Меня зовут Алина. Мне двадцать два года. Начну с прошлого лета. Я жила в тренажерном зале. Мужские взгляды там — как воздух. Фон. Белый шум. Пялятся все — жадные, тупые, робкие. Чувствую их спиной, ловлю в зеркалах. Липнут, но не цепляют. Просто доказательство: мое оружие работает. Но в тот день... было иначе.

Я делала румынскую тягу, сосредоточилась на жжении в бицепсе бедра, на отражении в огромном зеркале. И тут... этот взгляд. Не скользящий. Не быстрый. Не тупо залипший на заднице. Он был... оценивающим. Взвешивающим. Не как мясо на прилавке — как соперника на ринге. Заинтересованным не только формой, но и силой, с которой я держу гриф. Медленным. Спокойным. Неуязвимым для моей обычной игры. Он не отвел глаз, когда я выпрямилась и встретила его взгляд. Не смутился. Просто... заинтересовался сильнее. Сергей.

Не удивляюсь. Мои длинные ноги сводят с ума первыми. Они не шагают — гипнотизируют. А взгляд неизбежно ползет вверх — к главному оружию: заднице. Большой, наглой, идеально круглой. Она требует внимания — и берет его. Грудь? Второй размер — аккуратные, высокие холмы, упругие под тонкой тканью. Венчает все платина волос — холодный водопад, ширма для моего хищного взгляда. Тело? Не подарок судьбы. Инструмент власти. Я знаю каждую его извилину.

Я подошла первая. Инициатива — моя суть. Подружились. Стали встречаться. Скоро я поняла: хочу большего. Сергей, мой влюбленный, уловил это мгновенно — и сделал предложение. Так я стала замужней. И… пустой внутри. Эта жажда — потаенная, дикая, навязчивая — жила во мне: доминировать. Всегда. В жизни. В постели. Сейчас — особенно. Мало мне обожания одного. Хочу его полного подчинения. Во всем. Но главное — чтобы не мешал моей нимфомании. Она расцвела пышным ядовитым цветком после свадьбы. Запретное — слаще ада. Ева не зря вкусила плод. Я тоже. Медленно. Уверенно.

Медовый месяц. Пляж. Белый песок — сахарная пудра под босыми ступнями. Лазурь океана, сливающаяся с горизонтом. Идиллия? Для него. Для меня — красивая клетка. Сергей сиял. Наивный. Думал, этот рай — для нас двоих. Он не знал, что мой рай требует других… вкусов.

Мы лежали на шезлонгах под пальмой. Он потянулся, обнял за талию, пальцы скользнули по влажной от масла коже. Губы коснулись виска.

"Аля… Ты счастлива?" — голос густой от коктейля и обожания. Глаза, синие как океан, смотрели с обнаженным чувством — тошнотворным.

Медленно повернула голову. Улыбнулась. Широко, искусно. Маска идеальной жены. "Конечно, солнышко. Все… совершенно." — Мое "совершенно" повисло, как нож. Сделала глоток мохито. Холодная сладость — ложь.

Он прижался сильнее, дыхание обожгло шею. "Просто… не верю счастью. Ты — само совершенство. Вот так, всегда рядом…" Рука опустилась ниже, сжала ягодицу через бикини. Привычный жест. Право хозяина.

Не отстранилась. Не ответила. Замерла. Взгляд скользнул мимо него — к бару. К бармену. Мускулистый мулат, ловко жонглирующий шейкерами. Его взгляд — быстрый, оценивающий — поймал мой. Уловил. Улыбнулся уголком губ. Отвела глаза — будто невзначай.

"Сереж…" — голос медовый, но со сталью внутри. — "Ты же знаешь, я люблю… совершенство. Во всем." Повернулась к нему, отстранившись ровно настолько, чтобы выскользнуть из объятий. Рука легла на его грудь, остановив попытку притянуть. "Но совершенство — не в том, чтобы просто быть рядом. Оно — в полном… слиянии. Чувствуешь разницу?"

Он смотрел, растерянный. "Чувствую? Конечно! Я же твой, Аля. Весь твой!" Попытался поймать мою руку. Я убрала, коснувшись бокала.

"Весь мой?" — Приподняла бровь. Испытующе. — "Что это значит, милый? Готов быть совершенно моим? Не телом рядом… а душой? Волей?" Смотрела прямо в глаза, насмешливая полуулыбка на губах. Нога чертила узоры на песке — длинная, загорелая, бесцельная.

