть на меня.

— Не может быть, чтобы спустя столько лет это все еще было проблемой! - она услышала недоверие в моем голосе.

— К сожалению, это так; моя опека была установлена до двадцати пяти лет, в основном из-за ситуации, в которой я оказалась после смерти отца, из-за того, что я сходила с катушек.

— И... - это не имело для меня смысла; ей было двадцать шесть, когда мы впервые встретились.

— Мой китайский опекун вставил пункт, дающий им право утверждать любые мои важные решения, пока мне не исполнится тридцать четыре года.

— Тридцать четыре, это смешно. Мэнди, тебе тридцать два. Как это твои опекуны все еще могут создавать проблемы. Господи, я что, должен просить у них разрешения жениться на тебе?

— Не ты... Мне жаль, что я не могу больше говорить об этом, пока не получу разрешения, но мы поженимся, это я тебе обещаю, а я держу свои обещания, - ее тон не терпел возражений, и она усилила свои слова и закончила нашу беседу, перекатившись на меня, и в течение нескольких минут мы целовались, как пара школьников.

Она отстранилась: - Пойдем, нам нужно одеться. Я хочу познакомить тебя с парой моих друзей. Мы встретимся с ними в одном из заведений на набережной, куда я обычно хожу.

— Как много они знают обо мне? - спросил я, роясь в своем багаже в поисках подходящей одежды. В помещении был кондиционер; но мое короткое пребывание на улице ранее предупредило меня, что этим вечером будет тепло и очень влажно.

— Ты, наверное, единственное, о чем я сейчас с ними говорю.

— И кто они?

— Сиан и Жи Руо. Сиан - австралийка; она была одной из моих лучших подруг в университете. Мои рассказы о том, как я выросла здесь, так ее заинтриговали, что она устроилась на работу в Cathay Pacific в отдел маркетинга. Ее подруга, Жи Руо, - сестра мальчика, с которым я училась в школе. Они две моих самых близких подруги в Гонконге. Как я выгляжу?

Пока она рассказывала, она одевалась и теперь сидела на стуле, расчесывая волосы. Я уставился на нее в изумлении. Я-то думал, что зеленое платье, которое было на ней раньше, ей очень шло, но теперь на ней было темно-синее платье из шелка-сырца, похожее на «маленькое черное платье». Оно было расшито солнечными зайчиками золотой нитью. Вырез был острый, в виде буквы «V» и спускался чуть ниже изгиба груди. Ее длинные ноги слегка поблескивали от узора, вплетенного в чулки. На запястье у нее было несколько тонких нефритовых браслетов, и я не мог припомнить, чтобы видел их раньше. Когда она взмахивала рукой, они издавали тихий звон.

— Ты прекрасна, и теперь я чувствую себя убогим по сравнению с тобой. Это что-то новенькое? - спросил я, указывая жестом на браслеты.

— Нет, они у меня уже некоторое время; они довольно ценные, и я не часто их ношу. Я подумала, что они подходят к этому наряду.

Она встала, подошла ближе, притянула меня к себе и мы поцеловались. В этом поцелуе было что-то такое, что затронуло разные места внутри нас. Я почувствовал, что наши отношения неуловимо изменились с тех пор, как она открылась мне, и, как я полагал, в лучшую сторону.

Я не смог удержаться и провел рукой вниз по ее спине, чтобы погладить ее попку. Она застонала мне в ухо, но положила руку на грудь и начала отталкивать меня.

"Нет, если ты будешь продолжать, мы никогда не выйдем из этой комнаты, а я голодна", - она изобразила жалкое выражение маленькой потерявшейся девочки, что меня рассмешило.

*********

По предложению Мэнди, мы поступили как туристы и поехали на знаменитом пароме Звезда через гавань. Мы стояли на верхней палубе, обняв друг друга за талию, и смотрели на огни города, пока пересекали оживленную водную артерию.

Мэнди бросила на меня немного виноватый взгляд и призналась: "Меня всегда беспокоило, что мне так нравится это место, а я не делилась этим с тобой раньше. Это мой второй дом, и я держала его в себе. Ты поделился со мной всем, что у тебя было, я живу в твоем доме, а ты никогда не видел моего".

