1.Возвращение

Я окончил второй курс инженерного университета, и впереди целых два месяца, чтобы вдохнуть запах родного дома.

Моя семья – тихая гавань в соседнем городке: мама Света, чьи руки творят чудеса с волосами в местной парикмахерской, и младший брат-школьник. Отца у нас отняла трагическая случайность, когда я был ещё мал, а мама носила Кирилла под сердцем. Дорога к ним – неблизкий путь, но сердце уже давно протоптало к ним тропинку.

Автобус – живая легенда наших краёв. Синий, с проплешинами ржавчины на боках и выцветшим от времени маршрутом на лобовом стекле. Внутри – терпкий аромат бензина, старой кожи сидений и пыли, словно впитавшей в себя запахи всех дорог. Сиденья жёсткие, с вытертой обивкой, но тело привычно устраивается в них, готовое к долгому путешествию. Окна – широкие врата в мир полей и лесов.

Да, мы живём вдали от столичного и даже приличной цивилизации, но в сердце теплится надежда, что перемены когда-нибудь постучатся и в наши двери.

На автовокзал я пришёл с первыми лучами солнца. Билеты продаёт суровая женщина за стеклом кассы – эхо советской эпохи, а перед отправкой водитель лично проверяет их у каждого пассажира. Двигатель заурчал, словно просыпающийся зверь, автобус вздрогнул и неспешно покинул стоянку. Сначала мы проехали через тихий, сонный центр города, а затем вырвались на загородное шоссе.

Дорога испытывала подвеску на прочность, автобус подпрыгивал на каждой кочке, но я уже привык к этой тряске. За окном – бесконечная зелень полей, изредка прерываемая одинокими домиками и покосившимися заборами. В наушниках играет любимая музыка, а в голове – предвкушение встречи с семьёй.

И вот, после долгих месяцев учёбы, я снова дома. Встретили меня ароматом вкусного ужина и бесконечным потоком вопросов о моей жизни вдали от них.

Кирилл всегда был худощавым, высоким парнем с озорными карими глазами, в которых плясали то смешинки, то задумчивость. Сейчас же в нём проглядывали черты взрослого мужчины: лицо стало более мужественным, движения – увереннее, но в глубине души всё ещё жил мальчишка с мягким сердцем.

Мама же почти не изменилась.

Она - это воплощение женственности и грации. Её красота не кричащая, но неотразимая. Широкие, тёмные глаза, будто с налётом наивности, густые волосы, которые она иногда убирает в хвост, а иногда распускает по плечам, и тогда они переливаются, будто шёлк.

У неё мягкие, плавные движения, словно у кошечки, и походка, от которой трудно отвести взгляд. А когда она надевает облегающее платье или узкие джинсы, её фигура кажется идеальной — изящные изгибы, тонкая талия, словно созданная для восхищения.

За ужином мы болтали обо всём: о моей учёбе, о предстоящем выпускном Кирилла, о планах на лето.

Странности начали проскальзывать почти сразу. Маме было сложно удержаться, чтобы не коснуться плеча Кирилла, когда он тянулся за хлебом. Кирилл же, в свою очередь, словно невзначай касался её руки, когда передавал салатницу, будто искал мимолётного тактильного ответа.

Они смеялись над какими-то своими шутками, понятными лишь им двоим, и вдруг мама нежно погладила его по спине, а он в ответ прижался к ней головой, с такой естественной близостью, что у меня даже защемило где-то внутри. Это было больше, чем просто семейное тепло – это была какая-то глубинная связь. Словно за время моей отлучки они научились общаться на языке, где слова были излишни.

И я подумал: как же это красиво – когда между людьми сохраняется эта непринуждённая нежность. Без страха показаться слабым, без мысли, что "ты уже большой для этого". Я видел, как некоторые сверстники Кирилла стесняются лишний раз обнять родителей, а он – нет. И мама не отстраняется, не говорит ему: "Ну хватит, ты уже взрослый". Они просто… живут в этой гармонии, словно подтверждая друг другу: мы рядом, я тебя люблю.

Мне стало немного грустно от мысли, что я сам, наверное, когда-то был таким – открытым в своей нежности. Но годы, самостоятельность, ответственность будто приучили меня держать дистанцию. А сейчас, глядя на них, я вдруг осознал, как сильно мне не хватало этой простой искренности.

