В новостях – передали репортаж об убийстве Павла Сапрыкина, моего бывшего завскладом. «Так ему и надо, — подумал, — чтобы не трахал чужих жен». Ближе к обеду звонок:

— Пашу убили. Сходила в ломбард – хотела выкупить, но кто-то опередил. Не знаю, что делать.

— Сдох, подлюга, наконец, слава богу. Расскажи все сама, ведь, сколько лет прошло – быльем поросло.

— Ты с ума сошла? — положила трубку.

«Видимо, давно изменила, — решил я». Слышал, что мужья, узнав о старых изменах, в большинстве своем за давностью лет прощают, но не мог себе представить, как это возможно: ведь, неважно, вчера или много лет назад – измена есть измена. Дома выпил водки.

— Почему ты пьешь? — спросила, глядя в глаза.

— Я не нашел подарки, которые дарил тебе на дни рождения.

Светка побелела.

— Я потеряла их, когда несла в ювелирный для чистки.

— А я случайно нашел, — кивнул на коробку.

— Где нашел? — кинулась к ней.

— В Ломбарде.

Она медленно сползла на пол. «Черт возьми, не хватало еще умереть, — подумал, унося ее на диван». Послушал дыхание – вроде, дышит. Подождал немного, смотрю – порозовела и открыла глаза. Попыталась встать.

— Не вставай. На, выпей, — дал валерьянки и, услышав звук поступившей почты, ушел к себе в кабинет. Пришел какой-то пакет документов.

Вернулся, решив открыть позже. Света, сев, прислонилась к спинке.

— Ничего не хочешь рассказать?

— Что ты хочешь узнать?

— Зачем сдала драгоценности в ломбард?

— Мне нужны были деньги, чтобы откупиться от вымогателя.

— Рассказывай все с самого начала.

Вздохнув, она начала рассказ с того утра в отеле шесть лет назад, когда проснулась после девичника обнаженной между двумя голыми мужиками. Застонав, один из них повернулся, и Света узнала в нем моего кладовщика, который весь вечер пытался клеить ее в ресторане. В панике вскочив, попыталась вспомнить, как сюда попала и обнаружила, что ничего не помнит. Дальше я воспроизвожу нормальным языком то, что понял из ее лепета после тщательного допроса.

— Светик, не суетись, — раздался голос попытавшегося поднять голову второго.

— Какая я тебе Светик, — возмутилась она, стараясь найти одежду. А потом, догадавшись о причине нахождения в отеле, воскликнула:

— Вы меня напоили и изнасиловали?

— Не кричи, — простонал первый, — ты что, ничего не помнишь?

— Паш, покажи ей, — отозвался второй, увидев ее растерянный вид, — а то и впрямь в полицию заявит.

Увиденное видео с мобильника поразило ее: она добровольно без всякого насилия занималась с ними сексом.

— Чем вы меня опоили?

— Откуда нам знать, чем ты упилась? Ты уже была хороша, когда мы привели тебя сюда. Да ладно, не бери в голову – никто не узнает.

— Клянетесь?

— Честное пионерское, — смеясь, воскликнули оба.

Конечно, веры им не было никакой, но что ей оставалось кроме надежды на порядочность. Заказав такси, она вернулась домой, но осмотрев себя в зеркало, поняла, что в таком виде появляться перед женихом нельзя: под глазами мешки, все тело в синяках, раздолбанные губы натертого влагалища висят лапшой. Поэтому, сказавшись больной, она несколько дней пыталась привести себя в порядок.

— Значит, берегла свою девственность для меня и торжественно несла ее на первую брачную ночь? — спросил я, смеясь, — несла и донесла?

Света заплакала. Из ее дальнейшего рассказа я понял, что Пашка, конечно, слова не сдержал, а угрозами прислать мне видео стал требовать, чтобы уговорила продвинуть его на освободившуюся должность завскладом. Панически боясь потерять меня, она так и сделала. Вдобавок ко всем порокам Пашка оказался азартным карточным игроком. Проиграв внушительную сумму, он попытался обворовать склад, но был пойман, и его поставили на счетчик, пригрозив, если не расплатится, убить.

Не видя другой возможности достать денег, он надавил на Светку, сказав, что подготовил к отправке файл, время доставки которого менял каждые сутки. В случае смерти он терял возможность исправить, и запись должна была поступить на мой компьютер. Вспомнив про поступившую почту, я пошел к компу, а Светка, догадавшись, побежала следом, крича:

— Витенька, родной мой, не смотри, пожалуйста, не смотри – ты разобьешь свое сердце и погубишь меня.

Догнав, встала перед компом:

— Умоляю, не смотри, я тебе уже честно все рассказала.

Я со злостью оттолкнул ее и открыл видео файл.

Моим глазам открылась омерзительная сцена оргии, где два мужика хором трахали мою любимую жену. Сидя верхом на чьем-то члене, она возбужденно стонала и самое обидное, запретное для меня, в жопу ей энергично загонял елду Пашка. Услышав истошный вопль, я обернулся. Закрыв лицо ладонями, она села на корточки и зарыдала жутким надрывным воем.

— Ну, что же ты, вставай, окунись в приятные воспоминания, — предложил я, возвращаясь к фильму.

