Also-Ran от NoTalentHack

*******************************

Видя, как Жанна плачет за нашим кухонным столом, мое сердце разрывалось. Огненно-рыжие волосы моей жены свисали, касаясь его как саван, а плечи подергивались от громких рыданий всем телом. За дюжину лет совместной жизни я никогда не видел, чтобы она так рыдала. Никогда не видел, чтобы она так горевала. Ни, когда у ее лучшей подруги обнаружили рак. Ни, когда у нее случился выкидыш. Даже на похоронах ее матери. Я понял, что лишь одна вещь могла заставить ее так плакать.

Мое сердце разбилось, но не из-за нее. Оно разбилось из-за меня. Я монотонно произнес:

– Умер Джеймс.

Ошеломленная моим неожиданным появлением, она посмотрела на меня, ее изумрудно-зеленые глаза расширились от шока и страха. Моя жена поняла, что теперь ей предстоит пережить две трагедии. Первая – смерть ее самой большой любви. Вторая заключается в том, что ее муж окончательно и бесповоротно понял, что никогда не был первым в ее сердце.

Ее рыдания опять вырвались наружу, захлестнув страх и боль. Она протянула ко мне руки. Хотела ли она утешить меня или просила утешения для себя, я не знал и знать не хотел.

– Скотт...

– Ладно.

Повернувшись на пятках, я без лишних слов покинул наш дом, преследуемый ее безнадежным, пронзительным воплем.

Я сел за руль. Всегда так делал, когда мне требовалось подумать. Той же цели мог служить бег, но я знал, что мои размышления будут длиться дольше, чем позволяет мое состояние. Черт, скорее всего, они продлятся дольше, чем выдержат кости в моих стопах.

Джеймс был парнем Жанны в школе, а затем в колледже. Они знали друг друга с детства. Их родители и друзья знали, что они поженятся, но не угадали.

Он хотел стать Хемингуэем XXI века, путешествовать по миру, переживать приключения и воплощать их в своих произведениях. Женитьба на Жанне не вписывалась в эти планы. Потребность Джеймса пробиться в этом мире была сильнее его желания жениться на ней, и поэтому он ее бросил.

Его уход разбил сердце Жанны, но к тому времени, когда три года спустя мы встретились с ней, она, похоже, уже оправилась. Я не видел никаких признаков того, что в ее сердце осталось что-то, кроме привязанности к человеку, которого она знала всю свою жизнь. Мы с ней встречались и быстро полюбили друг друга.

Моя жена была – и остается – великолепной женщиной, высокой и спортивной, но при этом по-прежнему очень женственной. Если бы у нее были такие мечты, она легко могла бы стать моделью. Вместо этого больше всего на свете она хотела иметь любящего мужа и счастливую семью.

Когда мы встречались, Джеймс почти не упоминался в разговорах, и уж точно не чаще, чем любая из моих бывших. Возможно, это должно было насторожить. Она знала его пятнадцать лет. Он должен был занимать более видное место в историях из ее детства. Тогда мне это не пришло в голову. Теперь же данный пробел заставил меня задуматься, что еще я упустил.

Мы встречались с ним всего пару раз. Первый – на нашей свадьбе, где мне сказали, что он приглашен в качестве ее друга детства, а не любовника из колледжа. Его родители были старыми друзьями семьи и также были приглашены, но меня это не смутило.

Меня удивило, насколько разные мы с Джеймсом. Я был шатеном, высоким и стройным, с телом выносливого спортсмена, заработанным долгими часами бега и игры в теннис. Он же напоминал пожарника: невысокого роста, мощного телосложения, с непокорными черными волосами. Черт возьми, да Жанна выше него на несколько сантиметров.

Однако нас различало нечто большее, чем просто физические различия. Из него выпирала неистовая, ни на что не похожая личность, наполненная плутоватым шармом, в то время как я гораздо более сдержан и, если не сказать больше, солиден. Кое-кто мог бы даже сказать, что скучен. Это не значит, что я терпила, но и не ищу проблем. Джеймс мне сразу же не понравился, и явно чувствовал то же самое по отношению ко мне. Даже если бы не прелестная Джинни, ставшая яблоком раздора, думаю, мы бы все равно презирали друг друга.

Он не был, как мне казалось, чем-то особенным: в меру красивый, образованный и целеустремленный, но не исключительно умный или состоявшийся мужчина. На тот момент он успел лишь немного послужить в армии и поработать матросом на большом грузовом судне, а также пережить несколько других мелких приключений, следуя по стопам своего кумира. По моим оценкам, я превосходил его почти во всех отношениях.

Потом я увидел, как на него смотрит Жанна. Когда я – рядом, она относится к нему дружелюбно и даже по-сестрински. Но когда она не осознавала, что я за ней наблюдаю, я видел в ней тоску, которая меня беспокоила. Я спросила ее об этом, но она рассмеялась и сказала, что это просто «что могло бы быть», не более. Моя любящая невеста мягко подколола меня по поводу того, как я смотрел на бывшего, с которым мы однажды встретились за чашечкой кофе, и я оставил это без внимания. В конце концов, она же моя невеста. Я завоевал руку прекрасной девы.

Тем не менее, ее сердце завоевал он. Просто тогда я этого не знал.

После свадьбы мы с Жанной с головой окунулись в супружескую жизнь. Я был счастлив, она казалась счастливой. Во всех отношениях она давала мне понять, что является идеальной женой: любящей, заботливой и страстной. Настоящим партнером. Мы были молодоженами и вели себя соответственно.

Но тоска, которую я увидел, никогда полностью не выходила у меня из головы. Время от времени меня раздражало, что я ни разу не видел, чтобы она смотрела так на меня. Я старался не обращать внимания на то, что иногда у нее было такое же выражение лица, когда она смотрит вдаль, а когда я прерывал ее задумчивость, перед любящей улыбкой появлялся намек на чувство вины. Конечно же, это – всего лишь мое воображение, – говорил я себе. Ну да.

Потом он посетил наш дом, через три года после свадьбы. Точнее, навестил Жанну. Когда я пришел с работы, они сидели за кухонным столом и тихо разговаривали. Я уловил лишь обрывки их слов, прежде чем они заметили мое присутствие, но язык их тела и настойчивость тихого разговора заставили меня задуматься. Рука Джеймса лежала поверх ее руки, и они наклонились друг к другу. Его лицо было предвкушающим, а ее – раздираемым противоречиями.

Мое беспокойство усилилось, когда они заметили мое присутствие. Джеймс отстранился с самодовольным выражением лица, где-то между вызовом и презрением. Жанна чуть не вскочила на ноги и бросилась осыпать меня приветственными поцелуями.

– Дорогой! Я так рада, что ты – дома!

– Ясно. – Я уставился на незваного гостя, сидящего за моим кухонным столом. Он выдержал мой взгляд.

– Джеймс...

Он встал.

