В забытьи провалялся несколько часов, пока очнулся, пришёл в себя. Вспоминая прошедшую ночь, с тоской смотрел на пустую постель. Жить не хотелось. Совсем.

Несмотря на то, что итак осталось недолго.

Висевший на стене большущей календарь моих двух месяцев, — где в нём зачёркивал траурным крестиком пройденные бегом бессонные дни, — безмолвно напомнил об этом.

В жизни как всегда гармонии нет. Так мне и надо.

Не ценим мы ничего; то, что дается даром будто как должно так быть, начинаем этим дорожить только с потерей.

Сука — любовь, сука — жизнь, сука — судьба; всё остальное.

Куда ни коснись, везде она эта «сука» без просвета.

Жизнь жестит не по-детски, она никогда не станет прежней.

Эх, если б можно вернуть всё назад! Но ведь на свете не свете не может стереть прошлое, или может изменить его.

Не знаю, чувств нет никаких, их убило всё.

Жду смерти, придет ли она за мной сейчас или попозже.

Ну давай приходи, я готов.

«Эй, соберись чувак!— вдруг кто-то приказал. — Не место, не время распускать сейчас сопли».

Слушая внутреннего командира, пошел в ванную, мыться–бриться, приводить себя в порядок, ставить чайник на кухне, кормить кошку.

Прибрал ночной беспорядок в комнате.

Сделал зарядку небольшую, включая для бодрости ритмичную музыку из французской эстрады, да погромче.

Она мне нравилась, есть что-то в ней вечно-непреходящее.

Не то, что наши однодневные мелодии вроде «коротких юбчонок».

Возле зеркала в ванной обнаружился цилиндрик губной помадки, след от Лии. На полочке рваная упаковка противозачаточных пилюль.

Ещё нашёлся в комнате белый кашемировый шарфик, тоже от неё, на память что ли оставленный.

Равнодушно сунул все находки в один пакет.

Наверно стоило позвонить Лилии, но не знал её номера.

Ладно, потом зайду в офис и верну.

Елку что ли поставить или гирлянду развесить — задался вопросом.

Новый год на дворе, вроде праздник.

Наверно в этом есть тоже хоть небольшой смысл жизни; что-то делать, идти куда-то, чем-то заниматься, где-то работать.

Повесил гирлянду, Мата помогала как всегда, разматывать, то есть наоборот запутывать провода. Но мы всё-таки справились: распутал, подсоединил в сеть гирлянду, а кошка наигралась вдоволь.

Тонкие радостные огоньки беззаботно замигали.

Вспомнил о лекарствах, что надо их принимать от вынужденной профилактики.

На холодильники пузырьки выстроились в разнобойный ряд, высыпал по одной из всех, заглотал, запил водой.

Закипел чайник, стал готовить кофе.

Налил в чашку наполовину, разбавил его коньяком.

Мне ничего не навредит.

Пил кофе, бесцельно бродил по квартире некоторое время.

Наверно убивал время, как делают все люди.

Забирай весь Мир с собой, — сказала Лия, — и да, заберу с собой.

Это Солнце разлетится на осколки всех оставшихся дней, как мы расстались — да пошло всё к чёрту.

Так бывает, когда люди разлучаются из-за пустяков и мир весь катиться к пропасть. Надо в больницу, наверно и всё.

«Чужое горе никого и никогда не волнует — так ведь», — произнес себе, стал одеваться.

Мата безмятежно спала девятым сном на подоконнике.

Свернувшись клубочком, уткнув носик в промежность.

Как они так могут? Непонятно, подивился такому.

А если завтра война, а если сейчас придётся умереть?

Ведь такое может быть запросто в любой момент.

Пойми Мата, я же не со зла всё делаю.

Махнул рукой — да ты всё равно не поймешь.

Кошка спала, не обращая внимания.

Что поделаешь, она животное. Как я.

