С утра давило нехорошее предчувствие, прямо кошки скребли на душе.

А ведь я расслабил нюх и позабылась интуиция на такие вещи, за почти пять месяцев беззаботной жизни на «гражданке».

Хотя ничто не предвещало лиха в выходной день.

Поставил вариться кофе с утречка, как обыкновенно начинался мой распорядок приступания к делам насущным.

Тупо смотрел в окно бездумно.

Утром, порыжевшее небо слоями наступившей осени, снова раскрасило сеткой белых линий.

Откуда такие следы берутся?— Едва хотел задуматься над вопросом, как затренькала мобила.

Звонил Мишаня.

— Привет. Не разбудил?

— Здорово. Да нет, проснулся недавно...

— Слушай Евгений, выручай: тут такое дело, на днях «мясо» отправляют в «саратов»...

— Ничего не понял. Куда? Какое мясо?

— Похоже ты не проснулся Джон. Объясняю: бойцов из здешнего ЧВК отправляют в Сирию. Короче, надо их поднатаскать по «физухи», подрессировать в «рукопашке» и по выживанию немного. А то они там как мешки с..., сам знаешь с чем. Одну пьянь подзаборную набрали, а деваться некуда. Воевать кому-то надо, сам понимаешь.

Да инструктора толкового там нет сейчас. Тот, что был, заболел некстати. Что молчишь Джон? Выручишь?

Я молчал в трубку и думал. А что я мог сказать в ответ:

«Извини дружище, я не хочу, из-за того что у меня свербит в одном месте?!»

Думал и размышлял.

Мишаня, как ему откажешь в помощи.

Он тогда помог с работой. Прикрыл уголовное дело, ведь понял, что я тех парней поломал — теперь моя очередь.

Святое дело, долг платежом красен.

Чёрт и дёрнул меня согласиться.

— Ладно. Где твои неучёные обезьяны? Пусть подходят в зал.

— Не, не. Им нельзя в город. Ты уж сам к ним поезди с недельку, а транспорт будет.

— Хреново тогда.

— Обещаю и премию тоже. В накладе не останешься.

— Эххх, так и быть. Но это не из-за денег.

— Отлично. Вот и договорились. Смотри, сейчас бойцы находятся на базе в «Молькино», а сами занятия будешь проводить на аэродроме.

— Что за аэродром?

— Долго объяснять. Короче аэродром в Тахтамукае знаешь?

— Припоминаю, вроде есть такой.

— Вот. У них там как полигон тренировочный сооружен: стрельба, прыжки, все дела. Но ты в это не суйся — мой совет. Меньше знаешь, крепче спишь. Твое дело физкультура и приёмчики.

— Даже не знаю, Мишань.

— Да не ссы ты! Ты же спец, а такие люди нам нужны.

— Ох, и подведёшь ты меня под монастырь.

— Короче, собирайся, за тобой машину через час пришлю.

Суть да дела, зашла на кухню Регина, проснувшаяся на запах кофе.

Разбуженная нашим нечаянным разговором:

— Привет любимый. Кто звонил?

— Да так, старый знакомый. Предложил подработать.

— И в чём дело?

Кофе бурно закипал на огне — я засуетился, а где тут чашки у нас, между приготовлением зерновой «арабики» рассказывая:

— Не знаю. Предлагал подработать неофициально, а мне не нравится тёмные делишки.

— Не нравиться, так откажись.

— Да неудобно получиться. Ладно, я собираться.

Ровно через час сборов вышел из подъезда.

Я особо не собирался, что мне с собой брать?— «афганку» надеть с «трекингами», а почти весь час ушёл на завтрак с разговорами.

Берцы, нет, не очень. Предпочитаю такие походные кроссовки.

На улице торчала на виду стальная цвета «девятка» с «абажуром» на крыше. Вот и такси, бесплатное. Видать, машинка «пепсов» приехала.

(Правда не «девятка» а «четырнадцатая» модель ВАЗа, но по привычке и для краткости так назвал.)

— Здорово бандиты!— пошутил, садясь в машину незнакомого экипажа на заднее сиденье.

В ответ, они немногословно, даже без слов, хмуро протянули ладони для пожатия. Ладно, не в духе ппсники в данное время.

Утром выходного дня бывает так.

Даже «броники» не убрали в сторонку. Непорядок творится.