"Я был в твоей квартире".

"Не в квартире, это было просто место, где я жила, когда была в Лондоне. Я имею в виду квартиру, которая принадлежит мне здесь". Она указала в направлении черных холмов позади нас.

Я неправильно понял ее раньше, когда она сказала, что Алан переоборудовал квартиру, то я не понял, что она принадлежала ей.

— Я думал, ты сказала, что квартира принадлежит Алану, - ответил я, - и что он разрешил тебе пользоваться ею.

— Нет, она моя. Думаю, он собирался сдавать ее в аренду, но после того, как я рассказала ему о тебе, он оформил ее как отдельное жилье и отдал мне документы. Он сказал мне, что для всех нас будет лучше, если у меня будет свой дом, не связанный с ним.

Это прозвучало немного странно, даже более чем странно. Из того, что я читал, цены на недвижимость на холмах были астрономическими. Похоже, что Алан подарил ей квартиру стоимостью в миллион или больше. Зачем ему это делать? И для кого это лучше, задавался я вопросом, для нее или для Алана, или для наших отношений? Мне казалось, что в этом нет никакого смысла. Я предположил, что лучше для нее и наших отношений; поскольку, как я теперь припоминаю, она постоянно говорила, что переезжает в свою квартиру, когда мы только начали встречаться.

Паром причалил, и мы взяли такси до места встречи с ее друзьями. Сиан и Жи Руо уже сидели за столиком на улице, когда мы подошли. Девушки поднялись, и они втроем обнялись так, как нравится женщинам. Ее подруги повернулись и окинули меня самым пристальным взглядом, который, как мне кажется, я когда-либо получал. Я чувствовал себя как под микроскопом и не был уверен, что прошел проверку. Бросив короткий взгляд на Мэнди, они приветствовали меня широкими улыбками.

Сиан была красива в своей наглой, уверенной австралийской манере: высокая, светловолосая и загорелая. Жи Руо, или Ру, как она просила меня называть ее, была полной противоположностью: маленькая китайская куколка ростом не более полутора метров, с золотистой кожей и длинными черными волосами, обрамлявшими милейшее лицо. Она была такой крошечной, что мне казалось будто я смогу удержать ее на ладони. На внутренней стороне ее запястья была небольшая татуировка, наполовину скрытая нефритовыми браслетами, похожими на те, что были на запястье Мэнди. Мэнди увидела, что я смотрю на татуировку Ру, и сдвинула такие же браслеты вниз, чтобы прикрыть свою. Странный поступок, подумал я, а потом отмахнулся от него.

Когда Мэнди называла Ру девушкой Сиан, я предположил, что она имела в виду что они хорошие подруги, но теперь стало ясно, что они любовники. Ру начала говорить с Мэнди по-китайски, но та остановила ее: "Сегодня мы будем говорить только по-английски, чтобы Алекс мог нас понять".

"Так это и есть таинственный Алекс, - сказала Сиан с мягким австралийским акцентом Мэнди. Я пытался выглядеть загадочным, но безуспешно. Я почувствовал, что за ее комментарием скрывается целый ворох открытых вопросов.

"Что ты думаешь о виде из окна Мэнди, Алекс?" - спросила Ру, - великолепный, не правда ли, открывается из окна, расположенного так высоко на холмах".

Я покачал головой: "Не знаю, я там никогда не был. Мы остановились в "Мандарине", хотя вид из нашего номера на гавань тоже очень хорош". Мэнди посмотрела на меня, уловив сарказм в моем голосе.

"Почему вы не остановились у тебя дома, Мэнди?", - это был вопрос Сиан, но в ее голосе прозвучало некоторое удивление.

Мэнди выдержала мой взгляд, прежде чем ответить: "Это долгая история, Мандарин - это небольшая взятка от Алана Алексу. Мы должны были лежать на пляже на Мальдивах".

"Да, я была немного удивлена, когда получила сообщение, что вы здесь и хотите встретиться, - сказала Сиан, - мы не ожидали увидеть вас до..."

"Взятка?" - Ру прервала Сиан. Она добавила что-то на быстром китайском; единственное слово, которое я узнал, было имя Алана.