"Я…" — Запнулся. В глазах — тень. Ревность? Сомнение? "Я же люблю тебя. Разве этого мало?"

"Любовь — начало, Сережа, " — отхлебнула коктейль, глядя на горизонт. Туда, где больше. — "Но истинное слияние… требует подчинения. Добровольного. Полного. Как волна — луне." Повернула лицо к нему. Улыбка оледенела. "Готов подчиниться? Мне? Не на час в постели… а всегда? Во всем?"

Он замер. Рука на шезлонге сжалась в кулак. Сияние сменилось напряжением. "Аля… о чем ты? Мы же муж и жена. Мы партнеры."

"Партнеры?" — Тихий смех. Звонкий. Ледяной. — "Милый, в идеальном танце один ведет. Всегда. Иначе — топтание на месте. Или падение." Встала, потянулась — показала линию тела, игру мышц. "Я хочу вести, Сергей. Хочу твою полную отдачу. Твое… растворение в моей воле." Наклонилась, губы в сантиметре от его. Шепот: "Это и есть настоящее счастье. Мое. И, если будешь умным мальчиком… возможно, твое тоже."

Увидела, как он глотнул. В глазах смешались желание, растерянность… и первый крошечный росток страха. Страха потерять. Страха не угодить. Страха передо мной.

"Я… я хочу сделать тебя счастливой, Аля. Всегда, " — пробормотал он, голос без опоры.

"Отлично, " — Выпрямилась, тень накрыла его. — "Тогда учись. Слушаться. Подчиняться." Кивок в сторону отеля. "Пойдем. Солнце печет. Принеси мое полотенце. И мой бокал. Аккуратно."

Он посмотрел. Миг колебания. Потом медленно, как во сне, встал. Поднял пушистое белое полотенце. Взял мой бокал. Движения скованные. Не привык быть слугой. Пока.

Пошла первой. Чувствовала его взгляд на спине, на той самой заднице, что сводила его с ума. Но теперь в этом взгляде было не только желание. Было смятение. Зародыш подчинения. Первая крошечная победа.

Океан шумел. План работал. Медовый месяц? Для меня он только начинался. Главный мед предстояло добыть не из кокосов, а из его сломленной воли. Улыбнулась про себя. Бармен у стойки снова бросил взгляд. Дерзкий. Обещающий. Позже, — подумала. — Сначала урок для мужа.

Когда мы вошли в наш роскошный номер, я, не говоря ни слова, одним плавным движением сбросила платье. Оно упало на мраморный пол бесформенной шелковой лужицей. Сергей замер в дверях, как громом пораженный. Я прошла мимо него к огромному балкону, выходившему на океан и соседние лоджии, чувствуя его растерянный взгляд на своей обнаженной спине. Теплый вечерний ветерок коснулся кожи.

– Алина! Ты что делаешь?! – его голос сорвался, полный ужаса и возбуждения.

Я не оглянулась. Устроилась в глубокое плетеное кресло, откинулась. Мои длинные ноги, загорелые, гладкие, с безупречным педикюром алого цвета, медленно поднялись. Я закинула их на низкий столик из темного дерева, прямо перед собой. Ступни оказались на виду – изящные, с высоким подъемом, пальцы чуть шевельнулись в воздухе. Улыбнулась, глядя не на мужа, а куда-то вдаль, где на соседнем балконе замерли двое мужчин с бокалами в руках.

– Солнышко, ногам тесно. Некуда положить, – сказала я сладким, томным голосом, нарочито громко. – А тут такой удобный столик…

Сергей осторожно вышел на балкон. Его лицо было бледным под загаром. Он видел соседей. Видел их заинтересованные, прилипшие к моим ступням и обнаженному телу взгляды. Один из мужчин, солидный, седеющий, небрежно оперся о перила, не скрывая любопытства. Второй, помоложе, замер с бокалом у губ, забыв пить.

– Алина… прошу… зайди внутрь, – прошептал Сергей, пытаясь заслонить меня собой. Это было жалко и бесполезно.

– Почему? – я нарочито медленно провела ладонью по икре, от щиколотки к колену. Кожа загорела, гладкая. – Воздух чудесный. И вид… – Я кивнула в сторону океана, но все знали, о каком виде я. – Неправда ли, восхитительный? – Это уже было адресовано скорее соседям. Седеющий мужчина едва заметно улыбнулся уголком рта.

