Что мог думать потом:

Как Герман Олегович нассал, а уборщица вынуждена будет за ним вытирать полы.

Правда за зарплату, и за деньги, которые он ей всунул.

А я должен жать ему руку, мокрую из-за мочи?

Так что ли? Да, вроде так.

Только через пару дней у меня появился первый заказ.

От клиента, а посредником между нами выступал Герман Олегович, который передал мне инструкции, что и как сделать.

— Работа стоит десять тысяч рублей, — сказал он при нашей встречи.

— Десять тысяч, — повторил зачарованно. Так оценивалась, по официальному курсу, «волга». Автомобиль моей мечты.

— Пятьдесят на пятьдесят, не забывай, партнер. Мне пять тысяч, и тебе пять тысяч.

— Пять тысяч, — снова повторил. Так стоили новые «жигули».

Тоже моя мечта, но чуть поменьше.

— Да, я готов, где и когда...

В лес «его» привезли ночью, на новеньком внедорожнике, «гранд чероки».

Загодя, меня в условленное место, привез Борик, на «мерседесе» босса.

Четверо крепких, бритых парней выволокли «его» из машины.

Один из них крикнул нам, мы с Бориком стояли вместе:

— Кто тут Голубь?

— Ну я.

— Принял, куда товар?

— Прислоните к дереву, что ли...

Подумал, — вот никаких условий для работы. Дерьмо, а не работа.

Парни потащили, затем прислонили «его» к дереву.

— Ребят, свет сделайте, фары направьте на него, — попросил.

Джип взревел, развернулся на месте, слепя и освещая ствол дерева, заодно «его».

Теперь мог рассмотреть что привезли: человек связан, руки за спиной, на голове мешок, из-под которого слышалось только мычание.

Видимо во рту кляп, или заклеен скотчем.

Я вспомнил инструкцию, от Германа Олеговича.

Его теперь называл боссом, сначала слово произнесено в шутку, но потом вошло в привычку.

Да вообще: серьезные дела, серьезная работа, серьезные люди, требуют к себе серьезного отношения.

«. .. Он подпольный советский миллионер. Наворовал. Никому ненужный.

Живет как собака на сене. А наши общие друзья, хотят вложиться в одного молодого человечка, у которого большое будущее. Это мой тезка, — Герман Стерлиговский. Надо сделать так, чтобы он получил те бабки. Запомнил?»

Я вздохнул, подошел к дереву; просто бизнес.

— Ребят, отойдите подальше, а то зацепит, — попросил окружавших парней.

Через пять минут, работа была сделана.

«Кроение» вышло быстрым и жестким, теперь у «него» осталась одна мысль, что деньги зло, ему надо поскорее избавиться от них, отдавая их добрым людям.

На двух машинах, мы все поехали в его секретное хранилище.

Вскоре он исполнил вложенную мысль, доставая накопленные капиталы, из тайного погреба в одной деревне.

— Ребят, оставьте ему немного на жизнь.

— Лады Голубь, как скажешь, — самый лысый из них, оскалился в улыбке.

— Поехали пацаны.

Что потом...

Наверно все знают: Герман Стерлиговский, из мелкого фирмача, организовавшего кооператив «Импульс», в один момент превратился в крутого долларового миллионера.

Имел кучу фирм, заводов, предприятий, которые через пару лет станут крупнейшим холдингом. Открыл частный банк «Алиса», одну из первых в стране товарную биржу. Кстати, ту рекламу, с овчаркой, придумал тоже я.

Что происходило потом...

Терки-разборки, в итоге, через несколько лет, поступил заказ на его же устранение. Инструкция от заказчика «сверху» была такой: «сделать так, чтобы он, как бы исчез из политической и финансовой жизни страны.

А жизнь, пусть живет, как жил, только подальше от всех...»

Работа в его случае, исполнена, по мягкому уровню «кроения».

Я вложил ему в мозг программу «верующего отшельника».

Герман Стерлиговский специально стал банкротом, банк закрылся, биржа тоже.

Теперь он живет где-то в лесах, вместе с семьей.

Ударился в старообрядчество, держит ферму, что-то еще.

Вроде заводика, где печется хлеб.

Особо никуда не лезет, никого не трогает.

Согласно внедренной программе, — чистая, великолепная работа!

Иногда так хвалю сам себя.

Что потом...

Заработал личный конвейер, на который попадали мои подопытные: политики, банкиры, экономисты. Иногда встречались ретивые журналисты, они слишком глубоко стали копать, слишком много знать.

Счёт подопытных перешёл на десятки, а потом на сотни, хотя бабла с работы капало порядочно.

Деньги зря не спускал, где-то треть, тратил на благотворительность.

Нет, не в фонды, не в церковь, а напрямую.

Брал свою охрану, личную тачку, и мы ехали в какой-нибудь заброшенный детдом.

Заходил в кабинет начальства, кидал на стол несколько денежных пачек.

Потом говорил:

— Это детям. Чтобы все они, были сегодня накормлены. Понятно говорю?

— Да-да, — начинала лепетать тетка.

— Смотри у меня, приеду, проверю: куда деньги ушли.

— Барс, ну-ка, покажи.

Барс, мой охранник, есть еще Серый, их мне подогнал Борик, они бывшие десантники.

Барс доставал пистолет из наплечной кобуры, направлял черное дуло на лоб тетки.

Тетка, или тетки, они все пугались, клялись богом, мамой, что все деньги, до одной копеечки пойдут на продукты питания, и только детям.

В России «90-е», — страшные времена.

Кто говорить обратное, вроде как стояли, «святые девяностые», — то плюньте ему в рожу!

Шоковые реформы, развал экономики

Неплатежи. Бартер. Задержки зарплаты по два года.

Кроме этого, инфляция как в Зимбабве, до и после дефолта.