– Вообще-то я уже ухожу. Хотелось бы остаться, но завтра рано утром я уезжаю. Отправляюсь на станцию Мак-Мердо в Антарктиде на шесть месяцев.

Я не стал притворяться, будто мне жаль, что он уезжает. А он не стал притворяться, что его это волнует. Жанна быстро огляделась, вежливо, но четко отстраняясь от него.

– Тебе надо будет навестить нас, когда снова будешь в городе. Жаль, что ты не можешь задержаться.

Джеймс улыбнулся моей жене, когда она оторвалась от меня, затем поцеловал Жанну в щеку и обнял – чуть слишком долго, чуть слишком близко, на мой вкус. Отпустив ее, парень сделал вид, будто хочет пожать мне руку.

– Скотт, большое спасибо за заботу о Жанне. Я вижу, как ты ей предан. Ей очень повезло, что она нашла свою настоящую любовь.

Его поведение стало почти приветливым. Но за приятным фасадом что-то скрывалось, какая-то насмешка. Он смеялся надо мной. Судя по тому, как Жанна замкнулась в себе, она была в курсе насмешки, но не считала ее столь уж смешной. Я уставился на него, игнорируя протянутую руку, а затем пренебрежительно кивнул.

– Счастливого пути.

Когда он ушел, мы поссорились. Между ней и Джеймсом есть нечто большее, чем старая дружба. Мы оба это знали, но она не хотела признаваться. Я не верил, что Жанна мне изменила, но и не мог выбросить из головы эту возможность.

Какое-то время она хранила молчание, но я знал, что прав. В ней было какое-то чувство вины, какая-то неосмотрительность, которую я видел в общих чертах, но не полностью.

Через несколько дней отношения между нами наладились. Джеймс уплыл, чтобы морозить себе задницу, а мы все еще были здесь. Она сделала все возможное, чтобы я забыл о своем гневе и подозрениях; я любил ее, так что это сработало. Мы провели все выходные в постели, мирясь, и девять месяцев спустя...

Девять месяцев спустя...

***

Пытаясь съехать с дороги, я дернул руль своей машины и чуть не перевернул ее. Только по чистой случайности меня не сбила другая машина, когда я выскочил из машины на обочину, извергая свой обед на асфальт.

Девять месяцев. О боже. Рейчел совсем не похожа на меня; она – клон своей мамы. Нейтан был таким же. О, боже. О, боже!

Я долго сидел в машине на обочине дороги, до самого захода солнца. Снова и снова пиликали СМС-уведомления и нежданно-негаданно веселый рингтон моей жены, но я почти не обращал на это внимания. Мой взгляд был прикован к горизонту, пытаясь обрести некое равновесие в мире, который больше не имел смысла.

Обычно я – не самый эмоциональный человек. Не скажу, что я не плачу; по моему мнению, любой мужчина, который так делает, либо лжет, либо эмоционально отсталый. Но я почти никогда не плачу на публике. К тому времени, когда я был готов выехать на дорогу, мое лицо было залито слезами, а рубашка промокла почти насквозь.

В номере дешевого мотеля я, наконец, взглянул на свой телефон. К ее чести, СМС Жанны менялись от извиняющихся до обеспокоенных и испуганных. В них совсем не было злости. О моих этого нельзя было сказать: все, что она получила в ответ – простое «ОТЪЕБИСЬ». Потом я отключил телефон и лежал, уставившись в поврежденный водой потолок, размышляя, не развестись ли мне. Интересно, как я объясню развод своим детям. Интересно, мои ли они.

Страдания долго не дают уснуть. Я был измотан, а заботы и душевная боль наконец-то на время остались позади. Мне оставалось лишь пожелать, чтобы они не вернулись, едва я проснусь, чтобы были кошмарами и исчезли в свете утреннего солнца. Но потом я вновь открыл глаза и почувствовал слабый запах плесени и чистящих средств. Я понял, что сном был мой брак, а вчерашние приступы печали жены – моим пробуждением.

Принимать душ не имело смысла: мне пришлось бы снова надевать ту же одежду. В конце концов, мне придется вернуться домой. «В конце концов» могло с таким же успехом означать и «немедленно».

Когда я открыл дверь, Жанна спала на диване, но вскочила, едва я вошел, и сказала... что-то. Не знаю, что именно. Я все еще не мог обработать то, что уже узнал, поэтому мой мозг просто позволил ее словам проскользнуть мимо себя. Однако то, как она подбежала ко мне, ни о чем так не напоминало, как о том, как она вскочила из-за стола, чтобы заверить меня, будто во время последнего визита Джеймса в наш дом не случилось ничего предосудительного. Или то, что я считал его последним визитом в наш дом; я, конечно, больше никогда его не видел, но что это значит на самом деле?

Не говоря ни слова, я протиснулась мимо нее, на ходу снимая с себя одежду и бросая ее на пол. Обычно я не хожу голым по своему дому, но эту неделю дети были у моих родителей на ферме. По крайней мере, этот засранец сдох в удобное время. Конечно, нам бы с Жанной провести эту неделю, восстанавливая отношения и, возможно, работая над еще одним братом или сестрой для Рейчел и Нейта. Сводными? Черт, мне снова захотелось блевать.

Я позволил воде стекать по телу, пытаясь прийти в состояние, позволившее бы мне вновь сосредоточиться. Единственная проблема заключается в том, что каждый раз, когда мне удается сосредоточиться, я чувствую себя так, будто смотрю на солнце. Все это – слишком много и в то же время слишком мало. Я узнал то, чего никогда не хотел, но этого было недостаточно, чтобы сказать мне все, что я хотел знать.

Она любила Джеймса с такой силой, что его уход причинил ей больше боли, чем все остальное. Это очевидно. Она любила его так на протяжении... всего нашего брака? Возможно? Меня она так не любила никогда. Если я и не подозревал этого раньше, не помнил все эти тоскливые взгляды в окно, словно она – в гребаном «Грозовом перевале», то ее реакция, когда я застал ее плачущей и сложил два и два, окончательно убедила меня в этом.

Любила его. Любила его больше, чем меня. Любила ли она меня вообще, или я был просто удобен? Имеет ли это значение? Готов ли я провести остаток жизни с той, чьей настоящей любовью не стану никогда? «Настоящей любовью».

Вот ублюдок. Вот что имел в виду самодовольный сукин сын, насмешка, которой обменялись они с моей женой прямо передо мной. «Скотт, спасибо тебе большое за заботу о Жанне. Я вижу, как ты ей предан. Ей очень повезло, что она нашла свою настоящую любовь». Спасибо, что согрел мое сиденье, сосунок. Она нашла свою настоящую любовь, и это не ты, но ты можешь уберечь ее от неприятностей, пока я за ней не вернусь.

Если бы Джеймс уже не был мертв, я бы нашел его и забил до смерти голыми руками.

