Маленький норвежский порт. Портик. Даже не портик, а лишь небольшой нефтеналивной терминал в глухом фьорде между отвесными скалами. В отдалении огни с неясными очертаниями нескольких домиков, где живёт обслуживающий персонал. Легкий туман. Так. Дымка. Пронзительные крики чаек.
У причала борт о борт стоят два русских танкера. Очень похожих друг на друга. Развеваются два Российских флага. На корме каждого судна под названием крупными буквами написан порт приписки. Санкт-Петербург. Владивосток.
Картина, в общем-то, обычная и довольно унылая. Но на календаре 31 декабря. Конечно же, встречать Новый год полагается дома. Но уж лучше так, чем в океане на переходе кувыркаться.

Разумеется, экипажи уже перезнакомились, постоянно бегая друг к другу в гости. И уж два раза, разумеется, принято решение встречать Новый год вместе.
В Европе отношение к нашему самому любимому празднику категорически наплевательское. Они своё католическое Рождество отмечают, которое, кстати, уже прошло.
К востоку время старше. А мы и так на много миль западнее нашей столицы. Так, что получается полный винегрет.
Но уже отдан приказ двух капитанов: «Установить на обоих танкерах время московское», и вот-вот должны начаться приготовления к банкету. А пока идёт изнурительный процесс решения организационных вопросов. И первый из этих вопросов: На каком судне будем накрывать праздничный стол?

Россия у нас на всех одна. Но... Мы же Питерские. А это, как, никак — культурная столица. А эти тоже пыжатся... Подумаешь! Владивосток столица — Дальнего востока. Трудные переговоры практически зашли в тупик. До такой степени, что даже в моем собственном экипаже начинает появляться оппортунистическое крыло.
— Мастер! Надёжное флотское правило: хочешь жить всегда в уюте, водку жри в чужой каюте. Нужен нам этот геморрой? Завалимся к ним в гости, да и дело с концом, —
на очередном совещании старшего командного состава в моей каюте выдал мой собственный старший механик.
— Вот! Всю жизнь мне портили три вещи: водка, бабы и механики, —
повернувшись в кресле, я так глянул на него, что он даже пригнулся.
— Дед! Ну, ты и дал струю против ветра, —
возмутился старпом:
— Что эти там у себя на задворках империи, про нас подумают?

Во время очередного раунда переговоров я предложил компромиссное решение: организовать банкет на судне, у которого кают-компания больше. Так, как другого способа вывести переговоры из тупика не было, все сразу согласились и толпой пошли за танкерной рулеткой. В каюте задержался только мой старпом.
— Мастер, а ты у них в кают-компании был? — спросил он меня.
— Не-а, — честно признался я:
— только в каюте капитана.
— Рисковый ты мужик! — покачал он головой и отправился вслед за всеми.
Но уже через 10 минут мой старпом, брызгая слюной и размахивая пальцем перед носом дальневосточного старпома, кричал во всё горло:
— Восемь квадратных метров! Это вам не хухры-мухры! Это вам не козявки жевать!

Праздновать было решено на нашем судне.
Где-то через час в коридоре встретил я нашего повара Диму, который бурно спорил о чём-то с поварихой дальневосточного танкера. Пригласив к себе, я распахнул перед ними шкаф с представительскими фондами:
— Пользуйтесь!
У Димы глаза загорелись.
— Мы подумаем, — обиженно поджала губы повариха.

Ну, ничего себе. Это она во множественном числе себя так назвала МЫ. Я, наверное, старею. Совсем разучился обращаться с женщинами.
Выпроводив поварят, не успел я, по стариковски нацепив на нос очки, как следует устроиться на диване, развернув местную газету, как в каюту вломился капитан соседнего танкера. В том, что визит официальный, никаких сомнений не возникало. Золото бензелей парадного мундира ослепило глаза. На голове белая фуражка с а-а-хренительным крабом во весь лоб.