Я кое-как освобождал себе место, вытаскивая один бронежилет из-под задницы, и водружая его на другого «близнеца» с надписями «милиция»

И в этот момент меня швырнуло.

Водила поддал газу и резко крутанул руль, выворачивая колёса на выезды с придомовой площадки.

Бумм! Головой, почти виском стукнулся о боковинку стекла.

Там выступ ещё торчит. Даже не отъехали, а чуть жизни не лишился!

— Да бля! Потише Шумахер!

«Пепсы» злорадно ухмыльнулись: сам, мол, виноват, пристёгиваться надо!

Я же говорю: менты как дети, обидчивые до ужаса.

В ответ, не спрашивая разрешения, демонстративно закурил, выпуская густой дым на них.

Менты промолчали, только старшой окно опустил.

Не люблю в машине курить, но придётся.

Понятно, молодые да злые, навряд ли сработаемся.

Придётся звонить Мише, пусть присылает других в следующий раз.

С грехом пополам поехали дальше в путь недобрый.

За городской чертой пришлось добираться не по самой лучшей и ровной грунтовке. «Девятка» пылила по узкой колее, телегой валкой качаясь из стороны в сторону, заставляя меня держатся за ручку, подученный горьким опытом от горе–водилы.

За окошком вырисовывался пейзаж деревенской идиллии мелкие речушки и зелень всюду, много зелени, цветущие сады, где деревья, поголовно усыпанные яблоками.

Менты всю дорогу втихомолку обсуждали между собой очередной план «перехват»: кого-то ловили, что-то разыскивали — собачья работа.

Сам был таким.

За полчаса новый Шумахер, от последнего слога, всё-таки домчал нас, целехонькими до раздвижных ворот КПП.

Аэродром Тахтамукай. Полигон ЧВК.

Семьсот метров взлётной полосы, кодовый индекс аэродрома: ZAP8/.

— Приехали, — обронил старшой.

Ладно, приехали, так приехали.

И вышел, не прощаясь из машины, конечно не закрывая дверцу.

— Ну ты и мудила!— донеслось от «пепсов» возмущённый голос.

Ха! Эхх, хорошо! Машина коротко «крякнула» и умчалась, оставляя меня на дороге. И солнышко светит, моё настроение поднялось резко кверху.

Потянулся, разминая тело, одёрнул по-армейски песчаную «афганку», поправил кепи на два пальца от бровей.

Сразу принимая служивый вид бывалого вояки и начальственный вид.

Так, что тут у нас.

Хмм, Шойгу видимо передал заброшенный военный аэродром области, наверно теперь здесь орудуют бывшие десантники с контрактниками.

Все гражданские объекты, на самом деле являются стратегическими военными объектами, как раньше в старину монастыри–крепости.

Огородили сплошным забором с колючей «егозой» пущенной поверху, определили охрану, как на секретном объекте.

Возле ворот с калиткой будка сторожевая, две огромные овчарки на цепи с тросом, лениво лежат на земле возле двух конур.

Подошёл к посту, чуть ли не печатая шаг, огляделся, никого нет поблизости, хотел было крикнуть, потом заметил кнопку вызова.

После нажатия кнопочки, трижды повторенного — из будки вывалился крендель, мутно глазея на меня:

— Хто тахие?

— Смиирра!!— заорал во всё надсаженное горло, ажно овчарки подпрыгнули с места на полметра. Разве не видно, что приехала важная птица!! Перепуганный бедняга тоже подпрыгнул, но едва-едва, и криво отдал честь к непокрытой голове, чуть не перепутав руку.

— Открывай калитку! Я до вашего начальству имею разговор.

Мишаня предупредил тогда, что надо найти здешнего командира бывшего «подпола» Сухова, он в курсе всех дел.

Калитка щёлкнула замком, путь свободен.

Я вошёл внутрь, с кубанским придыханием дежурный подбежал ко мне:

— Начальство завтракать изволит. А документики при вас имеются?

— Баааррдак! Распустились! Живо крути свой «тапок»! Вызывай Сухова!

ТАПС — тел. аппарат связи, устанавливается в дежурках и на проходных.

Вспоминая любимые выражения ротного старшины.

Шутка юмора: «Дежурный солдатик спрашивает прибывшего в часть:

— Ты кто?

— Я генерал!

— Так какого хрена ты опаздываешь?! Там тебя наш старшина второй час дожидается!»

Дневальный исчез в будке. Я остался ждать снаружи — нет, настроение положительно улучшалось.