В 1992 году начался фальшивый обнал.

Действовали чечены, вместе с грузинами.

Несколько десятков миллиардов рублей в день, из государственной казны уходили в никуда. Прикиньте: Россия, — щедрая душа. (Слоган)

Душа-то душа, но за душой не стояло ни шиша.

За два года незаконных действий всё разворовано.

Миллион в алгебре: 1 000 000 000, 000.

Но в экономике такого нигде нет.

В банковской сфере рубль не делиться на 001, копейку.

Поэтому есть шанс, провести аферу с «авизо».

Чем они и пользовались.

— Маладец, слюшай.

— Слушай, ты гнида, я делаю свою работу. Уяснил?

Ведь «кроил» директоров банков, получая разрешения на банковскую операцию.

— Айй, айй, Вартана савсэм не уважаешь....

Гайдар звонил, признавался, что денег нет, совсем.

Спрашивал, что делать.

— А что, — говорю ему. — Объявляй дефолт. Так все делают. Порядочные люди, порядочные правительства.

— Не, рановато, надо потерпеть. Пока лучше займем у западных...

В то время, всё казалось слишком лёгким, очень доступным.

По телефону, а потом когда появились мобильники, мог набрать номер Гайдара, поговорить с ним. О жизни, о политике, да обо всем подряд.

Егор Гайдар, нормальный человек.

Я его не кроил.

Так слегка чуть поправил. В нужных моментах.

Потом просто общались, среди знакомых.

Да, он придумал эти шоковые реформы.

Да, он так сделал. Взял ответственность на себя.

Но, а как иначе вывести Россию из дремотного состояния?

Медведь спит в берлоге, значит, его надо выманить, вывести оттуда.

Дать продышаться, чтобы он забегал туда-сюда.

Конечно, лес рубят. Летят щепки.

Не знаю как, но магазины стали ломиться от товаров. Полки тоже.

За один год, сделано то, что коммунисты обещали сотнями пятилеток.

Полный магазин продуктов, от и до. Покупай, не хочу.

А вот денег то не было. Деньги были, но как-то не очень.

В основном все в зеленых баксах, с иностранным президентом.

Причина, — различные кризисы власти, когда она не могла элементарно управлять государством: путч, расстрел Белого Дома, локальные войны, теракты, постоянные отставки правительств, кабинетов министров, — трудновато забывается, у кого осталась хоть какая-то память.

Зато получили, — «... Жрите суверенитета, сколько сможете!», поэтому каждая республика получила по личному президенту, по отдельной конституции.

Не говоря уже о выросшем криминале.

Но, кровь, нищета, меня не касались в полной мере.

Я наблюдал со стороны за беспредельной жизнью.

Правда, приходилось с головой погружаться в гавно, таковы условия моей работы, моего существования.

Хотя без труда катился, снизу вверх, к вершине социальной пирамиды, с помощью Германа Олеговича.

Бабло, личный «опель», охрана, собственная «однушка», также имелся свой офис. Возникло занятие, вроде хобби, которое стало по душе, создание рекламы.

Тогда, вначале 90-ых, а мне исполнилось 18 лет, в стране появились продвинутые молодые люди, конечно со связями, со студиями, с техникой, которые назывались одним странным словом, — клипмейкеры. Они стали снимать рекламные клипы, но очень плохого качества по заложенным в них смыслам.

Еще появились люди, которые всё придумывают.

Тогда стало называться копирайтингом, а люди, которые делают, — копирайтерами.

На одной из встреч с Германом Олеговичем, за столиком в солидном ресторане «Савойя», на которой обсуждался важный заказ, попросил, чтобы он ввел меня в их тусовку.

— Для чего тебе?— спросил мой уже непосредственный босс. — Там много дурных соблазнов. Смотри, испортишься: педрилы, порошок...

— Просто у меня в голове проросли некоторые идеи. Как бы, способствующие по изменению общего сознания. То есть будет тоже программа кроения, но только через телевизор, когда можно будет подсадить сознание народа на рекламу.

— Ну-ка, ну-ка, рассказывай, партнер...

В ответ поделился мыслями, с боссом.

— А что? Нормально так, очень здравая идея. Только мне надо посоветоваться.

Кое с кем, — он показал пальцем наверх.

Герман Олегович, перестал быть в то время гастролирующим экстрасенсом.

Он открыл какое-то учреждение, то ли частное, то ли с господдержкой, в котором что-то исследовалось новое, вроде как слышал, по использованию политтехнологий. А он в нём стал каким-то директором.

Но я не влезал в его персональные дела, следуя мудрому правилу: меньше знаешь, лучше спишь по ночам. К тому же подольше проживёшь.

Поэтому мы находились как бы вместе, по работе, но одновременно, по отдельности.

Через пару дней, Герман Олегович, днём назначил короткую встречу, в кофейне.

Мы сошлись, заказали по четыре порции капуччино, босс похвалил за внешний вид, ведь стал носить брендовый костюм с белой рубашкой и галстуком, в котором походил на банковского клерка, приступил к разговору:

— Могу сказать, — твои некоторые мысли оценили правильно.

Они пойдут на пользу всем...

В общем, он обрадовал, что мне выдали согласие, на проведение, так сказать, специальных мероприятий по участию в подготовке рекламных клипов.

Так стал вдобавок, к основной работе, копирайтером.

Громко сказано, но просто сидел в офисе, от чего делать, карандашами и фломастерами в школьном альбоме, рисовал наброски рекламных проектов.

Тут же писались сценарии авторучкой, придумывались какие-то слоганы, удачные или нет, это было без разницы, главное показать движение мыслей.

Альбом, иногда брал на встречи с Германом Олеговичем, показывал ему.

