A Typical Day © Chagrined

*********************************

Джим сталкивается с проблемами.

***

Обычный день? Разве такое бывает?

До того, как я прочитал письмо, я думал, что бывает. Помню, как ходил на работу, спорил с Питером-мудаком о датах доставки товара, которого нет в наличии, а потом обедал в закусочной через дорогу от нашего магазина. Я даже помню изжогу от говяжьего фарша. Но лучше всего я помню то дёрганое чувство в животе, которое у меня всегда появляется, когда приходит время возвращаться домой к тебе. Его сила ослабевала с годами, если быть точным. У нас были взлеты и падения, милая, но никогда сильнее, чем в этом году. И это чувство никогда не покидало меня. Оно всегда было со мной, так же, как и ты. Так же, как стук толкателя в моем грузовике, который всегда даёт тебе знать, что я вернулся домой.

Обычный день, как и любой другой. Но он закончился разорванным в клочья.

И знаешь, моя дорогая, милая жена, я не могу это исправить. Я не могу сделать так, чтобы всё было как раньше. Великий Бог на небесах, как бы я хотел это сделать!

Я понял, что будут неприятности. Ты не умеешь скрывать проблемные вещи. Никогда не скрывала, особенно от меня.

Ты встретила меня у двери быстрым поцелуем в щёку, как делала это уже почти четверть века. Только за прошедший год поцелуй с каждым разом становился немного быстрее.

Ужин был готов к моему приходу. Так было всегда, ну, почти всегда с тех пор, как мы стали мужем и женой. И пока мы ужинали, ты всё время сжимала в руке сложенный листок бумаги, как будто черпала из него силы. Наконец за кофе я не выдержал:

— Эрика, что, чёрт возьми, у тебя в руке? Ты держала это в руках весь чёртов вечер, — сказал я, протягивая руку, чтобы забрать это у тебя.

Ты отдёрнула руку с листком из пределов моей досягаемости и сунула его в карман джинсов.

— Нет, нет. Ничего. — ты замерла на мгновение и посмотрела на меня. — Джим, нам нужно поговорить.

— О, Боже, дорогая, не надо. Каждый раз, когда ты начинаешь разговор с этого, я знаю, что он будет о чём-то, чего я не хочу слышать!

Я пророк, и меня зовут Джеймс. Ты немного запнулась. Ты хотела найти нужные слова, но их не было. И откуда им было взяться? Наконец, твои глаза посмотрели в мои, и ты сказала:

— Я не собиралась этого делать. Ты заслуживаешь гораздо большего, чем это.

Ты полезла в задний карман брюк и протянула мне бумагу, словно что-то, от чего ты отчаянно хотела избавиться. Бомбу, готовую взорваться.

Я осторожно взял листок из твоей ждущей руки. Он был влажным от твоих потных ладоней. Я медленно развернул его. Развернул осторожно, как будто зло, живущее на его страницах, могло дотянуться и схватить меня, как схватило тебя.

Я стал читать. Это не заняло много времени, но письмо было по крайней мере честным. У нас всегда было так. В написанных там строках я увидел человека, испытывающего боль. Человека, разрывающегося на части. Ты наблюдала за моим лицом, ища признаки моей собственной боли, замешательства, гнева, понимания и, возможно, немного отвращения. Я уверен, что ты увидела их все в какой-то момент. Наконец, я отложил письмо и посмотрел на тебя. Твои глаза искали хоть какой-то признак реакции. Я попытался заговорить, но ничего не вышло. Прочистив горло, я начал снова.

— Тебе потребовалось много смелости, чтобы написать это. Ты так себя чувствуешь? — прохрипел я.

Мое сердце билось со скоростью 300 ударов в минуту. Голова кружилась.

— Джим, я люблю тебя. Я не хочу причинять тебе боль. Но ты заслуживаешь знать, что со мной происходит, — ты снова всмотрелась в моё лицо.

Я встал. Я знал, что если я этого не сделаю, то больше никогда не поднимусь на ноги. Ты ждала, пока я подходил к камину, где мы хранили наши воспоминания.

— Это слишком неожиданно, чтобы сразу принять, — категорически сказал я.

— Джим, дорогой, я... — начала ты. — Ты ненавидишь меня теперь, зная, что я, твоя жена, лесбиянка? Что я жажду женского прикосновения?

Ты звучала как ребёнок, просящий у родителей прощения. Всё ещё глядя на каминную полку, я ответил:

— Перестань так говорить! Ты не лесбиянка! Ненавидеть тебя? Конечно, нет! Я люблю тебя и всегда любил. И, вероятно, всегда буду любить.

