ЧЕСТНОЕ ОКТЯБРЯТСКОЕ, ИЛИ «ОТВЕТНЫЙ ХОД»

Акт.1

С Ленкой он дружил с первого класса. Познакомились в школе, а вернее, уже по пути домой.

Алёшку провожал за ручку дедушка, а Лена шла с мамой. Так, в пути оказалось, что живут неподалёку.

Что им надо вместе, получалось для Ленки и Алёши естественным образом. Хотя, на то была воля и корыстный интерес близких. Соседи должны держаться вместе.

В классе также сидели за одной партой, рисовали тайком записки и смеялись над разной ерундой.

Ленка, была не просто Ленкой. Алёшки она нравилась. Хотелось нежно прижать к себе и даже поцеловать в губы. Как и почему, он не смог бы объяснить даже себе, даже родному дедушке, который регулярно твердил, что за Леной нужен особый уход и внимание. Она же твоя подружка! Она девочка. Защищай и береги её. Алёшка старался быть рядом.

Вот и теперь, они добирались на район вместе. Остальные попутчики разошлись по своим направлениям.

С Леной хотелось играть. Он приостановился затянуть вечно расхлябанный шнурок. Лена чуть замедлила ход. Почти остановилась, разглядывая улицу по сторонам, и помахивая пакетом со сменкой. Шнурок, теперь, дело не хитрое. Вязать научил дедушка ещё год назад, в августе. На жёсткий узел, легче всего, но развязать невозможно почти. На бантик, сложнее. А есть ещё много разных других способов: несколько морских, мудрёных вариантов. Дедушка обещал как-то потом научить.

«Перед армией, всё уметь будешь», - заверил бывший фронтовик.

Укрепив ботинок, Алёшка выпрямился. В два прыжка догнал Лену и толкнул в её огромный ранец на спине.

— Чего рассмотрелась, фефёла?

Хотел подзадорить, как-то быть к ней ближе. Она по инерции двинулась дальше, и чуть не упала в натянутую хрупкой наледью лужицу.

— Дурак! – ответила она. Опустила голову и побрела своим темпом.

— Лена, прости, я же пошутил!

Она будто не слышала.

— Хотел просто побегать с тобой.

Одна защёлка, со вкреплённым светоотражателем, от встряски выскочила и раскрылась. Никто этого конечно, не заметил.

Лена молча продолжала путь.

Увиваться бесполезно, огорчился мысли Алёшка. Идти им уже совсем ничего. Дальше пути расходились, но он хотел проводить Лену, как обычно до самого подъезда. Значит, ни в этот раз, - вывод страшный и горький. Глянул вслед её коричневому ранцу с логотипом «Олимпиада-80», тяжело вздохнул и побрёл восвояси. На лестничной клетке уже, поздоровался с пузатым дядей Мишей. У него разрешали брать конфеты. Было и так, что их сосед по этажу угощал груздями собственного соления.

— Здрасьте!

— Привет! Чего ты хмурной, двоек поди нахватал?

— Да нет, дядя Миша. Ленку обидел.

— Ленку обидел? – Заинтересовался сосед.

— Толкнул её в спину после школы.

— Во как! А она то что?

— Она ничего. Слушать извинения не стала и ушла.

— А ты ей цветы купи, и пригласи э-э-э… - старый пьяница задумался на мгновение, - ну, в кино пригласи.

— Точно! – Засиял Алёша. – Спасибо, дядя Миша!

Поскакал наверх до квартиры и от прекрасной мысли, энергично занажимал на кнопку звонка. Пришлось для этого приподняться на цыпочки.

Дверь открыла бабуля.

— Ох, молодец какой! Переодевайся и мой руки к столу.

— Не, бабуль! Я гулять! А уроки потом сделаю. Ещё три дня впереди. Сегодня же пятница! Ты мне можешь рубль на кино дать?

— Рубль? Куда столько много?

— Я Лену приглашу. Ребята говорят, фильм очень интересный, «Ответный ход». Про армию.

— Нет, на Лену не дам. У неё мама есть. Вот пусть и покупает билет. А тебе дам. Купишь себе мороженное ещё.

Бабуля потянулась к старенькому, изношенному кошельку, отсчитала семьдесят копеек. Потом, докинула ещё двушки. Там, если задерживаться будешь, позвони, ладно?

Телефон в квартиру провели совсем недавно. Дождались своей очереди. Дед стоял как ветеран войны, много лет.

— Ладно. – Номер Алёшка помнил наизусть. Деньги клянчить сверх того, что дают, он не хотел. Это стыдно. Научили давно и даже ставили как-то раз в угол за нарушения этики.

— А что сказать надо?

— Спасибо, бабуля!

Быстро скинул школьную форму, повесил на вешалку так, что поверх брюк и рубашки, сел китель с греющим душу значком: по центру звезды на всех глядел маленький и кучерявый Владимир Ильич. Ходили странные слухи, что сам он как раз ни октябрёнком, ни пионером, ни даже комсомольцем никогда не был.

Переоделся в уличное. Тенниски, шаровары, клетчатая рубашка и поверх курточка с заплаткой на рукаве.

Как же быть? Где раздобыть ещё на билет и цветы? Уж не посылать же Лену на фильм одну, вместо себя. Способы, конечно, имелись. Быстро поднялся обратно, захватил две авоськи.

— Зачем?

— Да, перенести что-то… - уклонился от прямого бабулиного вопроса.

Помчался на остановку к гастроному. Там, если повезёт, можно найти мелочь. Так и случилось. Внимательно и пытливо осмотрев узкое пространство под автоматами с газированной водой, проверив ячейки на сдачу, Алёшка стал богаче ещё на семнадцать копеек. Мало! Надо ещё. Другие автоматы были аж у станции метро. Побрёл к Чкаловской, попутно осматривая места, где раньше находил пивные бутылки и те, что подешевле, из-под лимонада. Сетки набирали вес. Пунктов приёма стеклотары на районе несколько. Добрался до популярного, что по пути и отгрузился на целых два рубля и десять копеек! Но всё равно не хватит.

