Oksana Litovchenko

Слезы на стекле

полная версия

I.

Он появился в самый разгар свадьбы и сразу попал в фокус внимания гостей. Он ковылял по банкетному залу весь такой взъерошенный, дерганый, с кривозубой ухмылкой между ушей, широко расставив руки, прямо к жениху и вскоре заключил его в тесные объятия.

Музыка смолкла.

— Вадюша, сынок, поздравляю! Извини, не приехал раньше. Ты счастлив, ты рад своему папане?!

Молодожен, кажется, был слегка озадачен таким напором, он выскользнул из объятий и растерянный и слегка помятый теперь оправлял полы пиджака и пытался воткнуть назад в нагрудный кармашек сломанный цветок.

А тот, кто назвался "папаней" уже терзал в темных ручищах хрупкую невесту, отстранялся, обливал ее с ног до головы липким взглядом и сграбастывал в охапку снова:

— Маша, доченька, совет да любовь. Счастье - то какое, а!

— Вообще - то она Даша, - неловко кашлянул в кулак Вадюша.

— Да?! - Насторожился визитер, но снова расплылся в ухмылке, — ну, Даша, так Даша, все равно будет наша. Ох, хороша, заноза! Одобряю выбор, хотя за то, что не посоветовался с папой, выпороть бы тебя, стервеца.

При этом две симпатичных соседки за столом, рыженькая и темненькая, многозначительно переглянулись, а одна очень пожилая дама с длинной, морщинистой шеей даже привстала и как бы потянулась ухом, словно пытаясь лучше расслышать, что там говорят во главе стола

Этот никому не знакомый мужчина одновременно был и отцом, и настоящим проклятием жениха. Он выныривал в жизни отпрыска в самые неподходящие моменты, одержимый желанием устроить судьбу "кровиночки", но только все портил и делал эту судьбу еще невыносимее.

Вообще - то Вадим рос в детдоме при живом отце. Его мать рано умерла из - за выходок мужа. Этот самый муж "летал" черти где, намекая, при всяком удобном случае, что служит капитаном дальнего плавания, на самом же деле его видели то в Москве, где он торговал цветами, то в Курске в привокзальной пивной, где его допрашивали менты за то, что спер у собутыльника мобильный телефон.

Из семьи он смылся когда малышу едва исполнился годик, но иногда наезжал, как говорится, редко, но метко.

Беспризорный сынишка рос щупленьким, конопатым пареньком, в школе ему доставалось от одноклассников, и никакая сила не способна была постоять за сироту, но тут явился его пьяный папа и азартно начал все "разруливать".

До смерти запугал класс, обзывал шлюхами и шалавами учительниц, подрался с физруком и чуть об колонну головой не бился, крича, что за сыночка родного, он не то что директора, а самого губернатора скрутит в бараний рог.

Заодно досталось и воспитателям детского дома, от этого буйного посетителя они узнали много "лестного" о себе, то, что они ворюги, наркоманы, бляди, что весь дом - это вертеп, и никому тут до детей нет никакого дела.

Второе явление папы пришлось на юность Вадима. Он как раз начал играть в ансамбле при ДК на ударных инструментах и даже всерьез подумывал о карьере музыканта. Свалившемуся как снег на голову отцу почему - то страшно не понравилось вот именно то, что сын "лупит в барабаны", когда ему более пристало бы музицировать на гитаре или саксофоне.

К искоренению пагубного пристрастия к ударным родитель подошел ответственно, выучил биографии "коллег" сына по музыкальному коллективу и адресно наговорил каждому из них такого, что они, возможно, не смогут забыть до самой своей смерти.

Доходчиво наплел и весьма проникновенно, бил по самому живому, поскольку владел сведениями, был подкован как блоха того самого незабвенного Левши.

Понятно, что с ансамблем сыну пришлось расстаться, ему просто было стыдно появляться в ДК.

Этот несчастный отец сильно "помог" отпрыску и после школы. Сиротам, выпускникам детского дома, как известно, государство предоставляет квартиры.

Этому молодому человеку жилья оно не выделило, поскольку по документам считалось, что его родитель жив.

Не смотря на крутые финты, которые закладывал "папаня" в его судьбе, теперешний жених вырос парнем толковым. Хорошо знал устройство автомобилей, сначала устроился помощником автослесаря, потом слесарем и, наконец, открыл в городке свой маленький шиномонтаж.

Он - то и познакомился со своей будущей невестой в банке, где она работала консультантом в зале, а он там оформлял кредит.