Она его любила. Любила издалека или любила его во плоти? В моем доме? В моей постели? Любила настолько, что сделала меня куколдом, чтобы я воспитывал его детей, чтобы, когда он покончит со своими дерьмовыми приключениями, у него уже была готовая семья?

Я оставался в душе до тех пор, пока вода не остыла. Не пыталась себя наказать, мне просто требовалось остыть. Моя ярость заставляла меня быть готовым убить мертвеца. Я не мог доверять себе рядом с женщиной, предавшей меня с ним, не мог доверять себе, чтобы не задушить мать... чьих-то детей. Моих? По умолчанию – да. Так расценит это штат. Если бы этот ублюдок был донором спермы, то точно не вернулся бы за ними.

Детей я люблю. Это чистая правда. Я цеплялся за это, за осознание того, что они – мои, что я менял им подгузники и укладывал спать, отвозил в садик и школу, держал их на руках, когда им снились кошмары, и пытался научить тому, что правильно и неправильно. Последнее я точно не мог доверить их матери. Это было очевидно.

Я должен цепляться за эту любовь, потому что мне нужно добиться от Жанны правды. Что бы она ни говорила, мой гнев все рос и рос. Мне нужна эта чистая любовь к моим детям, чтобы в худшем случае просто снова уйти. Никогда в жизни я не был жесток с женщинами. Я не хотел верить, что это – в моем характере. Но также меня и никогда не предавали таким всеобъемлющим образом, а никто не узнает, кто он, пока не пройдет испытание. Я надеялся, что сделан из достаточно прочного материала, чтобы остаться верным тому мужчине, которым себя считал.

Она оставила одежду для меня на тумбочке, пока я принимал душ. Я бросил ее в корзину для грязного белья и пошел выбирать что-нибудь другое. Теперь мне не нужно от нее ничего, кроме правды.

***

Когда я спустился вниз, она снова сидела за кухонным столом. Всегда за этим чертовым столом, за которым, казалось, происходило все самое худшее в моей жизни. После я собирался отнести его в «Гудвилл» (американская организация, собирающая старую одежду и другие ненужные вещи и продающая их по дешевке в специальных магазинах).

Когда я подошел, Жанна смотрела в свою чашку. Она подняла глаза, на ее лице отразились тревога и печаль.

– Скотт, я...

Я поднял руку, чтобы заставить ее замолчать, а затем занялся приготовлением кофе: поставил новую порционную чашку, налил воды и уставился на кружку, пока та медленно наполнялась. Я прислонился к кухонной стойке и сделал несколько глотков.

– Итак. Дети от меня?

У нее отвисла челюсть, а потом она прошипела:

– Что-что-что!

Я сделал еще глоток.

– Вопрос простой. Ты любила этого засранца. Последний раз я видел его за девять месяцев до рождения Рейчел. Складываем один плюс один и получаем: «ты что, сука, сделала меня куколдом?!».

Я никогда не говорил с Жанной в таком тоне. Все время, пока мы были вместе, она была центром моей вселенной. Эти слова были словно пощечина. Был сильнейший шок, боль, причиненная человеком, который, как она верила, никогда не сможет причинить ей боль. За последние двадцать четыре часа я близко познакомился с этим ощущением. Она в недоумении уставилась на меня.

– Ответь на этот чертов вопрос. Эти. Дети. Мои? Ты. Блядь...

Она закричала:

– Прекрати! – Ее печаль превратилась в страдание, по лицу покатились слезы. – Как ты можешь об этом спрашивать? Я никогда... Я БЫ никогда не сделала такого с тобой! Как ты можешь даже подумать...?

Я взорвался:

– Потому что все то время, что мы женаты, ты любила другого, ты, изменяющая сука! Что, блядь, я должен думать?!

– Что тебя я тоже люблю! Я никогда тебе не изменяла! Я бы никогда не стала трахаться с кем-то еще, придурок!

Я отвернулся от нее и пробормотал:

– Тоже.

– Что?

– Ты сказала: «тебя я тоже люблю». Это значит, что его ты определенно любишь. По крайней мере, наконец-то, ты сказала хоть одну правду. Предполагая, что это правда, полагаю, что ты не врешь мне об этом только для того, чтобы я не разрушил наши гребаные жизни.

– Скотт, я в самом деле люблю тебя. Конечно, я люблю тебя!

Я закатил глаза.

– «Конечно». Как ты вообще можешь?.. Господи, Жанна, может, хватит вести себя так, будто я тупой несмышленыш?

Мой взгляд опустился на чашку с кофе, не желая останавливаться на женщине, которая должна была быть моей.

– Если... если я прав, и ты все еще любишь его, и любила все то время, что мы были вместе, и любишь его больше чем меня, тогда... Черт возьми, Жанна, что это за любовь? Как можно выйти замуж за кого-то, если ты не... – Я покачала головой. – Почему? Просто, блядь, почему?

Ее тон смягчился.

– Скотт, пожалуйста. Я люблю тебя. Клянусь. А что касается того, люблю ли я его больше или... – Она вздохнула. – Пожалуйста, просто сядь. Я могу объяснить.

Я фыркнул.

– Это будет какой-то гребаный подвиг.

– Скотт, ты зол. Я понимаю. Я заслужила это. Я знаю, что заслужила. Но, пожалуйста, пожалуйста, позволь мне объяснить. Я и впрямь люблю тебя. Я так рада, что вышла за тебя, Скотт. Так рада, что ты – мой муж и отец моих детей. Пожалуйста, детка, просто...

Рычание из темноты.

– Не надо.

– Что?

– Никаких «детка», «любовь» или «дорогуша». Никаких сладких наименований, призванных заставить меня почувствовать по отношению к тебе теплоту. Не пытайся смягчить удар. Просто скажи правду, хотя бы раз в нашем браке.

Жанна неохотно кивнула.

– Сядь. Пожалуйста.

Я выдвинул стул напротив нее и сел. Я не сел рядом, не хотел дать ей возможность положить свою руку на мою или быть достаточно близко, чтобы ощущать ее сладкий запах. Я любил ее так, как никогда не любил никого, кроме своих детей, и знал, что слаб перед ее чарами. Глупец. Эта мысль, это слово опять разозлили меня. Хорошо. Моя решимость стала тверже.

– Ладно. Говоришь, что можешь объяснить, так объясни.

Она сглотнула, затем обхватила руками чашку с кофе. Жанна закрыла глаза, вдохнула и выдохнула, затем открыла их. Слезы прекратились. На ее лице все еще были видны следы боли, но она стала более собранной. Это выводило меня из себя: как она может быть такой спокойной?

– Когда Джеймс бросил меня в колледже, я очень разозлилась. Знала, что он не отступится от своих нелепых приключений, мечтая стать еще одним Хемингуэем. Но... Я его знала. Знала, что он не отступится, поэтому отпустила его, не став спорить. Если он не хочет быть со мной, значит, так тому и быть. Он разбил мне сердце, и я подумала... Думала, что мой гнев был ненавистью. Думала, что ненавижу его, и эта ненависть стала шагом на пути к тому, чтобы его отпустить.