А у неё есть душа? Наверно есть, как у всех живущих на белом свете.

Надеясь на некое чудо, ждал, что оно вот-вот произойдет с нами двумя: кошкой и мной, но, увы, чудес не бывает.

Погладил Мату, может немного успокоюсь перед уходом.

***

Сидел в больничном коридоре, ждал результаты анализов.

Там кабинет кардиолога, с деревянной дверью.

Простой и белой, за которой скрылась вся моя жизнь.

Правда, забрал бы весь мир с собой, если бы мог так сделать.

Но, увы, я не волшебник.

Мимо, напоминая о горькой старости, кропотливо шаг за шагом проковыляли: сначала седой дедок прошёл, опираясь на палку, потом сгорбленная бабка с клюкой.

И медленный шаг за последним шагом.

Один Шаг, за другим шажком.

Как у младенцев. Только они начинают жить, не зная что такое смерть.

Вот же блин?! — как они так делают, цепляются за угасающую жизнь?

Наверно я бы не стал на их месте, или бы стал?

Мне не понять такое стремление к жизни.

Может они также, стараются растянуть время дарованных лет.

В пустом вечернем коридоре больницы остался один, одинёшенек.

Жесткое сиденье не давало покоя, заставляя мою задницу ёрзать каждую минуту. Появились уборщицы.

Одна молодая, другая постарше, принесли с собой суету и повседневную жизнь. Расставили ведра с водой, мешки под мусор.

Они начали уборку с дальних углов коридора.

Женщина, которая постарше, принялась мыть в самом коридоре пол, настеленный свежим линолеумом.

А молодая работница мыла полы в кабинетах врачей.

Открывала замок где закрыто, заходила в каждый по очереди туда, наводила чистоту и выходила.

Недавно в больнице, которой уже больше полвека, наконец сделали косметический ремонт, хоть какой-то.

Покрыли скрипучие полы новым линолеумом, побелили древние потолки, перекрасили серенькие стены в трещинах на радостный цвет.

А на всё остальное: — «денег нет, но вы держитесь...»

Захотелось плюнуть в лицо, тому, кто такое сказал.

Пусть бы он сам полечился здесь и помыл полы дореволюционной шваброй, а не моющим пылесосом, который специально создали для прогресса.

Мокрая тряпка на швабре ловко стирала следы пришлых посетителей.

Раз за разом, с каждым взмахом, подбираясь к моим ногам всё ближе и ближе. Так же, как следы на полу эта тряпка сотрёт моё напоминание о том, что когда-то ведь жил на этом свете.

Будет ли кто-нибудь помнить, интересно.

Буднично, немного раздраженно переговаривались между собой занятые неблагодарным делом женщины, наверно тоже со сложной судьбой.

Ведь наверняка никто в детстве не хотел стать из них уборщицами.

А случилось, и стало именно так почему-то: я умираю, а им придётся мыть полы тоже до самой смерти.

Такова жизнь, сука — жизнь.

Встал, отошёл подальше, чтобы не мешаться под половыми тряпками.

Хочется курить прямо сейчас, не отходя от кассы.

Незакуренная сигарета из пачки, которую всё-таки нашёл на кухне, встала в горле комком жеваной резины.

Хотелось, как раньше пить водку, курить сигареты, трахаться со всеми подряд, даже с мулаткой китаянкой.

Хотелось куража дикого негритянского в караоке.

Желалось кричать, невзирая, что на всю улицу и на опустевшие коридоры поликлиники, ведь я сумасшедший.

Но горло сдавило внутри и перехватывает сердце, что дышать невозможно.

Живи. Но видно мое время пришло. Да просто живи.

Теряя сознание, повалился на пол. Плохо, очень плохо.

Перед глазами встал черный экран с белыми титрами, которые идут после просмотра фильмов.

Осталось лишь задержать воздух надолго–надолго — и лишь потом выдохнуть, но не сразу, а как-то постепенно, с каждым мигом, каждой клеткой выпуская из себя частичку драгоценной жизни.