Даша была девушкой яркой, фактурной - крутые бедра, чувственные губы, густая светлая шевелюра. Она только что вышла из периода полового созревания и все еще несла в себе элементы здоровой юности - огромные, наивные глаза и припухлая, невинная, немножко дерзкая чаечка губ, которую хотелось целовать, не смотря ни на что, если и не жадно, взасос, то хотя бы легким касанием - даже это казалось счастьем.

Со стороны можно было подумать, что Вадим и Дарья не пара. Она, пусть и достаточно миниатюрная, но модель, улыбающаяся миру, и он нескладный, сутуловатый, порой не к месту суетливый.

Но была в нем одна черта, за которую девушка его и полюбила, это его целеустремленность, прекрасно читающаяся в его словах и поступках.

Даша сама была сиротой, росла у бабушки и прекрасно знала цену этому качеству.

К своему бракосочетанию жених успел накопить первый взнос на ипотеку и ездил, хоть и на подержанной, но солидной иномарке.

И свадьбу он затеял не абы какую, а широкую, запоминающуюся, в ресторане с гостями и музыкой.

Словом, все в его жизни, на момент описываемых событий, шло как нельзя лучше.

И вот этот папаня.

Сын не то чтобы всю жизнь ждал отца, он его, по сути, и не знал толком, иногда жалел, иногда проклинал, но неизменно в минуты его редких приездов, не смотря на его выходки, тянулся к нему и слушал, раскрыв рот, его пьяные россказни про дальние плавания, про Владивосток, Мальорку и Острова Зеленого Мыса и знал, что врет, но все равно жадно впитывал в себя эти истории. В такие минуты сын любил своего отца.

После его появления в зале вся свадьба пошла рикошетом. Новоявленный гость сразу же напился, вмешивался в работу музыкантов, фамильярно ерошил невесту, сбивая ее модную прическу, неприлично ее обцеловывал и пускался в неуклюжий перепляс, расплескивая вино из бокала, который, как фонарь, держал над собой.

Складывалось такое впечатление, что этот человек не гулял ни разу, теперь дорвался до праздника и обреченно отрывается как в последний раз.

И вот он отхлебнул из бокала, рванул от колонок к банкету, вклинился между гостями и решительно грохнул кулаком по столу:

— А ну - ко, гости дорогие, говорите, за чем вы сюда пришли?! - Грозно рявкнул он, и в зале повисла тишина.

— Папа, не надо, - попросил жених.

— Нет, надо. Назвал нахлебников, чтоб пили - жрали за наш счет, а где подарки?! Ну - ка ты, лысый, говори, что ты подаришь моему сыну, моей кровиночке, что б он жил как люди? Не знаешь? А я знаю, что ни хера путного ты не подаришь, сунул в конвертку куценькую тысячонку и рад... А вот я подарю, и не хрень какую - то, а квартиру, в Москве. - Широко размахнулся дебошир и снова ударил ладонью по накрахмаленной скатерти, уже изрядно заляпанной селедкой под шубой, убрал руку, под ней блеснул ключ.

Жених и невеста переглянулись. Кто - то засмеялся, кто - то ахнул, иные захлопали.

Зал снова взорвался музыкой и аплодисментами:

"Обручальное кольцо,

Непростое украшенье"...

Выходка отца подкосила Вадима, он не знал, что и думать, вихри мыслей бушевали в его голове. Был тут и вопрос, откуда родитель эту квартиру взял и что там на самом деле за квартира. Нет, вот так верить сразу на слово этому несерьезному человеку сын не собирался, но ему очень хотелось верить, и сладкие, шустрые мечты, смешиваясь с Шампанским, вскружили голову молодоженов.

Такой подарок снимал множество проблем: капитал со взноса на ипотеку можно было пустить на расширение бизнеса, можно было закатиться в свадебное путешествие, да, наконец, сама квартира в столице, ну это чудо какое - то.

А, главное, отец - то, оказывается, любил сына, помнил о нем.

Вадим сам не понял, как опрокинул один бокал с вином, другой - так он напился.

Он не помнил, как и где засыпал, но помнил то светлое чувство с которым проваливался в забытье, это чувство было - чуть печальная, ну такая нежная любовь к отцу, как первый весенний подснежник - пролесок, пробившийся сквозь лед и вспыхнувший синим, трепетным бутончиком.

II.

Молодожены жили в съемной трехкомнатной квартире. В их городе трешку снять было проще, нежели однушку.

