Моя история началась далеко не так сказочно, как хотелось бы. Меня звали Элла, но слуги и мой злой господин называли меня просто "Девка". Меня держали в старом, мрачном замке, окружённом лесами и холодными ветрами, где даже летом казалось, что мороз никогда не уходит.

Господин Грэвил был жестоким и властным человеком. Он считал, что я – его собственность, как и всё в этом замке. Моя жизнь состояла из бесконечной работы: чистить залы, разжигать камины, носить воду. Я едва помнила, что такое тепло или радость. Каждую ночь я засыпала на тонком, изношенном матрасе, а единственной моей одеждой была старая ночная рубашка, которую я успела выпросить у одной из служанок.

Но однажды я решилась. Бежать. Это был самый холодный день зимы, метель завывала за окнами, но я больше не могла терпеть. Выждав момент, когда весь дом погрузился в тишину, я тихо пробралась через задний двор. Только снег и ледяной воздух встретили меня там. Без обуви, без тёплой одежды – только ночная рубашка и моё отчаяние. Я знала, что если останусь, то умру – если не от холода, то от жестокости Грэвила.

Отбор для барона Грэвила

Вот как это для меня начиналось. Деревня замерла в страхе, когда по её узким улочкам прокатились колёса кареты, запряжённой чёрными лошадьми. Их копыта тяжело ударяли по заснеженной земле, а сам экипаж казался тёмным и зловещим пятном среди бедных, деревянных домов. Никто не знал, зачем барон Грэвил, известный своей жестокостью, пожаловал в эти места, но все предчувствовали недоброе.

Вскоре слухи подтвердились. Его слуги, хмурые, широкоплечие мужчины в тёмных плащах, вышли из повозки и без лишних слов направились к домам.

– Всем девкам выйти на улицу! – громко и властно крикнул один из них. – Быстро, пока не пришлось вытаскивать вас за волосы!

Женщины в домах заголосили, мужчины сжали кулаки, но никто не осмелился возразить. Матери со слезами выпускали своих дочерей на улицу, старики молча качали головами, а деревенские парни, хоть и кипели от ярости, знали, что против баронских людей у них нет шансов.

Я была среди тех, кого грубо вытолкнули из дома. Морозный воздух хлестнул по лицу, я вцепилась в тонкую ткань своего платья, пытаясь хоть как-то согреться. Вслед за мной выходили другие девушки – одни уже плакали, другие дрожали от страха. Нас выстроили в одну длинную шеренгу перед каретой. Слуги зорко следили за тем, чтобы никто не смел спрятаться или сбежать.

Барон Грэвил вышел последним. Высокий, худощавый, с резкими чертами лица и пронизывающими холодными глазами. Его чёрный меховой плащ резко контрастировал с белым снегом, а тонкие губы были искривлены в полуулыбке, в которой не было ничего доброго.

Он медленно прошёл вдоль ряда девушек, не спеша, словно выбирал товар на базаре.

– Хм... – протянул он, задумчиво рассматривая лица. Его взгляд скользил по одной, другой, третьей... В какой-то момент он задержался на мне. Я почувствовала, как у меня похолодело внутри, хотя и без того стояла на морозе.

Я не шевелилась. Даже не дышала. Только молча смотрела в землю, молясь, чтобы он прошёл мимо.

Но он не прошёл.

– Эта, – сказал он, кивнув в мою сторону.

Я сжалась, сердце заколотилось в груди, но я не посмела возразить.

Грэвил продолжил осмотр, выбрав ещё двух девушек. Одну звали Мари, она была дочерью кузнеца. Вторую, рыжеволосую, я не знала, она приехала в нашу деревню недавно. Остальных девушек он даже не удостоил внимания – махнул рукой, и их тут же оттолкнули обратно к домам.

– В повозку, – приказал он.

Один из слуг грубо подтолкнул меня в спину, вынуждая подчиниться. Я с трудом удержалась на ногах и пошла туда, куда мне указали. Мари шла рядом со мной, её губы дрожали, но она не плакала. Рыжая девушка лишь сжала кулаки, но ничего не сказала.

Когда мы сели в карету, тяжёлая дверь захлопнулась, и я услышала, как лязгнул засов. Сердце сжалось от страха. Теперь пути назад не было.