Он внимательно рассматривал каждый лист, оценивая мои, так сказать, измышления, подсказывал, что исправить.

Из десятка набросков, он выбирал тот, что ему нравился больше всех, забирал его собой. А через некоторое время мне выдавалось «добро», и бабки, для осуществления проекта в жизни.

Школьный альбом с набросками сделанными фломастерами, со временем, превратился в распечатанное на цветном принтере, портфолио, рекламных идей.

Уже с поминутными раскадровками по сценам, готовыми репликами.

Крымов, Гриневский, Текмамбетов, — одни из тех клипмейкеров, кто делал клипы: рекламные, музыкальные. Им было без разницы, что, как снимать, лишь бы платили бабки.

А бабки им шли, выделялись, через меня, и учреждение Германа Олеговича.

Сам ничего не делал, не стоял за видеокамерой, не сидел за звуковым пультом, не играл роли, не озвучивал.

Мое дело, — иногда присутствовать на съемочной площадке, наблюдая, как выполняется задуманный образ рекламного клипа.

Первым клиентом, и первым же моим рекламным продуктом стал ролик «Алисы», сделанный на «коленке», за небольшие деньги.

Так сказать, пробным шаром, в бильярде.

Дома у миллионера жила овчарка, под такой кличкой.

Мне подумалось, может сделать что-то с ней, почему нет.

Еще показалось немного комичным, как будет смотреться в телевизоре, с таргетом, когда собака устало зевает и скалит клыки на обычных зрителей.

Уже тогда мы стали их называть ЦА, — целевой аудиторией.

Мы с операторами приехали к бизнесмену в коттедж, сняли овчарку, одним дублем.

Потом эту съемку использовали в ролике.

На монтаже наложили логотип, иногда добавляли текст. Ничего сложного.

Но концепция сработала как надо: в 1991 году ролик постоянно крутили по телевизору, народ тихо охреневал, а затем становился клиентом «Алисы».

Развернулась фантазия уже для финансовой структуры «МММ», там отснято несколько рекламных клипов, разумеется, с моим скрытым участием.

Общая доктрина рекламной кампании представлялось так: «несете ваши денюшки, господа Буратины, на поле чудес. Несите, несите, на поле чудес!»

Какой там деловой партнер, или что-то ещё, — только для красивой картинки, показывающей шикарную жизнь «новых русских».

Внушаемая населению сказка, да и только, возникшая из «приключений Буратино».

Леня Голубков, — название роли одного артиста, тоже мое, взятое из моего прозвища «Голубь».

А в самом народе никто не знал, не понимал, что это обычная финансовая пирамида, которой, рано или поздно, придёт звиздец.

Хотя было ещё одно: рекламный ролик, показанный несколько раз по телевизору в день, 31 декабря 1993 года.

В нем Сергей Мавроди, с умным, правдивым лицом, поздравляет всех россиян с Новым Годом.

Согласно моей концепции, лидер «МММ» в своем обращение, честно признается о проблемах, но в тоже время говорит, что приложит все усилия сделать людей счастливыми в будущем году. Оно вытекало из проговорённой цитаты:

«... Спроси не о том, что Родина может сделать для тебя, а что ты, можешь сделать для Родины...». Далее следовало само краткое поздравление, очень похожее на заявление настоящего политика.

Ведь Мавроди, очень хотел влезть в большую политику. Но у него не удалось.

Потом пошло создание серии рекламных клипов для банка «Империал».

Так как любил в школе уроки истории, то в них делался основной упор на исторический дискурс, когда видные люди, высказывали великие слоганы:

Суворов, — «До первой звезды нельзя, матушка! Ждём-с...»

Чингисхан, — «Заботится об Отечестве...»

Цезарь, — «Точность, — вежливость королей!»

Общий слоган серии выглядел так: «Всемирная история, — банк Империал...»

Работа производилась серьезно, — писались сценарии, тексты, реплики, по-настоящему велись киносъемки, играли роли известные актеры.

Грим, костюмы, звук, музыка, диктор, — все выглядело очень солидно, сделано на высшем уровне. Просто шедеврально!

Снимались эти ролики под руководством клипмейкера Текмамбетова, который потом стал известным режиссером.

Открытым и психоактивным концептом для людей, казалось примерно так:

«раз такое дело, всё по солидному, сделано по всемирной истории, то конечно, этому банку можно доверить, мои честно заработанные деньги. Он ни в коем случае не погибнет, останется на плаву. ..»

Но после дефолта в 1998 году, банк стремительно обанкротился.

Может специально, сделали так, кто его теперь знает.

А вкладчики и клиенты банка, потеряли свои деньги.

Кроме этого, поступали заказы попроще, к примеру, на сливочный маргарин, произведенный в Германии, немецкого бренда «Rama».

Концепция взята из моего голодного детства.

Тогда моя мама изрекала диковинные вещи, в которые мог поверить лишь истинный дурак. Сам готов сказать, что мама сошла с ума.

Говорила она примерно вот что:

«Лет через сто будет так: заходишь в магазин, а там всё есть, ну абсолютно все, что душа пожелает, магазин станет как музей, все полки забиты товарами, только нет денег, чтобы купить...»

Я слушал, качал головой, не верил в эту полную чушь.

Так не могло быть априори. Настоящий бред и сказка!

Сам ходил в магазин за свежей буханкой белого хлеба, но кроме батонов, сухарей, там ничего: ни колбасы, ни сладкого, ни рыбы.

Вообще ничего, пустые полки, которые скромно пылились без дела.

Да, у нас, у населения, имелись деньги, накопления в сберкассах, но купить нечего, всё являлось дефицитом, особенно продукты питания, не говоря уже об одежде, бытовой технике.