Жених храпел в спальне, а невеста тихонько зашла в гостиную, где на диване грел бока новоявленный папаня. У девушки у самой не было отца, поэтому ей было немного интересно, какие они, отцы

— Андрей Семенович, вы спите? Вам удобно, не душно, может, форточку открыть? - Спросила она.

— Эх, Дашутка, да мне этот диван периной кажется после моих корабельных шхонок. Присядь вот здесь, поговори со мной, а то я уж и от разговора человеческого отвык.

Девушка открыла форточку, расправила шторы, включила светильник, опустила на краешек дивана рядом со свекром. Она сняла свое белое свадебное платье, приняла душ и теперь была в розовой футболке и просторных спортивках.

Помолчали.

— А почему мне Вадим ничего не рассказывал о вас? Это так удивительно. - Наконец сказала молодая.

Мужчина пристально смотрел на нее, то и дело сглатывая слюну, потом сощурился, глубоко затянулся, упругой струей через уголок губ выдул дым:

— А нет тут ничего удивительного, я ведь служил в разведке. Секретность, все такое.

— Ничего себе. Опасная работа?

— Да ничего опасного, я же прошел подготовку в спецшколе. Правда, потом, когда меня наградили третьим орденом, мне генерал сказал, ты, товарищ полковник, в рубашке родился, через такие испытания прошел и жив остался. Через огонь, воду и медные трубы.

— В вас стреляли, да?

— Было дело. – Матерый "разведчик" сбросил одеяло, задрал футболку на пузе и гордо предъявил собеседнице шрам от аппендицита, - пуля прошла по касательной, так что, ничего страшного. Хирурги потом все удивлялись: если бы на сантиметр выше так разнесла бы печень. А так ничего, живем, и вам того же желаем.

Попробуй, какой он шершавый.

Сноха несмело коснулась шрама:

— Жесткий.

— Ага. Шили по живому, прямо на поле боя. Как вспомню, сердце начинает биться, вот послушай.

"Полковник" поймал руку доченьки, положил ее на свою грудь.

— Чуешь, как трепыхается?

— Ага.

— Как чуть разволнуюсь, так начинает колотиться, у меня ведь в нем осколок сидит, волноваться никак нельзя и счас в глазах темнеет. Ты любишь Вадьку?

— Да.

— А чего рука такая холодная?

— Не знаю, так просто.

— Ну вот вам как раз и тепленькая квартирка будет в тему. Совьете там свое уютное гнездышко.

— А как же вы? Вы - то где жить будете?

— А мне не привыкать мыкаться по свету, в Мурманск подамся, там мои ребята - мореманы, в беде не оставят командира.

— Ну вы все равно приезжайте к нам. Квартира - то большая?

— Приличная. Три комнаты, и все - с видом на Кремль. Дарственную вот только оформить надо. Чуток обогреете меня, приласкаете, пойдем к нотариусу, да бумаги - то и оформим. Войдешь хозяюшкой. Не пожалеешь. Будешь вспоминать папку. Да ты сядь поближе, чего ты боишься? И мне поспокойнее будет, я ведь так соскучился по родным людям, по женскому теплу в своих бесконечных боях и походах.

"Орденоносец" задавил окурок в тарелке, стоящей у кровати. Даша села ближе, он коснулся рукой ее локона:

— Волосы - то свои?

— Да.

— Красивые. И вообще, ты красавица. У Вадьки глаз наметан, весь в меня... Ой, чтой - то мне совсем не по себе. Нынче еще всю ночь погибшие товарищи снились. Пора, говорят, тебе, командир, в дорогу собираться. А я им отвечаю, рано мне, еще не все радости в жизни видел. Сначала посмотрю, как там у сына, а потом уж и зароете меня. Кладите поглубже, что б уж разом и навсегда, чего уж тут.

Свекор сыпал своими откровениями и все жестче переплетался пальцами с невесткой. Она слышала биение его кривого сердца, ощущала жар его руки, понимала, что он уже переходит грань, но не смела противиться ему. Он как - то сразу и жестко замотал ее в свою паутину липкими речами, и теперь, как паук набрасывал петлю за петлей, все ближе привлекая ее к себе.

— Красавица, девонька, умница, - уже рылся он носом в ее душистых волосах, щекоча дыханием ее шею. От него несло перегаром, но он уже казался девушке каким - то очень естественным и вкусным.

— Покажи больному папе свою грудку, дай ему положительный заряд напоследок.

Искуситель сам оттянул пальцем просторный ворот ее футболки на плечо, спустил ниже и лизнул открывшийся верх ее груди.

