Рассказ содержит экстремальную графичность и особую жестокость, включая пытки гениталий, изнасилования и убийства. Просьба избегать прочтения особо впечатлительных или тех, кого подобное не возбуждает, вас предупредили, всем остальным добро пожаловать к прочтению.

Вступление:

Вселенная Warhammer 40, 000 — это бесконечная мясорубка, где человечество цепляется за выживание среди галактических ужасов. На планете-улье Некромунда, в глубинах подулья, где свет Императора едва проникает сквозь смог и ржавчину, Клэймора возвышалась как фигура ужаса и возмездия. Высокая, атлетичная, с белыми волосами девушка, чья красота контрастировала с её садистской натурой. Её броня — облегающий комплект из черного керамита с шипами, подчёркивающая фигуру и изгибы тела, а в руках она сжимала цепной клинок, который называла "Поцелуй боли". Но её истинное оружие было не в стали, а в её извращённой страсти к мучениям и наслаждении чужой болью.

Клэймора служила в карательной службе — отряде Арбитрес, выкованном для наказания самых гнусных отбросов улья: убийц, насильников, еретиков. Её работа заключалась в наказании, а кастрация стала её излюбленным ритуалом, который она превратила в искусство боли. К ней приводили мужчин, чьи преступления были столь отвратительны, что даже суровые законы Империума требовали не просто казни, а их слома перед смертью. И Клэймора упивалась каждой секундой.

Каждый день Клэймора делала свою работу — в камерах, на улицах, в домах. Её жертвы были разными: от мускулистых громил до утончённых аристократов, от безумных еретиков до сломленных философов. Но её методы оставались неизменными — изощрённые, мучительные, пропитанные её садистским удовольствием. Она была ангелом в этом аду, но не милосердия, а возмездия, и её имя шепталось в тёмных углах Некромунды — полулегенда, полукошмар. Рабочие в подулье рассказывали о ней за кружкой амасека, их голоса дрожали, а дети прятались в тенях, слыша её шаги.

Император, возможно, и не одобрял её методов, но в этом аду она являлась необходимостью. Здесь, где милосердие умерло под слоем пепла и ржавчины, её жестокость держала порядок, её садизм был цепью, что сковывала хаос. Клэймора знала это. И наслаждалась этим.

Глава Первая:

Утро в подулье началось с тяжёлого грохота — дверь её мастерской скрипела, пока конвоиры волокли первого “клиента”. Гаррок, громила из банды Некромунды, был зверем в человеческой шкуре — два метра роста, тело, покрытое шрамами и татуировками черепов, что тянулись от шеи до кулаков. Его поймали после пьяной резни — десятки рабочих, женщин, детей лежали в лужах крови, их внутренности размазаны по стенам туннеля, а он смеялся, держа в руках ржавый тесак.

Мастерская Клэйморы была огромной — каменные стены, покрытые пятнами сырости и крови, уходили в темноту, а пол был холодным, скользким от старых луж, что никогда не высыхали. В центре стоял массивный стол, окружённый крюками и цепями, что свисали с потолка, звеня, как колокола смерти. На полках вдоль стен лежали её инструменты — серпы, раскалённые пруты, щипцы, ножи, каждый с пятнами ржавчины и плоти, собранные за годы её службы. Лампы на цепях мигали, отбрасывая длинные тени, что плясали вокруг, словно призраки её жертв.

Конвоиры по ее указанию крепко привязали его к стоящему рядом у стены металлическому колесу. Гаррок рычал, его мускулы напрягались под ржавыми кандалами, но Клэймора лишь улыбнулась, обнажая белоснежные зубы, дожидаясь когда они окажутся лишь наедине друг с другом.

Она стояла перед ним, её чёрная броня с шипами блестела в тусклом свете, подчёркивая её фигуру — длинные ноги, тонкую талию, грудь, что поднималась с каждым вдохом. Белые волосы спадали на плечи, слегка касаясь керамита, а голубые глаза сверкали, как клинки, готовые резать. Её цепной клинок, “Поцелуй боли”, висел на поясе, но она не спешила его брать. Её губы дрогнули в улыбке, обнажая белоснежные зубы, и она шагнула ближе, её сапоги стучали по камню.

— Ты будешь молить меня о смерти, — прошептала она, её голос был сладким, как яд.

Она начала с простого: повернула рычаг на колесе, и Гаррок перевернулся, его ноги поднялись вверх, оставив его уязвимые гениталии болтаться в воздухе. Гаррок грозно рычал, проклиная её, оскорбляя, обещая разорвать и жестоко трахнуть, но это только разжигало её.

С дьявольской ухмылкой, она схватила его мошонку и сжала — сначала слегка, затем всё сильнее, пока его крики не превратились в хриплый, умоляющий о пощаде вой. Её длинные пальцы играли с плотью, то сдавливая, то отпуская, пока Гаррок не начал задыхаться от боли. Его крики наполняли мастерскую, и она чувствовала, как её тело отзывается — жар между ног, дрожь в ногах.

— Хочешь, чтобы я остановилась? — спросила она, наклоняясь ближе, её волосы касались его лица. — Умоляй.

— Прекрати... хватит... — выдавил он, слёзы текли из глаз, ещё недавно горевшие яростью. Теперь же грозный человекоподобный зверь сам походил на жертву.

Она рассмеялась, но вместо милосердия, взяла раскалённый прут с жаровни в углу и поднесла к его яйцам. Запах палёной плоти заполнил все помещение, а Гаррок извивался, как рыба на крючке и дико орал во всю глотку. Клэймора, чувствуя прилив возбуждения, расстегнула нижнюю часть брони, обнажая промежность, и её рука скользнула туда, пальцы двигались в ритме его стонов, откровенно наслаждаясь его страданиями, а затем, поднеся своё тело ближе, прошептала:

— Высунь язык... лижи, и я дарую тебе покой.

Гаррок, сломленный, подчинился, его разум помутился от боли и он был готов на все чтобы закончить свои муки. Его огромный язык, грубый и проворный, оказался очень старательным и она все еще продолжая властно держать его мошонку, немного ослабила свою хватку. В момент её оргазма, когда она застонала от удовольствия, её рука сжала его огромное яйцо с такой силой, что оно лопнуло, как переспелый фрукт. Кровь хлынула на пол у ее ног, Гаррок вопил, цепляясь за жизнь, пока её пальцы не добили его, раздавливая остатки его плоти, до тех пор пока он не умер от шока с предсмертным хрипом, который эхом отразился по всему подземелью, скрытого так глубоко от глаз и ушей простых обывателей. Клэймора вытерла руки о его одежды, выключила запись экзекуции преступника и вышла из помещения, оставив его так и висеть пока конвоиры не заберут тело для его последующей кремации.

Клэймора шагала по узкому коридору подземного каземата, её сапоги гулко стучали по камню, покрытому ржавчиной и старой кровью. Воздух здесь был тяжёлым, пропитанным сыростью, запахом плесени и слабым эхом далёких криков. Стены, выложенные грубым камнем, сочились влагой, а редкие лампы, висящие на ржавых цепях, отбрасывали длинные тени, которые плясали вокруг неё, словно призраки её прошлых жертв. Она любила это место — его мрак, его безнадёжность, его способность усиливать страх тех, кто оказывался в её власти.

Дверь следующей камеры скрипнула, когда она толкнула её плечом, и свет упал на новую жертву. Мужчина сидел на низком стуле, его руки и ноги были скованы цепями, вбитыми в пол. Его одежда — рваная куртка и штаны — висела лохмотьями, лицо покрывала грязь, из-под которой проступали резкие черты и лихорадочный блеск глаз. Он поднял голову, встретив её взгляд с вызовом, но в глубине его зрачков уже дрожал страх.

Клэймора остановилась в нескольких шагах от него, её высокая фигура в чёрной броне с шипами казалась вырезанной из мрака в тусклом свете. Её белые волосы спадали на лицо, слегка закрывая её глаза. Она не спешила — ей нравилось это предвкушение, момент, когда жертва ещё не знала, что её ждёт, но уже чувствовала холодный ветер смерти. Она медленно опустилась на корточки перед ним, её движения были грациозными, почти кошачьими, и начала снимать свои сапоги.

Сначала она расстегнула металлические пряжки на правом сапоге, звук щелчков эхом разнёсся по камере. Затем сняла его, обнажая свою изящную ногу — длинную, с гладкой кожей и тонкими пальцами, заканчивающимися острыми ногтями, покрытыми чёрным лаком. Она повторила процесс с левым сапогом, бросив оба в угол камеры с глухим стуком. Её босые ступни коснулись холодного камня, и она слегка пошевелила пальцами, наслаждаясь ощущением свободы.

— Назови мне своё имя, — сказала она, её голос был мягким, но острым, как лезвие. Она подняла правую ногу и медленно поднесла её к его паху, кончики пальцев слегка коснулись его гениталий через рваную ткань штанов. — Расскажи мне, что ты сделал.

Мужчина сглотнул, его кадык дёрнулся, а взгляд метнулся от её лица к её ноге. Он попытался отодвинуться, но цепи натянулись, звеня, и он замер. — Я... я не скажу ничего, — выдавил он, его голос дрожал, выдавая его страх, несмотря на попытку сохранить твёрдость.

Клэймора улыбнулась, её белоснежные зубы блеснули в полумраке. Она надавила чуть сильнее, чувствуя, как его плоть поддаётся под её пальцами. Её ступня начала массировать его мошонку, надавливая и отпуская, словно играя с мягкой игрушкой. Мужчина дёрнулся, его лицо исказилось, и он зашипел от боли, но всё ещё молчал. Её улыбка стала шире — ей нравилось, когда они сопротивлялись. Это делало процесс интереснее.

— Я могу сделать это быстро... или очень медленно, — сказала она, её голос стал ниже, почти гипнотическим. Она надавила сильнее и он издал очередной сдавленный стон. — Кто ты?

Он стиснул зубы, его щёки покраснели от напряжения, но когда она резко сместила вес на ногу и придавило одно из его яиц почти всмятку, он не выдержал. Его крик разорвал тишину камеры, отражаясь от стен, а тело сотряслось в цепях. — Меня зовут... Сайлас! — выкрикнул он, слёзы потекли по его грязному лицу. — Я... я убивал... ел их внутренности!

Клэймора замерла, её нога всё ещё давила на его израненную плоть. Она наклонила голову, её волосы упали на лицо, и она вдохнула запах его страха — металлический, смешанный с потом и кровью. — Хороший мальчик, а говорил не будешь ничего рассказывать... — пропела она, её голос стал слаще, почти материнским. Она убрала правую ногу и поднесла левую, поставив её снова на его яйца. Её пальцы начали медленно вращать ступню, словно она раздавливала виноград на винодельне. Сайлас выл, его крики становились всё более хриплыми.

— Скольких ты убил? — спросила она, её голос дрожал от предвкушения. Она расстегнула нижнюю часть брони, обнажаясь перед ним и начала медленно ласкать себя, её рука двигалась в ритме его стонов, пока она вращая ступню, раздавливала его плоть. Она посмотрела ему в глаза, её зрачки расширились от удовольствия. — Видишь, как мне нравится твоя честность? Не стесняйся, рассказывай.

Сайлас задыхался, его грудь вздымалась, а лицо исказилось от боли и ужаса. — Десятки... сотни... — прохрипел он, его голос срывался на высокие ноты. — Я... я нападал на них... похищал...сжигал живьем... насиловал... сдирал кожу... я... я смеялся, когда они молили о пощаде... это было... удовольствие...

Клэймора застонала, её рука ускорила движения, а нога надавила сильнее, растягивая кожу его мошонки до предела. Она чувствовала, как его плоть лопается под её ступнёй, как кровь уже брызжет на её пальцы, и это наполняло её жарким, почти животным удовольствием. — О, Сайлас, ты был плохим, очень плохим, — сказала она, её голос дрожал от экстаза. — Ты убивал ради собственного удовольствия, да?

Она подняла на стул и вторую ногу и поставила рядом с первой, теперь обе её ступни топтались по его паху, раздавливая остатки его гениталий. Кровь хлынула на пол, смешиваясь с грязью, а Сайлас кричал, его тело извивалось, цепи звенели, как колокола смерти. Она двигала ногами в ритме, словно танцуя, её пальцы сжимали и разжимали плоть, пока она не превратилась в кровавое месиво. Её дыхание участилось, она стонала громче, не скрывая своего наслаждения.

— А теперь умри ради моего удовольствия, — прошептала она, её стоны смешались с его криками и оргазм накрыл её в тот момент, когда она с силой прыгала обеими ногами, раздавливая всё, что осталось в кровавое месиво. Его последний вопль оборвался, тело обмякло в цепях, а кровь растеклась лужей под стулом. Клэймора стояла над ним, её грудь вздымалась, а ноги блестели от крови. Она вытерла их о его рваную куртку, оставляя красные разводы, затем надела сапоги, её движения были спокойными, почти ленивыми. Она бросила последний взгляд на его тело и вышла, оставив за собой тишину и запах смерти.

Глава Вторая:

Заброшенный туннель тянулся глубоко под Некромундой, его стены были покрыты ржавчиной и плесенью, а пол усеян осколками металла и гниющими обломками. Тишина здесь была почти осязаемой, нарушаемой лишь слабым эхом капель воды, падающих где-то в темноте. Это было её убежище — место, где никто не услышит криков.

Клэймора медленно шла в камеру, её броня с цепями звякала при каждом шаге, а голубые глаза ярко светились как у хищника, что чуял добычу. Стены были грубыми и холодными, а потолок низким, заставляя ее слегка сутулиться, а единственный свет исходил от тусклой лампы, которую она несла с собой. Воздух внутри камеры был пропитан запахом страха. Внутри очередной мужчина, высокий, с тёмными волосами, что свисали мокрыми прядями на лицо, покрытое шрамами, словно карта его грехов. Его руки были скованы за спиной, цепи впивались в запястья, оставляя багровые следы, а ноги разведены в стороны и прикованы к кольцам в полу, обнажая его пах. Его одежда — рваная куртка и штаны — висела лохмотьями, пропитанными грязью и кровью, а грудь вздымалась от тяжёлого дыхания. Он поднял голову, его тёмные глаза встретили её взгляд — в них был вызов, но под ним дрожал страх, как крыса в тени когтей.

Клэймора остановилась в нескольких шагах перед ним, её взгляд скользнул по его телу - от шрамов на лице до мускулов, что напрягались под цепями. Её губы дрогнули в улыбке, хищной и холодной.

— Назови своё имя, — произнесла она, её голос был мягким, как шёлк, но с ледяным оттенком, что резал тишину. Она шагнула ближе, её пальцы потянулись к его штанам, расстёгивая рваную ткань, и медленно вытащили его член наружу. Он был вялым, но под её прикосновением начал твердеть, её длинные пальцы ласкали его, двигаясь с ленивой уверенностью, пока он не напрягся в её руке. Она сжала его мошонку, слегка, но достаточно, чтобы он почувствовал её власть

Он сжал челюсти, его глаза — тёмные, налитые кровью — сверкнули, но дыхание сбилось, лицо покраснело, цепи звякнули, когда он дёрнулся назад. — Я не скажу, — прохрипел он, но его тело его предало, член пульсировал под её пальцами, выдавая стыд и желание.

— Назови своё имя, — повторила она, её голос стал ниже, резким, как щелчок затвора болтера. Она присела перед ним, её бледное лицо оказалось на уровне его возбуждённого члена, голубые глаза смотрели вверх, ловя его взгляд. Её рука ускорила ритм, двигаясь по стволу, пока он не задрожал, а вторая сжала его яйца сильнее, наслаждаясь их теплом, их уязвимостью. Она наклонила голову, её волосы коснулись его бёдер, и вдохнула его запах — пот, грязь, страх.

— Ксавир… Ксавир Тарн… — прохрипел он, его щёки побагровели, но когда она сдавила ещё сильнее, он сломался. — Я… я служу Хаосу… убиваю ради Кровавого Бога…

Её сердце забилось быстрее, предвкушение разлилось по венам. Она наклонилась ближе, её губы почти коснулись его члена, но она лишь выдохнула, её тёплое дыхание обожгло его. — Кровавый Бог, да? — сказала она, её рука продолжала ласкать его, пульсирующий от возбуждения, пальцы скользили по коже, дразня. — Расскажи мне, Ксавир. Каждую каплю крови, что ты пролил. Каждую душу, что ты скормил своему господину.

Он дрожал, его тело напряглось, цепи звякнули, когда он попытался вырваться, но её хватка была железной. — Я… был в банде… — прохрипел он, его глаза загорелись лихорадочным блеском, похоть и страх смешались в его взгляде. — Резал глотки гвардейцам… вырывал сердца… сжигал ульи… ради черепов… ради трона Кхорна… я пил их кровь… смеялся над их криками… резал их жён… детей… пока они молили…

Её голубые глаза вспыхнули, как прометиевые факелы, и она расстегнула нижнюю часть брони, обнажая себя — её промежность блестела от возбуждения, кожа была бледной, гладкой. Её правая рука скользнула к клитору, пальцы начали двигаться, медленно, с наслаждением, а левая продолжала дразнить его член, сжимая и отпуская. — Видишь, как твоя преданность Хаосу привела тебя ко мне? — прошептала она, её голос дрожал от удовольствия, грудь вздымалась под керамитом. — Ты заслужил меня, Ксавир. Заслужил всё, что я с тобой сделаю.

Она встала, её движения были грациозными, почти танцующими, и села на него, поглощая его набухший член в себя. Он вошёл в неё легко, её тепло обволокло его, и Ксавир задергался, его бёдра рванулись вверх, его движения в нее были резкими, как удары молота. Она стонала, положив одну руку ласково ему на голову, а другой крепко взявшись за его мошонку. Её тело извивалось, пока оргазм не накрыл её, а затем и его — его сперма смешанная с кровью хлынула в неё. Милосердие всегда было ложью в ее темнице. Он дергался к конвульсиях, орал в агонии прямо в грудь ее доспеха пока она раздавливала ему яйца, долго и мучительно, до тех пор пока в его молящих о пощаде глазах больше не оставалось никаких признаков жизни.

Клэймора вышла из камеры, её шаги гулко стучали по туннелю, броня звякала, цепи качались в такт. В такие моменты она была настоящим палачом Империума, которая заставляла души грешников сжиматься в ужасе в свои последние мгновения. Среди пепла и смерти этого улья, ее имя могло шептаться лишь в страхе. Её волосы, белые, как кости мертвецов, обрамляли лицо, чьи черты могли бы принадлежать ангелу, если бы не глаза — два ледяных осколка, которые отражали всю ее жажду наказания через боль.

Глава Третья:

Офис Клэйморы — тесная комната в глубинах улья, заваленная стопками пожелтевших документов. Стены — серый металл, покрытый царапинами и пятнами ржавчины, освещение — тусклая лампа, мигающая над столом. На столе — кружка с уже остывшим рекафом, стопка приказов и перо, рядом — вокс-передатчик, шипящий помехами. Клэймора сидела за столом, слегка откинувшись на стуле, её пальцы барабанили по столу, а своими голубыми глазами — холодными и острыми внимательно смотрела на её помощника, массивного мужчину по имени Лекс, в серой военной униформе, конвоира, с короткими чёрными волосами и шрамом через всю щёку.

Другой конвоир, лысый громила по имени Торн, стоял у стены наблюдая за обоими, скрестив руки, его лицо — каменная маска.

— Сколько их еще сегодня? — спросила она, её голос был ровным, но с ноткой раздражения, как у человека, уставшего от бесконечного потока дел.

Лекс кашлянул, листая планшет. — Один. Последний на сегодня. Зовут… точнее, пока без имени. Упрямый. Отчёты говорят, он еретик, но молчит, как мёртвый сервитор.

Ее губы слегка изогнулись. — Упрямый? Хорошо. Люблю вызовы. Что ещё? — спросила она, сверля Лекса своими глазами.

— Нападение на патруль. — добавил Лекс — Убил троих гвардейцев, поджёг склад. Поймали случайно — споткнулся о кабель, пока бежал. С тех пор ни слова. Надо узнать куда бежал и где его дружки.

— Может, продержится чуть дольше других, но он расскажет мне все что потребуется. — сказала она, её тон стал холоднее. — Посмотрим, сколько он продержится и насколько он крепкий. Я не для того сижу в этой конторе, чтобы возиться с бумагами вместо дела.

Лекс хмыкнул, его голос был грубым, как рёв двигателя. — Крепкий он или нет, конец у этих еретиков всегда один. Просто сперва выясни у него, где находится то, что нам нужно. Ты, кстати, вообще ни капли не устаёшь от всего этого?

Она рассмеялась, звук эхом отразился от стен. — Устаёшь ты, таская их ко мне. А я… я живу этим. Это не работа, Лекс. Это моё искусство.

Торн приподнял голову, его руки едва заметно задрожали. — Ты… ты правда этим наслаждаешься? Я думал, это просто слухи о тебе…

Клэймора повернулась к нему, её глаза сузились. — Наслаждаюсь? О да, каждый крик, каждая капля крови — это мой амасек. А ты, Торн, что делаешь после смены? Чистишь свои железки и мечтаешь о чистом небе?

— Я… я просто выживаю, — пробормотал он, отводя взгляд.

— Другие бы просто сломались, но я создана для этой работы. Но это не про любовь, Торн. Это про порядок. Они нарушают его, я восстанавливаю. Мне нравится как они заканчивают, а ты бы предпочёл чтобы их оставили гнить в камерах?

— Я бы предпочёл убирать меньше крови на полу, — буркнул он, но отвёл взгляд.

