Resurrection от NickTee

****************************

Примечание автора:

В этом рассказе почти нет секса, а то немногое, что есть, происходит лишь в конце.

Измена есть, но в сюжетной линии преобладает не она.

Рассказ также и НЕ BTB.

Это – преимущественно медицинская драма, и в ней также присутствуют сцены жесткого насилия. Часть из них формальные, но необходимые для сюжета. Если вам это не по душе, то данный рассказ может быть не для вас.

Если же решили продолжить – спасибо и приятного аппетита.

Глава I – Долгая ночь

– Ты быстро все поймешь, – сказала старшая чернокожая сестра новой медсестре. – Но учти, что это совсем не похоже на кардиологическое отделение.

Младшая медсестра слегка насмешливо фыркнула.

– Все кардио-торакальные хирурги считают, что они – божий дар миру! У них такие большие головы, что удивительно, как им удается найти подходящую шляпу!

Обе они несколько секунд тихонько посмеивались над внутренним юмором, которым медперсонал не делился с посторонними, особенно с врачами, которые в зависимости от ситуации были как союзниками, так и врагами.

– Неврология состоит из крошечных достижений, и врачам редко удается добиться улучшений, меняющих жизнь, особенно у хронических больных и пациентов с долговременными черепно-мозговыми травмами. Мы называем их ЧМТ, – объясняла пожилая медсестра, когда они вошли в маленькую палату с односпальной кроватью. На толстой папке, лежащей в корзине у изножья кровати, было написано: «Майкл Бейтс».

– Мы называем его пациентом номер тринадцать, – она издала тихий невеселый смешок. – Он ранен выстрелом в голову. Пара сантиметров вправо – и пуля прошла бы мимо, а на пару левее – и он бы погиб без вариантов.

Более молодая женщина понимающе кивнула. В любом случае было бы лучше. Поддержание жизни таких пациентов в больнице всегда очень дорогостоящее занятие и огромное бремя для семьи.

– Как давно? – спросила она.

– Около года.

Они замолчали, и тут в комнату вошли двое. Их голоса не были повышенными, но в них чувствовалась напряженность. Впереди шел старший невролог доктор Карлос да Силва. Он имел испанские или португальские корни и был достаточно смугл, чтобы в его генах проявилось мавританское влияние. Все они молча кивнули друг другу, затем обе медсестры незаметно удалились.

– Пожалуйста, миссис Бейтс, вы работаете в фармацевтической промышленности, так что, вряд ли вы в этом непрофессионал. Вегетативное состояние вашего мужа вряд ли улучшится. Если бы у него был мертв ствол мозга, то, поскольку есть его подписка, что он согласен быть донором органов, мы могли хотя бы извлечь его органы и оказать существенную помощь многим людям, но это не так. Он находится в вегетативном состоянии, и мы сделали все что могли, но мы не можем держать его в больнице или тратить на него время, когда у нас так много других пациентов с лучшими результатами.

Она отрицательно покачала головой.

– У нас остался всего месяц до того, как его объявят в «постоянном вегетативном состоянии», и если мы не начнем действовать сейчас, наша медицинская организация откажется оплачивать дальнейшие вмешательства, и в итоге мне придется поместить его в учреждение длительного ухода и наблюдать, как он чахнет. – Она сердито вытерла глаза. – Ему всего сорок шесть. Впереди у него еще много лет жизни.

Он посмотрел на нее, пытаясь уловить, не просто ли она еще одна родственница, хватающаяся за соломинку и требующая, чтобы он как-то обошел медицину в поисках чуда, но она такой не была. Очевидно, у нее на уме есть какая-то идея, и, вероятно, такая, что ущемит до предела его либо личную, либо профессиональную этику. Он знает миссис Бейтс почти год. С тех пор как ее муж был доставлен в больницу с огнестрельным ранением в голову. Судя по всему, это случилось в результате неудачного ограбления машины на Норт-Лейкшор-драйв, когда он выезжал с заправки.

Он узнал, что и миссис, и мистер Бейтс работают на швейцарскую биотехнологическую компанию BioVest, специализирующуюся на онкологических препаратах, и в этом заключается вторая половина проблемы. Она знает достаточно, чтобы подвергнуть его сомнению, но недостаточно, чтобы понять, что дело проиграно. Он еще раз попытался помочь ей принять правильное решение.

– Возможно, в реальности ему осталось не так уж много. Мы оба знаем, что рано или поздно из-за бездействия у него образуется тромбоз глубоких вен (ТГВ) или даже поверхностный тромб, и велика вероятность, что тот попадет в сердце, легкие или мозг.

Он заметил, как она поджала губы, но продолжил, потому что это нужно было сказать.

– Если подпишете распоряжение о запрете реанимации, то, по крайней мере когда придет время, мы сможем извлечь его органы и позволить его смерти принести жизнь или помощь многим другим.

– Нет!

Она встретилась с ним взглядом, совершенно не смущенная его властью или статусом. Он снова был вынужден переоценить миссис Бейтс. Ее осанка была прямой, а консервативный рабочий костюм почти не скрывал ее подтянутого тела. К этому добавлялось лицо, которое, хотя и не было классически красивым, не помешало бы ведущей или диктору на любом телеканале, но именно сила ее личности была одновременно неотразимой и, если он осмелится это признать, чертовски привлекательной.

