Milodon

Блядский эликсир. Часть 3

Дабы отвлечься от шальных мыслей, я решил сменить тему разговора.

– И надолго ты к родителям приехала? – нейтральным тоном произнес я и выключил воду.

Сестра наконец-то отпустила меня и протянула мне полотенце.

– Пока не надоест, – ухмыльнулась она. – А там может сниму квартиру какую-нибудь. Не знаю ещё.

Маринка опиралась одним плечом о косяк двери и совершенно не обращала внимание на то что её топик в ярком свете ванной комнаты оказался чуть менее прозрачным чем стекло.

– А ты чего полуголая ходишь? – проговорил я, маскируя свой интерес.

Со стороны это должно было выглядеть, так словно мне всё-равно на её грудь и я лишь мимоходом сказал это. На самом деле, я с таким трудом отводил взгляд от, просвечивающих сквозь тонкую материю, сосков, что казалось заработаю косоглазие или порву мышцы в глазницах. Глаза напрягались как и мой член до покраснения и вибрации. Я, конечно, не силен в анатомии, но думаю, что у мужчин член каким-то образом привязан к глазам прочной невидимой леской. Уж больно синхронно они работают.

– Дома же! – нахально бросила Маринка и натянула футболку на свои сиськи, от чего они немного сплющились, но проявились ещё сильнее. – Ну, подумаешь, чуть-чуть просвечивает. Что мне теперь в парандже ходить?

Почему-то я чувствовал себя подростком пубертатного периода. Будто снова вернулся в те годы, когда любой намек на эротику вызывал крепкий стояк на день.

– Да я так просто спросил, – буркнул я, надеясь что мой голос прозвучал холодно и безэмоционально. – Может мама на тебя ругается потому что ты при отце так ходишь?

– Ну конечно! – вспыхнула сестра, выхватывая у меня полотенце. Она небрежно бросила его на полку с чистыми полотенцами и схватила меня под локоть. – Она вообще в одних трусах дома щеголяла, пока вас не было. А отцу по барабану на всё кроме футбола и пива.

Трудно было удержаться что бы не представить себе такой картины. Очень трудно и поэтому я не справился. Представил во всех красках и слегка завис.

– Пошли уже быстрей, а-то Лизке скоро спать ложиться, – пропыхтела сестрица, вытаскивая меня из ванной комнаты. – Неужели не хочешь с племянницей своей познакомиться?

Пришлось подчиниться и промямлить оправдания про усталость и всё такое.

***

На кухонных часах, что висели над дверью, обе стрелки указывали на второй час дня. Отец делал вид что не смотрит на них через каждую минуту и плохо изображал заинтересованность в беседе, которую мы вели, пока обедали. Правда, это только в начале можно было назвать беседой, когда Ольгу осторожно расспрашивали откуда она и сколько же ей лет на самом деле. Пришлось даже за паспортом сходить, потому что мать упорно отказывалась верить нам на слово. Мол, Маринка уже в двенадцать лет выглядела старше Ольги.

То же мне, нашла с кем сравнивать.

– Недавно с подругой в торговом центре была, – проговорила мама, как бы невзначай поправляя блестящую блузку с приличным декольте. – Встретили её дочь пятнадцатилетнюю с одноклассницами. Так те кобылы такие, что на них пахать можно! А тебе даже больше тринадцати лет не дашь. Гены у тебя, видимо, хорошие.

Оля хитро улыбнулась и сжала мою ногу под столом.

– Возможно... – тихо произнесла она и стрельнула глазками. – А ещё питание правильное!

Отец хрюкнул что-то одобрительное и уставился на часы. А я чуть чаем не подавился, от Ольгиных слов. Похоже она начала воплощать свой план в жизнь с рекламы правильного питания. И с демонстрации себя в качестве примера этого правильного питания. Ладно хоть про ингредиенты промолчала, чертовка.

– Да уж... – тихо вздохнул мама и гневно уставилась на отца, ясно намекая что он её бесит своими ёрзанием.

– Свет, ну... – промямлил отец, сжимаясь, будто готовясь, что его сейчас будут бить. – Там важный матч, как говорится. Бавария же играет, а не кто попало.

Мама поджала губы и сузила глаза, сверля отца голубыми кристалликами. Это означало, что отцу влетит по первое число, как только представится такая возможность.

– У нас гости, а ты свой тупой футбол смотреть побежал! – шипела мать. – Не можешь пять минут спокойно посидеть? Наш сын со своей девушкой приехал. Мы давно его не видели и я хочу поговорить. Наболтаться всласть!