– Пожалуйста… – в голосе Сергея звучала мольба. Унижение. Но было в нем и другое – темное, липкое возбуждение. Я видела, как его взгляд цепляется за мои ступни, как глохнет протест.

– Серёженька… – Я томно потянулась, выгнув спину, давая соседям полюбоваться грудью. – Ты же видишь, мне удобно. Но знаешь, чего не хватает? – Я медленно повернула к нему голову. Взгляд – холодный, требовательный. – Мои ножки устали. После пляжа. Песок… жара… Они нуждаются в… внимании.

Он понял. Мгновенно. Побледнел еще больше. Или покраснел? Капли пота выступили на висках.

– Нет… Алина… Не здесь… – он задыхался.

– Здесь, – отрезала я. Голос потерял сладость, стал стальным. – Сейчас. Или ты думаешь, твоя неуверенность – это то, что мне нужно? Ты обещал подчиняться. Докажи.

Я шевельнула пальцами ног. Алый лак ярко горел в свете заходящего солнца. Соседи не дышали. Молодой прикусил губу. Седеющий не сводил с меня глаз – оценивающих, понимающих. Он видел игру. И ему нравилось.

Сергей стоял, как приговоренный. Его руки дрожали. Он бросил последний умоляющий взгляд – на меня, на соседей, которые были нашими зрителями и судьями. Затем, сдавленно вздохнув, он опустился на колени перед креслом. На теплую плитку балкона. Прямо перед моими закинутыми на столик ногами.

– Умница, – прошептала я, и в голосе снова появилась сладость. Ядреный коктейль из власти и разврата ударил в голову. – Начни с левой. Пальчики… они так напряжены…

Его пальцы – неуверенные, горячие – коснулись моей левой ступни. Легкое прикосновение к подушечкам пальцев. Электрический разряд пробежал по моему телу. Не от его прикосновения. От унижения. От того, что это видят. От власти.

– Массируй, дорогой, – командовала я, откинув голову на спинку кресла, но прищуренным взглядом наблюдая за реакцией соседей. Седеющий мужчина сделал едва заметный глоток. Его приятель замер, уставившись на руки Сергея, опущенные к моим ногам. – Сильнее. Ты же чувствуешь, как они затекли? Представь, что разминаешь глину… Податливую, теплую…

Сергей застонал. Не от усилий. От стыда. От невозможности сопротивляться. Его пальцы сжимали мою ступню, разминали свод. Больно? Приятно? Неважно. Важен ритуал. Его покорность на коленях на глазах у двух незнакомых мужчин. Его дрожащие руки на моей коже, пока они пьют и смотрят.

Я тихонько застонала. Театрально. Громко, чтобы соседи услышали.

– Да… вот так… Очень хорошо… Ты такой внимательный, Сережа…

Его лицо пылало. Он сосредоточенно смотрел на мою ступню, как будто это был единственный предмет во вселенной. Капли пота скатились по его виску. Я перевела взгляд на седеющего мужчину. Наши глаза встретились. В его взгляде не было осуждения. Было понимание. И нескрываемое любопытство. Он видел не просто фут-фетш. Он видел спектакль подчинения. И он был зрителем, которого я выбрала.

Я медленно, словно невзначай, развела колени чуть шире. Тень между ног. Намек. Искра. Седеющий мужчина задержал взгляд на долю секунды дольше. Уголки его губ дрогнули в едва уловимой ухмылке. Он понял. Все понял.

– Теперь правую, милый, – скомандовала я Сергею, чувствуя, как нарастает волна собственного возбуждения. Запретность происходящего, эти чужие глаза, фиксирующие каждое движение его рук на моих ногах, его унижение – это был афродизиак сильнее любого вина. – И не забудь про пятку… Она особенно устала… И про щиколотку… – Я протянула ногу чуть вперед, к краю столика, еще больше выставляя ее на всеобщее обозрение. – Да… вот так… Ты учишься… Я горжусь тобой…

Шум океана смешивался с его прерывистым дыханием и тихим стоном. Соседи не уходили. Они смотрели. Пили. Наслаждались шоу. А план Алины обретал новую, восхитительно развратную грань. Урок усваивался.

