Прошла неделя. История, казалось, готова была повториться по тому же кругу — но на этот раз Оля даже не удосужилась позвонить.

Телефон пискнул коротко, будто чихнул:

«Жду тебя через 30 мин. Оля»

Ни «здравствуй», ни «привет». Даже повелительное «приезжай» сочла лишним.

— Что за неуважение! — я швырнул телефон на диван. — Я ей кто? Мальчик на побегушках?

Гнев вскипел в груди, горячее и густое, как смола. Руки сами сжались в кулаки. «На этот раз — нет. Пусть ждёт.».

Но уже через минуту я поймал себя на том, что машинально надеваю куртку. Сердце колотилось неровно, будто пыталось вырваться из клетки рёбер. А внизу живота предательски теплело — член, будто живой, налился кровью при одной только мысли о её руках, о её голосе, о том, как она говорила: «Мамочка довольна».

Выругался тихонько под нос и потянулся за ключами.

По темному городу я мчался, будто за мной гнались, хотя торопиться было некуда — всего десять минут езды. Тело лихорадило: ладони скользили по рулю, колотилась дрожь в коленях, а в животе скреблись наждачные кошки.

"И зачем я... Нет, просто развернусь и уеду", — мелькнула мысль, когда я резко затормозил у её дома.

Но едва заглушил двигатель, телефон вибрировал с издевательской нежностью:

«Не сиди в машине. Поднимайся. Мы ждём»

— Мы?.. — я прошептал это слово вслух, и оно эхом отозвалось в салоне.

Какая ещё «мы»? Ни о каких третьих лицах речи не шло. В горле пересохло.

Любопытство — мерзкое, липкое — перевесило осторожность. Ноги сами понесли к подъезду.

Лифт поднимался мучительно медленно. Я ловил своё отражение в зеркале: взъерошенные волосы, глаза с расширенными зраками, губы, облизываемые на нервной дрожи.

"Дзинь" — двери разъехались.

В конце коридора, как и в прошлый раз, приоткрытая дверь. Только теперь из щели лился тёплый янтарный свет, а в воздухе витал сладковатый дым — то ли ладан, то ли ароматические палочки.

— Заходи же, трусишка, — донёсся из глубины квартиры её хрипловатый голос.

И тогда я услышал другой смех — звонкий, женский, но незнакомый...

— Проходи, не трясись.

Оля стояла в дверном проеме, закутанная в шёлковый халат цвета запёкшейся крови. Ткань предательски скользила по её телу, и с каждым движением грудь грозила вырваться из-под полупрозрачной ткани.

— Знакомься, это Лиза, — её пальцы обхватили моё запястье, втаскивая внутрь. — Сегодня будешь ей лизать.

Она произнесла это так буднично, будто предлагала чаю налить.

— Я сегодня не в игре. Эти дни. — Оля приложила ладонь к низу живота, делая жалобное лицо, но глаза смеялись. — Так что я... на подхвате.

Лукавая усмешка.

Лиза уже изучала меня взглядом, от которого кожа запылала — будто её глаза были руками, медленно раздевающими меня.

Лиза была невысокой женщиной лет пятидесяти. Длинные волосы — когда-то русые, теперь с пепельной проседью — были собраны в небрежный пучок. Её банный халат (явно Олин, на три размера больше) частично обнажал обвислую грудь.. Лицо — неожиданно милое, с ямочками на щеках — не спасало от общего впечатления запущенности: облупившийся лак на ногтях, целлюлит на бёдрах, следы от бюстгальтера на плечах.

— Ну что, мальчик, — Лиза облизнула губы, — будем знакомиться ближе?

Оля тем временем устроилась в кресле, приготовившись наблюдать, как кошка за мышью.

Тихая музыка – томные фортепианные аккорды, смешанные с хриплым женским вокалом – обволакивала комнату, создавая странное ощущение театра абсурда, где мне отвели роль безвольной марионетки.

Лиза поманила меня пальцем с облупившимся лаком, и ноги сами понесли меня к ней, будто кто-то дёргал за невидимые верёвочки. Её рука – тёплая, с коротко подстриженными ногтями – резко обхватила мою шею, пригибая вниз. Я почувствовал, как её живот, мягкий и податливый, упёрся в мой, а дыхание, пахнущее дешёвым кофе и мятной жвачкой, обожгло щёку.