Если бы ни эти цветы!

Кассир проиграла дробь аппаратом, отсчитала положенное. Алёшка покинул вечно пропахнувшую пивом и людским перегаром обитель.

И тут его ждали. Подростки постарше. Втроём. Никого не узнал. Они подступили неожиданно и резко.

— Привет! Ты тут наши бутылки собирал? – голос старшего грубый, взгляд прямой, опасный.

Ёкнуло в сердце.

— Ну, я. Только ни ваши, а общие.

— Сейчас пизды получишь, ясно?

— Ясно, - согласился Алёшка.

— Бутылки все наши, если собирает кто. Давай теперь деньги и простим.

Захотелось уйти. Но ведь тогда конец всему! И с Ленкой он не помериться никогда! И кино не посмотрит.

Пацаны действовали нагло, прямо у входа, никуда не заводили. Видимо успели рассчитать силы и волю. Но получилось иначе.

— Нет! Я не отдам. Это мои.

— Чего? А пизды?

— Я не отдам. – Встал в стойку защиты, как бывало в школе.

И тут же, пропустил мощный удар в глаз. Всё закружилось, лупанула в красном искра. Алёшка отмахнулся, не попал и заорал ни то от страха, ни то от отчаяния.

Герои тут-же рассосались, а из обители выходил какой-то мужик, что стоял в очереди после мальчишки.

— Ладно, что уж теперь. – Подбодрил наматывающего грязными кулаками слёзы Алёшку. – И зашагал своей дорогой.

Было не хорошо, но деньги то он сохранил! Собирать дальше, впрочем, желание пропало. Глаз набирался объёмом и цветом, как зреющая слива. А до Чкаловской совсем ничего. Имелся ещё один способ. Слегка унизительный, потому что нужно смотреть в глаза. Но вид у Алёшки внушал сочувствие. Пристроился на подступах. На артерию людскую, идущую. Слишком близко, нельзя. Могут погнать.

— Дяденька, дайте пять копеек, домой доехать!

Первый человек угрюмо прошёл мимо.

— Тётя, помогите. Не хватает. Пять копеек до дома.

И тётя остановилась, посмотрела. Ни сказала ничего, и вручила монетку.

Алёшка любил такие, потому что самые крупные. Больше только железный рубль по объёму.

Так, минут за двадцать, а точного времени, мальчишка не знал, удалось собрать ещё почти два рубля. Это если считать целых восемьдесят копеек, которые щедро отсыпал пьяненький и весёлый дед.

И тут, со спины подошли.

— Молодой человек, на минуточку.

Алёшка обернулся. Ёкнуло в груди. Перед ним стояли менты! Два сержанта в плащах и фуражках. У одного рация через плечо.

— Идём с нами. - Указали в сторону, куда шли все люди.

Тут, куда скроешься?

Завели в комнату дежурки. Линейный отдел при станции Чкаловская.

— Попрошайка. Из детдома сбежал наверное, - пояснил лейтенанту тот, что с рацией. – Может и ещё чего. Люди жалуются.

Лейтенант был пониже ростом. Улыбчивый.

— Вот сюда сядь! – указал он, стараясь не запугать пацана. Сам очутился за столом, напротив.

— Лейтенант Деревянко. Павел.

— Лёшка.

— А документы у тебя есть, Лёшка?

— Ученический билет. Но скоро менять.

— Давай, сойдёт.

Алёшка протянул корочку с прошлогодней фотографией и печатью школы.

— В каком детском доме живёшь?

— Я дома живу. Понимаете… - и он открыто рассказал всю историю. – Вот, если бы не цветы, давно бы хватило.

Павел Деревянко слушал с каким-то живым интересом, прикрыв при этом ладонью рот.

— Ох ты, горе! – наконец выдал он вердикт. – Лену ты конечно на «Ответный ход» веди. Ей он очень понравиться. Вставай ладно, пошли.

В крохотном отделении, кроме них и дежурного больше никого. Спокойной начиналась вечерняя смена. Так ни всегда.

— Юра, я сейчас вернусь, - кинул Деревянко ухмыляющемуся коллеге. – До выхода и обратно почти.

Минули турникеты, дурные и бескомпромиссные. Проводил Алёшку до скромного ряда цветочниц.

Подошёл к бесформенной бабке в белом вязанном берете.

Та, посмотрела на него не по-доброму. Отпустила покупателя.

— Как, Паша!? Опять? Позавчера же только… - о чём она, Алёшка знать не мог.

— Подари цветочки, а? Вон, розочки те большие.

— Подарить? – изумилась бабуля, видимо ожидая чего-то другого.

— Подари. Самые красивые и без шипов.

Алёшка посмотрел на ценник. По рублю двадцать за штуку!

— Сколько подарить? Два?

— Три. Поправил офицер.

— Ладно, три. – Согласилась старушка. – Что-то ещё?

— Нет, больше ничего! – поспешил ответить благодарный и удивлённый Алёшка. Опередил милиционера.

Оказывается, и так можно было!

Носитель берета, обернула длинные и красивые бордовые розы в кулёк.

Указательный и большой палец у бабушки стягивали грязные от денег резиновые колпачки. Так легче считать, понял пацан.

— На вот, носи на здоровье! – в голосе Алёшка отметил печаль. А у самого, сердце заходило радостью! И деньги остались и цветы есть, да и времени хватит на мирные переговоры, а после сводить Ленку не на слишком уж поздний сеанс.

Отошли.

— Спасибо Вам, товарищ милиционер! Я, когда выросту, наверно тоже пойду к вам, людям помогать! – искренне заверил о своём желании не под протокол.

