Fan-fiction по вселенной фильма «Матрица».

Что, если бы некоторые события в начале протекали чуть по-иному? Что, если бы предательство Сайфера оказалось не столь травматичным для команды, а Нео, хотя и открыв в себе Избранного, не решился сделать шаг навстречу предначертанной любви? Будьте бдительны: тут вас может подстерегать не только альтернативность мира, но и альтернативность героев. Их гормональный фон, их озабоченность может кому-то показаться не соответствующей канону и слегка кощунственной...

INTRO

Подобно ему, я не знала пределов собственных возможностей. «Предела нет, — сказал тогда тот, кто пробудил нас. — Это в тебе».

Подобно ему, я не знала точно, чем всё закончится. Хотела лишь разве, чтобы оно началось.

Хотела.

Хотела порою до боли, до крови в закушенных намертво губах. Хотела тихо тлеющим огоньком желания, подчас почти затухающим, но тут же разгорающимся вновь при мимолётном взгляде. Хотела, ещё даже не зная точно, чего хочу, — можно ли было в зелёных символах люминофорного свечения на экране разгадать Избранного? Но я засиживалась допоздна по корабельному времени у тусклых мониторов и следила за переливчатыми паттернами абстракций, иногда ощущая себя вуайеристкой, но не отводя взгляд от экрана даже в те моменты, когда приличие и разум требовали бы отвести. Пальцы мои мирно дремали рядом с клавиатурой, лицо выражало тщательно выверенную деловую безмятежность, — даже Сайфер, пару раз ловивший меня в эти моменты, не догадался, что мною движет нечто чуть менее невинное, чем лёгкая увлечённость.

Быть может, даже менее невинное, чем романтический интерес?

Не всё ли равно.

Мне ли было привыкать к роли и статусу извращенки, порукой и провокацией к чему служил сам мой виртуальный образ — едва ли не первый из выбранных мною сознательно? Чёрная блестящая кожа, обтягивающие дразнящие очертания, сверкающая сталь застёжек — само воплощение вызова и бунта.

Кого вообще в царстве электронных грёз имеет смысл дразнить?

Когда он покинул ряды мерцающих символов, словно сойдя с экрана, мечта как будто стала досягаемой, обратившись в явь. Смущающая близость того, за кем ещё недавно случалось наблюдать, ощущая жар на щеках и украдкой выискивая наименее скромные моменты, чувствуя себя школьницей, перегибающейся втихаря через перегородку меж кабинами общего туалета, лишала дара речи и даже способности ясно мыслить.

Но ты ведь всё равно решила побыть официанткой, не так ли?

Он едва смотрел на тебя, ещё не потрясённый открытой ему лишь позже правдой, но уже предчувствующий её масштаб. Руки твои дрожали, но голос был ровен и в меру спокоен — плод выработанного годами умения владеть собой.

Ты рассказывала ему о Морфеусе, а в разуме твоём одно за другим вспыхивали воспоминания о том жарком прикосновении на переполненной шумом дискотеке — тот мир всегда казался тебе на поверку не слишком прочным, не потому ли поведение твоё так раскрепощается, когда ты входишь в него? — и прочие, едва ли не более смущающие воспоминания о полуночном бдении у экранов.

В один из моментов непроизвольно мелькнувшая мысль — мысль ли, фантазия ли? — заставила тело твоё чуть вздрогнуть, а дыхание чуть участиться.

На миг.

Ты сдержалась, не выдав этого лицом и в душе коря себя за порушенное гормональное равновесие, равновесие, что столь нелегко хранить, находясь на изолированном судне посреди давно погибшего мира и держа дистанцию меж собой и экипажем. Своего рода болевая точка, бич разведчиков Зиона.

Как это обходят другие?

«Дама в красном».

Ты бы усмехнулась от данного воспоминания, не будь ты занята в этот момент разговором с ним.

Но ты вновь сдержалась.

Что было дальше? Сошедший с экранов вожделенный образ, воплощённый миф, герой сбывшегося пророчества был на расстоянии вытянутой руки — и в то же время безнадёжно далеко. На миг возникающая близость становилась почти осязаемой во времена тяжёлых перемен — и тут же истаивала без следа.

Предательство Сайфера.

Неожиданное и нелепое, сорвавшееся в самом начале лишь по не менее глупой случайности — Тэнк потом говорил, что в абсолютном большинстве разумно устроенных миров такое не могло бы произойти. Но план предателя прогорел, никто не пострадал, и, хотя главная ступень плана успела осуществиться — Морфеус был в плену под более надёжной охраной, чем что-либо представимое нами, — это лишь помогло Избранному, не верящему ещё в свои силы, проявиться.

Большая часть аппаратуры виртуального погружения была повреждена предателем. Казалось бы, какой штурм можно осуществить через оставшиеся нейроконнекторы, способные перевести в мир грёз лишь двух человек?

Оказалось, что можно.

Я никогда не забуду, как он сослался на фальшивые слова Пифии и настоял на своём изначальном участии в миссии — миссии практически безнадёжной, миссии отчаяния, в ходе которой мы заранее готовы были извлекать из кресел трупы погибших и вводить в действие взамен новых бойцов. Я никогда не забуду, как раскалённые пули трассировали мимо и как сам код Матрицы искажался под натиском проверяющей его на прочность воли.