– Долгое время я была одинока. Некоторое время ходила на свидания. Встретила тебя. Влюбилась в тебя. – Она улыбнулась, но я отвел взгляд, злой и недоверчивый. – Да, Скотт. Я действительно влюбилась в тебя. Пожалуйста, поверь в это. Я знаю, ты злишься на меня, и...

Ее голос затих, слова не нашли поддержки.

– Ты предложил мне выйти за тебя замуж, и я с радостью согласилась. Я так гордилась тем, что выхожу за тебя. Любила тебя, и мы собирались вместе прожить счастливую, полноценную жизнь. Я была в этом уверена. Иногда думала о Джеймсе, но это всегда было... – Жанна сделала еще один глубокий вдох. – Я предпочла поверить, что это – ностальгия. Или остаточный гнев. Или я внутренне злорадствовала, что я осуществила свою мечту, а он нет. И тогда мне становилось грустно за него, что он этого не получил, и я... – Мои зубы почти слышно скрипнули.

Жанна снова сглотнула, ее удивительное спокойствие начало ослабевать.

– Я пригласила его на свадьбу не только потому, что он – друг семьи, но и чтобы... Я сказала себе, что хочу набить ему морду. Что я выбрала другого мужчину, хорошего мужчину. Лучшего мужчину. Что спустя пять лет он не достиг своей мечты, а я достигла своей – счастливый брак с любящим мужем. Это было мелочно, но... – Она покачала головой. – Нет. Никаких «но». Это было мелочно. К тому времени он не должен был меня волновать. Но он был столь большой частью моей жизни, а потом исчез из нее. Хотя нет, не исчез. Он всегда был в моей голове. В моей... – Она всхлипнула.

– Увидев его, я поняла, какую ошибку совершила. Все чувства вернулись. Вся любовь. Вожделение. Я скучала по нему. Думала, что мой гнев превратился в ненависть, но ошибалась. Я любила его, и поговорка верна: «разлука заставляет сердце любить сильнее». Я...

Я выплюнул:

– Черт возьми, Жанна! Перестань сюсюкать и просто скажи мне, почему ты... Черт, если ты знала, что любишь его, почему вышла за меня?

Ее вздох был глубоким и полным сожаления.

– Потому что я любила и тебя! Я действительно хотела выйти замуж на тебе, правда хотела. И до сих пор... это самый разумный поступок в моей жизни, и если не считать рождения наших детей, то и самый лучший. Пожалуйста, поверь в это, пожалуйста, не думай, что я не люблю тебя. Люблю, и я так рада, что стала твоей женой.

– Что касается моих чувств к нему, то я убеждала себя, что это – вопрос времени. Говорила себе, что моя любовь к тебе вырастет. У меня было пятнадцать лет, чтобы построить любовь к нему, и лишь три – к тебе. Я знала, что он не останется со мной, что у него своя жизнь, и...

В моем голосе прозвучали злые, опасные нотки.

– То есть, ты бы просто бросила меня у алтаря, если бы он просто щелкнул пальцами?

Некоторое время Жанна сидела молча.

– Не знаю, бросила бы тогда. Не знаю. Хочется думать, что нет, но это – с оглядкой на почти десятилетний опыт. Но... Прости, Скотт, наверное, я бы это сделала. Если бы он сказал, что покончил со своими путешествиями и хочет остепениться... – Она развела руками. – Прости. Этому у меня нет оправдания. Или...

Ее глаза закрылись.

– Следующие три года были одними из самых счастливых в моей жизни. Джеймс уехал в неизвестные края, а мы с тобой стали жить в браке. Бывало, я думала о том, что могло бы быть, но старалась на этом не зацикливаться. Я хотела быть счастливой в той жизни, которая у меня есть, с тем замечательным мужчиной, который есть у меня.

Она покачала головой, снова посмотрев на меня.

– Нет. Нет, я БЫЛА счастлива. Но потом пришел он. И я поняла, что этого недостаточно. Нас недостаточно. Если бы он... как ты сказал, если бы он щелкнул пальцами, я боялась, что ушла бы с ним. Это была даже не похоть. Я говорила тебе, и была честна, что между мной и Джеймсом никогда не было ничего физического. Ни разу за все то время, что мы с тобой были вместе. Но было... было ощущение полноты. Не могу этого объяснить.

– Когда мы сидели рядом, я сказала ему, что хотела бы, чтобы все было по-другому. На его лице было... вроде как, нетерпение. Но также... Я знаю его очень давно и понимала, что он собирается мне сказать, что еще не закончил путешествия. Но он понял, что я – у него в руках, и пытался удержать меня на крючке.

Выражение лица Жанны стало мрачным.

– Как раз тогда ты и вошел. И я увидела твое лицо, и боль, и ревность на нем, и сравнила его с его лицом, лицом того, кто видит, что может крутить мной как захочет, и упивается этим, и я поняла... поняла, какую ошибку совершаю. Я не могла... я бы не отказалась от того, что есть у нас с тобой, из-за фантазий.

Я фыркнул.

– И все же...

Ее голос звучал подавленно, когда она заговорила дальше.

– Я жалею, что не встретила тебя первым. Хотела бы я вырасти с тобой. Ты... – Она рукавом вытерла глаза. – Ты такой хороший. Я бы хотела... Ты – все, чего я должна хотеть. Я так сильно хочу хотеть тебя. И я люблю тебя. Правда.

Мой голос наполнил холод.

– Просто никогда настолько сильно, как я заслуживаю.

Взгляд Жанны избегал моего, выражение ее лица было несомненно виноватым.

– Почему ты... Боже, почему ты не могла просто отпустить меня? Почему ты... Если говоришь правду, если Рейчел – не его и...

Ее глаза остановились на моих, в них пылал гнев.

– Она твоя! Они оба! Я никогда не изменяла тебе! Ни разу! Никогда...

–. ..никогда не была верна.

– Что?

Я с презрением смотрел на нее.

– Ты никогда не была мне верна, Жанна. Не так чтобы очень. «Отказываясь от всех других». Здесь не сказано «не трахаться со всеми другими». Когда ты смотрела вдаль, ты отказывалась от него или от меня? Когда думала о том, как бы ты хотела, чтобы он был тем мужчиной, которого ты хочешь, что было тогда? Как думаешь, ты чтила меня? Чтила наши клятвы?

– Я даже не буду спрашивать, фантазировала ли ты о нем, когда мы были вместе в постели. Теперь мы оба знаем ответ. Вопрос в том, фантазировала ли ты о нем хоть когда-нибудь. Это что, верность? Трепетное отношение ко мне?

Она не ответила. По ее глазам я понял, что она не может, если только у нее есть хоть какая-то надежда удержать мужа.