— Чего уж там. Бывай! – Деревянко слегка хлопнул его по плечу.

Через, минут, двадцать, Алёшка достиг нужного дома и подъезда. Добежал до знакомой квартиры.

Оттуда доносилась музыка не то с пластинки, а может, по радио или телевизору. Певца звали, Майн Рид, это Алёшка знал точно. Нервно затарабанил костяшками по двери. Звонок у Лены не работал давно.

Кристина полюбила одиночество. Такие моменты бывают не всегда. Отправила Ленку к бабушке на выходные. Маленькая, двух лет Анжела, сопит в кроватке, привыкшая к музыке и разному шуму.

Добрая мать Кристины, искренне давала шанс: как-то обустроить личное. Найти наконец хорошего и порядочного мужчину, готового взять её с дочерями.

Кристина вкалывала на «Красном знамени». Чулочная фабрика была удобна уже тем, что находилась буквально, через дорогу от дома. Смены только выпадали разные.

Серый, кирпичный дом, по улице Красного Курсанта 30. Вход со двора и окна тоже во двор, на тенистую деревьями площадку со всегда мокрой землёй. Второй этаж.

Всё было. Квартира, дети, мама живая-здоровая, подруги наконец... Не хватало только способного понять мужика. Да и просто близким, открыться во всём Кристина не могла. Имелся свой скелет в шкафу недавнего прошлого. С путёвки той зимней в Гагры.

Мужчина представился Тофиком. Они сидели в ресторане при гостинце. Играл нежный джаз. Всё красиво. Тофик обещал забрать потом к себе в Кировабад. Представился директором овощной базы. А когда поднялись в номер, там ждали ещё трое таких вот тофиков. Сразу почувствовала беду. Но мужчины поначалу держались вежливо. Действовали заодно. Приказали раздеваться и заблокировали дверь. Отпустили разбитую и униженную только утром. Хорошо, сохранили одежду, да не покалечили суставы и кости. Что там было, говорить стыдно и тогда, и после. Поэтому, Кристина молчала, вспоминая вдруг открывшиеся чувства. Возрастало желание повторить всю ту грязь и похоть, вскрытую в ней усатыми мужиками. Никакого Тофика потом, она конечно уже не видела, и подобных садистов на пути не встречала. Когда могла, доводила себя до азарта, переплывающего в оргазм: наносила травмы собственному телу и фантазировала, рисовала образы каких-то очень известных всем людей. По-другому, подлинного кайфа достигнуть уже не могла.

Вот и сейчас…

Клацнула на пульте «Юпитера 203». Магнитофон потянул катушку.

Раскупорила «Столичную». Алкоголиком Кристина, конечно, не была, да и не успела бы спиться в свои двадцать восемь. Но потребляла в одиночку. Алкоголь, только для расслабления. Иначе, подойти к сексу наедине с собой получалось с трудом. Кроме водки, нарезка «Отдельной» и банка маринованного ассорти.

Главное, чтобы Ленка не увидела всего безрассудства, а мелкая Анжела, вообще-то ни в счёт.

Под романтичную музыку, Кристина освободилась от одежды. Задёрнула шторы. Никто не помешает. Дёрнула вторую стопку и налила сразу ещё.

Уселась в кресло поудобнее. Застелила под себя толстый кусок целлофана. Обычно такой натягивают в парниках. Крепко погладила своё тело. Отпустила лифчик. Выпуталась из трусов. Глубоко втянула запах собственной одежды, прижав к носу. Поднялась. Её качнуло. Дошла в ванную, закинула в стильную машину «Ока». Ничего, есть в шкафу настиранное. Свежее потом возьмёт.

Вернулась. Повела по корочкам на грудях ладонью. Некоторые старые раны обзавелись не уходящими шрамами, другие оставили лишь пятна, иные сгинули без следов. Те, что наставили ей тофики, останутся навсегда и не только на грудях. Тогда, в Гаграх никто в постели деликатность не проявлял.

Кристина стыдилась показать своё тело, даже Лене. Всегда одевалась. На счастье, ей пощадили руки, ноги и голову. Можно сверкать не в слишком короткой юбке и с открытыми рукавами.

Зажгла для интима свечи. Подтянула сигареты и пепельницу. Хлопнула ещё стакан. Заела и сразу налила новый. Потянулась за стопкой журналов.

Её было хорошо и одной. Впрочем, одной ли? Она представляла компанию любимых и знакомых каждому людей. Вот он, Михаил Кононов смотрит почти на неё кадром из «Таёжной повести». Олег Басилашвили на закладке в том же первом номере «Искусства кино» за 1980 год. Олег Табаков на 126-й странице. Прекрасные мужчины! Журнал давал относительно хорошего качества, хоть и чёрно-белые картины. Наготове раскрыт ещё один, за десятый месяц. Сразу вначале, собрание посвящённых. Фотографии где много мужиков-южан. Не тофики, но тоже сейчас сойдут… Фантазия дорисовывала всё остальное. Аккуратно разложила сборники открыток из фильмов: Никита Михалков, Станислав Любшин, Василий Лановой…

Сейчас это её мальчики. Она будет с ними со всеми.

Коллекций открыток и журналов целая стопка. Все за раз не разложишь.

Вот бы, сюда кого-то живого, но страх быть разоблачённой и осмеянной на весь Ленинград давил сильнее похоти.

Указательный пальчик, яростно царапал клитор. Кристина прикрыла в представлениях глаза. Из фильмов знакомые лица, подпитывая образы снимками, и вспоминая тот жестокий вечер в зимних Гаграх. По телу шёл озноб. Он достигал какого-то постоянного, но непреодолимого теперь уровня. Не плохого, но хотелось больше.

Отвлеклась, жахнула рюмку.