Выход.

Ловушка.

Пророчество и поцелуй.

То, после чего мир не мог, не имел права остаться прежним. Никакой мир — ни наш, ни тот, виртуальный.

Но он остался.

Ты поначалу не верила видимому, пыталась перехватить его растерянный взгляд — взгляд героя, едва ли помнящего чётко, чьи губы коснулись его по ту сторону цифр в миг его последнего вздоха. Ты смотрела ему в глаза и мозг твой рождал миллиарды фантазий, расцветающих и распускающихся подобно разноцветным пылающим гроздьям рождественского салюта.

Почему?

Ты касалась его рукой — невзначай, встречая его при очередном возвращении из виртуального мира или странствуя вместе с ним по царству грёз, — и тело твоё, истосковавшееся по теплу, давно сочащееся соком гормонов и получившее обманчивый yes-сигнал после не забываемых ни на час событий, всё передёргивалось на миг судорогой сладкой истомы.

Тело?

То, что ты ощущала, уже определённо не было лёгким увлечением, равно как не было и невинным романтическим интересом. Ты ощущала себя самкой, изнывающей от непомерного внутреннего зноя, рождающего внутри тебя хороводы извращённых образов, ощущала — и презирала себя за это.

Страсть на войне?

Жгучая, изнуряющая похоть — так будет точнее.

Завитки сладко-горьких чувств, уходящие в пустоту. Вроде бы он смотрел — но он не видел. Его взгляд был уважительным и даже благоговейным — но было ли в нём что-то ещё? Иногда он странно смотрел на тебя и взгляд его переплетался с твоим в дивную руладу — но очарование момента в следующий миг разрушал выстрел кого-либо из Агентов, а тебе впоследствии оставалось лишь только гадать, не наивная ли ты мечтательница, взявшая желаемое за действительное?

Что же тогда мешало тебе подойти к нему и в открытую сказать «Я люблю тебя»? Или хотя бы «Я хочу тебя» — тело твоё к тому моменту столь извелось свечным фитильком в пламени, что второе порою казалось едва ли не весомей первого?

То же, что всегда и всем?

Меж тем как будто случайные прикосновения твои становились всё навязчивей и откровенней. Словно мстя за сдержанность разума, тело твоё каждый миг предавало тебя, а временами ты ощущала себя его союзницей.

Ещё более или менее удерживая себя в руках на корабле или во время тройных визитов в Матрицу — остальные нейроконнекторы не так скоро удалось починить — ты почти теряла власть над собой, оказавшись наедине с ним в виртуальности и вдохнув пьянящий воздух нереального мира. Каждый твой жест, каждое твоё движение, каждая поза становилась в эти моменты театрализованным представлением, предназначенным лишь только для одного зрителя — всё равно не замечающего ничего.

Не желающего или боящегося замечать?

То, что ты однажды позволила себе, окончательно сойдя с ума под наплывом гормонов при очередном тройном визите в Матрицу, как бы случайным слепым взмахом руки в толпе коснувшись его совершенно неподобающим образом, — и, более того, удержав руку на мгновение дольше положенного, — было уже совсем на уровне уличной bitch, героини неприличного фильма, в открытую совращающей героя.

Но тебе было всё равно.

Если он и теперь ничего не предпримет — пусть даже поверив в нечаянность прикосновения — что ж, он по крайней мере изведает хотя бы толику отпущенных тебе мук.

Но он предпринял.

То, чего ты никак не могла ожидать.

ACTION

— Что он сказал тебе?

Маус в ужасе зажмурился, лишь бы не видеть разгневанную фурию перед собой. Но и с закрытыми глазами он продолжал ощущать спиною ледяной холод переборки, к которой его прижимала стискивающая за шиворот рука.

«Почти на весу держит, — мелькнула отрывочная мысль. — И ведь это не Матрица».

Он на миг приоткрыл глаза — взгляд его невольно скользнул по коридору, одному из многочисленных коридоров «Навуходоносора», так редко посещаемых в это время суток.

Что не осталось незамеченным.

— Думаешь, Морфеус защитит? — Тринити нехорошо усмехнулась. — И не надейся.

Она приблизила своё лицо почти вплотную к лицу собеседника, но соблазнительным это движение никто бы не назвал.

— Тут нет защиты, нет законов. Они мнимы, как та же Матрица. Сайфер запросто мог пустить в распыл всю команду — и, вполне вероятно, сделал это в каком-то из возможных миров. Но, знаешь ли, — тут голос девушки таинственно понизился, — никогда не поздно увеличить расходный список на одну единичку.

Мауса била ледяная дрожь.

— Что — он — сказал — тебе? — размеренно, будто вбивая из альпинистского пистолета гвозди один за другим в ледяную стену, произнесла Тринити. — Я видела, как он после возвращения отвёл тебя в сторону для разговора.

Также она видела, как он — ещё в Матрице — рассматривал её куда продолжительней обычного, словно борясь с некими чувствами. На миг ей показалось было, что стена меж ними готова треснуть.

Но упоминать об этом она не стала.