– Зачем ты заманила меня в ловушку этого брака, Жанна? Почему просто не дала мне уйти и найти ту, кто мог бы любить меня так, как я того заслуживаю? Я знаю, что это – твоя фантазия, этакий фетиш домохозяйки, как и его глупая книга о путешествиях по миру, из-за которой он был убит. – Я усмехнулся. – И вообще, как этот ублюдок погиб?

Она отвернулась, в ее глазах стояли слезы.

– О, прости, это было бестактно с моей стороны? Спрашивать, как умерла любовь всей твоей жизни? Как жестоко. Как безрассудно. – С моих губ сорвался злобный смешок. – Боже, надеюсь, это было мучительно. Надеюсь, он умер с криками, и надеюсь, что это заняло много-много времени.

Жанна не могла скрыть своего шока, но не вышла из мебя. Вместо этого она перешла к первоначальному вопросу, отвечать на который было не так больно.

– Я не пыталась заманить тебя в ловушку. Я знала, что ты меня любишь. Знала, что...

Она опять закрыла глаза.

– Я знала, что ты предан мне так же, как и я ему. Может быть, даже сильнее. Я не могла получить свою мечту, не всю. Он никогда не полюбит меня так, как я хочу, но я все равно смогу иметь семью с тобой. С тобой, именно с тобой. Я хотела быть женой, которую ты заслуживаешь, или хотя бы попытаться дать тебе это. Даже если... я не могла любить тебя так, как должна была, я хотела попытаться.

– О, ну это просто охренительно. Я слышал о трахе из жалости, но брак из жалости? Дети из жалости? Что, правда?

Она закричала:

– А что бы ты сделал, если бы я ушла? Просто взял и пошел дальше? Попытался бы найти кого-то еще? Потому что, скажу я тебе, каким бы замечательным ни был мужчина, каким бы красивым, любящим или добрым, каким бы прекрасным отцом, кормильцем или трахальщиком он ни был, это не так-то просто! Я не могу просто выключить его! Думаешь, ты бы смог? Честно?

– У меня должен был быть выбор! Я бы лучше!..

Мои руки сжались в кулаки. Я подумал о своих детях, надеясь, что они станут тем оазисом, в котором я нуждаюсь.

– Ты, гребаная пизда, поступила со мной так же, как он поступил с тобой! Мечтала о муже, детях и доме, а когда он не смог стать мужем, ты нашла следующего лучшее, что только могла, и водила меня за нос!

Она встала, положив ладони на стол.

– Все было не так! Я думала, что смогу... Я люблю тебя! Правда люблю, и хотела, чтобы ты был счастлив, и знала, что ты смотришь на меня так же, как я на него! Неужели думаешь, что если бы я тебя бросила, ты бы снова был так же счастлив? Что ты смог бы доверять кому-то еще, по-настоящему доверять? Я сломала тебя, потому что была слабой, глупой и эгоистичной! Я сломала самого лучшего мужчину, которого когда-либо встречала, и не смогла его исправить! Поэтому и пыталась...

Жанна опустила взгляд.

– Я пыталась дать тебе счастливую жизнь. Ложь, которая все равно по большей части была правдой. Всю любовь, которую я могла дать тебе, даже если она была не столь большой, как ты заслуживал. – Она всхлипнула. – Даже если бы я любила тебя так, как любила Джеймса, этого бы никогда не хватило, чтобы быть таким, как ты заслуживаешь. Но я могу дать тебе счастливый дом. Детей, которые... которые, как я думала, сделают нас обоих счастливыми. Я убедила тебя, что ты – единственный...

– Нет. Это не так.

– Что? – Она вскинула голову.

– Я видел тебя... Подозревал, когда ты смотрела вдаль, что... – Я устало откинулся на спинку стула. – Ты никогда не была такой хорошей актрисой, как тебе казалось. Я всегда подозревал. Но когда у нас появились дети, что мне оставалось делать? Я не хотел их бросать, а это были лишь подозрения. Не доказательства. Пока не вернулся домой, когда ты рыдала над тем никчемным говнюком, который разбил тебе сердце.

– Нет. Нет, ты просто так говоришь. Ты злишься, и я это понимаю, но, если... Нет. Нет, пожалуйста, нет. – Она закрыла лицо руками. – О, Боже, Скотт. О, Боже!

Я встал.

– Лучше бы я никогда, блядь, тебя не встречал, Жанна. Потому что теперь у меня двое детей, которых я люблю, от тебя, от женщины, на которой мне не следовало жениться. И я застрял с тобой, что бы я ни сделал. Я люблю тебя, в этом ты права. И, возможно, ты сломала меня к тому времени, когда они у нас появились. Может быть, я никогда бы не смог снова любить или доверять. Но сейчас? Теперь нет ни малейшего шанса. Так что, я могу быть либо один, либо с тобой.

Когда я повернулся, чтобы уйти, она сказала:

– Пожалуйста, Скотт, я люблю тебя, правда люблю, я... – Но я уже отошел от стола и направился в нашу спальню. Собрал вещи, не желая оставаться с ней под одной крышей, по крайней мере пока дома нет детей. В этом не было смысла, ведь именно они – причина того, что я останусь... если останусь.

Я взвешивал варианты, сердито запихивая одежду в чемодан. Я сделаю анализ ДНК для Рейчел и Нейта. Это не вызывает сомнений. И уверен, что в этой истории есть что-то еще, но у меня не было настроения об этом слушать. Я едва не перевернул стол, когда она рассказала мне о нашем проклятом фиктивном браке и ее предполагаемых мотивах, и мне было невыносимо слышать от своей «любви» новые сокрушительные истины.

Когда я вышел с чемоданом, Жанна умоляла меня остаться, но я не мог. У меня есть почти целая неделя без детей, и я собирался съездить куда-нибудь, чтобы проветрить голову. Сегодня – суббота, так что, еще пару дней мне не нужно беспокоиться о работе, но и после у меня полно отгулов.

Но в данный момент мне нужен кто-то, кого я мог бы использовать в качестве советчика. Кто-то, кто, как я знаю, даст мне хороший, в основном беспристрастный совет, даже если мне это не понравится. Мой брат и его девушка – на археологических раскопках в течение трех месяцев, так что, не подходят. У меня есть пара друзей по колледжу, все еще живущих поблизости, которые могли бы подойти по всем параметрам, но я уже знал, куда они приведут и зачем. Уоррен – слишком взбалмошный; взрослые обязанности скатываются с его спины, как вода с утки. Бобби, хоть в целом и неплохой, крепкий парень, но, когда дело касается его личной жизни, он настолько неудачлив, что это причиняет боль. Остается один.