– Золпидем, – сказала она ему.

Это было не просто слово, не просто название, а целый ряд противоречивых статей в медицинских изданиях по всему миру.

Золпидем – непатентованное наименование обычных снотворных таблеток французского фармацевтического гиганта Sanofi-Aventis, которые продаются в США под торговым названием Ambien, а в Великобритании, ЕС, Австралии и Африке – Stilnox. Их называли чудодейственным препаратом для пациентов, находящихся в коме и вегетативном состоянии. Одобренное как кратковременное снотворное по схеме IV, группа южноафриканских врачей сообщала о его парадоксальном действии, которое заключалось в достижении пробуждения у до 60% пациентов, находящихся в коме и вегетативном состоянии.

К сожалению, проблема заключается в том, что большинству пациентов удается оставаться в сознании лишь на время действия препарата: три с половиной – четыре часа, после чего наступает регресс, и, очевидно, они продолжали страдать от проблем, связанных с повреждением мозга, таких как подвижность, затрудненная речь, провалы в памяти и так далее, в зависимости от степени повреждения мозга, которое у них было.

– А после? – спросил он ее. – Что будет, когда он вернется в прежнее состояние, после того как эффект ослабеет? – Она не дрогнула. – А что, если это вообще не сработает?

– Тогда мы будем знать, что испробовали все! – ответила она мягко, но твердо.

Он втайне завидовал их отношениям. Миссис Бейтс была для него занозой в боку, подталкивая к лучшим результатам. Он подумал о собственной жене, Андрее была дома, и он задавался вопросом, была бы она такой же вовлеченной, такой же требовательной, стремилась бы так же помочь ему всеми возможными способами, если бы он оказался в схожей ситуации.

Прикуси язык, – подумал он, когда волна иррационального суеверия о том, что нельзя думать о плохом на случай, если оно все же случится, на мгновение захлестнула его. Он заставил свои мысли вернуться к настоящему, когда она покопалась в своей сумке и протянула ему небольшой прозрачный пластиковый конверт на молнии, словно это был запрещенный уличный наркотик: кокаин, амфетамин или нечто подобное.

– Десять миллиграммов, измельченных, – беззастенчиво ухмыльнулась она. – Мы можем смыть его в назогастральную трубку Майкла водой.

Они размешали его в воде, набрали в большой шприц без иглы, используемый для подачи пациенту жидкой пищи и воды через назогастральный зонд, и ввели его в порт-систему.

Внезапно да Силва обнаружил, что ему отчаянно хочется выпить чашку кофе, но она не сдвинулась с места, поэтому он придвинул стул к ней и помог ей подождать. Он понимал, что теряет время, которое мог бы потратить на других пациентов, но чувство преданности и почти жуткое любопытство заставляли его стоять как вкопанный с самого начала операции рядом с кроватью в ожидании результата, если таковой вообще будет. Тогда это будет впервые на его памяти.

Он украдкой бросил взгляд на миссис Бейтс. Не будучи специалистом по языку тела, он смог почувствовать, как напряглись ее мышцы. Ее рот был сжат в жесткую линию, глаза прищурены. Она была готова к самому худшему из возможных исходов, но надеялась на лучшее. Зная, что в компании BioVest она работает фармацевтом-регулятором, он безуспешно пытался вовлечь ее в разговор о промышленности, но она отвечала односложно и кратко. Ее внимание было сосредоточено исключительно на пациенте, ее муже. Каждые несколько минут она бросала взгляд на часы Apple, отмечая прошедшее время.

Прошло двадцать минут, а в состоянии пациента не произошло никаких заметных изменений. Тридцать тянулись мучительным доказательством того, что время на самом деле непоследовательно и изменчиво. Наконец наступил «критический момент», но... все еще ничего. Казалось, надежды нет. Они подождали еще немного.

Прошло тридцать семь минут, когда на глаза миссис Бейтс навернулись две крупные слезы, и она порылась в сумочке в поисках салфетки.

– Мэнди?

Глава II – Спящий просыпается

Она резко обернулась и вскочила с кресла.

– Хде...? Хде яаа? – Его голос был хриплым, язык – непослушным, а потребности сглотнуть что-то мешало, будто в горле у него что-то застряло. Она бросилась к нему, плача навзрыд, и снова и снова целовала его лицо, словно искупая грехи.

– Ты проснулся! Проснулся!

А с чего бы и нет, – подумал он, оглядываясь по сторонам. Он оказался в какой-то больничной палате. Над кроватью слышался звук монитора ЭКГ. Она приподнялась, чтобы как следует рассмотреть его, и, когда он повернулся, следуя за ней, обнаружил, что к его лицу что-то прикреплено. Он обнаружил назогастральный зонд и иррационально попытался взять его, чтобы вытащить, но она схватила его за руку и без усилий оттолкнула. Его рука выглядела так, словно вообще не принадлежит ему. Худая, изможденная, бледная рука, принадлежащая девяностолетнему старику. Встревоженный, он попытался сесть, несмотря на то, что кардиомонитор запищал, а его пульс стремительно увеличился.

– Лежи, милый, лежи, – заботливо уговаривала его она, и, потерпев поражение, он отказался от попытки сесть.

Стоявший рядом с Мэнди да Силва разинул от удивления рот.