Мэнди огрызнулась в ответ на том же языке, и Ру напряглась. Сиан взяла руку своей любовницы в успокаивающем жесте. Я молчал, это были друзья Мэнди, и мне стало очень интересно, как она объяснит им ситуацию и почему им нужно говорить по-китайски.

Возникла пауза, когда все трое, казалось, успокоились, прежде чем Мэнди сказала: "Есть проблема с одним из счетов моего клиента, - начала объяснять она, - Это заставляет руководство бегать вокруг, как курицы без головы".

Ру издала резкое шипение и произнесла еще одно короткое суровое предложение на китайском языке. Мэнди быстро покачала головой и сделала странный жест рукой, который показался очень привычным. Что такого важного они не хотели, чтобы я понял?

"Я в порядке, это не моя ошибка; клиент признал, что виноват, но он потребовал, чтобы я сама во всем разобралась. Поэтому Алан позвонил и настоял, чтобы я летела ближайшим рейсом".

Теперь она бросила на меня нервный взгляд: "Алекс был не в восторге от этой ситуации. Он сказал мне, что у меня есть выбор. Если я решаю ехать, то он все равно едет в отпуск, который мы забронировали. Он дал мне простой выбор, отпуск или работа, и если я выберу работу, то я могу не беспокоиться о возвращении".

"Не возвращаться - но, но вы оба здесь?" - спросила Ру, бросив на меня растерянный взгляд.

"Я опрокинула стол и дала Алану три варианта", - Мэнди перечислила их, загибая пальцы.

"Я пригрозила подать в отставку, чтобы поехать с Алексом в отпуск. Или я не подаю в отставку, и он все равно разрешает мне взять отпуск".

Ру перебила: "Но он никогда не позволит тебе уйти в отставку. Он...", - она резко остановилась, так как Мэнди схватила ее за руку.

"Я бы не дала ему ни единого шанса, - сказала Мэнди. - В любом случае, как я уже говорила, я не ухожу в отставку, и он все равно разрешает мне взять отпуск. Или он разрешит мне взять Алекса с собой за счет банка; и оплатит наш отмененный отпуск. Даже в этом случае я буду работать только неделю по пол дня, а мы сможем использовать виллу банка на Бали до конца нашего отпуска".

"Я так понимаю, он выбрал последний вариант!"

"Он не был счастлив, но он сделал это, и он согласился возместить Алексу стоимость отпуска, который мы пропускаем, - затем с ноткой удовлетворения она добавила, - Я заставила его отправить нас первым классом и поселить в лучшем номере отеля Mandarin".

"Но это не тот пляжный коттедж, который я забронировал", - заметил я.

Лицо Мэнди погасло, она взяла мою руку в обе свои и прошептала: "Прости, я знаю, что испортила отпуск, на организацию которого ты потратил столько времени; я бы хотела, чтобы мы были на том пляже. После этой поездки многое изменится; такого больше не повторится".

Я поверил ей, но в глубине души у меня возник вопрос: конечно, буду ли я частью этих перемен?

Мэнди, казалось, встряхнулась и горестно улыбнулась: "Хватит об этом, так что, подружки, я здесь со своим красивым женихом, и нам нужно отпраздновать".

"Ты обручилась и не сказала нам об этом; покажи нам кольцо, сучка", - закричала Сиан.

Ру ответила по-другому: "Но как это возможно, ты же...", - она закрыла рот, когда Сиан ткнула в нее пальцем.

Мэнди проигнорировала происходящее и протянула руку, показывая кольцо на пальце своим подругам.

"Где твои...", - начала Ру, но ее прервала Сиан.

"Это то кольцо, которое ты носила на цепочке на шее? - спросила Сиан, - Я думала, оно принадлежало твоей матери?"

"Да, это то же самое кольцо, но оно не принадлежало моей матери, оно принадлежало бабушке Алекса", - сказала она, бросив на меня смущенный взгляд.

"Я говорила тебе, что жила у Алекса, когда возвращалась в Великобританию. Но я не сказала тебе, что Алекс сделал мне предложение шесть лет назад и подарил мне это кольцо. Вы можете догадаться, почему я не смогла сразу сказать "да". Он знает, что я люблю его, и был готов подождать".