По правде сказать, у меня тоже было желание свинтить отсюда, но я такой возможности совсем не видел. Даже завидно было.

– Да ладно тебе, Свет, – оправдывался отец, вставая со стула и боком пятясь к выходу. – Наболтаешься! Целая неделя впереди, ещё язык сотрёшь.

Да что ж такое-то? Это что, сама вселенная мне подмигивает такими способами? Блядские оговорки!

Моя нога заныла от боли, когда в неё вцепились коготки моей подруги, которая, видимо, тоже воспринимала всё сказанное как Знак. Знак, того что мы делаем всё правильно.

Отец таки выскользнул из кухни, чуть не сбив с ног Марину, которая возвращалась к нам за стол. Она бегала проверить спящую Лизу. Ребенку чуть больше года и за ней глаз да глаз нужен.

Оставшись один в женской компании я совсем закручинился, как говорили в старину. Хотя это была не грусть, а что-то похожее на стыдливую обреченность. Я понял что сейчас начнется самый пиздецовый замес. Сейчас меня будут высмеивать, рассказывая, какой я в детстве был милый проказник. Ну, понеслась!

В какой-то момент мне надоело слушать про то что я даже не помню, и, если честно совсем знать не хотел. Вышел в туалет, надеясь что самая жесть будет рассказана в моё отсутствие и мне не придется краснеть и оправдываться.

Но нихуяшечки подобного! Как выяснилось, самые скабрезные подробности моего взросления ждали моего, так сказать, возвращения. Аж стихами заговорил, бляха...

Маринка стояла у окна и, размахивая руками, гоготала во всё горло, вспоминая мои детские выходки. Мама ей поддакивала не менее экспрессивно, то и дело вставляя свои колкие замечания. Ольга же, раскрыв рот, слушала, как я пакостил всякие пакости и шалил шалость.

Ну в рот наоборот!

– А он ей говорит, что жениться на ней не будет потому что у него пися ещё не выросла! – натурально как лошадь ржала моя сестра, изображая пальцами маленький писюн.

Мать хохотала не сильно тише, утирая выступившие слезы.

– Точно... точно! – выдавила она из себя. Лицо её раскраснелось, тушь слегка поплыла, но ей было слишком весело чтобы замечать такие мелочи.

“Надо же было зайти сюда в самый, сука, смачный момент”, с досадой подумал я, вымученно улыбаясь, будто мне тоже жутко весело.

Неожиданно мама меня сильно удивила. Она первой заметила, когда я зашел в кухню и решила продолжить эту, несомненно, пиздец какую, веселую историю уже самостоятельно. Поскольку Маринка сложилась пополам и визгливо фыркала себе в пупок, мать взяла продолжение рассказа в свои руки. В прямом смысле этого слова - взяла в свои руки!

Она сдавила свою грудь тонким пальцами с яркими ногтями и как бы протянула в мою сторону. Глаза её в этот момент сияли не только весельем, но и чем-то ещё. Не сказать чтоб похотью или пошлостью, но шальными помыслами веяло, однозначно.

– А Любка ему шепчет такая, мол, надо моими титями твой писюн потереть и он сразу вырастет! – бесстыдно тряся сиськами, будто насаживая их на что-то, заливалась мать. Она смотрела прямо мне в глаза и продолжала фрикционные движения грудью, крепко вцепившись в них острыми красными ноготочками. Не смотря на яркий свет в помещении, её зрачки максимально расширились, оставив лишь тонкую синюю каёмку радужки.

“А ведь это признак сильного возбуждения”, вдруг сообразил я. Вот те на!

– Моя мама, говорит, так папе всегда делает! – продолжала мама озорно смеяться и изображать какую-то девочку из истории про меня.

Ольга замерла и ловила каждое слово, даже не заметив, ч тоя уже пришел. Настолько сильно погрузилась в картинку, которую ей нарисовали сестра с матерью, что не могла оторваться. Прилипла глазами к маме и, как наркоманка, требовала продолжения.

– А он что сказал? – с придыханием спросила моя подружка.

– Да мы все тогда засмеялись в голос, так Любка застыдилась и убежала в другую комнату, – произнесла мама, охая и протирая глаза кончиками ногтей. – Что он ей скажет-то? Ему было годика четыре, наверное... Да, Марин?