Выдыхаешь по чуть-чуть, не спеша.

Точно по одной капле лечебного раствора протекающего в тонкой трубочке капельницы.

Тихо-тихо, будто опасаясь спугнуть кого-то, словно боясь не успеть что-то сделать. В очень короткой жизни.

Выдыхаешь медленно–медленно, как поцелуи на губах перед расставанием, чувствуя сладковатый вкус на языке.

Хотя воздух без запаха.

— Врачи помогите, тут один помирает!— заголосила одна из поломоек.

Из кабинета на вопли выбежал кардиолог:

— В реанимацию его быстро. Где наша «скорая»?

На улице стоит? — бегите вниз, вызывайте фельдшеров!

— Дыши! Дыши!— надрывается лысый плотный мужик с бородкой в белом халате, ритмично надавливая на грудную клетку...

***

Жёлтый полумрак в комнату, приносил светильник, освещавший стол с клавиатурой в сгустившейся ночи.

Я сидел, пролистывая новости на мониторе.

Нашёл вебсайт, запустил показ голосового стрима, оглашающий итоги конкурса. Не так давно послал на этот конкурс небольшой рассказ, в надежды занять какое-нибудь призовое место среди начинающих литераторов.

... — По итогам голосования жюри на первое место нашего чарта вышла Виктория Рай, с новым замысла книги — «оргазм», сочиненной в жанре женского детектива. Подписывайтесь на её инстаграмм, делайте репосты, первые десять человек получат горячий экземпляр печатный книги с автографом автора. А сейчас, дорогие слушатели, в эфир запускается аудиозаписью первые две только что написанные главы из романа...

Послушаем, чем же она так хороша, эта книжка и автор.

Мне стало немного обидно, что моё произведение ничем не примечательно.

Надел наушники, переключая основной звук с динамиков на них.

Пропустил начальные строчки и само вступление, пока возился со звуком, а потом повествование захватило, и забыл обо всём.

Автор писал ярко, красивым лёгким слогом, непринужденно то там, то там создавая выразительные образы персонажей.

Закрученное описание действия лилось свежей рекой из наушников.

Живым языком она, Виктория, раз за разом описывала откровенные сцены, не стесняясь, не боясь скатиться в пошлость и, тем не менее, обходя острые углы слишком уж большой натуралистичности.

Это волшебно и завораживающе, непонятно как достигнуто до такой глубины выпуклости героев детектива, погружая читателей (слушателей) в самые дебри всех взаимоотношений.

Она полностью обходилась без назойливых флешбеков, без длинных ремарок, так ныне модно принятых в литературной среде.

Круто, очень круто.

Так никогда не захватывал написанный текст, почти ни у кого.

Что было печально для меня.

Ведь так не смогу при всём желании создать такую гениальную вещь. Стал завидовать черной завистью.

Сам сюжет был не нов, почти избит во всех отношениях.

Обычная женская ерунда, но какая подача материала, творилось что-то невероятное, заставляя забыть о течении времени.

Потянулся с наслаждением, разминая затёкшее тело до хруста.

Озвучивающий текст диктор мужчина, как чувствовалось, сам был увлечён процессом, выражая эмоции чтением глав.

Писательница мастерски подавала описание декораций, играла словами и образами, блистала тонким юмором в перипетиях сюжета, подмечая тончайшие нюансы в динамике персонажей, особенно в поставленных диалогах.

Она делала это так, будто сама являлась свидетельницей присутствовавшей в местах событий.

Запись глав закончилась, там попрощались и сказали, что через несколько дней будет обязательно продолжение.

Я с сожалением снял наушники.

За окном давно рассвело, сумрак развеялся дневными часами.

Надо позавтракать, разыгрался аппетит, захотелось кушать.

Но к чаю дома ничего не нашлось, холодильник совсем пуст, но не планировалось его набивать до отказа.