Перерыв совсем короткий.

Надо догнаться.

Взяла наконец сигарету. Чиркнула спичку, затянулась. Ноги проложила на две трёхлапые табуретки. Так удобнее массировать киску. Представлять, что между ними припадает к ней красавец Лановой. В руке широченный ремень с офицерской двухшпеньковой пряжкой. В другой поддерживает горящую свечу.

Вон, ту самую…

Рука заходила быстрее, превращая влагалище в скользкую, тягучую, ждущую так давно хорошего хуя, клоаку.

Кристина прикусила краешек губы. Второй рукой, потянула себя за волосы. Затем, легонько шлёпнула ладонью по щеке. Водка брала над ней власть. Затянула в себя, огурец. По счастью, повезло, достала в магазине. Длинный угодник, с обструченным концом, чтобы не травмировать сильно матку. Чтобы, как настоящий скакун этого Ланового. Огурец отозвался соком. Говорят, полезен от старости и морщин.

— Да, милый, да… Еби свою сучку! Свою кино-поклонницу. Трахни Кристинку! Дай мне в рот!

Огурец вышел, вытягивая за собой смазку, как шлейф от ползущей улитки. Теперь, вкусненький в рот. Насадила до гланд. Дальше? Дальше! Но, нет, никак... Было бы что гибче… Отозвалась спазмом выблевать водку прочь на себя. Удержалась. Не проявила слабость.

— О, миленький… - выдохнула она.

Очередная рюмка пролилась в исцарапанное пупырышами горло. Никакой закуси! Только жесть!

Её трясло. Схватила ремень, именно такой, как представляла. Какой удалось купить, упросив без воинского билета. Стеганула себя по спине. Так! Ещё раз, и ещё! Заходила тазом. Затанцевала подле кресла. Музыка всё не умолкала. Магнитофон доматывал катушку. Успела, остановить и переключить в обратный ход. Двинула тумблер.

Затянулась сигаретой. «Ленинград», фабрика Клары Цеткин. Знаменитая немка курила? Вполне возможно! А чем занималась ещё, кроме политики?

Вопрос не имел значения. Он просто всплыл в разведёнными спиртом нейронах голове. Тут-же переключил, вернул к Лановому. Или, кто же тут теперь стоял перед ней приготовив услужливо свечу? Штандартенфюрер Тихонов?

Огурец вновь ходил по дважды разношенной при родах пизде. Но напряжение не дотягивало. Кристина тряхнула пепел на грудь. Уголёк нежно прокатился по груди. Надо бы на язык. Прикоснулась сигаретой к соску. Та, ужалила знакомой, приятной болью, подтянула ближе оргазм.

— Ах, мой сеньор! Жги меня, ублюдок! – приказала она воображаемому палачу.

Сигарета вновь нанесла укус. На этот раз чуть выше. Ткнулась в старую рану.

Вот сейчас!

Надо только получше, постарательнее и всё получиться, - заводила себя мамочка. И в этот момент, по входной двери, застучали. Быстро, торопливо, настойчиво. Её прошиб страх.

Кто? Ленка вернулась от бабушки? Что случилось!? Такой момент…

Стук явно, не взрослого человека. Может умерла мать? Вот же дерьмо! И как сейчас с этим быть? Как впустишь? И по-другому нельзя.

— Я сейчас! – крикнула громко.

Схватила дрожащей рукой бутыль. Чуть не перевернула. Сунула в кулёк из кремового цвета бумаги. Сигарету отправила в пепельницу. Времени уже нет.

Накинула халат.

— Сейчас, иду! – её никак не покидал советский разведчик, не отпускали и тофик-садисты. Путались и ругались мысли.

Щёлкнула замком. Дверь тут же пошла внутрь и в коридор бесцеремонно влетел Алёшка, Ленкин одноклассник. Под глазом фингал, в руках тонкий букет цветов.

— Я к Лене! Лену позовите? – задыхаясь пропыхтел он. Остановился почему-то у входа на кухню, будто по запаху шёл.

Что за попадос? Какого хуя? – взвелась Кристина.

— Мальчик, ты что? Лена у бабушки.

— У бабушки? Это как? – эмоция полного удивления. – А я же, извиниться хотел. Вот цветы ей. Розы!

— За что извиниться?

— А она не сказала?

— Нет. – Кристу переполняла волна. Голова переставала контролировать ситуацию адекватно. Она, голая. Возьми вот сейчас подол халатика подними, потяни за пояс… И мужик! Настоящий, пусть и маленький. Неопытный ещё. Не зрелый, но всё-таки такой реальный и глупый.

— Ой, простите. А там что у вас? – Алёшка сунул нос в пространство её личного табу и смотрел на полыхающую свечу, колбасную закуску и раскиданные журналы.

— Читаете про кино? А я купить нам билеты хотел. Сейчас в «Спутнике», «Ответный ход» идёт!

— Нам билеты? «Ответный ход»? Мальчик, ты что?

— Ничего… - Алёша неизбежно развернулся, скользнул по фигурке Кристины, по красивым ногам, по немного выступающему животику, уцепился туда, где короткий халат разошёлся от расслабленного пояска.

Его предатель, сразу дал знать. Мгновенно проснулся и приподнял шаровары. Не сильно, но заметно. Алёшка закрылся тут-же рукой.

— Простите, тётя Кристина! Он сам!

От этого голоса помутнело, поплыло в голове.

— Вам плохо? – Алёшка подался вперёд, испугавшись, что Ленина мама сейчас обо что-то расшибётся.

— Мне плохо, мальчиш. Мой, милый малыш… - залепетала набуханная, чужая мать. Зайди на кухню и помоги мне.

Алёшка всё также прижимая рукой стоячий писюн, а другой удерживая букет, послушно вошёл куда велели.

Кристина щёлкнула замок и вытащила ключ.