— Он... — Маус еле сглотнул. Частью ума он понимал, что она блефует, не может не блефовать, но сделать с собой ничего не мог. — Он спрашивал... Насчёт дамы в красном...

— В красном?

Глаза Тринити расширились.

В действительности, однако, это было совсем не той правдой, которая могла бы её парализовать. Она давно подозревала, что часть ходящих вокруг «дамы в красном» шуток отражает реальные развлечения экипажа.

Где-то в глубинах души она уже даже готова была к куда более шокирующему известию — что Нео и Маус геи.

— Он хотел наведаться в тренажёр для встречи с ней?

— Ну... да.

Маус на мгновение отвёл взгляд. Этого оказалось достаточно.

— Кроме этого было что-то ещё, не правда ли? — с угрожающе сладкой вкрадчивостью произнесла Тринити. И встряхнула бедолагу, крепко приложив его к стенке. — Отвечай!

Парень ойкнул от боли в ударившейся о переборку спине.

— Он... просто, ну раньше он не заходил в тренажёр, а теперь...

Маус смолк на минуту, но взгляд Тринити бил как бич.

— Он спрашивал... нельзя ли... придать даме в красном твои внешние параметры и интерфейс...

Тринити моргнула.

Под таким углом она как-то прежде не рассматривала ситуацию. Ей и в голову не приходило, что ситуацию можно рассматривать так.

— И что ты ответил? — каким-то чужим, одеревенелым голосом спросила она. Горло её почему-то будто пересохло.

— Отшутился, — глухо выдавил парень, опустив голову и не отводя взор от пола. — Сказал, что требуется сканирование и что ты нас всех убьёшь... и что нигде не найти таких гибких алгоритмов...

Секундой позже он ощутил, как стискивающая его за шиворот рука медленно расслабляется.

Несмело подняв взгляд, Маус обнаружил, что теперь уже его истязательница изучает рельеф металлического пола. Лицо её при этом выражает уже вовсе не гнев — растерянность? недоумение? лёгкую обиду?

Напоследок черты её лица сменились ещё пару раз, отобразив нечто вроде мстительности — и ещё одно выражение, которое бедный парень так и не смог расшифровать.

— Значит, так, — произнесла она, подняв голову. Взгляд её сызнова отвердел. — Завтра ты снова подойдёшь к нему и скажешь, что в принципе ничего невозможного нет.

* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *

— Привет.

Слово это — короткое неловкое «hi» — хриплым эхом запрыгало по невеликому вроде бы помещению гостиничного номера, одному из немногих детально прописанных внутри симуляции.

Бывший компьютерный гений сжал бледные губы, словно жалея о невзначай сорвавшейся с них реплике.

Разговор с программой — имеет ли это смысл?

— Привет.

Ничего не выражающее лицо, нейтральный тон. Ему показалось, или она всё же чуть помедлила, прежде чем ответить?

«Мультифрактальная нейронная сеть, повышенная адаптивность реакций, — вспомнились ему недавно услышанные слова. — Букет эвристических алгоритмов был частично снят с кода устаревших версий Агентов и может иногда приводить к притормаживанию или лёгким сбоям. Эмоциональная сфера местами рандомизирована, но доминантой является абсолютное подчинение собеседнику».

Похоже, это — не внешний вид, разумеется, а внутренний код, — было одним из тайных экспериментов Мауса, работу над которым он вёл не день и не два. Во всяком случае, у Нео сложилось впечатление, что создатель дамы в красном специально пытается уговорить его не отступаться от задуманного.

Подобно безумному чудаку, во что бы то ни стало желающему продемонстрировать кому-то свой экземпляр вечного двигателя.

Сам-то он уже вполне готов был забыть вчерашнюю вспышку озабоченности.

Но как же она похожа на Тринити. Ему захотелось выписать возле неё круг, любуясь точной передачей каждого контура и совершенством графики в целом. Вместо этого он лишь сдавленно кашлянул, рассматривая её слегка напряжённую шею, её скрещённые чуть ниже груди руки, ничуть не скрываемые кожаной курткой изгибы её форм — и её высокие сапоги.

Сейчас он мог созерцать всё это самым откровенным образом, не боясь какого бы то ни было рода последствий.

Бот-модель в ответ спокойно смотрела на него — и под её взором он начинал ощущать странную смесь смущения и неясного дурмана.

Кстати, как бы её назвать внутри себя?

— Ты знаешь, как тебя зовут? — невольным шёпотом спросил он.

Губы её чуть дёрнулись.

— Тринити.

Ну да, кто бы мог ожидать иного?

— Ты будешь делать всё... что я... скажу, — хрипло выдохнул он. Непонятный магнетизм, исходящий от стоящей перед ним цифровой модели, мешал чёткости мышления.

Она лишь отрывисто кивнула. Один короткий жест — и руки её, и без того сложенные чуть ниже груди, на миг как бы случайно плотнее прижались к телу.

Нео облизнул почему-то пересохшие губы. Попытался сглотнуть слюну — слюну, которой не было.

«Всего лишь программа», — сказал он себе.

Но ощущение неподдельной реальности происходящего, некоторого кощунства во всём совершаемом, не торопилось исчезать.

— Расстегни... снизу куртку, — с почти просительными интонациями вымолвил он.