Тишина на балконе висела густым, липким сахаром. Соседи – двое мужчин на соседней лоджии – замерли, бокалы забыты. Их взгляды, тяжелые и неподвижные, как камни, прилипли к Сергею на коленях. Его пальцы все еще сжимали мою правую ступню, дыхание хрипело в горле.

– Хороший мальчик, – сладко протянула я, выгибая пальцы ног, заставляя алый лак вспыхнуть в багровеющем свете заката. – Но знаешь, Сережа… Массаж – это детские шалости. Настоящая забота требует… вкуса. Буквально.

Он поднял на меня мокрые от стыда глаза. В них читалось животное предчувствие.

– Встань, – бросила я ледяной галькой. Взгляд скользнул мимо соседей – пусть будут просто тенями, фоном для нашего спектакля.

Сергей поднялся с колен, пошатываясь. Красные отпечатки плитки горели на его сведенных коленях.

– Спальня. Шкаф. Третья вешалка слева. Алое платье. Шелк, – отчеканила я, видя его оцепенение. – Которое я не надела.

Он замер, будто получил ножом в живот. Платье – откровенное, с вырезом в полгруди и разрезом до бедра – моя личная шутка над приличиями. Мысль о том, что он натянет это здесь, под их взглядами…

– Алина… – хрип вырвался из пересохшего горла. – Не могу…

– Можешь, – перебила я, медленно проведя кончиком языка по верхней губе. – И сделаешь. Сию секунду. Или я встану и уйду. Навсегда. А ты останешься тут. Один. С их глазами на твоей спине. И твоим жалким страхом.

Угроза сработала точнее удара плетью. Страх потерять меня – его якорь в этом позоре – перевесил все. Он развернулся и почти побежал в спальню, спотыкаясь о собственные ноги.

Время растянулось. Я сидела, обнаженная, как Венера, ноги – все так же на столе. Соседи не шевелились. Статисты. Глаза-объективы. Воздух трещал от напряжения.

Сергей вернулся. Он сжимал алое платье, как окровавленную тряпку. Лицо – пепельно-серое.

– Надевай. Здесь. Сейчас, – пригвоздила я его взглядом.

Он зажмурился, потом начал нелепую борьбу с шелком. Ткань застревала, обтягивала плечи и грудь карикатурно, разрез задрался, обнажая мужскую, волосатую ногу. Он был жалок. Гротескная пародия на женщину. Один из соседей кашлянул. Другой отвел взгляд, но тут же вернул. Им было неловко. Им было… интересно.

– Прелесть неописуемая, – ядовито сюсюкнула я. – Теперь снова на колени, моя ненаглядная куколка. Порадуй меня по-настоящему. Хочу твой язык. На подошве. На пальцах. Везде. Тщательно. Как будто это последнее, что ты сделаешь в жизни. Потому что… – наклонилась, шепотом, но так, чтобы слышали все, – так оно и есть.

Он рухнул на колени. Шелк платья взметнулся выше. Плечи затряслись мелкой дрожью. Он не смотрел ни на кого. Уставился в мою ступню как в бездну. Потом, с тихим стоном, похожим на предсмертный хрип, склонил голову.

Первое прикосновение языка к подошве – влажное, горячее, дрожащее. Я вздрогнула – не от щекотки, а от волны абсолютной власти. Пьянящей, черной.

– Сильнее, – прошипела я. – Не соси, а лижи. Как голодный пес миску. Чувствуй кожу. Каждую черточку. Каждую прожилку.

Он застонал, но язык стал настойчивее. Скользил по подъему, забирался в промежутки между пальцами, вылизывая несуществующие песчинки. Дыхание – горячее, рваное. Слюна блестела на моей коже в последних лучах солнца. Отвратительно. Возбуждающе до дрожи.

Я откинула голову, издав томный стон. Глаза полуприкрыты, но я видела все: как соседи замерли, завороженные зрелищем мужчины в алом платье, вылизывающего женские ступни; как один из них нервно сглотнул. Они были свидетелями. Этого было достаточно.

– Да… вот так… – голос томный, но каждое слово – удар. – Пятку… не забывай… Она так нуждается… И пальцы… Каждый… Вылижи… дочиста… Хочешь быть идеальным? Совершенно моим?

Он мычал что-то, язык работал с отчаянным усердием, пополз выше к икре. Я резко опустила ногу, подставив другую.