Поэтому в такие мамкины россказни мог поверить только сумасшедший человек. Конечно, соль, перец, лавровый лист, спички, мыло, сода, уксус, они постоянно в продаже, но их же не ставят на стол вместо еды.

Если подсолнечное масло, в то время редкость, не говоря о сливочном масле. Заменителем сливочного масла, молочный маргарин, но он считался тоже редкостью.

А в основном покупался «комбижир», смесь каких-то дешёвых жиров, на котором жарилась вся еда, от картошки до яиц.

Пластичная масса желтоватого цвета полосками, из упаковки прозрачной вощёной бумаги, даже намазывалась на хлеб, к чаю с вареньем. Это было очень вкусно...

Сценарий для клипа получился таким:

«Мужчина пекарь, средних лет, в халате, в шапочке, ходит по небольшой пекарне, между полок с хлебом. Тихо, доверительно рассказывает о своей нелёгкой работе. Затем берет с полки вкусный свежеиспеченный батон, отламывает от него краюшку. Проговаривает с интонацией как по секрету, в конце, рекламный слоган:

«хлеб и Рама, — созданы друг для друга!»

Реклама памперсов, под брендом «Хаггиссы», куда же без них, тоже мой вклад.

Выглядел ролик так: милый голый карапуз в подгузнике, разумеется «хаггис», смешно ковыляет, гуляет по дому, затем отыскивает игрушку, садится на коня-качалку, потом радостно качается на ней, причем долго-долго.

Диктор расписывает прелести памперсов, малыш смеется, звучит веселая музыка.

Слоган: «сухой малыш — счастливый малыш! И надолго...»

Идеей самого первого клипа, для «Сникерса» такой:

«Молодой, энергичный парнишка, ходит, бегает по улице, затем, проголодавшись, достает аппетитный шоколадный батончик с орехами, тут берется крупным планом название бренда, парень срывает обёртку, вкусно жует батончик прямо на ходу.

Под музыку песни «роллинг стоунз», — «сатиксфакшион».

Что опять же, в переводе, — удовольствие, кушать тоже удовольствие...»

А народу исподволь вдалбливалось в головы, что жизнь, есть одно сплошное удовольствие. Надо жить, не унывать, даже когда всё вокруг кажется унылым, серым существованием.

«... Сникерсни!», или ролик с белками, которых задавили орехи, — уже потом пошло без моего участия. Тупое дерьмо, а не чистое творчество!

Реклама в телевизоре, — в середине 90-ых, превратилась в подпольную идеологию, для всей России, сделалась почти официальной пропагандой государства.

Она проникла во все сферы жизнедеятельности населения.

Ведь что получалось на самом деле;

Потребитель курил только те бренды сигарет, которые ему нескончаемо показывались, — «Мальборо», «Кемэл», «LM», «Давыдофф».

Выпивал ту водку, которая ему навязывалась, — «белый орел», «Распутин», «Царь», «Смирнофф», «Немирофф с перчиком».

Пил напитки, кушал еду, использовал прокладки и тампоны, жевал жевательные резинки, перекусывал батончиками.

Всё это рекламировалось, продавалось, в итоге, — потреблялось.

Причем в огромных, почти неслыханных количествах.

Мир в России, — обернулся в одну непрерывную рекламную концепцию товарных брендов, ставшей подоплекой для глобального, а самое главное, быстрого изменения сознания всего общества, на тот момент эпохи.

Какая там конституция страны, новые убеждения правящей элиты, парламента, принятые законы думы, указы властей, политический курс государства, — зачем вся эта бесполезная бумажная мишура?!

Если уже выработана рекламная стратегия для жизни всего народа!

Круглосуточно крутящиеся ролики в телеэфире, внедряющие в мозги людей разнообразные программы «кроения».

Детское поколение поглощало в огромных количествах жвачки, сладости, шоколадки, изготовленные с применением химозы.

Взрослые упивались трендами, брендами, тенденциями.

Именно из рекламы последовала мода в Росси, носить зелёные и малиновые пиджаки, понтуясь крутостью, точно павлины перед самками.

Ведь что еще, по сути, заложено в рекламном клипе? — Понты! Обычные понты.

В переводе на общий язык, — имидж.

То есть, если ты не можешь быть обладателем товара из рекламы, то ты лузер по жизни, неудачник, полный лох.

Вот купи, например, пепси, фанту, колу, — ты станешь крутым как никогда.

В моём прощальном сценарии для клипа, это раскрыто.

Продуктом был бренд «Спрайта».

Концептом ролика стала небольшая провокация на все нарративы, идущие от политических мнений;

«Москва, Красная площадь, на ней происходят съемки модной одежды.

Моделями для неё служат девушка блондинка, и молодой человек.

Они отменно вышагивают на камеру, друг за другом, то вперед, то назад.

Во время этого закадровый голос с интонацией читает рекламный текст:

«Видите красивую девушку? Но на самом деле она не настоящая блондинка.

У нее не голубые глаза, это линзы. Грудь — сделана из силикона.

А он, вообще не интересуется девушками, ведь у него есть любимый друг.

Правда, лишь в том, что они оба хотят пить, очень хотят пить, «Спрайт»...»

Тут съемки заканчиваются, кто-то говорит: «стоп, снято».

Парень с девушкой, быстро скидывают с себя модную одежду.

Прямо на площади переодеваются, не видно как именно, а потом показываются бутылочки «спрайта», из которых они оба с наслаждением пьют.

В конце самого клипа, девушка удаляется, камере ее снимает сзади, и под произносимый слоган, — «Имидж ничто! Жажда всё! Не дай себе засохнуть!», — она бесстыдно поправляет стринги, под мини юбкой.

Как вам такой финал с ответным нарративом?

Разумеется, ролик крутили по телевизору совсем недолго.

Цензура, мать её.

Нет, не из-за того что подумали.