Ладонь Тринити — как ему освободиться от иллюзии, что это именно она? — неспешно-томительным движением скользнула вниз. Язычок молнии с мелодичным шелестом сдвинулся выше, позволяя разойтись в разные стороны полам куртки, пальцы при этом ненароком коснулись обнажившегося живота.

Она упёрлась ладонями в бока, глядя на бывшего программиста — как будто с едва заметной полуулыбкой.

Чувствуя, что виртуальность вокруг словно колеблется, а сон становится невозможным отличить от яви, он вновь разомкнул губы:

— Проведи кончиками пальцев... по своему животу. Погладь себя. Проскользни под куртку рукой...

* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *

Подушечки её пальцев коснулись живота, меж тем как гул крови в её ушах стал совершенно нестерпимым.

Она тем не менее повиновалась, хотя происходящее из-за тумана в глазах ей было всё труднее воспринимать.

«Хорошо ещё, что приняты технические меры, чтобы ни Маус, ни кто-либо другой не мог подсмотреть за происходящим в тренажёре, — мелькнула в уме Тринити отстранённая, будто из иной реальности пришедшая мысль. — И часть аппаратуры перемещена в заброшенную каюту — в идеале на моё отсутствие не обратят внимания вообще. Нео, со своей стороны, тоже наверняка позаботился об этом».

Чего она хотела первоначально?

Вывести на чистую воду того, кто подарил ей дивные соцветия чувств, предав вслед за этим доверие? Чуть притушить полыхающий внутри костёр страсти, холодно рассмеяться в кульминационный миг и насладиться стыдом того, кто столь долго заставлял её стыдиться самой себя? Так или иначе она не была готова к происходящему ныне, к этому томительному унижению, лишь распаляющему пуще былого с каждым мгновением бушующее пламя в ней.

Что хуже всего, она не могла — или не хотела — остановиться. Слишком долго ревел огонь внутри неё, слишком долго копилась химия неутолённых желаний.

Лучше — так, чем никак.

— Опусти руку. — Ей кажется, или голос Избранного дрожит? — Поласкай себя... ниже.

Она подчинилась, ощутив, как колени её слегка подрагивают, меж тем как пальцы её с оцепенелой медлительностью расстёгивают ремешок брюк и проникают под него.

Губы её невольно приоткрылись, а тонкие пальцы сдвинулись в узкий клин и лодочкой ринулись в заплыв по алой жаркой речушке.

До самого конца.

Ладонь Тринити чуть изогнулась, проникая клинышком меж влажных створок, большой палец её отодвинулся немного в сторону и вверх, поигрывая с правым верхним уголком заповедного треугольничка плоти, ускоряя темп, двигаясь всё быстрее и быстрее.

«Что ты делаешь?» — кричал край её сознания.

Голова её словно сама собой запрокинулась назад, губы приоткрылись шире и из них вылетел едва слышный стон.

«Глупая, озабоченная самка», — тщетно кричало внутри.

То, что происходило сейчас, не походило ни на одну из её грёз. Ни в одной из своих жарких постыдных фантазий она не могла вообразить, что всё будет так унизительно, безумно и примитивно в то же самое время, что она будет просто заниматься этим — как при тех же фантазиях — на глазах у того, чьё тайное времяпровождение некогда было величайшим объектом её алчного интереса. В её разгорячённом уме на миг мелькнула мысль, не является ли всё это ловушкой, заговором, местью, не обыграл ли её герой её грёз, теперь из-под опущенных век наблюдая за нею так же, как некогда наблюдала за ним она.

Мысль эта обожгла её изнутри льдом и в следующее же мгновение взорвалась раскалённым добела пламенем странного противоестественного наслаждения.

Колени Тринити подкосились, ладонь её задрожала в почти спазматической сладкой конвульсии, вжавшись подушечками пальцев в самое донышко влажной пещерки, а из уст вырвался уже совершенно неприкрытый громкий стон — или крик?..

Едва удержав равновесие, в последний момент шире расставив ноги, она хрипло дышала, видя перед глазами лишь огненные круги.

Её явно взмокших от пота волос коснулась чья-то рука.

Нео?..

Она моргнула несколько раз, пока пылающие круги перед глазами не уступили место ошеломлённому лицу программиста. Подошедшего почти вплотную и рассматривающего её слегка затуманенным взором.

К щекам её с новой силой стала приливать кровь, она бы с радостью отвела взгляд — но не могла этого себе позволить.

— Тебе было хорошо?

Догадывается ли он?

Или просто тестирует эмоциональные реакции сложного эвристического алгоритма? Полагает ли он, что поразвлёкся сейчас с обычной программой, или что вынудил только что дойти до пика страсти при помощи собственных пальцев настоящую живую Тринити?

Она ощутила, что ей трудно дышать.

— Да, — выдохнула она. Сглотнув комок в горле. — Очень.

Правдоподобно ли она имитирует поведение сверхадаптивной программы, якобы созданной неким юным извращенцем для получения сексуального удовольствия?

Голова Избранного чуть опустилась, дыхание его скользнуло щекочущим ветерком по её шее.

— Ты так похожа на неё, — прозвучал еле слышный, подобный шелесту листвы, шёпот. — Ты знаешь, на кого... хотя не уверен, можно ли тут говорить о знании.