Надо совсем немного еды, ведь через сутки улетать.

Но питаться эти сутки как-то надо, для Маты взять что-нибудь из мяса. После криза в поликлинике, где меня откачивал кардиолог, делая видимо искусственное дыхание, отвезли на «скорой» в стационар.

Там больше суток провалялся в реанимации под разными капельницами.

Потом отпустили, скорее сказать, твердо настоял на освобождении из стерильных стен лечебницы, подписывая в очередной раз бумаги о понимании происходящего, о снимании всякой ответственности с врачей.

Предпочту умереть на воле.

И вот снова полная свобода действий.

Когда узнал тот приговор кардиолога, что жить немного, что-то переменилось внутри, захотелось оставить после себя какой-то след. В то время пристрастился писать тексты.

Сначала маленькие и неумелые.

Потом втянулся, вместе с бегом по ночам.

Бег помогал не думать, в тоже время думать о чем-то важном для меня, для всех ныне живущих.

Приходил домой, на скорую руку записывал до работы мысли в буквы. Буквы складывались в килобайты файлов.

Пришлось идти в ближайший супермаркет за продуктами.

Магазин уже днем был полностью заполнен людьми, закупавшими разной всячиной к новому году.

По всему торговому залу сновали озабоченные горожане, закупая припасы полными тележками в бездонные хранилища к празднествам.

Кто-то кричал громко и радостно на весь торговый зал супермаркета — «С Новым Годом» — каким-то знакомым и проносился шустрым метеором рядом, быстро скрываясь в толчее покупателей.

Из динамиков разнося на весь магазин мелодию, звучала приевшаяся песня — пели девчонки–Стрелки:

«... И фейерверки в небо взлетают, к нам приближается сказочный праздник...»

Ага, так уж в сказку попал, кому в сказку, а кому дырка от пряника.

После входа сразу располагались лотки с фруктами.

Тоже надо, подумал, хотя бы немножко в холодильник, выдёргивая пустую корзинку для покупок из стопки.

Ого, — и мандарины есть не такие дорогие, оторвал пару пакетиков, пристраиваясь с неудобной корзиной для набора мандаринов в мешочек.

Непримечательная женщина, чуть обогнав, — пока раздумывал, как и где набирать, — стала рядом со мной тоже шустро выбирать фрукты, которые на её вкус были получше.

— Не скажете, жесткие ли мандарины?— обратилась пожилая женщина, подошедшая к рядам.

— Да нет, в самый раз будут, — и, забывшись, где нахожусь, стал о чём-то говорить вслух, не обращая внимания на покупателей.

«Оранжевые шарики свежо–покрашенных мандаринов лежащие с горочкой в хрустальной вазе источали праздничное настроение...»

Цитируя под впечатлением ночного бдения несколько строк из детектива.

— И какой же будет роман?— послышался под ухом молодой женский голос.

— Что? Простите?

— А вы мои слова из нового романа воспроизвели...— объяснила рядом выбиравшая мандарины женщина.

Голос не вязался с бесцветной внешностью и незаметной одеждой, состоящей из черной куртки похожей на рабочий ватник, трико толстое тренировочное, темная шапочка натянутая до глаз, из-под которой выбивались короткими ручейками прядки светлых волос.

— А-а, это...— смущенно повторил, — из романа, нового получается. Ах, да, так постойте, вы есть та самая...

— Да, наверно та самая.

— Понятно, — стал детальнее разглядывать случайную собеседницу, в случайном магазине.

Стало ясно, почему не обратил на неё внимания, слишком обыкновенная серая мышка.

Она вдруг подняла бледное уставшее лицо от пакета с мандаринами.

С какой-то детской непосредственностью, виновато и в тоже время насмешливо взглянула серыми воспалёнными глазами.