Лекс усмехнулся. — Кровь смывается. Нам уже пора, Клэймора. Машина ждёт.

Бронетранспортёр гудел, пробираясь через узкие туннели улья. Внутри — Клэймора, Лекс и Торн, сидящие на жёстких скамьях. Свет от фонарей мелькал через щели в броне, освещая их лица. Машина тряслась, двигатель ревел, а вокс шипел обрывками приказов.

— Ты когда-нибудь думаешь о том, чтобы бросить это? — спросил Лекс, его голос едва пробивался через шум. — Уйти, пожить тихо?

Клэймора посмотрела на него, её лицо было неподвижным. — Уйти? Вверх, к лордам? Или вниз, к крысам? Нет, Лекс. Я там где нужна, и я не для тишины. Здесь я делаю то, что умею. Эти мрази думают, что могут ломать всё, что видят. Я показываю им за это цену.

Лекс кивнул, его рука сжала рукоять болт-пистолета. — Они заслужили. Каждый. Но этот… он крепкий. Может, даже тебе придётся попотеть.

— Попотеть? — Клэймора усмехнулась, её глаза блеснули. — Если он не сломается, я сильно удивлюсь. Мне не нужно его имя, чтобы знать, кто он и что он виновен. Но я хочу услышать. Это лично для меня.

Машина остановилась, люк открылся, и они вышли в заброшенный ангар.

Мужчина с широкими плечами и шрамами на груди — был прикован к стулу, его руки и ноги скованы цепями. Его глаза — тёмные, налитые кровью — смотрели на Клэймору с ненавистью. Она стояла перед ним, её броня блестела в тусклом свете, волосы упали на лицо, а ящик с инструментами уже лежал у её ног.

— Имя, — сказала она, её голос был холодным, как сталь. Она не снимала сапоги — сегодня ей не до ритуалов, только работа.

Он плюнул ей под ноги, и она шагнула ближе, взяв плоскогубцы. Без лишних слов она схватила его мошонку и сжала, металл впился в плоть, пока кровь не потекла по её руке. Он зарычал, его тело напряглось, но молчал.

— Имя, — повторила она, сжимая сильнее. Хруст плоти эхом отразился от стен, и он взвыл, но стиснул зубы.

Она отбросила плоскогубцы и взяла шип — тонкий, острый, как игла. Она вонзила его в его яичко, медленно, поворачивая, пока кровь не брызнула на её броню. Его крик был хриплым, но он всё ещё молчал. Клэймора нахмурилась — этот был на самом деле крепче, чем она думала.

— Ты думаешь, что сможешь победить меня? — сказала она, её голос стал резче. Она взяла клинок и провела им по его бедру, оставляя тонкий разрез. — Я могу резать тебя часами. Имя. Грехи. Где твое логово?

Он дёрнулся, его глаза закатились, но он прохрипел: — Убей… меня…

Она покачала головой и схватила молот. Удар пришёлся по его мошонке. Он закричал, его голос сорвался. — Имя! — рявкнула она, ударяя снова.

Он стиснул зубы, плюнул ей в лицо, но следующий после этого удар молота, раздавливая одно из яиц всмятку вырвал из него имя.

— Воркан… Воркан Стальной Пес… — выдавил он, слюна текла из его рта. — Я… убивал… ради Кхорна… резал… сжигал…

— Подробности, где остальные, — сказала она, её рука сжала клинок. Она вонзила его в его пах, медленно поворачивая, пока он не закричал снова.

— В канализации… — прохрипел он, — прямо у вас под носом, под ульем…

Клэймора кивнула, её лицо было каменным. Она не испытывала удовольствия — только удовлетворение от выполненной работы. Она взяла цепной клинок с пола, включила его, и зубья начали вращаться с воем. Она поднесла его к его мошонке и медленно надовила, разрывая его плоть. Кровь брызнула на её лицо, он кричал, пока голос не оборвался, и тело не обмякло.

Она выключила клинок, вытерла лицо рукавом и вышла из ангара к Лексу. — Отчёт готов. Едем обратно.

Позже, в своих покоях, Клэймора сидела за столом, бутылка амасека в руке. Она пила медленно, глядя в зеркало. Её лицо было спокойным, она не думала о Воркане — он был просто ещё одной строкой в списке. Она встала, подошла к шкафу и достала старую книгу — редкость в этом мире. Читала она молча, её пальцы листали страницы, пока ночь не поглотила улей.

Глава Четвертая:

Лампа в офисе над столом гудит, отбрасывая резкий свет на ржавые стены, украшенные выщербленными символами Императора. Вокс-передатчик шипит обрывками команд от префектов, а воздух пропитан запахом оружейного масла и остывшего рекафа. Клэймора откинулась на стуле, её пальцы сжали кружку рекафа, чёрного и горького, как сточные воды улья. Лекс, в серой броне Арбитрес, бросил инфопланшет на стол, его голос был твёрдым, как керамит.

— Сектор Гамма-9, прометиевый завод. Уничтожен цех сервиторов, техножрец зарублен топором, подожжен склад с боеприпасами "Инферно". Недалеко от места поймали парня. Не похож на культиста, все отрицает и ничего не знает. Необходим допрос.

Клэймора прищурилась, её губы изогнулись в холодной улыбке. — Люблю такие загадки. Что ещё знаешь, Лекс?

— Следы варп-скверны на месте, — продолжил он, его тон стал мрачнее. — Надо быть осторожнее. Этот может быть опасен. Может, даже попытается что-то выкинуть.

Клэймора хмыкнула, собирая ящик с инструментами. — Пусть попробует. Я не какая-нибудь аколитка с кадилом. Он сломается, Лекс. Все ломаются.

Торн поднял голову, его голос был тихим, но твёрдым. — А если нет? Ты будешь резать его вечно? А что если он правда не виновен?

Клэймора повернулась к нему, её голубые глаза вспыхнули, как дуло плазменного пистолета перед выстрелом, и её тон стал резким, как треск цепного меча, но затем смягчился, приобретя почти проповеднический оттенок, полный мрачной убеждённости. — Не виновен? Торн, ты опять за своё. Здесь нет невиновных — только те, кто ещё не показал свою грязь. Если они молчат и все отрицают, то это лишь из-за страха, что я раскрою их. Буду ли я резать его вечно? Нет, только пока он не сломается или не сдохнет — что раньше наступит. Если он предал Императора, плюнул на Его трон. Я не просто порежу — я выжгу ересь из его плоти. Это мой долг, моя вера. Ты бы понял, если бы посмотрел глубже. Хаос — это не просто враг, это зараза. А я — огонь, что её очищает.

Торн покачал головой, его лицо стало ещё мрачнее. — Огонь? Ты не огонь, Клэймора. Ты мясник. И я не хочу это понимать.

Она улыбнулась, её глаза блеснули. — Мясник? Может быть. Но мясник, который держит улей в строю. Ты убираешь за мной, Торн. Мы оба по уши в этом. Привыкай.

— Почему так жестоко... то, что ты делаешь. Я вижу их, когда убираю... у меня кровь стынет в жилах когда думаю что им пришлось пережить... Почему просто не прикончить? — спросил он, его голос был низким, с ноткой сомнения. — Один выстрел в череп, и нет проблем. Зачем ты это растягиваешь, Клэймора?

— Растягиваю? Торн, ты всё ещё не понял? Это не просто смерть. Это урок. Они — гной на теле Империума, а я — ланцет, что вырезает его. Быстрая пуля — это милосердие, а милосердие — для слабых. Я выжигаю их грехи, чтобы другие боялись. Невинность — это миф для верхнего улья, для тех, кто прячется за золотыми статуями Императора. Здесь, внизу, мы все по уши в грехе, и моя работа — вырезать тех, кто зашёл слишком далеко. Ты хочешь милосердия? Иди к сестрам Ордена Милосердия, они напоют тебе псалмы. А я… я делаю то, что Император требует от нас — держу этот улей в строю, пока Хаос грызёт его стены. Если я ошибусь, если он "невиновен", то его кровь — всего лишь ещё одна капля на алтаре Его воли. Ты можешь не понимать этого, но я вижу в их боли порядок. И да, Торн, я наслаждаюсь этим — потому что каждый крик подтверждает, что я права, что Его свет всё ещё горит в этой тьме. Попробуй увидеть это моими глазами, и ты перестанешь задавать свои вопросы.

Торн нахмурился, его пальцы сжали цепь. — Я не хочу видеть твоими глазами. Ты называешь это порядком, а я вижу только мясо и кровь. Ты никакой не фильтр, Клэймора, ты — зверь в броне Арбитрес. Ты наслаждаешься этим. Я видел твои глаза, когда ты режешь. Это не долг. Это… что-то другое.

— Довольно, — хлопнув по столу рявкнул Лекс, прервав их. — Хватит. Брифинг окончен. Машина ждёт, нам пора.

Бронетранспортёр — старый "Репрессор" Арбитрес — гудел, пробираясь через туннели нижнего улья. Его керамитовые плиты были покрыты вмятинами от болтерных очередей, а двигатель ревел, как раненый грох. Лекс сидел у вокса, проверяя данные, Торн чистил цепи в углу, а Клэймора смотрела в смотровую щель, где мелькали ржавые трубы и сервиторы, ковыляющие в темноте.

Машина остановилась, люк открылся с шипением гидравлики, и они вышли в заброшенный литейный цех — огромный зал с ржавыми печами, цепями и запахом прометия.

Молодой мужчина, лет двадцати, в перепачканном рабочем комбинезоне привязан к металлическому стулу, Клэймора стояла перед ним, её броня блестела в свете ламп.

— Имя. — холодно сказала она.

— Рон... Я невиновен… Меня подставили… Я простой рабочий… Арбитры ошиблись…

Клэймора прищурилась, её губы изогнулись в хищной улыбке. — Невиновен? Хорошая попытка. — Она взяла в руку силовой шип — оружие для допросов и опустившись на корточки перед ним стала расстегивать ему штаны.

— Я… я не еретик… Это ложь… Поверьте же мне... Клянусь Императором… Я чист… — Его голос дрожал, но в нём была фальшь, которую она уловила.

— Лжёшь. Ты заставляешь меня работать, не ври мне... — сказала она, её тон был холодным, но с ноткой наигранного раздражения. Она крепче взяла силовой шип, острое и заряженное микроразрядами — и вонзила в его мошонку прямо между двумя яичками, включив ток. Электричество затрещало, плоть начала слегка дымиться, и он завопил, его голос сорвался. — Имя! Правда! — рявкнула она, смотря ему в лицо.

— Ааааааааааааааргх! — звук был низким, животным, словно раненый грох разрывал лёгкие, но он прохрипел: — Я… я не виновен…

Она наклонилась ближе, её глаза блестели, она начала вскрывать кожу на его мошонке, пальцы достали наружу яички и крепко сдавили одно.

— Хватит! Умоляю! Все скажу! — зарыдал он через боль, его связанное тело тряслось, слюна и пена текла изо рта.

Она почувствовала, что он полностью сломлен. — Рассказывай все в подробностях и я пощажу тебя. — сказала она спокойным, даже успокаивающим голосом. Свет на камере в виде компактного пикт-записывателя мигал. Установленная прямо на груди ее брони, камера делала запись и была не просто функциональным устройством, а сложным артефактом, сочетающим в себе передовые технологии и имперскую эстетику, большая редкость и настоящая гордость для обладания. Пусть качество и было зернистое и черно-белое, и не передавало всю кровавую расцветку ее пыток, этого было уже достаточно для отчетов.

— Малакс...сжёг фабрику... убил механикуса...Тзиииииинч!

— Вот оно, — сказала она, её голос задрожал от удовольствия. Она застонала, наслаждаясь его воплями. Отбросив клинок, наклонилась и вцепилась зубами в остатки его мошонки, грызя его яйца. Его крики стали хрипом, а она наслаждалась каждым мгновением, её тело дрожало от садистского восторга.

Звук был высоким, почти нечеловеческим, как вой банши в пустошах, пока его тело билось в оковах. Она сдавливала челюсти сильнее и разжимала, повторяла пока яйца не лопнули и кровь вместе со спермой не заполнили ее рот и не потекли на ее подбородок. Его предсмертный вопль был долгим, надрывным, как звук рвущегося металла, пропитанный ужасом и болью, от которого Торн дрожал у входа.

— Отчёт. Тзинч, ересь, казнён. Конец записи. Торн, убирай!

“Малакс… ещё один шептун Тзинча. Они все одинаковы — лжецы, что думают, будто Хаос их спасёт. Я режу их, как сервитор режет металл, но они всё лезут. Торн спрашивает, почему я это растягиваю… Он не видит. Это не про радость, не про кровь. Это про стену, что я держу. Если я дам слабину, если дам им умереть легко, улей рухнет. Я не человек, я — болтер в руках Императора. Но почему я не чувствую Его света? Только холод. Может, это и есть Его воля — холод, что держит нас в строю?”

Допив амасек, поставила кружку и легла в кровать, её глаза закрылись, погружая её в тьму без снов.

Глава Пятая:

Офис Клэйморы был мрачен, как всегда, но сегодня в воздухе витало напряжение. Лекс бросил на стол инфопланшет с гербом дома Дреккар — золотым орлом, сжимающим череп. Торн почесывая подбородок о чем-то задумался.

— Новое дело, — сказал он, его голос был сухим. — Лорд Карвус Дреккар. Шпили. Подозревают, что он снабжал культ Кхорна прометием и рабами. Префект Вектис хочет, чтобы ты разобралась. Лично.

Клэймора прищурилась, её губы изогнулись в лёгкой усмешке. — Лорд? Я что, теперь палач для высших?

— Он не просто лорд, — продолжил Лекс. — У него даже есть связи с планетарным губернатором. Если он чист, мы в дерьме. Если виновен — ещё глубже.

Мне платье надеть, чтобы в шпили вписаться? — В её тоне сквозил сарказм.

Лекс не улыбнулся. Он скрестил руки, его шрам через щеку дрогнул, когда он заговорил: — Вообще-то, мне эта мысль тоже приходила в голову. Вверх к нему в твоей рабочей броне, да еще с ящиком твоих пыточных инструментов тебя никто не пустит. Там охрана — не наши конвоиры, а наёмники с плазмаганами. И Дреккар… он не тот, кого ты просто приковываешь к стулу и допрашиваешь. У него слишком большие связи. Вектис дала чёткий приказ: доказать его вину или не возвращаться.

Клэймора поставила кружку на стол с резким стуком, её глаза сузились. — Доказать? Я не следователь с лупой, Лекс. Я режу правду из плоти. Что за игры?

— Это не игра, — отрезал Лекс, его тон стал мрачнее. — Вектис хочет его голову, но не просто так. У них с Дреккаром старые счёты. Ходят слухи, что он унизил её несколько лет назад, когда она ещё была младшим офицером. Подставил, выгнал из верхнего улья, чуть не отправил на каторгу. Теперь она префект, и она пользуется этим шансом. Но есть нюанс: Дреккар слишком скользкий. Если мы ошибёмся, она точно свалит всё на нас.

Торн, стоя у стены, хмыкнул. — Аристократы. Они такие же мрази, только в шелках. Почему не возьмем побольше людей и не штурмуем его дворец с оружием? Привезем его к нам на допрос, она же не из воздуха взяла эти подозрения на его счет?

— Потому что он не в подулье, Торн, — огрызнулся Лекс. — У него личная армия, купленные судьи и, возможно, инквизитор в кармане. Напрямую не взять. Вектис сказала, что он сам тебя примет. Как… гостью.

Клэймора рассмеялась, звук эхом отразился от стен. — Гостью? Неужели хочет чаю со мной попить, надеется что в итоге из-за этого я его за яйца не подвешу?

— Подробностей я больше не знаю. Последняя деталь, — сказал Лекс, доставая сумку и протягивая ей. — Вот, тут другого рода инструменты... И надеюсь размер твой.

***

"Репрессор" гудел, поднимаясь по спиральным туннелям в верхний улей — редкий маршрут для команды Клэйморы. Двигатель ревел, а внутри было тесно и жарко. Лекс сидел у вокса, проверяя маршрут и данные, Клэймора вглядывалась в смотровую щель. Там мелькали не ржавые трубы подулья, а полированные колонны и стеклянные шпили, сияющие искусственным светом. Она почувствовала себя по настоящему чужой в этом мире — её место было в грязи и крови, не среди позолоты и лжи.

Торн задумавшись смотрел на Клэймору, внимательно её разглядывая. На ней было платье — чёрное с декольте, сильно облегающее и натянутое, будто бы на размер меньше, с высоким разрезом на бедре, которое Лекс достал из какого-то склада Арбитрес. Оно было непривычным: без шипов, без керамита, только тонкая ткань, подчёркивающая её атлетичное тело. Её обычно растрепанные белые волосы были красиво уложены, а голубые глаза казалось светили даже ярче обычного. Она выглядела как оружие, замаскированное под игрушку, и это раздражало её больше, чем она готова была признать. По ней было видно, что ей это не привычно и она нервничает.

— Ты уверен, что это сработает? — спросила она, её голос был резким. — Я выгляжу как накрашенная шлюха из борделя, а не как Арбитр.

Лекс хмыкнул, не отрываясь от вокса. — Ты выглядишь как то, что Дреккар привык видеть. Это твой пропуск. Охрана пропустит тебя без вопросов. Я останусь снаружи с Торном. Если что-то пойдёт не так, сигнал по воксу — и мы врываемся.

— Если что-то пойдёт не так, — буркнул Торн, — она уже будет мёртвой. Лекс, ты же понимаешь это?

— Прекрасно понимаю, лучше чем ты думаешь, — отрезал Лекс. — И мы будем мёртвыми вместе с ней. Но она справится, поэтому до этого не дойдет.

Она посмотрела на Торна, её губы дрогнули в слабой улыбке. — Переживаешь за меня, Торн? Не думал, что ты такой мягкий.

— Я не переживаю, — огрызнулся он, отводя взгляд. — Просто… это не твоя мастерская. Там нет цепей, нет столов. Только слова и золото. Ты не сможешь его там резать.

— Смогу, — тихо сказала она, её тон стал холоднее. — Не клинком, так моим взглядом. Рано или поздно он выдаст себя, Торн. Все они выдают.

Машина остановилась у подножия дворца Дреккара. Люк открылся с шипением, и Клэймора вышла, её туфли на каблуке коснулись полированного мрамора. Лекс остался у "Репрессора", Торн бросил ей последний взгляд, полный сомнений, и люк закрылся.

Дворец был поистине огромен: мраморные колонны поднимались к потолку, украшенному фресками с ликом Императора, статуи святых в золотых доспехах стояли вдоль стен, а воздух здесь был чистым и пах какими-то неизвестными ей благовониями. Слуги в белых робах сновали вокруг, доставляя что-то или работая в цветочных садах, их лица были скрыты за масками из полированного металла, а наёмники в чёрной броне с плазменными винтовками охраняли вход. Клэймора почувствовала на себе их взгляды — смесь подозрения и презрения. Она была чужаком здесь, и они это знали.

На входе её встретил управляющий — худой мужчина в обрамленном золотом белом костюме, с аугметическим глазом и натянутой улыбкой. — Леди… Клэймора, верно? — Его голос был скользким, как масло. — Лорд Дреккар ждёт вас в зале аудиенций. Следуйте за мной.

Она кивнула, её походка была уверенной, несмотря на новое платье и каблуки. — Прекрасно, веди. Только прошу, не обращайся ко меня "леди".

Он поклонился, но в его взгляде промелькнула насмешка. — Конечно, как скажете… госпожа.

Зал аудиенций был роскошен: стены из чёрного мрамора, инкрустированные золотом, огромный трон из кости и стали, окружённый голографическими изображениями звёздных систем. Лорд Карвус Дреккар сидел на троне, высокий, с седыми волосами, уложенными в идеальный пробор, и лицом, высеченным из камня. Его алая мантия с золотой вышивкой стоила больше, чем весь её арсенал, его глаза — тёмные, проницательные — следили за Клэйморой с хищным интересом. Рядом стояли двое телохранителей — громилы с цепными топорами, их лица скрывали шлемы с визорами.

— Так вот она какая, легенда подулья, — громко вдруг начал он, его голос был гладким, как шёлк, но с ядовитым оттенком. — Клэймора. Изумительное зрелище. Ты — произведение искусства, моя дорогая.

Она шагнула ближе, её глаза встретили его взгляд без страха. — Благодарю Вас за комплимент, Лорд Карвус Дреккар. Для меня большая честь оказаться в вашем дворце, Вам должно быть известно по какому я здесь поводу, верно?

Он рассмеялся, звук эхом разнёсся по залу. — Прямо к делу? Какая прелесть. — Его взгляд скользнул с ее лица вниз по её телу, задержавшись то на ее стройных длинных ногах, то на откровенном вырезе на груди ее платья.

Он встал, медленно спускаясь с трона, его охрана следовала за ним. Его шаги были уверенными, а улыбка — хищной. — Ты — моя гостья, это твой повод. И я намерен… насладиться тобой. Вектис обещала мне это.

Клэймора поняла происходящее слишком поздно. Двое телохранителей рванули вперёд, больно схватив её за руки с силой, которой она не ожидала. Она попыталась вырваться, но каблуки сковывали её движения, а их хватка была как стальные тиски. Дреккар подошёл ближе, его пальцы коснулись её подбородка, заставляя поднять голову.

— Ты намного красивее, чем я думал, — сказал он, его дыхание было горячим на её лице. — Я видел все твои записи экзекуций, каждую из них. Ты знаешь, сколько они стоят на чёрном рынке? Миллионы тронов. Но… они даже близко не передают твою истинную ценность. Я не представлял, что Вектис пришлёт мне такой подарок.