Её губы впились в мои с властной настойчивостью – чуть шершавые, с трещинками, они не оставляли выбора. Язык проник в рот без спроса, заполняя всё пространство, пока я безуспешно пытался отыскать хоть каплю слюны, чтобы сглотнуть. Внезапно её зубы царапнули мою нижнюю губу – не больно, но достаточно, чтобы по спине пробежали мурашки.

Тем временем её другая рука уже справлялась с ремнём. Металлическая пряжка звякнула о пол, молния расстегнулась с резким звуком, и ладонь скользнула внутрь, обхватив мой член – уже наполовину возбуждённый, предательски откликнувшийся на прикосновение. Но настоящий сюрприз ждал ниже: её пальцы опустились к яйцам, сжав их в тёплом кулаке. Не больно – ровно настолько, чтобы в голове чётко пронеслось: "Она может сделать со мной всё, что захочет".

Из угла комнаты донесся одобрительный смешок Оли.

— Ну что, голубки, хватит ворковать. Пора в койку.

Оля всё так же сидела в кресле, поправляя складки своего кроваво-красного халата, когда её голос разрезал воздух. В пальцах у неё дымилась сигарета, и горьковатый дым медленно стелился к потолку, смешиваясь с моим учащённым дыханием.

Лиза резко вдохнула, будто получив незримый сигнал, и её пальцы впились в моё запястье. "Раздевайся. Быстро, " — прошипела она, и её горячее дыхание обожгло ухо.

Я начал сбрасывать одежду, и каждый предмет падал на пол с приглушённым звуком — сначала рубашка, обнажая покрытую мурашками кожу, затем брюки, открывая предательски подрагивающий член, который уже отреагировал на унизительную ситуацию. Оля наблюдала за этим, медленно затягиваясь сигаретой, её взгляд скользил по моему телу с холодным любопытством коллекционера, разглядывающего новое приобретение.

— Ну-ка, повернись, — протянула Лиза, и её голос звучал так, будто она осматривала товар на рынке. Я повиновался, чувствуя, как их глаза исследуют каждую деталь — дрожь в коленях, капли пота на груди, лёгкое подрагивание бёдер. В зеркале напротив мелькнуло наше отражение: две одетые женщины и я — голый, покрасневший, с руками, которые никак не могли найти себе место.

Оля поймала мой взгляд в отражении и улыбнулась, выпуская дым колечком. "Не стесняйся, мальчик, " — произнесла она, но в её тоне слышалось что-то более зловещее, чем ободрение.

Тем временем Лиза уже приближалась, её пальцы скользнули по моим рёбрам, оставляя за собой горячий след. "Мамочка права, " — прошептала она, — "ты и правда создан для этого."

Ладони Лизы плотно обхватили мои плечи, властно разворачивая к выходу. Её шлепок по голой попе прозвучал неприлично громко, эхом разнесясь по комнате — не столько болезненный, сколько унизительно чёткий, как последнее предупреждение перед прыжком в неизвестность.

Короткий коридор к спальне внезапно растянулся, каждый мой шаг отдавался глухим стуком босых ступней по паркету. Знакомый запах лаванды и дорогого белья теперь казался чужим, словно кто-то подменил привычную реальность на её кривое зеркало.

Я замер у края кровати, внезапно осознав всю нелепость своего положения.

— Ну и что это за представление? — Олин голос разрезал тишину, как нож. Она стояла в дверях, поправляя складки халата с преувеличенной небрежностью. — В койку, быстро! Или тебе нужно особое распоряжение?

Её взгляд скользнул к Лизе, и губы дрогнули в едва уловимой усмешке:

— Наш стеснительный мальчик без повязки — как рояль без пианиста.

Лиза уже подносила к моим глазам чёрную шёлковую ленту, её пальцы слегка дрожали от нетерпения. Я почувствовал, как колени сами собой подгибаются, как веки тяжелеют в ожидании темноты, как дыхание становится частым и поверхностным.

Последнее, что успел увидеть перед тем, как мир погрузился во тьму — их переплетённые взгляды, полные молчаливого соглашения.