– Эту сначала доделай, неряха, – холодно бросила я. – До зеркального блеска.

Слезы хлынули у него из глаз. Катились по щекам, смешиваясь с потом и слюной на моей коже. Он снова склонился над ступней, спина под алым шелком содрогалась от беззвучных рыданий. Позор был тотальным. Физическим. Душевным. Прилюдным.

Я бросила беглый взгляд на соседей. Один смотрел, завороженный и смущенный. Другой уже пялился в телефон, но украдкой бросал взгляды. Их смущение было моей сладкой наградой.

– Хорошо… – прошептала я, глядя на сгорбленную спину мужа. Его язык, послушный и жалкий, продолжал свое дело с механической покорностью. Он был сломан. Растоптан. И это было прекраснее любого триумфа. – Очень хорошо… Ты учишься, Сереженька… Я… довольна.

Океан глухо рокотал внизу. Сумерки сгущались, пряча краску стыда на его лице, но не скрывая его позора. Урок был усвоен. До последней капли его достоинства, слизанной с моих ног под равнодушными взглядами чужих мужчин. И это было только начало.

Дверь в номер захлопнулась, отрезав нас от балкона, от океана, от чужих глаз. Тишина внутри была гулкой, как после взрыва. Сергей стоял посреди роскошной гостиной, залитый потом и слезами, в нелепом алом платье, которое теперь казалось кровавым саваном. Шелк прилип к его спине. Он дрожал мелкой, непрекращающейся дрожью, не смея поднять на меня глаз. Запах его пота, страха и унижения висел в воздухе густым туманом.

Я медленно прошла мимо него к мини-бару. Звон льда в хрустальном стакане прозвучал оглушительно громко. Налила виски. Сделала глоток. Огонь распространился по груди, придавая ясность.

– Сними это убожество, – сказала я спокойно, не оборачиваясь. – Ты портишь вид дорогого интерьера.

Он зашевелился за моей спиной – жалкие, шуршащие звуки борьбы с тканью. Платье упало на пол с тихим шлепком. Я повернулась. Он стоял в одних боксерах, съежившийся, пытаясь прикрыть руками живот, грудь. Его тело все еще подрагивало, глаза были опухшими и пустыми.

– Подойди, – скомандовала я, усаживаясь в глубокое кожаное кресло.

Он подошел, волоча ноги. Остановился в метре, словно боялся прикосновения.

– Ближе. На колени. Передо мной.

Он опустился на колени. Плитка пола была холодной. Он смотрел куда-то в район моих колен, дыхание все еще неровное.

Я потягивала виски, изучая его. Этот сломленный вид. Эта абсолютная покорность. Она была сладкой, но… ожидаемой. Слишком легкой для человека, который еще месяц назад был уверенным в себе мужчиной.

– Ты удивил меня сегодня, Сережа, – начала я тихо, почти задумчиво. – Скоростью, с которой сдался. Глубиной… падения. – Я наклонилась чуть вперед. – Ты кричал "не могу", но твое тело… оно горело. От стыда? Да. Но не только. Оно горело от возбуждения. Когда ты стоял на коленях на том балконе. Когда их глаза тебя пожирали. Когда ты лизал мои ноги в этом жалком платье.

Он вздрогнул, как от удара. Глаза метнулись вверх, полные ужаса и… надежды?

– Я… я не… – он попытался отрицать, но голос сорвался.

– Молчи, – отрезала я. – Ты думаешь, я слепая? Или глупая? Ты думаешь, я не чувствовала, как твой член напрягался в этих дурацких трусиках, когда тот седой козел смотрел на тебя? Когда ты слюнявил мои пальцы?

Он сглотнул, лицо исказила гримаса стыда. Но он не смог отрицать. Его руки сжались в кулаки.

– Я долго не могла понять, – продолжала я, наслаждаясь его мучениями, – почему? Почему ты, такой сильный внешне, ломаешься так легко? Почему в тебе нет… ярости? Сопротивления? Почему даже в этом позоре… в твоих глазах читалось не только отчаяние, но и… благодарность?

Я поставила бокал. Медленно достала из кармана халата свой телефон. Открыла галерею. Пролистала несколько фотографий – пейзажи, селфи. Потом нашла то, что нужно. Увеличила.