Она плюнула ему в лицо, но он лишь рассмеялся, вытирая слюну рукавом. — Дикарка. Это мне нравится.

Он кивнул телохранителям, и они швырнули её на колени перед троном. Один из них сорвал платье с её плеч, обнажая её грудь и спину покрытую несколькими шрамами от кнутов. Дреккар расстегнул мантию, обнажая свой член, уже твёрдый от предвкушения. Он схватил её за волосы, грубо притягивая к себе.

— Открой рот, — приказал он, его голос был холодным, властным. — Покажи же мне, какая для тебя это большая честь оказаться в моем дворце.

Клэймора рыча сжала зубы, её глаза пылали лютой ненавистью и злобой, но телохранитель ударил её сзади по затылку, заставляя подчиниться. Его член с силой протиснулся между ее губ и вошёл в рот, и она скривилась от отвращения. Дреккар двигался грубо, его руки крепко сжимали её голову, не давая отстраниться.

— Сосать ты не умеешь, — прорычал он, его голос был пропитан насмешкой. — Любая самая дешёвая шлюха делает это лучше тебя.

Он протолкнул член глубже, её горло сжалось, слёзы выступили на глазах от унижения и боли. Она пыталась сопротивляться, но телохранители держали её руки крепко, пока его злорадный смех эхом разносился по залу. Дреккар вытащил член из её рта, ударив им её по губам и щекам, размазывая по её утонченному и бледному лицу слюну.

— Посмотри на себя, — сказал он, наклоняясь ближе. — Ты — палач? Ты — никто. Я — лорд, а ты — моя игрушка. Моя собственность. Вектис знала, что я сделаю с тобой. Я ведь делал тоже самое с ней. Теперь она продала тебя, за мою благосклонность, как раньше мне продали ее. И знаешь что? Я доволен, что она согласилась. Отсюда ты уйдёшь и отныне будешь делать, что я тебе прикажу. И будешь молчать о том, что я с тобой сделаю. Или не уйдёшь вовсе.

Он толкнул её на пол, тело ударилось о мрамор, стянув до конца платье и трусики с нее, полностью оголив, навалился сверху. Его вес прижал её к холодной поверхности. Она чувствовала его грубые руки на своей коже, раздвигающие в стороны ее ноги, чувствовала его член, входящий в неё с жестокой силой. Её громкий крик был заглушён его ладонью, внутри неё росла не только боль, но и ярость. Он двигался в ней, шепча на ухо:

— Ты правда думала, что можешь прийти сюда и сломать меня? Смотри мне в лицо пока я тебя трахаю, арбитр... я владею тобой и всем вокруг. Ты теперь моя собственность. Каждый твой стон для меня трофей. — он с жадностью впился в её губы, затягивая её в глубокий, властный поцелуй. Его язык скользил по её рту, подавляя любое сопротивление, а руки крепко сжимали и нагло лапали её грудь и ягодицы, словно подтверждая его слова о владении. Поцелуй был долгим, почти удушающим, полным первобытной страсти и контроля. В этот момент его тело напряглось и не отрываясь от её губ, он издал низкий, гортанный звук, достигая пика наслаждения.

Когда он кончил и его сперма заполнила её, он встал, поправляя на себе мантию. Она осталась лежать, дрожащая, униженная, едва живая. Дреккар пнул ей обратно платье с трусиками.

— Передай Вектис, что я доволен её подарком, — сказал он, его голос был ледяным. — С тобой позже свяжутся, когда наступит такая необходимость. А сейчас убирайся.

Клэймора поднялась, пошатываясь на ногах, а глаза смотрели куда угодно по сторонам, но не на него. Её пальцы дрожали, когда она потянулась к смятому платью, а в воздухе витал запах его власти и её поражения. Она не сказала ни слова, лишь сжала кулаки, чувствуя, как его все еще теплая сперма капает и стекает вниз по ее бедрам. Быстро одевшись она вышла из зала, слыша его смех за спиной, и поклялась себе, что вернётся. Не как жертва, а как возмездие.

Клэймора вышла из дворца, её шаги были неровными, каблуки стучали по мрамору, пока она не сорвала их с ног и не бросила в сторону, оставшись босой. Платье, изодранное и смятое, едва держалось на её плечах, а между ног всё ещё ощущалась липкая влага — след Дреккара, который она не могла стереть. Её белые волосы растрепались, падая на лицо, скрывая голубые глаза, в которых теперь смешались ярость и пустота. Воздух шпилей, чистый и холодный, резал лёгкие, но не мог смыть запах его пота пропитавший её кожу.

"Репрессор" ждал у подножия лестницы, его двигатель тихо гудел. Люк открылся, и Лекс шагнул навстречу, его взгляд скользнул по её состоянию. Он не спросил ничего — его шрам дрогнул, а глаза сузились, выдавая понимание. Торн выскочил следом, его массивная фигура напряглась, как будто он готов был рвануть обратно во дворец.

— Что… что он с тобой сделал? — Торн сжал кулаки, его голос дрожал от гнева. — Вот же ублюдок!

Она молча прошла мимо него, её босые ступни оставляли слабые следы на металле трапа. Лекс схватил Торна за плечо, останавливая его. — Не сейчас, — тихо сказал он. — Дай ей прийти в себя.

Внутри "Репрессора" было жарко, привычный запах прометия и ржавчины ударил в нос. Клэймора рухнула на скамью, её тело дрожало, но она сжала зубы, не позволяя ни звуку вырваться наружу. Лекс сел напротив, его руки легли на колени, а вокс шипел в углу, транслируя обрывки команд. Торн стоял у стены, его дыхание было тяжёлым, как у загнанного зверя.

— Ты знал, что так будет? — наконец спросила она, её голос был хриплым, почти чужим. Она посмотрела на Лекса, её взгляд пробивал насквозь. — Ты знал, что Вектис продала меня этому ублюдку?

Лекс отвёл глаза, его пальцы сжали край скамьи. — Я… подозревал. Она не дала мне всех деталей, но я видел, как она говорила с его людьми по воксу. Все было слишком гладко, слишком быстро.

— Он не дал мне никакого шанса. Я была беспомощна. Я была там как крыса в клетке. — звук её голоса был резким и ломким, как треснувший керамит.

Торн шагнул вперёд, его лицо покраснело от ярости. — Мы должны вернуться! Сейчас же! Разнести его дворец к чертям! Он не имеет права…

— Права? — перебила она, её голос стал холоднее. — У него все права, Торн. Он — лорд. А я — грязь под его ногами. Так он сказал. И Вектис дала ему это право. — Она сжала кулаки, ногти впились в ладони, оставляя красные полумесяцы. — Но я не останусь грязью. Я вернусь за ним.

Лекс кивнул, его тон был ровным, но в нём чувствовалась сталь. — Мы найдём способ. Не через Вектис, не через её игры. Он ошибся, оставив тебя живой.

— Ошибся, — эхом повторила она, её губы дрогнули в слабой улыбке. — Он будет кричать. Не сейчас, но однажды. Я заставлю его пожалеть, что он вообще узнал моё имя.

Машина тронулась, её рёв заглушил тишину. Клэймора смотрела в смотровую щель, где шпили исчезали, сменяясь ржавыми стенами подулья. Её дом. Её привычное поле боя. Но внутри неё что-то сломалось — не до конца, но достаточно, чтобы она почувствовала холод, которого не было раньше.

Глава Шестая:

Когда она вернулась в свою тесную комнату в глубинах улья уже была поздняя ночь. Металическая дверь скрипнула, закрываясь за ней, и тишина накрыла её, как саван. Лампа замигала над столом, освещая стопки бумаг, вокс-передатчик и открытую бутылку амасека. Клэймора сорвала с себя остатки платья, бросив их в угол, и оставшись полностью голой прошла в душевую кабину. Её тело сильно болело — синяки на руках от охранников, которые ее держали, покрасневшие ссадины от пальцев Дреккара на бёдрах и груди, ноющая боль между ног. Смыв горячей водой с себя все его следы она все еще мокрая рухнула на койку, её грудь вздымалась, а глаза уставились в потолок, покрытый трещинами и ржавчиной.

Амасек обжёг горло, когда она сделала глоток прямо из горлышка, но не заглушил холод внутри. Её мысли кружились, как сервиторы в литейном цеху, и прошлое, которое она годами хоронила, полезло наружу. Это было далеко не первое изнасилование. Её небесная красота — бледная кожа, белые волосы, голубые глаза, изящная длинная фигура, тонкие черты лица — с детства была проклятием. В подулье, среди грязи и банд, она не один раз оказывалась добычей.

Клэймора не знала своего отца — он был лишь тенью в рассказах её матери, женщины с усталыми глазами и тонкими руками, которая шила лохмотья для рабочих подулья. Мать звали Элира, и она была одиночкой, боровшейся за выживание в нижних уровнях улья. Когда Клэймора была маленькой, Элира пропала без вести — ушла на рынок за нитками и не вернулась. Клэймора ждала её три дня в их крохотной лачуге из ржавого металла, пока голод не выгнал её на улицы. Её мать могла быть убита, продана в рабство или просто потеряна в хаосе улья — Клэймора с тех пор никогда не узнала правды. С того момента стала одинокой сиротой, одной из тысяч крыс, копошащихся в грязи Некромунды.

Спустя несколько лет она столкнулась с первым кошмаром. Она брела по узкому переулку, где ржавые трубы сочились токсичной жижей, её босые ноги скользили по грязи. Её целью был кусок хлеба, лежащий у стены, но её заметили раньше. Это были двое шахтёров, только что спустившихся с прометиевых вышек — грязные, с чёрными от сажи лицами, в рваных комбинезонах, пропитанных потом и спиртом. Один, с кривыми зубами и татуировкой змеи на шее, схватил её за руку, вывернув её запястье так, что она упала на колени. “Смотри-ка, кто это у нас!” — прохрипел он, его голос был хриплым от пыли шахт.

Она закричала, её голос разрезал воздух: “Пустите! Я ничего не взяла! Отпустите меня!” — но второй, с лохматой бородой и шрамом через глаз, ударил её по лицу, разбив губу в кровь. “Ну-ка заткнула рот, тварь, или прирежем!” — рявкнул он, вытаскивая ржавый нож из-за пояса. Они приподняли её и затащили за груду металлолома, где вонь сточных вод смешивалась с их кислым дыханием. Шахтёр с татуировкой сорвал с неё лохмотья, обнажая её худое, дрожащее тело, её кожа была бледной, покрытой грязью и синяками от падений. Она брыкалась, её маленькие кулаки колотили по его груди, но он прижал её собой к земле, его колено раздвинуло её ноги. “Нет! Пожалуйста! Не надо!” — умоляла она, её слёзы текли по щекам, но он лишь оскалился, вонзая свой нож в землю рядом с её головой как угрозу.

Он вошёл в неё с грубой силой, разрывая её изнутри, её крик был высоким, почти нечеловеческим: “Больно! Спасите! Мамочка!” Кровь хлынула по её бёдрам, смешиваясь с грязью, её тело сотрясалось от боли, а он рычал, его пот капал на её лицо. Второй шахтёр, не дожидаясь, схватил её за волосы, заставляя открыть рот, и засунул туда свой член, воняющий мочой. “Соси, или вырежу тебе глаза!” — прорычал он, его нож скользнул по её щеке, оставив тонкий порез. Она почувствовала как член начал наливаться кровью прямо во рту, слюна текла по подбородку пока он двигал им внутри. Её мольбы "Хватит… не могу… пустите…” в последствие становились лишь хрипом. Они менялись местами, их руки оставляли синяки на её плечах, их ногти царапали её кожу, пока она не обмякла, задыхаясь от боли и ужаса. Когда они закончили, её бросили в лужу токсичной жижи, их смех эхом отражался от стен: “Беги, куколка, мы сегодня добрые!” Она ползла прочь, её тело было месивом из крови, грязи и их семени, её голос шептал: “За что…”

Второе изнасилование случилось немного позже, когда она попалась уличному мяснику — головорезу, торгующим человеческим мясом на чёрном рынке. Она пыталась украсть кусок вяленой плоти из их телеги, её пальцы дрожали от голода, когда её схватили. Он был тощим, с длинными ножами и лицом, покрытыми шрамами от резни. С жёлтыми зубами и серьгой в ухе, схватил её за горло, подняв над землёй. “Ах ты маленькая воровка!— прохрипел он, его дыхание воняло кровью и гнилью. Она вырывалась, её голос дрожал: “Пустите! Я не хотела! Пожалуйста, не бейте!” — но он швырнул её на телегу, её живот ударился о край, выбив всё дыхание.

Он подошел сзади и приподнял её лохмотья, обнажая её худое тело, её рёбра торчали под кожей, маленькая костлявая задница и тонкие ноги. Он прижал её руки к телеге, связав их верёвкой, пока она кричала: “Нет! Не надо! Я отдам всё!” Мясник шлепнул ее по жопе и рассмеялся: “Ты хотела моего мяса, девка, сейчас его получишь!” Он раздвинул шире её ноги и вошёл в её зад, его член раздирал её сухую плоть, пока она рыдала и хрипела от боли: “Больно! Умоляю, остановитесь!”

Её тело дёргалось в верёвках пока он хлестал кнутом ей по спине, оставляя кровавые потеки: “Кричи громче, сука, мне нравится!”, но оглянувшись по сторонам, все же засунул ей в рот грязную тряпку, пропитанную кровью его прошлых жертв, заглушая её стоны, пока она не начала задыхаться.

Кровь текла ручьями, смешиваясь с потом и спермой. Когда он закончил, отшвырнул с телеги и пнул её в бок: “Грязная воровка. Ещё раз увижу — сдеру кожу живьём!”

Она упала с телеги в грязь, её тело было покрыто ранами, её разум кричал от ужаса, но она заставила себя уползти, шепча: “Я больше не буду…”

Каждое последующее изнасилование оставляло шрам — не только на теле, но и в душе. Клэймора выжила, закалив себя в этой боли, со временем превратив этот страх в ненависть. Со временем она стала ловчее, быстрее, научилась драться и могла постоять за себя. Её красота всё ещё привлекала хищников, но теперь она отвечала им ножом, вырезанным из ржавого металла. Она убила своего следующего насильника, очередного шахтера, которого проследил и напал на нее в тёмном переулке. Её клинок вонзился ему в пах, его кровь хлынула на её руки, и впервые она почувствовала не страх, а власть.

Тогда её и заметили Арбитрес. Она попалась на этом убийстве, но вместо наказания её завербовали. Её ловкость и жестокость впечатлили инструктора — сурового ветерана по имени Гаррокс, который увидел в ней потенциал и жажду справедливости в этом мире.

Обучение казалось адом, её часто били, заставляли маршировать по токсичным туннелям канализаций, но научили обращаться с болтером и цепным клинком. Её красота раздражала других рекрутов — парни желали и обижались на её равнодушие, женщины завидовали и устраивали всяческие пакости, но она доказала всем им свою силу, ломая кости тем, кто осмеливался её обидеть.

Её первая казнь была испытанием: ей дали еретика, последователя Слаанеш, и приказали вырезать из него правду. Она резала его часами, наслаждаясь его криками, её голубые глаза впервые так блестели от садистского восторга. Гаррокс похвалил её: “Ты — рождена для этого, девочка”.

Тогда же она впервые встретила Магну Вектис, тогда ещё старшего офицера Арбитрес. Вектис была высокой, с аугметическими глазами и холодным голосом, её лицо было изрезано шрамами службы. Она смотрела на Клэймору с презрением, её губы кривились, когда она говорила: “Красивая кукла с ножом. Ты думаешь, это делает тебя полезной?” Клэймора чувствовала её зависть — Вектис, уже стареющая, ненавидела её молодость, её красоту, её силу. Она видела в ней не человека, а инструмент, острый клинок для грязной работы. Клэймора ненавидела её в ответ, но молчала, зная, что Вектис слишком высоко, чтобы бросать ей вызов.

Её путь к палачу завершился совсем недавно, в её двадцать два, когда она получила чёрную броню с шипами и цепной клинок, названный “Поцелуй боли”. Её имя стало шепотом страха в подулье, её садизм — легендой.

Став палачом, она думала, что оставила это позади. Её броня, её клинок, её власть над жертвами — всё это было щитом, который она выковала из боли. Она стала охотником, а не добычей. Но Дреккар… он пробил этот щит. Это изнасилование было другим. Не просто насилие, а унижение, рассчитанное, холодное, как его голос. Он не просто взял её тело — он растоптал её гордость, её легенду. Она давно не чувствовала себя такой беспомощной, с тех пор как была ребёнком, плачущим в канаве.

Клэймора думала о них двоих. Дреккар — недосягаемый лорд в золотых шпилях, его власть защищала его от её клинка. Вектис — префект Арбитрес, чьи аугметические глаза видели её лишь как пешку в своих играх. Они оба были слишком высоко, их тени давили на неё, как потолок улья. Она хотела мести — не просто убить, а сломать их так, как они сломали её. Дреккару она отрежет его гордость, заставит его кричать перед его же слугами, пока все его золото не потонет в крови. Вектис она унизит, раскроет её предательство перед всем ульем, заставит её захлебнуться в её же интригах.

Но как? Её руки дрожали, капли воды с её мокрых волос стекали на пол, оставляя тёмные пятна на ржавом металле. Они были недосягаемы — их власть, их связи, их высота над подульем делали её нож бесполезным. Её разум был бурлящим котлом — ненависть, боль, воспоминания о Дреккаре и Вектис смешивались с тенями её прошлого, от которых она так долго бежала. Она найдет способ. Не сегодня, так завтра — но она поднимется из грязи, чтобы раздавить их обоих.

— Они сломали меня, — прошептала она в пустоту, её голос был хриплым, практически сломленным. Она закрыла глаза, чувствуя, как холод её души сжимает грудь. — Но не до конца. Их дворцы, их крепости — я найду способ добраться туда и сжечь их дотла. Их грехи станут их же могилой, и я буду той, кто зажжёт этот огонь.

— Пусть думают, что я — их жертва, — пробормотала она откинувшись назад, её спина коснулась холодной стены. её губы дрогнули в горькой усмешке. — Пусть он видит во мне шлюху, а она — мясо для своих интриг. Я вырежу их изнутри, медленно, пока они не поймут, кто я такая. Я — не их клинок, не их тень. Я — тень Его воли, выкованная в горниле боли. Я — Его клинок, что сверкает справедливостью в сердце этого улья. Я — то, что их уничтожит, даже если ради этого придётся выжечь весь улей дотла. Бутылка выскользнула из её ослабевших пальцев, ударившись о пол с глухим звоном. Амасек растёкся лужей, смешиваясь на полу с грязью, а ночь и тишина поглотила её шепот.

Глава Седьмая:

Утро в подулье Некромунды наступило с привычной тяжестью — серый полумрак сочился сквозь щели в ржавых стенах, пронизанный далёким гулом машинерии и редкими криками сервиторов, разносящих команды рабочих. Клэймора проснулась на своей узкой койке, её тело ныло от синяков и ссадин, оставленных Дреккаром, но горячая вода из душевой кабины накануне смыла его запах и липкую грязь с её бледной кожи. Она лежала неподвижно, её белые волосы, спутанные и влажные, разметались по грубой подушке, словно паутина, а голубые глаза, обычно горящие холодной яростью, теперь казались пустыми, словно выжженные ульевые пустоши. Внутри неё тлела искра — ненависть, что не угасала даже во сне, подпитываемая эхом его смеха и презрительным взглядом Вектис.

Она не хотела вставать. Зачем? Чтобы снова надеть броню, стать клинком в чужих руках? Но тишина давила, и этот гул в голове — эхо его смеха, его власти — был громче рёва литейных цехов за стеной.

Ей нужен был перерыв. День, чтобы выдохнуть, чтобы заглушить этот гул в голове, этот бесконечный скрип зубов, который она сдерживала, сжимая челюсти. Она медленно поднялась, её босые ступни коснулись ледяного металла пола, покрытого слоем пыли и ржавчины, и потянулась к старой серой тунике — потрёпанной, без шипов и керамита, просто куску ткани, который она нашла в ящике. Впервые за долгое время она надела что-то, что не кричало о её роли палача, и это ощущение было странным, почти чужим. Её атлетичное тело, покрытое шрамами и синяками, двигалось с привычной грацией, но без брони она чувствовала себя голой — не уязвимой, нет, а просто… другой.

Она решила взять отгул. Вокс-передатчик на столе, старый и потрёпанный, зашипел, когда она включила его, её пальцы дрожали от усталости и остатков амасека, всё ещё бурлящего в крови.

— Я беру день, — бросила она в микрофон, её голос был хриплым, как ржавый нож, скребущий по камню.

Лекс ответил, его тон был сухим, но в нём сквозило что-то человеческое, чего она не хотела замечать. — После вчера? Бери. Ты заслужила, Клэймора.

Она отключила его, не ответив. Заслужила? Слово резануло её, как осколок стекла. Заслужила ли она боль, что сейчас носила? Её кулаки сжались, ногти впились в ладони, оставляя красные полумесяцы, но она заставила себя выдохнуть. Сегодня — не для мести, не для крови, не для их теней, что давили на неё сверху. Сегодня — для неё самой, чтобы не сорваться, не утонуть в этом болоте ярости, что грозило поглотить её разум, чтобы не стать тем, что они в ней видели: сломанной вещью.