Ведь времячко-то 1999 года в стране уже наступало такое, не совсем демократичное, как немногим раньше.

«Кто-то», обитающий «Там», всё-таки допер, что население может неправильно понять, выйти на Красную площадь с какими-то совсем неправильными идеями, о чем-то нехорошим, для них, для властей. Поэтому стал потихоньку закручивать гайки, разыгравшийся демократии.

Но самым реальным делом, когда мог как-то повлиять на происходящие события, оказалась для меня реклама выборов, поэтому взял заказ на слоган, и на сценарий. Вообщем, на что получится.

С наступлением 1996 года, в России, зимой наступила горячая предвыборная гонка, на пост президента, тогда ещё РФ.

Кандидаты на должность, ездили по стране, агитировали народ за себя, собирали подписи избирателей, готовили программы.

Печатались листовки, издавались газеты, в том числе, командами клипмейкеров создавались рекламные ролики. В них претенденты, должны были выглядеть как можно, в более выгодном для себя свете.

Действующий президент, товарищ Цинь Ель, с распухшим лицом, из которого еле-еле выглядывали щелочки глаз, тоже баллотировался, выдвигаясь, как бы на второй срок президентства.

Так получилось в связи с политическим коллизиями, из-за смены конституции.

Ещё в 1991 году, в результате всех событий, он пришел к власти.

Советский Союз развалился, на политической карте осталась одна Россия.

Которую он вел прямым курсом, под крыло соседа Китая, так как почти весь импортный товар привозился оттуда.

Поэтому выдумал так, — кратко, но содержательно: «Голосуй, — или проиграешь!» Главный рекламный слоган того бесславного времени.

Он не политически сориентирован голосовать против «тех», или за «этих».

Совсем не так, а посыл направлен на то, чтобы простой обыватель, оторвал жопу от дивана, направился в избирательные участки, затем в выданных листиках поставил «галочки».

Конечно, как всегда бывает на Руси, — всё сделали через одно место, состряпав на скорую руку, из моего патриотического шедевра, текст тупоголовой песенки, которую исполняла попса, под репчик.

Возможно поэтому явка избирателей, вышла чуть более 50 процентов, разделенных на семь претендентов.

Индивидуальные ролики, для участвующих кандидатов, отказался ставить.

Хотя какие же засветились яркие, колоритнейшие фигуры:

олигарх Брынцалов, в отставке генерал Лебедь, снятый с должности президент Союза, бывший чемпион штангист Власов, знаменитый врач Федоров, неизвестный доселе партиец Мартин Шаккум, хотя ему потом сняли вполне приличный рекламный клип.

Опальному генералу тоже сделали ролик с кузнецами, под народную песню «дубинушка» исполненной Шаляпиным.

К тому же для меня нашлась тонкая работа, по моему профилю.

Поступил заказ на отстранение от всего происходящего, одного кандидата:

Ивана Рыбочкина, в то время он имел большой вес, считался важной шишкой в среде политиков, являясь председателем Думы.

Поэтому, предстояло сделать так, чтобы он снял свою кандидатуру с выборов.

Филигранная работа, с моей стороны, которой тоже горжусь.

Ну так, опыт приходит с годами практики.

Подопытный исчез из Москвы, затем объявился через неделю, в Киеве.

Рыбочкин после возникновения на горизонте, нес полный бред: то его своровали, а потом держали в заложниках: то его напоили проститутки клофелином;

то его похитили, а потом накачали наркотиками спецслужбы, какие именно он не уточнял, наверняка пиндосовские.

Что ему «вкроил»? ну такое себе.

Типа он гей, — ему надо шхериться, прятаться от всех.

Иначе раскроется его говённый секрет.

Согласно заложенной программе он и прятался, даже уехал в Киев.

Но укрываться надо только на неделю.

Когда пройдет срок сбора подписей избирателей.

Рыбочкин после возвращения, снял свою кандидатуру, ему пришлось, так как он не успел зарегистрироваться.

Потом раздал кучу интервью журналистам, где пришел к одной версии, что он сам не понимал, что происходило на самом деле.

А в политические игры влез еще раньше, когда стоял на дворе 1992 год.

Затихшая пора перед бурей, отгремел путч, но ещё не наступило время захвата Белого Дома.

Я занимался рекламным творчеством.

Если вдруг появлялась работа от заказчиков, то исполнял.

Однажды Герман Олегович позвонил, с рабочего телефона, спросил как насчет встречи на сегодняшний вечер. Находился в офисе, набрасывая сценарий, а в нем тоже имелся телефон с факсом, поэтому сказал, что мой вечер свободен от дел.

— Тогда забронируй столик на двоих.

— В «Савойе»? — уточнил.

— Да, примерно на девять вечера. Закажи что-нибудь для себя. Возможно, задержусь, но ты подожди. Понял, партнер? Разговор очень важный.

— Ес оф корс, босс, — блеснул знанием английского.

— Вот и ладненько, — сказал босс, повесил трубку.

После я позвонил в ресторан, заказал столик.

В «Савойе», вечером не протолкнуться, как в общей бане «Сандунов»: живая музыка, танцы, мигающий свет.

Босс всё не появлялся, пришлось заказывать дорогущую еду вместе с минералкой.

Ведь на меня стал коситься главный официант, метрдотель, что впустую занимаю место. Неторопливо ел, поглядывая по сторонам, наблюдая за посетителями.

Мужчины в шикарных костюмах с галстуками выглядели богатеями, в золотых цепях на шее, с дорогими часами бренда «ролекс» на руках, поэтому важничали, перед дамами.

А женщины в полуоткрытых шелковых платьях выглядели как шлюхи.

Но дорогостоящими, в брильянтах, в драгоценностях.