На территории служебного персонала не наблюдалось, из динамиков доносилась поп-музыка. Иностранщина блин, никакого патриотизма.

Овчарка постарше, или помесь овчарки, лениво звякая цепью, подхватилась с бетонки и подошла ближе, уставясь в лицо долгим тяжелым взглядом, слишком повидавшего человека на своём веку.

Нет, не шучу — мало из людей у кого бывает такой взгляд.

Не злобный и не добрый, не печальный, не грустный, а именно такой.

Оценивающий и жесткий: что ты заслуживаешь на свете, и представляешь из себя? Словно ей тоже приходилось убивать.

Я знал, что такие особи могут запросто сожрать при голоде собачьего собрата щенка, кошку, и даже человека.

Иногда смотришь на какого нибудь зверя, прямо ему в глаза, и видишь отражения самого внутреннего себя, как отражение в зеркале ранним утром перед умыванием.

Смотришься в него и замечаешь нечто такое...

От мыслей отвлёк мутный говорок дежурного:

— Они откушавши сейчас будут на воротах.

Не знаю, что он там наговорил, но из дальнего помещения, видимо штабного, вышел человек в простой камуфляжной форме без знаков отличий и направился на КПП.

А со стороны дороги за воротами подъехал «пазик».

Потом подкатил второй и третий автобус.

Понятно, «обезьяны» подъехали те самые.

И я стоял, не зная, что делать зажатый с двух сторон.

Рок–энд–ролл!— блин полный.

Начнём беспределить, а что остаётся.

Из искры, да возгорится пламень.

Пора нож наточить немного, а то он подзатупился.

Кругом движение — да ерунда. Само собой всё образуется.

И кругом пустота, если смотреть метафорически.

Следуя такому правилу, присел на асфальт прямо возле ворот, достал точильный наборчик с ножом.

Сижу, точу–правлю нож мусатом, никого не трогаю.

Из «пазиков» высаживались новобранцы–контрактники.

Хохот и смешки, вот потеха им дармовая.

— Это что за суфийский дервиш.

— Да хрен знает.

— Начальство виднее.

— Может он шахид замаскированный?

А это мысль, работает креатив.

Экспромт и импровизация, главное в нашем деле.

Нащупал камень покрупнее и швырнул в толпу:

— Бомба!!— никто не лёг, не прикрылся.

Вот как с такими работать?!

Прокричал петух в селе — и началось.

Учил многому: как шеи ломать одной рукой, как отрезать голову правильно. Головы, как скальп у индейцев.

Приносишь отрезанную башку — тебе сто баксов сверху.

Война и мир, то бишь — война и деньги.

Война... что такое по сути: опять мы гибли за нефть, металл и «бабки».

Ингуши и чечены — нормальный народ.

Как все народы, ищущие справедливости на земном свете.

Если хорошо подумать, никому «эта» война не нужна была.

Не нужна она простому народу.

Каждому стаду пастух нужен.

Бывает по-разному, но этой толпе нужна жёсткая жесть.

Конечно, всё не так вышло с хеппи–эндом.

Как там было...

Я по-прежнему сидел на асфальте, и спокойно точил свой ножик.

Подошедший Сухов кое-как угомонил людей, выпрашивая их принять хоть какой-то человеческий строй.

Понятно, всё придётся делать самому.

Я отозвал Сухова в сторонку и переговорил с человеком — что и как обстоят дела во вверенной ему части.

Он мне выдал карт–бланш: мол, делай с разбродом что хошь, а там хоть трава не расти.

— Построились!— сначала тихо, нормальным голосом отдал приказание.

Всем плевать, как будто меня здесь нет и не существует — бесплотный призрак я, тень отца Гамлета. Ладно, пока поиграем в доброго «дядю».

— Постррроились!!— уже гораздо громче, срывая голос на рычание.

«Обезьяны» нехотя зашевелись, забурчали недовольно приказом, но стали принимать подобие строя в три шеренги.

— Построились, гомо сапиенсы недоделанные...— на этот раз спокойней повторил.

— Слышь, ты, командир!— не гомики мы!— из строя донеслось возмущённо.— Пусть мы «неудачники», но людей не оскорбляй.

Вот как с таким контингентом работать, если они не понимают русского языка и багаж знаний восемь школьных коридоров за спиной!

Понятно, что здесь одни «неудачники».