Надев туфли, она вышла из покоев, её ноги ступали по темным плитам коридора, где сервиторы с пустыми глазами тащили ящики с прометием, а рабочие в рваных робах кашляли от токсичной пыли, висящей в воздухе. Нижние уровни улья гудели жизнью — ржавые трубы сочились зелёной жижей, из которой поднимался едкий пар, а вдалеке грохотали литейные цеха, выплавляющие оружие для бесконечной войны Империума. Над головой, где-то в сотнях метров вверх, шпили аристократов пронзали небо, но здесь, в подулье, всё было серым, грязным, живым. Клэймора вдохнула этот воздух — смесь ржавчины, пота и угольного дыма — и почувствовала себя дома.

Она спустилась к рынку — узкому лабиринту переулков, где торговцы кричали, расхваливая свой товар: синтетические пайки, вяленое мясо крыс, мутные бутылки с пойлом, что могло ослепить, если выпить слишком много. Она остановилась у ларька, где старуха с аугметической рукой, покрытой ржавыми болтами, жарила крысиные тушки на ржавой сковороде, подвешенной над горелкой. Пламя шипело, капли жира падали в огонь, и запах — резкий, мясной, с ноткой гари — ударил в нос. Клэймора бросила ей пару тронов, выудив их из кармана туники, и получила палочку с хрустящей тушкой, ещё горячей, с чёрной корочкой.

Она уселась на ящик у стены, подальше от толпы, её длинные ноги вытянулись вперёд, туника задралась, а глаза следили за движением вокруг. Рабочие в серых робах, с лицами, покрытыми сажей, косились на неё — её белые волосы и голубые глаза выделялись, как маяк в этом море грязи, а её красота, даже в простой тунике, притягивала взгляды. Один из них, здоровяк с татуировкой черепа на шее, сделал шаг к ней, но замер, встретив её взгляд — холодный, острый, как цепной клинок. Он отвернулся, пробормотав что-то себе под нос, и ушёл. Она ухмыльнулась, откусывая кусок мяса. Оно было жирным, солёным, с привкусом угля, но для неё это было лучше, чем безвкусные пайки Арбитрес. Она ела медленно, смакуя каждый укус, чувствуя, как голод отступает, а тело наполняется теплом.

Рынок жил своей жизнью: торговец с аугметическим глазом продавал ржавые шестерни, крича о “священной машинерии”; проповедник в лохмотьях, с символом Императора на груди, вопил о грехах улья, пока его не пнули в грязь; дети-крысы, худые и быстрые, шныряли между ног, воруя крошки. Клэймора смотрела на это, её мысли блуждали. Она была одной из них когда-то — голодной, одинокой, слабой. Теперь она — палач, но этот день напомнил ей, что под бронёй всё ещё бьётся сердце, пусть и покрытое шрамами.

Вернувшись в покои, она решила заняться тем, что держало её в равновесии. Её броня лежала в углу — чёрная, шипастая, покрытая пылью и кровью, как кожа зверя, что ждал её возвращения. Она взяла тряпку, пропитанную едким маслом, и начала чистить. Её пальцы скользили по шипам, полировали керамит, и это было почти интимно — как любовник, что знает каждый изгиб её тела. Она протёрла “Поцелуй боли”, её цепной клинок, его зубья тихо звякнули, и смазала их, вдыхая запах масла. Это был её ритуал, её исповедь перед самой собой. Она не Императору молилась — она не верила в Его свет, — а себе, своей боли, что сделала её такой.

Полируя клинок, она думала о Дреккаре. “С тобой свяжутся”, — сказал он, и эти слова были крюком в её мозгу. Она могла бы стать его тенью, его игрушкой, притвориться покорной — её красота открывала двери, её клинок закрывал их. А потом? Вырезать его сердце, пока он смотрит. Вектис была другой — холодная, как аугметика, что заменила её душу. Подставить её, занять её место, взять власть — это был путь длинный, как туннели улья, но Клэймора умела ждать. Её пальцы сжали рукоять, масло капнуло на пол, как кровь её врагов.

Она убрала броню и оглядела покои. Пол был завален хламом — старые приказы, схемы, записи криков её жертв. Она собрала их, бросив в печь, и подожгла. Огонь вспыхнул, пожирая бумагу, и она смотрела, как он танцует, её глаза ловили его свет. Её взгляд упал на пустую бутылку амасека — вчерашний яд, что заглушал её боль. Она взяла её, покрутив в руках. Спасение или слабость, что шепчет ей сдаться?

К вечеру она решила развлечься. Подулье не знало покоя — даже ночью гудели фабрики, а крики торговцев смешивались с воплями проповедников, призывающих к покаянию перед Императором. Она знала одно место — подпольный бар “Ржавая глотка”, спрятанный в глубине туннелей, где собирались шахтёры, головорезы и те, кто хотел забыться. Она вошла, её туника выделялась среди кожаных курток и рваных роб завсегдатаев, пропитанных запахом пота и прометия. Внутри было душно, воздух вонял амасеком и кровью, а свет от тусклых ламп дрожал, отбрасывая тени на лица, покрытые шрамами и грязью.

Она взяла кружку амасека у бармена — кривого старика с аугметическим глазом, который молча кивнул ей, узнавая. Усевшись в углу на шаткий стул, она наблюдала за дракой в центре зала. Двое шахтёров — один с татуировкой на груди, другой с выбитыми зубами — яростно молотили друг друга кулаками, их кровь капала на пол, смешиваясь с опилками. Толпа ревела, ставя тронный гельд на победителя, их голоса заглушали треск ломающихся костей. Клэймора смотрела, её губы дрогнули в улыбке. Её пальцы сжали кружку, ей хотелось тоже выйти туда, в круг, почувствовать хруст чьей-то челюсти под своим кулаком, но она сдерживала эти мысли.

Она пила медленно, амасек обжигал горло, тепло разливалось по венам, смывая напряжение. Её взгляд скользил по залу: полуголая женщина танцевала на столе, её движения были плавными, притягивающими взгляды; шахтёр с протезом вместо руки спорил с кем-то, размахивая ножом; в углу проповедник шептал молитвы, пока его не ударили бутылкой по голове. Это был её мир — грязный, жестокий, живой. Она чувствовала себя здесь своей, даже без брони.

Клэймора покачиваясь подошла ближе к столу, на котором танцевала женщина, не отводя от неё взгляда, её дыхание стало чуть тяжелее, тепло амасека смешивалось с жаром, что поднимался в её груди. Её длинные пальцы сжали кружку сильнее, ногти царапнули металл, пока она наблюдала, как танцующая выгибается, её спина блестела от пота, а волосы — чёрные, спутанные — падали на лицо, скрывая глаза. Это было красиво, грязно, животно — тело, что продавалось за трон или глоток...

Она увидела себя на её месте — её белые волосы, мокрые от пота, скользят по плечам, длинные стройные ноги широко раздвинуты, толпа орёт, а чьи-то грубые руки тянутся, чтобы полапать ее тело. Её губы дрогнули, то ли в усмешке, то ли в гримасе. Она могла бы запросто стать этим — мясом для улья, шлюхой для шахтёров, если бы не вырезала себе собственный путь из грязи.

Танцовщица поймала её взгляд, уголки её губ приподнялись в улыбке, и она раздвинула ноги перед ней шире, пальцы проскользнули между ног и по внутренней стороне бедра, оставляя влажный след, словно подчёркивая, что всё это ей по душе..

Один, здоровяк с чёрной бородой и руками, покрытыми сажей, подошёл к ней сбоку, его глаза блестели от амасека и похоти. — Куколка, ты чего не танцуешь?, — прохрипел он, его пальцы нагло схватили её грудь через ткань, сжав грубо он тяжело выдохнул ей прямо в лицо, воняя перегаром.

Клэймора поставила кружку на стол, её движения были медленными, почти ленивыми, но в её глазах вспыхнул холодный огонь. Задрала тунику повыше, обнажая длинные ноги и бедра, и бородач оскалился, думая, что она сдалась.

Но её колено взлетело вверх, врезавшись ему в пах с глухим звуком — он согнулся и взвыл, рухнув на пол, его лицо побагровело, руки схватились за промежность, слюна потекла изо рта и слёзы смешались с грязью на щеках.

Она наклонилась к нему, её голос был тихим, как шипение змеи: — Трогай её, если хочешь. Меня — и яйца твои будут висеть на моём клинке.

Она бросила взгляд на женщину, что всё ещё танцевала, её тело извивалось в свете ламп, и думала: “Я могла бы быть тобой. Но я выбрала резать, а не гнуться”. Она допила амасек, и отправилась домой, оставив шахтёра корчиться от боли на полу.

Вернувшись в покои поздно ночью, она не легла спать. Вместо этого она села у окна — узкой щели в стене, через которую виднелись огни улья, мигающие в токсичном тумане. Её мысли вернулись к Дреккару и Вектис, но теперь они были спокойнее, холоднее. Она выживет их, перехитрит, уничтожит. Этот день дал ей ясность — она точно не сломалась, она всё ещё здесь, и завтра она наденет броню, чтобы снова стать палачом. Но сегодня она была просто сама собой — шрамом, что всё ещё дышит.

Глава Восьмая:

На следующий день после отдыха Клэймора проснулась с новым огнём в груди. Ночь в “Ржавой глотке”, вкус амасека и жар рынка очистили её разум, но ненависть осталась — острая, как лезвие её цепного клинка, отточенная воспоминаниями о Дреккаре и холодной предательской тенью Вектис. Её тело всё ещё ныло — синяки на бёдрах и запястьях, оставленные его телохранителями, багровели под бледной кожей, но она заставила себя встать. Узкая койка скрипнула под её весом, ржавый пол холодил босые ступни, и она медленно надела свою броню — чёрный керамит с шипами обхватил её тело, как вторая кожа, подчёркивая стройные длинные ноги, тонкую талию и грудь, что вздымалась с каждым вдохом. Белые волосы, спутанные и влажные от пота, упали на плечи, а голубые глаза сверкали холодной решимостью. “Поцелуй боли” звякнул на поясе, его зубья блестели свежим маслом — она была готова вернуться к делу, к своей стихии.

Офис встретил её привычным мраком — серые стены, покрытые ржавчиной и царапинами, тусклая лампа мигала над столом, отбрасывая дрожащие тени. Воздух был тяжёлым, пропитанным запахом остывшего рекафа и оружейного масла. Лекс уже ждал её, его массивная фигура в серой униформе Арбитрес возвышалась над столом, шрам на щеке дрогнул, когда он бросил инфопланшет перед ней с глухим стуком. Торн стоял у стены, скрестив руки, его лысая голова блестела в свете лампы, а глаза избегали её взгляда — он всё ещё не мог забыть её униженный вид после дворца Дреккара.

— Новое дело, — начал Лекс, его голос был сухим, как пепел подулья. — Мелкий культист, Кайл. Подозревается в краже прометия для Кхорна. Напуган до дрожи. Твой выход.

Её губы дрогнули в хищной улыбке, голубые глаза вспыхнули. — Хорошо, — тихо сказала она, её голос был холодным, как сталь, пропитанный предвкушением. — Мне нужно выпустить пар.

Лекс кивнул, но его взгляд задержался на ней чуть дольше обычного. — Это не всё, — добавил он, понизив голос. — Есть ещё кое-что. От Дреккара. Он связался с Вектис, и она передала приказ. Как он и обещал — “с тобой свяжутся”. Это его личная просьба.

Клэймора замерла, её пальцы сжали край стола, ногти царапнули металл. — Что? — прошипела она, её тон стал резким, как треск цепного меча. — Какого рода просьба?

Лекс отвёл взгляд, его рука легла на болт-пистолет, словно ища опоры. — Он хочет, чтобы ты… поиграла с его человеком. Тариус, сын какого-то лорда среднего улья. Госпожа, унижение, всё в этом духе. Понарошку. Платит тронный гельд напрямую в казну Арбитрес. Вектис велела согласиться.

Её сердце сжалось от ярости, кровь застучала в висках. — Понарошку? — повторила она, её голос дрожал от гнева. — Я не шлюха для его утех, Лекс. Я палач, а не игрушка для извращенцев.

— Это приказ, — отрезал он, его тон стал твёрже. — От Вектис. Она сказала, что если откажешься, тебя снимут с дел. Вообще. Больше никаких камер, никаких клинков. Тебя отправят в архивы или на каторгу — чистить токсичные шахты. Ты знаешь, что она может.

Клэймора стиснула зубы, её грудь вздымалась от тяжёлого дыхания. Она знала. Вектис ненавидела её — её красоту, её силу, её легенду. Это был не просто приказ, а унижение, ещё один крюк в её плоть от тех, кто держал её на цепи. Дреккар, этот золотой ублюдок, видел её записи, наслаждался её работой, и теперь хотел сделать её своей марионеткой. Она ненавидела это — ненавидела его похотливый взгляд, его власть, его смех, что всё ещё эхом звучал в её голове. Но потерять свою работу, свой щит, своё спасение? Это было хуже смерти.

— Хорошо, — наконец выдавила она, её голос был низким, почти рычащим. — Но я сделаю это по-своему. И однажды я вырежу его сердце за это.

Лекс кивнул, его лицо осталось каменным. — Сначала Кайл. Потом Тариус. Не перепутай.

***

Камера была тесной, её стены — ржавый металл, покрытый пятнами крови и царапинами от ногтей тех, кого здесь ломали. Пол был скользким от старых луж, что никогда не высыхают, а воздух вонял страхом и плесенью. В центре стоял стул, но Клэймора приказала его не использовать. Её жертва — Кайл, тощий парень лет двадцати с грязными светлыми волосами и дрожащими руками — уже ждал её, стоя в углу. Его одежда — рваная роба рабочего — висела лохмотьями, глаза, налитые ужасом, метались по её фигуре, когда она вошла. Её броня звякнула, шипы блестели в тусклом свете лампы, что свисала с потолка на ржавой цепи, а “Поцелуй боли” покачивался на поясе, но она оставила его висеть. Сегодня ей не нужна была сталь — её злость, её ненависть к Дреккару и Вектис были острее любого клинка.

— На колени, — рявкнула она, её голос резанул тишину, как выстрел болтера. Кайл замер, его худое тело напряглось, глаза расширились. — Я… я не… — начал он, но она шагнула вперёд, её сапог врезался ему в пах с глухим, влажным звуком. Он взвыл, рухнув на колени, его руки схватились за промежность, слёзы хлынули по грязным щекам. — Пожалуйста… не надо… — прохрипел он, его голос дрожал, как у ребёнка, но её голубые глаза вспыхнули садистским огнём, губы изогнулись в улыбке.

— Ты боишься, да? — прошипела она, снимая перчатку с правой руки и бросая её в угол. Её длинные пальцы, бледные и изящные, с чёрным лаком на ногтях, потянулись к ящику у стены, вытаскивая резиновую дубинку — чёрную, гладкую, с рукоятью, покрытой потёртой кожей. Она провела ею по его щеке, оставляя влажный след от его слёз, её голос стал мягче, но от этого ещё страшнее. — Открой рот, мразь.

Он дрожал, его губы тряслись, но она ударила дубинкой по его плечу, звук эхом отразился от стен, и он подчинился, открыв рот с жалобным стоном. — Нет… я не хочу… — заскулил он, но она уперев дубинку себе в пах, засунула ее ему в глотку, глубоко, до горла, её рука надавила, заставляя его давиться. Слюна текла по его подбородку, глаза наполнились ужасом, но она лишь сильнее надавила, наслаждаясь его унижением. — Соси, будто это мой член, — приказала она, её тон был ледяным, пропитанным яростью. Он хрипел, его язык бессильно скользил по резине, слёзы капали на пол, а она смотрела сверху, её тело дрожало от восторга.

Она сбросила один сапог, оголив свою аккуратную длинную стопу, с гладкой бледной кожей и тонкими пальцами, покрытыми чёрным лаком и прижала ей его яйца к полу.

Соси, — приказала она, расстёгивая нижнюю часть брони и обнажая свою промежность, начиная другим концом дубинки ласкать себя, притягивая его голову к себе посильнее. Его рот, дрожащий и неумелый, заглатывал дубинку, его слюна капала на пол, а она застонала, её пальцы рук вцепились в его грязные волосы, сжимая их до боли.

Она чувствовала, как его рот скользит, приятно двигая дубинку, но её мысли были где-то ещё — в золотом зале Дреккара, где он растоптал её гордость. — Ты — ничтожество, — в слух прошипела она, её голос дрожал от ярости и экстаза. — Как Дреккар. Как Вектис. Я сломаю вас всех.

Она вытащила дубинку из его рта, отбросив её в сторону, и ударила шлепком по лицу, оставляя багровый след на щеке. Он рухнул на пол, скуля, как побитая собака, но она не остановилась. Её босая нога снова прижала его яйца, её пальцы ног сжали их, вращая, давя до предела, пока одно из них почти не лопнуло под её давлением, а крик его эхом отразился от стен. — Говори, где прометий! — рявкнула она, её голос был громким, как раскат грома. Он захлебнулся словами, слюна и пена текли изо рта, но выдавил всё — склад в секторе Дельта-7, имена подельников, планы культа.

Клэймора отступила, её грудь вздымалась, голубые глаза горели холодным удовлетворением. Но этого было мало. Его признание было лишь началом — она хотела его сломать полностью, выжечь из него жизнь, как выжигают ересь из улья. Она шагнула к стене, где висели цепи — толстые, ржавые, покрытые коркой старой крови. Сорвав одну с крюка, она вернулась к Кайлу, его худое тело всё ещё корчилось на полу, слёзы и сопли текли по лицу, смешиваясь с грязью. — Ты думал, это конец? — прошипела она, её голос стал низким, почти ласковым, но с ядовитым оттенком. — Нет, мразь. Ты будешь висеть, пока не сдохнешь.

Цепь звякнула в её руках, холодный металл коснулся его горячей, вспотевшей кожи. Она обмотала его яйца цепью, каждое звено впивалось в плоть, натягивая её до предела. Кайл дёргался, его руки тянулись к паху, но она ударила его в лицо, ломая нос с влажным хрустом, и он обмяк, задыхаясь от боли.

Сильным рывком она до конца затянула цепь, обвязав её вокруг его мошонки так туго, что кожа побагровела, а вены проступили, как канаты. Кровь уже сочилась из-под звеньев, капая на пол, смешиваясь с его слюной и слезами. Кайл пытался сопротивляться, его ноги скользили по полу, но она рванула цепь сильнее, и он взвыл, его тело подалось вверх, подтянутое за яйца.

Цепь натянулась, звеня от напряжения, и Клэймора закрепила её на крюке. После чего повернула рычаг и крюк с цепью медленно поехали вверх. Кайл повис, уже не касаясь пола, всё его тело держалось на истерзанной мошонке. Кожа рвалась, кровь хлынула вниз, стекая по его худым бёдрам, образуя тёмную лужу под ним. Его крик был высоким, почти нечеловеческим, как вой сервитора, чьи вокс-цепи разорваны. — Ааааааа! Умоляю… убей… меня… — хрипел он, его глаза закатились, слюна и пена текли изо рта, но Клэймора лишь скрестила руки, её голубые глаза следили за ним с садистским наслаждением.

— Ты висишь, подвешенный за яйца на крюке, — прошептала она, её голос дрожал от удовольствия. — Это твоя плата за Хаос.

Кайл корчился, его тело дёргалось в агонии, цепь скрипела, натягиваясь ещё сильнее. Его мошонка начала сжиматься и сдавливаться под его собственным весом, яйца стали протискиваться между звеньями цепи, пока полностью не расплющились и он не упал с цепи. Последний вздох вырвался из его горла — слабый, надрывный, полный ужаса, — и его глаза остекленели, уставившись в пустоту.

Это было не просто допросом — это было её очищением, это было её местью, вылитой на плоть этого жалкого культиста.

***

Клэймора вышла из камеры Кайла, её сапоги гулко стучали по коридору, оставляя за собой слабый запах крови и ржавчины. Её грудь всё ещё вздымалась от ярости, но допрос культиста был лишь разогревом — настоящая буря ждала её впереди. Она вернулась в офис, где Лекс уже ждал, его массивная фигура в серой униформе Арбитрес возвышалась над столом. Лампа мигала, отбрасывая дрожащие тени на ржавые стены, а воздух был пропитан запахом остывшего рекафа и металла. Торн молчал у стены, его лысая голова блестела в полумраке, а взгляд избегал её глаз — он всё ещё видел её униженной после дворца Дреккара, и это раздражало её больше, чем она готова была признать.

— Пора. Тариус ждёт. Он выдал точные инструкции через Вектис. Ты должна явиться к нему в апартаменты в среднем улье. Всё по его правилам.

Клэймора сжала кулаки, её ногти впились в ладони. — Его правилам? — прошипела она, её глаза сузились. — Он думает, что может сделать из меня шлюху по вызову?

— Он твой фанат, — добавил Лекс, его тон был ровным, но в нём чувствовалась неловкость. — Видел все твои записи казней. Платит миллионы за них на чёрном рынке. Говорит, что ты — “произведение искусства”. Это его слова. Вектис дала условие — не убивать его. Всё остальное на твоё усмотрение. Только… не переборщи.

Её разум взорвался яростью. Фанат? Какой-то золотой богатый ублюдок смотрел, как она режет, как она ломает, и теперь хотел превратить её в свою игрушку для утех? Её садизм, её искусство — всё, что она выковала из боли, он собирался превратить в похотливую игру. Она уже ненавидела его — ненавидела его власть, его золото, что сковывало её сильнее цепей.

— Я не шлюха, Лекс, — прорычала она, её голос дрожал от гнева. — Я палач. Это унижение… Я не для его утех.