Тринити застыла в недвижном оцепенении, боясь даже звуком дыхания оборвать прилив откровенности. Рядом раздался негромкий грустный смешок.

— Маус сказал, что ты намного проще обычного рядового Агента, так что о самосознании не может быть и речи... но в то же время неизмеримо сложнее прежней дамы в красном...

«Ну, спасибо тебе, Маус», — мелькнуло у неё внутри.

Избранный тем временем еле заметно покачал головой:

— Будь иначе, быть может, я бы и не решился так прямо разговаривать с тобой. Но ты так похожа на неё — и при этом ты никому ничего не расскажешь.

Губы Нео коснулись её уха, нежно пощекотали мочку.

— И сама не поймёшь.

Она ощутила, как играющие с её мочкой губы чуть приоткрылись, выпустив наружу кончик влажного языка и позволив оному устремиться на штурм ушной раковины, меж тем как рука бывшего программиста устремилась под полурасстёгнутую кожаную куртку, скользнув по её нагому животу, пробравшись вверх и коснувшись всё ещё острых от переживаний последних минут сосков.

Дыхание Тринити сбилось и замедлилось, она ощутила на мгновение вновь лёгкую тяжесть в низу живота.

«Самка, озабоченная самка...» — вновь зазвучало самокритичным рефреном меж стен её черепа.

«Ну да, конечно, — непересекающимся потоком текла иная мысль в её голове. — Он же только что своими глазами наблюдал вершину сладострастия в исполнении некоей похотливой особы — вполне естественно, что он теперь сам распалён и жаждет продолжения».

Её держат за куклу, за бездумную компьютерную игрушку, которая существует лишь для удовлетворения и с которой можно совершить всё, что по каким-то причинам кажется запретным для совершения с настоящей Тринити, — почему же дыхание её становится всё замедленней и всё тише?

Почему?

Нео меж делом отступил на несколько шагов и окинул её взглядом, словно стараясь запечатлеть в памяти целиком.

— Разденься, — скорее попросил, чем приказал он.

Чувствуя, как пальцы её дрожат, она провела язычком молнии с середины до самого верха и разомкнула замок. Кожаная чёрная куртка отправилась на пол несуществующего гостиничного номера, так же как и — лишь парой мгновений позже — правый высокий сапог. Низко наклонившись, Тринити с театральной медлительностью — в действительности вызванной знакомым чувством звенящей пустоты в голове — расстегнула голенище левого сапога и извлекла ногу из него.

Пальцы её скользнули к и так полурасстёгнутому ремешку брюк.

Одно движение руки — и она окажется полностью обнажённой. Совсем. Вдруг с леденящим холодком она запоздало поняла, что выбора у неё в общем-то и нет.

Альтернатива: раскрыться.

«Ты думал, я всего лишь программа? Ты немного ошибся. Надеюсь, ты можешь объяснить своё поведение?»

Так это выглядело бы раньше.

«Да, я так терзаюсь от похоти, что совершила это по твоему приказу, прямо на твоих глазах. Но это же ничего не значит?»

Так это будет выглядеть теперь.

К её щекам прилила лёгкая краска, меж тем как руки отправили ремешок брюк вниз. Пара шагов позволила Тринити освободиться от последнего предмета одежды под взглядом Нео — подумав при этом, что теперь она ещё глубже затянута в пучину необратимости.

Несколько томительных мгновений он пристально разглядывал её. Совершенно обнажённую. Голую.

«Как игрушку», — простучало у неё в висках.

Нео сделал несколько шагов вперёд, не отводя взор от её глаз. Пальцы его легли на самое устьице влажноватой алой долинки, заставив чуть разойтись берега не столь давно потревоженных створок. Уверенно двинувшись выше по чувствительному треугольничку плоти и по подрагивающим линиям живота.

Дыхание Тринити участилось.

Что с ней?

Кончики пальцев программиста скользнули вверх меж холмиков груди, слегка подрагивая, но ни на миг не теряя контакта с кожей. Дотронувшись до шеи, щекочущим движением потеребили подбородок, перебираясь выше.

Губы Тринити невольно приоткрылись.

Подушечки пальцев Избранного проникли ей в рот, заставив её ощутить собственный вкус, ощутить влагу собственного сока. На миг она почувствовала себя шлюхой, но продолжала покорно стоять, тяжело дыша и слегка покачиваясь, покорно стоять с приоткрытым ртом и солоноватыми каплями на языке.

Пальцы Нео выныривают наружу из плена её губ.

— На колени. — Ей кажется, или в голосе его звучит жёсткость?

Некоторое время она продолжает стоять в оцепенении, охваченная путами противоречивых страстей, чуть пошатываясь и не до конца веря происходящему. Но выбора особого у неё нет — она лишь игрушка — и она не вправе воспротивиться приказу.

Как же холоден здесь пол.

С металлическим шелестом молния брюк разъезжается, демонстрируя то, что прежде ей доводилось видеть лишь тайно и лишь как ряд зеленоватых символов на экране.

Домысливая многое от себя.

— Лижи. — Кажется, в хриплом шёпоте Избранного кроме напора прорывается и нечто ещё. Некий странный мандраж, как будто он сам отчасти опасается того, что совершает? — Быстрее.