Но больше всего меня радовало, что Кирилл не стеснялся быть нежным. Что мама не боялась показывать свою любовь. Что, несмотря на взросление, в этом доме оставалось место и для тёплых объятий, и для случайных прикосновений – маленьких, но таких важных напоминаний о том, что мы семья.

2. Странности

На следующий день я не мог отделаться от ощущения, что их взаимодействия… другие.

Когда мы с братом вышли на завтрак, он обнял её сзади и поцеловал в шею. Это показалось мне… интимным. Или это просто плод моего воображения, разыгравшегося из-за долгого отсутствия женского внимания?

Вечером мы втроём сидели в гостиной и смотрели фильм. Мама устроилась посередине дивана, я – слева от неё, а Кирилл – справа. Поначалу всё было как обычно: смеялись над шутками в кино, обсуждали сюжет. Но спустя какое-то время я заметил, что Кирилл положил ладонь на мамино колено и начал медленно водить пальцами взад-вперед, будто успокаивающе поглаживая её.

Я насторожился. Это было не просто случайное прикосновение – движения были слишком осознанными, деликатными, будто он проявлял какую-то особую заботу. Или… что-то ещё? Мама продолжала смотреть телевизор, не подавая виду, что ей это неприятно.

Я поймал себя на мысли, что мне некомфортно от этой картины. Кирилл давно уже не маленький мальчик, которому нужно сжимать мамину руку перед сном, поэтому такой уровень тактильности казался мне странным.

Раньше он всегда был ласковым – мог обнять маму, поцеловать в щёку, взять за руку. Но сейчас в его жестах появилось что-то другое, будто он пытался установить с ней какую-то новую, более интимную связь. Или просто проверял границы?

Может быть, мне просто показалось. А может быть, мама действительно не видела в этом ничего плохого.

Я решил все же попытаться понять что происходит, я завел разговор оставшись с ней наедине:

— Мам, а почему вы с Кириллом вдруг стали… Так друг к другу… ласково относиться? — спросил я, стараясь звучать нейтрально.

Мама отвлеклась от готовки и удивленно подняла бровь:

— О чем ты?

— Ну, вот только что он тебя поцеловал, какие-, то спонтанные прикосновения… Так раньше не было. Она рассмеялась:

— Тебе кажется! Мы всегда так делали. Не надумывай.

3. Из ряда вон

Следующим утром за завтраком произошло нечто, заставившее меня похолодеть. Кирилл стоял у плиты, обняв маму сзади, словно это была его девушка, а не мама. Он что-то шептал ей на ухо, а она смеялась – мне стало не по себе. Но хуже всего было, когда он вдруг повернул её лицо к себе и поцеловал в губы. Не как сын – легонько и быстро, а медленно, будто боялся отпускать. Мама покраснела, но не отстранилась. Я же опустил глаза в тарелку, чувствуя неловкость ситуации.

Ситуация повторилась в тот же день. Я увидел, как он подошёл к ней, когда она сидела в кресле с книгой. Кирилл наклонился, словно собирался что-то сказать, но вместо этого коснулся её шеи, провёл пальцами по волосам и снова поцеловал – уже не в щёку, а опять в губы. Мама закрыла глаза, будто это было в порядке вещей.

Я не мог понять, что происходит. Да, дети целуют родителей, но эти поцелуи были другими. В них было что-то странное, почти взрослое, и это пугало. Я ловил себя на мысли: «Может, я преувеличиваю?» – но каждый раз происходило что-то, что вновь вбивало клин в моё сознание.

Иногда я замечал, как мама нервно поправляла волосы после таких моментов, будто и сама чувствовала напряжение. Но ничего не говорила.

На следующий день, вернувшись из торгового центра, где покупал необходимые для учёбы вещи, я застал дома тишину. Дверь в комнату матери была заперта изнутри. Странно, ведь она почти никогда не закрывалась, разве что когда переодевалась. Я прислушался: из-за двери доносились невнятные шёпот и шорохи. Попытался открыть – не получилось. Постучал – сначала тихо, потом громче.

Ответа не было несколько секунд, показавшихся вечностью, а потом раздались торопливые шаги. Дверь открылась. Мама стояла передо мной в ночнушке, волосы слегка растрёпаны, лицо залито неестественным румянцем. За ней на диване сидел Кирилл – в трусах и футболке, взгляд отведён в сторону, будто он просто отдыхал.