Ты вскочила и обняла меня. Я не хотел, чтобы это произошло, но когда твои руки обняли меня, я отступил в сторону, вывернувшись из твоих объятий. В тот момент мы оба поняли, что всё уже не будет как прежде. Ты отшатнулась и агония исказила твои черты.

— Я тебе противна? — твой голос дрогнул.

Мой разум всё ещё кружился от содержимого письма. Да, во мне боролись отвращение, гнев, сострадание, любовь и страх за господство в моей душе. Кто победит, ты не могла угадать, и я сам не знал. Я вновь посмотрел на каминную полку. Там, на фотографиях, была изображена наша совместная жизнь. Наша свадебная фотография. Фотографии наших детей, ярких и счастливых. Твой единственный «гламурный снимок». Я в своей форме, только что вернувшийся домой после службы в армии. Наше семейное фото, которое мы сделали для рождественских открыток два года назад. Фото из родительского комитета. Там было всё. Семнадцать лет. Семнадцать лет лжи? Семнадцать лет, которые прошли. Я знал, что ты чувствуешь. Гнев на Бога за то, что он так с нами поступил. И страх за будущее, за наше будущее.

— Джим...

Я услышал тебя, но не смог ответить.

— Джим, о чём ты думаешь? Что ты чувствуешь? Не отгораживайся от меня сейчас, пожалуйста.

Я слышал мольбу в твоём голосе. Я повернулся и посмотрел в твои глаза. Глаза, в которых я увидел испуг, злость и радость. Мне нужно было что-то сказать, но я не знал, что.

— Джим, пожалуйста!

— Эрика, что ты хочешь, чтобы я сказал? — спросил я.

— Скажи мне, что всё будет хорошо. Скажи мне... скажи мне, что всё будет хорошо.

Я провёл рукой по своим редеющим волосам и признался:

— Милая, как бы мне хотелось это сделать! — я поднял руку, прерывая тебя прежде, чем ты успела что-то сказать. — Ты можешь просто выслушать?

Ты сидела там и смотрела на меня, сложив руки на коленях. Внезапно я увидел ту девушку, в которую влюбился двадцать один год назад. Девушку, которая украла мое сердце на уроке алгебры. Ради этой девушки я должен был быть сильным. Ради неё и ради наших детей.

— Малышка, - начал я, — я не знаю, что сказать. Я сейчас переполнен всякими эмоциями и мыслями. Но я хочу, чтобы ты знала, моя любовь к тебе - это самое важное. Любовь и огромное обожание. Но кроме неё есть боль и гнев. И чувство предательства. О, я знаю, что ты всегда была верна своим клятвам. Ты никогда не изменяла и не изменишь мне. Ты никогда не поставишь под угрозу то, что мы построили вместе. Я не думаю, что ты можешь пойти и трахнуть кого-то другого. Это не про тебя и не про меня, если на то пошло.

Я сел, почувствовав, что могу упасть, и продолжил:

— Эрика, я бы хотел, чтобы это случилось с другим мужчиной. Другим мужчиной, с которым мне пришлось бы соревноваться. Тогда бы я имел хоть какое-нибудь представление о том, что мне делать. Но это ведь не то, не так ли? Полное изменение того, что и кто ты есть. Изменение того, что тебе нужно и что ты можешь дать мне в нашем браке. В этом самая суть. Честно говоря, это бьет меня прямо в сердце. Это затрагивает самую основу того, что я значу для тебя как муж и как мужчина. В течение последнего года я чувствовал, что что-то меняется, когда мы занимаемся любовью. Интересно, можем ли мы всё ещё называть это так? «Заниматься любовью»?

— Джим... — прохрипела ты, и твои глаза наполнились слезами.

— Я почувствовал это, когда ты стала настаивать, чтобы это происходило по-собачьи. Несмотря на то, что мне всегда нравилось, когда ты была сверху меня, или наоборот. Знаешь почему?

— Нет, — мяукнул ты.