Хотя так оно и есть, если жизнь всосала в это ЧВК, не нашедших себя в обычной жизни полнейших неудачников.

Разбираясь в себе, разбираешься во всём.

Во всём дерьме, что тебя окружает в жизни.

Кто учит этому «осознанию»? да никто!

И тут встаёт вопрос: а нафига... тогда нужно оно это осознание.

Может я сужу о людях однобоко и приземлёно, это ничего не означает. Каждому своё, субъективное и личное, как есть.

К примеру, есть человек, у которого четыре высших диплома, у меня ни одного. Да пускай он на порядок умнее и расчётливее всех нас вместе взятых — конец один и тот же придёт. К знающим и просвещённым тоже.

Чему завидовать? То, что он лучше разбирается в чём-то — да пофиг.

Так многие знания — многие печали, как говориться.

Достиг он определённого статуса в социуме, как нынче принято модно завуалировано выражаться с лёгкой подачи сами знаете кого: «женщины с пониженной социальной ответственностью» — пример.

И есть обычный дворник, или «дворники–неудачники» коих множество не достигшие этого статуса.

И что? Они не достойны жизни? Хотя такое существование, жизнью трудно назвать. «Дворники» тоже нужны на земле, чтобы подтирать дерьмо за такими статусными. Да частенько бывает, статус не зависит от ума и таланта, а от многих обстоятельств жизненных: судьбы, кармы, удачи, счастливой звезды, предназначенья — не знаю, называйте как хотите.

Всё что нужно знать о людях — два постулата: человек это искусственно выведенный подвид животного, без морали и принципов, который может предать в любую секунду.

Наверно все помнят булгаковскую историю, когда Воланд стал разбрасывать деньги, а люди алчно хватать и подбирать их.

Вот где открылась сущность людей.

Они изменились?

Они внутренне никак не изменились с доисторических времён.

Остальное сказки для детишек про долг, про честь, про любовь и веру в светлое будущее: кино, книжки, песни — всё дерьмо.

Утрированно, разумеется.

Есть, конечно, рамки и табу, ограничивающие звериные «хотелки», отличающие нас от животных.

Помниться недавно практиковалась операция лоботомия над асоциальными элементами.

После неё человек–животное превращался в овоща.

И что лучше для общества? И какого. С какой точки опять же оценивать.

Племена маори, каннибалы Зеландии, аборигены дикари Африки, туземцы Филиппин — они тоже социальные общества, хоть и отсталые, как мы ошибочно думаем.

Сотню раз был прав чертяка Дарвин, что обычный человек произошёл в результате отсева, естественного отбора, выживания. То есть эволюции.

Вот бы забросить современного человека без благ цивилизации: без радио, интернета, гаджетов — одного на год в дикие джунгли в безопасное место, где есть еда и нет хищников.

Интересно что будет: останется ли он человеком, или превратится обратно в обезьяну, образно выражаясь.

Вот чему может научить женщина ребенка, и не своего.

Учительница в школе, воспитательница в садике.

Скоро дойдём до того, что министр войск будет баба... что и пропагандируется везде.

Вы скажете, а как же сталинское время: энтузиазм, патриотизм, победа на войне? Правильно. Под страхом наказания, что только не сотворишь, вся страна как один «гулаг» была.

Или взять царское время, тоже справедливо.

Но это ведь, так сказать, верхушки общества, им заняться нечем, вот элита с жиру бесилась.

То книжку напишут, то картину, то стихи сочинят с пьесой.

Дворцы, балы, любовь, дуэли — красиво, ничего не скажешь.

А холопский мужик: он, что будет рассуждать о высоких материях?

О долге и чести... ему лишь бы брюхо набить посытней, потомство настругать и побольше.

Да некогда ему думать: надо сеять и пахать, пахать и сеять с утра до зари.

А мне их надо надрессировать, ничего личного не имею против них.

— Выйти, кто голос подал свой!

Прохаживаясь перед строем, учуял запашок свежего перегара от некоторых подопечных. Вообще раслабон полный!

— Выйти, воин!

Снова обходя заднюю шеренгу строя, незаметно принюхиваясь к людям, и оказался напротив его, того анонима.

Напротив стоял человек, и глубоко презирал меня.

В... я не знаю в чём. Здоровый, под два метра с лишком.

Ну что ему сказать: «Не трогай меня, малыша Джоника, а то хуже будет!»

И началась дуэль глазами, характерами.