Она посмотрела на свой палец со счастьем в глазах: "Он разрешил мне оставить кольцо, пока я не решусь, но носить на пальце его было неудобно, поэтому я купила цепочку. Теперь, после всего, что произошло, я поняла, что была глупой, и сказала ему "да"".

"Шесть лет назад! - воскликнула Ру, - Ты носила его кольцо с собой шесть лет и не сказала мне? - Ру сначала возмутилась, а потом забеспокоилась, - А мой дядя знает об этом?"

"Нет..., хорошо, да, он знает, что у меня есть парень, с которым я встречаюсь, когда бываю в Лондоне, но это все".

"А что насчет Алана?" - спросила Сиан.

"Он знает, что я чувствую к Алексу; он был первым, кому я сказала, что нашла человека, с которым хочу прожить всю жизнь. Он понял, и тогда я переехала из его дома в свою квартиру".

Обе женщины покачали головами и бросили на нее обеспокоенные взгляды. Я слушал эту перепалку между девушками и думал, почему Ру так обеспокоена тем, что именно ее дядя знает о моих отношениях с Мэнди. И почему так беспокоится Алан? Насколько мне было известно, их отношения были закончены еще до того, как я встретил Мэнди. Вопросы на потом, решил я.

На этом допрос, похоже, закончился, и девушки погрузились в сочетание выпивки и перемывания косточек неизвестных мне людей. Они постоянно переходили на китайский, но Мэнди напоминала им, что я не понимаю, и они возвращались к английскому.

Я был символом мужчины, сидящим с тремя самыми красивыми женщинами в этом месте, и получал завистливые взгляды от большинства других мужчин и довольно большого числа женщин. Девушки заказали для нас набор дим-самов. Когда я попробовал первое блюдо, я понял, почему это одно из любимых мест Мэнди. Она наблюдала за мной, пока я брал первый кусочек, и улыбнулась в ответ моей благодарной ухмылке.

Долгий перелет и события этого дня выбили меня из колеи, и через час или около того я уже начал надеяться, что скоро придет пора закругляться и возвращаться в отель. У Мэнди были другие идеи. Она и ее подруги настаивали на том, что нам нужно пойти в соседний клуб. Меня немного раздражало то, как она игнорировала мои желания, но поскольку она, похоже, отчаянно хотела продолжить демонстрировать меня своим друзьям, я неохотно согласился, хотя мне начинало казаться, что со мной манипулируют.

Клуб, который они выбрали, находился в нескольких минутах ходьбы от нас. Он выглядел модным; очередь людей, ожидающих входа, тянулась за угол. Внутренне я был доволен и уже начал озираться в поисках такси, чтобы отвезти нас обратно в отель, когда женщины непринужденно обошли начало очереди, и швейцар поприветствовал их по имени. Их пропустили, Мэнди и Сиан продели свои руки в мои, подтверждая швейцару, что я из их группы. Вышибалы проводили меня долгим тяжелым взглядом, а швейцар криво улыбнулся.

Ру обратилась к одной из администраторов, и нас провели в пустую кабинку в огороженной ВИП-зоне. Администратор взяла табличку с надписью Зарезервировано и поставила ее на стол. Мы проскользнули в кабинку, причем я оказался с краю.

Когда мы уселись, Мэнди обняла меня и поцеловала: "Это так здорово, наконец-то показать тебе мои любимые места, - сказала она. Затем протянула руку, чтобы взять за руки других женщин, и добавила, - И моих лучших друзей".

Девочки радостно зашумели в ответ, затем все трое прижались друг к другу и несколько минут шептались. Время от времени Сиан и Ру бросали взгляды в мою сторону. Я поймал взгляд администратора и попросил напитки. Обслуживание было превосходным, и уже через минуту я потягивал ледяное и, по всей видимости, слишком дорогое пиво.