Герман Олегович пришел после десяти вечера,

Он подошел к столику, сопровождаемый официантом, небрежно зажав черный

портфель под мышкой.

— Привет партнер, а вот и я! — весело произнес босс.

От него пахнуло спиртным перегаром, понял, что он уже прилично поддал.

Официант, тонкий парень с зализанными назад волосами, угодливо отодвинул стул, затем, когда босс присел, принял портфель, аккуратно положил его, на незанятый стул за нашим столиком.

Герман Олегович обратился к нему:

— Любезный, принеси-ка мне водки, а этому молодому человеку, вина...

— Красного, грузинского, — встрял.

Почему-то захотелось «грузинского».

— Да, грузинского. Потом покушать, Михаил Алексеич в курсе, что по вкусу.

— Как угодно-с, господа, — официант изобразил поклон, затем удалился.

— Ты что-то не в духе, партнер, а? — спросил босс, окидывая меня взглядом.

— Учти, умею читать мысли. Ну задержался, переговоры. Тоже значимые, кстати, насчет тебя тоже.

Я хмыкнул в ответ, это можно понимать по-всякому.

— Ничего, счас всё будет. Дай только перевести дух, можно?

Кивнул он на четыре бутылки с минеральной водой, «ессентуков».

— Горло пересохло. Сушняк одолел.

— Берите.

Он взял минералку, налил в стакан, с жадностью выпил.

После утоления жажды, Герман Олегович стал говорить:

— Твоими успехами, мой друг, все довольны; друзья, и большие друзья.

И просто друзья друзей. Значит, обсудим дела, выслушай для ознакомления, небольшую предысторию.

— Помнишь, после путча, произошла серия самоубийств партийных бонз?

Я кивнул. Про это знал, да все знали, в газетах, по телевизору в новостях рассказывали, но не объясняли.

Так как никто не знал настоящей правды.

Тогда 19 августа, сам лично покупал утром свежие газеты в киоске.

Брал «Правду», «Труд», «Советскую Россию», ещё что-то, неважно, везде напечатано одно, по смыслу:

«Родина и Отечество в крайней опасности.

ГКЧП, — спасет Советский Союз!

Соответственно, весь народ и граждан...»

Вообщем, всё достаточно серьезно: радио, газеты, телевизор.

Потом ещё армия на улицах, площадях.

Но, увы... реальность повернулась по-другому.

А последующая история такая: после произошедшего в августе 1991 года, высокие, партийные шишки стали друг за другом загадочно кончать с собой.

Все они оставляли после себя посмертные записки, типа; «желаю уйти из жизни», всё такое, но ничего толком не объясняло.

Пуго, бывший министр МВД, застрелился из наградного «вальтера»

Ахромеев, маршал, тоже застрелился.

Ладно, они некоторым образом причастны к путчу, так можно объяснить случившиеся.

Но затем по осени, как опавшие листья, из окон своих квартир, посыпались партийные чиновники, разных рангов. Их насчитывалось человек пять, или шесть.

— Так вот, как мне стало на днях известно, в «Конторе» работают секретные экземпляры вроде тебя. Не знаю, как они называются, кройщики, или как-то по-другому. Может «акулами», потому что проглатывают людей как рыбёшек, — ам, и готово.

— Но..., — босс сделал грозовую паузу. — Они делают такую же работу как ты, но лучше чем ты, гораздо лучше. Поэтому работают на самом «верху».

Скажу пару вещей: путч не удался, — их работа.

Те самоубийства, тоже их работа.

Использовали программы внедрения, которые ты называешь «кроением».

— Тогда произошла зачистка концов, от утечек, понимаешь? Таковы правила большой игры.

Я угрюмо кивнул.

Несмотря на внешний вид, пьяный, чуть развязный, Герман Олегович говорил внятно, вполне убедительно.

— Да не расстраивайся.

— А ты наверно думал, что ты один такой на свете, незаменимый?

И неповторимый? Нее, ошибаешься, Голубь.

Герман Олегович назвал меня так первый раз, — к чему бы, подумал.

Неслышно подошел официант, он принес водку в графине примерно на литр, вино, в откупоренной бутылке 0, 7.

Несколько блюд: салаты, икру, несколько стейков, жареного лобстера.

Халдей поставил напитки и еду на столик, снова удалился, по знаку босса.

— Теперь объясняю; им, надо готовить молодую смену.

Те, «акулы», они стареют, появляются заскоки, или того хуже.

В общем, со временем, их приходиться убирать...

Герман Олегович, для наглядности аккуратно разделал лобстера, вилкой с ножом.

Лобстер захрустел, я думал.

— Теперь насчет тебя, ты молодой, пока еще, может со временем, станешь хищником, как те акулы.

— Кстати, ты работаешь над собой? Как там твой синдромчик?

— Не жалуется, — буркнул.

— Не злись партнер. Сейчас тебе дали шанс, проявить себя.

— Каким образом?

— Скоро тебе придется переехать в Питер, возможно надолго. Поэтому про гостиницы забудь, слишком будет дорого. Где-нибудь сними нормальную квартирку. С телефоном. Как обоснуешься, отзвонись.

— Понятно, босс. А своих людей брать?

— Каких людей? — не понял босс.

— Барса, Серого, мою охрану?

— Нет, — отрезал Герман Олегович. — Там будет своя охрана.

— А что делать?

— Не спеши в камыши.

Герман Олегович потянулся к портфелю, достал из него три толстых бандерольных конверта. Стал передавать их один за другим.

— Здесь бабки: аванс, на жилье, в общем нормально.

— Тут, новые документы: паспорта на новое имя, разные ксивы, корочки, разберешься.

— Здесь инструкции, по твоей работе, почитаешь на досуге.

— Убери, убери их. Не пались.

Пришлось конверты рассовать по отделам моей модной барсетки.