— Это приказ, — отрезал он, его тон стал твёрже. — Вектис ясно дала понять: откажешься — и ты больше не Арбитр. Никаких допросов, никаких казней. Тебя отправят в архивы перебирать ржавые инфопланшеты или на каторгу чистить токсичные шахты. Ты знаешь, что она может. И Дреккар… он не простит, если ты его ослушаешься.

Потерять это было немыслимо. Её работа была её щитом, её местью, её сутью. Она проглотила ярость, её горло сжалось.

— Я сделаю это, — выдавила она, её голос был хриплым, пропитанным презрением. — Но он пожалеет, что связался со мной.

***

Апартаменты Тариуса находились в среднем улье — не золотые шпили Дреккара, но всё же роскошь, недоступная подулью. “Репрессор” гудел, поднимаясь по туннелям, его рёв заглушал мысли Клэйморы. Она сидела внутри, её броня звякала при каждом толчке, а взгляд был прикован к смотровой щели. За ней мелькали не ржавые трубы, а полированные колонны и тусклые огни фонарей среднего улья. Её белые волосы были стянуты в тугой хвост, подчёркивая резкие черты лица, а голубые глаза горели холодной решимостью. Она несла с собой сумку — не её привычный ящик с инструментами, а что-то проще, что Лекс вручил ей перед выездом: резиновая дубинка, кожаный ремень и пара наручников. Её чёрная броня осталась, но только без “Поцелуя боли” — Вектис запретила брать цепной клинок, чтобы не рисковать жизнью “клиента”.

Машина остановилась у жилого блока — высокого здания из серого камня, украшенного резными орлами и гербами какого-то мелкого дома. Люк открылся с шипением, и Клэймора вышла, её сапоги стучали по мраморному полу вестибюля. Охранник — громила в чёрной униформе с лазпистолетом — окинул её взглядом, но пропустил, узнав символ Арбитрес на её плече. Она поднялась на лифте, её пальцы сжимали сумку, а в голове крутились мысли о Дреккаре. Это была его игра, его месть, его способ напомнить ей, что она — его собственность. Её желудок сжался от отвращения, но она заставила себя дышать ровно.

Дверь апартаментов открылась, и её встретил Тариус — молодой мужчина лет двадцати пяти, высокий, с тёмными волосами, уложенными в идеальный пробор, и лицом, высеченным из мрамора, но с похотливым блеском в глазах. Его одежда — шёлковая туника с золотой вышивкой и облегающие штаны — кричала о богатстве, а в руках он держал бокал с вином, тёмно-красным, как кровь её жертв. Комната была роскошной: мраморные полы, шелковые занавеси, низкий стол с фруктами и бутылками амасека, мягкий диван, покрытый бархатом. Воздух пах благовониями и сладким дымом, от которого её тошнило. На стене висел пикт-экран, и она заметила, что он только что поставил на паузу запись — её запись, где она резала какого-то еретика, его крики ещё витали в её памяти.

— Клэймора, — начал он, его голос был гладким, как шёлк, но с ноткой нервного возбуждения. — Я… я так долго ждал этого. Лорд Дреккар сказал...

— На колени, — приказала она, её голос резанул воздух, как клинок. Тариус подчинился мгновенно, его руки дрожали, но губы дрогнули в нервной улыбке. — Госпожа Клэймора… — начал он, его голос был мягким, почти благоговейным. — Я так долго ждал…

Он опустился на колени, его взгляд скользнул по её фигуре, задерживаясь на длинных ногах, обтянутых керамитом, и она почувствовала, как его похоть смешивается со страхом.

Она сняла свои высокие сапоги, бросив их в угол, и встала перед ним босая. Её ноги — длинные, изящные, с гладкой бледной кожей, высоким подъёмом и тонкими пальцами, покрытыми чёрным лаком — коснулись холодного мрамора. Они были совершенны, как оружие, выкованное в горниле её боли: стройные лодыжки, мягкие изгибы стоп. Тариус замер, его глаза расширились, дыхание сбилось, и она увидела, как его штаны натянулись в паху. — Целуй, — рявкнула она, подставляя правую стопу. Он наклонился, его губы дрожали, прижимаясь к её пальцам, его язык скользнул по её коже, обводя каждый ноготь, каждый изгиб. Она чувствовала тепло его рта, его слюну, и она чувствовала, как его дыхание дрожит от восторга.

Её ноги поистине были божественны — длинные линии мышц, что вились под бледной кожей, тонкие лодыжки, изящные ступни с высоким сводом, словно созданные для поклонения. Тариус боготворил их, его губы двигались медленно, смакуя каждый сантиметр, его язык облизывал её пальцы, скользил между ними, оставляя влажные следы. — Ты прекрасна… — прошептал он, его голос дрожал от похоти, но для неё это было оскорблением. Она ненавидела его — его богатство, его слабость, а особенно его связь с Дреккаром.

Она достала резиновую дубинку из сумки, её чёрная поверхность блестела в свете люстр, и провела ею по его лицу, оставляя холодный след. — Соси, — приказала она, упирая ее себе в промежность и засовывая ему в рот. Он подчинился, его глаза расширились, слюна капала на мрамор, а она давила сильнее, но сдерживалась — не до конца, боясь сломать его, боясь последствий. — Ты — жалкий червь, — бросила она. Он вздрогнул, но его член под туникой напрягся ещё сильнее, выдавая его извращённую похоть. Он стонал, его тело дрожало, но в его взгляде было наслаждение, что бесило её ещё больше.

Она прижала его стопой к полу, её пальцы ног сдавили его член через ткань туники, чувствуя его твёрдость. Она давила, не слишком сильно, но достаточно, чтобы он взвыл: — Госпожа… пожалуйста… — Его голос был хриплым, умоляющим, но она надавила сильнее, чувствуя, как его плоть поддаётся под её кожей. Её ноги были её гордостью, и она знала их силу — она могла раздавить его яйца одним движением, но держала себя в узде.

— Лижи мои ноги, — приказала она, подставляя левую стопу. Он повиновался, его язык скользил по её пятке, между пальцами, обводя каждый ноготь, его слёзы счастья смешивались с потом, а она смотрела на него сверху, её садизм боролся с отвращением. Его губы боготворили её стопы, как святыню, его дыхание обжигало её кожу, и она чувствовала, как он дрожит от восторга.

Она отбросила дубинку и взяла кожаный ремень, обмотав его вокруг его шеи, как ошейник. — Ты хочешь быть моим псом? — прошипела она, рванув ремень, заставляя его ползти за ней по мрамору. Его колени скользили по полу, оставляя красные следы, а она тянула сильнее, её босые ступни шагали впереди, их изящество контрастировало с его унижением. Она остановилась у дивана, села, скрестив ноги, и подставила ему обе стопы. — Целуй, пока я не скажу хватит, — приказала она, её голос был холодным, как сталь. Тариус подполз, его руки дрожали, и начал покрывать её ноги поцелуями — от пальцев до лодыжек, его язык скользил по её коже, оставляя влажные следы. Она чувствовала его жар, его похоть, и это бесило её — он наслаждался, а она была здесь против воли.

Она ненавидела это — быть игрушкой, марионеткой в руках Дреккара, который наслаждался её унижением через этого богатого щенка. Её гордость, превращались в объект его похоти, и это резало её глубже клинка. Она снова надавила на его член уже сильнее, её пальцы ног сжали его головку, чувствуя, как она напрягается и расплющивается под её кожей, но остановилась — не слишком сильно, нельзя рисковать всем.

Он застонал, его тело дёрнулось, но она не давила до конца — Вектис следила, Дреккар ждал отчёта.

— Госпожа… сильнее… — прохрипел он, и её желудок сжался от отвращения. Он хотел боли, хотел её садизма, но не так, как её жертвы — он платил за это.

— Ты думаешь, это игра? — прошипела она, её голос дрожал от ярости. Она надавила сильнее, чувствуя, как его член сжимается под её стопой, и он взвыл, его слёзы капали на её кожу.

Она вращала стопой, растягивая кожу через ткань, пока он не закричал, его голос сорвался: — Госпожа… я… я не могу… — Но она не остановилась, её пальцы ног играли с его плотью, то сжимая, то отпуская, пока он не начал задыхаться от боли и удовольствия. Её ноги, её оружие, были прекрасны в своём гневе — длинные, сильные, с изящными изгибами, они танцевали на его члене.

Когда она закончила, Тариус лежал на полу, дрожащий, униженный, но живой. Его шёлковая туника была пропитана потом и слюной, а трусы — мокрые от смеси его слёз, пота и чего-то ещё, что Клэймора предпочла не замечать.

Его тёмные волосы прилипли к лицу, глаза блестели от странной смеси боли и восторга, а дыхание было тяжёлым, прерывистым. Она стояла над ним, её босые ноги — длинные, изящные, с гладкой бледной кожей и чёрным лаком на ногтях — блестели от его слюны. Её грудь вздымалась от гнева, а голубые глаза пылали холодным презрением. Она медленно вытерла стопы о его тунику, оставляя грязные разводы на золотой вышивке, и надела сапоги, её движения были резкими, пропитанными отвращением. Ей хотелось плюнуть на него, раздавить его череп, но приказ Вектис — “не убивать” — держал её в узде, как ржавая цепь.

Она уже повернулась к двери, её броня звякнула, когда Тариус вдруг поднял голову, его голос был хриплым, но полным благоговения: — Госпожа… подождите.

Клэймора замерла, её рука сжала рукоять дубинки, лежавшей на столе рядом. — Что ещё, щенок? — прорычала она, её тон был острым, как лезвие “Поцелуя боли”, которого ей сейчас так не хватало.

Он приподнялся на локтях, его лицо было бледным, но глаза горели фанатичным огнём. — Это… это стоило мне целое состояние, — прохрипел он, его губы дрогнули в слабой улыбке. — Миллионы тронов, отданных Дреккару за одну ночь с вами. Но вы… вы стоите каждой монеты. Я видел ваши записи, ваши казни… Вы — богиня боли, живая легенда. Спасибо вам. Это было… больше, чем я мог мечтать.

Её желудок скрутило от отвращения, желчь подступила к горлу. Богиня боли? Он благодарил её за это унижение, за эту грязную игру, в которую её заставили играть? Её садизм, её искусство, выкованное в крови еретиков и культистов, превратили в похотливую забаву для этого золотого ублюдка и его щенка. Она ненавидела его голос, его взгляд, его жалкое обожание. — Ты жалок, — бросила она, её голос был ледяным, пропитанным ядом. — Ползай дальше, ничтожество, я ухожу.

— Лорд Дреккар велел передать вам кое-что. Говорит, что скоро пошлёт за вами снова. В следующий раз — не просто в виде игры. Он хочет, чтобы вы сломали кого-то по-настоящему, но под его началом. И ещё… — Тариус замялся, его глаза забегали, словно он боялся её реакции, — он велел вам явиться в его дворец через три дня. Без брони, без оружия. В платье. Как… как его гостья. Он сказал, что это будет “особый вечер”.

Клэймора почувствовала, как её кровь застыла в жилах, а затем вскипела яростью. Платье? Гостья? Этот ублюдок не просто играл с ней — он хотел растоптать её гордость, превратить её в куклу для своих извращённых утех. Её разум заполнили образы: золотой зал, его смех, его руки, сжимающие её, как трофей. Она ненавидела его — его золото, его власть, его похоть, что душила её, как токсичный воздух подулья. Но хуже всего была Вектис — эта аугметическая сука, что позволяла всё это. Её пальцы задрожали, дубинка чуть не выпала из рук, но она сжала её сильнее.

— Передай своему лорду, — прошипела она, её голос был низким, почти рычащим, — что я приду. Но он пожалеет об этом дне. — Она швырнула дубинку на пол, та ударилась о мрамор с глухим стуком, и развернулась к двери. Её шаги гулко отдавались в коридоре, но внутри неё бушевала буря. Это было не просто унижением — это была война. Дреккар думал, что может владеть ею, но он ошибался. Она найдёт способ — не просто выжить, а уничтожить его. И Вектис заплатит первой.

***

“Репрессор” гудел, возвращаясь в подулье, его рёв заглушал шум в её голове. Клэймора сидела внутри, её броня звякала, а взгляд был прикован к смотровой щели. Ржавые трубы и токсичный туман сменили полированный мрамор среднего улья, и она вдохнула этот воздух — запах дома, грязи, крови. Лекс молчал у вокса, проверяя данные, а Торн смотрел на неё, его лицо было мрачнее обычного. — Всё прошло гладко? — спросил он, его голос был низким, с ноткой сомнения.

— Гладко? — повторила она, её тон был резким, как удар клинка. — Я была игрушкой для этого щенка. Это не гладко. Это унижение.

Лекс повернулся, его шрам дрогнул. — Ты выполнила приказ. Это главное. Вектис довольна, казна полна.

— Довольна? — рявкнула она, её кулаки сжались. — Она продала меня, Лекс. Как кусок мяса для золотого ублюдка. А Дреккар… он хочет больше. Хочет, чтобы я сломала кого-то под его началом, а потом пришла к нему в платье, как его игрушка. Я не его кукла!

Торн нахмурился, его пальцы сжали цепь на поясе. — Почему ты не отказалась? Ты могла бы…

— Могла? — перебила она, её голос стал холоднее. — И что потом? Потерять всё? Мой клинок, мои камеры, мою власть? Нет, Торн. Я не отдам им это. Но я найду способ. Они заплатят.

Машина остановилась у базы Арбитрес, и Клэймора вышла, её шаги были тяжёлыми, но решительными. Она вернулась в офис — в тесную комнату с ржавыми стенами, узкой койкой и стопками бумаг на столе. Лампа мигала, отбрасывая тени, а вокс шипел помехами. Она сорвала броню, бросив её в угол, и осталась в одной тунике, её тело ныло от напряжения. Её мысли кружились, как сервиторы в литейном цеху, и она знала — пришло время действовать.

Дреккар был недосягаем, его золото и связи делали его крепостью, но Вектис… Вектис была ближе. Её власть держалась на Арбитрес, на её репутации, на страхе, что она внушала. Клэймора могла подставить её, разрушить её изнутри. Она села за стол, её пальцы листали старые инфопланшеты — отчёты о казнях, приказы, слухи. Её голубые глаза сузились, когда она нашла то, что искала: старый отчёт о столкновении с культом Тзинча, где Вектис, тогда ещё офицер, потеряла отряд из-за “ошибки в разведке”. Ошибка или предательство? Клэймора ухмыльнулась — это был крюк, за который она могла зацепиться.

Она включила вокс, её голос был тихим, но твёрдым: — Лекс, мне нужны данные. Всё, что есть на Вектис. Её старые дела, её враги. И найди мне кого-то, кто ненавидит её так же, как я.

Лекс ответил через шипение помех: — Это опасно, Клэймора. Если она узнает…

— Не узнает, — отрезала она. — И запомни, я больше не её пешка. Я — её конец.

Она выключила вокс и откинулась на стуле, её белые волосы упали на лицо, а в груди тлел огонь. Вектис падёт первой — её должность, её власть станут добычей Клэйморы. А потом Дреккар. Его “особый вечер” станет его могилой. Она найдёт способ подняться в шпили, задушить его его же золотом и заставить его кричать перед смертью. Её сила, её ненависть — всё это станет их судьбой. Ночь поглотила улей, но для Клэйморы она была лишь началом.

Глава Девятая:

Ночь в подулье была густой, как токсичный смог, что стелился между ржавыми башнями, проникая в каждую щель, словно дыхание самого улья. Клэймора сидела в кресле, волосы свисали на лицо, закрывая голубые глаза, что горели холодным, неугасающим огнём в тусклом свете мигающей лампы. Туника, пропитанная потом и запахом крови, липла к её телу, обтягивая её тонкую талию, крепкие бёдра и грудь, что вздымалась с каждым тяжёлым, почти болезненным вдохом. Броня лежала в углу, брошенная там с глухим стуком, как сброшенная кожа хищника после охоты, а “Поцелуй боли” лежал рядом с койкой, его зубья блестели в полумраке, смазанные свежим маслом и всё ещё хранящие слабый аромат железа и плоти. Её разум был острым, как лезвия этого цепного клинка, но внутри неё бушевала буря — унижение от Тариуса, его жалкое обожание, слова Дреккара о “особом вечере” и холодная тень Вектис, что сжимала её горло, как аугметический коготь, выкованный из предательства.

Она встала, её босые стопы коснулись холодного, ржавого металла пола, и каждый шаг отдавался слабым эхом в тесной комнате. Подойдя к столу, заваленному стопками инфопланшетов и обрывками бумаг, она включила лампу, её свет дрожал, отбрасывая тени на стены, покрытые царапинами и ржавчиной. Её пальцы — длинные, изящные, с чёрным лаком на ногтях — начали листать данные: старые отчёты о казнях, списки врагов Вектис, обрывки слухов, собранных из подулья. Она искала трещину, слабое место в броне своей начальницы, куда можно вонзить клинок мести. Её взгляд упал на отчёт о столкновении с культом Тзинча — потеря отряда Альфа-3, помеченная как “ошибка в разведке”. Клэймора знала улей слишком хорошо: такие ошибки не бывают случайными. Кто-то выжил. Кто-то знал правду. Её губы дрогнули в хищной улыбке, обнажая белоснежные зубы, острые, как клыки хищника. Она найдёт их, вырвет их секреты из плоти, если понадобится.

Вскоре Вокс зашипел, прерывая её мысли, и голос Лекса, грубый и усталый, прорезал тишину: — Клэймора, данные готовы. Есть имя — Рагнхильда. Бывшая Арбитр, уволена как раз после того дела с Тзинчем. По слухам, она винила Вектис в предательстве. Живёт в секторе Гамма-9, мои источники сообщают, что она торгует информацией на чёрном рынке. Будь осторожна — она нестабильна, сломлена, опасна.

— Рагнхильда, — повторила Клэймора, её голос был низким, пропитанным холодным интересом, почти лаской, как будто она пробовала имя на вкус. — Сломлена, но горит ненавистью? Отлично. Мне нужен именно такой союзник. Я скоро буду там.

Она отключила вокс резким движением, её пальцы крепко сжались в кулак. Подойдя к броне, она начала надевать её — керамит обхватил её тело, как вторая кожа, шипы на плечах и локтях блестели в полумраке, словно когти, готовые рвать плоть. “Поцелуй боли” занял своё место на поясе, его вес успокаивал её, как старый друг, верный в хаосе улья. Она вышла в ночь, её шаги гулко стучали по ржавым плитам, эхо разносилось по коридорам. Улей жил своей жизнью — крики торговцев, рёв сервиторов, далёкие выстрелы, запах гари и токсичного ветра, что трепал её белые волосы. Она не замечала ничего вокруг из этого. Её разум был сосредоточен на одной цели — Рагнхильда и её правда.

Сектор Гамма-9 был свалкой даже по меркам подулья — груды ржавого металла громоздились в переулках, токсичные лужи шипели под ногами, испуская едкий пар, а тени двигались в темноте, прячась от света фонарей. Клэймора шла через рынок, её броня звякала с каждым шагом, отпугивая мелких воришек и крыс, что шныряли в поисках объедков. Её голубые глаза сканировали толпу — оборванные торговцы, сервиторы с гниющими аугметиками, шлюхи, что предлагали себя за горсть тронного гельта. Она нашла нужный угол — лавку, укрытую рваным брезентом, пропитанным запахом масла и грязи. За прилавком стояла женщина— высокая, жилистая, с седыми волосами, заплетёнными в неряшливую косу, что свисала до пояса. Её лицо было изрезано шрамами, один из которых тянулся от виска к подбородку, а левый глаз заменяла аугметика, тускло мерцающая красным, как угасающий уголь. Правый глаз, живой, но мутный от боли и ненависти, смотрел на Клэймору с подозрением. Её правая рука лежала на рукояти обреза, спрятанного под прилавком, а левая — на ржавом ноже, воткнутом в доску рядом.

— Ты Клэймора, — прохрипела Рагнхильда, её голос был сухим, как пепел, с ноткой усталости и горечи. — Слышала о тебе. Палач подулья. Чего вдруг надо от старухи вроде меня?

Клэймора шагнула ближе, её тень упала на прилавок, как саван, закрывая тусклый свет фонаря. — Информация, — сказала она, её тон был холодным, но твёрдым, как сталь. — О Вектис. О деле с Тзинчем. Ты была там, Рагнхильда. Ты знаешь, что она сделала.

Рагнхильда напряглась, её аугметический глаз мигнул, издав слабый щелчок. — Зачем тебе это? Она твоя начальница, твоя госпожа с железным сердцем. Или наконец кто-то понял, что она — змея, что кусает своих?

— Я поняла это давно, — отрезала Клэймора, её пальцы сжали край прилавка, металл скрипнул под её хваткой. — Она продала меня одному лорду, как мясо, и я не прощу ей этого. Говори, что знаешь, или я вырежу правду из твоей плоти. Ты ведь знаешь, как я работаю.

Рагнхильда усмехнулась, обнажая гнилые зубы, её взгляд стал острее. — Ха! Такая смелая, да? Мне это нравится. Хорошо, слушай, девочка. Слушай внимательно, что я тебе поведаю. Дело с Тзинчем… Это было не просто столкновение. Вектис подставила нас всех. Отряд Альфа-3 — двадцать человек, лучшие из нас — были приманкой, пушечным мясом для культа, пока сама она вывозила артефакт. “Око Разлома”, так его звали — кристалл, чёрный, как бездна, с венами варпа, что шевелились внутри, будто живые. Она заключила сделку с каким-то ублюдком из среднего улья, продала его за миллионы тронов, а нас бросила умирать. Я была командиром звена, видела, как культисты рвали моих людей — когти, цепные топоры, крики… Я выжила случайно, провалилась в расщелину и упала в шахту, спряталась там, когда они добивали и сжигали остатки моих друзей. Вектис думала, я сдохла, но я выбралась. Потом она обвинила меня в трусости, выгнала, лишила всего. Я поняла, что со мной будет дальше и залегла на дно. У меня есть доказательства — вокс-записи её приказа, я знаю имена тех, кто помогал ей замести следы: офицер Тралл, логист Кейн, сервитор-писец Зета-19.