Он думал, обойдётся матом, как в фильме Кубрика «Оболочка».

Почему так, что люди не понимают простых вещей.

Как там было, в армейке.

Раньше в казарме спинки от кроватей были съемные.

Снимаешь дугу железную и начинаешь всех пиз... бить.

— Ты, выходи.

Туша плоти вышагнула вперед из шеренг.

Здоров боров, ничего не скажешь.

Надолго хватит — если суп из него варить.

Джоник — ты стал классным зверем.

Но это не главное, так говорил сенсей.

— Да я красный берет.

Давай выходи. Он вышел, и я. И бетонка. Больше ничего. Бей, что терять.

Он замахнулся — я принял стойку... и неожиданно аноним опустил руку, вставая по стойке смирно.

Что за дело такое приключилось?!

И вдруг все тоже вытянулись, замолкли рты зашитые на замок, казалось, строй разом перестал дышать.

Обернулся — глядь: чудило какой-то стоит поблизости.

Почему чудило?— да выряженный он в немецкую форму сороковых годов.

— Ломай его, чё встали швайнами?!— услышал в приказном тоне.

Я отрицательно покачал головой.

Вот ещё!— слушаться какого-то горохового клоуна, устраивая цирк–шапито на потеху.

— Ломай его, говорю! Давай, шнель, шнель!

— Тебе надо — ты и ломай!

Да пошёл он и все... и вообще... всё на свете.

Сжимая волевые скулы, мужчина резко переместился ко мне, становясь на дистанцию прямого удара. Он шутки не шутил, да и недурно двигается.

И сам неплох: крепко сбитый, властное лицо... если бы не идиотская форма. В строю зашушукались, нарушая мертвую тишину:

— Вагнер, это сам Вагнер...— зашептали мне подсказчики доброхоты.

Да пофигу: Вагнер, Бетховен, Шуберт, да хоть сам Моцарт явись сюда — мне по барабану! Музыкальный оркестр, блин!

Я ему что гладиатор?! Типа убить, не убить по прихоти императора.

Нет уж. Снова испытание характеров, меряясь силой долгого взгляда.

Видно что-то передумав в себе, Вагнер проскрипел сквозь зубы:

— Зер гут, зер гут, тренируй.— И повернулся к строю:

— А вы слушайтесь его, а то сам лично буду рвать на британский флаг.

Ферштейн швайне?

— Яволь, герр Вагнер!— дружно ответил, видно наученный горьким опытом, общий строй, стоя навытяжку.

Вот это дисциплинка!

Дальше он направился на КПП, обход наверно совершает поутру.

Уфф, я перевёл дух, да и все тоже, немного расслабляясь.

Да, очень неприятный тип со стальным давящим взглядом, который кое-как выдержал. Не хотел бы с ним встретиться на узкой дорожке, в тёмном лесу.

— Командир, ты извини уж, сам понимаешь...— Прогудел бывший противник, дружески протянув широкую ладонь.

— Проехали.— Пожимая её в ответ:

— Джоник.

— Магеллан.

— Понятно. Будем знакомы. Сам с каких будешь?

— Начинал с ВДВ. Круто ты с ним.

— А то. Ладно, иди на место, потом пообщаемся. Сейчас работаем.

Снова по новой началось:

— Построились. Смирра!

Так прошёл день до заката.

А вечером тёртый Магеллан достал откуда-то водки ящик палёной.

Водки налили мне полный стакан потом, за знакомство с «музыкантами».

Обычные мужики, у каждого есть своя причина поступить в наёмники.

Пошли разговоры про жизнь, про делишки, про баб — как принято на гусарской пьянке.

Поддатый Магеллан, а он, судя по всему, побывал почти во всех точках, делился опытом, держа налитый стакан в руке:

«... Я же в «песочницу» второй раз лезу, не могу дома усидеть.

Тянет, что ли, да денег заработать. А в первый раз там была полная ахинея. Только штыков на калаш не хватало, а то прямо вторая мировая.

Как случилось под Пальмирой: в поле людей выгоняли с техникой, и команда сверху — ваша задача взять укреп, взять блокпост.

И вперёд, как на убой. Когда по нам начинали со «стодвадцаток» класть, с «кордов» по технике, то людей...— Магеллан потёр ладонью лоб.

— Их рвало на части, на кусочки мелкие. Прямой наводкой с РПГ, и остаются только рожки да ножки.