Пока я пил, я огляделся вокруг и подтвердил свое первое впечатление, что клуб был гораздо более эксклюзивным, чем тот местечковый клуб в Британии, который мы с Мэнди обычно посещали. Мы также никогда не получили бы там того уровня обслуживания, который, похоже, ожидали девушки здесь. То, что они были тут постоянными гостями, было очевидно по почтительному обращению, которое они получали, и это меня беспокоило. Я попытался вспомнить, упоминала ли Мэнди о том, что во время пребывания в Гонконге она ходит по клубам, но, по-моему, нет. Я знаю, что она говорила мне, что иногда ходит выпить с подружками, но это казалось несколько большим.

По мере того, как я думал об этом, мое беспокойство росло. С тех пор как мы начали эту поездку, Мэнди раскрывала один секрет за другим о своем прошлом. Мне было интересно, что еще я могу узнать о ней в ближайшие дни?

Мэнди откинулась на сиденье, прислонившись ко мне, и потягивала свой напиток. Мне пришлось наклонить голову, чтобы она меня услышала: "Похоже, они хорошо знают вас здесь, это еще одно ваше постоянное место?"

"Клуб принадлежит одному из моих клиентов, и он дал нам троим ВИП-статус. Я не очень часто им пользуюсь, но я знаю, что Сиан и Ру приходят сюда регулярно, - она, казалось, поняла причину моего вопроса и добавила, - Я прихожу сюда только с ними, может быть, один раз за поездку, и иногда еще банк может использовать его для специальных мероприятий, это все случаи, когда я бываю здесь."

Поставив перед собой экзотические напитки, Сиан и Ру расслабились и позволили атмосфере клуба окутать их. Мэнди была немного более сдержанной и держалась поближе ко мне, а я пытался расслабиться. Мне потребовалось время, чтобы понять, почему я чувствую себя так, как чувствую, и дело было не только в том, что я устал. Нам с Мэнди нравилось ходить в клубы, и я привык к тому вниманию, которое она получала. Здесь было то же самое, только по-другому. Обычно, если кто-то приглашал Мэнди на танец, значит, они были друзьями, но все равно спрашивали, не возражаю ли я.

Здесь же к нашей группе постоянно подходили люди, в основном красивые молодые мужчины, предлагая девушкам выпить, желая поговорить или потанцевать. Большинство подходили к Мэнди, а я был похож на невидимку, так как ни один из них не удосужился заметить мое присутствие, хотя большую часть времени она держала меня за руку.

Мэнди отклоняла каждую просьбу, каждый раз поглядывая в мою сторону, но я догадывался, что она чувствует мой растущий дискомфорт. Она прижалась ко мне так близко, как только было возможно, и старалась все время держать меня одной рукой.

Меня расстраивало несколько вещей, и дело было не только в пренебрежительном отношении других посетителей клуба. Мэнди призналась, что это ее любимый клуб в Гонконге, и, похоже, она была одним из его любимых клиентов. Персонал клуба поприветствовал ее по имени, когда мы пришли. Как и многие мужчины, приглашавшие ее на танец. У меня сложилось впечатление, что если бы она была здесь одна, то не стала бы так быстро отвергать их ухаживания. Говорила ли она обычно "да"?

Сиан и Ру были на танцполе, когда все встало с ног на голову. К столику подошел еще один мужчина, примерно нашего возраста. Он был элегантно одет и нес пару бокалов шампанского. Она коротко улыбнулась ему, он сел с другой стороны от нее, не спрашивая, можно ли это сделать. Он широко улыбнулся Мэнди, поставил бокалы на стол и начал обращаться к ней по-китайски. Казалось, что они знакомы, так как он использовал ее имя. Мэнди начала что-то отвечать, но потом увидела выражение моего лица.

Она тут же придвинулась ближе ко мне и, повернувшись в его сторону, сказала по-английски: "Чжан, извини, я здесь со своим женихом, и я занята, как ты видишь".

Он проигнорировал ее слова и подвинулся ближе. Он поднял один из бокалов и свободной рукой показал на другой, явно ожидая, что она возьмет его. Он продолжал говорить с ней по-китайски. Он чувствовал себя свободно в ее обществе, откинулся на спинку сиденья и протянул свою руку, чтобы взять ее за руку. Мэнди убрала руку и резко ответила на том же языке. Затем по-английски, очевидно, для меня, сказала: "Я сказала "нет", и я имею в виду "нет", так что отвали".