Клэймора наклонилась ближе, её глаза сузились, голубой огонь в них вспыхнул ярче. — “Око Разлома”? Расскажи больше. Что это еще за артефакт? И где доказательства?

Рагнхильда откинулась назад, её рука сжала обрез, но голос остался ровным. — Не так быстро, палач. “Око” — это не просто камень. Оно шепчет, ломает разум, если долго смотреть. Говорят, оно открывает пути в варп, даёт власть над демонами, но жрёт душу владельца. Вектис продала его, но я слышала слухи — оно всё ещё в улье, где-то в руках высших лордов или его людей. Что до доказательств… Они в тайнике, где-то рядом. Но что я получу? Я не благотворитель, девочка. Я выживаю, торгуя правдой, и не отдам её за твои красивые глазки.

— Жизнь, — прищурившись ответила Клэймора, её голос стал тише, но острее, как лезвие, что касается кожи перед разрезом. — И шанс увидеть, как Вектис корчится в агонии перед смертью. Давай их сюда немедленно, или ты на себе узнаешь, что происходит с теми, кто стоит у меня на пути.

Рагнхильда смотрела на неё долгие секунды, её живой глаз дрожал от смеси страха и восхищения, затем она кивнула. — Хорошо. Ты мне нравишься, Клэймора. У тебя есть огонь, я хочу узнать во что он разгорится. Они в ящике под полом. — Она нагнулась, скрипнув протезом колена, и вытащила ржавый ящик, покрытый коркой грязи. Внутри лежали старинные вокс-кассеты, потрёпанные и исцарапанные, и инфопланшет с треснувшим экраном. Клэймора взяла их, её пальцы сжали добычу, словно когти, вцепившиеся в жертву.

— Ты сделала правильный выбор, — бросила она, её голос был холодным, но в нём мелькнула тень удовлетворения. Она развернулась к выходу, но остановилась, когда Рагнхильда заговорила снова.

— Убей её медленно, Клэймора, — крикнула она ей вслед, её голос дрожал от ненависти. — За всех нас. За тех ребят, кого она скормила Тзинчу. И если доберёшься до того лорда… вырви ему сердце. Он часть всего этого.

Клэймора не обернулась, но её губы изогнулись в мрачной улыбке. — О, я вырву ему больше, чем сердце, — прошептала она себе под нос, её шаги растворились в шуме рынка.

Вернувшись в офис, Клэймора заперла дверь, её движения были резкими, полными сдерживаемой ярости. Она бросила ящик на стол, ржавые стенки комнаты отразили звук глухим эхом. Включив вокс-кассеты, она услышала голос Вектис — холодный, механический, искажённый помехами, но чёткий в своей жестокости: “Отряд Альфа-3 — оставить там, использовать как заслон. Пусть культ терзает их, сколько пожелает, нам требуется время вывезти этот груз.” В данных так же назывались имена — Тралл, Кейн, Зета-19 — офицеры и сервиторы, что помогли ей замести следы, подделать отчёты, стереть правду. Это было достаточно, чтобы представить её перед Трибуналом Арбитрес, но Клэймора хотела большего. Она хотела, чтобы Вектис страдала, чтобы её крики эхом отражались от стен улья, как крики её жертв отражались в камерах.

Лекс вошёл без стука, его массивная фигура заполнила дверной проём, серый плащ Арбитрес колыхнулся от сквозняка. — Нашла что-то? — спросил он, его шрам дрогнул, когда он заметил её напряжённый взгляд.

— Доказательства, — ответила она, бросая ему инфопланшет с такой силой, что он чуть не выскользнул из его рук. — Вектис предала своих. Продала отряд ради варп-артефакта — “Око Разлома”. Она скормила их Тзинчу, чтобы забрать эту проклятую вещь. Похоже, учитывая их связь, Дреккар тоже был в деле. Мы можем использовать это.

Лекс нахмурился, его пальцы листали данные, глаза бегали по строчкам. — “Око Разлома”? Это опасно, Клэймора. Если оно в улье, оно может сломать всё. А Трибунал может не поверить тебе без свидетеля. У Вектис сама понимаешь какие связи, она выкрутится.

— Тогда мы сделаем так, чтобы поверили, — отрезала она, её голос стал холоднее, как ржавый металл камеры. — Найди мне свидетеля. Кого-то, кто видел само “Око”. Кто-то из среднего улья, кто знает, куда оно ушло. А я займусь всем остальным.

Лекс кивнул, но его взгляд был тяжёлым, почти тревожным. — По поводу Дреккара. Его “вечер” через три дня. Что думаешь делать?

Её губы сжались в тонкую линию, глаза вспыхнули яростью. — Я приду. Но не как его кукла. Он получит сюрприз, Лекс. Я заставлю его подавиться своим золотом.

Он кивнул, но задержался в дверях. — Будь осторожна. Вектис чует предательство за милю. Если она узнает…

— Она не узнает, — перебила Клэймора, её голос стал тише, но резче. — Пока не будет слишком поздно.

Лекс ушёл, оставив её одну с её мыслями и добычей. Она откинулась на стуле, в груди тлел огонь. “Око Разлома” было ключом — не только к падению Вектис, но и к Дреккару. Если оно у него, она найдёт его. И использует против них обоих.

***

На следующий день её вызвали в камеру. Новое дело — еретик из банды “Кровавые когти”, пойманный рядом с обокраденным оружейным складом. Клэймора вошла, её броня звякнула, а “Поцелуй боли” громко загудел работая в её руках, зубья дрожали от предвкушения. Камера была тесной, как всегда — ржавые стены, покрытые пятнами крови и царапинами от ногтей, пол скользкий от старых луж, воздух вонял страхом и плесенью. Еретик — здоровяк с многочисленными шрамами на груди, вырезанными глубоко в коже, — стоял в цепях, его глаза горели вызовом. Его мускулы напрягались под шрамами, на его поясе висели трофеи — отрезанные уши, высушенные и связанные бечевкой. Он был выше её на голову, шире в плечах, но Клэймора знала — сейчас он сломается.

— Говори, где арсенал, — рявкнула она, её голос резанул тишину.

Он плюнул ей под ноги, его голос был грубым, как скрежет металла: — Иди к чёрту, сука Арбитрес. Кхорн сожрёт твою душу.

Её улыбка стала шире, хищной, полной садистского огня. Она выключила “Поцелуй боли” и бросила его в угол — сегодня ей хотелось чего-то более личного, более медленного. Она шагнула к ящику у стены, вытаскивая деревянный пресс — грубый, потемневший от старости, с винтами, покрытыми ржавчиной и засохшей кровью. Это было вдохновение из самых тёмных уголков её разума, где она хранила образы мучений, что видела сама или где-то слышала. Она стянула с еретика рваные штаны, обнажая его пах, и закрепила его мошонку в прессе, медленно затягивая винты.

— Ты думаешь, Кхорн защитит тебя? — прошипела она, её голос был низким, ласковым, но пропитанным ядом. Она повернула винт, и дерево начало сжимать его яйца, кожа побагровела, вены проступили, как канаты. Он зарычал, его тело напряглось в цепях, но она не спешила. — Говори, или я раздавлю твои яйца в кашу. Медленно.

— Просто убей меня… сука… — прохрипел он, его голос дрожал от боли, но в нём ещё был вызов.

— Убить? — переспросила она, её голубые глаза вспыхнули, губы изогнулись в улыбке. — Я хочу, чтобы ты молил меня об этом. — Она затянула винт ещё на пол-оборота, дерево захрустело, его яйца сжались еще сильнее. Его крик был высоким, почти нечеловеческим, эхо отразилось от стен, но она лишь вцепилась пальцами в его массивный грязный член, закрыв глаза наслаждаясь его агонией.

— Где арсенал? — повторила она, её голос стал громче, но в нём была холодная, садистская радость. Она придвинулась вплотную, резко потянула его за пах вниз, он со стоном податливо опустился ниже сгибая колени. Лица оказались напротив друг друга, её губы почти соприкоснулись с его, её тёплое дыхание скользнуло по ним. — Говори... иначе дальше будет хуже.

— Эпсилон-4… склад 12… под шахтой… — выдавил он, слюна текли изо рта, его глаза закатились, тело дрожало. — Умоляю… добей меня…

— Умоляешь? — прошептала она, её голос стал мягче, но от этого ещё страшнее. — Хорошо. Но я ещё не закончила. — Она сняла с него пресс и сжала его яйца голыми руками — её пальцы, длинные и тонкие, впились в плоть, ногти вонзились в кожу. Она давила медленно, растягивая момент, чувствуя, как оно поддаётся под её хваткой. Кровь и сперма сочилась между её пальцами, его визги и крики перешли в хрипы, а она смотрела ему в глаза, наслаждаясь каждым мгновением как он дергается в конвульсиях. — Ты слаб, — прошипела она, её голос дрожал от экстаза. — Как Дреккар. Как Вектис. Вы все сгорите в моем пламене.

Наконец, яйца лопнули, плоть размазалась в её руках, и он обмяк в цепях, задохнувшись от боли. Она отступила, её грудь вздымалась, кровь капала с пальцев, смешиваясь с грязью на полу. Она вышла, оставив его висеть, и бросила Лексу, стоявшему у входа: — Проверь склад в Эпсилон-4. И готовься. Вектис будет следующая.

Лекс кивнул, его лицо осталось каменным, но в глазах мелькнула тень тревоги. — Ты заходишь слишком далеко, Клэймора, — тихо сказал он. — Это не просто допрос. Это личное. Мне придется редактировать запись, стирать из нее упоминания Дреккара и Вектис.

— Делай, Лекс, — отрезала она, её голос был холодным и мрачным. — Скоро я сотру их самих.

Ночь опустилась на улей, её тьма поглотила ржавые шпили, но для Клэйморы она была лишь тенью перед рассветом её мести. Она вернулась в свои покои, её руки всё ещё пахли её жертвой, а в голове крутились планы — Вектис, Дреккар, “Око Разлома”. Три дня до “особого вечера”. Три дня, чтобы сломать их всех.

Глава Десятая:

Токсичный смог Некромунды висел над подульем, как саван, сотканный из яда и пепла, его щупальца цеплялись за остовы шпилей, что торчали из мглы, словно сломанные кости давно мёртвого зверя. Клэймора стояла у окна своих покоев, её высокая фигура вырисовывалась в тусклом мерцании химических фонарей, что шипели в углах, отбрасывая пляшущие тени на ржавые стены. Её туника, пропитанная потом и запахом машинного масла, обтягивала тело, подчёркивая крепкие линии бёдер и плеч, что напрягались от сдерживаемой ярости. Броня покоилась в углу, её шипы покрылись тонкой коркой сажи, а “Поцелуй боли” лежал на столе, его цепные зубья сияли словно предвкушая новую кровь. Её глаза, острые и холодные, как осколки льда, смотрели в пустоту улья, но видели не его — они видели тень предательства Вектис, её аугметический голос, отдающий приказы о смерти, и золотую ухмылку Дреккара, что душил её гордость своими цепями власти.

Она подошла к столу, её шаги оставляли за собой шорох в слое пепла и грязи, что устилал пол, точно ковер из праха мёртвых эпох. Лампа над головой мигала, её свет дрожал, выхватывая из мрака трещины на стенах, похожие на вены, что пульсировали ядом улья. Пальцы сжали вокс-кассеты — добычу, вырванную из рук Рагнхильды, каждый кусок металла и пластика был пропитан её ненавистью. Она включила запись, и голос Вектис, резкий и бесчувственный, как лязг сервиторских шестерён, наполнил комнату: “Отряд Альфа-3 — оставить там, использовать как заслон. Пусть культ терзает их, сколько пожелает, нам требуется время вывезти этот груз.” Каждое слово было как шип, вонзающийся в плоть, разжигавший её жажду мести. “Око Разлома” — ключ к их падению — затаилось где-то в улье, и Клэймора поклялась найти его, даже если ей придётся выжечь Некромунду до основания.

Вокс ожил, его шипение прорезало тишину, и голос Лекса ворвался в её мысли, грубый и усталый: — Клэймора, есть новый след. Некто по имени Зайрус. Бывший грузчик из среднего улья, таскал ящики на складе К-19, где Вектис держала “Око” перед сделкой. Его выгнали после того, как он случайно подслушал её людей. Сейчас прячется где-то в Дельта-7, копается в отбросах. Что-то мне подсказывает, что он знает больше, чем говорит, но он трус — сам не раскроется.

— Зайрус, — повторила она, её голос был низким, пропитанным холодным предвкушением, словно она уже чувствовала его страх под своими руками. — Трус? Это упростит дело. Готовь машину. Мы едем.

Она оборвала связь, пальцы сжались, оставляя багровые следы, что тут же растворились в грязи её кожи. Подойдя к броне, она начала облачаться — керамит с лязгом сомкнулся вокруг неё, шипы на наплечниках и локтях выступили, как жала ядовитых тварей, готовых ужалить.. “Поцелуй боли” занял место у бедра, его тяжесть успокаивала её, он обещал скорую расплату. Она вышла из покоев, шаги звенели по коридорам, где стены сочились влагой и ржавыми потёками, похожими на следы слёз давно мёртвых душ. Внешний двор гудел — лязг металла, крики сервиторов, запах токсичных испарений цеплялся за её броню, как призраки прошлого. Транспорт ждал её — угловатая громада, усеянная шипами, двигатель рычал, выпуская клубы чёрного дыма, что смешивались с ядовитым воздухом улья. Лекс уже сидел внутри, руки сжимали рычаги, а Торн стоял у борта, его цепь позвякивала, как колокол, зовущий к расплате.

— Лекс, ты мне нужен на базе, — бросила она, голос резанул воздух, как лезвие. — Проверь все архивы, найди всё, что мы могли упустить про “Око” и держи связь. Торн, мы с тобой навестим этого Зайруса.

Лекс кивнул, шрам дрогнул, но он не возразил. — Не заиграйся там, — только и сказал он выходя. Торн занял его место, его лысая голова блестела от пота, глаза смотрели вперёд, как у пса, чующего добычу. Машина рванула вперёд, корпус дрожал, пробивая туннели подулья, шипы скребли по стенам, оставляя глубокие борозды в ржавом металле.

Сектор Дельта-7 встретил их дымом и гнилью — склады из потрескавшегося железа громоздились над узкими тропами, где сервиторы ковыляли, волоча ящики с гниющим хламом, их аугметические конечности скрипели под тяжестью. Воздух был густым, пропитанным запахом сгоревшего масла и разложения, что оседал на языке, как пепел мёртвых миров. Клэймора вышла из машины, сапоги врезались в мягкий слой сажи и обломков, что покрывал землю, как ковёр из праха. Торн следовал за ней, тень сливалась с дымом, цепь на поясе звенела, как предвестие конца. — Он заговорит? — спросил он, голос глубокий, с лёгкой насмешкой. — Или сдохнет молча?

— Он заговорит, — отрезала она, тон холодный, как металл, что окружал их. — Или умрёт, крича о милосердии, которого не дождётся.

Они нашли Зайруса в глубине склада, за стеной из искорёженного металла и рваных ящиков, что громоздились, как руины давно забытой войны. Он был тощим, сутулым, кожа бледная, как у крысы, что всю жизнь провела в тенях, а глаза бегали, как у загнанного зверя, чующего ловушку. Руки, покрытые грязью и масляными пятнами, дрожали, теребя кусок ржавой проволоки. Увидев Клэймору, он попятился, голос сорвался в писк: — Уходите! Я ничего не знаю! Я просто мусорщик!

Она шагнула ближе, её тень накрыла его, как крыло хищной птицы. — Зайрус, — выдохнула она, голос мягкий, но полный угрозы, как шорох лезвия по коже. — Ты видел “Око Разлома”. Ты знаешь, куда оно ушло. Говори, или я выжгу правду из твоей шкуры.

— Я… я не помню! — выдавил он, пальцы лязгнули о проволоку, которую он сжимал, как талисман. — Я не знаю! Я всего лишь носил ящики, я не…

Она ударила его в грудь, шипы перчатки вонзились в лохмотья его одежды, и он рухнул на пол, ударившись спиной о ржавый ящик. Стон эхом отразился от стен, он схватился за грудь, где багровые пятна расползлись по ткани, как цветы смерти. — Лжёшь, — прошипела она, глаза вспыхнули, как молнии в токсичном мраке. — Я чую твой страх. Торн, цепи.

Торн шагнул вперёд, массивная фигура закрыла свет фонаря, вытащил цепь — толстую, ржавую, с крюком, покрытым коркой старой крови и плоти. Зайрус попытался отползти, худые руки скребли по полу, оставляя следы в саже. — Нет! Пожалуйста, не надо! Я… я скажу… — начал он, но Клэймора махнула рукой, улыбка стала хищной, полной садистского огня.

— Слишком поздно, — бросила она, голос холодный, как ветер в пустошах улья. — Ты заговоришь, когда я захочу.

Торн закрепил цепь на его запястьях и на потолочной балке, лязг разнёсся по складу, как звон погребального колокола. Клэймора сорвала с Зайруса рваные штаны, обнажая его бледные, тощие ноги, и обмотала цепь вокруг его мошонки, затянув узел так, что кожа на его яйцах побагровела, натянувшись до предела. Она подвесила к цепи груз — увесистый обломок металла, вырванный из лежащего рядом сломанного механизма. Отпустив его, она наблюдала, как груз рухнул вниз, натянув цепь, и Зайрус взвыл. Его крик взвился к потолку, острый и надломленный, отражаясь от стен.

— Где “Око”? — рявкнула она, её голос пробил его вопли. Она подошла вплотную, подошвы её сапог хрустнули по обломкам, дыхание обожгло его лицо, как ядовитый пар. — Говори, или я сейчас добавлю вес.

— Я… я не знаю… точно… — прохрипел он, слюна текла изо рта, глаза закатились от боли. — Оно было… в К-19… Вектис… отдала его… людям из шпилей… Умоляю… сними это…

— Прекрасно. Но я ещё не закончила. — Она взяла второй груз — кусок железа, усеянный ржавыми шестеренками, — и подвесила его к цепи. Цепь натянулась ещё сильнее и его крик перешёл в хрип, тело забилось в конвульсиях, она смотрела и её грудь вздымалась от мрачного восторга, глаза пылали, как маяки в ночи.

— Кому именно отдала? Имена, Зайрус. Дай их мне, — потребовала она, голос дрожал от предвкушения, пальцы легли на рукоять “Поцелуя боли”, словно она готова была пустить его в ход.

— Тарвин… — выдавил он, голос сломался, пена капала изо рта, смешиваясь со слюной. — Тарвин и его люди… Они забрали тот груз… в шпили… Прошу… они убьют меня…

— Тарвин, — повторила она, глаза сузились, голубое пламя в них вспыхнуло ярче. — Ты все-таки полезный крысёныш. — Она сняла груз с его мошонки и кивнула Торну, тот развязал цепь с его рук и Зайрус рухнул на пол, крехтя от боли. Он был жив, но сломлен, разум растворился в агонии. Клэймора отступила, сапоги оставляли за собой глубокие следы в грязи. — Торн, в камеру его. Он ещё может пригодится.

Торн кивнул, лицо непроницаемое, как ржавый щит, он поднял Зайруса за тощую руку, что дрожала, как сломанная ветка. — Это не перебор? — спросил он тихо. — Вектис узнает. У нее глаза повсюду.

— Пусть узнает, — отрезала она. — Я хочу, чтобы она боялась засыпать.

Обратный путь был молчаливым, машина гудела, двигатель рычал, пробивая туннели, шипы скребли по стенам, оставляя искры, что гасли в токсичном мраке. Клэймора сидела у борта, взгляд прикован к узким щелям в корпусе, где мелькали тени улья. Смог клубился снаружи, цепляясь за машину, как призраки её жертв. Она вернулась на базу, бросив “Поцелуй боли” на стол с глухим стуком, и замерла. На краю стола стояла коробка — чёрная, гладкая, из полированного пластика, чужеродная среди ржавчины и грязи её покоев. Её пальцы дрогнули, срывая крышку. Внутри лежали чёрные чулки и белье — тонкое, шелковистое, с лёгким блеском, словно сотканные из теней варпа. Рядом — записка, вырезанная на куске пергамента, почерк жирный, размашистый, пропитанный высокомерием:

“Моя дорогая Клэймора, обязательно надень их на наш с тобой особый вечер. Хочу видеть тебя в этих роскошных нитях, готовая для меня. — Д.”

Унижение ударило в неё, как раскалённый шип, вонзившийся в грудь. Она скомкала записку, её пальцы дрожали от ярости, ногти впились в пергамент, разрывая его на клочки, что осыпались на пол, как пепел её гордости. Вещи остались лежать в коробке, их блеск дразнил её, как насмешка Дреккара, вплетённая в ткань.

Немного успокоившись она села, пальцы листали данные о Тарвине — мелкий лорд среднего улья, торговец артефактами, правая рука Дреккара. Склад К-19, заброшенный после сделки с Вектис, всё ещё был под его контролем, охраняемый головорезами. Она включила вокс, голос тихий, но твёрдый: — Лекс, удалось найти что-то новое?