Слепота под повязкой делала каждый прикосновение гипертрофированно острым. Когда моё лицо уткнулось в её плоть, первым впечатлением стала неожиданная мягкость — её бёдра обхватили мою голову, как тёплые перины, оставляя лишь узкий просвет для воздуха. Мои руки сами потянулись вверх, пальцы впились в эти массивные, дрожащие от напряжения холмы плоти. Кожа под ладонями оказалась удивительно нежной, будто у женщины вдвое моложе, но каждый вдох приносил густой, перезрелый запах её возбуждения.

Её пальцы — короткие, с облупившимся лаком — вцепились в мои волосы с властной уверенностью, направляя движения головы вперёд-назад с методичностью метронома. Я почувствовал, как язык скользит по сначала по сухим, потом всё более влажным складкам, пока не наткнулся на скрытую в глубине щель. Вкус оказался сложным — сначала просто солёным, потом с явной горчинкой, как перестоявшийся чай.

Где-то в отдалении скрипела кровать под её весом, а прерывистое дыхание Лизы смешивалось с тихим шорохом ткани — должно быть, Оля передвигается по комнате, наблюдая.

— Да вот же он, ленивый... — прошипела Лиза, сильнее надавливая на мою голову, когда мой язык нашёл её клитор, маленький и твёрдый, как зёрнышко. Её бёдра вдруг сжали мои виски, когда она застонала — не столько от удовольствия, сколько от давно забытого облегчения.

Мои руки скользнули вниз, обхватив её бёдра снизу, и вдруг мир перевернулся — её ноги взметнулись вверх, тяжёлые и мягкие, обрушившись мне на плечи. Теперь я был полностью зажат между её бедер, погружённый в слепую, душную тишину, где единственными звуками были хлюпающие звуки моих стараний и её прерывистое дыхание.

Воздух становился гуще с каждой минутой, пропитанный потом и её возбуждением. Лиза извивалась подо мной, её живот дрожал жировыми складками, а стоны, сначала сдавленные, теперь рвались наружу, становясь всё громче, всё менее стыдливыми.

И тогда — неожиданная перемена. Её ноги разжались, освобождая мою голову, но прежде чем я успел вдохнуть полной грудью, её руки резко потянули меня вверх. На миг мелькнуло размытое лицо — раскрасневшееся, с полуоткрытым ртом — прежде чем её губы впились в мои.

Поцелуй стал шоком после всего: её губы оказались удивительно мягкими, а язык — игривым, будто ничего предосудительного только что не происходило. Вкус её слюны, смешанный с моим собственным — и её — заставил голову кружиться.

В тот же миг я ощутил, как мой член, твёрдый как камень, проваливается в её лоно. Огромное, почти безграничное пространство, где стенки едва ощущались — лишь далёкие, ленивые сокращения где-то в глубине.

Её руки на моих бёдрах продолжали задавать ритм, пальцы впивались в кожу, заставляя двигаться в такт её подмахиваний. В полной темноте под повязкой каждый толчок ощущался острее — её влажное лоно, обхватывающее мой член, казалось, пульсировало отдельно от всего тела.

Внезапно по пояснице разлилась прохлада — что-то жидкое и скользкое медленно стекало вниз, к самому запретному месту. Я вздрогнул, но прежде чем успел понять, что происходит, острое давление ворвалось в мой анус.

— Тссс, не дёргайся... — её голос прозвучал сверху, пока чужой палец (а может, не палец?) методично преодолевал сопротивление.

Я попытался сжаться, но смазка сделала своё дело — мышцы предательски поддавались, пропуская внутрь всё больше с каждым движением. Боль, странным образом смешанная с неприличным удовольствием, растекалась по низу живота.

А Лиза... Лиза продолжала подмахивать, её бёдра хлопали по моим с мокрыми шлепками, будто ничего необычного не происходило. Её пальцы теперь не просто направляли, а буквально вдавливали меня в себя с каждым толчком, синхронизируя оба ритма — спереди и сзади — в один невыносимо-сладкий пульс.

Движения становились всё стремительнее, теряя всякую ритмичность. Лиза затряслась подо мной мелкой дрожью, её ногти вонзились в мою спину, оставляя горячие полосы боли. Внезапно её внутренние мышцы сжали мой член с неожиданной силой — будто десятки крошечных пальцев пытались выжать из меня каждую каплю.