Да, глаза; они обладали таким тайным знанием, с некоей грустинкой. Глаза выделялись из общего облика, оказывается молодой вполне симпатичной девушки, обведённые синюшными кругами, обычно появляющимися от слёз или от чего-то нездорового.

(кто знает, может дети, работа, битьё мужа)

Наверно от утомления от недосыпания по ночам, да одежда нелепая отнюдь не придавала ей молодости.

Она обернулась и пошла дальше, что-то выискивая среди товаров.

В недоумении я остался стоять, не зная что делать.

Не верил своим ушам и глазам, что встретился с гением наяву.

Как же так? почему так?— ведь она самая обычная, ходит среди нас и такое творит... всё равно хоть разменяна треть жизни, я совсем не разбирался видимо в нашем бытие.

Она ушла недалеко, выбирая покупки для дома из ассортимента овощей. Двинулся за ней, встал рядом.

— И какой будет роман?— повторил её тот же вопрос.

— Не знаю. Какой получиться, — наконец она выбрала несколько свежих огурцов, наверно на салатики оливье, небрежно закидывая их в корзину.

— Мне пока нравиться. Какое будет завершение, чем закончиться развязка?

— Не знаю. Думаю, сделать на подобие «Дориана Грея». Если читали его, а вам как идея?

— Да отстой, но вполне подойдёт для бульварного чтива: злодеи будут наказаны, а справедливость восторжествует, как всегда. Кстати, тоже пишу, иногда. Недавно начал.

Похвастался некстати, тут мандарины у неё яркими комочками распались по корзине. Она смутилась, вот я неловкая.

— Ничего страшного, давай помогу.

— Поздравляю вас, значит мы коллеги.

— Угу, только не коллеги, а конкуренты. Завидую тебе — ты лучше пишешь. Но это не надолго.— Старался ужалить её посильнее.

Из динамиков раздавалась, или её же включили второй раз подряд, длинная песня с подпевками про сказку, новый год и что они вместе:

«... Мы рядом за шумным столом, сегодня мы вместе, мы вместе, вместе, вместе...»

Вместе с кем, со мной? что мне теперь радоваться до посинения?!

Будут ли они вместе со мной, когда придёт время хотя бы морально.

Да пофигу, всем насрать на тебя и на каждого, только в песенках тупых поют про «вместе».

Держал корзину на весу, а Вика собирала рассыпавшиеся мандарины.

— Зачем так говорите? Злой вы, человек.

— Будешь тут злым, коль скоро надо умирать.

Она прошептала очень тихо, едва слышно, сжимая в ладошке последнюю мандаринку:

— Как хочу оказаться на вашем месте. И сколько осталось... — уже погромче спросила, интересуясь мной.— Вам, жить?

— Как получиться: может неделя, а может две.

— Жаль, что мы не встретились с вами раньше. Я бы написала роман про вас, а хотите в роман вставлю историю про вас и концовку другую придумаю? Хотите, то есть можно списать ваш прототип?

— Зачем вам нужно? Что, вдохновения не хватает?

— Да, не хватает! — резко ответила она, принимая мою игру в «хорошего и плохого». Плотно завязала пакетик с мандаринами, посмотрела на меня, снова смутилась и виновато добавила:

— Так можно?

— А раньше как ты писала? Тоже подглядывала за героями?

— Нет, само получалось, из головы лезло. А теперь нет, и я не знаю, что сказать в оправдание своим читателям, — объяснила она, окончательно стушевавшись, и сжалась, словно побитый щенок мужем дебоширом.

Да что снова набросился на девушку, ополчился на весь женский пол?! Зачем?— и:

— Извини, правда, не знаю чем тебе помочь, времени нет, улетаю уже завтра — далеко и навсегда.

Она ещё больше съежилась.

Вот не умею вести себя с женщинами, уже вряд ли научусь.

— Извини, как помочь — говори?

Что бы там ни было дальше, а истории наши лучше несчастливой смерти на песчаном пляже. Весь вспотел от тепла магазинных кондиционеров, холодный пот сочился вовсю по спине.