Он покраснел, затем ответил ей по-китайски, жестом показывая на меня. Затем он встал и ушел, но не раньше, чем бросил на меня строгий взгляд и сказал по-английски без акцента: "Берегись, она динамистка, неверная сучка".

Вот вам и непостижимые китайцы! Но почему он назвал ее неверной, разве у них были отношения?

Она наклонила мою голову, чтобы я мог видеть ее лицо: "Алекс, мне очень жаль. Я совершила ошибку, и попросила Чжана пойти со мной на пару деловых мероприятий, потому что Алана не было рядом. Я думала, что он будет безопасным вариантом, так как мы были друзьями в школе. К сожалению, он воспринял это неправильно и придумал больше, чем предполагалось. Вот почему я выхожу на улицу только в составе группы, в основном с Сиан и Ру".

"В основном с ними, а с кем еще ты встречаешься?"

Она колебалась пару секунд, затем сказала: "Иногда я присоединяюсь к группе из офиса, чтобы поесть и выпить, и, как я уже сказала, иногда хожу с Аланом на светские или деловые мероприятия, если кому-то из нас нужно сопровождение".

Опять Алан, в их отношениях должно было быть больше, чем Мэнди готова была признать. Я жестом показал на полный бокал шампанского, который оставил Чжан: "Такие вещи - обычное дело?"

"Нет, обычно они не такие настойчивые, как Чжан. Он сын одного из крупных клиентов банка и, похоже, думает, что это дает ему какие-то права. Если я знаю кого-то и они вежливо просят, я могу согласиться на один танец, но никогда больше одного, - ее голос был низким и мягким, - И я никогда не принимаю выпивку от незнакомцев и всегда ухожу домой одна".

Это не было ответом на мои невысказанные вопросы. Она притянула меня к себе и обняла, а затем, когда музыка перешла на медленную мелодию, подняла меня на ноги и потащила на танцпол. Мы раскачивались и кружились под гипнотические звуки, наши тела прижимались друг к другу, не обращая внимания на остальной мир. Она прошептала мне на ухо: "Я так тебя люблю".

Пауза в музыке нарушила нашу концентрацию, мы разъединились и вернулись на свои места. Верил ли я ей? Да, я был уверен, что в глубине души Мэнди любит меня так же сильно, как я люблю ее, но я также был уверен, что не знаю всей правды. Мы нашли другую парочку за столом, Ру достигла той счастливой стадии опьянения, и меня оставили присмотреть за ней, пока Сиан и Мэнди пошли в дамскую комнату.

"Вы двое отлично смотрелись вместе, когда танцевали, - сказала Ру, прислонившись ко мне, - Так приятно видеть, что она снова получает удовольствие".

Я не был уверен, куда мне деть свою руку, но ей удалось ее поймать и она решила эту проблему к своему удовлетворению, обернув ее вокруг себя и поместив кисть себе на бок в опасной близости от выпуклости груди.

"Я думал, что она все время гуляет с вами вдвоем".

Ру повернулась так, чтобы видеть мое лицо: "Несколько лет назад она была настоящей тусовщицей, но теперь она ходит с нами, только если мы ее заставляем. Я люблю ее, Мэнди, я имею в виду, - сказала она, - Люблю с тех пор, как мы вместе учились в школе. Она училась в классе моего брата, и он тоже был в нее влюблен".

Я вопросительно подняла брови: "Я думал, вы с Сиан...".

"О Боже, да, это так. Но Мэнди была первой девушкой, в которую я влюбилась".

"И вы были вместе?" - поинтересовался я.

"Нет, я не думаю, что она подозревала о моем существовании, пока наивная семнадцатилетняя я не призналась ей в своих чувствах".

"А потом?" - спросил я, заинтригованный, поскольку услышал о той стороне Мэнди, о которой ничего не знал.

Ру улыбнулась: "Мэнди очень мягко осадила меня, а моя любовь осталась безответной. Вы уже определились с датой?" - спросила она.

Мне пришлось сделать мысленное усилие, прежде чем я понял, что она спрашивает о нашей свадьбе.

"Нет, пока нет; мы решим, как только она уладит пару вопросов".