– Невероятно! – сказал он.

– Майк, ты меня понимаешь? – Она посмотрела ему в глаза.

– Да.

Глупый вопрос, – подумал он, но с нарастающим чувством напряжения.

– А-а что?

И почему ему трудно говорить? Кажется, что язык у него не свой и онемел, как будто он выпил слишком много новокаина у дантиста.

– Тебя ранило, мой дорогой, – еще сильнее расплакалась она, не в силах контролировать захлестнувшие ее эмоции. – Сильно ранило.

– К-кудаа?

Его мысли были медленными и расплывчатыми, и он начинал волноваться.

– Выыпусти-те мме-ня! Хчу до-мой! – Он снова попытался сесть.

– Не стоит, – сказал да Силва, когда мониторы распищались всерьез. Ему бы хотелось, чтобы они подготовились получше, но она застала его врасплох, и он не ожидал такого исхода.

– Ты находился в вегетативном состоянии больше года, мой милый.

Он, казалось, понимал слова, но с трудом осознавал смысл сказанного. Заторможенный мозг усугублял его возбуждение. Он снова попытался вытащить из носа трубку, как она была цепью, удерживающей его. Если ему это удастся, он сможет встать и уйти. Его возбуждение и замешательство усилились, когда зрение начало сужаться. Он застонал от отчаяния, затем его пронзила волна, подобная серии безжалостных непрерывных ударов током, и тело неуправляемо задергалось.

– У него тонико-клонические судороги! – Это было последнее, что он услышал.

***

Открыв глаза, он увидел Мэнди, склонившуюся над ним. Он осмотрел ее лицо и понял, что она выглядит напряженной и усталой, под глазами – темные круги.

– Привет! – хрипло поприветствовал он ее.

Она была более уверенной в себе, чем в прошлый раз. Но он не мог понять, как давно это было: недавно, вчера или?..

– Майкл, дорогой мой, расслабься, мне так много нужно тебе сказать, но ты должен выслушать.

Он кивнул в знак понимания, хотя первые ростки беспокойства покалывали его спину, как крошечные иголочки.

– Тебя ранило в голову, Майкл, и почти год ты ни на что не реагировал. Мы ввели тебе золпидем, и ты будешь в сознании, пока длится эффект, понимаешь?

Его заторможенный мозг сумел соединить все точки, и он, наконец, понимающе кивнул, несмотря на непрошеные слезы, навернувшиеся на глаза. Чувство печальной окончательности грозило захлестнуть его, когда он понял, что он – мертвец, которого можно воскресить только на время действия препарата, но в конечном итоге время бодрствования начнет сокращаться, так как у него выработается привыкание. Его прорвал опустошающий всхлип:

– Майкл! Майкл! Посмотри на меня, это важно. – Она заставила его сосредоточиться и выйти из оцепенения от осознания того, что его жизнь закончилась. – У тебя повреждено левое полушарие мозга, затронуты лобная и затылочная доли, но мы не узнаем, насколько серьезно, пока врачи не проведут когнитивные тесты.

Он кивнул. Он достаточно хорошо знал анатомию, чтобы осознавать последствия.

– Я пнима, – прозвучало невнятно, длинное слово связало его язык в узел.

– Ты также страдаешь от тонико-клонических судорог. – Он снова кивнул, поскольку так было проще, чем говорить. Он знал о них, в старину их называли припадками Гранд-Мала. – Они начинаются на поврежденной стороне мозга, а затем распространяются на оба полушария. Доктор да Силва назначил тебе ламотриджин.

Он опять кивнул. Хорошее лекарство, относительно новый противоэпилептический препарат, который, как оказалось, также обладает стабилизирующим моральный настрой эффектом. Он огляделся по сторонам, но, похоже, в палате она была одна.

– Сегодня здесь лишь я, поэтому могу говорить с тобой, не расстраивая тебя и не волнуя, но с завтрашнего дня врачи захотят взять у тебя анализы и обследовать. Понимаешь?

Он печально кивнул в знак согласия и понимания и протянул руку, чтобы дотронуться до нее, но та казалась слабой и дрожащей.

– П-прос-тии, – пробормотал он. – Ты-ы эт-гоо не засл-живешь. – Эта фраза прозвучала еще более невнятно, но она покачала головой и стерла обе свои слезы.

– У нас – около трех-четырех часов, Майкл. Мне нужно, чтобы ты включил свой великолепный мозг. Если бы мы поменялись ролями, что бы ты сделал на моем месте?

Он обдумывал ее вопрос, сильно нахмурив лоб, и обнаружил, что по пояс вязнет в своем мозгу как в грязи, что делает его мысли медленными и тяжеловесными. Он не хотел думать. Он хотел обнять Мэнди и почувствовать, как она прижимается к нему, но случиться этому было не суждено. Через некоторое время его хмурый взгляд исчез, поскольку он забыл о вопросе.

– Сосредоточься, Майкл, сосредоточься! – уговаривала она. Он вернулся мыслями к ее вопросу: Что бы сделал он? Он смотрел на нее безучастно, и она повторила вопрос. Он немного подумал, но снова отвлекся, так как ему по-детски захотелось накричать на несправедливость всего этого. Потом ему захотелось притвориться, что ничего не происходит, но оно так и было. Он пытался договориться с невидимой высшей сущностью о том, что станет верующим, адептом, нет! Апостолом, если только... Но даже его поврежденный мозг подсказывал, что он должен сделать что-либо сам или просто сдаться.