— Ну, вы Питерские совсем оборзели! Мы вам что? С голодного края сюда прибыли? — едва перешагнув комингс, зарычал он. Но, увидев у меня в руках норвежскую газету, осёкся, уважительно глядя на неё. Ага! Как бы не так. Я по-норвежски ни единого слова не понимаю. Просто люблю в местных газетах картинки рассматривать. Но, блин! Как приятно, почувствовать себя умнее, чем ты есть на самом деле!
Но, газета газетой, а конфликт необходимо было срочно гасить. Я с показным неудовольствием, мол, помешал чтению, отложил её в сторону. Пришлось включать на полную мощность все свои дипломатические способности. И вскоре, набивая трубку моим голландским табачком, он снисходительно согласился оставить данный вопрос на рассмотрение поварят.

За разговором поведал он мне, что родился на Сахалине. А во Владике высшую мореходку закончил. Там и работать остался. Питер посещал неоднократно. Разве мог я не поделиться с ним, что тоже доводилось бывать и во Владивостоке, и на Сахалине!
Как бы там ни было, приготовления к празднику шли полным ходом. Неизбежно возникающие конфликты решались исключительно дипломатическими методами. Правда, иногда взаимные визиты приходилось наносить на высшем уровне.
И вот, одевшись по первому сроку, оба экипажа стали рассаживаться за праздничными столами. Тут мне вахтенный начальник доложил, что на борт прибыл представитель портового контроля.

— Какого контроля? — удивился мой коллега, капитан:
— Где ты здесь порт увидел?
— Ну, раз есть порт контроль, а тем более его представитель, значит должен быть и порт, — пришлось мне урезонить его.
— Пригласить его сюда, — распорядился я.
Через минуту в кают-компанию вошёл высокий норвежец со скандинавской бородкой. На его безукоризненном белом кителе золотых пуговиц было больше, чем у нас с коллегой вместе взятых. Он поздоровался на хорошем английском и очень тепло поздравил всех присутствующих. Я уже говорил, что для иностранцев Новый год это не праздник. Это же надо! Какое знание традиций другого народа! Да, что я объясняю! Образованный человек всегда найдёт способ выпить на халяву. Мы радушно пригласили его к столу. И банкет начал набирать обороты.

И был дед Мороз с раскатистым голосом моего боцмана... И была очаровательная Снегурочка в настоящей песцовой шубке... И водили хоровод вокруг настоящей ёлки. И всё это под живую музыку... Тепло проводили старый год.
Что делает вся страна в последнюю минуту уходящего года? Правильно. Слушает речь президента. Когда я начинал ходить по морям, не было такой связи, как сейчас. За границей наши телевизоры не могли показывать русские каналы. Поэтому вместо президента речь произносил капитан. Появились спутниковые антенны, но традиция на флоте закрепилась. А за столом-то сидят два капитана!
Я повернулся к своему коллеге.

— Давай! Ты же писатель, — подтолкнул он меня в бок. Вот же сахалинец хитрющий! А весь день валенком прикидывался! Как права-то качал!
Я никогда не готовлюсь к подобным мероприятиям. Делаю это всегда экспромтом. Что я, президент, чтобы читать по бумажке речь, заранее написанную твоими нукерами?
Я просто говорил о нашей профессии. О том, сколько людей сейчас на всех морях и океанах держат в руках бокалы с шампанским. О вахтенных, которым и этого не дано. Не забыл напомнить, что нашим друзьям, чтобы вернуться в родной Владик, предстоит ещё обкрутить земной шарик. О тех, кто без нас дома поднимает за нас бокалы. Я видел, как меня слушали. Видел, как теплели лица моряков. Я мог бы ещё долго говорить. Чего скромничать. Умею это делать. Умею и люблю...

— За нас! За флот! За Новый год! — закончил я, как раз под бой курантов... Бой курантов. Для нас это значит, что мы вместе со всей страной, хотя сейчас и вдали от неё. Что мы вместе со всеми. Шумные тосты! Брызги шампанского! Взаимные поздравления! Новый год наступил!
Задвинул тост и наш норвежский гость. Задвинул по-английски. Переводил мой коллега. Всем понравилось.
Меня всегда поражала манера иностранцев, пить, не закусывая.