— Ты кушать хочешь?

— Хочу, - признался голодный со школы пацан.

— Кто тебя так? – Криста указала пальцем на лицо.

— А, это? Это я подрался за деньги.

— Вон, колбаса. Ешь! – Она кивнула нелепо в сторону тарелки.

— А вы?

— Я тоже. Пить будешь?

— Буду. Так пить хочу! Возьму кружку?

— Рюмку. – Почти потребовала от него Криста.

— Рюмку? Зачем? Я и так храбрый. Я воды хочу.

— Возьми, вон там. – Она кивнула на шкафчик, - кипячёная в чайнике смотри.

Он на несколько мгновений отвлёкся, ливанул нелепо из носика зелёного, на военный лад просторного заварника. Чуть пролил мимо маленькой кружицы с нелепой картинкой идущих в обнимку мальчика с девочкой.

— А что это у тебя хуй на меня встал? – Кристина вызывающе раздвинула ноги, показывая мохнатую, возбуждённую щель.

— Я… я, простите… Я же извинился. Я это не нарочно! – Мат раньше Алёшка мог слышать только в школе на переменах, или во дворе.

— Тебе моя Ленка нравиться?

— Нравиться. - Согласился прижатый обстоятельствами малыш. Наблюдая как плавно выдрачивает себя её мама.

— Только честно, трахнуть её хочешь?

— Ну-у-у-у, не знаю… - Алёшка знал теперь, как это у взрослых, но как делать подобное, как трахаться самому, даже не мог представить.

— А я тебе нравлюсь?

И как она догадалась? - подумал мальчишка. Я же никогда такого не говорил никому, кроме дедушки. Даже Лене не говорил…

— Нравитесь. Давно и очень. – Кодекс октябрёнка велел не лгать старшим. Мужество в себе он нашёл.

— А как тебе моя мохнатка?

— Интересная.

— И только? Писюна приложить хочешь?

— Я не знаю… А вдруг Лена придёт?

Мамашку просто пробивали его слова и детская непредвзятость.

— Не узнает никто. Ты ешь давай!

Алёшка послушно схватил ломтик колбасы. Руки немного тряслись от волнения.

— У меня в холодильнике каша есть и суп. Потом накормлю. – Пообещала так, что по голосу Алёшка понимал, говорит одну правду.

— Хорошо. Потом. А Вы это… Лены пока нет, эти цветы будут Вам. - Он протянул букет.

— Ах, ты мой хороший… - её внезапно стало пробивать без всяких пыток, только на один его голос. – Вон банку пустую видишь? Поставь пока там. Только воду набери.

Алёшка заволновался. Набрал прямо из-под крана, сунул букет, не разворачивая прямо с бумагой.

— Глупыш, разверни. – Она бесстыдно зачастила пальцами о клитор.

Мальчишка не совсем понял, остолбенел в обоих смыслах.

— Э… как? Можно поцеловать языком? – Почему-то захотелось припасть туда, к тёте Кристине. И вылизывать, что там у неё есть.

— Языко-ммм… да-а-а… Она томно поманила его к себе. Хлопнула водку глубоко прямо из горла, из застенчиво спрятанного пакета…

Алёшка прислонился, нежно, как в щёчку, целомудренно прикоснулся губами к вульве.

Та отозвалась, подалась тазом вперёд.

— Ой, не томи касатик! Еби Ленину мамочку языком! Кусай его!

Алёшка понимал, как укусить лучше, чем как ебать. И потому первым делом, аккуратно прикусил за вылезшие бесстыдные губы.

— Ай, так мой хороший, так! – Кристина вжала мальчишку сильнее между ног. Почувствовала его нежную, мягкую шею, маленькую голову. Затанцевала бёдрами.

Тут, главное начать. Это как в плаванье. Забарахтаешься в воде, и потом быстренько сообразишь, как не утонуть. Выдержишь себя на поверхности. Главное, не испугаться.

Мальчишка разошёлся, проникая в пизду лицом всё глубже. Принялся щипать ручонками за ляжки, впивать ногти.

По телу пошла знакомая из Гагры нега.

— Давай, касатик, давай! – она ухватила его стоячий карандашик, стала яростно и умело натирать. Алёшка сжался, вскрикнул, на мгновение вынырнув головой и сразу ушёл обратно в склизкий колодец, в истосковавшуюся по члену пустошь.

На руке Кристина чувствовала липкую, и в тоже время жидкую массу.

Кончил сучёныш! Перверт мелкий!

Она быстро облизала руку. Но это оказалась кровь.

Сама отодрала, от сладкого. С трудом, как въедливого клеща. Осмотрела. И правда, кровь. Она неумело освободила ему головку, от не разношенного ещё хоботка крайней плоти. Мальчишка возбуждённо горел взглядом. Фингал придавал особенную эстетику его личику, не знавшему ещё острия бритвы.

Он кажется не замечал кровавого «спуска».

— Тётя Кристина, а можно я вас за сиськи обниму?

— Да, мой хороший! Вот, подери там коросту.

Алёшка было дело, разбивал себе коленки. Потом, те заживали и чесались. Он иногда драл эти раны, пока не объяснили, что так всё проходит гораздо дольше. А тут, Ленина мама сама просит…

Он поддел пальчиками былую похоть, потянул.

— Да-а-а-а…. – Кристина сжалась, завела под лоб глаза. Её матка заходила в жадном до хуя приступе. Кончила!!! Подумать только, как тогда, давно раньше!

Фух, перевела дыхание. Алёшка мял её сиськи, подкусывал языком, доводя медленно до второй волны. Кристина утомлённо дотянулась до сигареты, чиркнула спичкой.

— Ты курить пробовал, касатик?

Алёшка, не отрываясь от груди промычал. Мамаша поняла, что «нет».