С трудом сдержавшись, чтобы не разбить кулаком сорокадюймовый монитор, терпя рвотные позывы, я заставил себя смотреть, как они, меняясь местами, драли ее во все дыры, как сосала члены и глотала сперму, пока, отвернувшись, не выблевал содержимое желудка. В ушах звенело, в глазах расплывалось, и несколько секунд казалось, что сейчас рухну. Но устоял. Придя в себя, осмотрелся и увидел Светку, сидящую в блевотине, свои испачканные ботинки, торжествующую Пашкину рожу на экране и свою побелевшую морду в зеркале. Выдернув вилку из розетки, я плюнул на нее и выбежал из дома.

***

Бродя по улицам, я не знал, куда и зачем иду, гнев и обида душили так, что трудно было дышать. Увидев своими глазами то, что она вытворяла перед самой свадьбой и как ловко это скрывала, я заподозрил, что сука трахалась с мужиками напропалую все шесть лет нашей супружеской жизни. Наверное, такие же, как мне, ласки и нежные слова цинично раздавала всем своим любовникам.

Гудок вызова.

— Тань, я погибла. Паша перед смертью выслал запись самых грязных сцен той ночи и этим чуть не убил его. У него был приступ: побелев, зашатался и чуть не упал. Сейчас ушел куда-то, но я боюсь за него, если умрет, я не буду жить и уйду следом.

— Вернется твой ненаглядный, ты не о том думаешь. Прокололась ты, конечно, но, ведь, до свадьбы, до брачных колец и обещаний. Постепенно забудет и простит.

— Не простит, я его знаю. До сих пор не могу понять, как смогла так напиться, что ничего не помнила. Ты же знаешь, я почти не пью.

— Упилась ты, конечно, знатно – даже не замечала, как Пашка в танце тебя лапал. Когда я напомнила про свадьбу, ты ответила, что только немножко повеселишься в последний раз – и все. Пока сидела с нами, я старалась присматривать за тобой, но потом Пашка увел тебя сначала за свой стол, а потом и вовсе неизвестно, куда. На прошлой неделе, видно, почуяв смерть, признался, что подпоил тебя чем-то и вдвоем трахал всю ночь, а потом шантажировал, чтобы уговорила мужа сделать завскладом.

— А второй кто был?

— Какой-то картежник, с которым расплатился тобой.

— Почему сразу не сказала?

— Чтобы рассказал моему? Со мной он поступил так же. Никто, ведь, не заставлял нас пить.

Вернулся за полночь. В кабинете убрано, Светка в позе эмбриона, вздрагивая, лежит на кровати, может, спит. Включил компьютер и, скрепя сердце, еще раз пересмотрел запись. Обратил внимание, что видеофайл был сделан не единой продолжительной записью, а составлен из множества коротких эпизодов, и что происходило между ними, было неизвестно. Что уж совсем подозрительно, в кадрах отчетливо было видно ее безумное лицо и пустые стеклянные глаза. Может, подонок подсыпал ей возбуждающий наркотик?

Даже если это и так, кто принуждал ее пить? Не силой, ведь, заставляли, как верно заметила ее подруга. Одна пьянка – и шесть лет брака коту под хвост. Я, ведь, не смогу ее больше целовать: глядя на губы буду видеть загнанный в рот член. Я не смогу ее трахать: глядя на влагалище, буду видеть текущую из нее Пашкину сперму. Я не смогу любоваться ее фигурой, видя перед глазами торчащую из ануса елду. Какая же семейная жизнь без секса? Как бы ни любил, сколько я без него продержусь? — я же не железный.

Прошла неделя. Живем, как в склепе. Мое состояние ужасно: если не видеть, по-прежнему люблю ее образ, но в то же время, обхожу стороной, стараясь не смотреть и не касаться – между нами образовалась пропасть. Светка постоянно плачет, похудела, ходит, как тень. Почти перестала питаться, ест только то, что заставляю. Вечером:

— Ты ела что-нибудь?

— Да, ела, — глядя в сторону.

— Врешь, ведь, не отворачивайся. Ешь, давай.

И так – каждый день.

Прошел месяц – отощала до неузнаваемости. Вызвал психолога – тот выписал успокоительных и сказал, что если не помогут, обратиться к психиатру. Не помогли. Психиатр признался, что впервые видит такую форму анорексии и выписал антидепрессанты, от которых она перестала плакать, но замкнулась в себе. На одном из приемов предупредил, что потеряю жену, если не окружу ее заботой и вниманием. Обо мне бы кто позаботился – впору самому в дурдом ложиться. Бросить в таком состоянии не могу – буду вытаскивать.

Прошел год. Могу уже спокойно смотреть на нее и касаться, стараюсь быть внимательным. Перестала плакать и стала поправляться, убрали антидепрессанты. Только интима нет: хоть убей, не могу заставить себя возбудиться. Временами доказываю себе, что измены не было, так как, во-первых, ее подпоили, и она была не в себе, во-вторых, все произошло до бракосочетания, когда формально она была свободна. Я охотно соглашаюсь, и старательно убеждаю себя, что если бы не видео, простил бы после честного признания. Часто спрашиваю себя, зачем открыл файл, и не нахожу ответа.