***

– Скотт! – Веселый голос Генри поднял мне настроение, как и огромные медвежьи объятия, в которые он меня заключил. Он – большой зверь, с бочкообразной грудью и руками размером с бейсбольные рукавицы, но при этом обладает одним из самых острых умов, которые я когда-либо знал. Из всех моих друзей он – лучший кандидат на хороший, аргументированный совет. К тому же, у него есть свободная комната.

Мы сели в его гостиной и выпили по паре кружек пива, поначалу просто общаясь. Он – профессор, никогда не был женат, но пользуется популярностью у дам. Генри и раньше влюблялся – однажды даже чуть не женился, – но его сердце принадлежит науке. Он стремится к получению постоянной штатной должности и не захотел переезжать, когда карьера его давней подруги увела ее в другое место.

Сначала он, казалось, был озадачен, зачем мне нужен его совет по поводу супружеских разногласий, но, когда я объяснил ему ситуацию – противоречивая любовь и упущенные возможности, – он понимающе кивнул.

Генри курит трубку, поскольку, конечно же, вообще курит. Он любит атрибуты профессора почти так же сильно, как и саму работу. Задумчиво попыхивая трубкой, он спросил:

– Итак, ты веришь ее утверждению, что она никогда физически не была неверна?

– Не знаю. Наверное... в каком-то смысле, если бы она просто трахнулась с ним, все было бы проще. Если бы это был давний роман, я бы вышвырнул ее на обочину. Если бы это был глупый разовый случай, когда она напилась, или разозлилась, или просто сделала плохой выбор... ну, может, у нас еще был бы шанс. Но это...

Я пожал плечами.

– Пока давай исходить из того, что это правда. Если же это не так, особенно если дети его, а не мои, я точно знаю, что делать. Но если это просто... – непроизвольно вырвался смешок, «просто». О, это «просто», что моя жена всегда хотела быть замужем за кем-то другим. Это «просто», что весь мой брак был ложью.

Он приподнял мохнатую бровь.

– Правда?

– Что? Что она все это время любила другого, так это, конечно, правда.

Генри наклонил голову на одну сторону.

– Допустим, обстоятельства сложились бы немного иначе. Что, если бы ты женился на вдове, которая тоскует по мужчине, которого никогда не сможет вернуть, но хочет жить дальше? Что, если бы ты знал, что будешь на втором месте после умершего?

– Тогда бы я это знал. Если бы я знал, что всегда буду на втором месте после Джеймса или умершего, я бы на ней не женился.

– А если бы не знал? Если бы она скрывала это от тебя, пока могла, но этот мужчина никогда не был реальной угрозой твоему браку? Что тогда?

Я сделал глоток и задумался.

– Но ведь это же совсем другое, не так ли? Ты говоришь о вдове, о той, кто была замужем за мужчиной, была ему предана, а потом потеряла. А эта... она провела весь наш брак, добиваясь мужчины, который ее отверг. А после, не сумев его заполучить, остановилась на мне.

– Хм... – он цокнул языком. – Признаться да, не одно и то же. Но и не столь уж далеко. Что, если бы он на ней женился, а потом записался в армию и ушел на войну, это бы ведь считалось, не так ли? Если бы он отверг опасения жены за свою безопасность, вместо этого приняв на себя долг? Жанна и Джеймс возможно никогда бы не женились, но ведь, по твоим словам, ее семья считала, что это было предопределено.

– Не имеет значения! Он не умер. Она не вдова. Она тосковала по парню, который все еще был на свободе и мог легко забрать ее, если бы захотел.

Генри поднял руку.

– Нет-нет, с ее стороны это было довольно ужасно. Я вовсе не возражаю. Ей не следовало ставить себя и тебя в такое положение, зная то, что она знает сейчас. Но что, если то, что она сказала, правда, что она полюбила тебя и надеялась, что эта любовь сможет затмить ту, что она испытывает к нему... – Он пыхнул трубкой. – Если посчитать, что Жанна сделала неверную ставку на будущее, решив, что сможет полюбить тебя так, как, по вашему обоюдному согласию должна была, что тогда?

– Что ты имеешь в виду?

– Она сделала неверную ставку. Этого не случилось. Но она любит тебя, а того, кто был угрозой вашему браку, больше нет. У вас есть совместные дети. Разве недостаточно любви, пусть и не такой, какой она должна быть? Есть много счастливых браков, когда любовь между двумя не... ммм, скажем так, «равноценна». У вас есть общая история, и...

Моя кипящая ярость вырвалась наружу.

– Общая история, которую она хотела бы разделить с кем-то еще, Хэнк! Это не какой-то политический брак, в который вступили мы оба ради удобства. Я любил ее всем сердцем! Но она... – Вздохнув, я откинулся в кресле. – Она пошла на это, лишь притворяясь, что чувствует то же самое. Это делает все... – Слова вырвались у меня.

–. ..ядовитым плодом?

Я щелкнул пальцами.

– Да! Именно так. Это... это испортило все последующее.

Генри приподнял бровь.

– Даже детей?

Вздохнув, я признался:

– Нет. Нет, не детей. Их я люблю. Но теперь из-за них я застрял с ней. Я бы их не променял, но даже сейчас, даже если я ее не брошу...

Покачав головой, я пробормотал:

–. ..я всегда буду знать, что она с ними – со мной по своим собственным поганым причинам, а не потому, что любит меня. Даже если отчасти она меня и любит, все это смешалось с ее чувством вины за то, что она сделала со мной, выйдя за меня замуж. Или потому, что она хотела иметь детей, а я был тем, за кого она вышла замуж. А не потому... – Моя рука крепко сжала бутылку.

Тихим, без осуждения тоном он спросил:

– Если бы у вас не было детей, что бы ты сделал? Бросил ее? Или она права, и ты любишь ее слишком сильно, чтобы отпустить?

– Не знаю. Наверное, я бы ушел, но не знаю, из гордости или...

Я потер виски. Все это не проясняло ситуацию.

– Она была хорошей женой, как минимум внешне. Я подозревал, что она все еще любит его, но до сих пор не знал, насколько глубоко. И если бы я лишь подозревал, а он так и не пришел, у меня не было бы причин уходить. Но теперь... – я развел руками, – я просто не знаю. Вот почему мне нужно было с тобой поговорить, понгимаешь?

– Хм. Вполне.

Еще одна затяжка трубки.

– Давай подойдем к этому с другой точки зрения. Допустим, ты расстаешься с Жанной и в конце концов находишь кого-то еще. Та влюбляется в тебя, и вы заботишься о ней. Возможно, даже любишь. Однако понимаешь, что никогда не сможешь полюбить ее столь же сильно, как Жанну. Что будешь делать?

– Господи, Хэнк, я не знаю. Наверное... Черт, если бы она меня любила, я бы дал ей понять, что все еще зациклен на своей бывшей, и что хоть и люблю ее, но какое-то время буду неадекватен, и пусть она сама решает, что ей делать.

Он посмотрел на меня.