— Мы сериал смотрели, — быстро проговорила мама. — Дверь случайно заперла, я по старой привычке, — добавила она, потирая локоть.

— Зайдёшь? – пригласила она, махнув рукой.

Я без слов покачал головой, внутри что-то сжалось в тугой комок. В их голосах не было ни капли естественности, только какая-то излишняя старательность. Кирилл даже не взглянул на меня – будто ему было неловко.

После этого случая я стал замечать ещё больше странностей. Кирилл больше не шутил с мамой как раньше, их общение стало каким-то… неестественно тёплым. Она чаще гладила его по голове, а он без причины брал её за руку.

Возможно, мне всё это кажется. Возможно, я просто долго не видел их вместе и теперь придумываю несуществующие проблемы. Но почему тогда каждый раз, когда они рядом, во мне просыпается тревожное чувство, будто я случайно наткнулся на что-то, чего не должен был видеть?

Ну чтож, не получив от мамы ответов, я решил получить их от брата. Когда он был один в комнате, я привлек его внимание и спросил в лоб:

— Кирилл, что происходит между тобой и мамой? Почему вы так… странно себя ведёте?

Он на мгновение замер, потом пожал плечами:

— Ничего особенного. Просто она сейчас больше нуждается в поддержке.

— В какой поддержке? Что-то случилось?

Кирилл взглянул на меня, словно взвешивая, стоит ли говорить.

— Тебя долго не было. И ты многого не видел. Мама переживала… Она скучала. Боялась, что ты… что мы все разъедемся, у меня же выпускной скоро.

Мне стало неловко.

— Но почему она все отрицает?

— Потому что не хочет тебя расстраивать. Ты вернулся – и это главное.

4. Парк

В выходной наша семья отправилась в парк. Погода была великолепной: яркое солнце светило, как будто подчеркивая всю красоту окружающего мира. Мама выбрала легкий наряд — плотно облегающие джинсы и легкий топ. Мы гуляли под кронами деревьев, катались на аттракционах и наслаждались мороженым. Этот день оказался поистине замечательным.

Кирилл, как всегда, держался рядом с мамой, заботливо помогая ей на каждом шагу, словно она была маленькой девочкой, а не взрослой женщиной.

Вечером, когда мы уселись в переполненный автобус, я оказался немного впереди, а Кирилл с мамой остались позади. Автобус трясло на неровной дороге, и пассажиры толкались. В какой-то момент я невольно обернулся и заметил, что Кирилл не просто поддерживает маму за талию; он, казалось, прижимается к ней всей грудью, а его пальцы то и дело сжимали её ягодицы. Мама, при этом, не проявляла никакого сопротивления — её взгляд был устремлён куда-то вдаль, а нижняя губа была слегка закушена, будто она пыталась игнорировать эти прикосновения.

На мгновение я ощутил странный холодок внутри. Но в следующий миг автобус дёрнулся, и пассажиры переместились, меняя обстановку. Кирилл просто поддерживал маму в толпе, и ничего необычного в этом не было.

Позже, уже дома, я вновь обдумал увиденное и решил, что, вероятно, мне просто показалось.

Прошло всего несколько дней, и я уже привык к тому, что мой младший брат Кирилл ведет себя с нашей мамой Светланой как-то слишком нежно. Он то и дело обнимал ее за плечи, гладил по спине, а она с улыбкой принимала эти прикосновения, словно в этом не было ничего странного. Разумеется, я старался не обращать внимания — ну ладно, семья, ну ладно, любят друг друга. Однако все это длилось «до поры до времени».

5. Кино

Мама пришла с работы уставшая, но в хорошем настроении. Она предложила нам с братом сходить в кино на премьеру долгожданного фильма из известной франшизы. Кирилл сразу же оживился и согласился, а я тоже был не против — лишний повод провести время вместе.

Однако радость немного омрачилась, когда мама призналась, что смогла купить только два билета рядом - на последнем ряду, а третий оказался в другом конце зала, на предпоследнем ряду. Кирилл пожал плечами:

— Какая разница? Мы же за фильмом идем! - Мне ничего не оставалось, как согласиться, хоть и было обидно сидеть отдельно.

Пока в зале горел свет, мы переглядывались с ними, улыбались. Но вот погасли лампы, начался фильм, и я сосредоточился на экране. Примерно через двадцать минут я украдкой посмотрел в их сторону. Картина показалась мне странной: Кирилл по-хозяйски обнял маму, положил её голову себе на грудь, а его пальцы нежно перебирали её волосы. Они казались полностью поглощенными фильмом... или друг другом.