— А делать будешь вот что... ты ешь, ешь, не стесняйся, выпей вина, но лучше хряпни водочки, за меня. Можешь поздравить, теперь я, — Советник...

****

Ленинград, в 90-ых, стал Питером.

Рулил там, мер Кобчак.

Начались такие бойни за власть, что мама не горюй.

Как объяснил Герман Олегович в ресторане, перед моим отъездом:

«Есть шахматная доска с фигурами, на ней идет большая игра.

Одной пешечке, на которую возлагаются большие надежды больших дядей, надо бы добраться до противоположного края доски, чтобы она превратился в ферзя.

Как ей удастся без помех дойти?

С помощью тебя, ты будешь расчищать дорожку перед пешкой...»

Я переехал в Питер, принялся за работу: кого-то вывозили в лес, кого-то кроил в офисе, кого-то в особняке, кого-то на яхте.

Как объяснить, — «принялся за работу»?

Наверно лично для меня, выглядело так; будто рано утром приходил на автомашзавод, сколачивал деревянные ящики. За этот труд начисляют заработную плату, которую потом получаю в заводской кассе.

Не хухры-мухры, не шараш-монтаж, а именно работа.

Серьезная, и ответственная.

Еще один момент проясню, — в одиночку не работал.

Так происходило тоже в Питере.

Со мной работала команда, то ли из крутых бандитов, то ли из бывших «грушников». Они обеспечивали прикрытие, доступ, отходы, легенды.

Вот как мне взобраться по водосточной трубе на восьмой этаж дома?

Или пройти под Невой с километр, по дну реки, в водолазном снаряжении?

Я ведь не «джеймс бонд».

Поэтому ребята из команды делали всю грязную, подготовительную работу.

Мне оставалось лишь одно: прийти, посмотреть, перекроить.

Если киллеры назывались в то время элитой.

То числился сверх-сверх-элитой.

Меня защищали, оберегали от каждой царапинки, не дай бог поранюсь, что тогда говорить начальникам.

Конечно, понимал моя неприкосновенность только относительная.

До того момента как поступит команда «фас!».

После этого уже ничего не поможет.

Но я не совершал ошибок, — нет

Делал все по инструкции, выполнял работу в срок.

Мною оставались довольны, — конечно, на определенных условиях.

Каждый шаг согласован, каждый вечер созвон с боссом.

Лишние фигуры постепенно исчезали с шахматной доски, из жизни тоже.

Заказчик указал: «что надо расчистить дорожку, нашему...»

Между работой интересовался, задавал наводящие вопросы, — а кто это «наш»?

Кому должен чистить дорожку.

Выяснил, — им оказался непримечательный чиновник из мерии, с незапоминающейся фамилией.

В 1994 году, вернулся в Москву: контракт выполнен, в полном объеме.

Тот чиновник стал, заместителем мера.

Но Игра ещё не закончена: пешка пока не превратилась в ферзя.

Кобчак всё равно стал обречен.

Он не помещался на шахматной доске, поэтому через шесть лет, мне его заказали.

Инструкция была такой: кончина, как можно быстрей.

Работа сделана безупречно, с моей стороны: смерть от сердечного приступа.

Что случилось с его охранниками? Их отравили.

Но уже не моя работа, и вина.

Что могу сказать в свое оправдание?

Не знаю. Я не чувствую ничего.

Вообще никаких эмоций.

Все-таки смог выработать в себе синдром Аспергера.

Что потом...

Произошла встреча с Германом Олеговичем, как оказалось, последняя.

Весна 1999 года сотворилась на редкость холодной, и мерзкой.

Мы созвонились, уже по сотовым телефонам, назначая условное место и время.

В пустом баре, похожим на грязный подвал бомжей.

Хотя, наверное, такая концепция.

Заказали водки, в то время, уже приучился ее пить.

— Неважно выглядишь, босс, — заметил.

— А такое, да ты не знаешь. Ну да ладно. Помянем!

Герман Олегович поднял рюмку, морщась, выпил.

Боссу виднее: помянем, так помянем.

Тоже выпил.

— А за кого пили-то?

— За меня. За кого же ещё!

— Слышь, партнер, меня сливают.

— Кто и зачем?

— Да завелась тут одна тварь: мой заместитель, Плугин, Гелий Плугин. Наливай.

Я разлил водку по рюмкам.

Мы снова выпили.

Герман Олегович продолжил:

— Прости малыш, за дерьмо, в которое тебя втянул

— Босс, вы ни в чем не виноваты...

— Цыц, я сказал. Вместо меня, будет Плугин, теперь он Советник.

Через него поступят заказы на работу. С тобой свяжутся.

— Ладно. Как скажете.

— Слушай партнер, ты бы лучше сваливал отсюда, да поскорее. Мой тебе совет

Следующим, на остром карандаше, — будешь ты.

— Как? Чтобы уйти, надо закрыть за собой дверь. А так, сбежать? Не получится.

— Я предупредил, мое дело маленькое.

— Понятно. Спасибо за совет, босс.

— Не провожай...

Герман Олегович встал, пьяной походкой направился к выходу.

— Слышь, — а Голубь, это кличка, или как? хотя, уже неважно, прощай, Голубь.

— Прощайте, — наверно успел сказать, или нет.

А в понедельник утром в новостях показали, что внедорожник одного человека, по фамилии, Германа Незнанского, попал в аварию, вместе с водителем.

Как понял, с Бориком, он ещё работал на босса. Несчастный случай, два трупа.

У меня синдром Аспергера, поэтому ни плача, вообще ничего.

На похоронах не присутствовал. Зачем? Это просто бизнес.

Как предсказывал босс, бывший босс, через неделю со мной связались.

Звонил на мой мобильник, тот самый Плугин.

Кем он числился, на самом деле?