– Это то, что ты думаешь, будто должен делать, или то, что сделаешь на самом деле? Или то, что сделал бы только сейчас, когда знаешь, каково это – оказаться не на той стороне уравнения?

– Пошел ты. – Я не смог сдержать в своем голосе смех. – Знаешь, ты должен был упростить это, а не усложнить.

– Я это и делаю, в своем собственном темпе. – Его смех раздался глубоким басовым раскатом. – Но мне тоже нравится слушать свои слова.

– Очевидно.

Не обращая внимания на подколку, он продолжил.

– Еще нужно подумать о том, как это повлияет на Натана и Рейчел. Сможешь ли ты их обмануть, заставив поверить, что все хорошо? До этого озарения у тебя не было к Жанне никаких претензий. Она долгое время притворялась, хотя бы отчасти, потому что, по ее словам, это не совсем притворство. Можешь ли ты сделать то же самое? Особенно учитывая, что Жанна, скорее всего, будет более... ласковой, как эмоционально, так и физически. Более женственной, если не сказать сильнее, чем раньше. Если учесть это и твою собственную привязанность, сможешь ли ты достаточно хорошо скрыть от своих детей обиду?

Я обдумал этот вопрос, а затем медленно произнес:

– Возможно. Сейчас я зол на нее и, вероятно, останусь зал еще довольно долго. У меня разбито сердце, и я не знаю, изменится ли это когда-нибудь. Но, вероятно, я смогу продолжить в том же духе, как минимум до тех пор, пока они не поступят в колледж.

– Тогда у тебя есть несколько вариантов. Можешь остаться с ней и делать все возможное, чтобы игнорировать то, что знаешь сейчас. Можешь развестись с ней и надеяться, что найдешь кого-нибудь, кто сможет ее заменить, что, думаю мы оба знаем, маловероятно. Или можешь порвать с ней и остаться холостяком. Каждый из этих вариантов по-разному повлияет на твоих детей.

– И что же ты предлагаешь, профессор?

Он рассмеялся.

– О нет, не перекладывай это на меня.

– Хорошо, а если бы ты был на моем месте?

Генри пожал плечами, выражение его лица было горько-сладким.

– Я давным-давно сделал свой выбор и следовал своей страсти. Иногда сожалею об этом, но никогда не жалею настолько, чтобы сделать все по-другому. Однако я – не ты.

Мы проговорили до позднего вечера, но уже не столько о моей ситуации. Мы с ним немного общались, смотрели футбол и сплетничали о наших старых одноклассниках. Было здорово – островок нормального человеческого общения в глазе бури. Когда в ту ночь я лег спать, я на самом деле спал хорошо, что меня удивило. Еще больше я удивился, когда проснулся на следующее утро с ясной головой и четким направлением в голове.

– Домой? – усмехнулся Хэнк у меня за спиной на следующее утро, когда я собирал вещи. – Или отправляешься к новым горизонтам?

– Направляюсь домой. Ну, пока что домой, я полагаю.

– Навсегда или лишь на время?

Я застегнул молнию на чемодане.

– Все зависит от того, что скажет Жанна по поводу некоторых вещей. Наверное, не «навсегда». На какое-то время, полагаю, пока Нейт не поступит в колледж через... Боже, двенадцать лет или около? Я не могу быть отцом на полставки двенадцать лет.

Я ощутил в горле небольшой комок.

– Так много всего... и все так тяжело.

Он положил одну свою массивную лапу мне на плечо.

– Держись, Скотт. Если уж на то пошло, я думаю, ты принял правильное решение. Ты – хороший человек, и у тебя растут хорошие дети. Вы с Жанной оба – отличные родители, как бы ты ни злился на нее.

Я кивнул, и он заключил меня в еще одни из своих гигантских объятий, после чего поднял мой чемодан и проводил до машины. Я помахал рукой, отъезжая, но мои мысли были обращены к дому. К дому и к моей жене. К женщине, которую я люблю.

Это – настоящая сука. Я все еще люблю Жанну. Она права в том, что если я ее брошу, то вряд ли когда-нибудь найду ту, кого полюблю хотя бы вполовину столь же сильно. И кроме того, я все так же не уверен, что смогу снова ей доверять. Тем не менее, мне требовалось выяснить кое-что, прежде чем приступить к реализации плана, что я разработал после разговора с Генри.

***

Открыв дверь, я обнаружил, что Жанна – в двух шагах передо мной. Конечно, она была там весь наш брак, так почему же теперь должно быть иначе? Она слабо улыбнулась и встала с дивана.

– Скотт, пожалуйста, подойди и присядь со мной. Я могу доказать, что все время, пока мы вместе, я была тебе верна.

Я посмотрел на нее, а она опустила взгляд на свои руки.

– Физически, понимаю...

Моя жена снова подняла на меня взгляд, полный отчаяния.

– Я знаю, что этого недостаточно. Знаю, Скотт. Ты заслуживал большего. Но могу доказать хотя бы это.

Я сел, но не вплотную к ней. Жанна нахмурилась из-за расстояния между нами, но это было ее заслугой. Она, блядь, могла с этим справляться. Моя жена принесла в гостиную две коробки, одну маленькую, другую гораздо больше.

Сначала она протянула мне меньшую.

– Это – все письма, что я получила от Джеймса. Они... спорадические. Иногда он писал раз в несколько недель, а иногда я не получала от него писем месяцами.

Я открыл рот, в котором начал зарождаться гневный звук.

– Знаю. Знаю, Скотт. Я должна была... – Жанна покачала головой, – должна была многое сделать по-иному.

Она продолжила, пытаясь избежать дальнейших перерывов.

– Ты же видишь, что это... Это любовные письма. В некотором роде. В них о многом говорится. О том, как он вернется за мной, о его планах на нас, о... обо всем. Но ты видишь, что он ни слова не говорит о том, что видел меня после того раза, когда ты застал нас разговаривающими в доме, и между нашей свадьбой и тем временем.

Я усмехнулся:

– И что? Ты могла выборочно удалить те, где говорится о том, как ты с ним трахалась.

Ее лицо покраснело.

– Я не удаляла. Есть некоторые, где... – Жанна закрыла глаза, – говорится о том, как мы были моложе. Каким он был тогда. Я отправила ему несколько писем, но не много, и не таких... ласковых, как те, что он присылал мне. Говорила, что не могу быть его. Что не брошу ни детей, ни тебя.

– Интересное обращение – «душа моя».

Глубокая морщина исказила ее черты.

– Это было не... Я не имела в виду... – Она прорычала. – Черт возьми, Скотт, я была тебе верна! Я старалась изо всех сил!

От ее пинка вторая, большая коробка опрокинулась, высыпав содержимое: несколько тетрадей.

– Вот мои дневники. Я делала в них записи почти каждый день. Можете посмотреть...

Жанна встала, сунула руку за диван и достала еще один дневник, а затем бросила его в кучу.