Она молчала. Что-то думая.

— Пошли, по дороге поговорим.— Предложил ей.

— А это? Мандарины. Огурцы.

— Да бросай. Потом купим, если что.

Подавая пример, поставил корзину на пол, она тоже.

Проходя через вертушки выхода, обернулся и посмотрел на них.

Они так же беспризорно стояли.

Эти две одинокие корзины, среди всего новогоднего убранства.

Как мы: нечаянная спутница и её визави.

***

«... Она плачет и рассказывает новому парню о своём горе.

— И что дальше?

— А потом парень её хорошенько трахает. Просто охрененно жарит на кукане охрененного размера, как последнюю сучку. И всё.

Всё ради того чтобы ей стало немного хорошо, и она смогла забыть его на время...»

Рассказывал Вике новые схемы сюжета, делился, так сказать, наработками по дороге. По дороге и по насущным делам.

Сюжет Виктории был примерно таков:

«Молодая женщина, с учёной степенью, работает в научном институте.

Она, в нём, разрабатывает прибор нового поколения, который позволит исцелять женские болезни, соответственно предназначенный для прекрасного пола.

Первый образец прибора уже собран, начинаются испытания на добровольцах, то есть на девушках.

Тут выявляется побочный эффект, точнее, сам прибор не так стал работать, как было задумано.

Включённый прибор испускает излучение, девушка получает внезапно оргазм, к тому же теряет голову от всего мужского.

Проходит второе испытание, третье, шестое... эффект повторяется: подопытные женщины впадают в яркий оргазм и сходят с ума при виде мужчин лаборантов.

Словно они под действием сильнодействующего афродизиака.

Вдруг прибор неожиданно пропадает, начинаются его розыски.

Потом начинают находиться многочисленные трупы неизвестно как убитых девушек, которые проходили испытания.

Под подозрением все: лаборанты и лаборантки, шеф института, его неверная жена, любовница шефа, водитель шефа, любовница водителя, сама учёная...»

Об этом вы узнаете в новом детективе Виктории Рай.

Да все мужики мечтают, заполучить такой вымышленный приборчик в свои руки: раз — включил, направил излучение, можно переспать с любой красавицей, даже самой неприступной особой, без всякого ухаживания со стопроцентным результатом.

Такой вообщем сюжетец, не хуже «устиновых».

А мне нужно зайти в турагентство, там закончить последние проблемы. Расставить точки над «и».

Заплатить деньги за вояж, поговорить с Лией по душам и предлог есть — отдать её вещи. За беседой мы пришли быстро.

Вот он снова «Лайф Тур».

— Пошли что ли.

Знал, что она идет неотступно следом и записывает мои шаги.

Мои действия на диктофон, может вносит детали в уме.

Мне все равно. Пусть так, ведь не сумею, как она описать это.

Какие же скользкие ступеньки здесь.

Подумалось, взбираясь наверх.

Мы все здесь по ошибке, так или иначе.

И в чем смысл всё этого. Странные люди.

Говоришь что тут никакой магии, а они не доверяют.

А когда показываешь что-то — они тоже не верят.

Жизнь сама по себе Магия и Философия, которая больше всех и всего. Наверно для большинства людей, жизнь слишком хорошая штука. И думая об этом потянул дверь офиса за ручку.

— Здравствуйте. Вам чем-то помочь?— подбежала очень молоденькая девушка, с длинными тёмными волоса почти до округлой попы, которую аппетитно обтягивали черные брючки.

Ага, шатенка. Так называются девушки.

— Здрасте. Вас с наступающими. А мне бы Лилию увидеть.

— Я не знаю такую сотрудницу, извините, я здесь новенькая.

Давайте спросим у старшего менеджера, только она сейчас занята. Подождите немного, — она показала на мягкие кресла.

Что ж, подождём. Уселись с Викой. Она спросила:

— А кто это — Лилия?