Мэнди снова призвала его сосредоточиться. Он привел свои мысли в порядок и начал собирать идеи в кучку. Сначала они были беспорядочными и отвергались, но в конце концов слова и концепции вспыхнули как неоновые огни, и он смог их выразить.

Его речь была сильно невнятной, но она услышала именно это: Псилоцибин. Он остановился, и она призвала его продолжать.

– Максимальная доза псилоцибина, две дозы каждую неделю в течение месяца.

Она кивнула в знак понимания. Псилоцибин – психоделический гриб, который, как было доказано, способствует росту новых дендритов, а значит, и новых проводящих путей.

– Употребление большого количества воды для поддержания гидратации и промывания почек.

Его речь была не только невнятной, но и обрывочной, с длинными мучительными паузами, но она понимала и повторяла за ним его слова, чтобы убедиться в их верности. В промежутках она ласкала и гладила его, но в основном повторяла вопрос, поскольку его внимание длилось всего несколько минут, прежде чем он забывал о вопросе.

– Метилфенидат, не Риталин, тот слишком короткого действия, лучше Concerta (препарат, используемый для лечения некоторых расстройств поведения, таких как синдром дефицита внимания с гиперактивностью), которая действует долго. Посмотрим, поможет ли он мне уснуть после того, как закончится золпидем.

Его речь продолжала быть невнятной, но она все поняла. Он остановился и надолго задумался. Она боялась, что он рано впал в вегетативное состояние, но он медленно прокручивал в голове мысли, как человек, проходящий по зданию впервые...

– Но не одновременно, сначала грибы.

Его речь становилась все более невнятной, так как он быстро уставал. Она постоянно просила его повторить, и он иногда через минуту забывал, о чем был предыдущий вопрос или его ответ. Она поняла, что то, что он предлагает своим затуманенным мозгом и невнятной речью, было способом жизни, что предпочтительнее альтернативы. Она попыталась избавиться от эмоций и личных предубеждений и взглянуть на него объективно, с точки зрения врача. Он все еще был в сознании, но заблудился в собственном разуме, пытаясь сориентироваться в тупиках и недостающих фрагментах своей прежней реальности. Но, – и это большое «но», – в нем оставалось достаточно гениальности, чтобы оправдать все усилия, направленные на его возврат.

***

В последующие дни она сидела с ним и рассказывала о повседневных делах. Он забеспокоился, и его волнение вновь усилилось, когда он понял, что на дворе 2017 год, а он, кроме своего одиннадцатимесячного вегетативного состояния, потерял еще и три года воспоминаний.

Майкл порылся в своем мозгу в поисках пропавшего времени и с внезапной ясностью осознал, как можно искать то, о существовании чего ты не знаешь. Он попытался восстановить в памяти события в хронологическом порядке, но это оказалось почти невозможным. Он расспрашивал Мэнди о важных событиях, днях рождения, отпусках, Дне благодарения, Рождестве, Новом годе... Рассмеялся, узнав, что президентом стал Трамп. Он также не знал, что их сын, которому сейчас двадцать два, летает по Карибам с Cape Airlines. Последнее, что он помнил, – это как Джейсон пытался получить сертификат на управление двухмоторным самолетом. Мэнди показала ему фотографии в своем телефоне, на которых он был запечатлен в форме Cape Airlines, в кабине пилота, рядом с самолетом и т.д. Она сказала, что он приезжает в гости так часто, как только может.

Их беседы оживляли его ум и постепенно улучшали память, но каждый раз, когда заканчивался срок бодрствования, вызванного золпидемом, его глаза закрывались, и он опять впадал в вегетативное состояние.

Через несколько дней после первого пробуждения доктор Карлос да Силва влился в команду неврологов из шести человек, глаза которых горели от возбуждения, поскольку они уже почти видели свои имена на страницах New England Journal of Medicine и The Lancet, поскольку случай приобрел статус самостоятельного клинического исследования. Больничный комитет по этике одобрил использование золпидема и метилфенидата без рецепта, и теперь команда надеялась переписать протоколы лечения коматозных и вегетативных состояний, используя Майкла в качестве первого испытуемого в США.

Когда Мэнди настояла на использовании псилоцибина, между ней и да Силвой случилась огромная ссора, вплоть до того, что она ему сказала, что переведет Майкла в другую больницу. Остальным членам неврологической команды было около двадцати-тридцати лет, и они положительно относились к волшебным грибам. В конце концов все они снова обратились в Комитет по этике, и псилоцибин был, пусть и неохотно, но одобрен.

Он принял первую дозу перорально, и Мэнди сидела рядом с ним, держа его за руку, когда начался психоделический приход. Сначала он заметил, что некоторые цвета стали приглушенными, а другие до предела усилились. Вскоре он обнаружил, что это открывает доступ к хранилищам воспоминаний – некоторым давно забытым, которые, в свою очередь, вызывают целый спектр эмоций. Он выдержал это до тех пор, пока и приход, и его бодрствование не ослабли, и он не вернулся в вегетативное состояние.