"Каких вопросов?"

"Я не уверен на сто процентов, но существуют какие-то юридические вопросы, связанные с ее опекунством, я полагаю".

Она фыркнула: "Это то, что она тебе говорит", - она резко замолчала и села прямо, когда Мэнди и Сиан вернулись обратно в нашу кабину.

"Что ты имеешь в виду?"- спросил я, но Ру проигнорировала меня и переключилась на разговор со своей любовницей.

Мэнди прижалась ко мне поближе: - О чем вы с Ру говорили?

— Она рассказала мне, что ты была ее первой любовью.

Мэнди улыбнулась: - Это был один из самых неловких моментов в моей жизни. Меня гораздо больше интересовал ее брат; он был одним из моих первых парней. Вдруг однажды вечером Ру признается мне в любви и целует меня. Я не знаю, кто был больше шокирован, она или я.

— И это было все, что ты сделала?

— Ну, я поцеловала ее в ответ на несколько секунд, но это было все. В то время я не интересовалась женщинами.

— А сейчас?

— Я поэкспериментировала со своей женской сущностью во время учебы в университете, но с тех пор нет.

— Сиан? - спросил я, вспомнив предыдущий комментарий Мэнди о близких подругах в университете.

Мэнди кивнула: - Она была одной, и была еще одна девушка, которая мне очень нравилась. Алан был не против того, чтобы у меня были любовницы во время моего отсутствия, но не хотел, чтобы у меня был парень

Я посмотрел на двух ее подруг, которые вернулись на танцпол, прижались друг к другу и раскачивались под медленную музыку, не обращая внимания на толпу вокруг них.

— Было ли у тебя когда-нибудь искушение найти другую женщину-любовницу?

— Нет, - ответила она, покачав головой, - Это было весело, но я никогда не привязывалась эмоционально к женщинам, с которыми спала. После университета я жила с Аланом, а потом встретила тебя, и с тех пор никто другой не имеет значения.

Она провела рукой по моей руке: - Я так сильно тебя люблю. Не знаю, говорила ли я тебе об этом, но я так благодарна, что ты есть в моей жизни, - она посмотрела вниз на кольцо на своем пальце и широко улыбнулась мне, - И мне жаль, что я не приняла твое кольцо до этого, я не играла с тобой в игры. Ожидание того, что ты попросишь меня выйти за тебя замуж, было главным событием моего года. Это было моим доказательством того, что ты все еще любишь меня, мне оставалось только надеяться, что ты будешь готов ждать достаточно долго, пока я не исправлюсь.

— И сколько еще? - спросил я.

— Если все пройдет гладко, то мои проблемы должны закончиться через три-четыре месяца.

— Звучит неплохо.

— Я готова идти, завтра утром мне нужно идти в офис.

Я вздохнул, но не потому что не хотел уходить, я хотел, но она была здесь чтобы работать, и это было ее приоритетом.

Мы ушли и взяли такси, чтобы вернуться в отель. Мэнди была измотана, и после того, как мы быстро приняли душ, она свернулась калачиком рядом со мной и заснула в считанные секунды. Вопросы, которые у меня были к ней, могли подождать. Я заснул вскоре после нее.

*******

Она разбудила меня поцелуем, я открыл глаза, и она была уже одета и готова идти: "Я вернусь через несколько часов".

"А когда вернешься, нам нужно будет поговорить, - сказал я, а потом решил напомнить ей о ее обещании, - И помни, если ты не вернешься к обеду, я начну искать рейс домой".

Ее глаза расширились, и она пробормотала: "Я сделаю все возможное, но не могу этого обещать".

"Но ты обещала, и именно поэтому я здесь, а не на Мальдивах. Ты должна сдержать свое слово".

Она пошла к двери и дважды поворачивалась в мою сторону в состоянии полной нерешительности. Наконец, она открыла дверь и ушла.

Я лежал на кровати, размышляя, не сделал ли я слишком большой шаг вперед, но что-то в ее ситуации было очень странным, и я начал чувствовать, что меня вовлекают в какую-то игру. С неохотой я умылся, оделся и спустился в ресторан на завтрак, чувствуя себя приговоренным к казни.