– Пока мы встречались, пока ты играл в идеального жениха… – я протянула ему телефон экраном вперед, – …ты был очень неосторожен со своим старым телефоном. Тот, что утонул в ванной, помнишь? Ты попросил меня сфотографировать тебя для страховки после этого "несчастного случая". А я… я нашла кое-что гораздо интереснее в твоей облачной синхронизации.

На экране было несколько скриншотов. Не его фото. Скриншоты… форумов. Темы с кричащими заголовками: "Моя жена и ее любовник на моих глазах", "Как я стал свидетелем", "Унижение – мой кайф". Ники. Переписки. Грубые, откровенные, наполненные болью и постыдным желанием. Его ник – "ТихийНаблюдатель". Его фантазии, выплеснутые в анонимный интернет. Его тайная, грязная мечта – быть униженным. Быть свидетелем.

Лицо Сергея стало пепельным. Дыхание перехватило. Он смотрел на экран, как загипнотизированный, с немым ужасом.

– Ты не просто сломался, Сережа, – мой голос стал холодным, как сталь. – Ты сбылся. Твоя самая грязная, самая потаенная мечта. Стать тем самым… куколдом. Наблюдателем. Униженным. Ты не сопротивлялся, потому что не мог. Твое тело, твоя потаенная суть – они жаждали этого больше, чем твой разум боялся. Ты молил об этом всем своим существом, просто не смел признаться. Даже себе.

Слезы снова хлынули у него из глаз. Но теперь это были слезы не только стыда. Это были слезы разоблачения. Облегчения. Страшной правды, вытащенной на свет.

– Я… я не… – он задыхался, не в силах вымолвить ни слова оправдания.

– Не ври, – я резко убрала телефон. – Не позорься дальше. Ты хотел этого. Весь твой брак со мной… это была твоя попытка приблизиться к своей фантазии. Ты выбрал меня не случайно. Ты почувствовал во мне ту силу, ту… беспощадность, которая сможет дать тебе то, чего ты стыдишься, но так жаждешь. Ты хотел, чтобы я доминировала. Чтобы я унижала. Чтобы я… разрушала тебя. И приводила других мужчин.

Он закрыл лицо руками. Его плечи тряслись от беззвучных рыданий. Он был раздет не только физически, но и душевно. До самого грязного, потаенного нутра.

Я встала. Подошла к нему. Встала над ним, глядя сверху вниз на его согбенную спину. Моя тень накрыла его.

– Встань, – приказала я.

Он поднялся с колен, еле держась на ногах. Не смел поднять глаз.

– Посмотри на меня.

Он поднял заплаканное, искаженное мукой лицо. В его глазах не было ненависти. Была пустота. И… ожидание. Жажда продолжения кошмара.

– Ты получил то, чего хотел, – сказала я тихо, почти ласково, касаясь пальцем его мокрой щеки. – Сегодня был только первый урок. Пробный. Теперь, когда карты открыты… – я улыбнулась, и в этой улыбке не было ничего человеческого, только холодная власть хищницы, – …игра начинается по-настоящему. Ты будешь служить. Молчать. Смотреть. И благодарить меня за каждый миг своего унижения. Потому что ты – мой. Моя вещь. Мой раб. Моя… игрушка. Понял?

Он кивнул. Медленно. Покорно. В его глазах, сквозь слезы, мелькнуло что-то похожее на… благодарность. Или обреченное принятие.

– Понял, – прошептал он хрипло.

– Хороший мальчик, – я провела пальцем по его губам, туда, где еще блестели следы моей кожи. – Теперь иди мойся. От тебя пахнет страхом и глупостью. Завтра… завтра мы продолжим. И я придумаю для тебя кое-что… особенное. В честь твоей искренности.

Я отвернулась от него, подойдя к огромному окну, за которым горели огни курорта – яркие, пустые, как и его новая жизнь. План работал. Идеально. Она не просто сломала его. Она нашла ключ к самой его гнилой сердцевине и открыла дверь в его личный ад. Ад, которого он так жаждал. И теперь он принадлежал ей полностью. Телом. Душой. И постыдными, грязными тайнами, которые она будет использовать, как скальпель, раз за разом углубляя его рану и свою власть. Медовый месяц только начался. И он обещал быть незабываемым.

Вечеринка у бассейна ревела пьяным адом. "С Днем Рождения, Сережа!" – орали идиоты, тыкая в него стаканами. Он улыбался, как повешенный, в своей уродливой синей рубашке. Моя рубашка. Моя идея. Пусть знает свое место – посмешище.