Нет, не то, чтобы они совсем не едят. Они сначала едят, а потом пьют. Всё не как у людей. Потому и на водку такие слабые.

И какой же Новый год без фейерверка? Шумной толпой вывалили на палубу, и в небо полетели разноцветные ракеты. Списанную пиротехнику приготовили заранее. Разумеется, утилизироваться она должна иным способом. Но, мы — тоже люди.
— Красиво, конечно, но это не салют. Тут бы звуковыми ракетами бахнуть. У меня есть, — предложил мой коллега.
Звуковая ракета — штука серьёзная. Она взлетает метров на 200 и взрывается с таким грохотом, что слышно на несколько миль вокруг.
— Запускать буду я, потому что лучше вас в этом разбираюсь, — по-английски предложил свои услуги наш норвежский гость.
— Уо-о-от?!!! — задохнулся я от возмущения, непроизвольно перейдя на русский язык:

— Послушай ты! Салабон нерусский! Да, я два года в зенитно-ракетной артиллерии прослужил! Знаешь, как мы Натовские самолёты гоняли, которые с ваших же, норвежских баз на нашу столицу летели?
— Мистер капитан, —
обратился он ко мне на русском. Корявом, конечно, но русском языке! Вот же Орг бородатый! Он говорил по-русски, оказывается:
— Я с глубоким уважением отношусь к вашему военному прошлому, но разъясните мне, пожалуйста, смысл слова «салабон».
— Янг Мэн, —
опередил меня мой коллега, и тут же перевёл:
— По-русски «молодой мужчина».

Препираться больше не стали. Я единогласно был назначен командиром ракетно-салютного дивизиона, который моментально сформировал из вахтенных служб обоих танкеров. Просто, на тот момент это были действительно трезвые люди.
— Звуковые ракеты запускать — это не воздушные шарики иголками прокалывать! Тут технику безопасности соблюсти следует, —
весомо заметил мой коллега, за что тут же был назначен мною начальником штаба ракетно-салютного дивизиона.
Звуковая ракета — это вам не дешёвая пиротехника, купленная в супермаркете. Звуковую ракету запускать с руки категорически нельзя! Недолго и без пальцев остаться. Она вставляется в специальный металлический стакан, обычно приваренный к бортовым релингам капитанского мостика. С каждого борта — по стакану.

Сразу вставили четыре штуки — на каждом танкере по две. Я назначил командиров стартовых расчётов, выдав им переносные радиостанции, и скомандовал:
— Огонь!!!
Четыре ракеты с шипением ушли в тёмное небо. От грохота взрывов заложило уши.
— Ура-А-А!!! — заревели десятки глоток.
И, вдруг — тишина. Люди мгновенно замолчали, заворожено глядя вверх. Небо озарилось. Вспыхнуло всё кругом! Стало светло. Небосвод раскрасился мигающими и переливающимися сполохами. Засверкал. Заискрился. Северное Сияние!!!

Вот, кто теперь сможет переубедить меня, что чудеса в Новогоднюю ночь — не выдумки? Пауза длилась минут 10. Никто не проронил ни слова.
— За это надо выпить, — прервал общее молчание мой коллега. И то верно! Всё-таки за Полярным кругом. И на календаре не май месяц. А выскочили все налегке. Обсуждая Новогодние чудеса, вернулись в кают-компанию.
Ну, а традиционный тост «за тех, кто в море!» произносил мой друг. Не оплошал капитан! Аплодисменты были бурными. Был тост за сердцу близкий, но такой Дальний восток. И был тост за «парадиз», наш родной Питер.