— Пока только обрывки, — ответил он через треск помех. — Но есть намёки, что Дреккар знал о сделке с “Оком”. Продолжай копать Тарвина. Я займусь остальным.

— Хорошо, — бросила она. — Торн, готовь отряд. Завтра мы пойдём за Тарвином. И возьми цепи потяжелее.

Торн кивнул, стоя в дверях, цепь звякнула. — Думаю Вектис уже чует неладное, — сказал он. — Похоже я только что видел её шпиона у базы. Странная тень в плаще и капюшоне, точно никто из наших.

Она выключила вокс и встала, тень растянулась по стене. Два дня до “особого вечера”. Два дня, чтобы найти “Око” и сломать их всех. Она вышла на платформу, взгляд скользнул по токсичному горизонту, где огни среднего улья мерцали, как звёзды в агонии. Тарвин был там. И “Око Разлома” ждало её. Она сжала кулак, ногти впились в ладонь, капля крови упала на ржавый край, растворяясь в его трещинах, как обещание грядущей резни.

Глава Одиннадцатая:

Токсичный мрак Некромунды сгущался над базой Арбитрес, его ядовитые испарения просачивались сквозь щели в стенах, оседая на ржавых плитах пола едким налётом, что хрустел под сапогами Клэйморы, как кости давно сгнивших надежд. Утро в подулье не приносило света — лишь тусклое мерцание химических факелов, что шипели в углах, выхватывая из мглы острые грани её брони, покрытой коркой сажи и пятнами засохшей крови ее жертв. Она стояла у стола, где “Поцелуй боли” покоился рядом с чёрной коробкой, чьи шелковистые чулки теперь лежали смятыми в углу, брошенные туда её яростью, как останки раздавленного врага. Записка Дреккара, разорванная в клочья, была втоптана в грязь её подошвой, но его слова всё ещё гудели в её голове, как рой ядовитых ос, впивающихся в её гордость: “Моя дорогая Клэймора, обязательно надень их на наш с тобой особый вечер. Хочу видеть тебя в этих роскошных нитях, готовая для меня. — Д.” Унижение жгло её, как кислота, разъедающая металл, но она обратила его в топливо для мести — холодное, неумолимое пламя, что горело в её груди, обещая смерть каждому, кто осмелился встать на её пути. Её пальцы сжали край стола, металл прогнулся под её хваткой. Сегодня она найдёт Тарвина. Сегодня “Око Разлома” станет ближе к её рукам, а Вектис — ближе к могиле.

Она шагнула к окну, стекло, покрытое трещинами и коркой сажи, дрожало от гула далёких механизмов, что ворочались в недрах улья, как внутренности умирающего зверя. За окном токсичный смог клубился над подульем, она смотрела в эту пустоту, но видела не её — перед глазами вставали образы: тень предательства Вектис, её аугметический голос, отдающий приказы о смерти, похотливая ухмылка Дреккара, когда он душил её волю своими жирными лапами, и “Око Разлома”, артефакт, что звал её, как шепот варпа, обещающий силу и расплату.

Дверь скрипнула, и Торн вошёл, его массивная фигура заполнила проём, шаги гремели, как удары молота по ржавой наковальне, цепь на поясе звенела в такт, словно эхо надвигающейся бойни. Его лысая голова блестела в полумраке, покрытая тонкой плёнкой пота, а глаза, глубокие и тёмные, как бездонные шахты улья, смотрели на неё с молчаливой готовностью. За ним следовали трое — отряд, собранный для рейда: Кайра, жилистая женщина с аугметическим глазом, чьё красное свечение мигало в мраке, как маяк в ядовитом тумане, её лицо было покрыто шрамами, как карта её сражений; Дагон, громила с широкими плечами и квадратным подбородком; и Сив, тощий юнец с дрожащими руками, чьи пальцы нервно теребили рукоять шокового жезла, глаза бегали по сторонам, явно нервничая. Они знали, что идти за Клэйморой — значит шагнуть в мясорубку, но её воля была цепью, что держала их крепче страха смерти.

— Отряд готов, — доложил Торн. — Машина заправлена, цепи погружены. Тарвин засел в К-19, усилил охрану — головорезы и сервиторы. Лекс передал, что там замечены машины — не наши, слишком точные, с аугметикой, какой у нас нет. Похоже, Вектис уже знает, что ты идёшь.

— Её время истекает, и она почувствует это на своей шкуре. — Она схватила “Поцелуй боли”, его звенья загудели, словно живые, предвкушающие жатву, и пристегнула его к своему поясу, движения были пропитаны яростью, что сейчас кипела в её венах. — Кайра, проверь вокс-каналы, найди их частоты. Дагон, используем оружие на полную мощь, никаких полумер. Сив, дрогнешь — и я скормлю тебя сервиторам сама, кусок за куском. Выдвигаемся.

Отряд кивнул, их тени дрогнули в свете факелов, и они вышли во двор, где машина ждала — угловатая громада, усеянная шипами, что торчали из корпуса, как кости пробитого чудовища, её двигатель ревел, выбрасывая клубы чёрного дыма в отравленный воздух, что висел над базой. Клэймора заняла место у борта, её взгляд пробивал мрак, пока Торн садился за рычаги, его руки сжимали их с силой, способной сломать кости. Машина рванулась вперёд, её корпус сотрясался, пробивая туннели среднего улья, шипы высекали искры из стен, что гасли в ядовитом тумане, как последние вздохи этого мира.

Путь к К-19 был долгим, туннели среднего улья извивались, как кишки гигантского зверя. Воздух становился гуще, пропитанный запахом горелого масла и тлена, он лип к горлу, как слизь, оставляя горький привкус на языке. Клэймора смотрела в щели корпуса, где мелькали тени улья — сервиторы, ковыляющие с грузами, чьи аугметические конечности скрипели под тяжестью; крысы, что сновали в грязи, их глаза блестели, как осколки стекла; и редкие фигуры жителей среднего улья, чьи лица были скрыты под масками, пропитанными ядом воздуха. Она сжимала рукоять “Поцелуя боли”, её пальцы дрожали от предвкушения, но хватка оставалась железной. Тарвин был где-то впереди, и его страх уже витал в воздухе, она чуяла его, как хищник чует добычу.

Склад К-19 вырисовывался в глубине сектора, его стены из треснувшего железа были покрыты слоями ржавчины и сажи. Узкие тропы вокруг кишели движением — головорезы Тарвина, облачённые в лохмотья и обрезки брони, сжимали автоганы, ржавые тесаки и обрезанные трубы, их лица прятались под масками, пропитанными запахом токсичных испарений, глаза блестели сквозь прорези, как у зверей, загнанных в угол. Над ними высились сервиторы — неуклюжие, но странно точные, их аугметические конечности блестели свежими швами, а глаза-линзы мигали красным, словно следили за каждым шагом чужаков. Их движения были слишком плавными для машин подулья, их металл слишком чистым — знак того, что кто-то вложил в них свои ресурсы, готовясь к войне. Клэймора выпрыгнула из машины, её сапоги врезались в слой мусора и обломков, звук эхом отозвался в пустоте. Торн и отряд последовали за ней, их оружие ожило в руках, готовое к жатве, их тени сливались с дымом, что поднимался от выхлопов машины.

— Кайра, Дагон — оцепить периметр, не дайте никому уйти — сурово бросила она. — Сив, займи позицию у машины, прикрывай нас. Торн, найдём Тарвина. — Она шагнула вперёд, первый головорез бросился на неё с ржавым тесаком, его крик был яростным, но она уклонилась, её нога врезалась в его пах, ботинок впился в его лохмотья, и он рухнул, захлёбываясь собственной рвотой. Второй выстрелил из автогана, пули просвистели мимо, вгрызаясь в стену склада, оставляя дымящиеся дыры, но Клэймора рванулась к нему, цепной клинок взревел, вспарывая его от паха до груди, внутренности вывалились на пол, горячие и скользкие, кровь хлынула на её броню, стекая по шипам, как багровый водопад, её дыхание стало глубже, пропитанное запахом смерти.

Бой был яростным и быстрым. Кайра выжгла сервитора лазганом, луч пробил его грудь, оставив дымящуюся дыру, где шестерни ещё крутились, их скрежет смешался с треском пламени; Дагон размозжил еще двоих дубиной, их черепа лопнули, как перезрелые плоды, заливая пол осколками костей и серым месивом мозгов; Сив дрожал, но держался, его выстрелы были неловкими, но точными, оставляя врагов корчиться в грязи. Торн шёл впереди, закрывая собой Клэймору от выстрелов, его цепь взлетела, обвивая шею одного из охранников, рывок — и голова покатилась по полу, оставляя за собой алый след, глаза всё ещё моргали в ужасе, пока жизнь покидала их. Сервиторы пытались контратаковать, их клешни клацали, но Клэймора разрезала одного за другим “Поцелуем боли”, цепи вгрызлись в его корпус, вырывая провода и куски металла, что падали на пол, дымясь и искря. Путь к внутренним помещениям склада был открыт, и она шагнула внутрь.

Зал внутри К-19 был огромным, его потолок терялся в тенях, откуда свисали ржавые цепи и обрывки проводов. Стены были покрыты ржавчиной и трещинами, пол дрожал от гула скрытых механизмов, которые излучали тепло. Тарвин ждал её в центре — низкий, жирный, с кожей, покрытой масляными пятнами и коростой грязи. Его глаза, маленькие и жёлтые, как у ядовитой твари, метались от страха, но губы кривились в насмешке, обнажая гнилые зубы. За ним стояли еще двое телохранителей — громилы в тяжёлой броне, сжимавшие цепные топоры, их шлемы с узкими прорезями выпускали пар дыхания, как дым.

— Клэймора, — прохрипел Тарвин, голос скользкий, как жир, стекающий по его тройному подбородку. — Меня предупреждали, что ты сунешься сюда, как крыса за объедками. Но ты опоздала. То, что ты ищешь уже не здесь, и ты ничего не найдёшь, кроме своей могилы.

Она шагнула ближе, её тень легла на пол, как покров, предвещающий конец, длинная и чёрная, как саван, что накроет его судьбу. — Ты лжёшь, — сказала она, голос низкий, полный мрака, как шёпот в глубинах варпа, острый, как лезвие, вонзающееся в плоть. — Я чую твой страх, Тарвин. Он воняет сильнее твоей туши, сильнее гнили, что течёт в твоих венах. Где “Око”?

— Убейте их, — бросил он телохранителям. Двое рванулись вперёд, цепные топоры загудели, их зубья вращались с диким визгом разрезая воздух вокруг. Клэймора была быстрее — она уклонилась от первого удара, “Поцелуй боли” взревел в ответ, вгрызаясь в бедро нападавшего, цепи разорвали мышцы и кость, плоть разлетелась клочьями, и он рухнул, крича, пока кровь хлестала из обрубка, заливая пол багровым потоком. Второй замахнулся, топор врезался в наплечник Торна, высекая искры, что осыпались на землю, как звёзды, падающие в бездну, но он схватила его руку, вывернул, шипы перчатки вонзились в локоть, и сустав лопнул с влажным треском, как гнилая ветка под ударом. Торн закончил дело — его цепь обвивая шею второго, рванула, и тело рухнуло, едва покачиваясь как маятник.

Тарвин попытался бежать, его жирное тело качнулось, ноги запутались в рваных лохмотьях, что служили ему одеждой, но Клэймора поймала его за воротник, рванула назад с силой, и он рухнул, задыхаясь, жир дрожал, как студень, его хрипы были влажными, пропитанными ужасом. — Ты никуда не уйдёшь, — прошипела она, её лицо оказалось в дюймах от его, дыхание обожгло его щеку, её глаза пылали. — Торн, неси мои инструменты.

Торн кивнул, его шаги прогремели по залу, и он вернулся с ящиком — ржавым, покрытым коркой старой крови и сажи, что осыпалась под его пальцами. Внутри лежали щипцы — длинные, с зазубренными концами, их металл был закалён и покрыт пятнами от прежних “допросов”, рукояти были обмотаны кожей, пропитанной потом и кровью. Клэймора разожгла горелку, её синее пламя зашипело, лизнув щипцы, пока они не засветились багровым жаром, запах горелого металла смешался с вонью страха, что исходила от Тарвина. Он задёргался, его жирные руки скребли по полу, пытаясь уползти оставляя борозды в грязи, но Клэймора наступила на его лодыжку, придавив её к ржавым плитам, и кость хрустнула под её весом, вырвав из него сдавленный вопль, что эхом отозвался от стен, как плач загнанного зверя.

— Где “Око”? — рявкнула она, голос пробил его хрипы, как клинок через плоть, острый и беспощадный. Она взяла крепче щипцы, их жар обжёг её перчатки, но она не дрогнула, её хватка была железной, пропитанной яростью, что кипела в её венах. — Говори, или я начну с твоих яиц, жирный слизень.

— Я… я не знаю… — прохрипел он, слюна текла по его подбородку, глаза закатились от ужаса, жир дрожал, как волны в токсичном море. — Оно было здесь… Вектис забрала его… Умоляю, отпусти…

Она сорвала с него штаны, обнажая его жирные бёдра и сморщенные гениталии, покрытые коркой грязи и пота, что блестели в тусклом свете. Щипцы сомкнулись вокруг его мошонки, раскалённый металл зашипел, вгрызаясь в кожу, жир зашкварчал, как мясо на огне, и Тарвин взвыл, его высокий крик эхом отразился от стен. Кровь и дым смешались в воздухе, запах горелой плоти заполнил зал, едкий и густой, но она не остановилась — сжала сильнее, жар прожёг кожу, мошонка начала лопаться, и багровая жижа хлынула на пол, смешиваясь с грязью, оставляя дымящиеся пятна. Его тело забилось в конвульсиях, жир на нем дрожал, как студень. Его хрипы перешли в визг, пока она прижигала его яйца, её грудь учащенно вздымалась от мрачного восторга, а глаза пылали, полные садистской радости.

— Кому отдала тот груз Вектис? — потребовала она, наклоняясь ближе, её голос дрожал от предвкушения, пальцы сжимали щипцы, как когти хищника, готового рвать добычу. — Имена, Тарвин. Дай их мне.

— Шпили… кто-то из верхних… — выдавил он, слёзы текли по его лицу, смешиваясь с кровью и потом, его глаза закатились, но страх вырвал из него слова. — Умоляю, хватит…

— Хватит? Я только начала, жирный червь. — Она отбросила в сторону щипцы, захватив остатки его обожжённых гениталий ладонью перчатки, и сжала снова, чувствуя как кожа мошонки трескается и рвется. Тарвин закричал, его вопль снова перешел в визг, пока кровь и жир сочились по её пальцам, стекая и капая на пол. Она вытянула его яйца наружу из порванной мошонки, сдавливая и скручивая их. Его тело дергалось в агонии, но она не позволяла ему терять сознание, периодически ослабляя хватку.

— Имена, — повторила она, её лицо было маской ярости и наслаждения, сдавливая его горло второй рукой. — Назови их, мразь.

— Ксандр… — прохрипел он, голос сорвался, пена пузырилась на губах. — Он забрал “Око”… Вектис отдала ему… Прошу… убей меня… я не могу больше…

— Ксандр, — повторила она, глаза сузились. — Жирный слизень. Ты всё-таки заговорил. Торн, сломай ему ноги. Пусть живёт, но не убегает. Я хочу, чтобы его нашли таким и видели что их всех ждет.

Торн шагнул вперёд, его нога взлетела и обрушилась на колено Тарвина, кость треснула, как гнилая доска, а его крик растворился в гуле механизмов. Они покинули зал, их шаги гудели по ржавым плитам, эхо разносилось по складу. За периметром бой затих — Кайра, Дагон и Сив ждали у машины, их броня была покрыта сажей и кровью, лица мрачные, но живые, их дыхание вырывалось паром в холодном воздухе. Кайра держала дымящийся лазган, её аугметический глаз мигнул, фиксируя движение вдали; Дагон сжимал дубину, покрытую ошмётками плоти, его грудь вздымалась от усталости; Сив стоял, опираясь спиной на машину, его руки все еще дрожали, но он справился. Воздух дрожал от гула механизмов, где-то в тенях промелькнула фигура — слишком быстрая, облаченная в плащ и капюшон, слишком плавная для головорезов Тарвина и в принципе для для этого мира. Лишь одна Клэймора заметила эту тень краем глаза, её губы сжались в тонкую линию, пальцы сжали рукоять “Поцелуя боли”. Шпионы Вектис здесь? Почему не напали и не прирезали её людей? Она не знала, но это всё лишь разжигало её интерес.

Обратный путь был тяжёлым, машина скрипела, её двигатель кашлял, пробиваясь через туннели. Клэймора сидела у борта, кровь Тарвина всё ещё липла к её рукам, горячая и вязкая, её запах смешивался с вонью топлива и токсичного воздуха. Вокс ожил, голос Лекса прорезал треск помех, грубый и усталый: — Клэймора, я проверил кое-что в архивах. Ксандр — лорд верхних шпилей, он правая рука самого Дреккара в торговле. “Око”должно быть у него. Но есть слухи, что Вектис находится там же. Будь осторожна, возможно это ловушка.

— Ловушка значит? — переспросила она, её голос был пропитан презрением. — Ожидаемо. Мы все равно придём за этим Ксандром.

Она отключила вокс. Один день до “особого вечера” с Дреккаром. Последний день, чтобы найти это “Око” и избавиться от Вектис. Взгляд скользнул по токсичному горизонту. Ксандр был где-то там и знал все ответы на её вопросы.

Глава Двенадцатая:

Воздух дрожал от гула машин, что ворочались в недрах базы Арбитрес, их выхлопы смешивались с ядовитым туманом, проползая по ржавым платформам. Клэймора стояла у края двора, её броня все еще блестела от свежих пятен крови Тарвина. Последний день до встречи с Дреккаром давил на неё, но мысли были заняты не его похотью, а Ксандром — лордом верхних шпилей, что держал “Око Разлома”. Лекс предупреждал о ловушке Вектис, и Клэймора знала: эта тварь не сдастся без боя. Но она была готова — её ярость кипела, её воля гнала вперёд, к шпилям, где ждали ответы и кровь.

Торн подошёл, цепь на поясе звякнула, когда он остановился рядом. — Лекс раскопал данные, — сказал он, голос низкий и усталый. — Ксандр в своём поместье, Альфа-9, верхний шпиль. Охрана серьёзная — наёмники с аугметикой, сервиторы с боевыми протоколами. Вектис там же. Они живут вместе, делят постель и планы.

— Любовники, значит, — Клэймора усмехнулась, но в голосе не было веселья, только холодная злость. — Это объясняет, почему она так цепляется за “Око”. Мы выдвигаемся немедленно. Я хочу взять их обоих — живыми.

Торн ушёл, его шаги гудели по металлу. Клэймора повернулась к машине, где Кайра возилась с воксом. Дагон чистил дубину, Сив нервно вертел в руках оружие, стараясь не смотреть на неё. Она подошла, её тень легла на них. — Мы едем в шпили. Если кто-то встанет на пути — бой насмерть.

Через несколько минут машина рванула вверх по туннелям. Лифтовые шахты скрипели, поднимая их к верхним шпилям, где воздух был холодным, с привкусом озона и благовоний. Поместье Ксандра в Альфа-9 сияло — стены из полированного металла, окна с красным светом, силовые поля гудели у входа. Наёмники патрулировали, их аугметические руки сжимали оружие, сервиторы с орудиями шагали рядом. Клэймора выпрыгнула, сапоги звякнули о платформу. — Кайра отключи их силовые поля. Дагон, Торн — за мной. Сив, залезь повыше и прикрывай нас.

Кайра взломала терминал, поля погасли, и завязался бой. Клэймора быстро рванув вперёд, разрубила первого наёмника, который наставил на нее оружие и промазал, цепной меч разорвал его грудь. Дагон мчащийся как танк проломил череп другому, Торн метал цепь, разбивая головы сервиторам. Сив стрелял, лучи лазгана пробивали их броню. Отсавшиеся наемники прикинув получше ситуацию просто бежали. Вход был отбит, и они ворвались внутрь.

Зал Ксандра был роскошен — чёрный каменный пол, гобелены с золотыми нитями, трон в центре. Ксандр сидел там, худой, с длинными пальцами в кольцах, лицо скрывал респиратор, глаза светились зелёным. Рядом стояла Вектис — высокая, её тело было наполовину аугметическим: левая рука из металла с когтями, грудь покрыта пластинами, лицо наполовину скрыто маской, из-под которой виднелась бледная кожа и шрамы. Её правое глазное яблоко было живым, тёмным, левое — красный имплант, мигающий в такт её дыханию.

— Ты всё-таки пришла, Клэймора, — сказал Ксандр. — Вектис предупреждала, что ты не остановишься. Но здесь ты найдешь свой конец.

Вектис шагнула вперёд, её когти клацнули. — Ты рассчитывала, что застанешь нас врасплох? — её голос лязгал, как шестерни. — Мы с Ксандром повелеваем шпилями, а ты всего навсего пешка.

Клэймора посмотрела на неё, воспоминания вспыхнули: Вектис была одной из её наставниц в Арбитрес, когда Клэймора только вступила в ряды. Они вместе ломали культы в подулье, Вектис учила её выживать, но потом продалась Дреккару, оставив всех своих людей одних против врагов. — Ты предала меня, Вектис, — сказала она, голос дрожал от ярости. — Ты продала и бросила меня Дреккару.