Я отвернулся, смущенный, но ещё через двадцать минут не выдержал и обернулся снова. То, что я увидел, заставило меня остолбенеть: они страстно целовались, с глубоким, влажным поцелуем, их губы слились, а язык Кирилла легко скользил между маминых губ. Она отвечала ему с таким же жаром, её пальцы вцепились в его куртку...

— Сиди спокойно! — прошипел сосед, когда я невольно дёрнулся.

Я резко отвернулся, сердце бешено колотилось. Мне показалось? Нет, не могло показаться! Но когда я осмелился взглянуть на них ещё раз, они сидели спокойно, будто ничего не случилось — лишь мама слегка прижималась к брату, насколько это позволяли кресла.

До конца сеанса я не мог сосредоточиться на фильме. Мысли путались: может, мне всё привиделось? Или... они правда это сделали? Когда свет загорелся, мама и Кирилл улыбались, будто ничего необычного не произошло.

— Как тебе фильм? — спросила мама, выходя из зала.

— Интересный... — пробормотал я, но в голове крутилось только одно: что же я на самом деле видел?

6. Все тайное...

С самого утра следующего дня меня дома не было. Друзья позвали на турнир по футболу, и приехал я лишь днем, уставший, но довольный игрой. Однако радость быстро сменилась настороженностью — в голове роились мысли о странных отношениях между моим братом Кириллом и матерью. Я давно замечал, что между ними что-то происходит, но доказательств не было.

Дома было тихо. Я вошел, огляделся — никого. Только из-за прикрытой двери материнской спальни доносилась спокойная музыка и какие-то невнятные шорохи. Сердце заколотилось быстрее. Я подошел и резко постучал.

Через пару секунд дверь приоткрылась, и передо мной предстала мама — в кружевном розовом белье, подчеркивающем ее соблазнительные формы. Ее тело было идеальным: упругая грудь, тонкая талия, мягкие бедра...

— А ты чего голая? — спросил я, стараясь выглядеть спокойным.

— Я не голая, — фыркнула она, слегка покраснев. — У меня спину тянет, Кирюша вызвался сделать массаж.

Взгляд за ее спину подтвердил слова: брат сидел на краю кровати с тюбиком крема в руках.

— Ну ладно. Я кивнул. — А зачем заперлись?

— Говорила же, по привычке, — пожала она плечами и добавила мягче: — Иди отдохни, ты, наверное, устал.

Я согласился, якобы собираясь в душ, но мыслей об отдыхе не было. После душа мой взгляд снова потянулся к ее двери. Не в силах сопротивляться, я осторожно надавил на нее, и щель между дверью и косяком открыла мне картину, от которой кровь бросилась в голову.

Мама лежала на животе, а Кирилл сидел сверху, массируя ее спину широкими движениями. Его руки скользили по ее коже, иногда опускаясь чуть ниже, к пояснице. Я уже хотел уйти, но тут мама перевернулась на спину.

Брат не стал ждать. В мгновение он прижался к ней, их губы слились в жарком поцелуе, языки переплелись, будто они не родные, а влюбленные. Кирилл отстранился, скользнул губами по ее шее, опустился ниже… Его пальцы резко дернули лифчик вниз, и грудь мамы оказалась на виду — округлая, упругая, с розовыми набухшими сосочками. Он приник к ним, то целуя, то покусывая, а мама тихо стонала, запрокинув голову.

Мой мозг отказывался верить. Я видел их близость в кинотеатре, но тогда списал на игру теней. Теперь сомнений не оставалось.

Быстрым движением Кирилл стащил с нее трусики, обнажив гладкую, аккуратно выбритую киску. Мама не сопротивлялась, а напротив, ее ноги раздвинулись шире. Брат с жадностью приник к ней ртом, и новый стон, уже громче, раздался в комнате.

Больше я не мог это видеть. В голове кружилось, внизу было каменное напряжение. Я отвернулся, с трудом дошел до своей комнаты и рухнул на кровать, уткнулся лицом в подушку и мгновенно потерял ориентацию в пространстве.

7. Правда

Очнувшись, я сразу взглянул на время — уже поздний вечер. Шесть часов я провёл в каком-то болезненном забытьи, словно меня выдернули из реальности и швырнули обратно, но мир вокруг уже не был прежним. Голова гудела, сердце колотилось так, будто хотело вырваться из груди, а в висках пульсировало одно навязчивое слово: правда.