Банкет плавно перешёл в ту стадию, когда каждый занимается, чем хочет. Подневольным человеком на этом празднике жизни была лишь наша Снегурочка. Разумеется, каждому хочется пригласить королеву бала на танец. Тем более, что она здесь единственная женщина. А, как откажешь? Обидеть можно насмерть.
Мне стало жалко эту уже немолодую женщину. Я просто подошёл, взял её за руку, подвёл к столу и усадил рядом с собой.
— Уф! — перевела она дух, благодарно глядя на меня.
— Давно в море? — спросил я её.
— Всю жизнь, — грустно улыбнулась она, — одно время заземлилась. Потом дети выросли. Там я никому не нужна. Вот и вернулась. А вас, думаю, и спрашивать не надо.

— Вера Ивановна! Мы с вами больны одной болезнью. Если хотите, это — инфекция, —
рассмеялся я.
— А дома? — она внимательно посмотрела мне в глаза.
— А дома меня ждёт жена-красавица, которую я очень люблю, — выдержал я её взгляд.
— Сергей Александрович! А, давайте выпьем! — подняла она бокал. Ну, кто посмеет отказать красивой женщине, тем более в Новогоднюю ночь?
После того, как кто-то в дальнем углу умудрился сесть мимо стула, за банкетными столами стало появляться всё больше свободных мест. Кто-то, потеплее одевшись, пошёл снова любоваться Северным сиянием. Кто-то просто, уже закончил праздник.
Но, вот тут-то началось самое интересное, что я люблю больше всего на свете! Началась травля. Или по сухопутному — трёп.
И полетела человеческая фантазия над просторами морей и океанов, пронзая время и пространство. От узкоглазой Японии с её размалёванными гейшами до столицы Бразилии с карнавалами. Неслась эта фантазия сквозь Репербан в Гамбурге прямо в мурманскую реанимацию. Если про гамбургский Репербан знают все, то про мурманскую реанимацию нужно кое-что пояснить.

К медицинскому учреждению она не имеет никакого отношения. Хотя как сказать? Место поистине уникальное. В Мурманске прямо перед главной проходной порта есть заштатная забегаловка. Так стоит, что мимо не пройдёшь. Чтобы войти или выйти из порта, обязательно придётся заглянуть. После тяжёлой болезни, связанной с приходом или отходом судна, моряки периодически проходят здесь реанимацию. И самое смешное, что напротив расположено фешенебельное многоэтажное здание Управления тралового флота, из огромных окон которого высокое начальство невооружённым глазом наблюдает падающих в сугробы и зарывающихся рогами в снег своих реанимированных подчинённых.

Очень позабавил всех рассказ нашей Снегурочки. Ещё совсем молоденькой девчонкой в одной из восточных стран выносила она мусор в кормовой контейнер. Как известно, женщины там носят очень глухую одежду. Вплоть до паранджи. А она по причине невыносимой жары оказалась одета чисто символически по местным понятиям. И надо же такому случиться, что с причала увидел её какой-то настоящий султан. Утром погрузка судна была остановлена, потому что всё кругом было забито огромным стадом ревущих верблюдов. А в каюте капитана торговался султан, предлагая за всё это богатство продать ему прекрасную ханум. После того, как капитан выставил султана за дверь, тот не успокоился, пытаясь осуществить тонко задуманный план обольщения прекрасной девы. Посыпались подарки. Обещание жить во дворце с тысячами слуг. Но, не дрогнуло девичье сердце. И тогда коварный султан приказал своим нукерам попросту выкрасть несговорчивую красавицу. Капитан искушать судьбу не стал. Взял и посадил повариху под замок. Исхудавший экипаж, пока не вышли из порта, неделю перебивался на бутербродах.

Я мог сидеть и слушать до бесконечности. Но, как и всё на свете, праздник заканчивался. Пора было расползаться по каютам.
Утром старший командный состав собрался в моей каюте на послепраздничное совещание. Побрившись и почистив пёрышки, мы начали готовиться к ответному визиту вежливости. Прощальному визиту. Вечером нужно было выходить в море.
Но с пустыми руками не пойдёшь. И мы, достав огромный термос, занялись приготовлением нашего фирменного напитка. «наполеончика». Я уже рассказывал как-то, что это напиток на основе кофе с коньяком, приготовление которого далеко не простой процесс. Коньяк для такого случая у меня имелся отменный. Две бутылки берёг полгода. Одну бутылку мы израсходовали, допив остатки, чтобы не пропадать добру. Вторую я прихватил с собой. Сняв пробу с «наполеончика», мы остались довольны. Заправили термос и отправились в гости.
Нас ждали. В каюте капитана было полно народу. Даже повариха была здесь. Мы поздоровались и без предисловий предложили продегустировать наш фирменный реанимационный напиток.