Или случай под окрестностях Дейры, там было отправлено на маршрут триста человек: наши «вагнеровцы», спецназ. Из них погибло больше половины, это вам не покажут по телевизору в новостях по первому каналу. Авиация коалиции союзников, то ли спутали, а то ли специально, бомбила нашу колонну почти два часа.

Сначала долбила артиллерия. Потом самолёты вместе с парой вертолетов охотились и добивали тех, кто пытался скрыться. Абсолютно на добивание. А средств ПВО, даже ручных нет.

Мужики беззащитные были в колонне, ехали на позицию для штурма.

Много старой техники, всё сгорело к чертям, и мало кто уцелел.

Раненых отправили на родину. Там все тяжелые, увечья страшные, у многих жутко изуродованные лица и ранения головы. Почти все лишены конечностей, либо получили чудовищные ранения.

Сколько в итоге выжило вместе со мной, предполагать не буду даже.

Мужики!— вас без обучения на полигоне в бой не пошлют, это ежу понятно. Но чему успеют научить — элементарно стрелять, чтобы вы не сразу сдохли. У кого есть боевой опыт – они как-то живут, но всё равно, не то. Так что, пускай Джоник учит нас получше. Выпьем за это...»

Магеллан хлебнул «палёнки» ничуть не поморщившись, мужики поддержали тост, выпили и закусили.

Мда, как всегда: сначала герои нужны чтобы победами гордится, а потом плевать в их испачканные кровью лица.

Ничего не изменилось с 1941 года, что в Афгане, что потом «там» под Грозном в 95-ом, и сейчас в Сирии.

Подавались бы вы лучше в Зону Отчуждения, парни.

Да вот незадача, путь туда стал заказан, и там сейчас несладко.

Всё перекрыто настолько, что мышь не проскочит, насколько доносились слухи: РФ с Украиной опять что-то круто не поделили.

Поезда гражданские пустили по самой границе: Лиски–Россошь–Ростов, тут гадать нечего — по велению «Свыше»; допустим, попадёт шальная ракета с «бука» в поезд и будет вам счастье.

Конечно тем, кто в поезде едет счастье не будет, а будет оно Генштабу РФ.

Был бы повод, а причина найдётся.

Не обещай, и не проси.

Ты не достоин меня, говорят они, то есть бабы.

Или выбирай: я — или всё остальное на свете: работа, творчество, карьера, хобби, любимое дело.

Да пошли они.

Потом зашёл в меня второй и третий стакан. Споить хотели наверно.

Домой не поехал, там, на полигоне остался.

Мне выделили каптёрку в штабном здании, помещение такое отдельное скромное, номер люкс без единой звезды, где царил стойкий запах оружейного масла. В ней заночевал.

Регине позвонил и предупредил, чтобы не искала напрасно. Да нет, не такой уж и пьяный, не захотел возвращаться, а ведь завтра с утра снова сюда мотаться.

И бывает состояние, когда хочешь остаться наедине и обдумать наболевшие вопросы: зачем нахожусь Я, и что делаю Здесь?

Ведь я бегу изо всех сил от этой «системы», и почему-то снова в ней оказываюсь?! Замкнутый круг, получается!

Я как-то пошел по городу.

Бабка стоит возле рынка.

Столик, на нём карты, спрашиваю:

— Ты во что играешь? Три напёрстка?

— Нет. Гадаю.

Потоптался и снова вернулся.

— Сколько стоит гадание?

— Пятьсот рублёв. Как налоги подняли. Мы (то есть экстрасенсы) тоже налоги платим.

— Эй–эй. Давай скидку сделаю. Подходи. Я про тебя всё знаю.

Это да. Не стал гадать, и деньги отдавать гадалке.

Если сам лично знаю, что и как со мной будет.

Бабка чувствующая. Даже я ощутил. Что-то такое есть.

Если не знал бы — то может тогда.

Посреди ночи проснулся, мучила жажда, как привычно бывает при похмелье. Захотелось холодной воды, или чаю крепкого с кусочком лимона. Лучшее средство от такой болезненной штуки.

Всё течёт и меняется, лишь у меня однообразное движение в колесе круглом. Пришлось с койки вставать не одеваясь, ведь в одежде прилёг от усталости. Ярко подмаргивая, загудел ртутно–газовый светильник, и тесное пространство каптёрки осветилось.

Столик неказистый, на нём чайник электрический и уже с налитой водой.