Я выскочил из комнаты и дёрнул соседнюю дверь — снова заперто. Но я знал, что закрыть её можно только изнутри… Значит, они были там.

Не тратя времени на раздумья, я впрыгнул в кроссовки и почти бегом преодолел расстояние до дома Лехи. Палец судорожно молотил по звонку, пока дверь не распахнулась и мой друг не предстал передо мной с откровенно раздражённым лицом.

— Можешь хватит, а? Ты чего так паршиво выглядишь? — буркнул он, глядя на меня так, будто я был призраком.

— Лех, нет времени, срочно дай мне свой коптер!

— Дурак совсем? Вещь дорогая…

— Леха! Не нуди, срочно! — Моя хватка на его руке стала почти болезненной.

Что-то в моём взгляде заставило его отступить. Через минуту он вернулся с дроном, потрёпанным, но рабочим, и вручил его мне без лишних слов. Я даже не поблагодарил — только резко развернулся и рванул вниз по лестнице.

Двор был пуст, лишь редкие фонари бросали жёлтые пятна на асфальт. Я аккуратно запустил квадрокоптер, и тот, покачиваясь, как пьяный, поплыл вверх, к окну её комнаты. Сердце колотилось так, что казалось, его стук слышно на весь квартал.

— Это правда… Это всё правда… — шептал я, глядя, как камера медленно приближается к цели.

И вот он завис прямо перед стеклом.

Моё дыхание перехватило — на экране телефона мелькали размытые тени, но затем изображение стало чётким.

Они были там.

Кирилл сидел на краю кровати, руки впились в простыни. Его трусы спущены до щиколоток, а между ног двигалась голова нашей матери. Она работала ртом с каким-то остервенением, словно боялась упустить момент, а он закидывал голову назад, стонал, пальцы судорожно впивались в матрас.

Потом она оторвалась, провела языком по его яйцам, и он чуть не задохнулся от новых ощущений.

— Всё правда… —горько выдавил я из себя, записывая доказательство.

Руки дрожали, но я сохранил файл и отправил себе на телефон. Теперь они не смогут ничего отрицать.

Пора было возвращаться. Пора было поговорить.

Я шёл домой с ощущением, что земля уходит из-под ног. Всё, во что я верил, всё, что казалось мне незыблемым, рассыпалось в прах.

Но одно я знал точно — сегодня мы всё выясним.

8. Я дома

Войдя в квартиру, меня встретила темнота. Воздух был густым, будто пропитанным чем-то невысказанным. Я быстро прошел вглубь коридора и увидел, что на кухне горит свет. Мать сидела за столом в халате, пила чай одна. Ее лицо было уставшим, но совершенно спокойным.

— Что с тобой? Плохо выглядишь... — сказала она, не поднимая глаз.

— Я все видел! — вырвалось у меня, голос дрожал от ярости и недоумения.

— Чего кричишь так?! Ботинки иди сними.

Ее хладнокровие меня ошарашило. Я сбросил обувь и последовал за ней в спальню, сжимая телефон так, будто он мог растаять.

— Ну, рассказывай, что ты там видел...

Я молча включил видео. На экране мелькали знакомые движения, знакомые звуки. Но самое страшное — знакомое лицо младшего брата.

— Ммм, а сейчас послушай меня, — начала она, и в ее голосе внезапно прозвучала нота отчаяния. — Тебе будет трудно это понять и принять, но хотя бы выслушай...

— Да не хочу я ничего слушать! Я все видел!

— Слушай меня, сынок! — ее голос оборвался, глаза наполнились слезами. — Кирилл... он — реинкарнация твоего отца.

Я застыл.

— Что за бред?! Какая реинкарнация? Мы что, на «Битве экстрасенсов»?!

— Твой отец умер, когда я уже вынашивала Кирюшу... Его душа в нем.

— Ты хочешь этим бредом оправдаться за то, что все это время трахала сына?!

Она устало вздохнула.

— Ну что ж... Ты победил. Все узнал. Что тебе еще нужно?

Вопрос возник сам собой, дикий, животный:

— Почему младшему можно, а старшему нет?!

Она устпло усмехнулась, ро взгляд стал мягким, почти ласковым.

— Тебе понравилось видео, что ты снял?