– Не знаю. Не знаю, что ты увидишь – я знаю, что написала, но не знаю, что ты в этом увидишь. Прости, Скотт. Прости. Я сожалею о том, что сделала с тобой, больше, чем о чем-либо в своей жизни.

– Но я и рада! Рада, потому что НА САМОМ ДЕЛЕ люблю тебя. Я очень рада, что ты – мой муж и отец моих детей. Ты – все, о чем я говорила раньше, все, чего я должна хотеть. Знаю, что я облажалась. Знаю, что облажалась САМА. Я пыталась скрыть это от тебя, потому что ты не заслуживал ничего меньшего, чем самое лучшее. И если ты позволишь, я дам тебе это: все самое лучшее, на что я способна.

Ее плечи опустились.

– Просто... просто прочитай их, Скотт. В письмах есть пробелы, потому что... – она невесело рассмеялась, – потому что Джеймс был безответственным засранцем. Но я... Я не безответственная. По крайней мере, не совсем. Я писала в своих дневниках почти каждый день, и все это – там. Ты видишь, что я сказала правду, Скотт. Я больше не лгу. Жаль, что я не остановилась много лет назад, чтобы мы могли справиться с этим вместе. Я надеялась, что тебе никогда не придется иметь дело с последствиями моей глупости. Но вот пришлось.

– Я люблю тебя, Скотт. Пожалуйста, я умоляю тебя: прочитай их. Там есть все. Все, что я скрывала, все, что чувствовала, все, чего желала. Я не заслуживаю тебя и знаю это. Или, может быть, ты не заслуживаешь меня, чтобы иметь дело со мной и тем, что я натворила. Как бы ты на это ни смотрел, но, пожалуйста, Скотт. Я сделаю все, чтобы сохранить нашу семью. Ты был прав, говоря, что это – моя мечта. Но она была и твоей. И все еще может ею быть. Я сделаю все что в моих силах, чтобы сохранить ее, если ты это позволишь.

Моя жена подошла к двери и взяла ключи со столика в прихожей.

– Я выйду. Недалеко, всего лишь до маленького кафе на Клермонт. Пусть у тебя будет время и пространство, которые тебе нужны. Можешь позвонить мне, когда захочешь поговорить, или когда... если захочешь, чтобы я вернулась домой. Молю Бога, чтобы так случилось.

После чего она оставила меня сидеть с доказательствами ее грехов.

Я смутно помнил о коробках, которые в беспорядке лежали в нашем шкафу; еще одно у меня под носом, что я, по-видимому, упустил. Я знал, что она годами вела дневник, но всегда уважал ее личную жизнь. О письмах же не знал. Они вызвали у меня прилив гнева.

Передо мной лежали документы за пятнадцать лет – сотни страниц текста. Даже если бы у меня был целый день, я не смог бы прочитать их все. Но я пролистал дневники и письма, выискивая какие-то конкретные периоды, с которых можно было бы начать: те, что связаны с зачатием Рейчел и Нейта.

Во время зачатия Рейчел упоминалось о визите Джеймса, о нашем противостоянии и ее страхах, но это было и все. Прежде чем я вернулся домой, они проговорили всего пятнадцать минут. После чего он ушел. Мы поссорились. В дневнике все это зафиксировано, а также ее чувства ко мне. Жанна действительно меня любит. Она боялась, что я узнаю о ее чувствах. Пыталась сделать все возможное, чтобы скрыть это от меня, пусть даже ее усилия оказались не слишком успешными.

Все было так, как она сказала; она даже отследила свой цикл в те периоды, когда мы пытались зачать Рейчел и Нейта. Я расширил эти два периода и добавил еще несколько: наша свадьба, несколько годовщин, наши дни рождения, несколько других особых случаев. Там были любовные описания наших совместных ночей, подробные описания ее дней, проведенных в заботах о доме и детях, взволнованные записи, когда она получала письма от Джеймса.

Моя жена любит меня. Это очевидно. Она даже, по ее словам, влюблена в меня. Я нашел множество записей, посвященных ее чувству вины на самые разные темы: как я и предполагал, большую часть того времени, когда мы были вместе, она фантазировала о Джеймсе. Мечтала о том, каким бы он был в роли любовника с предположительно десятками зарубок на столбике кровати, в отличие от ее неуверенной молодой любви. В словах Жанны прослеживалось некоторое отвращение к мысли о том, что он был с другими, но в то же время и волнение. Она писала о своем желании, чтобы он остался с ней. Ей было интересно, каким бы он был отцом и мужем.

Но другие записи показывали, что она и сама понимает, насколько глупы все эти фантазии. Я – гораздо лучший любовник чем он, как с технической, так и с романтической точки зрения. Она восторженно отзывалась обо мне как о муже, хвасталась моим терпением и любовью к нашим детям. В других отрывках она укоряла себя за глупость, за то, что мечтает о мужчине, который ее бросил, а не о том, кто на ней женился.

К середине дня мне еще предстояло прочитать много страниц, но я уже получил новое представление об одержимости моей жены и ее стыде. Дневники отошли на второй план, и я принялся за письма Джеймса. Если дневники жены представляли образ измученной женщины, то письма авантюриста выявляли самодовольного кретина-манипулятора.

Он перемежал удивительные рассказы о приключениях, опасностях и волнениях с медовым бредом о том, как сильно он скучает по ней и как близок конец его скитаний. Эта схема прослеживалась с самых ранних его сообщений и до самых последних. Как у уличного проповедника, конец всегда близок, и истинно верующим нужно лишь быть готовыми к его возвращению.

Записи в дневнике, сделанные после получения каждого письма, следовали своей собственной схеме: волнение при получении, тоскливые воспоминания, полет фантазии, чувство вины за свое неуместное обожание и признание собственной слабости. Пять стадий Джеймса повторялись снова и снова на протяжении всей нашей супружеской жизни.

Но теперь этот цикл разорван.

Я сидел на диване, наблюдая за тем, как солнце опускается на небе. Еще предстоят тесты ДНК, но я почти не сомневался, что они покажут, что дети мои. Я не нашел в ее дневниках никаких признаков того, что он когда-либо возвращался, и что она бросила бы меня ради него, если бы он вернулся. Она слишком любит свою семью – если не обязательно меня, – чтобы совершить такую глупость.

Все что я читал, подтверждает ее слова. Я мельком рассмотрел возможность того, что она подделала дневники, но чем дальше, тем больше они казались соответственно состаренными, причем самые старые уже начинали желтеть. Если только она не хранила второй, еще один комплект, эти были настоящими, и у меня есть вся информация, о которой я только мог просить. Но все это не сильно облегчало мой дальнейший путь.

Я отправил сообщение жене: Возвращайся домой.

Не вижу смысла откладывать эту конфронтацию. Мой гнев из раскаленного превратился в тускло-красный, и в ближайшее время не угаснет, если угаснет вообще.