— Вера Ивановна! —
повернулся я к поварихе, и она, моментально достав из шкафа сервиз, расставила чашки на столе. Разливал мой старпом с видом индийского факира. Всем очень понравился наш «наполеончик». В завершение я подарил коллеге бутылку коньяка, а старпом подробно рассказал рецепт приготовления напитка.
Но, всё равно, что-то меня настораживало во взгляде этого хитрого сахалинца. И я не ошибся.
— Господа! — развалившись в кресле, торжественно начал капитан:
— Осмелюсь предложить вам, как истинным ценителям, наш фирменный реанимационный напиток с романтическим названием.

В одно мгновение на столе появился другой сервиз, и началось колдовство по приготовлению чудодейственного напитка. Готовился он на основе китайского зелёного чая. Именно китайского. И именно зелёного. Никакой другой категорически не годился. А добавлялся туда настоящий ямайский ром. Оттого напиток назывался «Ромео».
Основной секрет заключался в дозировке. В серебряную ложечку со специальной рисочкой ром наливался тонюсенькой струйкой. Не больше, ни меньше. Ни Боже мой! И делать это должна была женщина. У неё после вчерашнего руки меньше дрожат. Вера Ивановна от напряжения даже язык высунула. Кстати, ложечка на судне была в единственном числе и хранилась в капитанском сейфе.

И вот, «Ромео» готов. Взяв чашку, я попытался оценить аромат. Потом начал пробовать маленькими глоточками. Допив, поставил чашку на стол. В каюте нависла гробовая тишина. Все уставились на меня с одним немым вопросом:
— Ну как?
Не мог же я обидеть людей! И меня понесло. Я расхваливал «Ромео» вдоль и поперёк, распаляясь всё больше и больше. И, вдруг, взглянув на своего коллегу, не на шутку перепугался. Оду «Ромео», пришлось срочно сворачивать. Если бы я продолжил ещё хотя бы минуту, моего коллегу просто разорвало бы от гордости, и дальневосточный танкер остался бы без капитана.

Но пора было прощаться.
— Настоящий. С Явы, — подарил он мне целую коробку трубочного табака.
— Всё равно наш «наполеончик» лучше, — процедил сквозь зубы старпом, когда, возвращаясь, мы шли по коридору.
— Тише, ты! Услышать могут, — одёрнул я его.

Пустота полярной ночи. Метель, забивающая иллюминаторы летящим снегом. Зима в этом году мягкая. Сюда шли хоть и через жестокий шторм, но по чистой воде. А теперь нагнало ветрами полей с Ледовитого океана, и танкеру приходится пробиваться, преодолевая торосы.
А где-то сейчас мой друг сквозь ледяную мглу ведёт свой танкер на другой край света. Да, и есть ли у света край? Земля-то круглая. Идут домой мужики. Давно заждался их родной Владивосток. Хорошие ребята. А я ведь, так и не потанцевал с Верой Ивановной.
Сидя в кресле, я смотрел, как в свете прожекторов ломающиеся льдины, переворачиваясь, уходят в чёрную воду вдоль бортов судна.
Вот уж самое время вспомнить такую далёкую, далёкую сейчас Африку. Таких жарких — жарких африканских женщин.
Танкер со льдами справляется. Штурман вполне владеет ситуацией. А не спуститься ли мне в каюту? Зажечь настольную лампу над письменным столом. Заварить «наполеончика». Набить трубочку явайским табачком, подаренным моим другом. И завершить, наконец, свои Африканские репортажи.