Ощущая себя извращенкой и в то же время чувствуя нарастающее тепло в низу живота, боясь себя сама и при этом не будучи в состоянии остановиться, она приоткрывает рот снова. Приоткрывает — и тут же облизывает мгновенно пересохшие губы.

Голова Тринити наклоняется вперёд. Её ещё хранящие влагу губы жарким обручем смыкаются вокруг до боли напряжённой головки, а кончик языка несмелым движением касается крайней плоти — такой солоноватой на вкус.

Совсем как она сама?

Ладонь программиста ложится на её затылок, словно стремясь помочь ей или подтолкнуть её, меж тем как она приоткрывает рот шире, позволяя разбухшему органу целиком проникнуть туда, скользя языком вперёд и назад по растянутой до предела коже, лаская основание и головку. Слегка повернувшись, Тринити прошлась кончиком языка по коже чуть ниже и чуть дальше головки, как бы оставляя воображаемый волнообразный щекочущий след.

Пальцы Нео крепко вцепляются в её затылок, мгновением позже расслабившись и начав размеренно поглаживать шею.

Краска стыда обжигает её щёки. Одновременно с этим — сгусток пламени в низу живота, кажется, становится совсем нестерпимым.

— Трин-н...

Она взвинчивает темп, почти до самого предела, испытывая непередаваемую смесь унижения, торжества и сводящего с ума жара. Её язык подобен танцующему змею в шапке факира, а её правая рука обхватывает мошонку и периодически стискивает её.

— Три-и-и-и-инити...

Движения её языка ускоряются снова — до края.

Стон Избранного стоит в её ушах и отдаётся в её висках неровным пульсирующим эхом. Рот её, выплеск за выплеском, заполняется густым, клейким, сладковато-тягучим сиропом.

Программист чуть отстраняется, постепенно обмякающий орган выскальзывает из её уст. Сама не до конца веря случившемуся, не до конца признавая только что сделанное, Тринити невольно сглатывает.

Звук этот так гулок в полупустом номере.

* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *

Он с нежностью и недоверием смотрит на девушку, столь великолепно изображающую настоящую Тринити, мирно спящую где-то в реальном мире на борту «Навуходоносора».

Мирно спящую — но вдруг нет?

Колени виртуальной модели почему-то заметно подрагивают, трясь о гостиничный пол, дыхание её неровно и сбито. Как же далеко зашёл реализм рандомизированного букета эмоций?

Наклонившись, Нео вновь целует эту изумительную программу чуть ниже уха, перемещая губы к району шеи.

— Она бы меня убила... — Мгновение — и губы его касаются бархатной долинки меж холмиков плоти. — Хорошо, что она — не ты.

Губы приоткрываются.

Кончик языка дотрагивается до пунцового правого бугорка, после чего неспешно скользит вниз, оставляя на холмике груди и на подрагивающей плоти живота извилистый влажный шлейф.

Приопустившись на колени сам, Нео припадает губами к нежному животу Тринити — он уже не отделяет виртуальную Трин от реальной? — оставляя на нём раскалённую печать поцелуя.

Затем — ещё одного, чуть ниже.

Ещё одного.

Губы вновь выпускают на свободу дерзкий язык, позволяя ему коснуться на мгновенье одного из уголков сакрального треугольничка. Ещё миг — и кончик языка активно исследует всю территорию в целом, скользя из одного уголка в другой, периодически то замирая, то возобновляя деятельность.

Тринити глухо стонет, бёдра её дрожат.

Обхватив её чуть ниже талии, Нео почти вжимается лицом в заповедные закоулки потаённых бездн, язык его едва ли не целиком углубляется меж влажных складок, временами то проскальзывая в аловатую пещерку, то продолжая поддразнивать чувствительный лоскуток клитора.

— Пожалуйста...

Как будто наслаждаясь происходящим, его исследовательский орган на миг прижимается всей своей поверхностью вплотную к алой подрагивающей плоти — ощутив вкус горьковато-солоных капель.

Она способна просить?

Насколько далеко зашла проработка её психосоматических и физиологических реакций?

Он отстраняется на время, заглядывая снизу вверх, в её тёплые манящие зелёные глаза.

— Что, Трин?..

Кончик его языка вновь касается взмокших складок. Медлительно, размеренно, словно расставляя флажки на карте.

— Пож-жалуйста... — Дыхание её звучит едва ли не громче её слов, а щёки покрыты багрянцем. — Сделай это...

— Что именно, Трин?

Язык его снова проскальзывает по уголкам и без того растревоженного треугольничка, скользя от края к краю, всё стремительней и быстрее.

Почему он ощущает сейчас невероятную сладость и стыд одновременно, как будто балансируя на грани кощунства и в то же время упиваясь садизмом совершаемого?

— Скажи это...

* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *

Она снова стонет, откидывая голову назад; бёдра её непроизвольно вздрагивают опять и опять.

— Возьми меня, — слетает единым выдохом с её уст. Скорее невнятный хрип, чем чёткая фраза.

— Ты хочешь, чтобы я сделал это?

Почему он мучает её?

— Да...

— Прямо сейчас?

— Да.

Ещё одно нестерпимо томительное движение языка...