На следующий день после этого начали проводить тесты на когнитивные способности и память, и постепенно его умственные способности стали улучшаться. Ежедневный час физиотерапии позволил ему ненадолго садиться в постели. Его речь все еще была невнятной при произнесении длинных слов, особенно когда он уставал, но в конце концов, он смог бодрствовать пять часов. Майкл сказал Мэнди, что им надо выпить шампанского, чтобы отпраздновать это событие. Она рассмеялась и сказала, что он больше не может позволить себе терять клетки мозга, но что позже вечером она выпьет бокал за него.

Через месяц после приема псилоцибина к золпидему добавили метилфенидат, и он стал бодрствовать по шесть часов. Затем шесть превратились в шесть с половиной и, наконец, в семь, и ему стало казаться, что он опять живет полной жизнью, хотя и с очень долгими перерывами. Он работал с психологом и логопедом по имени Карина Андерсен, про котрую да Силва сказал, что ее считают кем-то вроде вундеркинда и что она попросилась поработать над его случаем. Она заставляла его выполнять физические и умственные упражнения, и через некоторое время Мэнди заметила, что, по ее мнению, туман в его мозгу немного рассеялся, но, к сожалению, даже для нее было очевидно, что Майкл уже не так остер умом, как раньше.

Приехал Бруно Росси, бывший детективом по его делу, чтобы допросить его. Он сказал, что пуля, выпущенная в него, попала в дверной косяк, расколовшись надвое, и меньший осколок попал ему в голову. Это было оружие 380-го калибра. Ему повезло, что это была не пуля калибра 9 мм или 45-го калибра, иначе бы его здесь не было. К сожалению, ни в местной, ни в национальной базе данных не нашлось ни одного совпадения с этой пулей, так что помочь не удалось. Майкл тоже не смог помочь, поскольку ничего не помнил о случившемся.

Когда физиотерапевтическое лечение продвинулось настолько, что он смог стоять, его познакомили с Дариусом Грином – бывшим военным. Тот на следующие шесть месяцев должен был стать его ежедневным мучителем. Дариус был жестким человеком и взял за правило демонстрировать личность и отношение, которые, по его мнению, подошли бы пациенту.

– Майкл! Могу я называть тебя Майклом? – и продолжил, не дожидаясь ответа. – Мне плевать, Майкл, – ты должен это понять и поверить, – мне плевать, что ты чувствуешь! Меня интересует исключительно результат!

Он смотрел на него свысока, словно был сержантом на плацу, а Майкл – рядовым в учебном лагере.

– У меня много пациентов, и ты всего лишь один из многих! – еще один безжалостный взгляд. – Ты заставишь себя сделать больше, чем думал, а когда ты достигнешь этого, я подтолкну тебя к еще большему.

Он откинулся на спинку кресла с видом неизбежности.

– Я не занимаюсь лодырями. Если тебе это не нравится, попроси кого-нибудь другого!

Его жестокий подход пугал, но и бросал Майклу вызов, и он ответил на это:

– Увидимся на дорожке в полумарафоне через шесть месяцев!

И Дариус разразился хохотом.

Спустя шесть недель комбинация лекарств держала его в бодрствующем состоянии от шести до восьми часов, когда приехала Мэнди с генеральным директором североамериканской компании и давним коллегой и другом – Робертом Нойманом.

– Рад видеть тебя живым и идущим на поправку, Майкл. – Его голос наполнил маленькую палату, как теплый сироп. – Твое место по-прежнему не занято, а твоя команда проделала огромную работу над досье на гексалидомин, и теперь до подачи заявки остались считанные месяцы.

Научная группа BioVest уже довольно давно работала над клиническими испытаниями гексалидомина. Все испытания были двойными слепыми и рандомизированными, чтобы доказать эффективность и безопасность на людях в сравнении с существующими протоколами лечения, и все выглядело хорошо.

– Мэнди проделала отличную работу по составлению досье и подготовке его к подаче. – Он опустил руку на плечо Мэндис, нежно сжимая его, а затем провел по ее спине, заставив ее вздрогнуть.

Глаза Майкла расширились, и она это заметила. Она взглянула на Роберта и с шипением смахнула его руку со своей спины. Он проигнорировал ее действия с отработанной легкостью и снова положил руку ей на плечо, похлопывая по нему.

– Прекрати! – шлепком откинула она его руку.

Глава III: День возвращения

– Давай, Майкл! Давай еще три! Два! Один! Отлично. Выпей воды, на сегодня мы закончили.

Дариус провел быструю визуальную оценку своего пациента. Рост Майкла – метр восемьдесят, вес – пятьдесят девять килограмм. Индекс массы тела – 16. Вес недостаточен, но восстановление мышц – долгий, затяжной и болезненный процесс. Однако пациент продемонстрировал незаурядную волю к успеху, что, по его мнению, было редкостью. Особенно среди гражданских лиц.

Положительным моментом для Майкла было то, что теперь он мог бодрствовать около восьми-десяти часов, но уставая, падал в обморок. Он частично оглох на левое ухо, и ему установили один из новых почти невидимых слуховых аппаратов. Правая нога волочилась, и ходьба по-прежнему требовала концентрации, так как чувство равновесия было несколько нарушено (Можете себе представить? Ха-ха, – посмеялся он над собственной шуткой). Память о последних трех годах исчезла и вряд ли вернется, но, с другой стороны, логопед сказал, что через год или около того он будет говорить почти нормально, когда станет лучше управлять своим языком. Однако в настоящее время он определенно шепелявил и иногда заикался, поскольку его мозг и язык рассогласовывались. Также он частично потерял обоняние и вкус, что привело к потере аппетита, и ему приходилось заставлять себя есть.