Артем поймал мой взгляд у бара. Его глаза – темные, наглые – скользнули вниз по моему телу в открытом платье и остановились на вырезе. Он ухмыльнулся. Я ответила холодной искоркой. Игра началась.

Его рука схватила мою талию, когда я подошла. Тяжелая. Горячая. Не то что дрожащие пальчики мужа.

– Твоя игрушка там скучает, – кивнул он на Сергея. Голос – низкий, с хрипотцой рома и сигарет.

– Пусть скучает. Ему полезно, – парировала я, чувствуя, как его большой палец втирается в оголенную кожу моей спины под тканью. – Ты же не для него здесь.

Мы двигались под музыку – вернее, он притирался ко мне, а я позволяла. Его ладонь скользнула ниже, под платье, сжав мою ягодицу через тонкое бикини. Грубо. Уверенно. Я увидела, как Сергей побледнел, уронив салфетку. Смотри, милый. Вот как это делают настоящие мужики.

Шепот на ухо Артему был обжигающим: "Номер 405. Через пять минут. Дверь открыта. Жди на кровати." Его пальцы впились в мое бедро в ответ. Готов.

Кондиционированный воздух номера ударил в лицо. Артем сидел на краю огромной кровати. Снял рубашку. Торс – рельефный, потный от жары, с темной линией волос, уходящей в шорты. Глаза – угли.

– Долго запрягаешь, – бросил он, но в голосе не было нетерпения, только вызов.

Я ответила действием. Одним движением расстегнула платье. Шелк соскользнул на пол. Осталось только черное бикини. Я видела, как его взгляд уперся в мою грудь, в изгиб талии, в треугольник ткани между ног. Видела, как напряглось все его тело.

– Ложись, – скомандовала я.

Он усмехнулся, но лег. Руки за голову. Вызов принят.

Я подошла, встала над ним, ногами по бокам от его бедер. Мои пальцы медленно расстегнули его шорты, стянули их вместе с боксерами. И оно высвободилось.

Член Артема был внушительным. Длинным, толстым у основания, с резко выступающей веной по всей длине. Тяжело лежал на животе, подрагивая. Головка – темно-розовая, влажная уже от предвкушения, крупная. Запах – мускусный, дикий, мужской. Совсем не как у Сергея.

– Нравится? – хрипло спросил он, следя за моим взглядом.

– Посмотрим, – ответила я, опускаясь на колени между его ног.

Не тратя времени, я взяла его в руку. Кожа – горячая, бархатистая, но под ней – стальной стержень. Я наклонилась, обхватила губами головку. Солоноватый вкус предэякулята. Он резко вдохнул. Мои губы скользнули вниз по стволу, язык водил по вздувшейся вене. Я сосала глубоко, глотая, чувствуя, как он напрягается подо мной, как его живот ходит ходуном. Его пальцы впились в мои волосы, но не направляли – просто держались. Он стонал – низко, прерывисто. Я ускорилась, слыша, как его дыхание срывается. Но не дала кончить. Отстранилась. Его член вздрагивал, блестящий от слюны.

– Хватит игр, – прохрипел он. – Садись. Сейчас.

Я улыбнулась. Встала. Сбросила бикини. Встала над ним снова. Направила его пульсирующий член к себе. И медленно, сдавленно застонав, опустилась на него. Весь его вес, вся его длина вошли разом. Глубоко. Больно-приятно. Я закинула голову, чувствуя, как он заполняет меня до предела, как его лобковый бугор трется о клитор.

– Да… вот так… – выдохнул он сквозь зубы. Его руки схватили мои бедра, пальцы впились в плоть. – Двигайся, шлюха!

Я начала двигаться. Медленно сначала, поднимаясь почти до головки и снова опускаясь, чувствуя, как он скользит внутри, растягивая. Потом быстрее. Резче. Шлепки наших тел гулко разносились по комнате. Я знала – Сергей где-то за дверью. Слышит. Должен слышать. Я застонала громче, фальшиво – для него. Артем поддался моему ритму, поднимая бедра навстречу, вгоняя в меня себя еще глубже с каждым толчком. Его лицо исказилось от наслаждения.

– Перевернись! – скомандовал он вдруг, хлопнув меня по заднице. – Рачком! Хочу видеть эту задницу!