— Скажи это... Всё вместе, целиком. Так просто, чтобы не осталось сомнений.

Знала ли она, что в его голосе могут звучать такие нотки?

— Да. Да! — Ей кажется, что в глазах её выступили слёзы. Знала ли она, что способна будет умолять? — Я хочу, чтобы... чтобы ты... взял меня... прямо сейчас!..

* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *

Самоутверждение?

Нео выпрямляется, обнимая девушку чуть выше бёдер и выпрямляя её следом за собой, кидает взгляд в её безумно блестящие зелёные глаза.

— Ты будешь себя хорошо вести? — как бы со странной осторожностью в интонациях осведомляется он.

Ладони его подныривают ей под ягодицы и под колени, точно расчитанное движение позволяет ей заключить его в стальной каркас крепко стиснутых бёдер.

— Да...

— Ты будешь послушной девочкой?

Он вжимается в неё всем своим телом, словно вплавляясь, заполняя её пульсирующей, разгорячённой, подобной стали плотью.

— Да!

* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *

Она кричит, не в силах более терпеть, ощущая, как раскалённый поршень внутри неё движется взад и вперёд.

Толчок за толчком — неумолимые, беспощадные, словно угрожающие разорвать её гибкое спортивное тело.

Спина её до боли втискивается в фанерную стенку номера.

* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *

Он входит в неё резко, грубо, будто стремясь отомстить этим кому-то за невозможность совершения подобного в действительности.

А впрочем, такую ли уж невозможность?

* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *

Она глухо стонет; где-то на краю сознания мелькает мысль о том, чтобы закусить губу, — но мысль эта была явно запоздалой.

Пламя перед её глазами расцветает пылающими кругами, огненными цветами наподобие тех, которыми Маугли пугал Шер-Хана; миллионами сверкающих хризантем.

Цветы эти мерцают в полной тишине, то вспыхивая, то приугасая.

* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *

Ему кажется, что он не может дышать.

Струя расплавленного свинца, олова, водородной плазмы на субсветовой скорости покинула его организм. Хотя скорее на световой — с тенью усмешки в сознании вспоминает он, что компьютеры, моделирующие гостиничный номер вокруг и даже отчасти их тела, основаны на фотонных процессорах.

Он утыкается лицом в шею Тринити, вдыхая аромат её вспотевших стриженых волос.

* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *

«Ты будешь послушной девочкой?»

Она никогда, даже во сне, не могла бы ожидать услышать подобное из его уст. То, что абсолютно не вязалось ни с его поведением наяву, ни с кидаемыми им на неё взглядами, ни с подсмотренными ею урывками не её жизни.

Что это: вскрытие глубоко подавленных желаний, понимание, что он имеет дело лишь с программой, нечто ещё?

Тяжело дыша, чувствуя его дыхание на своей шее и скользя нервно мечущимся взглядом по узорам обоев стены напротив, она вдруг с леденящим холодком понимает, что это правда.

Она будет послушной девочкой.

* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *

Нео поднимает голову и заглядывает ей в глаза. Её безмятежно лесные, такие тёплые и такие зелёные глаза.

В глазах её что-то едва уловимо вздрагивает.

* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *

Тринити и рада бы отвести взгляд, но не в силах. Её затягивает в серебристо-туманный водоворот этих голубоватых глаз.

* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *

Он нежно проводит пальцем по надкрыльям её носа, как бы стирая выступившую капельку пота.

— Как странно. — Голос его кажется ему самому звучащим издалека. — Такая другая — и при этом та же самая.

* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *

— Почему?

Вопрос, едва ли оправданный ролью бот-модели. Может ли примитивная программа проявлять любопытство?

Избранный сдавленно усмехается.

— Те же глаза... то же тепло за ними. Но едва ли бы она могла... если б я даже мог подойти к ней с этим...

* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *

— Почему нет?

Вопрос этот звучит как искажённое эхо предыдущего, Нео на миг всматривается пристальней в бесстрастное лицо собеседницы. Наивная реплика программы, продиктованная деревом диалогов?

— Кому я нужен. — Во фразе этой звучит удивляющая даже его самого горечь. — Горе-избранник, фигурант эпического пророчества, обладатель неясных мне самому свойств. До сих пор временами ощущаю себя на корабле лишним.

* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *

Последние его слова еле слышны.

Тринити едва сдерживается, чтобы не поджать губы. Вот, значит, что терзало его, препятствуя даже подойти к ней.

Комплекс мессии-неудачника, незаконного героя, случайного владельца неправильно полученных сил?

* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *

Он проводит рукой по её обнажённой груди.

— Снова это странное ощущение кощунства, посягательства на святое. — В интонациях его слышен смешок. — И в то же время — некое противоестественное наслаждение.

Пальцы его на мгновение стискиваются вокруг соска.

* * * * * * * * * * * * * * * * * * * * *

Тринити всё же сжимает мимолётно губы, чувствуя пробегающий по всему телу лёгкий озноб и дрожь вернувшегося возбуждения.

В этот момент в ней возникает неясное, но крепнущее с каждым мигом чувство, что она не расскажет ему ничего — ни в этот раз, ни в один из последующих.

Не скажет, пока он не поймёт всё сам.