Так начались мои кошмарные дни в замке барона Грэвила.

Первые дни в замке барона Грэвила

Нас привезли в замок поздним вечером. За высокими каменными стенами стояла тишина, нарушаемая только звуками копыт и завывающим ветром. Ворота громко скрипнули, впуская нас внутрь, и сразу же закрылись за спиной, словно отрезая от прошлого.

Слуги молча провели нас в пристройку для девушек и слуг – холодное, но крепкое здание с маленькими окнами и низкими потолками. Здесь не было роскоши, только грубые деревянные нары, тонкие одеяла и бледный свет свечей.

Сначала с нами обращались сравнительно ласково. Нам дали умыться, выдали простые платья для работы, а затем накормили. Простая каша с кусочком хлеба показалась мне чуть ли не пиршеством после тревожного дня. Я украдкой посмотрела на других девушек – Мари ела молча, напряжённо, а рыжая, чьего имени я до сих пор не знала, кусала губы, будто сдерживая эмоции.

В тот момент я даже подумала: может, не так уж плохо, что я сюда попала? В замке, по крайней мере, тепло и есть работа. Может, барон требует только послушания и труда, а всё остальное – это слухи?

Но вскоре начались будни.

С рассвета до поздней ночи мы работали без остановки: мыли полы, носили воду, готовили еду, стирали тяжёлые ткани. Каждый день – одно и то же, без отдыха, без жалости. А за малейшую провинность нас били. Слуги и управляющие, да и сам барон не терпели медлительности. Один удар – если опоздала. Второй – если разлила воду. Пощёчина – если не услышала приказа с первого раза.

Я быстро поняла: в этом месте можно выжить, только если держать голову опущенной, а губы плотно сжатыми.

***

Как-то вечером барон Грэвил вернулся в замок после охоты. Вместе с ним приехали его дружки – такие же богатые и самодовольные мужчины, привыкшие к роскоши и развлечениям. Они разместились в большом зале, где слуги уже подготовили пир.

Свечи мерцали в массивных канделябрах, на столе стояли блюда с жареным мясом, фруктами и хлебом. Гости ели жадно, запивая вином, их голоса разносились по всему замку.

Мы с девушками прислуживали, разносили еду, подливали напитки, стараясь не встречаться глазами с гостями. Я чувствовала их взгляды – тяжёлые, скользкие, пронизывающие. Они отпускали грубые замечания, смеясь между собой.

– Хороший у тебя выбор, Грэвил, – сказал один из гостей, кивая на нас. – Девки свежие, покладистые.

Я стиснула зубы, сделав вид, что не слышу.

Барон лишь усмехнулся, отпивая вино.

– Работать должны хорошо, – лениво ответил он. – А если нет, то быстро научатся.

Гости рассмеялись, а я опустила голову, стараясь не показывать эмоций.

Когда ужин подошёл к концу, мужчины переместились к камину, продолжая веселье. Мы с девушками убирали со стола, двигаясь быстро и молча. В воздухе витал запах вина, дыма и чего-то угрожающего.

Я не знала, что будет дальше, но в душе у меня крепло одно чувство – страх, тихий, липкий, такой, что хотелось убежать.

Гости шумно ели за длинным деревянным столом, увешанным жирными кусками мяса, хлебами, тарелками с жареным картофелем и кувшинами, полными вина. Жир стекал по их подбородкам, капая на роскошные одежды, но никого это не заботило. Они смеялись, громко переговаривались, хвастаясь добычей, выигранными дуэлями и распущенными похождениями.

Мы, девушки, безмолвно прислуживали, наклоняясь к столу, чтобы подать тарелки, налить вино или убрать объедки. Я старалась двигаться быстро, не встречаясь с их взглядами, но чувствовала, как на меня то и дело скользят оценивающие, плотоядные взгляды. Один из гостей, толстый мужчина с массивными перстнями на пальцах, ущипнул рыженькую служанку за бедро, и она вздрогнула, но не сказала ни слова. Она уже знала, что протесты только ухудшат положение.