Как потом понял, проповедником, для той самой пешечки

Которая уже стала ферзём на шахматной доске, но пока не королем.

Королем на доске был Цинь Ель, но тоже пока.

Рокировка, съедение, или удаление из игры, — только дело времени.

С негласным Советником мы встретились, в бане «Сандунов».

В отдельном банном номере, для вип-персон.

Пили пиво, стукали воблой об столик, потом махали березовыми вениками в парной. Ахали, охали, от непереносимой жары.

Говорил он правильно, только меня смущали его глаза.

Они блестели фанатичным огнем, но как бы совсем не об этом: вроде излагались великие идеи, но за которыми скрывалось лишь одно личное, так сказать, мещанская философия старообрядческих патриотов.

Его бородка взмокла, руки в экстазе дергались в жестах.

Честно говоря, появились две мысли:

Или он меня сам хочет перекроить, что тоже вполне возможно.

Поэтому незаметно влез в его мозги.

Да, там оказались такие способности, конечно небольшие, для кроя, но всё-таки.

Лишь чертыхнулся про себя, и «вылез».

Вторая мысль такая: он возомнил себя вторым Российским Распутиным, что выглядело недалеко от правды, учитывая образ: борода, сапоги, длинные волосы, собранные в косичку.

А еще через несколько дней поступил заказ, переданный мне от Советника.

Та встреча в бане посчиталась как бы проверочкой на вшивость, я ее типа прошел.

Потом произошла работа, организованная Плугиным, та самая, изменившая всё.

Заказчиком оказался сам подопытный.

Нам сделали так, чтобы я не видел его, а он меня.

За непробиваемым тонированным стеклом.

Будто в католической исповедальне, когда грешник каяться священнику.

— Что ему надо? — спросил одного из его прислуги, когда оставалась неделя до сеанса.

Это был майор ФСБ. Он ответил прямо, наверно, как учили:

— Он желает стать великим. То есть не просто «великим», а «великим» с большой буквы. Вот. Как-то так.

— Ну ладно, сделаем Великого...

Я согласился на работу при условии, что они все, оставят меня в покое.

Выдадут новые паспорта, и деньги.

Ведь отчетливо желал, после смерти Германа Олеговича, завязать со всем дерьмом.

Заказчик, одновременно подопытный, дал «добро».

Сеанс проходил под стволами пистолетов, которые держали в руках люди из ФСО.

Я старался, работа предстояла очень необычной.

Вот как сделать из простого чиновника — Великого?

Не знаете? То-то и оно.

Кроение обошлось по максимуму мягким, лишь касался к мозговым извилинам, что-то правил, немного подчищал, прошивая в них программу «Гудвина».

Тогда до сеанса прочитал сказку «Волшебник Изумрудного Города».

В гостиничном номере «Амбассадора», куда меня заселили под круглосуточную охрану; телевизор, интернет, отключили, для карантина.

Обыскал номер, искал, чтобы чего-нибудь выпить от безделья, поэтому в одной из тумбочек, нашел оставленную детскую книжку.

Алкоголя не нашлось, стал читать, перечитывать, запоминая наизусть особо понравившиеся места. Там Элли, Тотошка, Страшила, Дровосек, и Гудвин, — великий и ужасный, властитель Изумрудного Города, внезапно явившийся из неизвестности, на волшебном шаре.

Но в конце сказки выясняется, что шар не чародейный, а обыкновенный аэростат, спустившийся с неба из-за аварии.

Почему город Изумрудный? Все жители города обязаны были носить очки с зелеными стеклами.

А сам Гудвин, — обычный человечек, который захотел стать Великим и Ужасным...

Почему нет?— подумал.

Пусть будет всё как в сказке, — зашивая в мозги заказчика и подопытного, этот программный код.

Ещё одно пожелание озвучилась таким образом; чтобы программа величия сработала в голове не сразу, после сеанса.

Хотя бы лет так через пять, а лучше через десять.

Работа производилась в лучшем виде, стараясь как никогда.

Контракт был выполнен в полном объеме.

Получил новые паспорта, на имя Дамиана Голанда, деньги.

От меня отстали.

Жил, иногда работал.

А так, наблюдал за жизнью.

Она стала сказкой, которую претворил в жизнь, через кого-то.

Точнее, через того заказчика.

Сказка обратилась былью: странной, непонятной реальностью.

В которой, Вы, теперь все живете.

Виновен, или не нет, — интересный вопрос от Мира, да от всех.

Если бытие определяет сознание, — то нет.

Ведь как же мое детство, отчим, одноклассники, которые издевались.

Это же никуда не девалось, а копилось в моем сознании.

Насильно превращая меня, из милого тихого мальчика, в чудовище Франкенштейна. В морального урода.

Маньяк Чикатило убивал людей физически, а я убивал психически.

Поэтому мы в чем-то похожи, тоже являлись жертвами обстоятельств.

Кстати, о Чикатило.

Когда его поймали, он уже сидел в тюрьме, то захотел провести над ним вполне себе научный эксперимент: перекроить его разум, очистить сознание от мыслей убивать других людей. Сделать его лучше, хотя бы, чтобы он жил как все.

Такое событие стало бы открытием в психиатрии.

Через связи Германа Олеговича, оформлялись допуски, разрешения на личное посещение. Но не успели, через неделю его всё-таки расстреляли.

Но, допустим, виновен. Ладно. Пусть будет так.

Не буду оспаривать приговор на вымышленном суде.

Тогда как же те? Люди политики. На которых работал, от кого получал заказы.

Ведь был простой пешкой, исполнителем в руках главного дирижера.

Как же они? Выходит, они тоже виновны вместе со мной.

Казните, сажайте их тоже в камеру.

Не можете? То-то и оно, что не можете...

*