Единственным постоянным человеком в его жизни, помимо медицинского персонала, была Мэнди. Она навещала его ежедневно до и после работы. По выходным она согласовывала свои визиты с временем его бодрствования, чтобы максимально увеличить совместно проведенное время. Сначала она консультировалась с да Силвой, а через некоторое время – преимущественно с Кариной, поскольку вдвоем они справлялись с иногда неустойчивыми эмоциональными сдвигами Майкла.

Его затянувшееся выздоровление привело к тому, что Джейсон получил отпуск, чтобы навестить его, и для отца и сына было душевно и сердечно провести время вместе, что позволило им поговорить о будущем. О будущем, которое незадолго до этого было потеряно. Кроме того, у друзей и коллег было много возможностей его навестить.

Поначалу Майкл проявлял почти детское волнение при встрече с ними, но затем, по мере того как его мышление становилось все более осмысленным, он начал бояться этих визитов, поскольку они продемонстрировали, что он потерял способность глубоко вникать в суть дела или переходить от темы к теме, от предмета к предмету с той же легкостью и непринужденностью, что демонстрировали они. Он чувствовал себя глупым, заторможенным и недостойным их. Это привело к депрессии, но именно тогда, когда казалось, что его реабилитация дошла до предела, он достиг рубежа, оказавшегося неожиданным и шокирующим для команды медиков.

Ранним утром да Силва зашел в палату к пациенту во время своего раннего обхода, но обнаружил, что кровать пуста. Оглядевшись в замешательстве, он увидел Майкла, выходящего из ванной.

– Как... Когда ты встал? – спросил он.

– Только что, мне потребовалось пописать.

Да Силва рухнул на стул рядом с кроватью.

– Но мы же не давали тебе твою дневную дозу золпидема! – Он протер глаза и удивленно посмотрел на Майкла. – Ты проснулся сам! Это невероятно!

Он на секунду задумался.

– На самом деле это немыслимо!

Так и оказалось, что Майкл Бейтс, – здесь и впредь известный медицинскому персоналу как Лазарь, – стал первым пациентом в вегетативном состоянии, принимавшим золпидем, который в конце концов проснулся по собственной воле без дальнейшего применения препарата. Простое объяснение состояло в том, что его мозг каким-то образом восстановился, не до того состояния, какое было до травмы, но лучше, чем кто-либо мог надеяться или верить в возможное.

Клиническое исследование, которое было представлено и опубликовано в NEJM (медицинском журнале Новой Англии), вызвало легкий академический фурор в отношении применяемого медикаментозного лечения, особенно использования псилоцибина. Оно также привлекло внимание многих недоброжелателей, утверждавших, что вегетативное состояние пациента было диагностировано неверно. Другие утверждали, что, учитывая клинические результаты, он в конце концов пришел бы в сознание и без медицинского вмешательства, но, несмотря на разные мнения, схема лечения теперь была «опубликована», а команда врачей стала востребованной на местных и международных конференциях и симпозиумах, где они представляли этот случай быстро растущей группе заинтересованных учеников.

К тому времени восстановление Майкла в больнице уже закончилось. Его медикаментозная терапия свелась к пожизненному приему ламотриджина для купирования эпилептических припадков, SSRI (антидепрессант, подавляющий реабсорбцию серотонина нейронами, тем самым увеличивая доступность серотонина как нейротрансмиттера) для контроля легкого биполярного состояния, известного как циклотимия, развившегося или обострившегося из-за травмы, и длительному приему Concerta для поддержания активности и сосредоточенности ума. К тому времени он мог бодрствовать около двенадцати-четырнадцати часов в сутки, но неизменно быстро уставал и нуждался в двухчасовой послеобеденной сиесте, если хотел дотянуть до семи вечера. Он считал, что у него полный бардак, но, по крайней мере, собирался домой.

Позвонил Джейсон, пожелал ему всего хорошего и извинился за то, что его не было на месте в это время, но в авиакомпании не хватает пилотов, отвечающих требованиям самолетов, на которых они летают, поэтому в течение регламентированных часов он был занят без перерыва.

Когда Мэнди отвезла Майкла домой, он был похож на маленького мальчика, клокотавшего от восторга. Он исследовал дом, потом сад. Рассматривал фотографии их совместной жизни. Когда она позвала его на легкий обед, он неоднократно благодарил ее за все, что она для него сделала. Она улыбалась сквозь слезы на глазах, и это тоже развеселило Майкла, и они заплакали, обнявшись, как выжившие на тонущем корабле, плывущем в неизведанных водах.