Барон Грэвил сидел во главе стола, улыбаясь, будто наслаждаясь не только пиршеством, но и нами. Его тёмные глаза блестели в свете свечей, а ухмылка была растянута, как у зверя, играющего с добычей.

Когда гости насытились, они откинулись на спинки стульев, а барон хлопнул в ладони:

— Ну что, господа, развлечение начинается. Девочки, танцуйте!

Я знала, что этот момент настанет. Каждый раз после ужина нас заставляли развлекать гостей, и отказ не был вариантом.

Рыженькая девушка первой вышла в центр комнаты и, опустив глаза, начала неловко двигаться. Она плохо ловила ритм, её шаги были неуклюжими, а движения — скованными. Один из гостей хмыкнул, и в следующий миг раздался звонкий звук пощёчины. Девушка пошатнулась, схватилась за щёку, но не издала ни звука.

Моя очередь.

Я закрыла глаза, сосредоточилась и начала двигаться плавно, гибко, как меня учили. Я вращалась, скользила по полу, ловя ритм хлопков гостей. Их руки ударяли по столу, вторя моим шагам, а барон Грэвил наблюдал с хищной улыбкой.

— А вот это уже лучше, — пробормотал он, кивая кому-то из гостей. — Эта знает, как доставлять удовольствие.

Я стиснула зубы, стараясь не показать отвращение.

Когда танец закончился, я замерла, тяжело дыша. По комнате прокатился одобрительный смех, раздались звуки ударов по столу.

Барон поднялся, шагнул ко мне и, не говоря ни слова, схватил меня за запястье.

— Думаю, моим гостям пора развлечься как следует, — сказал он, отводя взгляд на остальных девушек. — А эту я заберу к себе.

Я вздрогнула, попыталась отступить, но его хватка была крепкой, как железный капкан.

— Нет... — попыталась я возразить, но он рванул меня вперёд, заставляя идти за ним.

Гости, смеясь, потащили остальных девушек в свои комнаты, и я слышала их визгливые крики, сливающиеся с шумом веселья.

Меня барон Грэвил поволок по коридору, не обращая внимания на мои попытки вырваться. Я упиралась, извивалась, но он был слишком силён.

Когда мы вошли в его покои, он захлопнул дверь, запер её и повернулся ко мне с тёмным блеском в глазах.

— Теперь, маленькая танцовщица, покажи, как ты умеешь ублажать господина, — прорычал он, подходя ближе.

Я сжала кулаки. Я знала, что эта ночь станет для меня адом.

***

Я отступила назад, но комната была небольшой, и вскоре мои ноги уперлись в край кровати. Барон Грэвил смотрел на меня, словно кошка, загнавшая мышь в угол.

— Ах, моя маленькая дикая кошечка, — усмехнулся он, медленно расстёгивая камзол. — Мне нравятся такие. Те, кто борется.

Он подошёл ближе, и я почувствовала густой запах вина, пропитавший его дыхание. Рука грубо схватила меня за подбородок, заставляя поднять лицо. Его пальцы вонзились в кожу, как когти.

— Будешь визжать — только сильнее возбудишь меня, — шепнул он мне в ухо, и я содрогнулась.

Но я не собиралась покоряться. Когда его другая рука потянулась к моей талии, я извернулась, пытаясь вырваться. Я знала, что это бесполезно — он был выше, сильнее, опытнее, — но если мне суждено было пережить этот ад, я хотя бы не хотела быть безвольной куклой в его руках.

— Ха! — рассмеялся он, легко отбросив меня назад. Я упала на кровать, тяжело дыша, но тут же попыталась вскочить. Он навалился сверху, прижав мои руки к кровати.

— Я сломаю тебя, детка. Как и всех до тебя.

Его пальцы впились в ткань моего платья, и с резким треском оно порвалось. Холодный воздух коснулся моей оголённой кожи, но сильнее всего меня морозил его взгляд — полный удовольствия, власти и жестокости.

Моё сердце бешено колотилось. Я не могла убежать. Не могла защититься. Я могла только ждать, когда эта ночь закончится, надеясь, что однажды я найду способ отомстить.