Та уже чуть успокоилась, лишь изредка прыская в сторону

– Ага! – игриво кивнула сестра в мою сторону. – Вон, сама у него спроси, что он своей пассии сказал.

Эту историю мне приходилось слышать раз пять, но я никогда не видел её в такой постановке. Ни разу я не видел мать в столь странной роли. Она же, по сути, изображала процесс дрочки моего члена своими грудями и при этом смотрела прямо мне в глаза. Это дорогого стоит.

– Я вообще такого не помню и никаких Любок не знаю, – улыбнулся я, судорожно сглатывая и закидывая ногу на ногу. Спортивные штаны не созданы для того чтобы скрывать эрекцию.

– Любу Коршунову с третьего подъезда не помнишь что ли? – удивилась мама, бесцеремонно поправляя свой бюстгальтер. – Я с её мамой в кадрах работала на предприятии. Девке лет восемь или девять тогда было и она уже лифчик носила. Плотная такая была, акселератка. Они к нам часто приходили пока не переехали.

Маринка обошла стол и прислонилась ко мне со спины. Я почувствовал что у меня появился воротник из мягких и теплых грудей. Если повернуть голову в сторону то можно было бы потереться щекой о торчащий сосок.

– Чуть нашего мальчика не совратила, – просюсюкала сестричка, поглаживая меня по голове как ребенка. – Шалава мелкая!

Приятно, черт возьми! Сидел бы так и сидел, но тут мама спохватилась и глянула на часы.

– Ой, ребятки, что-то засиделись мы с вами. Идите, отдохните немного. – Это она сказала мне с Ольгой, а Марине уже другим тоном: – А ты, давай, яйца ставь варить! Сама обещала мне с утра свой фирменный салат сделать и где он?

Мой затылок завибрировал от громкого вздоха безмерной усталости. А потом меня нехотя отпустили из грудных объятий и перестали гладить по голове, отчего сразу стало одиноко и холодно. Словно сонного кота неожиданно скинули с горячей батареи.

Эх...

Мы пошли в комнату, что нам любезно выделили, на срок пребывания в гостях. Здесь была родительская спальня раньше, а теперь только мамина. Отец переехал на постоянку в большую комнату, где оборудовал себе чуть ли не кинотеатр с мягкими креслами и барной стойкой.

Спал он тоже в кресле, как я понял. Раздвигал его и засыпал под мерное тарахтение телевизора. Мама, видимо, тоже решила использовать кресло в качестве кровати, поскольку она с кухни направилась к отцу в комнату, громко заставляя его оторваться от ящика и показать ей как раскладывается кресло.

Не знаю, надолго ли её хватит слушать храп отца и постоянный запах пива? Но выбор был невелик. Ей придется спать, либо в одной комнате с сестрой и маленьким ребенком, либо в комнате с отцом. Даже не знаю что и хуже. Я бы выбрал кухню, ванну и даже туалет. Да хоть на балконе! Зимой это, правда, довольно сложно, но уж лучше так чем всю ночь слушать детский плач или отцовский храп, а то и похлеще чего. Пиво ⎯ продукт музыкальный, как говорится!

Мне стало жаль мать и я даже предложил достать надувной матрас и разместить его в кухне. Нам с Ольгой много место не надо, этого будет вполне достаточно. Но мама категорически отказалась, сославшись на то что молодым гостям нужно уединение, а она, как хорошая хозяйка, готова потерпеть неудобства ради любимого сыночка и его девушки.

В общем, так мы с Ольгой и оказались в лежачем положении на большой, мягкой кровати. Лежали и смотрели друг на друга, будто общались с помощью телепатии. Наверное, какой-нибудь писатель сказал бы что каждый думал о своём, но, мне кажется, мы думали о схожих вещах.

Я вдыхал аромат свежего белья с запахом альпийских цветов, как рекламируют в телевизоре, а Ольга теребила один из кончиков гашника на своих розовых спортивных штанах.

– Думаю, всё будет даже проще, чем мы предполагали, – неожиданно Ольга нарушила тишину слабым шепотом. – Тебе так не кажется?

– Если честно, – я придвинулся к ней ближе, – я до сих пор в шоке! Понять не могу. Что с ними случилось?

– Что ты имеешь ввиду? – ухмыльнулась Оля. – То что твоя сестра тебя чуть ли не трахнуть готова? Или то, что твоя мама так откровенно трясла грудями перед тобой?

Мы обнимались и нежно шептали друг другу, странные для влюблённой парочки, слова.