Даша встрепенулась, вернула футболку на место, глянула на дверь:

— Что вы делаете? Не надо так, я вас прошу...

— Тихо, не шуми, а то Вадик проснется, что он о нас подумает. А ты жестокая.

— Почему?

— Кинула спасательный круг, и - в кусты, не честно это.

— Я вас не пойму, что вы такое говорите? - Горячо шептала сноха, словно пыталась убедить бесстыдника в чем - то.

— Показала мне себя, светанула грудью, дала надежду, а теперь отнимаешь. А с этим что теперь делать?

Мужик приспустил трусы и показал подруге стоящий член, упруго притянутый к животу.

— Видишь, какая беда? Разбудила, так теперь туши, пока я не откинулся. А то поставят мне крестик из - за тебя, да и буду я лежать в могилке сырой.

— Андрей Семенович, прошу вас, не надо, это же грех, вдруг люди узнают.

— А ты знаешь, как мне помоги?

— Как?

— Оближи его и все. Только разденься, так нам способнее будет.

— Нет, я пойду.

— Меня, значит, тут одного бросишь, как на поле боя, умирать? Эх ты, предательница...

— Андрей Семенович, ну пожалуйста...

— Да что ты раскудахталась - то, дуреха? Разик оближи и ты свободна.

Даша огляделась, оглянулась на дверь, кинула быстрый взгляд на член, убрала с лица волос, потянулась и несмело лизнула пылающую головку.

Свекор, надавив на затылок, властно нанизал ее ртом на свой банан. Девушка отпрянула и закашлялась, доставая волосы изо рта.

— Не бойся, тебе понравится, - искушал мужик, страшно мерцая глазами в полумраке комнаты.

Он подвигал тазом, покачал членом, показывая себя:

— Чего теперь стесняться — то, давай, раздевайся, поиграем в подкидного?!

Он коснулся и игриво сжал ее грудь, почувствовал, как наливается и каменеет сосок.

— Счас попробуешь настоящего мужика, выблужу тебя под хвост, сама еще просить будешь.

— Андрей Семенович, ну не могу я так, — ломалась Даша, и в ее голосе уже не было уверенности, была скорее мольба.

— Давай, обезьянка, лезь на пальму, или мне надо тебя подсаживать?

Наглец уже запустил руку под резинку штанов и вольно гулял по лобку и ягодицам красавицы.

Она как могла извивалась и уверачивалась как кошка, которая сторонится ласк чужого человека, но хочет их.

— От любви к щедрому папочке сама бы должна из одежды выскочить, - увещевал ее этот охальник, ловко освобождая от наряда.

Она сама не поняла, как осталась голой, партнер тоже выужился из трусов, он вильнул тазом, качнул блестящим членом, снова приглашая ее к отсосу.

Сама не понимая, что делает, невеста снова убрала волос, склонилась к члену, и, изящно придерживая рукой, стала облизывать его, на этот раз гораздо смелее и аппетитнее.

Жутковатой была эта картина: темный, костистый, пропитый мужик с глубоко запавшими глазами, уставленными в потолок, и голая нимфа, страстно обслуживающая его.

Член совсем обнаглел от ласк этих нежных, пухлых, девичьих губок. Он развернулся во всю свою мощь, явив весь свой сложный рельеф вен, и готов был выскочить из кожи.

Мужик чувствовал, что она еще неумела и неопытна, она и держала его орган не так, и целовала невпопад, но эта девичья неопытность лишь сильнее распаляла его, ведь она старалась, аккуратно обрабатывая головку шаловливым язычком.

Свекор лапнул ее вагину, она раскрылась, она текла.

Ее уже можно было ебать, она вошла в полную охоту, но он все еще длил эту сладкую муку, дразня пальцами ее клитор и проходя ими между ее ягодиц.

Наконец она отстранилась от члена и с мольбой глянула на него.

Она все еще пыталась соблюсти какие - то приличия, но по блядскому блеску ее глаз, по дрожи, схватывающей ее плечи и бедра, он чувствовал, что она дошла до пика возбуждения.

И тогда он встал, пропустив руки под ее колена, поднял ее, посадил на стол, распялил головкой нежные губки ее цветка и как - то по кобелиному изогнувшись, разом засадил ей.

Она вскрикнула, обхватила его за шею, и он начал ее спаривать.

Жарил он ее жадно и энергично, было понятно, что у него долго не было бабы, и он теперь утолял свой голод, не смотря на то, что был крупноват для нее, и ей сначала было больно.

Но постепенно она раскрывалась все больше, старалась как можно удобнее подставить ему свою нору, чтобы он глубже проникал в ее животик.