— Потому что в этих позах я всегда мог видеть тебя, прикасаться к тебе. А когда это происходит по-собачьи, я могу только держать тебя за бёдра, и только малая часть наших тел может соприкасаться. Мне нравится чувствовать твою кожу на своей. Когда твои ноги обвивают меня, и гладкость твоей кожи ласкает мою. Ты знаешь, что люди — одни из немногих созданий Бога, которые могут размножаться, глядя друг на друга? Это правда. Мы одни из, может быть, немногих созданий, кто может видеть партнёра, с которым создаём новую жизнь. Я люблю смотреть на твоё лицо. Мне нравится смотреть на тебя. Мне было больно заниматься любовью, когда ты отвернулась от меня. Думаю, где-то в глубине души я знал, почему ты это сделала. Ты слишком хорошо меня знаешь. Я думал, что если буду игнорировать это достаточно долго, то боль пройдет. Но я чувствовал, что этого не произойдёт. Я люблю тебя, Эрика, и ты мне нужна. Мне нужно прикасаться к тебе, чувствовать тебя, быть с тобой. Для нас секс всегда был лучшим продолжением нашей любви. Я не могу жить без этого. Но я не могу жить, зная, что ты меня не хочешь. По крайней мере, не так, как раньше. Я не смогу жить в браке без секса. Рано или поздно я выйду из нашего дома, чтобы найти то утешение, которое ты мне перестала давать. И я стану обманщиком и предателем. Я не хочу ненавидеть тебя и себя за это. За то, что жизнь заставит меня это сделать.

— Я всё ещё могу это делать, Джим. Я всё ещё могу радовать тебя. Я люблю тебя. Я никогда не смогу отвернуться от тебя.

— Верю, ты бы мне не откажешь, но и перестанешь хотеть встреч со мной... И в какой-то момент они станут тебе неприятны. Мне не нужен благотворительный секс, Эрика, — сказал я более жестоко, чем намеревался, но продолжил. — Часть меня говорит, что если ты теперь такая, какой стала, то мне нужно пойти и завести себе любовницу. Женщину, которая сможет дать мне то, чего я больше не могу испытывать с тобой. Я люблю тебя достаточно, чтобы хотеть, чтобы ты была счастлива, несмотря на боль, какую это принесёт нам обоим. Но мы оба знаем, что это не сработает. Измена есть измена, даже с разрешения. Мы поженились в церкви перед глазами Бога. Мы поклялись перед Богом отказаться от всех остальных. В клятвах не было пункта о сексе. И даже если я дам тебе моё разрешение, значит ли это, что Он, — я указал на потолок, — даст Своё? Это было бы несправедливо по отношению к тебе, ко мне или к твоей возлюбленной. Ты сойдёшь с ума, распыляя себя. Ты никогда не сможешь дать мне то, что мне нужно, и никогда не будешь полностью с ней. Ни у кого из нас не будет тебя. И у тебя не будет себя.

Я вздохнул.

— А потом не стоит забывать о детях. Что мы им скажем? «О, кстати, мама жила с папой во лжи. На самом деле она лесбиянка!» Не думаю, что кто-то из нас хотел бы этого. И я уверен, что в какой-то момент им придётся спросить себя: «Если мама все эти годы лгала о любви к папе, может быть, она лгала и о любви к нам?»

— Я бы никогда этого не допустила! — яростно ответила ты.

— Эрика, я уверен, что если бы ты могла контролировать события, ты бы никогда не допустила того, что происходит с нами сейчас. События происходят так, как они происходят, — тихо сказал я.

Ты посмотрел вниз.

— Да, ты прав. И это не то, чего я хотела, это точно.

Я снова поднялся на ноги и повернулся к тебе, расстроенный и злой.

— Объясни мне! Какого чёрта ты вдруг стала лесбиянкой? Сексуальная ориентация определяется ещё при рождении, чёрт возьми! Разве не это нам всегда говорят? Десять процентов населения предпочитают однополую любовь. Так неужели мой член оказался таким неумелым, что ты решила пойти другим путём?

— Джим, прекрати! Ты же знаешь, что это не так! Я не проснулась однажды утром и не сказала себе: «Сегодня я стану лесбиянкой!» — сердито прошипела ты. — Я не могу этого объяснить! Ты же прочёл моё письмо. Думаешь, мне это было легко написать?

Я не мог сдержаться. Во мне нарастала злость. Как она могла так со мной поступить? С нами? С детьми? Что я буду делать без неё? Но в глубине души я знал, что это не вопрос выбора. Моя голова, казалось, больше не держалась на шее.

— Нет, детка. Я знаю, что это не так. Мне тоже нелегко. Я не верю, что в этом деле может быть что-то лёгкое, — вздохнул я.