– Всё это вместе и с пенкой, – тихонько шипел я в ушко своей любимой. – Из Маринки нежность так и прет. Наверное, материнский инстинкт играет в матке. А мама так вообще, что-то с чем-то... Она всегда была такой строгой, правильной и... чопорной, что ли. Никогда такого я прежде не видел и представить себе не мог, что буду свидетелем подобных трансформаций. Это какой-то сюр!

Возбуждение, которое сегодня скакало у меня, как на американских горках, вновь проявилось и заявило о себе поднятием члена.

– Ты чего это удумал, проказник? – пылко спросила подруга, засовывая руку ко мне в штаны. – Ух-ты, какой твердый. Вот бы его сейчас засунуть куда-нибудь.

Она шептала прерывисто, с хрипотцой, горячим дыханием обжигая моё ухо. Её рука, обильно смазанная моими выделениями, доила мой член как в последний раз. Пальчики опускались до самых яиц и мягко их массировали.

Моя рука потянулась к Ольгиной дырочке, но дотянутся до неё можно было только со стороны попы, что я и попытался сделать. Однако, она слишком сильно сжала ноги и я только запутался в трусах. Снимать с нее штаны полностью я не хотел, всё-таки не дома, да и она сама не собиралась этого делать.

– Так будет не удобно, – объяснила она своё поведение, кусая меня за ухо. – Давай сначала ты кончишь, а потом я!

***

– Ай, сука! – тихо шипел я, стоя в ванной и отдирая присохшие к головке трусы. – Да это клей какой-то, а не сперма!

После того, как я кончил от Ольгиной руки, она даже не дала мне времени прийти в себя, как тут же резко перевернулась на другой бок. Будто большой розовый пазл, она впечаталась в меня своей попкой и ловко засунула мою руку к себе в штаны. Всего лишь несколько круговых движений по клитору и пара нырков, как она задергалась в конвульсиях, вцепившись зубами в подушку.

Короче, после того как мы оба ярко и быстро кончили, на нас накатила томная усталость, каковая практически сразу же переросла в глубокий сон. Вот реально, сморило мгновенно. Я даже руку из её штанов не успел достать, так и вырубился: в обтруханых трусах и с пальцем в пиздёнке.

Проснулись мы одновременно из-за какого-то нетерпеливого мудака, решившего запустить салюты до наступления полночи. Сначала мы испугались что проспали праздник Нового года, но на телефоне было чуть больше семи часов и всё ещё последний день декабря. Точнее, уже вечер.

Необходимо было принять душ. Ну, а поскольку, всем на этой планете было понятно что Ольга может там зависнуть на час, а то и больше, мне было позволено идти первому. Словом, так я и оказался в ванной, где пришлось отклеивать трусы от члена.

Моюсь, надо отметить, я быстро. Собственно, чего там делать-то по часу? Взял мыло и быстро натёрся им полностью с головы до ног, после чего сполоснул. Всё! Блестишь, благоухаешь! Разве что гениталии с подмышками чуть более тщательно простирать и готово. А как же шампунь - спросите вы? А я вам отвечу: Он нам нахуй не нужОн!

Через пятнадцать минут, посвежевший и приятно пахнущий мылом, я заглянул в кухню. Мама с сестрой о чем-то говорили, попутно слушая радио где играла музыка восьмидесятых.

Мать сидела за столом и вырезала из огурцов какие-то фигурки, которые осторожно раскладывала на тарелку. Марина стояла ко мне спиной, склонившись над мойкой и что-то мыла.

– О, сынок! – воскликнула мама, увидев меня. – Встали? Уже и в душ успел сходить? А Оля где?

Черно-жёлтая футболка, которая была на матери, возможно, когда-то считалась новой и яркой. Сейчас же она выглядела как пожеванный шмель: вся в мелких дырах и пятнах. А под мышкой футболка разошлась по шву и в эту дыру спокойно мог пролезть кулак. Судя по голой коже, что зияла оттуда, мама была без бюстгальтера. Она что, за Маринкой повторяет?

– Она после меня пошла, – кивнул я в сторону ванной. – На целый час там застрянет, не меньше.

Сестра обернулась ко мне, когда я уже собирался пройти к окну. Я, честно признаться, немного подвис от увиденного, потому что это было, пиздец как, неожиданно.