— Да так, тёлка одна.

— Не ври мне, ты же любишь её.

— Ну и что. Я обидел её, и мы расстались. Это конец моего «лав тура».

— Слушай, это ведь так важно?! Для тебя...

— Это когда не имеет значения. Не прилагаешь усилия, или усилий. Впрочем, неважно...— моё лицо перекосилось нервной судорогой, мне хотелось плакать от отчаяния.

— Прекращай истерику.

Хотелось до боли, до жути, чтобы снова зазвучала та самая мелодия, как тогда вечером.

— У тебя есть французская эстрада?

— Вроде есть, — Вика стала копаться в телефоне, — да нашла, вот...

Поставила на трек песню Далиды, о прошедшей любви.

Она тоже знала о любви и сгорела от неё в то время.

Композиция была очень красивой и печальной.

— Послушай — мне не наплевать на тебя, на твою судьбу.

— Ты не понимаешь. Я устал от всего.

Наверно это карма, когда тебя никто не понимает.

Шатёнка, тоже тёмненькая девушка в строгой блузке, освободившийся старший менеджер от клиента солидного мужчины, подошла к нам:

— Здравствуйте. Вы кажется к Лилии? — я в курсе дел. Ваши документы готовы, всё прилагающееся тоже. Будете оплачивать тур?

— А где она сама?

— Её перевели в другой офис.

— Перевели, или сама перевелась? Можете её телефон личный дать?

— Мы не обязаны раскрывать подробности, и с телефоном, думаю это плохая идея. Вы будете оплачивать?

— Ясно. Давайте буду платить.

— Хорошо. Сюда присаживайтесь. Вот ваш договор на услуги турагентства, ваш паспорт с визой. Вылет завтра вечером с аэропорта 31 декабря в двадцать ноль–¬ноль, прибытие в десять утра первого января.

Что уж теперь жалеть, пересел к месту клиента, стал доставать бумажник из кармана, отсчитывая нужную сумму на стол, уточнил:

— Сколько будет с меня?

— С вас тридцать девять и пятьсот рублей.

— Вот, берите.

Менеджер пересчитала деньги:

— Да, всё в порядке. Теперь по порядку;

— Авиабилеты на самолёт.

— Ваучер на тур — возьмите.

— Копии паспортов и документов, вам бесплатно сделали.

— Вип–карта клиента, — менеджер положила пластиковую карточку на будущие скидки, где изображены удачливые туристы, отдыхающие в дальних странах.

— Рекомендую взять с собой немного долларов, для питания и покупок.

По прилёту в аэропорт Феникс города Санья, прямо там обменяете их на юани по курсу.

Кроме того, вы входите в акцию по бесплатному медицинскому обследованию сердца. Вот возьмите, прочитайте в этом рекламном проспекте.

— Понятно. Спасибо за совет, и за акцию «врачи без границ».

— И вам спасибо. Удачного путешествия.

При себе был пакетик с вещами оставленными Лилией.

— Ах да, вот передайте ей. При случае.

— Хорошо, передам. Всё? Ничего не надо? Приветы там...

— Да нет, наверно вы правы, это лишнее, и без приветов. Просто передайте.

Сложил все бумажки в папку. Обернулся к Вике:

— Ну что, пойдём дальше?

Когда мы вышли с офиса, она приступила к расспросам, вот навязалась на мою больную головушку ещё одна забота — везёт мне в последнее время на них:

— Ну и что ты сделал?

— А что?

— Ты же мог, передать что-то: письмо, записку с извинениями.

— Разве это изменило бы Всё?!

— Мог бы попытаться, во всяком случае.

— Не в этой жизни, Вик.

Сука–жизнь — вжимает и стискивает в стальных объятиях, что готов задохнуться удушьем, она сравнивает бульдозером в землю.

На моём месте, не что «жить тяжко», вообще не дай боже никому на свете.