Включил, нажав кнопку. На полках нашлась чистая кружка с упаковкой чая в пакетиках. Ладно, нам пойдет и так, без лимона и сахара.

Чай пьют только очень богатые люди, нам бы по бедности дешевенького винца — вспомнилась присказка старшины из молодости.

Пока занимался всем приготовлением, заклокотал проснувшимся вулканом чайник, выпуская облачка пара, закипев пузырями.

Залил кипяток в кружку и решил выйти на воздух освежиться малость,

и чай пока завариться покрепче.

Темно оказалось там, так сейчас третий час на дворе, не больше.

Определил на глаз время, часы там остались в каптёрке.

Очень темно, но потом зрение адаптировалось и можно кое-как ориентироваться в ночном полигоне.

Сама площадь полигона являлась огромной.

Там КПП, плац, там спортплощадка, где мы весь день кувыркались и тренировались. Дальше стрельбище со «взлёткой».

Вон контуры ангаров разгляделись — один большой, другой поменьше.

Интересно что там, днём было не до них, и пост с оружием вокруг стоял усиленный. Похлопал по карманам, доставая сигареты с зажигалкой, но пачка оказалась пустой — оказывается, всё раздал, угощая мужиков.

Блин, ещё курево закончилось как назло всему, а магазина здесь нет ночного. Может там кто-нибудь встретится с табачком.

Отхлебнул чая для бодрости, и, привелось переться туда в дальний путь.

Вот громадина ангара вырастает передо мной с каждым шагом.

Тихо и никого нет: ни поста, ни караула.

Маленькая дверь незапертая и без замка.

Может внутрь зашли?

Торкнулся в неё, без задней мысли зашёл в ангар.

Темень, только что-то мерно гудит.

Тоже здесь никого, получается.

Тогда что здесь, заело любопытство, только как осмотреться?

Зажигалка, а в ней сделан мини–фонарик.

Острый лучик света пронзил темноту.

Ого! Самолёт стоит пузатый, дальше вроде АН-24 наш в сторонке притулился. А этот какой-то незнакомой марки.

Подойдя ближе к самолёту, и точно, разглядел небольшие эмблемы «USA ARMY», может «боинг», может «локхид», хрен их разберёт.

Странно?— что делает иностранный самолёт, на территории России, да в расположение почти военной части.

А гудение издавал небольшой насос, установленный на двухсотлитровую бочку. Он и перекачивал что-то из бочки по трубке в крыло самолёта.

Лучик фонарика скакнул на железную ёмкость, высвечивая маркировку.

Что за...? Обозначения состояло из черепа с костями, с надписями по всей бочки на английском видимо: — «Attention! Danger! Very toxic substance: Barium. Strictly observe safety precautions! »

Химикат какой-то в него, что ли заливают?

Само собой разумеется, что иногда в самолёт надо заливать керосин, топливо. Спирт авиационный, может масло какое-нибудь.

Понятно, что раньше пестициды и нитриты распыляли с «кукурузников»

Но чтобы яд с высотного самолёта, первый раз лицезрел.

— Стоять! Ты кто такой?! Какого хрена здесь делаешь?— хлестнул ударом крик за спиной.

Я стоял спиной к незнакомцу, застигнутый на месте, освещенный лучом чужого фонаря, снова думая над теми же вопросами.

Действительно: какого хрена я делаю?! Хотел бы сам знать.

— Да мимо проходил. Вот и реши...

— Руки на месте держать! Двинешься — стреляю без предупреждения.

— Это секретный объект и посторонним вход запрещён.

Доигрался чёрт на скрипке!

Эх, что тут думать. Надо выходить из положения.

А вдруг не успею сработать, тут палка о двух концах: или он или я, другого не дано. Незнамо кто за спиной стоит — карлик или здоровяк профи десантник с 46-м размером подошвы.

— Слушай земляк, может договоримся? Блин, ухо чешется невмоготу, дай почешусь?

— Ага, договоримся, стой на месте, — начиная говорить в рацию.

Она как назло, или на мое счастье, шипела, кряхтела слогами, издавая невнятные звуки и отрывки слов: «гр, грр, хрр».

Ангар железный, он и наводит радиопомехи.

Луч фонаря нервно дергался по сторонам.

— Эй, эй, дружище, ну что сделал — случайно зашел не в то место.

Отпусти — я забуду, и ты забудешь о маленьком недоразумении? Окей?