Я послушно перевернулась, став на четвереньки, спиной к нему. Он встал на колени сзади. Одной рукой схватил меня за бедро, другой за талию. И вошел снова. Грубее. Глубже. Его удары стали мощнее, целенаправленнее. Я упиралась руками в кровать, крича от каждого толчка – не от удовольствия, а от силы. Он бил точно в нужную точку внутри, заставляя тело вздрагивать. Его пальцы впились в мою ягодицу, растягивая ее, шлепая. Он рычал, как зверь, его пот капал мне на спину. Я чувствовала, как он набухает внутри, как его движения становятся резче, хаотичнее. Он был близок.

– Где кончить?! – прохрипел он, вгоняя в меня себя до упора.

– Внутрь! – выдохнула я, не глядя. Пусть Сергей знает, что там его сперма.

Он зарычал, вцепился в мои бедра мертвой хваткой и замер, вогнав себя на всю длину. Я почувствовала горячие толчки внутри, пульсацию его члена. Он кончил долго, обильно, с низким стоном. Его тело обмякло на моей спине.

Мы лежали, тяжело дыша. Его член выскользнул из меня. По внутренней стороне бедра потекла теплая смесь – моя смазка и его сперма. Запах стоял тяжелый, животный.

Артем встал первым. Вытерся полотенцем с небрежным видом победителя. Надел боксеры. Его член, полувялый, все еще был влажным, покрытым липкой смесью наших выделений. Он подошел к двери, распахнул ее. Сергей стоял в гостиной, бледный как смерть, лицо – маска агонии. Он все слышал.

– Сергей! – голос Артема был громким, довольным. Он не стал прикрываться. Его член был отчетливо виден в прорези боксеров – влажный, грязный, с белесыми разводами. – Великолепная у тебя жена! Просто бомба! – Он усмехнулся, глядя прямо в глаза Сергею. – Я остаюсь на ночь. Думаю, ты не против? – Он сделал паузу для эффекта. – Принеси мне воды. И… – он шагнул вперед, к Сергею, который стоял, как вкопанный. – Открой рот. Шире.

Сергей замер. Глаза – огромные, полные ужаса.

– Шире, я сказал! – прикрикнул Артем, уже без усмешки.

Сергей механически разжал челюсти. Артем одной рукой схватил его за затылок, другой – достал свой вялый, но все еще внушительный член. Он поднес его к самому лицу Сергея. Тот зажмурился, отвернулся.

– Смотри! – рявкнул Артем, дернув его за волосы. – Смотри, что твоя жена только что сосала! Что она приняла в себя! Чувствуешь запах? Ее смазки? Моей спермы? Это твой брак, Сергей! Вот он!

Он ткнул влажной, липкой головкой члена в губы Сергея. Тот вскрикнул от отвращения, пытаясь отстраниться, но Артем держал его мертвой хваткой.

– А теперь… почувствуй вкус! – Он резко втер головку члена в сжатые губы Сергея, размазывая по ним липкую смесь. – Вот так! Чувствуешь? Солоновато? Кисленько? Это вкус измены, Сергей. Твоей жены и меня. На твоих губах. – Он с силой провел стволом по его губам, оставляя мокрый, глянцевый след. – Теперь… открой рот. Или я сам его открою.

Сергей зарыдал. Но его челюсть дрогнула… и разжалась. Артем немедленно вставил ему в рот головку своего члена. Не глубоко. Достаточно, чтобы Сергей почувствовал на языке густую, чуждую слизь – смесь его спермы и моей смазки. Вкус – резкий, чуть металлический, отвратительный и унизительный.

– Вот так… – прошипел Артем, втирая головку в его язык. – Держи. Не смей выплевывать. Это твой подарок на день рождения. – Он вытащил член. Слюна и слизь тянулись нитями от губ Сергея к его головке. – Теперь… иди к своей жене. Попроси ее, чтобы она разрешила мне остаться. Скажи… что я этого очень хочу. И что ты… тоже этого хочешь. После того, что ты только что попробовал. – Он хлопнул Сергея по щеке влажной ладонью. – Жду здесь. Иди, именинник. Умоляй свою королеву за меня.

Сергей стоял, трясясь, слюна и слизь стекали по его подбородку. Его глаза, полные слез и немого вопля, встретились с моими. Я стояла на пороге спальни, закутавшись в халат, смотря на это представление с холодным любопытством.