Несмотря на их счастье и связь друг с другом, Мэнди втайне беспокоилась о будущем. Ее муж жив, воскрес из мертвых в результате акта полного отчаяния с ее стороны, и впоследствии, несмотря на полученные повреждения мозга, он, по сути, стал архитектором своего собственного возвращения к новой нормальной жизни. Но, признавалась она себе, вряд ли это – та норма, которую она помнит. Исчез человек, обладавший безошибочным остроумием и способностью увлечь своим блестящим умом целую комнату. Также исчезла его невероятная вера в себя, часто граничившая с высокомерием. Вместо этого чувство любви и преданности Майкла к ней развилось (или деградировало, в соответствии с личными мыслями Карины Андерсен) в нечто сродни религиозной преданности. Как будто она – его богиня, вернувшая его из мертвых благодаря своему божественному вмешательству. Это проявлялось в его потребности делать для нее все. Каждое утро он готовил ей завтрак и упакованный в контейнеры домашний обед перед ее уходом на работу. Это было похоже на то, как будто он каждый день приносил ей ритуальное подношение.

Когда она приходила домой, он массировал ей спину, плечи, а в некоторых случаях даже делал массаж стоп, чего раньше не делал никогда.

Иногда, вернувшись с работы, она заставала его в ожидании ее возвращения на деревянной скамейке у крыльца. Это ее и радовало, и одновременно огорчало, заставляя беспокоиться о его долгосрочных перспективах. Единственное, что ее сейчас не беспокоило, – это их финансовое будущее, поскольку компания BioVest застраховала их от травм и потери трудоспособности, выплатив почти пятьсот тысяч долларов сверх оплаты всех медицинских и реабилитационных расходов, не покрытых их медицинским учреждением.

По вечерам они неизменно вместе готовили. Он включал радио, и они вместе резали, шинковали, чистили, обрезали, натирали, готовили, запекали, жарили, варили и делали все то, что составляет кулинарию. Обычно Мэнди держала в руке бокал вина, а он пил имбирный эль, поскольку по предписанию врача ему предстоял долгий сухой сезон.

В настоящее время он спал один в гостевой комнате, потому что его сон прерывался сильными рывками, пинками, спазмами и судорогами, что делало опасным быть его соседом по постели. В свободной комнате были установлены кислородный баллон, аппарат ЭКГ и монитор насыщения кислородом, подключенные к сигнализации на случай, если он вновь впадет в бессознательное состояние.

– Потанцуй со мной! – уговаривал он ее и крепко прижимал к себе, в то время как они медленно кружили по кухне под музыку Нины Симон, звучавшую по радио. Запах каннеллони в духовке смешивался с остатками ее духов и нотками ее естественного запаха, дразня его нос и его чувства. Она нежно поцеловала его, и он пылко ответил.

– Мне кажется, к тебе возвращается твое настроение, – улыбнулась она, и они опять поцеловались.

Он почувствовал, как внизу что-то зашевелилось, но тут же смутился своей полуэрекции. Казалось, совсем недавно он был тверд как скала, и готов был изнасиловать ее желающую плоть, но не сейчас. Он пытался мастурбировать, чтобы проверить, сможет ли стать твердым и достичь оргазма, но не смог продвинуться дальше ленивой полуэрекции, бывшей чуть лучше, чем вялый, но никак не эрекцией. Тем не менее, это не было похоже на то, что она подталкивала его к сексу.

Он подозревал, что его эректильная дисфункция – это побочный эффект действия SSRI и, возможно, даже от противоэпилептических препаратов, но он мало что мог с этим поделать, пока соблюдает режим лечения, и, что еще важнее, Мэнди постоянно напоминала ему, что главное – он ЖИВ. Но в конце концов этого оказалось недостаточно.

И Карина, и Карлос (к этому времени все они уже называли друг друга по имени) советовали набраться терпения.

– Еще слишком рано отказываться от лекарств, Майкл.

– Я хочу быть полноценным мужчиной ради Мэнди! Ради себя! Не могу больше оставаться полумужчиной!

– Еще слишком рано, Майкл. Давай дадим еще три месяца и после проведем переоценку.

Его пытались успокоить, но на самом деле он уже принял решение, поэтому на следующий день прекратил прием SSRI, решив жить с легким биполярным состоянием, которое предпочтительнее его неспособности достичь эрекции.

***

Первые четыре дня он не замечал никаких изменений, но на пятый проснулся, осознав, что ему снился сон. Он попытался его вспомнить: за ним гнались по оживленной улице неизвестные фигуры. Люди останавливались и смотрели на него, но никто не вмешивался. Внезапно его догнала Мэнди.

– Вернись, Майк, – и она повернулась и пошла прочь вместе с теневой фигурой, напомнившей ему Роберта, а он обнаружил, что стоит голый посреди улицы. Это потрясло его по двум причинам. Во-первых, он впервые вспомнил, что видел сон с момента своего «пробуждения». Во-вторых, он осознал, что что-то пытается всплыть на поверхность, бегая кругами под его сознанием и срывая его попытки вытащить это на поверхность.

Отказ от SSRI изменил его режим сна, и той ночью он проснулся, осознав, что Мэнди пришла в его спальню, чтобы проведать его. Он был счастлив, что проснулся (еще раз впервые). Он собирался ее окликнуть, но она уже повернулась, чтобы выйти из комнаты, разговаривая по телефону, и что-то в ее голосе заставило его сдержаться.

– То было тогда, а это – сейчас...

– Что ж, я и впрямь скучаю по этому...

– Я тоже скучаю по тебе, но не могу...

– Потому что нужна Майклу, вот почему!..