А если я не один здесь? Может мой человек тебе сейчас за спину заходит и готовится приставить нож к горлу?

Луч фонаря нервно заметался по сторонам.

Я продолжал нагнетать напряженность и добавляя остроты в ситуацию:

— А вдруг он продырявит бочку с барием? Не думал? И всем нам будет крышка.

— Не дури, стой на месте. А ну выходи, кто здесь?!

Послышался шорох удаляющихся шагов.

Ага, значит, решил включить освещение и возможно соединиться по проводной связи или выйти за дверь ангара, что маловероятно, учитывая уровень подготовки личного состава.

Так, при передвижениях, концентрация на цели падает в два раза. Стремление удержать ситуацию под контролем порой приводит к непредсказуемым последствиям.

А мне главное не делать ошибок и сохранять рассудок.

Продолжая обдумывать варианты действий:

добраться до бочки и что-то сделать с ней — но это так, почти самоубийство разлить ядовитое вещество;

сымитировать приступ эпилепсии — но кто знает, может не так поймет и охранник пустит в меня очередь, чтобы долго не мучился;

убежать, отвлечь внимание — куда и чем... всё не то!

Думай дальше Джоник.

Странная штука жизнь: раз — поворот судьбы, и ты играешь другую роль. Или влечет тебя к девушке молодой и красивой, сил нет ждать и терпеть и желание одолевает быть с ней.

Умом понимаешь что нельзя, и гасишь огонь в душе.

Почему так: я встретил её, сошедшую их снов.

Красивая, и в платье модном, как мечтал.

Но нет, она принадлежала ему, «другому».

Однако, знаешь же что могло быть все по-другому, и как...

И плевать на все условности и преграды, жестокому миру нет никого дела до вас. А с другой стороны медали думаешь: а на хрена, если ли смысл в такой суете.

Выдуманные иллюзии не совпадают с наглядной действительностью. Гораздо чаще и лучше взаимодействие с социумом напрямую.

Я считал в уме число шагов до двери... отчетливо представляя как незнакомец переставляет ноги.

Шхх. Глухой удар и шлепок, как будто человек свалился подкошенный на землю, чуть слышное звяканье железа об бетонку ангара, наверно оружием.

Обернулся — в светлом проёме двери ангара маячила плечистая фигура:

— Ну что инструктор, вовремя я?!

Магеллан, по голосу узнал выдуманного помощника, который объявился словно оттуда, из другого мира, по моему зову.

— А ты как здесь... ты что его завалил?

Из дальнего вагончика охраны уже бежали, направляясь к ангару вооружённые люди с оскаленными собаками.

Слышен лай и крики бешеных псов на коротких поводках.

— Не, только выключил на полчаса. Потом очнётся.

— Ладно. Уходим.

Уходим то — уходим, только как?

Снова цейтнот — на раздумье несколько секунд.

Избавитель присел к телу незадачливого охранника, сдёрнул ремень калаша с плеча, принялся мгновенно расстёгивать форменную куртку, на которой висел бейджик–пропуск, наконец, стащил её, подхватил фуражку с пола и передал снятые трофеи:

— Переодевайся, теперь ты — это он.

Я уже понял идею Магеллана и стоял со снятой «афганкой».

Он почти силой отобрал её, надевая на себя:

— А как ты?

— Не знаю, выкручусь. Или ты вытащишь меня потом. Быстрее, быстрее, пошевеливайся.

Магеллан подгонял, но меня и не требовалось, а моя «афганка» трещала по швам, не налезая на крупную фигуру наёмника.

Потом он отволок за ноги бесчувственное тело в тёмный угол.

Суровый дядька этот Магеллан.

Переодевшись в охранника, машинально передернул затвор автомата:

— А если не получиться? Что тогда?

— Нет, так нет. Мне один хрен подыхать на роду написано.

А ты живи. Живи за всех нас: за себя, за меня, за того парня.

Короче, не парься.

— Ты готов? Ствол к башке приставь. Выходим!— Магеллан сцепил руки над головой.— Ну, с богом.

И он шагнул за дверь, следом я...

Ах как часто нам хочется убить любого человека из-за житейской мелочи, в неосознанном желании отнять жизнь в ссорах на улице, в конфликтах на работе, в злых семейных скандалах.

И не думаем о поступках, почему они так делают.

О будущем: кто знает, когда они могут реально прикрыть спину, выручить в трудной ситуации, спасти твою жизнь.