Пусть Маус выдумывает объяснение, почему бот-модель можно использовать лишь в определённое время суток, когда все спят или расслабляются в каютах, никто ни за кем не следит и нейроконнекторы стоят без дела. Она не откроется ему сама — и испытанный ею сегодня стыд, как и испытанное унижение, лишь отчасти послужит тому причиной.

Лишь отчасти.

EPILOGUE

Подобно ему, ты не знала пределов собственных возможностей. «Предела нет, — сказал тогда тот, кто пробудил нас. — Это в тебе».

Подобно ему, ты не знала точно, чем всё закончится. Хотела лишь разве, чтобы оно началось.

Ты ведь прекрасно помнишь, что было дальше?

Стыд, гордость и медленно расцветающие в тебе ростки едва осознаваемых тобою чувств удерживали твои уста на замке, меж тем как с каждым днём, каждой неделей нелепых унизительных испытаний тебе всё сильнее приходилась по вкусу взятая на себя роль.

Маска прирастает к лицу?

Ты помнишь приказы, что он отдавал тебе, каждый из сотен их. Ты помнишь перевоплощения, когда привычный и практичный латексный костюм менялся на униформу официантки или на облачение обыденной уборщицы, на миг заставляя твои губы иронически дрогнуть, — но программа не должна улыбаться.

Не все из испытаний происходили в изолированном анклаве нереального мира, именуемом тренажёром, — Маус убедил Нео, что бот-модель можно временно импортировать на сервера Матрицы.

Убедил с твоей подачи — чего не произошло бы, не узнай ты о прежде наводимых Избранным несмелых справках на эту тему.

Иногда тебе казалось, что это не случайность, что они с Маусом давно состоят в некоем незримом сговоре, но ты отгоняла эту мысль.

Не раньше, чем она обожжёт приятным холодком тебя изнутри.

Ты помнишь, как ты изгибалась в судорогах страсти, примеряя на себя маски и роли, при одной мысли об утечке данных о которых на «Навуходоносор» тебе хотелось немедленно застрелиться. Ты помнишь, что и как он вынудил тебя совершить — именно вынудил — публичным образом, на глазах у стайки отдыхающих у бассейна туристов, после чего тебе захотелось застрелить его самого.

Ты могла это сделать — за пару неосознаваемых даже умом Избранного мгновений выхватить пистолет, направить ствол вперёд и нажать на спусковой крючок.

Вместо этого ты простояла несколько секунд, покачиваясь и тяжело дыша, прежде чем как ни в чём не бывало исполнить приказ.

Тебе понравилось быть Послушной Девочкой?

Ты не могла отказаться от этой заливающей щёки жаром игры даже тогда, когда события в мире, называемом реальным, подходили к экстремуму, когда обстановка на «Навуходоносоре» становилась нервной, а Нео, только что публично выслушавший от тебя пару сгоряча слетевших накалённых реплик, с таинственным отсутствующим видом бросал: «Пойду-ка уединюсь ненадолго» — и ты, чётко понимая, что кроется за этими словами, так же как и понимая всю неуместность этого сейчас, ощущая переливы всё ещё плещущейся внутри злости, тем не менее поспешно подсоединялась к нейроконнектору и уже через пять минут покорной рабыней стояла под ощупывающим взглядом своего Избранного.

Тебе почудилось, или во взгляде этом мелькнуло тогда нечто вроде глубоко затаённой иронии, потаённого знания о том, о чём он никак не мог знать?

Тебе кажется иногда, что игра эта целиком прозрачна, что знание о ней сквозит едва ли не в каждом жесте Избранного — как в тренажёре или Матрице, так и при общении с тобой на борту «Навуходоносора», — но подозрениям этим ты не даёшь себя проявлять.

Игра, пусть и прозрачная, должна продолжаться.

Что произойдёт в случае взаиморазоблачения сторон? Будет ли и тогда длиться это безумие, ненатурально-вымороченно-извращённое, но при этом столь сладостное?

Ты не знаешь.

Ты продумала сотни способов раскрыть правду, сотни вариантов последующего диалога и сотни видов реакции Избранного. Но каждый раз под его взглядом твои уста замерзают, а всё продуманное кажется излишним.

Совсем.

STINGER

— Встань.

Мгновение — и она встаёт. Свет тусклой гостиничной лампы играет переливами на чёрном латексе её одежды.

— Разденься. Целиком. Оставь на себе лишь пояс с кобурой.

Ещё одно преддверие к игре, к игре, выученной вроде бы наизусть, но тем не менее заставляющей замедлиться дыхание и охладиться что-то внутри.

Почему?

Он неспешно любуется её телом.

— Возьми в руку пистолет. Положи палец на скобу, но не на спусковой крючок. Проведи стволом по своей груди, вокруг сосков, по животу.

Рука бот-модели стискивает рукоять оружия. Ледяной ствол медленно скользит сверху вниз по слегка подрагивающей коже.

Он чуть смеживает глаза, меняя восприятие. Потоки цифр и алгоритмов, пластичного виртуального кода очерчивают обстановку. И фигура ослепительного света впереди — там, где должен быть чуть более уплотнённый массив.

Уголки губ Избранного еле заметно вздрагивают.