Страшно скрипел и ходил ходуном стол, смачные, бесстыжие, чавкающие звуки наполнили квартиру.

Крышка стола стучала в стену, проснулись соседи и стали колотить по батареям, но это никак не подействовало на любовников, они кружились в вихре своего секса, ненастно наслаждаясь друг другом. От мужика разило перегаром, его щетина обжигала ее лицо, плечи и грудь, но Даша уже не чувствовала этого, она поняла наконец, что такое настоящий мужик и что такое настоящий секс.

Оргазм подкатывал куда - то ей под самый язык, и никакая сила мира не смогла бы оторвать ее от этого мужика.

Наконец, он нестерпимо больно схватил ее за ягодицы, насадил на себя и стал кончать с искаженным страшной гримасой лицом.

Получив мощный заряд спермы, впившись ногтями ему в спину, обмякла и она.

На полу валялись тарелка, смятые окурки, зажигалка, пачка сигарет, одеяло и подушка, обсыпанная пеплом.

Ну, а потом, Даша, уткнувшись в подушку, рыдала навзрыд, а Андрей Семенович натягивал и застегивал штаны, собираясь идти на кухню, пить чай.

III.

На следующий день, близко к обеду, отца разбудил сын Вадим. Он раздернул шторы, шире открыл форточку:

— Накурено, не продохнешь.

Накануне жених не смешивал пойло, хорошенько проспался, и похмелье не давило его теперь.

Родитель болезненно щурился спросонок и лапал на полу сигареты.

— Собирайся, поедем, - велел отпрыск.

— Куда?

— На рынок, купим тебе куртку и обувь, зима заходит.

В машине родственники долго молчали.

— Как город разросся, - оглядывал окрестности из - за стекла Андрей Семенович.

— Да, у нас много новостроек, а что за квартира - то?

— Какая квартира?

— Ну, что ты нам подарил на свадьбу.

— А - а. Да какая квартира, сын, где я ее возьму. Шутка то была, шутка.

— Понятно.

— Что тебе "понятно"?

— Надо Даше как - то сказать.

— Ну, скажи уже как - нибудь, ты же у меня умный. А ну - ко притормози вон там, за остановкой.

Сын включил правый поворот.

— Вадь, я вот что хотел у тебя спросить, - заговорил папаня, когда машина остановилась, - как ты с этой Дашей познакомился, кто она, и, вообще, ты в ней уверен, она тебе не трахает мозги?

— Тебе - то что?

— Да так, ничего особого, просто скользко как - то. Я ведь, сын, блядушек сразу чую, нос у меня на таких настроен, как у норного кобелька на лисицу.

Молодожен зачем - то заглянул в зеркало под лобовым стеклом потом - в боковое зеркало и сказал:

— Даша не такая.

— Ну, ну. Свежо предание, а вот это ты видел?

Андрей Семенович разжал кулак, в нем были какие - то розовые веревочки.

— Что это? - Спросил Вадим.

— А это ее трусы. Спроси у нее, где она их потеряла? Не прошла бабеночка - то нашу с тобой проверочку на вшивость.

— Пошел вон, - спокойно сказал сын.

— Погоди, не пори горячку, я ведь счастья тебе желаю...

— Вон пошел, - дотянувшись, водитель дернул ручку, оттолкнул дверь и вытолкал руками и ногами пассажира наружу.

— Ты из - за квартиры расстроился, что - ли? - Бежал рядом с машиной отец, — не ожидал я, что ты такой меркантильный. Пойми, дурачок, я же для тебя старался, показал твоим гостям, что твой папаня не абы кто, а квартиру вполне способен подарить, ну, прости своего папку...

Растрепанный, седовласый отец прыгал, бился в дверь, пытался схватиться за ручку, наконец, споткнулся и упал:

— Я ведь люблю тебя сынок! - Кричал он во след машине и плакал, простирая руки.

Вадим снова съехал на обочину, воткнулся головой в мясистый руль.

Громко щелкал и мигал оранжевый фонарь поворота.

Желтый лист клена упал на лоб машине, и шустрый дождь начал вбивать его в стекло.

Потом Вадим смотрел на капот, на котором плясали капли дождя, на дорогу, на включенные фары встречных машин. Перед его лицом синхронно ходили дворники, сметая струи с лобового стекла.

Они жужжали и чуть поскрипывали, они не могли стереть набегающие и набегающие, безутешные слезы с голубых глаз сына.

на Бусти мои новые истории https://boosty.to/oxisslaif