Неожиданность была не в том что она обернулась, это же понятно, ё-моё, а в том, в каком виде она предстала передо мной. В одной руке она держала длинный огурец, а второй рукой поправляла волосы над ухом. Но это херня. Самое интересное было в другом. Затасканный топик, в котором она щеголяла днём, был совершенно сырым спереди. Её сиськи, минимум четвёртого размера, бесстыже топорщились твердыми стоячими сосками. Я конечно, ни разу не эксперт по таким вопросам, но маломальское представление имею.

– Мелкий! – завизжала сеструха и кинулась обниматься, сжимая сырыми руками. – Ты чего так долго дрыхнешь? Всю молодость проспишь!

Мне было жутко приятно обнимать сестру, чувствуя, как в меня впиваются её крепкие сосочки. Даже не задумываясь, я воспользовался возможностью и осторожно положил руку на её попу, уговаривая не задушить меня.

– Ничего он не мелкий! – произнесла мама, хмуро уставившись на нас. – Он красивый молодой мужчина. А вот ты уже тётка с выменем прокисшим.

Искоса поглядывая на маму, я одной рукой гладил сестру по спине, а второй держал за попу, слегка её сжимая. Хрен его знает почему, но происходящее мне так нравилось, что абсолютно не хотелось прекращать эти обнимашки. И, судя по всему, сестра тоже не торопилась отлипать от меня, а ведь она не могла не чувствовать, как я жмякаю её задницу. Об этом предстояло подумать в дальнейшем.

– Чья бы корова мычала! – огрызнулась Марина и внезапно лизнула моё ухо.

– А я и не спорю, – проговорила мать обиженно и вновь принялась вырезать какую-то фигурку. – Конечно, я же старая корова и меня на свалку пора выкинуть.

Последнюю фразу она произнесла с такой интонацией, что мне показалось будто она сейчас расплачется. Вот это да! Моя “каменная” мама, оказывается, не только умеет, но и не стесняется проявлять такие простые эмоции. Кто бы мог подумать, что она так изменится за тот год, что я её не видел? Я не мог себе такого представить.

А ещё я не мог допустить чтобы она расплакалась, поэтому с глубочайшим сожалением, оторвал от себя сестру. Но и это я решил сделать с выгодой для себя. Однако, какой я, оказывается, развратник!

Марина будто клещами в меня вцепилась, скрестив руки на моей шее. В такой ситуации нужно оттягивать от себя человека, взяв его под мышки, что я и сделал. Но лишь одной рукой, а вторую я смело положил на мягкую грудь сестренки и слегка надавил. Пара секунд, мгновенно каменеющий под моей ладонью сосок и я уже вижу перед собой задумчивый и лукавый взгляд сестры. На случай если бы всё прошло не так, у меня, даже, была приготовлена нехитрая отмазка, но она не понадобилась. Сестра совершенно не выглядела оскорбленной. Вот прям, совсем!

Я, окрыленный своей воспарившей самцовостью, что бы это не значило, обошел стол и присел перед мамой, заглядывая ей в глаза. Она реально уже собиралась заплакать, когда посмотрела на меня.

– Никакая ты не старая корова! – уверенно заговорил я, приподнимая маму со стула и обнимая. – Ты такая красивая и знойная женщина! Соблазнительная и сочная как Неаполитанский персик!

“Чё ты несёшь, ёптитьнах, бушевало внутри меня, окстись развратник”!

Говорил про персик, а сам, охмелев от собственной наглости, гладил маму по попе, как давеча сестру. Ощущал под рукой тонкую полоску трусиков, под легкой свободной юбкой, что была на ней. Заговаривал зубы комплиментами и, по сути, лапал мамину задницу. Да! Такая вот херня созрела.

Мама, кажется, не обратила на это внимание, потому что не отстранилась от меня, а, наоборот, прижалась ещё сильнее. Её грудь приятной тяжестью вдавилась в меня.

– Как же приятно слышать такие слова, – всхлипывала она, поглаживая меня. – Ты у меня такой хороший мальчик.

И всё бы ничего, но, как бы это сказать, член-то у меня проснулся еще когда я сестру прощупывал. А после того как я присел на корточки перед мамой, этот негодяй поменял свое положение в трусах. Так что теперь он уже совсем нахально выступал вперед. Он, однозначно, упирался маме куда-то в район паха, поскольку я был чуть выше неё. И она не могла этого не понимать. Не дура же малолетняя, в конце концов.

– Мелкий, а почему ты мне таких приятностей не сказал? – неожиданно встряла сестра. – Я ведь тоже хочу быть персиком “неполитанским”.

Женщины!..