— На-ка, попробуй! – протянула ему палящую сигарету.

При этом, умудрялась жать пацана и не взирая на кровь, продолжила наяривать его стойкого, маленького адюльтера.

Тот затянулся, закряхтел, и чуть не задохнулся от навалившихся слёз. Кратко срыгнул желудочным соком и размятым кусочком «Отдельной» колбасы.

— А теперь, затуши в свою блядь! Я твоя теперь блядь! Грязная потаскуха! Понимаешь, меня?

— Понимаю, да! – засуетился мальчик, и жадно хлестанул её на отлуп по свободной сиське.

Как кто учил, или звериные гены подсказали?

— Ай, - завелась Криста. – Так, касатик, так, хорошо! Ой, бля-я-я….!!!

Перехватил за фильтр.

Криста со времён Гагры не могла отважиться втушить сигарету глубоко и на долго. Не хватало мужества. Мальчишка сделал это бесцеремонно, с присущей возрасту наивностью и доверием.

— А-а-а-а!!! – Заорала в полный голос от жгучей, длительной боли Кристина. Рука разъёбывала собственный клиторок в такой яркий момент! Она кончила бешенным взрывом, как ни помнила никогда!

— Что вы, тётя Кристина? – голос испуганный, но при этом так и вжимающий окурок в свою новую, мягкую пепельницу. В воздухе противно завоняло горящим жиром.

— Каса-а-а-атик мой!!!

— Вам всё ещё плохо?

— Не-е-е-т, дураш! Мне хорошо!

В этот момент, из настенных часов выскочила кукушка. Дрынь, дрынь! Зашлись куранты старомодным звуком.

Шесть вечера.

— Ух-х-х-х-!!! – глубоко вздохнула потрясённая собой чужая мамаша и своя Лёшке любовница.

— Ух! – подтвердил мальчуган с волнением. Отозвался, солидарности ради. Всё что происходит казалось ему круче любого увиденного фильма, интереснее всех аттракционов мира. Кроме, «Американских горок», конечно.

Сердечко яростно колотилось, и не сразу обратил внимание, что тётя Кристина вся перепачкана его кровью из надорванного карандаша.

— Тебе же больно, малыш. Дай, тётя Кристина почистит, осмотрит ранку. Дезинфекцию проведёт.

Алкоголь стал немного отпускать, и она вдруг испугалась, что натворила дел. Придётся ответить за всё. Но такого допускать нельзя. Пришло в голову добавить и усилиться. Выход на время, но других вариантов уже нет. Водка, самый тут лучший друг. Потом, будь, как вывернет. Грани пройдены.

Всё.

Отступать некуда.

Кристина припала к стручку губами, без труда всосала малыша. Заиграла языком отпивая кровь, очищая проспиртованной слюной.

— Жжётся, – сообщил малыш, запустил ручонки в тягучие волосы. Погладил по голове.

Она будто не обратила внимания, ускорила процесс.

— Мне очень щекотно стало, тётя Кристина!

Захотелось работать ещё быстрее, в порыве страсти откусить молодую плоть и проглотить. Но куда тут быстрей? Шея устала, в голове и так мухи летают. Попробуйте на пьянь делать скоростной минет…

Включать гильотину? Хм, она же не настолько зверь...

— А-а-а-й! – Заверещал пацанёнок. Напрягся и задёргал кочерыжкой как эпилептик в припадке. – Как щеко-оотно….

Странно, но никакой долгожданной молодой спермы похабная блядь так и не ощутила во рту. Но оргазм Алёшка словил, сомнений не имелось.

Кристина овладела его телом и делала всё, что он позволял. А позволял он по незнанию вообще теперь всё.

— Жив там, а?

— Ага! Тётя Кристина, вы такая умелая, хорошая у меня!

— Хорошая кто? – Алёшке показалось, что вопрос задан, будто учительницей у доски. Что-же… Она и стала его учительницей, но только на столе, посреди разбросанных журналов и чёрно-белых фотокарточек звёзд.

— Вы, моя хорошая!

— Хорошая блядь?

— Да, ты моя хорошая, самая прекрасная и любимая блядь! – выдохнул мальчуган. – Обожаю!

— Тогда ты должен меня наказать по-настоящему!

— Наказать как? В угол что ли? За что? – Алёшка впал в ступор. Он, и вдруг наказывает взрослого человека. Маму своей гонорной одноклассницы Ленки… Потушенный в грудь хапец, он наказанием не посчитал. Скорее, доброй услугой, полезным делом, о котором попросили. Это же как, по лестнице помочь продукты поднять, или показать дорогу.

Кристина пригубила бутыль в три жадных глотка. Подняла ещё градус и суету.

— Ты это… цветы же Ленке принёс, да?

— Я их уже Вам, тётя Кристина! Ни Ленке. Ленка маленькая ещё. Ничего не понимает…

— Да, похуй! Цветы в банке. Ты их мне сейчас дай и смотри.

Алёшка, с готовностью подтащил розы, за них он претерпел сегодня так много всего. Намокший лист бумаги потёк струёй по полу.

Кристина отделила одну розу. Самую-самую красивую.

— Ох, она ещё и без шипов! – Облизнула свои губени, - смотри сейчас, что я с твоим подарком делаю! Потому что я, паскудная блядь и мне, курве так нравиться.

Она раздвинула проход, и начала медленно вталкивать туда бордовую головку цветка.

— Смотри же, мой господин!

Алёшка не понимал, что происходит. Роза исчезла своей самой красивой частью, поглотилась ненасытной лоханью, ушлой, испытанной не только издевательствами, но и родами девочек.

— Вот, смотри, наблюдай за твоей любимой мразью! – Цветок уходил дальше, перегибался и ломился в стебле, распирая пизду, как природа положит. За красным и красивым, отправились листья. Вскоре, из дырки торчал лишь кончик зелёного ствола. Он утопал в небритой мохнатке, как щуп невезучего ходока по трясине.