Вектис рассмеялась, звук был резким, как треск металла. — Ты как была слабой так и осталась, девочка. Я сделала выбор. Я получила власть, а ты останешься в грязи отвергая его.

Клэймора бросилась к Вектис пригибаясь от выстрела Ксандра из плазмы. Вектис ударила когтями, царапины прошли по наплечнику Клэйморы, но та схватила её руку, вывернула её до звонкого крика. Ксандр прицелился еще раз, но Торн рванул к нему, повалил на пол, поставив колено на горлу.

— Где “Око”? — рявкнула Клэймора, выворачивая руку и смотря прямо в глаза Вектис.

— У Дреккара, — прохрипела она, глаза расширились от боли и страха. — Он уничтожит тебя...

— Ты всегда была просто шлюхой, которая мечтала о власти — бросила Клэймора и сорвала с нее маску — под ней было лицо, изуродованное шрамами и имплантами. —Ты проиграла поставив все на него, а не на нас.

Они связали Вектис и Ксандра, вернулись на базу. Вектис всю дорогу молчала, её глаз горел ненавистью, а Ксандр хныкал, умоляя о пощаде и обещая горы богатств. Клэймора созвала всех сотрудников в ангар базы.

— Вектис нельзя под трибунал, — начала она твёрдым голосом— Она откупится, у неё связи в шпилях. Дреккар вытащит её. Мы сделаем это здесь.

— Ты не посмеешь, — прохрипела Вектис. — Убьёшь меня — и Дреккар сожжёт тебя заживо.

— Он следующий, — ответила Клэймора. — А ты сдохнешь за свои предательства. Ксандр, говори, или умрёшь вместе с ней.

— Она продала мне артефакт, — выдавил он. — Дреккар хотел его для варпа… Я не знал, что они…

Клэймора ударила его в лицо, сломав респиратор. — Все ты знал. Вы оба виновны. — Она повернулась к Вектис. — Я верила тебе. Ты могла быть с нами, но выбрала их. Я приговариваю тебя к смерти.

Вектис повернула голову, её красный имплант мигнул смотря на неё. — Вера — это цепи, девочка. Я их сбросила. А ты всё ещё тащишь свои.

“Поцелуй боли” взревел, стальные зубья разорвали шею Вектис, кровь хлынула, голова упала. Ксандр, полностью забрызганный горячей кровью, кричал в ужасе. Но Клэймора пнула его в бок, сломав ему рёбра. — Живи пока, — сказала она. — Расскажешь мне все в подробностях, когда придет твое время.

Дреккар должен был стать следующим, и их скорая встреча станет его концом.

Глава Тринадцатая:

Клэймора стояла перед мутным зеркалом, её отражение в мутном стекле было размытым, как призрак. Её броня лежала в углу, “Поцелуй боли” покоился на столе, его зубья блестели в полумраке, но он был слишком громоздким для этой игры. Сегодня она не была палачом в керамите — она была чем-то иным, приманкой, замаскированной под похоть, и эта мысль жгла её сильнее, чем раскалённые щипцы, впивающиеся в плоть еретика.

Она взяла чёрную коробку, что Дреккар прислал ей с насмешливой запиской, пальцы сжали её края, но она сдержала порыв раздавить её в пыль. Внутри лежали чулки — тонкие, шелковистые, с лёгким блеском и бельё, чёрное, облегающее, просто созданное, чтобы им дразнить. Её губы сжались в тонкую линию, ярость нахлынула, но она начала медленно одеваться. Чулки натянулись на её длинные, атлетичные ноги, ткань обхватила каждый мускул, каждый изгиб, подчёркивая их красоту. Она провела пальцами по шёлку, ощущая его холод, и её лицо исказилось гримасой презрения. Бельё прилипло к коже, холодное и чужеродное, ремешки впились в бёдра, унижение ударило в неё, но она проглотила его, шепча себе: “Это облачение будет его погибелью”. Поверх она надела платье — чёрное, с глубоким вырезом, что обнажал её ключицы, и разрезом до бедра, ткань обтянула её тело, как вторая кожа, подчёркивая ноги в чулках, превращая её в фантазию Дреккара, которую она обратит в его могилу. Белые волосы она уложила, пальцы дрожали от сдерживаемой ярости, но движения были точными, прядь упала на лицо, и она отбросила её резким движением. В чулок, под кромку, она спрятала крошечный шип — тонкий, острый, её последний клинок, ледяной металл прижался к коже, напоминая о её цели.

Она шагнула к зеркалу, её тень растянулась по ржавому полу. “Я стану его мечтой, чтобы раздавить его гордыню, ” — подумала она, пробуя улыбку — хищную, сладкую, полную яда. Её сапоги сменились туфлями на каблуке, каждый шаг эхом отзывался в пустоте комнаты. Она выпрямилась, расправила плечи, платье натянулось, подчёркивая её грудь, и вышла, готовая к пиру, что станет его последним.

Дворец Дреккара в верхних шпилях сиял, как гниющий идол, возвышаясь над токсичными облаками, что клубились внизу, пожирая нижние уровни улья. Мраморные колонны поднимались к потолку, покрытому фресками тел — обнажённые фигуры сплетались в танце наслаждения, их лица искажены экстазом. Золотые статуи скалились с постаментов, их руки тянулись друг к другу. Воздух был густым от благовоний, их сладкий аромат смешивался с запахом тлена, что цеплялся к горлу, как призрак мёртвого мира, напоминая о гниении, скрытом под этой роскошью. Охрана — наёмники в чёрной броне с плазмаганами, лица скрыты шлемами с красными визорами — пропустила её без слов, их взгляды скользили по её ногам, по разрезу платья, но она шагала вперёд, каблуки цокали по полированному мрамору, звук отдавался от стен, как предвестие смерти.

Дреккар ждал её в обеденном зале, восседая во главе длинного стола из чёрного дерева, заваленного яствами. Жареные стейки под соусом и специями, лежали на серебряных подносах, рядом — кубки с тёмным вином, что пахло металлом и фруктами. Он был одет в дорогие алые шелка, что обтягивали его тело, пудра на его лице едва заметна. Он поднялся, шёлк зашуршал, и протянул руку, унизанную кольцами, металл блестел в свете огромных люстр. — Моя дорогая Клэймора, — громко начал он. — Ты выглядишь поистине восхитительно. Мой самый лучший трофей.

По бокам от него стояли двое телохранителей, хоть их лица и скрывали шлемы, было понятно, что они пристально наблюдают за ней.

Она шагнула ближе и сделала поклон, — Благодарю Вас за Ваше приглашение, Лорд Карвус Дреккар. — Улыбнулась ему, села напротив, закинув одну ногу на другую, разрез платья обнажил её бедро, чулок блеснул в свете, подчёркивая изгиб её стройной ноги, а лорд заметно наклонил голову из-за стола следя и разглядывая её формы.

— Мой милый повелитель — пропела она, голос сладкий и игривый, — Я пришла сюда только ради тебя. Я с большим удовольствием надела твои подарки, они мне очень понравились. — Она взяла кубок, поднесла к губам, но не пила, её глаза следили за ним через край, голубые, прекрасные, но холодные, как лёд в пустоте космоса.

Он хмыкнул, облизывая губы, и откинулся в кресле, его пальцы сжали подлокотники, кольца звякнули о дерево. — Вижу ты теперь знаешь, чего я хочу от тебя, моя дорогая. Я даже вижу, как твои ноги дрожат в нетерпении под этими чулками, так ждут моих рук. — Он резко встал и подошел к ней, потянулся к её выставленной ноге, пальцы коснулись её чулка, дрожа от похоти, кожа его ладони была влажной и горячей.

— Они принадлежат тебе, милый, — шепнула она, наклоняясь ближе, её грудь в вырезе платья дразнила его взгляд, ткань натянулась, подчёркивая её формы. — Они твои для поцелуев. Но разве ты не хочешь большего? — Она провела пальцем по краю кубка, её улыбка стала шире, глаза сузились, как у зверя перед прыжком.

— Ты дразнишь меня, — прохрипел он, его дыхание сбилось, мышцы на теле задрожали. — Мне нравится... Я знал, что ты сломаешься… палач в керамите… а теперь моя игрушка для утех, готовая сама раздвигать для меня свои ноги. — Он выхватил у неё бокал и жадно его выпил до дна, слегка капая вином себе на шёлк.

Она лукаво улыбнулась, смотря ему прямо в глаза. — Ты прав, милый. Я здесь, чтобы отдать тебе всю себя. Что же ты сделаешь со мной? Расскажи мне. — Её нога в чулке скользнула в его сторону, кончики пальцев в туфле коснулись его колена с внутренней стороны и двинулись выше по его бедру до его паха, лаская его, ткань его штанов натянулась, выдавая его возбуждение.

Он взял её за щиколотку и его глаза заблестели, —Я сделаю тебя своей королевой, Клэймора. Мы будем править ульем, утопая в экстазе Слаанеш. Ты — моя жрица, мой сломленный трофей. — Он приподнял её ногу выше и наклонившись поцеловал и жадно облизал пальцы на её стопе.

Наблюдая за его действиями она наклонила голову, прикусила губы и выдавила из себя стон, прядь волос спала на её порозовевшее лицо, — Звучит так заманчиво, милый. Расскажи мне больше. — Её голос стал еще мягче, от неё веяло похотью.

— Артефакт, — он понизил голос, глаза заблестели, как у безумца. — Это ключ к ритуалу. Демон Слаанеш явится, и улей падёт. Я стану богом, а ты — моей богиней, чьи ноги будут целовать все, кто выживет. Он схватил её ногу крепче, сжал, кольца впились в кожу.

Богом, — повторила она, её улыбка блеснула в свете. — А что тебе нужно для этого ритуала, милый? Кровь? Боль? Или что-то ещё? — Она выдернула ногу, но медленно, как бы дразня.

Кровь, — он кивнул, — страдания, наслаждение. Око питается этим. Ксандр и Вектис добыли его для меня из разлома в подулье. Они знают, что только я достоин. Он потянулся к ней снова, но она отстранилась, её нога поднялась выше и каблук вновь коснулся его паха чувствуя там сопротивление.

— Достоин? Тогда докажи это скорее, дорогой. Возьми меня. Покажи, что ты способен со мной сделать. — Она встала, и шагнула к нему так близко, что ее дыхание оказалось на его губах. — Только ты и я, разделим экстаз Слаанеш.

Он задохнулся от похоти, задрожал, глаза закатились на миг. — Ты моя королева, — прохрипел он, махнув охранникам, что стояли рядом. — Оставьте нас! — рявкнул он, голос дрожал от предвкушения. Двери зала открылись с гулом и они вышли, его рука крепко впилась в её талию, пальцы дрожали, сжимая ткань платья. — Пойдём, моя жрица, я покажу тебе мой алтарь — промурлыкал он, уводя её в свои покои.

Покои Дреккара были храмом порока — огромная кровать с шёлковыми простынями, багровыми, как свежая кровь, занимала центр, зеркала на стенах отражали каждый угол, каждую тень, усиливая ощущение уязвимости. Статуи Слаанеш стояли в углах, их тела извивались в экстазе, золотые когти блестели, лица искажены сладострастной мукой. На алтаре из чёрного камня, покрытого трещинами, лежало “Око Разлома” — кристалл размером с кулак, чёрный, как бездна, с пульсирующим фиолетовым светом внутри, его поверхность дрожала, словно живая плоть, испуская слабый гул, что отдавался в костях. Дреккар толкнул её на кровать, шёлк смялся под её спиной, его туша нависла, пальцы рвали платье, обнажая её тело — чулки, бельё, белую кожу. Он сорвал бельё, ремешки лопнули, платье разлетелось в клочья, чулки остались единственным, что укрывало её тело. Его потные руки сжали её грудь, его член — твёрдый, горячий, покрытый венами — тёрся о её бедро, оставляя липкие следы.

— Ты навечно моя, — прохрипел он, слюна с его губ капнула ей на щеку, шёлк на нем уже взмок от его пота. Он залез на неё сверху, раздвинув её ноги, резко вошёл в неё, твердый член вонзился внутрь с влажным звуком, его толчок был резким и грубым, заставив её издать громкий стон под ним. Но пока она лежала под ним, её глаза пылали холодным огнём, её рука скользнула вниз, пальцы сомкнулись на его мошонке, сжали с дикой, садистской силой, поменяв выражение его лица на гримассу ужаса и боли.

— Ну же, не останавливайся, милый, заставь меня кончить, — прошипела она, её голос дрожал от мрачного восторга, зубы сжались, глаза сузились. Она обхватила его обеими ногами — Если не справишься за минуту, то я оторву твои яйца. — Он протяжно завыл ей на ухо, его стоны перешли в хриплые, надрывные всхлипывания, тело задрожало, его член внутри неё значительно напрягся и он быстро и отчаянно задвигал им в ней. Она держала его яйца крепко, её пальцы туго скрутили плоть, демонстрируя, что сейчас это она владеет им, а не наоборот.

Ощущая как его яйца при нажиме выдавливаются между её пальцев и как он от этого отчаянно двигает своим тазом, боясь их потерять, она чувствовала ни с чем не сравненное удовольствие и долгожданную месть, она нарочно наврала ему про минуту, их соитие будет длиться гораздо дольше, она будет растягивать свое удовольствие, сжимая его яйца так, чтобы он не смог кончить, а для него эта "минута" будет казаться целой вечностью.

— Ритуал… Слаанеш… — простонала она, глаза закатились от удовольствия. — Кто ещё в этом участвует? — она наклонила голову, шепча ему прямо в ухо.

— Ксандр… Вектис… — он задыхался, слёзы смешались с потом, лицо побагровело, вены на шее вздулись. — Это они достали его… из разлома…всё они…умоляю... пощади...

— Их я уже уничтожила… — Она сжала яйца так сильно, чувствуя приближение собственного оргазма, что одно яйцо лопнуло под её хваткой с влажным звуком, как гнилой плод, его вопль разнёсся по комнате, зеркала задрожали от звука, его вопли перешли в булькающий хрип, но боль пробудила его тьму.

Его кожа на теле лопалась с треском, жир растёкся по простыням, кости хрустнули, удлиняясь, щупальца вырвались из спины — чёрные, скользкие, покрытые шипами, что сочились фиолетовым ядом, их концы извивались, как живые змеи. Его член покрывался наростами, руки стали когтистыми лапами, ногти удлинились, блестящие и острые, глаза загорелись фиолетовым светом, как провалы в варп, рот растянулся в пасть с игольчатыми зубами, из которой вырывался сладкий, ядовитый шёпот. — Мааааая, навеееек мояяя…

Он приподнял её и с легкостью перевернул на живот, мерзкое щупальце сжало её горло, сдавливая до хрипа, второе рвануло её ноги в стороны, терзая кожу на бёдрах, его член — теперь длинный, шипастый, покрытый пульсирующими венами — вонзился в её зад, разрывая плоть с влажным треском. Кровь хлынула на шёлк, её крик был надрывным, лицо исказилось — глаза расширились, зрачки сжались в точки, рот открылся в безмолвном вопле, слёзы потекли по щекам, кожа побагровела, вены на висках вздулись. Шипы на его члене рвали её зад изнутри, каждый толчок был как удар раскалённого клинка, кровь текла по её ногам, смешиваясь с шёлком, его сперма — горячая, ядовитая, обжигающая, как кислота — выплеснулась в неё, заставляя её выть, тело билось в судорогах, мышцы напряглись до предела, пальцы скребли простыни, ногти рвали ткань в клочья.

Он приподнял её, щупальца обвили её талию, сжали до хруста рёбер, перевернул лицом к себе, член вошёл снова, глубже, шипы разорвали ткани, кости таза затрещали под напором, её крики стали хрипами, кровь хлынула на кровать, смешалась с его семенем, что выжигало её внутренности, как расплавленный свинец. Он кончил ещё раз, его сперма обожгла её, как огонь, она завыла, её голос сорвался, горло пересохло, лицо было маской агонии — губы дрожали, слюна текла изо рта, глаза закатились, белки налились кровью. Он перевернул её на бок, щупальце впилось в её грудь, разрывая кожу, коготь прошёл между рёбрами, кровь брызнула на зеркала, отражая её страдания в бесконечных копиях. Его член двигался быстрее, шипы цеплялись за плоть, вырывая куски, он кончил снова, сперма хлынула в неё, обжигая, как раскалённая смола, её тело выгнулось, позвоночник затрещал, она рухнула с его члена на пол, кровь и семя хлынули из неё сверху, липкая лужа растеклась под ней.

Она лежала, задыхаясь, её грудь вздымалась, каждый вдох был как нож в лёгких, но разум цеплялся за веру и из её уст едва слышно прозвучало: “Император… защити…” “Око” на алтаре вспыхнуло ярче, реагируя на хаос и кровь, фиолетовый свет заливал комнату, отражаясь в зеркалах, воздух дрожал от энергии варпа. Её пальцы скребли мрамор, оставляя багровые следы, она поползла на четвереньках от чудовища, тело дрожало, ноги подгибались, кровь текла по чулкам, пропитывая шёлк. Дреккар шагнул за ней, щупальца извивались, член пульсировал, готовый уже вонзиться в неё снова, но она потянулась до алтаря, схватила “Око”, её кровь попала на кристалл и он затрещал со звуком похожим на расколотую кость. Её глаза вспыхнули, она швырнула “Око” в него. Портал открылся — чёрная воронка с воющими тенями, что тянули когти к живым. Дреккар бросился в сторону, но не успел, портал поглотил его наполовину — щупальца рвались, плоть растворилась в фиолетовом огне, его вопль оборвался в бездне, эхо затихло, оставив лишь тишину.

Дворец дрожал, стены трещали, приближающиеся крики наёмников доносились из коридоров, топот сапог смешивался с грохотом выстрелов. Дверь покоев рухнула с оглушительным треском, но внутрь ворвался Лекс, его болт-пистолет дымился, броня была покрыта сажей и кровью, визор шлема треснул, открывая его лицо — покрытое шрамами, с горящими глазами. За ним зашел Торн, он остановился у порога, кровь текла из пробоин в броне, оставляя багровый след на мраморе. — Они идут! — рявкнул он, его голос был хриплым, сломленным, он повернулся к коридору, где наёмники Дреккара — десятки, в чёрной броне, с цепными мечами и плазмганами ломились вперёд, их визоры сверкали красным в полумраке.

Торн вытащил гранату, его пальцы дрожали, кровь капала с перчатки, он сорвал чеку зубами, сплюнув кусок металла на пол. Его глаза в последний раз встретились с глазами Клэйморы, и он прохрипел —Уноси её, Лекс! — прохрипел он, бросаясь с гранатой в толпу. Взрыв разнёс коридор, пламя и осколки разорвали наёмников, тела разлетелись, как тряпичные куклы, куски брони и плоти врезались в стены, кровь хлынула потоком, заливая мрамор. Торн рухнул, его грудь была пробита осколками, рёбра торчали из разорванной брони, лёгкие хрипели, кровь пузырилась на губах. И он затих, лицо застыло в гримасе боли и гордости.

Лекс подхватил Клэймору, её голое тело обмякло, ноги волочились по полу, оставляя багровый след, кровь текла из ран, смешиваясь с грязью и мелкими осколками разорвавшегося артефакта. Он сорвал шлем, бросил его в сторону, его лицо было покрыто потом и сажей, глаза горели яростью. — Держись, сестра, — прорычал он, взвалив её себе на плечо, его броня скрипела под её весом. Они выбрались из покоев, коридор был завален телами, дым и запах горелой плоти висели в воздухе, дворец от последствий взрыва поглотился смогом и горел. Лекс шёл, его шаги были тяжёлыми, каждый удар сапога по мрамору отдавался в его раненых костях, но он не останавливался, таща её через хаос из дыма и кричащих слуг. Наёмники появлялись из теней, их цепные мечи визжали, но он стрелял, болты разрывали их тела, кровь брызгала на стены, пока путь не стал чистым.

Они выбрались наружу, токсичный воздух шпилей обжёг её лёгкие, она закашлялась, кровь капнула с губ, но Лекс поставил её на ноги, поддерживая за талию. Она стояла, окровавленная, избитая, в повранных чулках, её грудь вздымалась, каждый вдох был мучением, но глаза горели холодным, неугасающим огнём. Её ноги дрожали, но она выпрямилась, глядя на разрушения, что оставила за собой. —Император, — шепнула она, голос был слабым, надломленным, но твёрдым, как керамит, — дай мне силу выжечь их всех. Каждого еретика, каждого предателя, каждого, кто осмелится встать против Твоего света. — Её пальцы сжались в кулак, кровь капнула на мрамор, смешавшись с прахом дворца.

Лекс стоял рядом, его дыхание было тяжёлым, он мягко положил руку ей на плечо, броня скрипнула, но он молчал, его взгляд был полон уважения и скорби по своему напарнику. Они не заметили фигуру позади них в тенях — высокую, закутанную в плащ, что колыхался, как дым, лицо скрывал капюшон, но глаза под ним горели, как раскалённые угли, пронзая мрак. Незнакомец бесшумно сжал символ Инквизиции — череп с буквой “I”, вырезанный из обсидиана, висящий на его цепи. Он смотрел на Клэймору, его губы шевельнулись в беззвучной молитве, оценивая её — её кровь, её боль, её веру, что горела ярче, чем даже тот варп-портал, который только что поглотил Дреккара у него на глазах. — Твое испытание было пройдено, — прошептал он, голос был сухим, как ветер в пустыне, но никто его не услышал. Он отступил в тень, растворившись в ней, как призрак.

(Claymore2255)