– Я... я не могу...

– Не могу. Не сейчас!..

– Ну да, прошло много времени...

– Не спрашивай меня об этом, – и она тихонько всхлипнула.

– Нет, я нужна Майклу...

– Да, помню, – она начала раздражаться. – Мне тоже было нелегко...

К тому времени она перешла в ванную комнату главной спальни, и он уже не мог ее слышать, но услышал достаточно, чтобы вызвать подавленное воспоминание о первых днях пробуждения от вегетативного состояния, когда его пришел навестить Роберт. Он положил руку на спину Мэнди и провел ею по позвоночнику. Она отмахнулась от него, но не потому, что это было нежелательно или даже неожиданно, а потому, что ей стало неловко за его поведение в присутствии мужа. Некоторое время он лежал в постели без сна, прежде чем сон снова овладел им.

***

– Какой-то ты задумчивый сегодня утром, – сказала она, когда они сели завтракать.

– Мне есть о чем подумать, – уклончиво ответил он.

– Это из-за полумарафона в эти выходные? – Ее глаза сверкнули, и ему захотелось наброситься на нее. Как она могла быть такой двуличной? А может, она такая и есть? Может, у него просто паранойя? Может, это его поврежденный мозг не смог правильно обработать услышанное? Он подавил в себе желание выкрикнуть что-то, поскольку понял, что прежде всего ему нужно взять под контроль свою жизнь, а не вступать в конфронтацию.

– Обещал Дариусу помериться с ним силами за деньги в эти выходные, и лишь надеюсь, что хотя бы смогу прийти к финишу, не говоря уже о том, чтобы не отстать от него.

Он отвернулся и заковылял вверх по лестнице своей необычной походкой, вызванной его ленивой ногой.

Она допила кофе, погрузившись в раздумья, и отправилась на работу с дурным предчувствием. Интуиция подсказывала ей, что он отдалился и что любовь, нет, не просто любовь, а почти поклонение, которым он осыпал ее в последние месяцы, не просто рассеялась, а, казалось, совсем исчезла за одну ночь. Она задумалась, что могло послужить причиной этому, и вспомнила свой телефонный разговор накануне вечером. Мог ли он ее слышать? Это казалось маловероятным, ведь он уже давным-давно спал. Но все же...

Внутри дома Майкл действовал решительно, полностью сосредоточившись на задаче. Он просмотрел домашний ноутбук – ничего. Домашний стационарный телефон – тоже ничего. Он заглянул в то, что раньше было их спальней, – ничего. Порылся в ее гардеробе и сначала тоже ничего не нашел, но, порывшись в ящиках, сделал несколько тревожных открытий. Первым из них были три пары дорогого нижнего белья, состоящего из комплектов бюстгальтеров и стрингов, которые удивили, фактически почти шокировали его. Он ломал голову, но не мог вспомнить, чтобы когда-либо видел, чтобы его жена носила нечто подобное, хотя она была хорошо сложена и выглядела моложе своих лет, что делало ее привлекательной. Но она никогда не была откровенно сексуальной, а ее нижнее белье до сих пор, или, по как минимум из того, что он помнил, отражало ее консервативный и функциональный характер. Он проклинал себя и то, что иногда сердито называл своим мозгом, из швейцарского сыра, поскольку в нем было полно дыр.

Второй находкой стала пачка презервативов. Он давно уже сделал вазэктомию, потому что она плохо реагировала на противозачаточные таблетки, так что, в презервативах не было необходимости. Он попытался рационально осмыслить свои находки. Возможно, за прошедшие годы они пробовали более сексуальное белье, чтобы разнообразить сексуальную жизнь, которая, если он осмелится признать это, была в основном рутинной и временами даже не вдохновляющей. Но это не объясняло наличие презервативов.

Что ж, – подумал он с замиранием в животе, – вероятно, существует целый ряд достаточно рациональных объяснений, но он не можеь придумать ни одного.

Он заметил ее довольно хорошо потрепанный чемоданчик для документов, который часто называют дипломатом, и заглянул внутрь. Он был почти пуст, если не считать нескольких листов бумаги, не имеющих отношения к делу, офисной корреспонденции и пустого конверта с ее именем от адвоката. Повинуясь импульсу, он открыл его. Внутри почти незаметно был приклеен оторванный листок бумаги с надписью: «Расторжение брака...» Остальное отсутствовало.

У него закружилась голова, он прижался спиной к стене и сполз вниз, почти парализованный оцепенением, нахлынувшим на него, как волна. Все его тело казалось без костей, неспособным выдержать его вес, но мышцы были напряжены, и ему хотелось причинить кому-либо или чему-либо боль. У этого кого-либо есть имя. Ее зовут Мэнди. Но он также знал, что не может обличить ее. По крайней мере, пока!

Он задумался, не стоит ли ему позвонить Джейсону, но после некоторого размышления даже его туповатое мышление подсказало, что это либо поставит Джейсона в ситуацию, когда он будет вынужден солгать, либо принять чью-либо сторону в игре с нулевой суммой, в которой не будет победителей. В конце концов, он медленно сообразил это и решил действовать в одиночку.

Так вот оно что. Тайна таилась под поверхностью, как айсберг, и следующие несколько дней прошли в тревожном спокойствии, как начало холодной войны или затишье перед бурей.