— Ты видишь, какая у Лены мама гадина? Она так поступила с твоим цветком.

— Теперь вижу. – На его глаза покатили слёзы. – Я же за них…

Договорить не получилось из-за спазма обиды.

— Значит, что нужно сделать? – Пьяный голос будто помогал отстающему в развитии ученику сделать вывод в задачке по математике.

— Наказать? – уточнил на всякий случай Алёха. Его подранный дружок снова поднялся в стойку. Кровь опять заручилась тонким волоском. Он перестал стесняться.

— Да. Только вначале, доставай осторожно обратно. Давай сюда ручку. – Криста намекнула пальцем.

Потянул за стебель утопленника на себя.

Кристина развела ноги как можно вульгарнее и шире.

— Вот! – Он продемонстрировал розу, прошедшую будто через соковыжималку.

— Она теперь никогда не станет как прежде, да?

— Да. - Коротко согласился мальчик.

— Тогда, почисти свою игрушку. Давай туда пальчиками, и выскребай что найдёшь.

Детская рука без промедлений и особых препятствий вошла в её лоно. Начались приятные поиски. Он и правда умудрился достать какие-то остатки.

— Теперь… - Голос утопал в пьяном сексуальном блаженстве, - сожми кулачок и отъеби им сучку! Толкай посильнее внутрь и назад, внутрь и назад…

Мальчишка зашёлся заиграл маленьким кулаком как поршнем. Тот скользил по холодцу в киселе, достигая матки.

— А-а-а-а, коса-а-а-тик!!!

Она подмахивала стоя раком. Захотелось просто взять и обмочиться прямо куда повезёт.

— Давай, давай мой хороший! Любимый мой человек! Еби меня, сучку бестолковую! Блядь уёбистую! Не жалей, меня красавчик!

Мальчишка ускорился, будто по груше на боксёрском ринге. И рукой, рукой, да слева...

— Теперь те два цветка. Бери их, бей. Стегани по лопаткам!

Где лопатки, Алёшка знал по урокам гимнастики и физкультуры.

— Ну, раз ты так, то я, вот так! – Он внезапно для себя перешёл с ней на «ты».

Хлестанул легонько, куда просили.

— Сильнее Лёша, сильнее…

Ударил второй раз, пронаблюдав, как разлетаются лепестки.

— Давай, не жалей! Накажи как последнюю блядь!

С каждым разом, он убыстрялся и в азарте нокаутировал ей матку.

Кристина уже не просила, а просто верещала от нового захода на оргазм. Заёрзала спиной и тазом в мудрёный галоп.

Алёшка стегал её лишившимися всего, в том числе упругости веточками стеблей. Она в благодарность, мощно сквиртанула прямо в моську, прямо на подшибленный в драке глаз.

— Ах, ты же мой молодец! Я тебе пятёрку бы по общественно-полезному труду въебала! Прямо в четверти. – доверилась мама, приходя в себя.

— Ты описалась что ли?

— Я прямо обоссалась. Но попробуй, она сладкая. Это не то, о чём подумал.

Алёшка доверился, попробовал на вкус. И правда, сладкая! Потянул высасывая где мог. Он уже сильно хотел есть.

— Нащупай горошинку, - Кристина надавила пальцем на клитор, - Да, вот здесь. Молодец!

— Это самое чувствительное у меня там. Попробуй языком погладь. Потом, можешь ручкой.

Спина ныла от ощутимых ударов, в которых погибли последние цветы со станции Чкаловской.

Мальчишка позволял ей кончать и кончать снова. Вскрыл давно устоявшийся внутренний конфликт, разрешил чувствам идти на волю.

— Давай-ка теперь, сам встань так. Что-то покажу.

Алёшка принял позу раком.

— Попочку мыл?

— Когда-то мыл, - уклончиво ответил герой дня и вечера.

Кристина жадно прикоснулась к затянутому узелку языком. Старалась проникнуть внутрь.

— Расслабь, расслабь. Станет хорошо.

Он позволил ласкать себя так.

Ах, как бы хотела она сейчас принять его какашки. Съесть этот молочный, невинный десерт. Отпить детской, чистой и прозрачной как янтарь мочи…

Но только начнётся непоправимое. От них обоих станет вонять ни один день. Прост так от запаха не отмыться. Придётся держать ответ… Да и потом, она просто напугает ребёнка, и без того балансирующего на психической грани. Рукой, аккуратно сжимала его отросток, на манер клаксона от стетоскопа. Побоялась усугубить рану. Мальчонка держался бодряком, но в итоге опять разразился пульсацией. Кончил без смазки и спермы. Легонько шлёпнула по худущей заднице.

— Сделай своей девушке приятное! Вылижи мне тоже!

Алёшка проявил интерес и мгновенную готовность. Раздвинул её податливую жопень, сунулся языком.

— Фу, какашками немного пахнет. И на вкус.

От признания, у неё внизу живота заиграло теплом. Расслабила сфинктер. Захотелось срать. Алёшка преодолев барьер, зашёлся в удовольствии, отслюнявливая мамкин анус. Кристина сдержалась. Ни в этот раз. Нужно подготовить пацана. Создать условия. Или, ну его нахуй? Повалилась навзничь и не в силах продолжать борьбу, забылась сном.

Алёшка приобнял её, прижался всем телом к любимой женщине. Детская влюблённость стремительна и всегда бескомпромиссна.

Так лежал с чужой мамочкой, согревая собой и греясь сам. Затем, пробежал в комнату, стянул одеяла, вернулся. Попытался перекатить женщину. Не получилось. Тогда, сам лёг на одеяло и укрыл обоих.

Проснулись в восемь. Разбудила старинная кукуха в часах.