Внезапно я почувствовал себя опустошённым. Наступило истощение, и я почувствовал, как вся энергия уходит из меня, чтобы замениться усталостью, которая проникла в мою душу. Я посмотрел на тебя. Ты тоже чувствовала это. Ты была похожа на тряпку для мытья посуды. Впервые в нашей совместной жизни я побоялся дотянуться до тебя. Я боялся, что ты отстранишься, как это сделал я. Боялся, что ты неправильно истолкуешь мои намерения. Боялся, что ты больше не захочешь, чтобы мои руки обнимали тебя. Моя рука потянулась к тебе. И любовь всё ещё была между нами. Ты вскочила на ноги и бросилась в мои объятия, почти сбив меня с ног. Мои руки обвились вокруг тебя, твоей талии. Я был переполнен чувствами. Я снова был как ребёнок. Ребёнок, почувствовавший себя в безопасности в объятиях любимого человека. Это было то, ради чего я жил. Это было то, что значила для меня жизнь.

Ты крепко обняла меня и прорыдала мне на ухо:

— О, Джим, дорогой, что же нам делать?

А потом ты начала неудержимо плакать. Твои страхи и боль искали выхода. Я гладил твои волосы так же, как в ту ночь, когда умерла твоя мать:

— Я не знаю, что делать, детка. Мы не можем оставаться там, где мы есть. Не сейчас. И я не знаю, как и куда нам идти дальше. И мы, конечно, не сможем вернуться назад!

Я отстранился и посмотрел в твоё красное, заплаканное лицо:

— Раньше я говорил, что ты очень храбрая, и я восхищаюсь тобой. Ты прошла через весь последний год в одиночку. Я подвёл тебя. Я не могу это исправить. Я не могу заставить это исчезнуть. Но я могу сделать одну вещь. Это больше не только твоё бремя. Эно наше.

Ты притянула меня обратно к себе.

— Мы ведь решим это, правда? — рыдала ты мне в шею.

— Нет, не решим, Эрика. Может, решения вообще нет, только возможность снять боль, которую мы испытываем. Это может быть лучшее, что мы можем сделать. Заглушить боль, но не найти выход. — я отстранил тебя от себя и поцеловал твоё лицо. — Мы не сможем решить это сегодня вечером. Я выжат и мне нужно больше думать об этом. И тебе тоже. Но мы вместе в этой беде. Я очень люблю тебя, Эрика.

— Джим, я так сильно тебя люблю! Ты вся моя жизнь! — рыдала ты.

Пока я держал тебя в объятиях, мои глаза блуждали по комнате. Наш дом. Дом, который мы создали вместе. Дни и годы, которые мы провели вместе. Мой взгляд скользнул от письма, лежащего на полу, к фотографиям на каминной полке. Нет, мы не сможем решить это сегодня вечером, но мы всё равно найдём решение. И неважно, как мы это сделаем, наш дом в итоге будет разрушен.

Я отступил назад.

— Я пойду в ванную, а потом в постель. Ты будешь спать со мной?

Ты вытерла глаза и на мгновение поднял на меня взгляд, изучая моё лицо, а затем улыбнулась лёгкой улыбкой:

— Джим, ты же знаешь, что я не могу спать без тебя.

Я взял тебя за руку, и мы пошли в спальню. Завтра мы начнём искать решение этой ситуации, в которую нас поместили Бог или Судьба. Я всё ещё был зол и ранен. Я чувствовал себя сбитым с толку и бессильным. Но я был счастлив и горд. Горд своей женой, её мужеством и любовью, которая позволила ей сказать мне, что стало не так. И я гордился собой за то, что смог разделить этот груз с ней, дав Эрике хоть немного облегчения.

Завтра будет новый день. Начало многих дней. Но это уже никогда не будет обычным днём.

***

КОНЕЦ

***

От автора:

Извиняюсь перед всеми читателями, которые не хотели окончания на этом. Просто я чувствую, что здесь нет единого решения. Я решил оставить финал открытым, чтобы, возможно, другие писатели, лучшие, чем я, могли продвинуться дальше, представить свою точку зрения на то, что произойдёт с этими людьми дальше.

В истории я хотел показать любовь, преданность и боль, которые вызывает такое откровение. И я хотел показать, что для некоторых проблем в реальной жизни нет простых ответов. Поэтому я оставляю это кому-то другому, готовому принять вызов, если он захочет.

О, вы можете спросить, что бы я сам сделал? Каково было бы моё "решение"? Продолжайте задавать вопрос и напишите свою собственную концовку к этому.

***

От переводчика:

Уважаемые читатели! Приглашаю Вас посетить мою страницу: https://boosty.to/dmitry113. Там Вы сможете оставить свои пожелания, найти и прочитать или скачать понравившиеся Вам переводы полностью (без деления на части). Там же вы найдёте переводы, которые не публиковались на BW.

Добро пожаловать! Новые переводы – за мной...