Я не знала, сколько времени прошло. Минуты или часы тянулись, как в кошмаре, растворяясь в боли и бессилии. Барон Грэвил не спешил, смакуя каждый момент своей власти надо мной. Он наслаждался моими попытками вырваться, моими слабыми протестами, которые только веселили его.

Он был жестоким. Не просто алчным и похотливым, как остальные гости, а именно жестоким — ему нравилось видеть страх, слышать мои сбивчивые, хриплые вздохи. Он знал, что я не сломаюсь сразу, и поэтому испытывал меня, срывая одежду, оставляя синяки на коже, заставляя меня чувствовать себя ничтожной.

Барон Грэвил тяжело навалился на меня, прижимая к постели своим весом. Его руки были грубыми, пальцы впивались в мою кожу, не оставляя мне ни малейшей возможности вырваться. Я чувствовала, как его горячее, пропитанное вином дыхание касается моего лица, отдавая терпкой смесью алкоголя и пота.

— Ах, моя дикая кошечка... — прошептал он, губами скользя к моему уху.

Я отвернула голову, пытаясь избежать его прикосновений, но он только усмехнулся, как будто ему нравилось мое сопротивление.

— Чем больше ты дергаешься, тем интереснее, — пробормотал он, одной рукой удерживая меня, а другой безжалостно рванув ткань моего старого платья.

Тонкая материя не выдержала, и я услышала сухой треск рвущейся ткани. Мои пальцы вцепились в покрывало, но я знала, что ничто не сможет остановить его.

Мое сердце бешено колотилось в груди. Я знала, что эта ночь станет для меня кошмаром, из которого я не смогу проснуться.

Барон наслаждался каждой секундой своей власти, растягивая момент, будто смакуя его. Он любил ломать, подчинять, заставлять чувствовать себя ничтожной.

Я, конечно, уже не была невинной девушкой, несмотря на свои юные годы. В наших деревнях девушек рано приучают к взрослой жизни, и я не была исключением. У меня были любовники – и пастухи, и пекари, и разные другие мужчины. Но они, по крайней мере, соблюдали какую-то меру, были со мной относительно ласковы и осторожны, так что я иногда даже могла получать удовольствие.

Но с господином Грэвилом всё было иначе. Его член с силой проник в меня заставляя раздинуться мои половые губы. Господин Грэвел был не просто сильным, он был зверем. Он толкал внутрь и насиловал меня наслаждаясь моей беспомощностью.

***

Когда всё закончилось, он просто оттолкнул меня, как надоевшую игрушку.

— Одевайся и убирайся, — бросил он равнодушно, подливая себе вина.

Я не могла сразу двинуться, тело болело, каждая царапина, каждый синяк горел огнём. Колени дрожали, но я заставила себя подняться. Подняла клочья своей разорванной одежды, дрожащими пальцами натянула их на себя, закрываясь, насколько это было возможно.

Я не сказала ни слова. Барон даже не смотрел в мою сторону, полностью уверенный в своей безнаказанности.

Я медленно, почти спотыкаясь, вышла за дверь.

Коридор встретил меня ледяным воздухом. Каменные стены, словно хищные пасти, тянулись в темноте. Единственный свет лился из факелов, оставляя длинные, жуткие тени.

Я побрела к своим покоям, стараясь не встречаться ни с кем. Если кто-то из слуг или стражников меня и видел, они сделали вид, что ничего не замечают. Они всегда делали вид, что не замечают.

В своей крошечной комнате, среди грубой соломенной постели и старого одеяла, я наконец позволила себе всхлипнуть. Всего один раз. Быстро стерла слезы и вцепилась пальцами в одеяло.

Я не могла больше здесь оставаться.

Этот замок — клетка, тюрьма, созданная для развлечения барона и его гостей. Я знала, что если останусь, всё повторится. Завтра. Послезавтра. Через неделю.

Я должна была бежать.

Но сбежать отсюда было не просто.

Замок охранялся. По ночам у ворот стояли слуги — такие же, как я, но слишком запуганные, чтобы помочь. Если кто-то пытался уйти без разрешения, его ловили, наказывали так жестоко, что остальные больше не осмеливались даже мечтать о побеге.

Но я не могла отступить. Я дождусь ночи.

Я выберусь отсюда.

Либо умру, пытаясь. Так я про себя решила.