Сзади продолжалось безжалостное вторжение, каждый толчок теперь отдавался глухой пульсацией в простате, посылая по телу электрические разряды удовольствия. Мир сузился до этих двух точек — спереди, где её влагалище выжимало из меня семя, и сзади, где что-то твёрдое и неумолимое долбило в самую уязвимую точку.

Уши заложило от бешеной пульсации крови, в висках стучало так, будто череп вот-вот треснет. "О, Лиза!" — вырвалось из горла хриплым воплем, когда первая горячая струя вырвалась наружу, за ней вторая, третья — казалось, это никогда не закончится.

Её лоно хлюпало, принимая в себя всё, а сзади... Сзади ритм только ускорился, будто мой оргазм был сигналом для ещё более яростного натиска.

Оргазм не заканчивался — он лишь переместился внутрь, превратив моё тело в сосуд с пульсирующим содержимым. Я обмяк, лицом уткнувшись между Лизиных грудей, которые теперь растекались по щекам как тёплое тесто. Мой член, уже мягкий, всё ещё находился внутри неё, и при каждом её непроизвольном сокращении из него выжимались последние капли — уже почти болезненные, словно выдавливали самую суть.

Но главное происходило сзади. Давление на простату не ослабевало, и теперь каждое движение вызывало не толчки, а долгие, волнообразные спазмы, растекающиеся по всему тазу. Мышцы живота судорожно вздрагивали, будто пытаясь вытолкнуть что-то, чего уже не было.

— О! Да...! — этот возглас принадлежал Оле. Её грудь внезапно прижала меня сверху, зажав между двумя женскими телами. Абсурдная мысль про "котлету в бургере" мелькнула и исчезла, когда новая волна сокращений прокатилась внутри — уже без внешнего воздействия, просто потому что тело забыло, как остановиться.

Температуры смешались: горячий пот Лизы, прохладная кожа Оли, липкая сперма между бёдер. Где-то в этом хаосе я понял, что больше не могу различить, чьи пальцы в моих волосах, и кому принадлежит этот смех — низкий, довольный, звучащий прямо над ухом.

Свет ударил в глаза, когда Оля развязала повязку. Я моргнул, пытаясь привыкнуть к яркости, а её смех — хриплый, с нотками чего-то дикого — прорезал воздух:

— Ну-ка, посмотри, что ты натворил.

Её руки впились в мои бока, резко стащив вниз. Лицо оказалось в сантиметре от Лизиного лобка, и картина предстала во всей своей неприкрытой физиологичности:

Раскрытое, пульсирующее отверстие, из которого медленно вытекала густая смесь — моя белесая сперма, перемешанная с её прозрачной смазкой. Половые губы, неестественно налитые, потемневшие, напоминали перезревшие плоды. А клитор... клитор выпирал из капюшона, как миниатюрная головка члена, влажный и явно болезненно чувствительный.

— Ты что, забыл, что нужно прибираться за собой? — Оля вцепилась мне в волосы и с остервенением ткнула лицом в эту мокрую плоть.

Тепло, солёный вкус, густой запах — всё смешалось в один шокирующий коктейль. Я попытался отстраниться, но её хватка только усилилась.

— Лижи, милок... — голос Лизы прозвучал сверху удивительно мягко, контрастируя с ситуацией. Её пальцы, тёплые и дрожащие, гладили мои волосы, будто успокаивая ребёнка. — Вот так... мамочка ведь тебя хвалила, какой ты аккуратный.

Олин шлепок гулко хлопнул по голой коже, заставив меня вздрогнуть и непроизвольно сглотнуть. Горько-солёная смесь её смазки и моей же спермы проскользнула по горлу, оставляя после себя стойкое послевкусие унижения.

— Хватит на сегодня, — бросила Оля, уже отворачиваясь. — Уёбывай. Нам с Лизой надо кое-что обсудить.

Я сорвался с кровати, как ошпаренный. Пальцы дрожали, когда хватал разбросанную одежду — рубашку натянул задом наперёд, с первого раза не попал ногой в трусы. Ремень болтался расстёгнутым, но застёгивать его уже не было времени.

Вкус на губах не исчезал, сколько бы я ни облизывался. Лифт ехал мучительно медленно, а в зеркале я видел своё отражение — взъерошенные волосы, красное лицо, следы помады на щеке.

Машина ждала во дворе. Когда я рванул с места, на панели замигала лампочка бензина — будто последнее напоминание, что сегодняшний побег ещё не окончен.