Кристина поднялась, схватила банку с ассорти. Жадно глотнула рассол. Поискала водку. Нашла кулёк и бутылку. Внутри ничего, кроме терпкого запаха. Опять навалилась грусть.

Что натворила? За что? Это же бля, пиздец!

Это срок! Сознание возвращалось в привычный лад. Она представила, как лишают родительских прав. Потом, тёмную зону, мордобой, безысходность…

Закусила губу. Что делать то теперь? На карачках, выползла прочь, в коридор. Поднялась по косяку, и переместилась в комнату.

Выход только один и будет небольшой шанс. Сунула руку за портновскими ножницами. Сталь хорошая, крепкая, медицинская. Пока спящий, всё сделать легко…

Стояла так размышляя. Зажмурила глаза, решилась наконец. Потом, два головокружительных шага назад, в обратный путь.

Господи, прости! Как мне горько! Сука, что же делаю, а?

Алёшка приподнялся. Посмотрел на неё.

— Тётя Кристина, а можно я завтра снова приду к тебе? Только к тебе, а ни к Лене. Пожалуйста!

Она ахнула. Киданула в сторону инструмент!

— Да, да, конечно мой дорогой! - Кинулась своему мужику в объятия. Зарыдала. – Ты только это… Ты знаешь, что если хоть кому рассказать, то посадят в тюрьму? Тебя жестоко за это накажут знаешь?

— А вы не расскажете же, тётя Кристина!? Пожалуйста! – Заныл от страха пацан.

— И меня тогда посадят вместе с тобой. Это меня в тюрьму, а тебя в больницу, где хуже, чем в тюрьме. Там уколы…

— Я не хочу уколы, тётя Кристина! И в тюрьму вас не хочу!

— Значит, ты что?

— Я буду молчать! Честное октябрятское! Лениным клянусь!

— Точно!? И не расскажешь вообще никому и никогда, даже дедушке и бабушке? Даже Лене?

— Никому и никогда! Я вас трахать только хочу! Можно, я лучше вас потом трахать буду, тётя Кристина? И наказывать, как попросите. Я всё для Вас сделаю! Это наша тайна!

Она прижалась к нему так, что думала передавит все хрупкие рёбра. Страстное счастье! Нашла своего, кто не выдаст и никогда не продаст! По крайней мере, ни в этот год.

— Можно, можно, касатик! Я же тебя никогда теперь не оставлю! Будешь приходить и ебать меня глупую дуру, а!? Будешь, знаю!

Она целовала его сквозь хмель так яростно, как никого и никогда раньше. Алёшка последовал примеру, сколько хватало сил. Вжимался в сиськи.

— Мне бабушка сказала, чтобы позвонил, если задержусь.

— Тогда, собирайся! И помоги мне одеться. У дома таксофон.

Он собрал Кристине одежду. По очереди сходили в туалет. Она поливала голову холодной водой из душа. Ладно, усилие потому что так надо.

Покинули квартиру. Идти совсем не далеко, к соседнему подъезду.

Набрала нужный номер.

— Алло, здравствуйте. Это мама Лены.

— Ой, а мы уже начали волноваться, - признался на другом конце дед-фронтовик.

— И правильно, что начали. Но теперь всё в порядке. Алёша у нас. По дороге из кинотеатра, на них напали какие-то незнакомые мальчишки. Ударили в глаз, но внук защищался и защитил мою дочь.

— Что? Как Вы сказали? – Поперхнулись на том конце.

— Не волнуйтесь говорю. Ребята дошли. Они у меня. Если не против, пусть останутся. Такой всё-таки стресс пережили. Мы в настольные игры там, ага….

— А он рядом сейчас?

— Да, рядом конечно. Я бы оставила, накормила. Постелю в разных комнатах. Завтра с уроками помогу… – Она, конечно волновалась играя ва-банк. Старалась, как только могла, придать голосу трезвость.

— Алёша! – сменился на другом конце собеседник. – Ответь бабушке!

— Да, бабуля! Я здесь! Всё нормально. Мы с Леной с «Ответного хода» шли, а тут они. Просто в глаз дали и пнули, и больше ничего. Можно я у тёти Кристины останусь?

— Ну, ладно. – Спустя краткую паузу пообещала бабушка. –Если ты с тётей Кристиной, то мы спокойны. Слушай там её во всём.

— Хорошо бабушка. Спасибо!

Повесил быстро трубку. Опасался, что вдруг скажут вернуться с самого утра. Идти, правда тут всего ничего.

— Ладно. Завтра посмотрим ещё раз твоего писюна. Ранка там не сильная. Должно само зажить. Если что, говори, что тоже в драке, понял?

— Понял.

Они быстро, как только позволяла координация, вернулись в квартиру.

Кристина доползла до широкой двухместной кровати.

— Дорогой, принеси назад одеяла, ладно?

— Да, тётя Кристина, - в голосе азарт и радость. Его назвали как взрослого, - дорогим, а уже не просто касатиком.

— И там, в холодильнике каша. Ну, поищи что будешь…

Он искать не стал. Он уже всё нашёл.

Притащил собранные одеяла, быстро разделся до полного гола, и юркнул в тепло к мгновенно уснувшей женщине.

— Ты моя потаскуха и блядь, - шёпотом, а то вдруг услышит, проговорил для себя Алёшка. Затем, быстро помял шрамоватые груди, поцеловал и тоже тихонько засопел.

Ему снился «Ответный ход», который всё-таки хотелось увидеть по-настоящему…

Товарищи!

Убедительно прошу вас отметить ранжированием (кликни на звёздочки!) мою работу и труд в комментариях. Поднять рейтинг также по силам. Конструктивная критика, придётся в помощь. То малое, чем можете дать обратную энергию и связь.

Понравился рассказ? Не пропусти обновления автора! Подпишись на меня!