Ее пальцы скользнули по ткани моих джинс, а я чувствовал, как вся моя злость, все потрясение сжимаются в один горячий узел где-то внизу живота.

— Да, точно понравилось...

Она расстегнула ремень, стащила их. Холод воздуха и жар ее взгляда.

— Ммм, большой мальчик...

Ее губы накрыли меня, и мир развалился на части.

Я стонал, пытаясь цепляться пальцами за воздух. Каждое движение ее рта вытягивало из меня не только наслаждение, но и всю ту грязь, что копилась в душе. Мне казалось, что она сейчас высосет из меня и боль, и ярость, и сам этот проклятый день. Она творила волшебство, настоящую магию, которую я не желал заканчивать.

Я подхватил ее рывком, обернул спиной к себе. Ее халат упал на пол. Когда она успела надеть белье? После съемки того видео я поднялся минуты за три, а она уже в нижнем белье, тонком, кружевном, таком, от которого кровь ударила в виски.

Я запустил руки под лифчик — и тут же замер от ощущения. Ее грудь была упругой, шелковистой, нежной под пальцами, как спелый плод, готовый лопнуть от прикосновения. Я ласкал ее, сжимал, чувствуя, как соски твердеют, а ее тело слегка выгибается в ответ.

— Ммм… — сквозь сжатые губы просочился ее стон.

Лифчик расстегнулся одним движением, упал к ее ногам, следом — трусики, сорванные резким движением. Она была божественна: упругие бедра, изгиб талии, дрожание кожи под моими пальцами. Я провел рукой ниже, ощущая влажность, жар, готовность.

— Мама… — прошептал я, чувствуя, как ее тело отвечает мне.

Она вся текла, вся дрожала, а когда я опустил пальцы глубже, ее стон вырвался с утроенной силой. Она хотела этого.

Я толкнул ее вперед, прижав к подоконнику. Ей пришлось опереться на ладони — она была готова, но все еще боролась сама с собой.

— Нет, стой… прекрати… нет… — ее шепот дрожал.

Но я знал правду. Ее тело кричало противоположное.

Резким толчком я вошел в нее — и мир обрел смысл.

Да. Я дома.

Ее киска сжалась вокруг меня, горячая, узкая, принимающая, словно все эти годы ждала только меня. Я замер на секунду, наслаждаясь моментом — а она уже бессознательно двигалась навстречу, повторяя "нет", но всем телом доказывая "да".

Я не сдерживался. Каждый толчок глубже, сильнее. Она вскрикивала, впивалась в подоконник, но задница подавалась мне навстречу.

И когда я почувствовал, что больше не могу терпеть, я излил в неё всё до капли, без раздумий, без сожалений.

Прежде чем мир потемнел, я успел увидеть, как ее тело обмякло, а из переполненной киски текло моё семя...

9. Исход

Темнота. Холодный металл кровати под пальцами, запах антисептика, резкий свет лампы за потолочной решеткой. Я просыпаюсь в палате психиатрической клиники. Один. Стены будто сжимаются, а в голове — хаос обрывков воспоминаний.

Дверь скрипит. Входит он.

— Отец?..

Лоб покрывается холодным потом. Он мертв. Я это знаю. Помню похороны, черное платье матери, ее слезы. А сейчас он стоит передо мной — седой, с морщинами у глаз, но это точно он.

— Ты же умер! — вырывается у меня.

Отец качает головой, смотрит на меня с жалостью и усталостью.

— У тебя серьезные отклонения. Тебе нужно лечиться.

Я вскипаю:

— Ты не понимаешь! Это не я больной — это все они! Мать и Кирилл, они…

Но он перебивает, и его слова падают, как удары топора:

— Ты изнасиловал мать. И если ты выйдешь отсюда, то только в тюрьму.

Мир переворачивается. Как так? Это же Кирилл! Где он?

— А как же Кирилл?! Что с Кириллом?!

Отец морщится:

— Какой Кирилл?

— Мой брат! — кричу я, и голос звучит чужим, искаженным.

Отец вздыхает, словно устал объяснять очевидное:

— Тебе надо лечиться. У тебя нет брата Кирилла. Ты наш единственный сын.

Он уходит.

Дверь закрывается.

И я смеюсь.

Смеюсь так, что сводит челюсть, смеюсь, пока из глаз не текут слезы, смеюсь, потому что теперь я понял.

Или мне снова только кажется?